23. Госпитальные круги...

   Повесть «Госпитальные круги...»
   Глава первая.
     Носилки резко ударились о бетонный пол и от этого сотрясения я сразу пришёл в себя.
     -Где я?
    слабый мой голос не был адресован кому-то конкретно. Он просто спросил эту чёрную пустоту вокруг меня.
     -Аэропорт Северный... Госпиталь. - ответил на ходу какой-то солдат.
   Наверное, это он нёс носилки со мной и сей-час, сильно шаркая стоптанными каблуками, шёл мимо меня. Как я понял, к выходу. Там громко хлопнула дверь.
   Чёрная-пречёрная пустота, которая окружала меня буквально со всех сторон… Она была… Абсо-лютно чёрной… И всё-таки живой… Входная дверь опять стукнулась о косяк и затем издала какой-то неприятный звук.
   Отовсюду слышались  чьи-то торопливые  шаги, приглушённые людские голоса и другие непонятные мне звуки. Вот снаружи завёлся двигатель  авто-мобиля, который в несколько приёмов развернулся у входа, выехал на дорогу и быстро исчез.
   Мне стало понятно, что сейчас я лежу в про-сторном, но очень уж продуваемом и оттого  хо-лодном вестибюле «Северного медсанбата». То есть военно-полевого госпиталя Министерства Обороны, который вот уже целый год действовал в сохранившемся одноэтажном здании на въезде  в  аэропорт Северный.
     Это было  лишь временным пристанищем для пострадавших военнослужащих всех,  без различия министерств и  ведомств, которые находились в Чечне. Обычно здесь, на Северном делали срочные неотложные операции и подготавливали раненых к дальнейшей эвакуации в  стационарные госпитали.
   Я уже давно знал про этот медсанбат.    В сотне метров, стоило только пройти через доро-гу,  находилась пятиэтажка,  в которой прожива-ли наши разведгруппы,  с января  по  март «ра-ботавшие» в чеченской столице. Тогда с лестнич-ного балкона я часто наблюдал за тем,  как в  этот  действительно  прифронтовой  госпиталь спешно доставлялись раненые… И в ту пору меня почему-то никогда не тянуло подойти ко входу, чтобы стоя в собравшейся толпе удовлетворить  свое  военное  любопытство  с близкого расстоя-ния… Считая кощунством такой праздный инте-рес...
   Правда, месяца полтора назад я вместе со всеми офицерами нашего 3-го батальона всё-таки  посетил это медицинское учреждение. Тогда в де-кабре прошлого года нам следовало подтвердить свою пригодность к совершению парашютных прыж-ков, поэтому мы и приехали сюда для  прохожде-ния плановой медкомиссии.
   А вот теперь я и сам угодил сюда в качестве серьёзно пострадавшего пациента.
   «Всё-таки Попал к ним...»
   Брезент носилок прогнулся под моей тяжестью и в одном месте очень уж явственно касался хо-лодной поверхности бетонного пола… Самым ковар-ным и подлым образом передавая нижней части мо-ей спины всю мерзость отрицательных температур этого январского утра.
   Толстая брезентовая ткань подо мной была очень сырой и она совершенно не грела. Мне сей-час как раз-то не хватало именно тепла и я осторожно поёрзал на своих носилках, стараясь  сместить центр тяжести тела на остальную часть полотнища,  лишь бы не касаться отвратительно-леденящего пола.
   Моё обмундирование, предназначенное  для  летнего  использования,  тоже было очень влаж-ным, а потому вдвойне холодным и противным. Че-рез некоторое время меня начал бить неприятный мелкий озноб. И я опять почувствовал, что за-мерзаю…
   Вот так… Без каких-либо мыслей я просто ле-жал и ждал  неизвестно  чего.  Со всех сторон меня окружало до ужаса чёрное и страшно про-мозглое пространство,  в котором я чувствовал себя ничтожной и мельчайшей  песчинкой...  Всё моё тело, сознание и мироощущение сковало не-привычно жуткое оцепенение и только лишь неров-ное  дыхание  настырно  доказывало мне то, что я пока ещё живой...
   Внезапно сбоку из какой-то двери с шумом вы-шло несколько человек,  которые решительно и быстро направились прямо ко мне.
   -Давайте вот этого, сразу же на рентген! -скомандовал  энергичный женский голос. - Только куртку снимите сначала. Вся в крови.
   Меня осторожно приподняли за плечи и чьи-то пальцы стали ловко расстёгивать  пуговицы  на горке. Вот люди без особой спешки и суеты вы-удили мою правую руку из рукава, почему-то наполовину разрезанного… После чего они  приня-лись за левую…
   Но тут я вспомнил про  своё личное  имуще-ство...
   - Подождите...  - процедил я сквозь стисну-тые зубы и  залез  левой рукой в карман за за-пасной обоймой.
   Мне не мешали и потом я уже правой рукой до-стал  из  внутреннего  левого кармана свой ПСС. И только после этого кто-то ловко и быстро сдёрнул с левой руки мою запачканную куртку.
   Я медленно  откинулся  назад на носилки,  осторожно улёгшись сперва телом и только потом своей израненной головой… И я уже приготовился к  дальнейшей транспортировке, как опять вмеша-лась женщина.
   -Заберите у него пистолет!
   «Ага... как же.» - впервые осознанно подумал я и ещё увереннее взялся за тёплую рукоятку.
   Но крепкие мужские руки уже схватили ствол пистолета и потянули его вверх… Затем, ПОЧУВ-СТВОВАВ МОЁ СОПРОТИВЛЕНИЕ,  они начали попросту вырывать ПСС из моей вытянутой вверх руки. Вер-нее, из моей намертво сжатой ладони.  Я невоз-мутимо молчал, флегматично  ни  о чём не думал и ещё сильнее держался за свой родной «послед-ний, но верный выбор разведчика». К ВПОЛНЕ ОСО-ЗНАННОМУ принятию которого БЫЛ ГОТОВ совсем не-давно…
   -Н-ну… -проворчал чей-то голос.
   В моём мозгу в этот миг не находилось ни од-ной мало-мальски вразумительной мысли насчёт  происходящей  сейчас схватки...  В данной ситу-ации надо мной властвовали какие-то непонятные мне глубинные инстинкты... Хотя... Эта согретая у сердца воронённая сталь была, пожалуй,  уже единственным, что ещё хоть как-то и, главное, осязаемо связывало меня с моим недавним благо-получным прошлым. И потому я не собирался «за просто так» расставаться с крайней ниточкой, за которую теперь был готов бороться до самого за-вершающего мой жизненный путь вздоха...
   - Мы его сдадим в вашу часть! -нервно про-кричала местная  командирша, после чего она по-вернула голову в сторону и призвала на помощь кого-то еще. - Помогите, пожалуйста...
   «Знаю я... вашу часть...»- со злой иронией мысленно ответил я, лёжа на спине и сопротивля-ясь уже нескольким мужчинам, которые яростно старались отобрать у меня моё же личное оружие.
   Силы были конечно же неравны: кто-то мощно тянул вперёд за ствол, другие старательно  и поочерёдно разогнули мои пальцы,  обхватившие широкую,  А потому весьма неудобную пистолетную рукоятку.  Казалось, что ещё немного и я буду побеждён...
   -В-вот…
   Но мой  средний  палец,  пропущенный  через   пистолетную   скобу, по-прежнему хранил мне верность и преданность, а потому никому не под-давался. Чужие руки пытались разжать и его,  но эти происки  были  безрезультатны...
  И тут в шуме разгоревшейся борьбы внезапно послышался чёткий металлический щелчок,  отлич-но мне знакомый по старым временам.  Это  оги-бающая спусковой  курок скоба,  спаянная воеди-но с моим средним пальцем,  не выдержала напора и выскочила из своего паза под стволом. После этого устрашившего их щелчка сразу же ослабла  цепкая  хватка «вражьих лап» и моя вытянутая до предела правая рука осмелела настолько, что ти-хонько потянула оружие вниз...
   Однако моя скромная  инициатива  была  тутже замечена  и  ствол  пистолета вновь потащило вверх. Но я не сдавался... Тем более что мои остальные пальцы опять обхватили широкую руко-ятку. На этом обе «вражьи» стороны выдохлись и слева-справа от меня наступила короткая пере-дышка.
   Откуда-то слева  подбежали женские туфли и я вновь услышал всё тот же голос:
   - Пистолет мы сейчас же отдадим вашему офи-церу! Вот он рядом лежит! Харин - его фами-лия... Харин!
   Это слово мне было почти знакомо, а потому вызывало  доверие  и  успокоенность.
   «Не Харин, а Гарин.» -равнодушно подумал я, как бы поправляя смысл её слов.
   Но уже вслух я негромко сказал другое:
   -Ему можно... Забирайте.
   Мой верный средний палец нехотя разжался и выпустил пистолет. Левая рука самостоятельно поднялась  вверх и отдала запасную обойму,  за-ряженную шестью бесшумными спецпатронами.
   «Гарину можно отдать. А то ствол здесь про_бётся, и хрен потом что докажешь... А в ба-тальоне найдутся ведь... скажут, что Зарипов ПСС с собой на тот свет прихватил.» -устало и отрешённо думал я, уже покачиваясь в такт ша-гов,  несущих меня санитаров-солдат.
   К слову… Странное  конечно дело!  Но дей-ствительно... В  расположении части замкомбата Каменнюка поднял такой переполох по поводу лич-ного оружия раненых офицеров,  которое те едва-едва не умыкнули под своими окровавленными по-вязками...
   Дежурный по ЦБУ майор Отто промчался на БТРе через весь Грозный, добрался до медсанбата в аэропорту Северный, благополучно разыскал здесь Гарина и с добрый час допытывался у него о де-талях ночного боестолкновения...  Уже  уходя, товарищ майор спохватился и,  извиняясь, кон-фисковал тире изъял у подстреленного Стасюги оба пистолета...
   А меня уже несли… Борьба окончательно выбила меня из сил и сейчас я, не обращая никакого внимания на окружающие звуки, пребывал в  от-странённом  состоянии, когда  слух  и мозг лишь фиксировали голоса врачей и медсестёр, лязганье инструмента и какого-то оборудования.
   Вскоре меня перенесли в другое помещение и вместе с носилками положили  на  длинный стол. Но  спокойно полежать мне не дали...  Всё тот же женский голос начал отдавать мне различные приказания  повернуть  мою подбитую башню то туда, то обратно. Все эти команды исполнялись мной медленно и осторожно...
   Рентгеновский аппарат  сделал снимки моего черепа в фас и профиль, после чего я остался лежать на этом же столе. Через несколько  минут затекла шея и я тихонько приподнял голову,  чтобы развернуть её лицом к предполагаемому по-толку.
   «Много снимков нельзя делать... Мне ведь ме-сяц назад здесь же делали...  Хотя  тогда это была флю...  флю… Забыл. Ну, и память.  Что там болтают?..»
   Мне было непонятно… Слушая эти отчего-то удивлённые, радостные и возбуждённые голоса  врачей… Которые сейчас рассматривали ещё мокрые плёнки… И всё же их голоса  вселили небольшую надежду и в меня. По их репликам выходило, что крупных инородных тел в моей головушке сейчас не наблюдается,  механических повреждений чере-пушки тоже не видно,  срочная операция мне не требуется,  и вообще я очень  даже транспорта-белен для дальнейшей переправки в стационарный госпиталь.
   «А чего ей там задерживаться...  Вошла с од-ной стороны,  с  другой вылетела... Нашли чем удивить... Хотя нет... Доктора здесь - молод-цы...» 
   От всех этих услышанных фраз у меня появля-лись  свои собственные мысли и даже коммента-рии: сперва иронично-язвительные, а затем абсо-лютно равнодушные и вообще отстранённые.
   Сейчас мне было совершенно безразлично,  что там они собираются со мной  делать.  Единн-ственное, что  мне  хотелось - это просто-напросто отогреться в тёплом помещении, пусть даже на столе в рентгенкабинете. 
    Но моё пребывание в этих тёплых краях было недолгим и по окончанию медицинского консилиума меня вынесли обратно в холл. Там мне пришлось опять почувствовать холод бетонного пола.
   Горную куртку мне здесь не вернули,  но зато заботливо укрыли тонким  армейским  одеялом. На короткое время я даже согрелся,  но потом опять замёрз и, почти по-волчьи лязгая зубами, стал дрожать от холода.
   «Надо попросить еще одеяло...  Может да-дут...  Надо как-то сказать… Или попросить...»
   В этот самый момент мимо меня,  дробно стуча каблучками  по  полу, быстро проходила медсест-ра или даже докторша.  Нужно было действовать и я громко сказал первое, что пришло на ум.
