Надия аль-Мари. Глава 2

  Полковник еще раз перевел взгляд на выстроившихся перед ним бойцов группы разминирования.
   Затем, спустя мгновение-другое, услышал голос капитана аль-Мари: "Полковник Ульянов, мне нужно пообщаться с вами подальше от ушей и глаз моих бойцов. Нужно будет. Не прямо сейчас. Сейчас пусть мои бойцы продолжают практическое занятие по изучению конструкции мины румынского образца, которую они сняли вчера утром на дороге к разрушенной мечети в северной части города... А вам нужно пойти к майору Нурхан аль-Джани и получить некоторую амуницию, бронежилет и оружие - оно у вас должно быть собственное и всегда готовое к применению. Мы пойдем туда вместе. Для этого есть причины.".
   Она произнесла это и умолкла, ожидая его ответа.
   В строю еще не разошедшихся бойцов кто-то ободряюще-недоуменно-озорно присвистнул - кажется, это был серб Стойкович, но ручаться за это полковник Ульянов не мог.
   Повернувшись, вновь, лицом к Надие аль-Мари, он ответил ей: "Да, пойдемте." - и, миг спустя, они уже шли к располагавшемуся чуть-поодаль другому низкому брезентовому сооружению, чуть-поменьше того, которое служило казармой группы разминирования...
   Сорок секунд спустя, капитан аль-Мари, пройдя вперед, откинула незастегнутый брезентовый полог на входе в это строение из брезента светло-песочного цвета и они вошли вовнутрь.
   Здесь, также, ка ки в штабном шатре полковника абу-Алифа, было прохладно, чувствовался легкий леденящий ветерок от кондиционера. Но этот ветерок не мог, разумеется, выветрить, выдуть отсюда специфических запахов, которых не почувсвуешь в "гражданском" мире - запахов кирзовой кожи, оружейного масла и двух совершенно особых, тонких, почти неуловимых запаха - запаха взрывчатки и металла - как это ни удивительно, но полковник Ульянов, как, наверное, и капитан аль-Мари, знал - металл тоже пахнет - латунь имеет один запах, сталь - другой, броня - третий...
   Здесь пахло и латунью и броней...
   Перед ними, в "комнате" между правой и левой частями этого строения, находился стол, за которым сидела девушка - совсем молодая, с толстыми, черными, как смоль, косами и очень смуглой кожей. Девушка, так же, как и бойцы группы разминирования, была одета в песочного цвета форму, а перед ней на столе лежал пистолет - не только бывший очень крупным сам-по себе, а казавшийся еще более крупным из-за контраста с миниатюрным сложением девушки за столом. Полковник Ульянов, взглянув на пистолет, определил, что это был ихраильский "Иерихон"....
   Именно к этой девушке и обратилась сейчас Надия аль-Мари: "Здравствуй, Нурхан! Хорошо, что у тебя тут так прохладно... Нурхан, человек, который пришел со мной - наш русский брат, советник Ульянов. Он должен получить оружие, индивидуальную аптечку, бронежилет и что-то на голову, чтобы прикрыться от солнца - в России оно не жарит так беспощадно...  Завтра нам с ним вместе приступать к работам на территории разбомбленного роддома, это рядом с кондитерской фабрикой "Аль-Фасизи энтерпрайзес"...".
   "Храни его и вас Аллах там...  Это место скорби..." - ответила ипйор Нурхан аль-Джани; на Надию и полковника ульянова взглянули большие и блестящие черные миндалевидные глаза.
   Затем майор аль-Джани встала из-за своего стола, подошла к проему, занавешенному брезентовым пологом и ведущему в левое "крыло" этого помещения, откинула полог и жестом пригласила Надию аль-Мари и полковника Ульянова следовать за собой.
   Они прошли за ней в левое крыло брезентового строения - ротный склад имущества - и полковник Ульянов был восхищен тем, какой порядок поддерживала здесь девушка, которая, несмотря на свой юный возраст, уже носила звание майора. Все здесь было на своем месте - висело на специальных стендах оружие, лежали на стальных стеллажах сложенные комплекты обмундирования и бронежилеты - рассортированные по размерам, снабженные бирками; под каждым комплектом обмундирования того же песочного цвета на полке ниже стояла пара армейских ботинок-берцев. В отдельных ящиках лежали гранаты и "рожки" к автоматам, стопками стояли "цинки" с патронами к "Калашниковым" и СВД, ПКМ и РПК...
   ...Спустя недолгое время капитан аль-Мари и полковник Ульянов вышли из помещения ротного склада имущества; полковник Ульянов нес два плотно упакованных черных пакета и надетый на плнсо, снаряженный им тут же, в складе, только-что обтертый от густой консервационной смазки, АКМ-74 с подствольным гранатометом.  Он хотел, было, направиться к казарме группы разминирования, но капитан Надия аль-Мари остановила его, сказав: "Подождите, советник... Скажите... В вашем приказе на командировку в Алеппо оговорено, где вы будете жить? Конечно, вы можете поселиться и в казарме группы... Но это наложит определенные ограничения на конфиденциальность и неприкасаемомсть собственности. Конечно, я уверена в своих людях. Не подумайте дурного... Но...".
