Сны войны

1944 год, почти год, как от нас ушла война. А мне долго снился один и тот же сон, который я видел, как наяву. Когда я первый раз рассказывал его маме, она долго расспрашивала у меня подробности, а затем долго обсуждала его с бабушкой из чего я понял, что это было в самом деле. Уже, когда я был взрослым, мама часто вспоминала этот сон и говорила, что ЭТО что-то означает, какой-то знак СВЫШЕ. Может она была и права, вся дальнейшая моя жизнь была связана с этими сверкающими на солнце машинами.

   Теперь о самом сне или о самом первом моём детском воспоминании. Я лежу на спине под большим кустом ольхи, в высокой траве, это была болотная осока, и все время смотрю вверх. Лежу я на огромной светлой подушке и стараюсь как можно больше вылезти из-под куста и разглядеть, что там происходит наверху, в небе.

   А там происходит что-то интересное. В вышине летает что-то похожее на птицу, точнее на коршуна, который охотится за нашими цыплятами, но опутанное блестящими нитками, которые очень сильно поблескивают, когда Аэроплан, как его называют мама и бабушка, падает вниз. Падает он бесшумно, как коршун, которого мы с мамой видели и так низко, что мне становится отчего-то страшно. А потом он исчезает за кустом и начинает очень сильно гудеть. И так раз за разом. Мама и бабушка опять и опять оттаскивают меня дальше под куст, как будто для того чтобы меня не увидел Аэроплан. Я не долго лежу у корней ольхового куста и когда мама с бабушкой отвлекаются, я разворачиваюсь головой от куста и, отталкиваясь ногами, как уж, снова вылезаю из-под куста, чтобы лучше видеть Аэроплан, как он блестит на солнце своими опутанными то ли нитками, то ли веревками. И меня снова водворяют под куст.

   Мои реальные воспоминания всегда были черно-белыми или точнее серыми, а вот во сне все это было окрашено в цвета и каждый раз в другие. Чаще – зеленые, голубовато-серые или желто-зеленоватые. Картинки сна и цвета появлялись сразу после большого цветного радужного круга, цвета которого расходились в разные стороны, превращаясь в одноцветье и как-то беззвучно звучали, нагоняя на меня непонятный ужас, после чего, как говорили мама и бабушка, я начинал кричать и метаться, пока не просыпался.

   Став постарше, когда мне исполнилось пять лет, меня тянуло в это болото и я хотел отыскать тот ольховый куст под которым мы лежали. Мне казалось, что если я найду тот куст ольхи, то этот сон перестанет мне сниться. Меня водили к какой-то бабке и она долго меня заговаривала, «...чтобы я не кричал по ночам». Но этот сон мне снился все реже и реже, пока не перестал сниться совсем и не только это, но и другие сны. И после этого, лет с семи и до 35, мне вообще не снились сны. Но вместе с исчезновением снов у родителей со мной появилась другая проблема, меня нельзя было разбудить извне квартиры. Если я закрывал дверь изнутри и засыпал, то меня можно было разбудить, только взломав дверь. Что родители неоднократно и делали.

   Когда им надоело ломать двери, то они мне строго настрого наказывали не закрывать дверь изнутри или приходилось меня закрывать снаружи, оставив мне ключ, который я тоже вечно терял и когда надо было уходить в школу или гулять, то приходилось оставлять дверь открытой, за что мне иногда влетало.

   Второе детское воспоминание не мучило меня ночными кошмарами, очевидно потому, что было более коротким. Испуганная мама стоит у лаза в сад с одной стороны и я прячусь за её подол платья, а с другой стороны лаза стоят три чужих незнакомых дядьки, в какой-то белой одежде и все обвешанные какими-то железяками. Они о чем-то маму спрашивают, а она стоит испуганная и ничего не говорит. Как потом мне рассказывала мама, она испугалась наших бойцов, она до этого не видела никогда наших в погонах, да и не могла видеть. А форма у них была не белая, а выгоревшая.

   Третье четкое воспоминание раннего детства. Весна, снег весь сошел, но улица еще не просохла, сплошная грязь и по этой грязи, посреди деревенской улицы, идет волк. Я на него смотрю и мне не страшно, хотя он от меня в десяти шагах. О том, что это может быть собака я и не подумал, на нашей улице, Майской, собак ни у кого не было, я знал точно, постреляли немцы еще во время войны и за это время как-то от них отвыкли и только после 1949 года снова начали появляться на нашей улице собаки. Да и кормить тогда их было нечем, любой лишний кусок отдавали домашним животным и птице: коровам, овцам, курам.