    - Холодно...
   Женские шаги  резко  остановились  и секунду спустя пошли  в другом направлении.
Через минуту эта медсестричка или докторша быстро вернулась ко мне и стала  накрывать моё тело чем-то тёплым.
   -Я одеяло вдвое сложила... Так теплее бу-дет... Хорошо?
   Этот милый девичий голосок уже давно раство-рился в окружающем шуме и её громко постукиваю-щие каблучки исчезли навсегда… Но мне было до невозможного приятно от такого проявления тёп-лого женского внимания, участия и заботы по от-ношению ко мне - в общем-то постороннему  чело-веку. У меня почему-то даже запершило в гор-ле...
   «Ах, как хорошо... Молодец... Что-то нужно было ей сказать... Не помню... Что…»
   После этих приятных мыслей моё сознание дру-жески помахало мне ручкой и быстренько отправи-лось куда-то погулять...
   «Вот… Как всегда… На самом интересном ме-сте.»
*
                Глава вторая.
   Автомобиль сильно тряхнуло на ухабе и от этого ко мне опять вернулось сознание… Это пер-сонально моё пропавшее на время восприятие окружающего мира.
   Я по-прежнему лежал на холодных носилках. Натужно ревел  двигатель,  в щели старенького медицинского УАЗа  со свистом врывался ледяной ветер и я еще несколько минут молча пытался определиться в этом непроглядном чёрном про-странстве.
   - Где мы? - не выдержав, спросил я.
   -Беслан. Сейчас едем в госпиталь...  Влади-кавказ. -с резким кавказским акцентом громко ответил водитель.
   "Да я же только что лежал в Грозном,  а сей-час уже...  А здесь холоднее, чем там..." - успел вяло сообразить я как раз перед следующим уходом в провал Большого Космоса.
     Я вновь пришёл в сознание. Но это произо-шло как-то неожиданно и резко. И мне никак не удалось понять почему.
   Сейчас мои носилки опять находились на бе-тонном полу холла приемного  отделения. В кото-ром было очень холодно из-за настежь открытых дверей. Снаружи доносились обычные уличные зву-ки:  кто-то проходил  мимо, энергично стуча стальными женскими набойками или по-старчески шаркая каблуками… Изредка доносился шум проез-жающих или разворачивающихся автомобилей.
    -А-ах!.. Морозец! –весело произнёс чей-то голос, проходивший снаружи.
   Всё моё тело непроизвольно сотрясалось от крупной дрожи и я попытался накрыть разрезанным рукавом свитера свою оголённую правую руку. Мне удалось это сделать с большим трудом.  Затем я попробовал защитить от мерзкого холода свои вы-тянутые ноги.  Закинув правую ногу на левую,  я вроде  бы смог выполнить всё то, что было в мо-их силах.
   После этого моим конечностям стало чуть-чуть теплее и  я  приготовился к долгому ожиданию.
   Внезапно совсем рядом прозвучала размеренная женская поступь,  которая  тутже остановилась у моих носилок.  Чья-то рука бесцеремонно подняла мой правый валенок и таким же манером перебро-сила его обратно на прежнее место. Выполнив это действо, женщина спокойно и молча отошла обрат-но к своему месту, находившемуся в нескольких метрах. Там заскрипел деревянный стул.
   «Холодно ведь.» -недоумевающе подумал я.
   Затем, так ничего и не понимая, я минут  пять  пролежал без каких-либо телодвижений. Но морозец был приличный и с некоторым усилием я вновь закинул ногу на ногу, чтобы хоть  как-то  сохранить  тепло.
Сразу  же  застучали дамские каблучки и мой уже левый валенок-нарушитель так же беспардонно оказался возвращённым в исходное положение.
   Теперь-то я понял,  что в сознание-то я при-шёл именно от того, что мою закинутую ногу под-няли и просто бросили на брезент носилок.
   -Что... Вы... Дела… Е-ете?
    Эти слова с очень слабым усилием слетели с моих губ в перерывах между вздохами и выдохами… Но они всё-таки были услышаны.
   -Балной,  так  лежать  не положено! 
   Этот женский голос ответил мне крайне кате-горично и,  судя по интонации, звучал как бое-вой  приказ.(* ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА: Как мне потом объяснили… Сотрудница  приёмного отделения была в общем-то права,  поскольку именно в позе со скрещёнными ногами ухудшается кровоток по венам и артериям, отчего снижается кровоснабжение нижних конечностей. Но всё же эта медсестра бы-ла права только в этом!)
   «Сама ты  больная!  А я - раненый и мне хо-лодно...»
   Так в моём слабо трепыхнувшемся сознании по-явились первые признаки возмущенного сопротив-ления этой дочери гор. Я хотел сформулировать какое-нибудь прилично-дружелюбное предложение… Но толи из-за полученной ночью контузии, то ли из-за окоченевших губ, я так ничего и не произ-нёс.
   Снаружи… Во Владикавказе… Всё-таки стоял крепкий мороз и, словно в знак моей миролюбивой внешней политики,  я ещё целых пять или даже все десять минут лежал совершенно неподвижно. То есть  терпеливо располагался  на  мерзко-холодном  полу.
   Потом эта дипломатическая пауза была призна-на мной чересчур уж затянувшейся,  а условия-не очень то и гостеприимными.  Вследствие  сего  мой правый валенок медленно  пополз вверх… Что-бы не привлекать чужого внимания… А чуть погодя он удачно взгромоздился на своего левого собра-та.
Тут же с гор понеслась цокающая боевая конни-ца...
   - Только попробуй!! Я тебе... - словарный запас моей агрессии иссяк очень быстро, но это-го оказалось достаточным.
   Не доскакав метра до цели,  амазонка внезап-но остановилась, громко фыркнула и всё же изда-ла свой воинственный клич:
   - Фу, балной !! Какой вы...
   Атака на этом была отбита и противник  с  позором  возвратился  на свое  место  постоян-ной  дислокации  на  стуле или кушетке.  Я устало вздохнул,  мысленно обрадовался достиг-нутой возможности хоть  чуточку согреться  и  уже  без какой-либо опаски устроился поудобнее на своём «царственном ложе».
   «Что же  я  такого нехорошего сделал или сказал?  Я же ра-не-ный… Может быть,  даже тя-желораненый? Не знаю... ГОСПОДИ, ну, как же так можно?.. А ещё из Владикавказа… Хотя нет!.. Ак-цент у неё… Не местный… Я же здесь был… Кажется три месяца…»
   Я ещё долго пытался найти ответ на  волно-вавшие  меня  военно-философские проблемы и со-временные беды армейского страдальца… Пока за мной не пришли.
   Резко распахнулись двери, ведущие во внут-ренние помещения, мои носилки  молча подняли и наконец-то понесли в тепло госпитальных коридо-ров и процедурных кабинетов.
   Через несколько минут я почти уже согрелся, но тут меня внесли куда-то и вместе с носилками установили на длиннющий стол.
   - Снимите с него валенки! Грязи на них мно-го! - раздался гортанный голос очередной женщи-ны-воительницы.
   «Что они так взъелись на мои...» - тут я до конца понял ее высказывание и не стал сильно артачиться. Я вытянул ступни и тем самым позво-лил стащить с них свою национальную зимнюю обувку, которая тут же с грохотом попадала на пол.
   - Положите их по бокам...- попросил я.
   Это во мне проснулась военная рачительность и домовитость. Ведь я не мог разбрасывать направо-налево свои единственные сухие вещи.
   «А то ещё неизвестно, сколько ждать придётся на этом морозе...» - подумал я  и с явным удо-вольствием  ощутил то, как мои драгоценные ва-ленки разместились справа и слева от моих голе-ней.
   За меня  уже  взялись  по-серьёзному и стали задавать интересующие медицину вопросы.
   - Что у вас случилось?
   - Был взрыв... Сильная вспышка в глазах... Правый глаз выворочен... Сильно шла кровь...
   Я медленно вспоминал наиболее запомнившиеся события сегодняшней ночи и хотел сказать как можно больше... Но смог сказать только это.
   - Сознание теряли? - Задавая свои вопросы, женщина-врач взялась за мою голову и стала ле-гонько её ощупывать.
   -Кажется, терял... Точно не помню... - не-уверенно ответил я.
   - Какую помощь оказывали?  - докторша уже нашла кончик бинта и осторожно потянула его. - Поднимите голову и держите её на весу.
   - Перевязали...  Укололи... Сделали рент-ген... -рассказывал я, одновременно с этим ста-раясь поднять свою тяжеленную голову.
   -Повыше! –приказала женщина.
   Мне удалось это сделать со второй или треть-ей попытки… И  я  теперь изо всех сил старался удержать свою голову на весу. Хотя это было до-вольно-таки тяжело.
   Тем временем  врач  стала  разматывать бинт, который с каждым последующим слоем снимался всё больнее и больнее. Пропитавшиеся кровью и затем запёкшиеся участки здесь почему-то ничем не смачивали, но я терпеливо ждал того благосло-венного момента, когда же на них наконец-то по-льётся спасительная пенящаяся  жидкость.
   «Перекись... Ну... Где...»
   Однако это моё терпеливое ожидание было  по-ка-что  безрезультатным  и  напрасным...  Ещё минута и я уже не мог удержаться от глухих сто-нов… Когда женские руки отдирали несколько предпоследних слоёв.
   Наконец-то… То есть самый последний слой был «убран»… Всё также насухую… И на моих глазницах осталось лишь два прикипевших к ранам тампона. Я с трудом перевёл своё дыхание... Наступил са-мый ответственный момент...
   «Ну, сейчас-то должны поли-и-а-а-А!» -подумал было я, но как оказалось уже слишком поздно...
   -А-а-а, сука-а! М-м-м... - от дикой и резкой боли я подскочил вверх и тут же упал обратно. - А-А-ах...
   -Тихо! Лежать! -Громко прикрикнула на меня  эта «якобы  женщина тире врач».
   Если бы  сейчас я мог что-то вспомнить из своего довольно богатого запаса ненормативной лексики… То я не стал бы здесь скромничать...
   Но, увы…  Теперь мне оставалось только из-редка стонать и приходить в себя после этой, только что перенесённой… Вроде бы медицинской процедуры...
   -М-м-м… -вырывалось из меня как-то само по себе.
   За время войны эта технология стала уже от-точенной. Пока раненый наивно держал свою голо-ву приподнятой, владикавказская «докторша» рав-нодушно и размеренно разматывала бинт, лишь слегка задерживаясь  на «трудноподдающихся  ме-стах». Тогда она тянула повязку сильнее и по-просту отдирала верхний слой бинта от прикипев-ших нижних. Физические мучения и душевные стра-дания раненого воина очевидно здесь считались чем-то постыдным или вообще несущественным…
   А когда на моём лице остались лишь тампоны, прикипевшие снизу к свежим ранам,  а сверху за-креплённые к концу бинта... То эта «докторша» не стала утруждать  себя  излишними манипуляци-ями с перекисью водорода и некоторым ожиданием…
   Она привычно и резко рванула вверх повязку, которая потянула за  собой  и пропитанные кро-вью тампоны... И попутно всё остальное, прики-певшее снизу… После чего «врачевательнице» оставалось только грозно прорычать на раненого и на этом процедура удаления ненужного перевя-зочного материала была закончена. Вернее, толь-ко лишь для неё была закончена...
   Для меня же всё оказалось гораздо больнее и ощутимее. Когда тампоны  понеслись  ввысь,  то  мне сквозь ужасающую боль показалось,  что вме-сте с ними из своих глазниц были вырваны с мя-сом и мои глаза... Вернее всё то, что от них осталось...
   Если там,  за валом... В момент ранения я сильной такой боли почти не почувствовал из-за практически мгновенной потери сознания, то те-перь я испытал её в осознанном состоянии и в полном ощущении всего этого ужаса...
   Я ещё лежал без движения и всё никак не мог отойти от резкого болевого шока,  как за меня взялись вновь и дали  понять, что сегодняшние испытания ещё не закончились...
   - Сейчас я буду светить фонариком, а ты че-рез веки постарайся различить свет! - послышал-ся чёткий приказ.
   Женщина уже успела осмотреть мои ранения и теперь склонилась прямо над моим лицом.
   Невзирая на непрекращающуюся ужасающе жгучую боль, я всё-таки подчинился её указанию и по-старался уловить хоть какой-то лучик или хотя бы отблеск света... Но, увы… Все мои попытки были безрезультатны…   
   Ведь мой правый глаз был с корнем вырван ещё там, на поле... А левый глаз зажмурился так сильно, что теперь… Через эти залитые запёкшей-ся кровью и всё ещё зажмуренные веки… Сквозь них мне не было видно никакого направленного света...