   Она умолкла, собираясь с духом, чтобы сказать то, что было в мыслях, но что не так легко было озвучить. А затем, несколько резко, то бледнея, то краснея, но жестко, твердо, как и подобает военной, произнесла: "У вас говорят - нет незаменимых людей... Тяжелое и жестокое выражение, когда касается тех, с кем работаешь долгое время... К кому привыкаешь...  Саперы гибнут не реже пехотинцев или десантников - и не всегда все зависит от дрожания пальцев или "сюрприза" в  конструкции мины... Нас выцеливают снайперы ИГИЛ, натасканные американцами... Нас накрывает обрушивающимися плитвами в зданиях... Так погиб месяц назад брат Нурхан...  И я не всегда знаю тех, кто приходит на замену. Хорошо, если командование и Аллах посылают достойных людей... А о недостойных я не хочу думать... Простите зменя сейчас, советник...".
   Полковник Ульянов, поставив на землю пакеты, приблизился к Надии - для этого понадобилось сделать всего шаг.... Увидел ее глаза, щеки... Она плакала... Скорее всего, это была минутная слабость... Но она была искренней... И слабостью ли?
   Он помолчал и ответил ей: "Капитан аль-Мари, вам не за что извиняться... Я видел, как погибают товарищи. До сих пор гоню из видений Тимура Галиева и Серегу Барина - у него и позывной был "Барин", точно по фамилии... Первый погиб в Грозном - взорвалась вторая, радиоуправляемая, мина, уложенная под слоем грунта точно под той, что он тогда снял.. Второй погиб в  Углегорске - его "снял" снайпер, польский наемник, выстрелил в спину, когда Серега снимал простую "растяжку"...  Вы плачете, Надия...".
   Он не договорил. Внезапно, капитан аль-Мари оказалась слишком близко - просто шагнула к нему и, миг спустя, он почувтсвовал ее сердцебиение сквозь ткань форменной рубашки... Она обняла его, он почувствовал, как ее слеза горячей влагой стекает по его щеке...
   Это длилось несколько секунд - легкое соприкосновение тел, толчки сердца сквозь ткань, слеза на его щеке, порывистое, дрожащее сжатие рук на его шее...
   Затем она отстранилась, но, все же, оставалась рядом - настолько рядом, что легкий аромат шампуня от ее волос и духов от ее кожи без труда проникали в его ноздри...
   А еще спустя миг, Надия аль-Мари сказала: "Советник Ульянов... Вы будете жить со мной. К счастью, у меня есть комната в городе и она рядом с общежитием офицеров штаба...  Сейчас, конечно, мы пойдем в казарму... Но, считайте, жильем вы уже обеспечены.".
   Полковник Ульянов, осмысливая ее слова, помолчал.
   Затем сказал - именно то, что должен был сказапть в этих обстоятельствах вышколенный, твердо знающий Устав, офицер: "Капитан аль-Мари, это не по Уставу. Или вы находите это допустимым?".
   Она ответила, ни секунды не медля и глядя, при этом, ему в глаза открытым, совершенно не "военным" взглядом: "Я нахожу  это единственно возможным для двух людей, которых лишь мундир и Устав отделяют от полного единения - сердец, мыслей, взглядов... Душ...  Я хорошо помню наше знакомство в Сети, советник... Вы тогда не были советником. а я - военной...  Мы сыграли с вами свадьбу в Сети - а мне казалось - на облаках... Я ни за что не пошла бы на это с чужим мне и моему сердцу человеком. Аллах, как ваш бог, отвел бы меня от таких помыслов...  Я много раз спрашивала тогда Аллаха - правильно ли я сделала... Аллах не ругал меня...  И я не нарушу ни Устав ни заповеди Аллаха, если мы станем жить под одним кровом. Это лишь поможет нам - либо сблизиться, либо понять, что все тогда было иллюзорно, мнимо... Но я бы не хотела бы в этом убедиться...".
   ...Ответ Надии аль-Мари ставил пеерд ним новый вопрос, который был бы неразрешим, если бы он был просто офицером, никогда, даже вот так, виртуально, не знавшим ее. А он знал Надию там, "на облаках" и она не была ему безразлична... Далеко не была...
   Он помнил те эмоции, которые наполняли обоих и чувствовались в тоне их общения в Сети, ее голоч, пусть даже "заштрихованный" помехами "Скайпа", ее глаза - такие же ясные, искренние... Как хотелось уже тогда обнять ее - и уже не выпускать... Конечно, это было много лет назад... Но сейчас оказалось, что годы ничего не поменяли... Что она все помнила. И полковник Ульянов мысленно спрашивал себя, бога, Аллаха - во что может вылиться это обновление чувств, чем расцветет эта завязь новых сердечных отношений и не подвигнет ли это Надию к нарушению заповедей Корана.
   Как человек из другого, не исламского мира, полковник Владимир Сергеевич Ульянов чувствовал за собой ответственность за свои поступки в отношении этой девушки - капитана сирийской армии Надии аль-мари...
  ... А разговор этот уже сошел на нет. И он сознавал, что пеерд ним никакая не девченка из тогдашней, не военной, жизни, а строгая, выдержанная, по-своему - заботливая военная - капитан Надия аль-Мари, командир взвода - группы разминирования в саперной роте полковника Юсуфв абу-Алифа...
   Надия, между тем, произнесла: "Ладно, пойдемте, советник. Я отвыкла стоять долгое время на открытой местности, да и солнце печет... Идемте в казарму.".
