В искусстве игры находит актер смысл жизни

6. В искусстве игры находит актер Армен Джигарханян то чистое и светлое, чего нет в жизни.

Эпизод: Известная дама с мужем боится выходить из помещения, так как там на выходе справа за углом «сундук» ждет. У неё каблук отвалился.
Всеми углами ведает Черт, что значит, он же посылает женщине спонтанное знание об опасности за углом. В сундуках раньше хранили всё, что было ценного в доме: одежды, деньги. Сундук, как сейф, запирался на замок и ключ от замка хозяин носил у себя на поясе.
Сейчас на ТВ разбирают инцидент, случившийся с известным артистом Арменом Джигарханяном. Ему 83 года, у него свой театр, жена на 50 лет моложе. Живет он с ней уже семнадцать лет. Вроде, всё в полном порядке. Она у него пристроена, работает директором его театра. Говорят на передаче иногда о памперсах, что значит, здоровье у старого артиста уже не очень, мягко говоря. То есть приходится ей ухаживать за ним. Но он еще сам ходит, сам принимает душ, хоть и на стульчике. Вот и из дома сам ушел. И возвращаться не хочет, и на вопросы о своей Виталине, мол, любили же вы её, не только не отвечает, но и в ярость от них приходит. Считает Армен, что публично разбираться в этом, кто кого любил и разлюбил, нехорошо. Это мое личное дело, кричит он. Чувствует он, поскольку южанин, что грязь это. Вор она, кричит Армен, когда его уже достают вопросами дотошные телеведущие. Виталину потом тоже приглашают на ТВ. Она боится, но идёт. По её словам, ничего она у него не украла, хотя вся недвижимость записана на неё. Он, говорит, может жить в квартире и вообще ей непонятно, почему он ушел: она даже в розыск на него подала. Ей непонятно, но понятно мне, что она могла просто залезть к нему в карман пиджака. Так я обнаружил, что ко мне в пиджак лазил тесть, когда стала известной информация, которая была известна только мне: в кармане пиджака был паспорт, удостоверение журналиста и сберкнижка. Сберкнижку я завел для НЗ, на всякий случай, чтобы не оказаться в положении как после свадьбы, когда у меня не было пяти копеек на автобус, чтобы доехать до места работы. По чужим карманам, даже если ничего не берут из них, лазят только воры. Ничего я не выяснял после случившегося, потому что грязь это. Только сейчас вспомнил об этом, так как нечто похожее было у Армена, который не придавал значения таким пустякам, на кого и что записано в его хозяйстве. В результате, когда выписали Армена из больницы, выяснилось, что жить ему негде: в театре он ночевал.
Не хотят южане выяснять отношения, потому что их души не так замусорены умными сентенциями, чтобы не чувствовать сутью своей, в которой совесть, что это неприемлемая грязь. Лезть им в эту грязь противно до тошноты. Спрашивается, как живет добрый южанин армянин в Москве да еще и свой театр имеет?! Театр, напомню, это, во-первых, труппа. Слово труппа как-то очень уж хорошо перекликается со словом «трупы». Нет ни одного такого коллектива актеров, в котором не было бы грызни из-за ролей. Заниматься всеми этими разборками приходится руководителю, который, если бы занимался разборками, то окунулся бы в такую грязь, что не до чистого искусства. Поэтому, как правило, на эти дела назначается директор. Директором Армен назначил Витолину. Это его первая ошибка. С родственниками, на что в советские времена начальство правильно смотрело косо, нельзя работать в одном коллективе. Однако южанин Армен добрый и думает, что умный: если жена Виталина хорошо справляется с домашними деньгами, а театр в долгах по финансам, то почему бы ей не справиться и с театральными деньгами, в том числе с театральными дрязгами. Не случайно почти во всех театрах эти функции управления разделены: директор своими делами занимается, художественный руководитель или режиссер – своими. Чистым искусством хочет заниматься режиссер, тем более такой, как южанин Армен, который грязь нутром чувствует. Совсем не хочет говорить Армен на ТВ, куда его привезли, о своей жене. Спрашивается, зачем ехал? Не лезьте в мою жизнь, кричит он, мое личное вас не касается. Как в театре у себя он выступает учителем, так и здесь всех учит. Сыночка, говорит он телеведущему, сразу же ставя того на место ученика: мол, что ты можешь знать, несмышленыш. Слушай, что тебе старшие говорят. А старший ясно дает понять, что грязь на всенародное обсуждение выносить нехорошо. «Я тебе подарю книжку», -- кричит Армен другому умнику. – Шекспира». Ему отвечают, что у Шекспира тоже страсти. Но страсти Шекспира у Армена это совсем другой коленкор. Шекспир это искусство, кричит он как учитель, точно понявший что-то свое и доносящий до ученика то, что понял и что для него непререкаемая истина. Искусство это иллюзия, кричит Армен. Понимает он иллюзию в хорошем смысле этого слова: мол, актер своей игрой создает нечто, и не так важно, что создает своей игрой актер, как важна игра самого актера для искусства. Ради этой игры живут актеры, а что они играют, не так важно понимающим искусство, хотя лучше играть великие страсти, в которых лучше может быть выражена великость актера. Как о великом актере говорят сейчас об Армене, а я лично ничего не могу вспомнить из его ролей в кино, кроме роли соискателя руки богатой бразильской  тети в фильме «Здравствуйте, я ваша тетя». Это далеко не Шекспир и вообще не серьезное произведение. В основном, играл Армен второго плана роли. Отсюда, скорее всего, и любовь к великому, которое особенно в отдалении кажется чистым: это Жизнь грязная, а Иллюзия – нет, Иллюзия чистая, в его понимании. Сам процесс игры актера, повторю, Армен имеет в виду, когда противопоставляет грязи жизни чистоту искусства.
В принципе, человек живет надеждами, которые сам или не сам создает. Человек идет в театр, чтобы отдохнуть от грязи своей повседневной жизни. Он надевает свои лучшие одежды, которые специально покупает на этот случай, он чувствует себя, когда приходит в театр, несколько торжественно, потому что уже с вешалки для него начинается таинство, которое называется искусством. Раньше в царские времена  в парикмахерскую люди ходили почти как в театр, потому что хозяева создавали в прихожих особую атмосферу приветливости и мастер во время стрижки вел какие-то светские разговоры.
А вот, кстати, Сер.Ж. присылает очередную  свою рецензию в подтверждение моей мысли о том, что именно само производство процесса, в котором человек участвует, интересно:
Рецензия на «Ложная идея это как большая лошадь» (Валерий Яковлевич Гендель)