   Возможно и эта военная врачиха поняла всю бесполезность своих опытов с карманным фонари-ком. Затем она решила действовать гораздо осно-вательнее…
   - Поморгай или попробуй открыть веки на ле-вом глазе...  Я их осторожно буду пальцами от-крывать...
   От её затаённо-коварного предложения моё внезапно вскипевшее возмущение, гнев и злость… Всё это  выразились всего в трёх словах.
   - Нет! Я сам!
   Но через секунду… Когда я только-только по-пытался расслабить лицевые мышцы вокруг левого глаза… Меня пронзила такая острая боль… Что я не смог удержаться от стона.
   Потом… Инстинктивно закусив нижнюю губу, я опять замычал от непрекращающейся боли в гла-зах… И всё же вновь попробовал разжать левые веки…
   Я осторожно напрягал нужные мышцы, чтобы это произошло естественным образом.  Но веки были мне неподвластны и ни в какую не хотели раздви-гаться... Как будто в этот глаз вонзилось мно-жество тоненьких иголок… Которые крепко-накрепко пригвоздили мои веки к глазному ябло-ку… 
   Тогда мне пришлось медленно поднять левую руку и, закусив уже внутреннюю часть щеки, осторожно наложить  большой и  указательные пальцы на единственный «уцелевший» глаз. Отлич-но понимая то, что местная «докторша» вообще не знает человечьей жалости и потому не будет со мной миндальничать… Мне следовало самому при-ступить к «добровольному» истязанию своего же единственного глаза...
   Увы… Но других вариантов у меня не было.
   И вот… Превозмогая острую режущую боль в своём уцелевшем глазе, я  начал  осторожно раз-двигать свои пальцы… Сжимая зубы и сдерживая рвущиеся стоны… Чтобы сперва хоть  как-то раз-двинуть  накрепко зажмуренные веки… Которые от-зывались дикой болью от малейшего соприкоснове-ния и тем паче движения… Мои веки, которые че-рез эти стальные иголочки увеличивали болевые импульсы уже внутри глаза… Веки, которые своей болью выдавливали наружу и кровь, и слёзы, и сукровицу… Мои горемычные веки… Которые мне всё же поддались…
   Затем, когда мои веки оказались не в зажму-ренном состоянии, а в просто закрытом… Тогда я перевёл дух и постарался тихонечко отделить верхнее веко от нижнего.
   Запёкшаяся кровь склеила их не хуже клея «Момент»… Но вытекающая из уголка глаза жид-кость и моё непроизвольное мычание от нарастаю-щей боли… Мои осторожнейшие усилия разъединить спаявшиеся веки хоть на полмиллиметрика… Пере-биваемые болью от закушенной коренными зубами уже другой щеки… После десятка таких вот попы-ток, которые давались мне с большим трудом… Я всё-таки смог сделать и это. Мои веки разъеди-нились.
   Но едва это произошло… Едва я только вздох-нул… Как мои веки опять зажмурились! Это случи-лось непроизвольно, из-за яркого сфокусирован-ного луча, направленного мне с очень близкого расстояния прямо в глаз.
   И хотя этот свет вызвал уже другую боль,  но я успел заметить, что луч света  проявил свою силу не  сразу, да и не в той форме, как это бывало раньше. Сперва сквозь непонятные чёрные пятна-облака показался какой-то неясный блик, а затем в образовавшийся просвет сразу и сильно ударил этот направленный луч...
   -Открой ещё раз и попробуй посмотреть! - скомандовала мне женщина-военврач.
   Я конечно же был ей крайне благодарен, ведь она не вмешивалась в мою затянувшуюся борьбу за веки. Сейчас же я был готов выполнять любые её команды, лишь бы они шли мне на пользу.  Точно также поступил бы любой человек,  если  бы  он (* ПРИМ. АВТОРА: Не дай-то  Бог!) очутился на моём месте.  И моя персона не являлась каким-то исключением...
    Я сглотнул набежавшую слюну, опять закусил губу и осторожно потянул веки в разные стороны.
   - Что видишь?
   Но я различал только мутно-жёлтый фон, по которому густо клубились чёрные тучи. Вернее, это была темнота с редкими тусклыми просветами.
   - Ничего... Свет немного и пятна...
   Докторша приблизилась ко мне вплотную и склонилась надо мной:
   - А сейчас что?
   Сквозь жёлтую и чёрную муть пробилось и ста-ло увеличиваться какое-то белое пятнышко.
   -Ну!
Слыша  над  собой требовательный голос доктор-ши, я постепенно стал различать в этом пятне размытые контуры белого халата,  вслед за кото-рым  появились  и светлый овал её лица с едва различимыми чертами глаз и губ. Последними по-казались её чёрные зачёсанные назад волосы...
   - Очень плохо... Вижу женщину в белом халате и лицо...
   Едва я рассказал ей обо всём увиденном, как все эти детали превратились в удаляющееся от меня размытое светлое пятно. Которое оконча-тельно исчезло из этого жёлто-черного пейза-жа...
   Я осторожно убрал свои пальцы от глаза, ти-хонечко закрыл веки и вытянулся на столе. Жиз-ненных сил после только что перенесённых муче-ний… Их не осталось во мне вообще.
   Ещё с минуту до меня доносились приглушённые переговоры врачей, находившихся где-то не так далеко. Я смог  уловить  только  слова об от-правке куда-то дальше и в очередной раз прова-лился в пустоту...
   Затем меня бессознательного вынесли  обратно  в  приёмник  и опять положили на всё тотже пре-неприятнейший пол.
   Некоторое время спустя… В соответствии с местными порядками я пришёл в себя всё также неожиданно и не понимая сути происходящих во-круг меня событий...
   Ещё там, на столе мои руки  оказались подня-тыми к подбородку и, лёжа в таком положении, я своими пальцами крепко сжимал три слоя накину-тых на меня одеял.
   Повинуясь старой армейской привычке, я и в бессознательном состоянии продолжал удерживать эти три спасительных слоя. Но мои пальцы сжима-ли их даже тогда, когда верхнее сложенное вдвое одеяло стало от  меня куда-то уплывать. Мои ру-ки вытянулись на всю длину и в этот момент мой разум окончательно прояснился. И в следующую секунду то ли древние инстинкты помогли... То ли приблизившаяся опасность замёрзнуть… Но мои  руки  резко дёрнули полушерстяную ткань на се-бя, вырвав её другой конец из чужих загребущих лапок.
   Мой голос  тоже  приобрёл грозно-агрессивную интонацию, прозвучав как и следовало:
   - Кто тут?
   В гулкой  пустоте уже знакомого мне холла послышался голос всё той же обладательницы цо-кающих каблуков:
   -Балной, вам не положено два одеяла!
   Моя ответная реакция оказалась мгновенной.
   - Иди на х_й,  сука!  Так тебя и разэтак!  Это не ваше одеяло! Мне на Северном дали. Так и сяк твою...
   Сейчас я практически не отдавал себе никако-го отчёта и был готов разорвать на кусочки эту медсестру или санитарку… Только что спустившую-ся с гор за спичками, солью… Чтобы заодно при-хватить моё родное одеяло.  Неизвестно сколько времени я ещё должен пролежать здесь – в этом вестибюле с настежь распахнутыми дверями!.. То есть практически на открытом воздухе при  явно минусовой температуре со всеми вытекающими от-сюда последствиями...  А тут ушлый медперсонал, да ещё и женского рода пытается меня же  и обо-брать...
   Но видимо подобные выходки очнувшихся ране-ных здесь не были в диковинку и посему в ответ я услышал всё то же самое.
   -Фу, балной! Какой вы грюбый и невоспитан-ный...
   Недовольно фыркающая и громко цокающая всад-ница ускакала куда-то в никуда...  Может быть за подмогой,  а может ещё для чего... Через две минуты мне стало ясно для чего...
   Ведь я, чтобы хоть как-то унять ноющую боль в глазах и во рту… Где почему-то сильно болели внутренние поверхности моих щёк и губ… Я  стал осторожно укладываться на носилках, попутно стараясь разгадать непонятные мне причины толь-ко что случившегося инцидента.
   «Я же раненый...  Ну, как же можно... у ме-ня, раненого воровать моё одеяло?  Что-то я не пойму... Может я уже с ума сошёл? Чего-то здесь возмущаюсь!..  А вдруг всё здесь так и должно быть? И с ранеными офицерами разрешено обра-щаться как со скотом?... Да нет вроде бы... Ду-маю я,  как нормальный...  Веду себя тоже... Вроде бы нормально… И что же я такого плохого ей сказал? Мне было нужно забрать у неё моё одеяло... которое она хотела у меня украсть! Может теперь действительно… Так и принято обра-щаться с ранеными? Или я уже умер и нахожусь где-то ТАМ?...  Хотя не похоже...Как же здесь холодно!» 
   Тут мои мысли перескочили на сотню километ-ров в сторону… 
   «Какая же хорошая медсестра была в Гроз-ном... В медсанбате на Северном. Дала мне вто-рое одеяло.  А я ей спасибо не сказал и даже  имя  не  узнал.  А  эта...  Ой, бля-а-а...»
   В этот момент я медленно натянул до подбо-родка спасённые одеяла и вдруг  почувствовал,  как мои ступни пробрало холодом. Я вспомнил что-то и пошевелил ногами в разные стороны.  Не поверил и ещё раз  двинул  ступнями  вправо и влево... А потом тихо ужаснулся.
   «А-а-а… «Нормально!» Валенки мои всё-таки с_издила! Ну, ёп-пе-ресе-тэ!.. Что же теперь делать?»
   И мои взбудораженные мысли понеслись дальше.
   «Это не местная… Не осетринка… Это… Ну, как же её?!.. Ара… Ара… Я же умел их определять по произношению!.. Ну… Как мы тогда прикалывались… Дети коньяка… Нет… Арамянка?.. Не совсем… Ну… Как же я теперь… И быстро ушла… Унесла мои ва-ленки… Ну… Дочка Арарата… И как же я буду без  валенок на таком холоде?  А если надо будет ид-ти? Это босиком чтоли?»
   Ответа на это предположение не было. Тогда как мои ступни уже всерьёз пробрало морозом.
   «Бедные раненые...  Как же им х_ёво! Почему им? Мне тоже сейчас будет невесело… Мне уже не-хорошо… Надо согнуть ноги и подтянуть их под второе одеяло... Вот зараза, мало ей валенок,  так ещё и  одеяло  подавай... «Не  положено...»  Вот тварь!..» 
   Я уже стал замерзать… И мысли стали… Чуть поспокойнее.   
   «Прости  меня,  Господи...  Ведь как будто всё действительно перевернулось, сверху в низ! Земля стала небом, а белое - чёрным... Что за жизнь такая пошла... Если уже и на раненых пы-таются нажиться...»
   Я поджал насколько смог свои озябшие ноги и, стуча зубами от холода, попробовал согреться. Но моё промокшее ночью обмундирование так и не успело хоть немного просохнуть и сейчас служила неплохим  проводником температур между окружаю-щей средой и поверхностью моего скрюченного тельца. Два одеяла,  конечно, спасали от холо-да, но ненамного. Ведь это были старые солдат-ские одеяла… И до настоящих гражданских полу-шерстяных одеял им было далековато.
   «Как же! Станут вещевики хорошие одеяла в Чечню отправлять... Скорее удавятся... Зар-разы… Так и окачурюсь тут...»
   Но этот холоднющий холл приёмного отделения с его распахнутой настежь дверью… Все эти сквозняки, сырое обмундирование, разрезанный рукав и вороватые ручки… Всё это были ещё цве-точки…
   В следующий раз я пришёл в себя уже в аэро-порту Беслан, когда раненых выгрузили рядом с самолётом. Санитарные автомобили ушли за оче-редной партией и мне пришлось ждать погрузки в гудящий двигателями Ан-72 на взлётке… На этой продуваемой всеми ветрами взлётно-посадочной полосе. 
   Это был… Самый настоящий… Амбец!.. Я сжался, как только смог, на своих носилках… Но всё было впустую... Январский мороз дополнял такой же январский ветер… Беспрерывно дующий с предго-рья… Да по бетонной взлётке… Где я тихо и бес-помощно замерзал.