   И они двинулись в направлении казармы их взвода.
   Пока они шли, полковник Ульянов задал Надии аль-Мари вопрос, который собирался задать с той секунды, когда увидел сербского сапера Славомира Стойковича с его галантными, явно рассчитанными на взоры прекрасной половины человечества, движениями: "Капитан аль-Мари. Скажите, а как ведет себя во взводе Славомир Стойкович? Мне показалось, что он демонстрирует вам свое неравнодушие...".
   Надия аль-Мари в ответ произнесла: "Стойкович? Он демонстрирует неравнодушие к своему делу. А делает он это для того, чтобы окзать впечатление на Дильназ. Он за ней... прихлестывает, да?".
   "Ухлестывает." - поправил ее полковник Ульянов и она продолжила: "Да, именно так - ухлестывает. Иногда это слишком явно, иногда не очень. Мне это не очень нравится, но мне нравится, как оба они делают свою работу. И хотя я давнот могла бы уступить просьбам командира второго взвода Мансура аль-Гамида и отдать Стойковича ему в обмен на другого - тоже серба, я этого не сделаю. Хотя иной раз мне и хочется, чтобы они находились вне прямой видимости друг-друга...".
   "Вот как... А мне казалось, что та попытка выглядеть этаким мачо предназначалась для ваших глаз..." - заметил полковник Ульянов.
   Надия спросила: "Ревнуете?". И сказала: "Не стоит... Я, как раз, не лбблю, когда мужчина надевает маску мачо...  Что лично до Стойковича... Я командир для него и, с сегодняшнего дня - для вас. А сегодняшнее построение было, как вы понимаете, особенным... И да - он пытался произвести впечатление и на меня и на вас...  Ладно. Мы уже пришли, советник.".
   Действительно, пока они так разговаривали, они уже дошли до казармы их взвода.
   Надия откинула брезентовый полог-"дверь" и они вошли вовнутрь...
   Бойцы ее взвода, в это время, действительно, были поглощены изучением конструкции полу-разобранной мины - и Надия не стала их отвлекать от этого занятия.
   Подковник увидел под ярким светом подвешенной к брезентовому своду их казармы люминесцентной лампы Дильназ аль-Сурью, стоящую рядом со столом, на котором стояла мина и заглядывавшую сейчас внутрь открытого сверху ребристого пластикового корпуса. Рядом с ней стоял Мустафа аль-Ахмад и, держа в руках крышку мины, медленно водил пальцем между отверстиями от крепежных болтов в этой детали. А вокруг стояли остальные бойцы их взвода.
   Надия и полковник Ульянов подошли ближе к ним и Надия негромко, с оттенком тепла и гордости за своих бойцов в голосе, сказала: "Мои бойцы постоянно учатся. каждый день. Каждый раз, когда снимают какую-то новую, особенную мину. Это правильно и это необходимо, если хочешь не только стать лучшим сапером, но и просто переиграть эту затаившуюся смерть, когда столкнешься с ней снова...".
   На этих словах она прервалась, рукой подвинула ближе висящую лампу и тоже заглянула в корпус мины, где виднелся механизм взрывателя и отведенные в стороны отключенные цветные провода. А затем спросила, обращаясь к полковнику Ульянову: "А что бы мне сказали об этой мине вы? Сталкивались вы с этой моделью?".
   Владимир Сергеевич Ульянов тоже окинул мину професиональным взглядом - как-будто, это ему предстояло сейчас разминировать ее.
   Конечно, с  минами этой модели он сталкивался. И потому ответил на вопрос Надии аль-Мари: "Да, с этой моделью я сталкивался несколько раз. Последний - в Дебальцево... Это румынская противотанковая противогусеничная мина. Сделана по итальянской лицензии, начинена тремя киллограммами пластида. Это немалр и такая мина выводит из строя не только гусеницу, но и повреждает подвеску и каток. В конктсрукции этой мины имеется штатный элемент неизвлекаемости, он находится в днище мины и представляет из себя, как бы, вторую, миниатюрную мину. Эта мина-неизвлекатор заключена в собственный корпус из особо твердой пластмассы, которая при разрушении дает крупные острые осколки. При подрыве неизвлекатора получает осколочные ранения сапер и детонирует основной заряд мины. неизвлекатор приводится в действие, как при попытке поднять мину, так и при снятии верхней крышки неопытным сапером...  Еще эта мина непритна для нас, саперов, тем, что  ее пластиковый корпус не взаимодействует с электромагнитным полем миноискателя...".
