Рододендрон многоликий

Как эхо отзвуков в один аккорд неясный,
Где всё едино, свет и ночи темнота,
Благоухания и звуки и цвета
В ней сочетаются в гармонии согласной.

Есть запах девственный; как луг, он чист и свят,
Как тело детское, высокий звук гобоя;
И есть торжественный, развратный аромат-

Слиянье ладана и амбры и бензоя:
В нём бесконечное доступно вдруг для нас,
В нём высших дум восторг и лучших чувств экстаз!

Шарль Бодлер "Соответствия"


Контемпляция на аромат


Кабинет со стеклянной стеной, за которой небольшой внутренний дворик, засаженый разномастными кустами вокруг бассейна из серых гранитных плит. Этот клочок подобия японского сада в окружении стерильных бетонных стен был и источником света и единственным зелёным оазисом для собравшихся в помещении, а впоследствии своей аскетичной простотой очень даже гармонизировал общую атмосферу пространства.

Стол посреди затерянного в лабиринтах коридоров кабинета был усыпан сухими бутонами белых, желтых и красных роз. Такие же розовые бутончики, каждый на чистом блокнотном листке с пристроенной рядом ручкой для случайных заметок, обозначали посадочные места. На одном краю стола своё тронное место занимал маленький непрозрачный пузырёк с чем-то жидким, но неведомым внутри. Он был и хозяином и инконито для тех, кого созвал на свидание и частный разговор по душам.

Когда семь участниц распознали свои места по приглянувшимся бутонам и приготовились к встрече с ним, аромат каждой раздал свои визитки и пригласил на аудиенцию в тишине. Он хотел, чтобы каждая в кабинете познакомилась с ним лично, безмолвно и по возможности сугубо интимно. Восьмой дожидаться не стали. Она прошелестела вдоль стены и тучным румяным облаком плюхнулась в истосковавшееся кресло. Аромат удостоил её мимолетного кивка и позволил носиком пригубиться к ловко подставленной властной руке. "Для опоздавшей эта встреча пусть будет затравкой на будущее" эфемерно съязвил хозяин собрания.

Аромат дал им полную свободу полёта воображения, самовыражения в ощущениях тела, мыслях и чувствах и даже спроважал в памятные путешествия.

Одни пошли за ним в заросли холодного, свежепахнущего и влажного леса. Шли и шли, всё дальше и глубже, ведомые бальзамовым запахом смеси из древесины, мха и чего-то острого с вызовом как приключение, в гущу которого герои и героини сказок безвыходно пропадают и чудом выходят умудрённые опытом. Некоторые, оторвав свои носики от листочков с его печатью, терялись в глухих джунглях и заблудшимися звали его запах на помощь, а он с чуточку поиграв их неожиданно пробудившимся страхом, отзывался им эхом и вновь манил за собой. Другие же словно хищники в недоумении потерявшие след внезапно увильнувшей добычи, прижимались носом к земле по-плотнее бороздами вспарывая нежные и рыхлые с тёплой испаринкой мшистые брюшка лесного покрова и со сладострастием нанюхавшись источаемой влажной неги, отдавались в её объятия до полной беспечности и простоты бытия как в материнском чреве.

Но были и те, которых аромат позвал восвояси: по тёмным и холодным лабиринтам в деревом и знанием пахнущие залы средневековой алхимической библиотеки или в лавку старого травника-лекаря затерявшейся в одной из многочисленных каменных и солнцем нагретых улиц старой Праги. Кто-то принимал ванны, нежился в спа-салоне и сауне или стонал от приятной боли во время массажа и кругами на воде расплывался по поверхности своих воспоминаний из поездкок по Непалу или горнолыжным курортам Германии.
Я же сквозь такой же загадочный лес подошла к окну и подстрекнув аромат приоткрыть завесу своей неприступной таинственности, внутренним взглядом перешагнула оконный порог и принялась карабкаться вверх по какой-то круто вверх растущей горе. Гора эта ощущалась такой же недоступной, как и её тайна, сокрытая от посторонних глаз прочными крепостными стенами. Крепость тонула в лесном омуте, а омут был убежищем чего-то первобытного. Вскоре крупный зверь промелькнул среди зарослей и даже позволил быть узнанным. Знакома только лишь по школьным учебникам о его архаичном существовании, я безошибочно распознала в нём саблезубого тигра. Лес или джунгли у подножия горы были его вотчиной и он там был вожак и закон. Житель какого-то из межледниковых периодов покружился в поле моего зрения и исчез, как растаял, оставив наверняка усвоенное чувство бдительности.

Предупредительность в общении с ароматом миновала одну женщину, встретившуюся с ним лоб в лоб и не успевшую откреститься от неприятного душещемительного запаха. Она была захвачена ароматом на полуслове, так и не досказав ко мне обращенный вопрос. Её, ещё совсем ребёнком как бабушка за руку в детстве, он увлёк за собой на кладбищенский двор. Бабкины сверстники зачастили с траурными уходами кто в рай, кто в ад, а немногочисленные всё еще живые челноками ходили со свежих могильных холмиков, покрытых венками из гвоздик поверх еловых лапок, на поминки и так по какому-то заколдованному кругу, в петлю которого малышка и попала.

Бабка водила послушную девочку на похороны как на исповедь, только не в церковь, а прямиком к хозяйке жизни - на исповедь в лице самой смерти. Отторжением встретились ей эти воспоминания и сейчас она сидела и отфыркивалась, как это делают кошки от вонючей камфорной бодяги, которой нередко лечили своих внучат бабки. Для неё незнакомый аромат был траурным облачением самой смерти, что она достаточно повидала на желтокожих ссохшихся масках старух в умощённых цветами гробах. Женщина никак не ожидала такой неожиданной "очной ставки" с тем, что впиталось в чуткие детские поры, осело тяжёлым болезненным осадком безысходности и воспалением разъедало внутренности.

С воспоминаниями, всплывшими едкой чёрной желчью, предстал и порог, через который она всё-таки, как в надежду на обновление, решилась шагнуть. Камфарный запах указал ей стезю, ведущую к оздоровлению. Ещё не здорова, но уже на пути сказала она потом вслух, а про себя подумала “знала бы бабка, что за закваску учинила ей в детстве и каково это будет рано насмотревшись на лица чужой смерти, разглядеть облик своего счастья?! Счастье, что беспризорное дитя, забилось куда-то глубоко за пазуху и не позволяя не то чтобы слезы, даже ни малейшего всхлипа, безропотно ожидало волшебства заветного удочерения.

Излив печаль своих воспоминаний и с ново родившимся энтузиазмом к жизни, сбросив рубища, скрывшие под собой беззаботное детство, женщина отмахнулась от наваждения, вызванного коварством вдыхаемого аромата цветов. Вскоре она узнала и имя этого негодяя.

Рододендрон. От его гостеприимства женщина безоговорочно отреклась и будь на то достаточно хладнокровия, то и обезглавила бы.

Тем временем аромат подобрал полу своей мантии и закинув через плечо, упреждая своё скорое исчезновение, увлёк взоры всех в кабинете сквозь стеклянную стену и на вяло струящийся медово-маслянистый бочонок Луны в небе, из которого каждая черпала то, чем изобиловала в это полнолуние.