   Когда меня подняли,  чтобы отнести к рампе, я уже ни на что не обращал внимания. Мой слух, кроме ровного гудения турбин, не различал уже ничего… Я не слышал ни людских голосов, ни шума подъезжавших санитарок… Моё тело ощущало только этот жуткий холод…
   Но стоило нам троим попасть в тёплую воздуш-ную струю, отбрасываемую  назад  самолётными двигателями,  как я почувствовал дуновение го-рячего ветра из африканской пустыни. И мысленно слегка ожил…
   Ну, а  внутри  Ан-72-го наступило самое настоящее счастье. Ведь здесь не было ни прони-зывающего ветра, ни проклятого холода… И хотя я находился неподалёку от открытой рампы… Но мои закоченевшие и скрюченные на морозе руки и ноги отогрелись настолько, что я всё-таки смог вы-прямиться во весь рост. Хоть и не сразу… Но всё же выпрямился окончательно и без мучительных усилий…
   Так я стал медленно приходить в более-менее нормальное состояние. Мои носилки положили на пол по правому борту.  Я по-прежнему ни о чём не думал, а просто отогревался и равнодушно слушал окружающее меня пространство: негромкие голоса  людей,  знакомое гудение двигателей и чьи-то шаги. Я просто лежал и ждал...
   А раненых всё заносили и заносили. Надо мной,  как оказалось, были расположены ещё одни крепления, куда вскоре установили носилки с другим раненым. По уважительной интонации гово-ривших с ним людей,  да и просто по упоминавше-муся вслух его воинскому званию стало  ясно,  что  сверху расположился какой-то генерал.
   К столь высокому соседству я отнёсся равно-душно. Но затем почему-то вспомнился Хэмингуэй, который вроде бы воевал в первую мировую где-то в Италии и которого при перевозке в грузовике залило кровью находившегося над ним раненого. Перспектива подвергнуться орошению пусть гене-ральской, но всё-таки чужой кровью меня сначала покоробила и я даже немного поёрзал на носилках из стороны в сторону... Как бы определяясь с пространством для маневрирования…
   Но через несколько минут я уже позабыл о своих опасениях,  а потом вообще потерял созна-ние.
   Как и всегда… «На самом интересном месте!»
*
                Глава третья.
   В Ростовском военном госпитале я очнулся в тот момент, когда меня переложили на каталку и тутже начали раздевать.
   Мой торс приподняли в вертикальное положе-ние,  после чего быстрые и умелые руки девушек из приёмного отделения  сняли  с меня безрукав-ку.  Я слышал их короткие фразы и никак не реа-гировал на всё происходящее вокруг.  Мое  тело  сейчас  напоминало послушный манекен, с которым можно было делать всё что угодно. Правда, в си-дячей позе его, как оказалось, нужно было под-держивать, чтобы тело не завалилось набок или на спину.
   Моё сознание включилось и начало действовать как раз в  тот  самый момент,  когда решался вопрос:  как же снять два военных свитера, то есть просто вывернуть через голову или же слег-ка надрезать их горловину сзади?..
     -Режь! - скомандовал я обладателю ножниц. - Режь всё.
   -Может не надо? - спросил меня мужчина.
   - Режь от верха до низа!  - упрямо повторил я.  - И бельё тоже. Не жалей...
   Послышался лёгкий вздох и кто-то из женщин сказал:
   -Да тебе же оно пригодится...  Давай что ли... Мы осторожненько через голову снимем... А потом со склада нашего всё получишь...
   Но внутри меня уже затаился инстинктивный страх перед новой болью… Да и мой правый рукав уже был кем-то разрезан до самого локтя.
   -Мне уже не пригодится. - устало пробормотал я. - Только штаны  и безрукавку оставьте, что-бы... А остальное - вам полы мыть... Ну... Режьте…
   Меня наконец-то послушали:  сзади задрали одежду,  вверх вдоль позвоночника скользнул хо-лодок металла и острый инструмент стал с лёгким хрустом  разрезать два свитера и нижнее бельё.
   Когда вещевой  службе армии был нанесён не-поправимый урон и кто-то потянул за рукава,  то мне  оставалось  только  вытянуть вперёд руки, чтобы окончательно освободиться от этих всё ещё полусырых свитеров и нательной рубахи. Теперь они уже не могли задеть мою повязку на голове при раздевании и тем самым причинить мне новые страдания.
   Я отрешённо молчал когда с меня начали стас-кивать грязные и окровавленные штаны горного обмундирования. Затем один за другим на пол по-летели самые сухие мои вещи, то есть носки. Че-рез минуту такая же участь постигла подштанники из комплекта офицерского белья. В самую предпо-следнюю очередь с меня стянули и трусы...
   Так из всей одежды на мне остался только лишь окровавленный тюрбан, свёрнутый владикав-казской «докторшей» из моих же заскорузлых бин-тов. И теперь мне могли позавидовать даже ту-земцы Океании… Которые привыкли носить свои уз-кие повязки, причём в один слой, да и то  всего лишь на поясе.
   Однако это сравнение  здесь было крайне не-уместным,  ибо моё интуитивное чутьё старого разведчика уже подсказывало мне,  что тут име-ются почти  все  признаки  какого-то тайного подвоха... Но вот какого именно... Понять ока-залось трудновато...
    Внезапно я осознал, что сижу посреди комна-ты абсолютно голый, да ещё и на высокой катал-ке, а тем паче в присутствии нескольких деву-шек. Мой автономно функционирующий мозг интуи-тивно попытался было  подобрать  какие-то слова возмущения и даже гнева,  чтобы остановить это откровенное издевательство и наверняка надруга-тельство над изувеченным российским командиром… Но после тщетных поисков по опустевшим извили-нам тире закоулкам тире сусекам… Мой опустошён-ный разум не подобрал ни одной мало-мальски  подходящей  мыслишки  и затем разочарованный неудачей оставил это бесперспективное занятие.
   Вот тут-то, стало быть по причине полного отсутствия в мозгу каких-либо  мыслей, идей и дум вообще,  как таковых… Моя правая рука про-явила собственную инициативу и решила действо-вать вполне самостоятельно, причём в  отрыве  от центрального главнокомандования, то есть да-лее по обстановке... Неосознанно повинуясь смутным мужским инстинктам, она стала осторож-но,  чуть  ли  не  ползком подбираться к самому уязвимому мужскому органу, чтобы «своим телом» накрыть его и спасти тем самым чьё-то светлое будущее.
   Но тут...
   -Куда?! Лежите спокойно! Мы вас сейчас обти-рать будем. Ишь ты… Какие мы стеснительные...
   Крадущаяся рука была  наповал  сражена  оче-редью  слов молодой, но крупнокалиберной медич-ки и рухнула обратно на каталку. Мой разум сде-лал последнюю героическую попытку сохранить,  так сказать,  честь  не только офицера, но так-же мужчины, и суметь-таки выдать великую мысль, весьма соответствующую данному моменту,  дабы в конце-то концов  преподнести  какое-нибудь тор-жествующе-победное изречение типа: «А начхать! Любуйтесь!!!»
   Но, увы… Моя настрадавшаяся головушка вновь дала непредвиденный сбой, то есть так и не нашла среди извилин ничего более-менее подходя-щего...
   А сестрички милосердия уже обтирали меня чем-то холодным и мокрым,  начав эту процедуру со ступней. Их действия были очень умелыми и быстрыми. Отдельным  ватным  тампоном осторожно протёрли моё лицо,  вернее ту его часть, кото-рая не была скрыта слоем заскорузлого перевя-зочного материала.
   Моё обоняние сработало  чётко  и тут же определило тот особый горюче-смазочный матери-ал, который обычно применяется в армии для ухо-да за средствами связи и  наблюдения, дежурной смазки пищевода и обогрева замерзающего комсо-става.  Проигнорировав и  это  надругательство над  спиртом,  я дождался того блаженного чув-ства, полностью охватившего меня, когда на моё обтёртое тело надели чистые и свежие хлопчато-бумажные кальсоны и даже нательную рубаху.
   Только после этого я почувствовал, что в приёмном покое достаточно холодновато.  Напо-следок заботливые и ласковые руки сестричек накрыли меня военным одеялом и я послушно стал ждать дальнейшего развития событий.
   - Марина,  ты  звонила  в глазное?  - послы-шался голос медицинской сестры гвардейской ком-плекции. - Чтобы забрали его...
   -Да мы уже тут. - произнёс молодой мужской тенорок из-за открытой двери.
   - Забирайте! Только повнимательнее на поро-гах... - властно распорядилась всё  та  же сестрица,  но последние слова она произнесла тоном помягче. - У него в голову ранение...
   - Да мы  не понимаем что ли?  - немного даже обиделся парень. – Всё сделаем, как следует...
   Ребята действительно сдержали своё слово: аккуратно развернули моё транспортное средство в нужном направлении,  после  чего  оно  плавно тронулось  с  места,  а потом незаметно преодо-лело дверные пороги.  И ведь,  как я успел за-метить,  головой вперед...
   Так меня повезли на каталке по невероятно длинным госпитальным коридорам.
   -Слышь, братуха?! Где тебя задело?  - на хо-ду спросил голос того самого парня, который обещался сделать всё, как следует.
   - Из... Ну...  Первое... Мая...
   Только эти слова мне и удалось вспомнить… А произнёс я их с ещё большим усилием.
   -Из Первомайского? – быстро подсказал он. - Как там?
   Я попытался было что-то вспомнить… Но сказал только одно… Первое подвернувшееся слово.
   -Жоп-па.
   Это был самый верный сленговый термин… Кото-рый выскочил из моей взбаламученной памяти... Как пробка из бутылки с шампанским…
   -Чего-чего? –быстро переспросил парень. –Какая ещё «жоп-па»?..
   Я молчал.
   -Слышь…
   Некоторое время я пытался сформулировать ко-ротенькую характеристику всего того ночного кошмара… Но попросту не смог...
   Это когда мне угрожала острая боль, тогда слова вылетали из моего рта сами по себе… А ко-гда вокруг было тихо и спокойно… Они прятались где-то глубоко внутри.
   Тем не менее… Моё затянувшееся молчание было воспринято,  как нежелание разговаривать на не-приятную тему...
   - Понятно... - С тяжёлым вздохом сказал мой собеседник.
   Дальше мы перемещались в полной тишине. Как оказалось, вокруг Была уже ночь, все пациенты  госпиталя давно спали и по гулким коридорам раздавались лишь шаги двух мужчин,  сопровож-давших меня,  да лёгкий шорох четырёх колёс ка-талки.
   Минут  через пять поездка окончилась в пала-те и мне помогли перебраться на свободную кро-вать.
   «Ну, вот, теперь-то я в настоящем госпита-ле!» -облегчённо  вздохнул я, когда меня накры-ли уже другим одеялом.
   Вот за уехавшей каталкой негромко захлопну-лась дверь и в палате наступила относительная тишина. Сзади послышался какой-то шум.
   - Есть тут кто? - осторожно спросил я, обра-щаясь к пустоте.
   в ответ послышался уже знакомый мне молодой голос:
   -Есть. Тут ещё три человека лежит. Я тебя от приёмника сопровождал.
   Я полежал  немного,  но  почувствовал «яму в желудке» и спросил опять:
   - Ребята... А есть что-нибудь покушать?
   Сзади кто-то молча встал с кровати, зашуршал пакетами в тумбочке и затем подошёл ко мне.
   -Возьми, пока печенье поешь, а потом я тебе дам сок запить.
   Я ничего не ел целые сутки и сейчас был го-тов съесть очень  много. Но  смог  разжевать  и проглотить всего четвертушку квадратного пече-нья.  Выпив два глотка яблочного сока из подне-сенного ко рту  металлического носика, я вне-запно выдохнул и, окончательно теряя сознание, вновь полетел в черную бездну...
   То есть… Опять... «На самом интересном ме-сте.»
*               
     Глава четвёртая.
   Очнулся я опять от того,  что меня тряхнуло,  когда колеса наткнулись на какое-то небольшое препятствие.  Несколько минут назад мое тело переложили с госпитальной кровати на каталку и теперь везли вперёд по коридору.  Этого я не чувствовал  ранее,  но  теперь,  после  неболь-шой встряски, сознание снова вернулось ко мне.
   Вокруг слышались чьи-то отдалённые голоса, размеренный шорох колёс и непонятный шум.
    - Куда меня... везут? - равнодушно спросил я.
   - На операцию... Не переживай, всё будет хо-рошо! - послышался мелодичный женский голос от-куда-то сбоку.
   «Операция - это хорошо...  Может быть, всё будет нормально.» - подумал я, ощущая на своём плече чью-то тёплую руку.
   - Ты меня слышишь? - этот же женский голос вывел меня из короткого забытья.
   Моё тело уже переложили на операционный стол, вокруг которого сновало несколько чело-век.  Слышались чьи-то негромкие фразы и  ме-таллические постукивания.
     - Слышу. - бессильным и равнодушным тоном проговорил я.
   Со мной уже что-то делали.
     - А теперь считай!