   Тут он умолк, потому, что слова попросила, приподняв руку и повернувшись к нему, Дильназ. Она продолжила рассказывать о мине, он услышал ее звонкий и строгий голос: "Хотя корпус этой мины и сделан из немагнитного материала, тем не менее, он содержит металлические, подверженные влиянию магнитного поля детали внутри. и именно их можно нащупать миноискателем. Но для этого нужно, чтобы вокруг сапера было исключительно тихо, а сам он должен особенно чутко прислушиваться к тональности звука в своих наушниках. Я слышала, что сейчас в России ведутся работы над минно-поисковым комплексом, использующим совмещенную работу электромагнитного латчика и датчика обьема. Этот миноискатель будет оснащен микропроцессорной аппаратурой обработки сигнала. Это облегчит массу комплекса и повысит скорость его реакции при обнаружении мины... Извините, чя отвлеклась, но это было необходимое отступление...  Что касается этой модели мины, то при разминировании ее главное - "обмануть" неизвлекатор. Мину не отрываем от земли, а плавно передвигаем на плоские твердые носилки, на которых ее можно транспортировать. Верхнюю крышку после откручивания шести болтов тоже не снимаем, поднимая вверх, а сдвигаем в сторону, при этом прижимая к корпусу до тех пор, пока не откроется взгляду контактная тяга неизвлекатора. Тогда оттягиваем эту тягу двумя пальцами и вставляем между ней и неподвижным контактом на корпусе кусочек полиэтилена или целлофана. После этого от контактной тяги - но не от неподвижного контакта - отсоединяем првод...".
   "Все верно. Дильназ, вы подтверждаете свой профессионализм!" - похвально отозвался на ее слова полковник Ульянов. И услышал в ответ строгие и веские слова Надии аль-мари: "Вы восхищаетесь ее профессионализмом по праву. Но вы и хвалите Дильназ. Но наилучшая похвальба для нас - это вот эта снятая разобранная мина. когда мина разобрана и стоит на твоем столе или уже подорвана на площадке для утилизации - значит, кто-то не подорвался и не погиб на ней... ".
   Это прозвучало, как заслуженное замечание и полковник Ульянов, мысленно, согласился с тем, что заслужил его. Не стоило допускать тех самых хвалебных интонаций в голосе, не стоило хвалить Дильназ - опытного бойца-сапера. И полковник Ульянов дал себе слово больше не делать этого.
   А капитан аль-Мари, выждав время для того, чтобы военный советник Ульянов обдумал сказанное, произнесла: "А сейчас - взвод, стройся! Слушайте вводный инструктаж на завтра. И прошу слушать его внимательно.".
   Бойцы, окружавшие стол с полу-разобранной миной, построились в шеренгу, а точнее - в полу-дугу - большего не позволял внутренний обьем помещения - в шаге около капитана аль-Мари и полковника Ульянова и замерли по стойке "смирно".
   Надия, оглядев строй, скомандовала: "Вольно!" и заговорила, начиная вводный инструктаж, предшествовавший завтрашнему заданию: "Обращаюсь ко всем моим бойцам. Слушайте внимательно - от этого завтра будет зависеть ваша жихнь и жизнь тех, кто придет за вами.  Завтра мы будем "работать" на территории разбомбленного роддома в районе, прилегающем к уничтоженной ИГИЛ кондитерской фабрики "Аль-Фсизи энтерпрайзес.". По некоторым не подтвержденным, но и не опровергнутым сообшениям, в развалинах фабрики, все еще, могут находиться джихадисты. Поэтому я прошу от всех вас предельного внимания, предельной осторожности. Лучше пусть разминированием занимаются два-три человека. Пусть лучше это займет больше времени. Но зато остальные не тоько будут готовы прийти на помощь, но и будут нести боевое охранение. На разминирование я назначаю лейтенанта аль-Сурью, рядового Мустафу аль-Ахмада и рядового Азиза аль-Азиля. Дублируют их лейтенант Славомир Стойкович, полковник Владимир Ульянов и младщий сержант Ахмет аль-Сабур. Сержант Мехмет аль-Сабур и рядовой Абдалла аль-Халиф остаются в БТРах, на которых мы выдвинемся в район и, во время разминирования, несут вахту у вооружения бронетранспортеров, готовые открыть огонь. Остальные - охраняют периметр нашей "точки" с автоматами. Тем, кто, непосредетвенно, бужет заниматься разминированием, запрещаю отвлекаться на стрельбу. И зараннее присмотрите себе место, где сможете укрыться от огня, если потребуется. Вы не должны потратить на перемещение в укрытие много времени. Не давайте врагу шанса вас убить. Я буду находиться рядом с дублирующей группой. Мехмет и Абдалла! Вам - вести наблюдение за местностью исключительно через прицелы крупнокалиберных пулеметов на БТРах. Рации держать включенными. У меня рация тоже будет включена и вы свяжитесь со мной, если вами будет замечена опасность. Если, конечно, у вас будет время для связи... Все, инструктаж окончен. И храни завтра нас всех Аллах.".
   Она, проговорив это все - четко, неторопливо, с расстановкой - и вправду, закончила инструктаж. Но, все же, она не давала своим бойуам команды "Разойтись!", медленно окидывала их всех внимательным, заинтересованным взглядом, ждала вопросов.
   Полковник Владимир Сергеевич Ульянов тоже считал, что вопросы по инструктажу у бойцов Надии аль-Мари будут. Но период тишины затянулся, вопросов никто не задавал.
   Тогда он сам обратился к бойцам: "Товарищи бойцы, вы выслушали своего командира. Я не ваш командир, но я старший по званию, поэтому имею право спросить: вопросы по сказанному есть? Может, нужны какие-то уточнения?".
   Ему ответил Янко Зорич: "Советник Ульянов, здесь нет необходимости в вопросах. Мы все знаем, что, в любой момент, можем попатсь на прицел джихадиста. что завтра нам придется не только снимать мины, но и разбирать завалы возле руин - ИГИЛовцы любят прятать мины в обломках зданий и мусоре... Неприятно и жутковато, когда под завалом попадается труп... Но вопросов это давно не вызывает...".