Архиважные мысли у тебя, батенька....Архиважные...Промедление смерти подобно...

Кстати, о лошадках
Пусть запрягают
Сергей Владимирович Жуков
* * *
«...Каждый из нас по-своему лошадь"
Вл. Маяковский

Пусть запрягают - под дугой согнусь.
Тихонечко заржав, тотчас умолкну.
Тогда вопьётся всяческая гнусь
В натертую трудом крутую холку.

Погонят вскачь, жестоко зауздав,
Хлеща кнутом нещадно "в хвост и в гриву".
...Пока не рухну, намертво устав,
Я буду хоть немножечко счастливым.

Мешает то шлея, а то вожжа
Во весь опор помчаться своевольно,
Забыв, где колея, а где межа,
Не зная, что свободным тоже больно.

Я в упряжи и сбруе дел, забот.
Порой под хомутом в глазах мутится,
И заливает челку едкий пот,
Но в стойле снится кобылица-птица.

2006
 Сергей Владимирович Жуков, 2011

Сергей Владимирович Жуков   24.10.2017 14:0
 
В.Я.:Браво! Заговорил ты вдруг моими словами, чёрт подери, а я твоими. Спектакль хорош! Запрягли тебя, о чем  мечтал ты в 2011 году. Запрягли тебя в дело, которое до сих пор делал я один. Запрягли тебя на вторую роль в спектакле, который мы с тобой сейчас играем. Сценарий, точно можно сказать, ссылаясь на даты твоих стихов, давно написан.
Нетерпение твоей застоявшейся в стойле лошади такое, что время не выдерживает уплотнения: из себя лошадь готова выскочить, чтобы взлететь, как птица.

Человеку, как лошади, интересно мчаться по жизни, а не стоять в стойле. У Андрея Дементьева: «На нас еще немало ставят карт. И, может быть, Мы тяжко рухнем завтра. Но это завтра. А сейчас – азарт».