   На моё лицо наложили какую-то маску,  от ко-торой я инстинктивно попытался увернуться… Что-бы напоследок всё-таки вдохнуть того, ещё све-жего воздуха… Но было уже поздно и мне ничего не оставалось, как подчиниться… И начать мед-ленно выговаривать выученные ещё в далёком дет-стве цифры.
     -Один... два... три... четыре...
   Хлороформ начал  действовать быстро и я опять стал проваливаться в глубокую пропасть беспамятства.  Но угасающий мозг всё ещё сопро-тивлялся и я почувствовал  необычайную  лёг-кость… Будто бы моё тело воспарило и оказалось в невесомости.  Я не понимал что же со  мной  происходит  и старался безучастно запомнить всё это...
   Как-то внезапно и по непонятной мне причине резко и сильно заболело горло. Оно заныло как-то изнутри, словно в него попало что-то большое и твёрдое. Я ещё не понял сути происходящего с моей гортанью,  как внезапно осознал то,  что  я всего-то навсего не дышу...
   «О, Боже...»
   Вслед за этим я внезапно ощутил и полное от-сутствие кислорода  в моих лёгких...  Такого со мной не происходило никогда...  Я попытался бы-ло вздохнуть,  но моя грудь продолжала оста-ваться неподвижной и никак не поддавалась моим невероятным усилиям втянуть в себя эту живи-тельную смесь кислорода и азота...
    А ведь всё это я ощущал на самом деле!.. Вот тут-то меня и охватил панический страх… Че-рез секунду и дикий ужас...
   «Я же могу задохнуться... Нужно ведь ды-шать!!! Я ж не могу вздохнуть!!! Надо им ска-зать...»
   Но в этот момент надо  мной  в чёрном про-странстве мгновенно распахнулась белая-пребелая дверь и оттуда на меня полился ярчайший  свет. Там, за этим одностворчатым подобием небесных врат всё было таким ослепительно белым… Что оставалось только лишь порадоваться такой счастливой возможности… Хоть это обозревать своими собственными глазами... Пусть они даже и болят от сильнейшей рези...
   Но мгновенье спустя моё сердце от всего уви-денного как будто оборвалось и рухнуло вниз. А я моментально пришёл в такое неописуемо тоскли-вое отчаянье… Что мне захотелось одновременно кричать, выть и плакать...
   «Вот суки!..  с_издили мои валенки!..  в этом _баном владикавказском госпитале!..  и те-перь меня в рай примут!.. Не хочу в рай!.. Надо что-то сделать!.. Надо закричать!.. хоть рукой замахать!.. На…»
   Изо всех ещё остававшихся во мне сил… Я по-пытался крикнуть… Или пошевелить рукой… Или хо-тя бы дёрнуть ногой… Но  всё было бесполезным:  голос мой пропал, руки и ноги не слушались… И я не мог шевельнуть даже пальцем... 
   «На... до... что... то...»
   И вот моё сознание исчезло окончательно… А вслед за ним и я сам… Растворился в чёрном мра-ке...
   Вот… Та-а-ак…
   Растормошили меня уже под вечер… Когда гос-питальный персонал собирался отправиться по до-мам.
   -Альбе-ерт…
   Меня довольно сильно трясли за плечо и на некоторое время наркоз перестал  влиять  на  моё существо. Я почувствовал, что лежу на своей кровати… Что моя голова и плечи приподняты по-душкой…  Что меня уже в третий раз о чём-то спрашивают.
   -Ну, как у тебя дела? Ты слышишь меня?
   И мне стало понятно… О чём же меня спрашива-ют…
   -У меня всё нормально...
   Я  ответил спрашивавшему меня человеку поче-му-то сиплым и глухим, то есть будто бы не моим голосом...
   -Точно всё нормально?
   -Кх…
   Я хотел было откашляться… Неизвестно почему очень сильно болела моя гортань… Однако меня сразу же остановили.
   - Это тебе перед операцией трубку вставляли в горло,  для  искусственной вентиляции лёгких. Чтобы твоя голова не качалась при естественном дыхании...  Скоро всё пройдёт. Но кашлять тебе сейчас нельзя. Так что потерпи.
   Я хотел сглотнуть слюну,  чтобы хоть чем-то задобрить  истерзанную глотку, но из-за отсут-ствия таковой мои старания оказались тщетны-ми...
     -Вы кто? - поинтересовался я вслух.
   -Я сегодня утром делал тебе операцию. –сказал человек. -Меня зовут Игорь Владимирович. Я - глазной хирург.
   Я начал  медленно  подыскивать столь необхо-димые мне слова,  чтобы узнать свою нынешнюю участь:
   -Что у меня с... глазами? Я буду ...видеть?
   Стоящий напротив доктор негромко кашлянул,  затем ответил твёрдо  и жёстко:
   - Слишком сильные разрушения...  Твой правый глаз пришлось удалять полностью...
   -О правом я знаю... -Мой голос  заметно  окреп  и спрашивал врача взволнованно и настой-чиво. - А что с левым глазом?
   Сперва послышался сдержанный вздох…
   -В левый глаз попало очень много металличе-ских и  костных  осколков. Завтра  утром мы те-бя отправляем в Москву,  в госпиталь Бурденко. Может они там смогут его спасти... Хотя я не уверен...
   Я медленно переваривал всё услышанное,  но спросил про первое, что пришло на ум:
    -Там костные осколки... почему? Там пуля?
   Наверное, моему собеседнику уже было пора домой,  но он  продолжал терпеливо отвечать на мои вопросы:
   -Пули нет. Крупный осколок ударил в край ле-вого надбровья и  скользнул по  виску. Там у тебя сейчас шов, потом потрогаешь. Я натянул кожу и зашил рану.  Если бы осколок пришёлся на сантиметр ниже или вправо, то… Ты бы сейчас со мной не разговаривал. Но этот осколок ещё раз-дробил твою надбровную кость и эти мелкие кост-ные частицы  поразили  левый  глаз. Так что у тебя там не только металлические осколки, но и частицы своей кости.
   Военный хирург  сказал  мне  так много и всё сразу,  что я даже не знал, что же мне делать: радоваться или горевать. Но на всякий случай я осторожно решил уточнить полную обстановку.
     - А правый чем выбило?
   -Другой осколок,  но уже поменьше пробил твоё правое нижнее веко и выворотил всё глазное яблоко.  Там спасать уже было нечего.
   Он немного помолчал и затем добавил:
   -За  тебя здесь уже  похлопотали и завтра ты улетаешь в Москву.  Может быть тебе чего нужно?
   Мне не было нужно ничего, кроме главного - ответа на очень интересующий меня вопрос.
    -Ничего не надо. –хрипло ответил я. -Скажите, я буду видеть?
   Военный доктор помолчал несколько секунд и затем всё же открыл мне  горькую правду:
   - Не хочу  тебя  огорчать, но видеть ты больше не сможешь. Держись, старлей... Даже Бурденко не поможет... Если только они волшеб-ники...
   «Вот хрен тебе! Я буду видеть!» - вспыхнула мысль.
   Моя жажда зрячей жизни  была  такой сильной, что  моментально  выдала  эту  яростную  и  нестерпимо-жгучую мысль, которую  я  в отчаяньи был готов выкрикнуть в лицо этому своему врачу, сказавшему мне страшную правду и в общем-то ни в чём не виноватому  человеку.
   Чтобы ненароком это не произошло, я изо всех сил сжал свои зубы и замолчал...
   «Нет. В бурденко работают самые лучшие вра-чи. Серёге - Дракону в лицо  попала разрывная пуля. И ничего - всё нормально сделали. Правда, это было при Советской власти. Ну, и что!! Бур-денко - это самый лучший госпиталь страны. Там мне всё сделают нормально. А если… Нет?.. Что тогда?»
   Военный врач за годы своей работы наверняка уже не раз общался с тяжелоранеными и искале-ченными пациентами… И безусловно он привык к различным реакциям наших солдат и офицеров, впервые услышавших такой страшный диагноз… Вер-нее, горький приговор  на всю свою оставшуюся жизнь. 
   И поэтому Игорь Владимирович некоторое время постоял рядом, а затем незаметно вышел из пала-ты.
   Тогда как всё моё существо уже погрузилось в бешеный круговорот самых разных эмоций… Сдето-нировавших от прямого попадания очень уж горь-кой правды… Или интенсивно бурлящих от какого-нибудь чересчур тягостного предположения… А то и выплёскивающихся вслед за стремительно про-нёсшимся вихрем идей крайне трагического харак-тера…
   «Как же жить?!.. КАК ДАЛЬШЕ ЖИТЬ?!.. Без глаз… Без зрения… Совсем слепому… В этом чёр-ном… Мире… ДА КАКОЙ ЖЕ ЭТО МИР?!.. Это же чёр-ная пустота!.. Без солнца и неба… Вообще… Без ничего… »
   Так я и лежал… Буквально оцепенев… Не  услы-шав  ухода доктора, да и не замечая всего остального вокруг меня.
   «Что делать… Как жить дальше? Стоять как тот слепой старик с Нахичеванского рынка?!.. И жа-лобно просить тоненьким… Дребезжащим голос-ком?!.. «Род…» Кх-кх… «Родненькие мои-и-и… Не дайте пропасть с голоду!..» Хватая потом… Наощупь… Брошенные деньги… «Спасиба-а… Роднень-кий ты мо-ой…» Разве это жизнь?»
   Иногда мне казалось, что вся моя человече-ская жизнь уже закончена… Что впереди меня ожи-дают  лишь  леденящий  мрак и ужасающая пусто-та... Что слепая жизнь… Это вовсе и не жизнь…
   «На хрена ж тогда нужна такая жизнь?!.. Без зрения… В таком беспомощном состоянии?!.. Или же стоять и пиликать на скрипке?!.. «Негритян-скую польку» на углу Энгельса и Ворошиловско-го?!.. Так скрипка… Она же дома… А ТАМ?!.. О-о-о… Что я скажу ТАМ?!.. «Здравствуй, мама!.. Вот и я!..» Все русские и татары оттуда стараются уехать… А я… Наоборот… Приеду… Совсем слепой…»
   Но порой возникала и слабая надежда на сто-личных целителей-кудесников!.. Которые  могут  творить  невозможное  и тогда...  Тогда мир вспыхивал всеми цветами радуги под яркой сине-вой южного неба...
   Однако… Только что услышанная горькая правда неумолимо и жестоко расставляла все мои чаяния и мысли по своим должным местам… Отчего сама жизнь вслед за мной погружалась в чёрную без-дну… Неизбежно становясь бессмысленной и никому  не нужной...
   Потом хоровод моих мыслей был прерван. В па-лате неслышно появилась и затем подошла к моей кровати какая-то женщина. Сперва негромко  по-звавшая  меня  по  имени  и затем представивша-яся старшей медицинской сестрой глазного отде-ления Инной Васильевной.  Она вновь сообщила мне о завтрашнем перелёте в Москву,  в госпи-таль, где мне будут очень нужны предметы личной гигиены, полотенце, тёплые вещи и остальные ме-лочи.
   На фоне моего глобального кризиса её слова о мыле,  зубной пасте и щётке поначалу показались мне настолько пустыми и никчёмными,  что  я да-же не попытался ответить,  а лишь слабо махнул рукой,  давая ей понять, что мне сейчас ничего не нужно.
     Но женщина только улыбнулась и мягко по-вторила свою просьбу:
   - Альберт, я знаю,  что ты служишь в Росто-ве...  Назови мне номер телефона,  чтобы твои родственники привезли тебе всё необходимое... А то там,  в Москве тебе нечем будет побриться,  умыться и помочь  тебе будет некому.  Давай-ка называй свой телефон. Я постараюсь объяснить всё твоим родителям так, чтобы они не расстраи-вались сильно...
   Я сразу  вспомнил  находящихся  за тысячи километров отца,  мать и старенькую бабушку, а затем прерывисто и кратко сказал:
   - Мои  родители живут в Узбекистане.  Вы не дозвонитесь до них.  А здесь я просто снимаю флигель...  Вместе с  сестрой...  Телефона  там нет...
   Инна Васильевна внимательно меня выслушала и предложила уже другой вариант:
   - Ну, должны же быть соседи или друзья, ко-торые сходят к сестре.
   Её мягкая  певучая  речь  и  вместе с тем железные доводы всё-таки убедили меня и после некоторого колебания я назвал номер  ростовско-го телефона.
     - Это моя бывшая соседка Светлана... Она знает, где я живу...
   Я уже  выдохся  от постоянной болтовни и просто дожидался момента, когда старшая мед-сестра запишет комбинацию цифр. После чего она уйдёт и,  наконец-то  оставит  меня  наедине с моими размышлениями о смысле дальнейшего моего существования.