   После его слов капитан аль-Мари тоже попросила своих подчиненных: "И все же - не стесняйтесь, если кому-то хочется высказаться... Завтра на слова не будет времени.".
   Ей ответил Адад аль-Сахин: "Завтра слова и не понадобятся... Завтра будет "работа". И мы сделаем ее так же, как и всегда. Аллах тому свидетель.".
   Надия улыбнулась, снова обводя взглядом строй своих бойцов и скомандовала: "Разойтись. Продолжайте практическое занятие.".
   Бойцы группы разминирования вернулись к прерванному ознакомлению с устройством румынской противотанковой мины, а Надия негромко сказала - так, чтобы слышал лишь полковник Ульянов: "Я сама не могу их не похвалить... Хотя и знаю, что это вредно...". Затем она произнесла, обращая свои слова к Мехмету аль-Сабуру: "Мехмет...  Я сейчас пойду к полковнику абу-Алифу и попрошу разрешения заехать домой. И ты отвезешь меня и советника ко мне домой.".
   "Есть." - ответил Мехмет.
   Он теперь двинулся в сторону стоящего между двумя БТРами УАЗа, а Надия и полковник Ульянов пошли к штабному шатру полковника абу-Алифа...
   ... Когда они подошли к шатру командира роты, Надия произнесла: "Постойте здесь, советник." - и, оставив полковника ульянова около входа в шатер, вошла вовнутрь...
   ...Полковник Юсуф абу-Алиф с кем-то разговаривал по рации; прижав к уху маленькую рацию с длинным черным "усом" антенны, он крупными быстрыми шагами "мерял" внутреннее пространство своего штабного шатра, затем подошел к своему столу и с силой обрушил свою огромную ладонь плашмя на темно-зеленую "столешницу" из крышки снарядного ящика. С кажущейся чистой поверхности поднялся небольшой вихрь пыли, затанцевал, мельтеша, в свете солнечного луча, проникавшего в шатер через небольшое окошко в его верхней части. Казалось, полковник был в гневе... Однако, когда Надия рншила обратиться к нему, он был уже совершенно спокоен, только могучая грудная клетка вздымалась от дыхания так, словно работали мощные кузнечные мехи.
   Полковник абу-Алиф стоял возле своего стола и слушал, как капитан аль-Мари говорила: "Я ознакомила советника Ульянова с бойцами своего взвода. Пока они занимались изучением устройства снятой нами румынской мины, я и советник Ульянов получили для него обмундирование, оружие и средства зашиты. После он принял участие в практических занятиях по изучению устройства румынской противотанковой мины. Он, действительно, хороший специалист... Завтра он будет принимать участие в нашей "работе"...  А сегодня ему надо отдохнуть и переночевать там, где есть постель и горячая еда... У меня. Я хочу поселить полковника Ульянова не в общей казарме, а у себя. Так будет лучше. К тому же, это недалеко отсюда и рядом с общежитием офицеров штаба Армии. Вы не будете возражать?".
   Полковник Юсуф абу-Алиф некоторое время молчал, обдумывая ответ на просьбу Надии, затем ответил: "Советник Ульянов прикомандирован к вашему взводу, капитан аль-Мари. Значит - и ответственность за его жизнь несете вы. Кроме того, вы чисты перед Аллахом, а ваша квартира находится в хорошо патрулируемом районе... Не вижу причин вам отказать. Вы хотите отправиться домой сейчас?".
   Капитан аль-Мари сказала: "Да. Я уже провела со своими бойцами вводный инструктаж на завтра и я уверена в них. Завтра они справятся с заданием. Поэтому мое пристуствие здесь пока не требуется. Хотя я и буду на связи.".
   Полковник сдержанно улыбнулся ей и ответил: "Хорошо, капитан аль-Мари. Можете отправляться домой. Но завтра вы должны быть здесь в пять часов утра. Я хочу, чтобы ваша группа приступила к выполнению задания как можно раньше - и это только забота о вас, о том, чтобы вы меньше находились под дневным солнцем... Все, вы можете идти.".
   Полковник Юсуф абу-Алиф улыбнулся Надик. Она, прежде, чем выйти из его шатра, улыбнулась в ответ...
   ...Ей и полковнику Ульянову не пришлось отходить от штаба роты - Мехмет аль-Сабур сам подьехал к ним на УАЗе и степенно, насколько мог, остановился прямо у ног Надии и Владимира Сергеевича Ульянова.
   Забравшись в салон УАЗа, Надия, как по дороге из Хмеймима в Алеппо, села спереди. А когда полковник Ульянов сел позади нее, обернувшись к нему, сказала: "Советник, я бы рекомендовала вам сесть посредине, снять с предохранителя автомат и держать его так, чтобы вы могли открыть огонь немедленно. Здесь недалеко, но это Алеппо. Город освобожден три дня назад и ожидать здесь можно всего того, что может укоротить человеку срок пребывания на Земле...".
   Полковник Ульянов ответил ей кивком головы и УАЗ тронулся. И две минуты спустя, пройдя через КПП на вьезде в их военный городок, они уже выехали на пыную, изъязвленную воронками разных калибров и щедро уснащенную по краям битым кирпичом и обломками бетонных конструкций улицу - одну из улиц израненного Алеппо...