   Но не тут-то было...  Инна Васильевна теперь стала проявлять  свою поистине сестринскую за-боту в том плане, что мне в госпитале может по-надобиться ещё и женский уход.
   - Альберт, тебе уже не двадцать лет... Может быть есть у тебя жена?
    Стараясь скрыть своё раздражение по этому поводу,  я всё-таки  не сдержался и ответил ей резко:
   - Нету у меня жены.  Развелись.  И звонить никуда не надо.  Только её там ещё не хвата-ло...
   Никак не реагируя на мой пусть и ослабший, но всё же резковатый тон, Инна Васильевна мягко сказала мне:
    -Ну, значит у тебя должна быть невеста... или хотя бы девушка.
    Хоть эти  простые  слова  и резанули моё сердце острым ножиком, но мой голос прозвучал равнодушно и спокойно:
   - Девушка?..  Нету у меня здесь никого... 
   «Ну, тётенька... Тебе бы в безпеке  рабо-тать,  пленных допрашивать...  Такой красавице слепой не пара... Леночка моя... ОХ, как же мне хреново!..»
   Мои мысли  внезапно были прерваны будущей сотрудницей органов госбезопасности,  которая продолжала стоять рядом с моей  кроватью.  Она сразу уловила моё слабое волнение и еле замет-ный вздох,  всё осознала своим чутким женским умом и вновь напомнила  о  себе  ровным мело-дичным голосом…
   - Не обманывай и меня, и себя...  Есть у те-бя девушка. Ты её любишь и поэтому не хочешь говорить мне о ней. Но ты пойми, что она тоже тебя любит и станет переживать,  если о тебе не получит никаких  известий.  Поверь моему опыту.  Будет гораздо лучше,  если она всё о тебе узна-ет сразу.  Если примет тебя, то это навсегда. А если нет, то и мучиться потом не придётся. По-жалуйста, какой у нее телефон?
    - Нет... 
   Я тоже был упрям и процедил сквозь зубы только одно это слово.
   Но Инна Васильевна недаром была  старшей  медсестрой  отделения  офтальмологии Ростовско-го военного госпиталя и, не добившись нужного результата,  она не ушла бы ни за что. Даже ес-ли бы я стал орать на неё матом, а затем и швы-рять всё, что только может попасться под мою руку.
   Вначале она говорила, что бывшая соседка Светлана вместе с сестрой обязательно найдут мою девушку. На что я прямо отвечал, что они её и в глаза-то никогда не видели.
   «Ну, сестра-то встречалась с Леной, но не  знает  где  она  живёт.»- как-то отстранённо подумал я, но вслух говорить это не стал.
   -А единственный друг,  который её  знает, так  он  сейчас тоже  раненый где-то  лежит. 
   этими словами я легко отбил натиск женщины в белом, когда она попыталась было обойти меня с другого фланга.
   -Ну, Альберт…
   Затем я проявил полное безразличие к истории о каком-то старшем лейтенанте из Новочеркасска,  поначалу тоже отказывавшемся вызвать жену в госпиталь.  Верная  супруга  не  бросила  иска-леченного  мужа и теперь они счастливо живут в новенькой квартире в современном, только что построенном доме рядом с новочеркасским авто-вокзалом. Совершенно слепому офицеру недавно предоставили собаку-поводыря, с которой он даже может самостоятельно ходить в магазин за про-дуктами.  В прошлом месяце он вновь лечился в  глазном отделении и как раз занимал мою кро-вать.
   «Тоже мне, счастье привалило - собаку дали бесплатно!.. Да он всему вашему  госпиталю  по-дарил  бы по породистой псине,  лишь бы остать-ся зрячим.»- мой Упрямый мозг механически кон-статировал ситуацию с тем предшественником  и не находил практически ничего общего с моим ны-нешним положением.
   - Это ему жена хорошая попалась... - тихо и устало произнёс я, с трудом разжимая сухие гу-бы.
   Сильно хотелось пить. Но и это было пока нельзя… Иногда меня подташнивало и начинала кружиться голова. Наркоз постепенно отходил и свежие раны напоминали о себе всё больнее и больнее.
   Но хуже всего было то, что сейчас у меня практически не осталось сил даже просто про-гнать словами эту до смерти надоевшую медсест-ру. Настроение и без неё было поганым, а с Ин-ной Васильевной, которая продолжала безжалостно бередить мою искромсанную душу, мне становилось ещё тоскливее и тяжелее... Сердце ныло уже не переставая…
   -Альбе-ерт…
   Я понимал,  что она очень даже права, но по-прежнему молчал и старался не обращать внимания на её журчащие майским ручейком речи...    Больнее всего меня задевали слова о страданиях любящей меня девушки,  о её сердечных муках в отсутствии какой-либо информации обо мне,  о горьких  слезах  бессонными  длинными ночами. На все эти женские слова, сказанные от всего сердца, я не мог ничем ответить и только  лишь сжимал покрепче свои челюсти... Чтоб не взвыть… От своего бессилия и навалившегося горя.
   -Альберт, ты пойми… Она ведь тебя любит не меньше!.. А мучаться будет намного больше!.. От того что ничего о тебе не знает. И ведь никто ей не сможет помочь!.. Кроме тебя самого…
   Старшая медсестра знала, куда наносить свои неотвратимые удары… И через пять-десять минут этого боя без правил я всё-таки сдался, сразу назвав и телефон, и имя.
   - Говорите только правду, - сказал я устало своей  сопернице, которая доконала меня оконча-тельно.
   «Будь что будет! -обессиленно подумал я по-сле ухода  Инны  Васильевны. -Чего зазря дев-чонку мучить? может сказать ей, что у меня не была, а до сих пор есть жена Оля?!.. Что мы не разводились и она уже едет ко мне?..» 
   Но этот вариант был отвергнут сразу и беспо-воротно.
   «Нет. Это будет не только подло… Это будет настоящим  предательством... Слишком  тяжёлым станет удар для неё. И моё ранение… И слепота… Да ещё и эта «жена»… Я же никогда Леночку не обманывал... Да и не смогу... Она ведь после того еврейчика «Сирожи» еле отошла… А тут ещё и я… С этим тройным ударом… Нет… Не хочу и не смогу её обмануть… Пусть будет так… Как оно и будет! О-о-ох. Как же мне плохо…»
   Как оказалось, кроме меня в палате ещё нахо-дилось несколько пациентов,  которые отлично слышали нашу игру-пытку  «скажи- не  скажу».
Слева от меня заскрипела койка,  с которой встал пожилой мужчина, подошедший затем ко мне шаркающей походкой.
   - Слушай,  парень.  Ты  ведь в Аксайской бригаде служишь?  А ты не знаешь там такого Ди-му Рябчикова?
   Вроде бы это было из моего прошлого. Однако когда я попытался  вспомнить  имя и отчество моего сослуживца, у меня опять ничего не полу-чилось…
   Поэтому я ответил старику медленно и устало:
   - Диму не знаю. А капитана Рябчикова знаю хорошо. Он был зампотехом нашего батальона. Больше не помню...
   Этого было достаточно моему соседу, который обрадованно воскликнул:
   - Да-да!  Это он и есть!  Я с ним в Аксае  на  одной  улице  живу. Хор-роший мужик.
   - Да... Нормальный... – ответил я.
   У меня уже совсем не было сил разговаривать и я произнёс эти слова почти не слышно.
   К слову… Из-за контузии я тогда не помнил ни рядового Петухова из автомобильного отделения, ни протараненной на ночном марше водовозки, ни тем более криков капитана Рябчикова о безответ-ственности молодых лейтенантов, ни даже его угроз повесить на меня ремонт этой батальонной водовозки!
   Добродушный старикан видимо тоже понял эту мою контуженность и отошёл куда-то в сторону. Оттуда он на всякий случай предложил мне по-есть.
   Вежливо поблагодарив его, я отказался от еды, но зато попросил воды. К моим запекшимся губам поднесли какую-то странную ёмкость в фор-ме солдатской железной кружки, но с носиком как у чайника, откуда потекла прохладная живитель-ная влага.  Меня хватило всего на три глотка и я отстранил от себя эту кружку-чайник.
   Мои сотоварищи  по госпитальной палате ещё некоторое время переговаривались между собой, но их негромкие голоса не помешали  мне  опять то ли уснуть, то ли вновь потерять сознание...
   Вот так. Просто и обыденно. Всё интересное уже произошло.
*
                Глава пятая.
     Очнулся я рано утром, когда меня кто-то взял за руку.
     - Альберт, к тебе пришли. - негромко ска-зала молодая  медсестра, дежурившая в отделении всю ночь.
   - Кто? - Резковато и как-то гортанно спросил я.
   -А ты возьми за руку и сразу поймёшь, кто к тебе пришёл. - негромко ответила сестричка и вышла из палаты.
   Вокруг послышался  лёгкий шум. Это, не гово-ря ни единого слова, мои соседи поднялись с кроватей и вышли в коридор.
   По словам медсестры я уже догадался, но всё-таки вытянул левую руку и сразу же нащупал по-тянувшуюся к ней ладошку… Такую знакомую мне тонкую  девичью  ладошку  с  хрупкими длинными пальцами...
   Я вдруг почувствовал,  как во мне появилось такое огромное напряжение,  смешавшееся с силь-нейшим волнением… Что понадобилось какое-то усилие воли,  чтобы заговорить именно так, как и было необходимо.
   -Лена... -Мой голос произнёс дорогое мне имя хрипло и немного неуверенно,  но затем окреп и оставшиеся фразы  выговаривал  по-военному чёт-ко и даже холодно.  - Слушай меня внимательно! Я полностью потерял зрение!  Ничто мне уже не поможет! Тебе всего двадцать два... Ты молодая и красивая. И ещё найдёшь себе хорошего парня! А между нами всё кончено! У нас всё было очень красиво,  но этого больше никогда не будет! Обо мне – забудь! И чем быстрее - тем лучше!
   Заключительные слова я произносил уже не так размеренно, словно боясь того, что у меня не хватит сил сказать всё то, что уже твёрдо обду-мал и решил.  Моя рука то крепко сжимала, то разжимала замёрзшую ладошку Леночки на всём протяжении этого монолога,  а когда я закончил говорить, то в полном смятении, словно проща-ясь, сжал её пальцы и затем отпустил.
   Но самая красивая девушка в мире взяла мою руку и прошептала:
   - Не надо так говорить...  Ты лучше подумай сейчас... о своём здоровье...
   По тёплой капле, случайно упавшей на мою ла-донь, и по прерывистому голосу Леночки мне ста-ло понятно, что она неслышно плачет, стоя рядом со мной. И у меня сжало горло… 
   Она просто стояла,  смотрела на бинты,  по-крывающие мою голову… Смотрела на моё измазан-ное зелёнкой и копотью небритое лицо… На остат-ки запёкшейся крови… На заострившийся подборо-док и  впалые  щёки… Смотрела на всё то, что осталось от ещё совсем  недавно целого и невре-димого человека… Смотрела и молча плакала...
   С трудом проглотив предательский комок в горле,  я ощутил какое-то странное облегчение от того, что всё-таки смог выговориться. Захо-тел сказать Елене что-то ласковое и ободряющее, но не успел... Опять потеряв сознание.
   В это раннее время её родители сидели в ко-ридоре и ожидали прихода врачей.  Всё глазное отделение ещё спало и рядом с ними находились покинувшие палату пожилые больные.
   -Он такой парень... Видно, что ему больно... А он молчит и терпит. - негромко рассказывал один из пациентов первой палаты. -А ночью, ко-гда его только привезли… И когда он без созна-ния был, то только тогда стонал... Но чуть слышно.  Весь трясётся,  как будто от холода и стонет еле-еле.  Ну, мы собрали ещё три одеяла и накрыли его.  Потом он немного затих.  Эх,  как его жалко... Такой молодой...
   - А вчера-то... Доктор ему говорит, что глаз больше нет, а он молчит, только зубы сжал...- вступил в диалог другой сосед. - А до него на этой кровати другой раненый лежал.  Так он кри-ком кричал, когда узнал о своей...  ну что он совсем не будет видеть.  Мы его вчетвером не могли удержать - раскидывал нас во все стороны.  На ноги ему ложились и всё равно вырывался... Пришлось его к кровати привязывать...
   Подавленные родители молча слушали и согла-шались с  мнением  говоривших.
   - Да вот мы-то уже пенсионеры,  а ведь ле-чимся здесь! Потому  что очень даже видеть хо-тим. А каково им в двадцать-то лет?!.. Каково узнать, что полностью ослеп?!.. Что это на всю оставшуюся жизнь! Что им придётся в этой кро-мешной  темноте?