   ...В течение следующих семи минут езды они пронеслись мимо остова сгоревшего БТРа - полковник Ульянов успел разглядеть на закопченном корпусе характерныве иероглифические опознавательные знаки - БТР был ИГИЛовским; затем они миновали танк, уронивший погнутое дуло с перекошенной башни на асфальт, несколько скомканных и сожженных легковых машин, обменялись на ходу приветствием с расчетом ЗУ-23-2, смонтированной на родном для всякого русского КамАЗе... Откуда-то издали протрещала скупая автоматная очередь - и полковник Ульянов, не открывая огня, на всякий случай, повел на звук стволом автомата, обозревая проносящиеся мимо останки домов с разбитыми стенами, проломленными крышами, безобразно зияющими глазницами выбитых окон, за которыми были видны почерневшие от огня внутренности квартир... Он подумал: "Как в Дебальцево... И как в Грозном...  Война везде оставляет одинаковые следы...".
   Наконец, УАЗ затормозил у относительно неповрежденного здания - пятиэтажного жилого дома, на котором, кое-где, уцелели даже окна в когда-то аккуратных лоджиях.
   На первом этаже этого здания, когда-то, располагался продовольственный магазин, а возможно, он располагался там и сейчас, но его огромные витринные окна были сейчас наполовину заложены мешками с песком, ими же и пустыми снарядными ящиками была выложена стенка перед входными дверями магазина. В сделанное в этой стенке окно-бойницу "выглядывало" дуло РПК; второй, ттретий и четвертый этажи здания, частично, закрывал побитый осколками рекламный бигборд - арабская вязь соседствовала на нем с изображением пары черно-бело-оранжевых кроссовок "Адидас"...
   Дверь в подъезд, в котором жила Надия аль-Мари, располагалась с тыльной стороны этого здания и выходила во двор-"коробку", весьма, впрочем, просторный. Здесь, выйдя из машины, Владимир Сергеевич Ульянов подал руку Надие, помогая ей комфортно и с достоинством сойти на землю.
   Затем она отпустила Мехмета - УАЗ просто сдал задним ходом обратно на улицу, с которой они до этого свернули и пулей скрылся из глаз.
   А капитан аль-Мари уже отперла дверь подьезда, щелкнула выключателем на выбеленной в желтый цвет стене - загорелась скромная, ватт на шестьдесят, лампочка в патроне без плафона. И они вошли в этот подьезд и начали подниматься по чистой, ухоженной лестнице...
   Надия жила на втором этаже. На лестничной площадке, ровно такой же, как в донбасских домах или в домах чеченских городов, ее дверь располагалась посредине, между двумя другими. И пока Надия отпирала свою дверь, полковник Ульянов прикинул в уме, что окна ее квартиры должны выходить на ту самую улицу, куда выходили окна магазина. ..
   ...Надия, открыв дверь, разулась, надела, вместо армейских ботинок комнатные шлепанцы и пригласила полковника Ульянова войти. Он вошел, закрыл за ними дверь - и Надия произнесла: "У меня, к сожалению, нет мужских тапочек, но у меня чистые полы,  вы можете разуться, советник... Проходите в комнату и можете немного раздеться. И откройте окно, а то воздух в комнате нагрелся. А я пока умоюсь и помою руки...".
   Это была однокомнатная квартира - одинокой мусульманской девушке просто не нужно было больше.
   Пройдя в комнату, полковник Ульянов окинул взглядом внутреннее ее убранство.
   Было видно, что это обитель аккуратной и чистоплотной девушки; сразу за дверью, открывавшейся "от себя", вдоль стены, отделявшей комнату от длинной и узкой прихожей, стояли шкаф для одежды, вешалка в виде щита с крючками для верхней одежды и полкой смверху для головных уборов и еще один, застекленный, шкаф с дополнительной поверхностью, образующей выступающую столешницу. Все это составляло единый "ансамбль" и было здесь абсолютно на своем месте. У правой, находившейся дальше от двери, стены, располагался небольшой диван, покрытый темно-зеленым бархатным покрывалом, а над диваном висело на стене огромное панно, набранное из тонких полос бамбука разных оттенков, изображавшее роскошный фрегат под всеми парусами, бегущий по спокойным морским волнам.  Напротив диванчика свисал на кронштейне-турели, закрепленной на наружной стене, небольшой плазменный телевизор, а за ним, скрывая левую стену и около двух мтеров комнатного пространства, находилась светло-лимонного цвета ширма-штора из плотной льняной ткани с затейливым арабским орнаментом. Дополняли общее убранство комнаты такие же светло-лимонные льняные шторы на окне, белые обои, белая же плоская люстра под потолком, и темно-зеленый, в тон покрывалу на диванчике, ковер на полу.
   Оглядев комнату, Владимир Сергеевич Ульянов подошел к окну и, аккуратно раздвинув шторы, посмотрнел на улицу.
   Так и есть, окно выходило на ту самую улицу, на которую выходили полу-заложенные мешками с песком окна магазина в первом этаже. По самой улице, в этов ремя, неторопливо катил МТЛБ с полевой кухней на прицепе, разрисованный легко узнаваемым сирийским камуфляжем в виде "амебных" желтых, черных и коричневых пятен...
   Полковник Ульянов открыл окно, задернул шторы, оставив между ними узкую, в несоклько сантиметров, открытую полосу - чтобы и вентиляция осуществлялась и жар с улицы не наполнял комнату.
   Затем он отошел от окна и прислушался к тем шумам, которые явственно выдавали то, чем в данный момент занималась хозяйка квартиры.
   Было слыгно, как шла из крана в умывальнике и плескалась под руками Надии вода; затем этот звук утих, зашуршало полотенце...
   Затем скрипнула открывающаяся дверь умывальника, Надия заглянула в комнату и произнесла: "Владимир Сергеевич, я хотела бы пееродеться... Я сделаю это за ширмой, там стоит моя кровать... Так что можете не отворачиваться...".
   Затем она прошла в комнату и, прежде, чем направиться за ширму, подошла к двустворчатому светлому платяному шкафу и, открыв дверцу шкафа, сняла с висящей внутри вешалки легкие и свободные светло-фиолетовые шелковые штаны и небесно-синюю шелковую блузку с аосточным орнаментом. Потом она подошла к ширме-шторе, слегка отодвинула ее и, прежде, чем исчезнуть за ней, бросила взгляд на полковника Ульянова.
   Во взгляде этом, вновь, светилоиь девичье озорное лукавство и заинтересованность.
   Такой взгляд мог бы подвигнуть мужчину к нарушению таинства переодевания девушки. Но полковник Ульянов сдержал себя в течение тех двух минут, в течение которых из-за ширмы слышался шорох ткани и звуки от движений Надии... А выйдя из-за ширмы, Надия, уже совершенно не выглядящая командиром взвода саперов, сбросившая, вместе со светло-песочной военной формой всю строгтсть и твердость, сказала: "Владимир... Не Владимир Сергеевич... Я хочу сказать... Этот дом, отныне - пространство, где будем жить я и... Ты. Я и ты. И я хочу, чтобы "Вы" осталос только для войны. Здесь мы будем на "Ты" - ведь только так разговаривают два влюбленных человека...  А мы ведь влюблены и хотим, чтобы меж нами не было преград... Ты согласен, Владимир?".
   Полковник Ульянов подумал и ответил Надии: "Да, я согласен. Можем считать, что у нас такая задача - сблизиться, обрести уверенность в нужности друг-другу и соединитб наши души и судьбы... "Выкать" здесь будет просто неуместно... И неискренне.".
   Надия улыбнулась, подошла ближе к нему, произнесла: "Ну, вот и хорошо...  А теперь я предлагаю тебе снять китель - незачем тебе испытывать неудобство от жары здесь, у меня дома...  И не надевай пока форму - чуть позже, чтобы я посмотрела, не нужно ли ее где-то подшить... Отдохни, пока я похозяйничаю на кухне... ". И, прежде, чем он осмыслил ее предложение, девушка оказалась совсем близко, легко полу-обняла его и поцеловала в щеку - бритую с утра, но уже, вновь, колючую...
   В течение следующего десятка минут Надия "колдовала"  на кухне - и лишь тогда, когда оттуда потянуло запахом свежего кофе и еще чего-то, пряно-сладкого, полковник ульянов, вновь, услышал ее голос: "Владимир! Я приглашаю тебя выпить кофе с блинчиками! Я сама готовила их утром и они тебе понравятся!! Иди же сюда, мой хороший!".
   То, как было сказано это "мой хороший", понравилось Владимиру Сергеевичу Ульянову. Он встал с дивана, на котором, отдыхая, сидел эти десять минут, и направился на кухню...
   ... Надия, действитешльно, испекла вкуснейшие блинчики; полковник Ульянов и Надия аль-Мари очень по-домашнему смаковали сейчас это кулинарное чудо с ароматным кофе в маленьких чашечках шоколадного цвета с нанесенным золотом орнаментом - и казалось, что на это время война, все еще шумно и смрадно дышавшая совсем рядом с освобожденным городом, отступила куда-то очень далеко... 
   Полковник Ульянов сидел за столом напротив Надии и любовался чертами ее лица, ее сдержанной и такой доброй улыбкой, мягким отсветом затаенной нежности в ее глазах... Ему было очень уютно здесь, с этой девушкой и казалось, что он уже был здесь не один раз и знал Надию уже давно...
   ... Мало-помалу скатывалось к горизонту солнце и полковник Ульянов знал - скоро оно упадет совсем: будет красивейший закат, который продлится совсем недолго, а затем, внезапно, наступит ночь...
   Так оно и случилось. Надия и Владимир Сергеевич Ульянов встретили и проводили сумерки, стоя рядом у окна, затем он закрыл окно и задернул шторы, а Надия включила люстру - по комннате разлился неяркий, смягченный и рассенянный свет...
   Полковник Ульянов, задернув шторы, отвернулся от окна, как раз, в тот миг, когда Надия отвернулась от выключателя на стене.  Их взгляды встретились - и Надия тепло и искренне улыбнулась полковнику  Ульянову. Затем она подошла ближе и сказала: "Я хотела бы уже лечь спать - день был богат на события и я чувствую себя утомленной. Но я чувствую себя и счастливой. Потому, что ты рядом...".