   - Да что ты людей пугаешь? –возмутился пер-вый пациент. - Может у него хоть один глаз ви-деть будет? Зачем же его тогда в Москву отправ-ляют?
   -Да, ну, тебя!  Я же говорю, что парень от-личный,  и характер  у  него крепкий. И вооб-ще!.. Чего ты здесь лежишь?!.. Может тебе туда нужно, где слух лечат?
   Вскоре в отделении появился врач, при виде которого больные затихли и направили к нему от-ца и мать Лены.
   В ординаторскую  они  входили  со слабой надеждой на хоть какое-то исцеление.
   Но Игорь Владимирович был честен и правдив до конца:
   -По своему опыту могу сказать, что никаких надежд нет. Однозначно - зрение потеряно полно-стью и его нельзя будет восстановить.
   -Ну, может,  хоть что-то? -спросила мать. - Один глаз ведь остался. В Москве может операцию сделают?
   Военный доктор отрицательно покачал головой:
   -Оставшийся левый глаз весь,  буквально весь иссечён мельчайшими осколками. Которые нельзя удалить хирургическим путём. Понимаете?.. А в Бурденко я его отправляю, потому что есть такая возможность. Сегодня большая отправка. Может быть там что-нибудь получится. И ещё я камень со своей души снимаю, так как сделал для него всё, что только мог...
   Когда я уже в который раз пришёл в сознание и опустился на землю, то рядом находилась не только Елена, но и её  родители.  Мне  сразу вспомнился мой решительный настрой предельно прояснить истинное положение вещей в этом же-стоком мире и предварительно извинившись, по-просил Леночку выйти из палаты.
   После некоторого сопротивления она всё-таки покинула нас и я обратился к её отцу и матери с твёрдым желанием расставить все точки...
   -Мне очень жаль, что всё так получилось.  Вас это ни к чему не обязывает...  Елене я уже сказал, что теперь она полностью свободна. И то же самое я хочу сказать уже вам...  Можете за-брать её отсюда прямо сейчас. Я тоже хочу, что-бы она жила счастливо... Чтобы у неё была нор-мальная семья... А я как-нибудь справлюсь... без неё.
   Я устало проговорил последние фразы и замол-чал.  Леночкин папа начал говорить что-то обод-ряющее, но был прерван своей супругой.
   - Не надо так говорить пока... Тебе предсто-ит операция в Москве...
   Я отрицательно махнул левой рукой и мой го-лос  стал жёстким и непреклонным:
   - Операция -  это хорошо.  Но мне доктор уже сказал... что зрение потеряно окончательно. А жить со слепым...  Я такого для  Лены не хочу ... Она молодая и красивая. У неё всё ещё впе-реди.
   Моё сознание опять стало предательски сла-беть  и  постепенно  угасать, отчего их голоса начали затихать… И я на какое-то время опять перестал ощущать окружающую обстановку.
   Затем… Спустя какое-то время… Меня осторожно взяли за руку и мой мозг тут же включился в ра-боту.
Услышав, что ко мне пришли другие люди, я спро-сил:
   - Кто?
   -Что  это  вы,  Альберт  Маратович разболе-лись?  Вот мы с сестрой пришли вас проведать.
   Я узнал нарочито бодрый голос соседки Свет-ланы и попробовал ответить ей в том же тоне:
   -Да вот как-то получилось... Подхватил где-то...
   Я хотел казаться непринуждённым, но вдруг зашёлся в негромком кашле. Сглотнув тягучую слюну, подождал, пока утихнет ноющее горло.
   - А мы тут тебе принесли мыльно-брильное,  костюм спортивный. Короче, всё то, что нам ска-зали...
   -Спасибо тебе большое, Света... А где?..
   Сестра, оказывается, стояла рядом с ней, но ничего не могла говорить и только плакала.  В последнее время наши отношения были натянутыми. Сейчас же мне стало её жалко и я постарался быть помягче.
   -Спасибо за вещи.  А теперь слушай меня по-внимательнее. Будешь ездить  в  часть  и полу-чать там мою зарплату. Тебе на жизнь хватит, но постарайся много не тратить.  Ещё неизвестно, как всё получится. Домой не звони. Я сам это сделаю из Москвы.
   Сквозь всхлипывания сестра попыталась мне возразить, но я решительно оборвал её:
   - Ты поняла, что я сказал? Не дай Бог, если сообщишь обо мне маме! У неё и так сердце боль-ное. Ты слышишь меня?
   В этот момент со скрипом отворилась дверь и в  палату  вошло  несколько человек.
   -Это я - Дима Пономарёв. Я с отцом пришёл.
   Я был очень рад их визиту и молча пожал по-очередно им руки. Владимир Иванович как старший по званию сразу же взял инициативу на себя и с ходу произнёс короткую, но очень проникновенную речь о моём мужестве,  отваге и других положи-тельных качествах,  которыми оказывается я об-ладал.
   -Ты не переживай!  Всё будет у тебя нормаль-но! У Кутузова тоже один глаз был и вон как во-евал! И ты ещё повоюешь… И заработаешь такую славу! О-го-го!
   Мне стало  приятно  и  радостно  на душе от его добрых и искренних слов. Улыбаясь, я побла-годарил Владимира Ивановича и ещё раз пожал его крепкую руку.
   - Главное - что живой остался. –говорил По-номарёв-старший. -Могло быть и хуже. В такой-то мясорубке...
   - Это уж точно. –сказал Дима.
   С минуту мы все молчали. Затем я первым нарушил эту  тягостную тишину.
   - Дима, а ты как узнал про меня?
   Пономарёв-младший, друживший со мной  уже  год,  в  ответ  сначала рассмеялся.
   - Ты что, забыл где я работаю?  Я ведь по-стоянный дежурный! И ещё два дня  назад  читал  сводку. Вчера к тебе  не пускали. Сказали, что тебе сделали операцию и ты ещё не отошёл от наркоза. Ты не волнуйся!  Мы вышли на начальни-ка медслужбы округа генерала Девяткина и он сделал всё, чтобы тебя срочно переправили в Бурденко. Там тебя уже ждут.
   - Большое спасибо за помощь. А я-то думаю, кто же похлопотал за меня ?.. - произнёс я и задал ему мучивший меня последние дни вопрос. - Кто из наших погиб? В сводке были фамилии?
   Молодой капитан стал серьёзен:
   - Я точно знаю, что погиб начальник разведки Стыцина и ваш доктор. Фамилий остальных не пом-ню, но еще убиты один старший лейтенант, один лейтенант и один контрактник. Из ваших погибло пять человек.
   - А солдаты?
   - Нет. Из рядовых бойцов потерь нет, - уточ-нил Дима. - Погибшие – только офицеры и только один сержант контрактной службы.
   - Слава Богу, что солдаты живы... А кто же?... - Мне из-за сдавленного горла стало трудно говорить.  - Может вспомнишь? Лейтенант Винокуров? Сержант Бычков? Они из моей группы.
   - Не помню. Кажется, старший лейтенант - связист. Там еще разбираются с нашими погибши-ми. -ответил он. –Да и убитых духов полностью не  сосчитали.
   - А сколько их завалили? - живо спросил я.
   - Восемьдесят два.
   - Сколько-сколько?  -  От  удивления  я даже слегка приподнялся на кровати, опершись на лок-ти.
   -Восемьдесят два боевика. - повторил Дима. - Шестьдесят два духа нашли перед твоими позиция-ми и ещё двадцать лежат прямо на самих  позици-ях.
   - Вот это да!  А я-то думал...  Шеренги идут и идут. Я их с огнемётов... А они всё идут... - я невольно вспомнил весь ужас той ночи и от волнения даже не мог говорить. – Потом… Грана-ты...
     Я устало откинулся на кровать и в палате опять стало тихо.
   Но в мозгу я всё ещё продолжал прокручивать некоторые эпизоды ночного сражения и в конце машинально сопоставил потери с нашей и чужой стороны.
   -Да...  Восемьдесят два - пять... Хороший счёт! - в своей горячке и в азарте вновь пере-житого боя я медленно произнёс эти страшные цифры,  но тут же понял весь ужас этого кощун-ства. – О, Господи...
   -Среди убитых боевиков искали Радуева,  но пока не нашли. -начал рассказывать Дмитрий, но оглянулся на звук открываемой двери и чей-то голос.  - Да-да.  Мы уже заканчиваем... Алик, мы тут тебе пакет оставим.  Там палка колбасы-сырокопчёнки и другие продукты. В Москве тебя уже ждут. И ребята-ГРУшники обещали помочь. А нам пора уже идти...
     Мы тепло попрощались и я остался в палате один.
   «Сержант-контрактник - это наверняка Бычков Виталий. Яковлев врядли. У Златозубова есть контрактники,  но его группа  почти не участво-вала...  Это Бычков погиб.  Виктор-Виталий... Жалко,  если именно он.  Может успел отойти? А второй погибший?.. В восьмом батальоне тоже был один лейтенант,  но они ведь так далеко находи-лись от места боя. Неужели это Винокуров? О Господи...»
   Меня кто-то взял за руку и по узенькой ладо-шке я понял, что это была Леночка. Стараясь сдерживать свои эмоции, я медленно высказал вслух свои мысли.
   - Там... Лейтенант перетащил меня на нашу сторону... А я его опять отправил к пулемёту... Неужели это он?...
   Она начала говорить что-то успокаивающее, но я через несколько секунд вновь потерял созна-ние...
   Затем всё повторялось и повторялось… Я уже в который раз возвращался из чёрного небытия, чтобы спустя какое-то время опять провалиться во тьму беспамятства... Когда я мог говорить, то вспоминал свою беспроглядную участь и угова-ривал Елену уйти...  Но мне в ответ слышались ласковые и ободряющие слова...
   Иногда я  бредил  и  тогда спрашивал свою судьбу и окружающий меня мир о том,  как же мне жить дальше и что я смогу делать?  Ведь у меня уже нет обоих, («слышите? ОБОИХ !!!») глаз...
    В горячечном полузабытьи я даже нашёл себе какое-то применение:
   -Нет! Играть на скрипочке «Негритянский марш»… Это не по мне!.. Вот поставлю себе один голубой стеклянный глаз, а второй - зелёный... И пойду банки грабить... Хотя... Как же я… Дой-ду…
   Сидящая рядом девушка тогда вновь говорила что-то ласковое, успокаивающее и обнадёживаю-щее… После чего я на некоторое время затихал и действительно успокаивался...
   -Представляешь?!.. У меня во Владикавказе валенки свистнули… И я вчера… Чуть было в рай не попал!.. Честное слово!.. Мы в прошлом де-кабре под Шалями были… Нам один майор предлагал напасть днём на духовский блокпост… Я тогда от-шутился… Сказал, что в валенках в рай не пуска-ют… А майор… Он со своими всё-таки напал… И там погиб… А я… Вот... 
   Видимо моё состояние в этот день совершенно не представляло  собой эталонный  образец  здо-ровья кадрового офицера России...
   -Ты знаешь, как там было?!.. Это же сплошной ужас!.. Я стреляю, а они идут и идут!.. Уже во-семь «мух»… И ещё сколько-то «шмелей»... А они всё идут!.. Это там… Такое…
Почуявшее полнейшую свободу,  вкупе с бескон-трольностью и  вседозволенностью,  моё сознание  сейчас действовало по своему собственному гра-фику и потому покидало моё бренное тело как хо-тело: то словно тяжело отползающий удав, то как тихо тающий утренний туман… Иногда сознание ис-чезало мгновенно, как будто отключённое каким-то рубильником. Причём оно пропадало на никем не определённый и ничем не ограниченный срок.
   Затем сознание всё же возвращалось: то очень осторожно, то плавно и постепенно, то очень стремительно, словно  побаиваясь  надолго оставлять вроде бы своё законное место пребыва-ния... Но даже в эти считанные минуты просвет-лённого и немного ослабшего мироощущения мои мысли всё же иногда путались… Как это бывает при непредсказуемых проявлениях схватки высокой температуры и борющегося с недугом организма...
   Я уже  не помнил,  как и в какой момент по-кинули палату отец и сын Пономарёвы, когда быв-шая соседка Светлана и моя сестра вышли в кори-дор...  моё мерцающее внимание было абсолютно безучастным к тому, что скоро меня должны от-править на очередном самолёте в уже следующий военный госпиталь, что все необходимые  вещи  сложены в два полиэтиленовых пакета,  которые сейчас находятся у меня под кроватью, что в до-роге за ними и  за  мной  лично присмотрит  контрактник  Володя из Владимирской области,  что это тот самый парень,  который вёз меня на каталке от приёмного отделения  до палаты в первый день,  после чего разламывал для меня печенье и осторожно вливал сок вовнутрь моего немощного пищевода,  чтобы я ненароком не по-перхнулся... Что  в  госпитале Бурденко меня уже ждут самые опытные офтальмологи, предупре-ждённые сегодня утром по телефону о моём прибы-тии... Что сейчас меня оденут в новое летнее, а также в зимнее обмундирование, на ноги обуют парадные ботинки рядового состава,  солдатскую шапку положат в мой пакет, но по приезду всё это вещевое имущество мне следует сдать сестре-хозяйке по накладной, которая находится в пра-вом нарукавном  кармане куртки...  Что самолёт уже готов к вылету, который состоится после то-го,  как все отъезжающие и отправляемые раненые поедят...
   Я рассеянно слушал всё то,  что мне говорили окружавшие меня люди: врач Игорь Владимирович и старшая медсестра Инна Васильевна,  остальные медицинские сестрички и соседи  по  палате,  сопровождавший  меня контрактник Владимир из такой же области и родители Леночки...  Порой я даже вежливо кивал головой,  насколько мог это сделать,  чтобы дать им всем понять то,  что внимательно их слушаю и старательно всё запоми-наю...  Хотя все слова проносились мимо моей перебинтованной  головушки, так и не найдя даже входа в одно ухо, чтобы затем спокойно вылететь из второго...
   Хоть я и не мог отслеживать течение времени,  но в эти пролетающие мгновения для меня глав-нейшим являлось именно то, что я, периодически теряя сознание и приходя в себя,  всегда ощущал в своей полураскрытой ладони теплоту пальчиков моей Леночки...
   Были моменты, когда я попросту молчал и мы оба находились в полной для нас тишине...  Я остался жив после этой страшной мясорубки, пусть ранение оказалось очень серьёзным и впе-реди меня ожидало длительное лечение... Но я не думал о предстоящем будущем, ибо самым важным являлось то, что хоть и лежу я сейчас страшно изувеченный, зато рядом со мной на стульчике сидит моя Прекрасная Елена...
   Только вот... Даже тогда, когда мой разум воспринимал всё вокруг с предельной ясностью и чёткостью,  я всё никак не мог вспомнить  нечто особенное и ценное, которое так старательно бе-рёг все эти дни... Мои мысли проносились в моз-гу то бурными вихрями,  то вяло бредущими идей-ками...  Но это было не то... Истина таилась где-то на недосягаемой для меня глубине между правым и левым полушариями...
   Вот в окружающем мире,  понемногу нарастая,  воцарило всеобщее оживление:  шарканье много-численных ног,  проплывающие по коридору  люд-ские голоса, тарахтенье небольших тележек и слабое позвякивание посуды...
Боевые действия были приостановлены по всем фронтам и ходячие пациенты  Ростовского  госпи-таля потянулись на приятственный запах из общей столовой...  Принесли обед и в нашу палату. Но, проглотив пару  ложек тёплого жидковатого супа, я отказался от пищи. Было не до этого...
  Наступали тягостные минуты неминуемо прибли-жающегося расставания...
   Вскоре дежурная  медсестричка принесла новую форму и меня под нервозные поторапливающие воз-гласы сестры-хозяйки стали одевать. Я облачился в летнее обмундирование и зимнюю куртку, но тёплые штаны я попросил не одевать, а просто подложить их мне под голову.
   Вот в палате вместо высокой четырёхколёсной каталки появились четырёхручные носилки. Это брезентовое средство транспортировки тяжелора-неных конечно же было в диковинку как для Ле-ночки, так и для её родителей.
   А вот для меня они были уже как родные. Но-силки установили прямо на пол и я уже  лежал на знакомом брезентовом полотнище, готовясь к дальнейшему своему путешествию и смущённо чему-то улыбаясь.
Но тут в палату вновь забежала визгливая бабка-хозяйка и заявила,  что одеяла  мне  не положе-но и поэтому тёплые брюки лучше одеть сразу. Это мне что-то напомнило и я лишь недовольно поморщился. Но выполнять её дурацкие приказания я не стал. На моей донельзя забинтованной голо-ве сейчас была чья-то вязаная шапочка и мне при транспортировке хотелось чувствовать затылком мягкий свёррток из толстых зимних брюк.
   Вот солдаты наконец-то подняли носилки и со-брались выйти из палаты,  но тут в коридоре по-слышались чьи-то встревоженные возгласы и затем предупреждения о том, что  сейчас сюда  идёт  сам  генерал. Это начальник Ростовского госпи-таля решил лично проверить готовность раненых к отправке в Москву. Поэтому мои носилки сдали назад и меня переложили обратно на кровать. Зимнюю куртку и ботинки не снимали. Зато для большего порядка меня до пояса накрыли одеялом. Через минуту появилась другая медсестра и это одеяло было старательно перезаправлено для при-дания мне более аккуратного вида.      
   -Я конечно извиняюсь… -сказал я, улыбаясь смущённо и даже виновато. –Но… Это наша армия.
   -Понимаю… -ответили мне и даже улыбнулись.
   Так я терпеливо перенёс эти генерал-ефрейторские замашки медперсонала. Но когда во-енно-транспортная  операция «туда-сюда-обратно» повторилась ещё два раза, то не выдержал.
     -Да сколько можно!?  Вы что, никогда живо-го генерала не видели? Или несите, или положите меня...
   Мои возмущённые возгласы были услышаны Гос-подом Богом  и, возможно  местным генералом,  который  не стал инспектировать глазное отделе-ние. И  мои носилки наконец-то вынесли из пала-ты, после чего меня понесли по длинным коридо-рам.
   -Опять… -вспомнив, сказал я. –Несут ногами вперёд…
   -Тихо…
   Всё это время рядом шла моя Леночка и держа-ла меня за руку.  Я мучительно пытался вспом-нить что-то важное и даже самое главное… Что никак не мог сказать  раньше...  Но  оскудевшая память никак не могла найти в моих полушариях нужную мысль или хотя бы верное слово...
   Тем временем мы уже вышли из госпитального корпуса и носилки осторожно опустили на ас-фальт. Шёл мелкий снежок и  температура  возду-ха опять была минусовая.
   Вокруг было людно… Ходячие раненые осторожно подтягивались к автобусу и медленно протискива-лись во-внутрь со своими костылями и гипсовыми  конечностями  во  внутрь ПАЗика.  Лежащие  на  носилках  изувеченные солдаты и офицеры ожидали прибытия нескольких санитарок, которые уже направлялись в нашу сторону.  Но  пока подъеха-ло только две машины... Характерно скрипнули тормоза «УАЗов»и все стали ждать появления остального автотранспорта.
   Кроме раненых здесь же присутствовали люди, которые  провожали  своих  мальчиков, парней и мужчин.  Одна  из  женщин громко всхлипывала и прощалась с «родненьким сыночком Серёжень-кой»...
   Остальные родственники или стояли и курили, или же отдавали короткие напутствия сидящим в автобусе бойцам.
     - Что за безобразие? Все раненые одеялами укрыты, а наш...
   Разгневанная вероломством  и  крохоборством  сестры-хозяйки,  мать Елены  побежала  внутрь  здания и спустя пять минут я уже отогревался под солдатским одеялом.
   -А я с  твоей  же  кровати  взяла...  Вот старая карга, ещё орёт что-то... Её, оказывает-ся временно поставили…  Пусть в своей невроло-гии командует... А мы из глазного отделения и одеяло нам тоже нужно... Неизвестно, сколько вам здесь ждать придётся... Да и на аэродро-ме... - говорила мама Леночки, накрывая меня одеялом.
   Мне было приятно ощущать заботу и внимание Лены и её матушки, бережно подтыкающих под меня свободные края одеяла. Но всё же чувствовалось, что времени осталось совсем немного и нам сей-час придётся расстаться... А я всё никак не мог вспомнить…
   Вокруг уже слышалось шарканье чьих-то подошв по асфальту.  С шумом распахивались и захлопы-вались дверцы  санитарных  машин.  Раздавались негромкие голоса провожающих...
   -Серёженька!.. Сыночек!.. Напиши!.. Как смо-жешь!
   -Я постараюсь левой рукой писать! –отвечал матери чистый мальчишеский голос. –Не надо… Не плачь!
   -Хорошо… Я… Не буду…   
   -Андрюха, держись там!.. Как и положено!.. Я тебе по межгороду буду звонить!.. Слышишь, бра-туха?!.. Или через узел связи!
   -Всем нашим – привет!.. Пока!..    
   Вот подняли и мои носилки. Солдаты взялись поудобней и понесли меня к следующей санитарке.
   -Мама, до скорой встречи!.. Я буду писать тебе!
   -До свиданья! Серёженька!
   Минуты две  рядом шла Леночка,  держала мою правую ладонь и что-то говорила и говорила. По её прерывистому голосу я слышал, что она опять плачет... Где-то глубоко в моём сознании затаи-лось что-то такое важное и огромное, которое  имело  прямое  и непосредственное отношение к моей залитой слезами красавице... Но...
   Я с трудом сглотнул комок в горле… Да так  ничего и не вспомнил… И не сказал...
   Вот девичья  ладошка  осторожно выскользнула из моей руки и только теперь я понял весь без-граничный ужас этого горестного расставания... Ведь я опять погружался в страшную и чёрную бездну непроглядного одиночества!
   И тут  моё сознание словно пробудилось от спячки!.. И мгновенно выплеснулось наружу по-добно огненной лаве,  поднявшейся вверх от мощ-ного взрыва в самом центре вулкана...
    -ЛЕНА !!!
   От моего внезапного выкрика в эту образовав-шуюся вокруг меня страшную пустоту… От этого крика  несущие носилки солдаты остановились и я с радостью услышал, как ко мне подбежала именно ОНА...
   Крепко сжав её руку, я с каким-то нечелове-ческим усилием и  отчаяньем выкрикнул самое нужное и самое главное:
   -ПОМНИ... Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ! ! !
   -Да... Я помню... -чуть слышно ответил род-ной мой  голосок...  –Я...
   Мгновенно ослабев,  я медленно отпустил ма-ленькую ручку...  Тут же надо мной дрогнувший голос санитара произнёс какую-то команду, но-силки плавно качнулись вперёд и меня понесли дальше...
   Через несколько  метров  ростовские медбра-тья  загрузили меня в УАЗ и закрыли заднюю дверь...  Санитарка медленно тронулась с  ме-ста,  но всего дальнейшего я опять не почув-ствовал...
   Как… Все-е… Гда…               
*
КОНЕЦ

ПОСТСКРИПТУМ… Приблизительно в это же субботнее утро и «несколько» южнее...
   -Стас! Ты чего, рехнулся?!.. Пошли так!.. Как-нибудь доковыляем до этих бортов…
   -Нет, Михалыч! Я же раненый! Вот пусть и несут меня на носилках! Во-от… Нормально, да? Ложись тоже! Вот рядышком…
   -Ты что?!.. У меня ж только в руку ранение! Смеёшься что ли?! У меня пару пальцев отстрели-ли… А я буду на носилках?!
   -Вот какой ты бываешь чересчур щепетиль-ный!..
   -Какой уж есть!.. Ну… Ладно!.. Ты полежи тут… А я схожу на доразведку!
   -Ну, иди-иди!.. Только скажи там, что я тя-желораненый! И ходить не могу!.. Слышь, Миха-лыч?! Михалыч!
   Некоторое время спустя…
   -Стас, я там конечно всё сказал… Но учти!.. Что ходячих раненых повезут на Ростов, а лежа-чих – в Самару!
   -А-ах!.. Ты… Е-ё-о!.. Ну, ты не мог сообра-зить?!.. Что ли?!.. У меня ведь жена и дочка в Ростове!
   -Ну, тогда вставай и пошли!
   -Э-э-э… Ну, ты… Михалыч!.. Я ведь тут уже улёгся!..
   -Тогда пошли! Сюда же ты доковылял!
   Несколько долгих и томительных секунд спу-стя…
   -А-а-а!.. Ладно!.. Пусть везут меня в Сама-ру!.. Я там в прошлом году лежал… Может ещё не забыли меня! В этом самарском госпитале…
   -Ну, да!.. Тебя забудешь!
   -Иди-иди!.. В-руку-раненый-майор! Привет там всем передавай! И моим тоже!
   -Ладно, передам! Ну, счастливо оставаться!.. То есть счастливого пути!
   -И тебе!.. Тоже!.. То есть туда же!
   Так майор Мороз полетел в Ростовский окруж-ной госпиталь… Чтобы оказаться поближе к город-ку Аксай… А старший лейтенант Гарин отправился в военный госпиталь в Самаре.
   Се ля ви!
 То есть… КАЖДОМУ – СВОЁ !