   На этих словах она прервалась, а затем, протянув руки и положив их на плечи мужчине, спросила его: "Ты, навреное, тоже устал? Нет, можешь не отвечать - я вижу. Пошли спать. Нам обоим завтра вставать очень рано...".
   Она, снова, умолкла,  обняла его, и добавила к своим словам: "Только знай - Надия аль-Мари - воспитанная девушка и не допустит сегодня ночью греха... Не сегодня...  А то Аллах покарает нас... Ты меня понимаешь? Не оибижаешься?".
   Полковник Ульянов ответил девушке: "Нет, не обижаюсь. Ты права во всем. И... Именно таких девушек любят...  Не сомневайся...".
   Она, все еще держа его в обьятиях, снова улыбалась и в этой улыбке светилось счастье и легкое девичье озорство. Затем она сказала: "Но я тебя, все же, приглашаю на свое ложе. Моя кровать примет двоих, а вот на этом диванчике ты спать не будешь... Только помни - этой ночью ты меня не тронешь, как бы тебе не трудно было себя сдерживать. Хорошо?".
   Он, обнимая Надию в ответ, ответил: "Хорошо. Будь уверена - я могу себя сдержать...".
   ...Несколько минут спустя Надия, взяв в платяном шкафу одежду для сна, снова зашла за свою ширму-штору, чтобы переодеться.
   Теперь там, за шторой, вспыхнул ночник и Владимир Сергеевич Ульянов увидел на фоне шторы, ка кна экране, движущийся силуэт переодевавшейся Надии.
   На какие-то несколько секунд она замерла там, за шторой - и он увидел четкий абрис ее профиля - профиля прекрасной нимфы из сказки... Он подумал о том, знала ли Надия сейчас, что он любуется ею...  А затем подумал, что она это небезосновательно предполагала - и дала ему возможность именно полюбоваться собой - не представая перед ним в недозволенном виде, но все же...
   Затем она легла и он услышал ее тихий голос, она произнесла: "Владимир... Заходи и ложись...".
   Он, одолеваемый невероятным смущением и даже легкой робостью, зашел за штору-ширму - и Надия, лежавшая в постели, одетая в бордовые просторные шелковые штаны и темно-розовую с черным арабским орнаментом блузку - тоже шелковую, воздушную. накрылась легким одеялом и отвернулась, давая ему раздеться.
   Он аккуратно снял с себя рубашку и брюки, повесив оджежду на высокую спинку широкой и низкой кровати - достаточной, для того. чтобы на ней могли улечься двое, но, все же, очень узкой для того, чтобы ее можно было назвать двуспальной.
   Надия, не поворачиваясь, прошепьала: "Ложись. И накройся - ночью прохладно...  А я помогу тебе заснуть...".
   И он, оставшийся в темно-зеленовато-серой служебной майке и такого же цвета плавках, лег в постель, где для него было приготовлено отдельное одеяло, лег, ощущая сквозь ткань близость тела Надии и боясь обянть ее - а хотелось обнять ее крепко-крепко и больлше не отпускать, целуя ее в шею, затылок, плечи, а потом - в губы, щеки, веки прикрытых глаз,  снова в шею и далее - целовать всю...
   Но он сдержал свой минутный порыв, приглушил его на уровне сознания...
   А тем временем, Надия, повернувшись к нему, зашептала-заворковала: "Я сказала, что помогу тебе заснуть...  Дяя этого я расскажу тебе сказку...  Сказку, от которой засыпают... Слушай... Давным-давно на чудесном острове стоял прекрасный, искусно построенный дворец... В этом дворце жил юный и прекрасный принц. Многие девушки заплатили бы жизнями за то, чтобы он позволил бы им хотя бы одну ночь находиться рядом с ним... В один их пригожих солнечных дней к острову причалил корабль - и на берег сошла девушка. То была принцесса, возлюбленная юного принца и была она так прекрасна, что только любоваться на нее уже было счастьем...  Принцесса была из чужих земель, но она часто приплывала к принцу и они были счастливы вдвоем. Вот и в тот день они наслаждалдись своим счатьем в обьятиях друг-друга,покрывая тела друг-друга нежными поцелуями и лаская друг-друга... А во дворце у принца жила придворная колдунья - тоже молодая и красивая девушка и она ревновала принца к принцессе, желая самой заполучить его, но сдерживачя себя, потому, что не желала причинить зла принцу... Однако, в тот день ревность, на минуту, взяла верх над ее рассудком, и она, не стучась, защла в спальню, где на широкой мягкой постели нежились принц и принцесса. Она неслышно подошла к ним и взмахнула над ними волшебным платком, который держала в руках. И в томт же миг сладкий и безмятежный сон обьял обоих влюбленных - и они заснули, не размыкая обьятий, не успев прервать поцелуя...".
  ...Пока Надия рассказывала свою сказку, пока звучал ее кроткий и, одновременно, завораживающий голос, Владимр Сергеевич Ульянов, действительно, почувтсвовал, как на него наплывает дремота и как дает о себе знать усталость от сегодняшнего дня...
   Он расслабился и позволил голосу девушки околдовать себя...
   К тому моменту, когда надия смолкла, чтобы сделать нужную паузу в поветсвовании, он уже спал; она услышала его тихое похрапыавание и, поправля на нем одеяло, тихо произнесла: "Спи сладко-пресладко, мой принц...  Мой хороший... Мой...".