Чай Чингисхана
Сегодня был жаркий день, и солнце закатывалось за горизонт красным диском, уходя на покой и приглашая холодный воздух. Прохлада струилась с гор вытесняя духоту, и ожидая отдыха все словно замерло. Животные лениво стояли в жидкой тени, или вообще возлегали в пыли, которая от их дыхания фонтанчиками разбрызгивалась в стороны. В такие моменты приходили извечные мысли о вечности бренного мира, о смысле жизни и о месте человека в этом длительном процессе развития природы.
Он готов был придаться своим мыслям, которые как и время текли нескончаемо. С возрастом его думы приходили и осмысливались все медленнее, и часто затягивались далеко за полночь. Ведь ему не нужно было теперь вставать рано и уходить к табунам, все давно делали сыновья и внуки. Оставалось одно – думать за весь род и просить у богов, чтобы они были благосклоннее к его большой семье.
Старик пододвинул к себе небольшой поднос, заботливо оставленный его младшей невесткой на низком столике.
Чай он заваривал всегда сам. Это важное событие не доверял никому и выполнял его с особым удовольствием.
На подносе располагался чайник. Носик давно сколот, на теле много щербинок. Но это был настоящий древний китайский фарфор. Который, как заботливая кобылица сохранял тепло долго и хранил в себе ароматы трав, заботливо собранных человеком. Старинная серебряная ложка, перешедшая к нему по наследству от отца. Давно уже почернела от времени, словно собрала в себя соль земли. Три холщовых мешочка из крупной нити. Такая ткань не давала травам, хранившимся в них, задохнуться, и одновременно сохраняла те запахи, которые собраны были травами на склонах гор.
Чай Чингисхана – этот рецепт был известен ему с детства, жил с ним в древних складках гор, шагал с ним по таинственным замшелым звериным тропам. Остался в его сознании как яркий лишайник, прилипший к большому гладкому камню, и упавший в глубокие омуты памяти, оставшись внутри ее на каком-то генном уровне.
Травы, используемые для заваривания, укрепляли иммунитет и несли в себе здоровье человека.
Тихо потрескивали дрова в очаге. Он давно уже не был жаден к еде, хватало совсем немного для изможденного жизнью тела. Чашка талкана в день, приготовленного особым способом, да небольшой кусок мяса. К ним он привык с детства, особенно летом во время нахождения с табунами на альпийских лугах.
Можно было зажечь свет, но зачем? Глаза его уставшие смотреть на этот свет через ветер и яркое солнце, давно уж не были первыми помощниками в деле. А руками он чувствовал все, или по крайней мере, многое.
Илчин взял первую травку и на ощупь определил зверобой. Кусочки стеблей были жесткими, несгибаемыми. Неудивительно, ведь эта трава росла на открытом месте, сопротивляясь ветрам и непогоде. Потому и вырастала крепкой. Настой этой травы имел красный цвет и поэтому второе название, которая она носила – «заячья кровь» или «молодецкая кровь». Собирали эту траву в июне – июле. Когда трава особо набиралась соков земли и ее целебных сил. На тюркском наречии звучало как «Джеробой» - целитель ран. Данная трава способна была излечить и нательные раны и внутренние воспаления. Эта «молодецкая кровь» расслабляла нервную систему и тонизировала организм. Не имеющая запаха, она хорошо сочеталась с чабрецом, с душицей.
Удивительная эта травка собиралась в предгорье, тогда, когда жеребята давно сделали первые шаги и теперь носились по травам как угорелые, с потом собирая пыльцу цветов, а с пыльцой и получая здоровье. Наливались мускулы, нагуливался вес и шерсть животных лоснилась здоровьем.
Во втором мешочке пальцами нащупал душицу. Она сказалась о себе запахом, как только он раскрыл горловину. Женская травка, была настолько загадочной, насколько и полезной. По опушкам леса ее можно было заприметить по мелким сиреневым цветочкам. Дружно сложенным в соцветия. Ароматические масла, содержащиеся в этом растении, давали сильный запах и тонизировали кожу. Это было прекрасное мочегонное средство, которое вместе с мочой выводила из тела хворь. Удивительно успокаивала и гнала прочь бессонницу. Но берегись, тот, кто ее не переносил. Мог задохнуться. А частое употребление мужчиной душицы, забирало мужскую силу.
Запах этой травы гнал любых паразитов из дома. Женщины часто раскладывали соцветия по разным углам комнаты. Ее не долюбали лошади, и если конь начинал хватать губами душицу – значит его начала изнутри грызть какая-то болезнь. Так и присматривались к кобылицам.
В третьем мешочке хранилась мята. Его жена Ширин, что означает «сладкая», удивительно приметила его любовь к этой траве, к ее вкусу и аромату. Она всегда чувствовала, когда он вернется с табуном с альпийских лугов и натирала тело мятой. Как в те моменты у него кружилась голова, и он прижимал ее горячее тело. Хотелось быть и быть рядом. Мята гнала прочь бессонницу, а Ширин не давала заснуть. Вот так и боролись в нем эти два чувства, побеждало второе.
Эта трава снимала нервное истощение, поднимала аппетит, и успокаивало дыхание. Листочки ее он любил растирать пальцами до боли в подушечках. А какой запах она давала в бане. Тогда он ее и полюбил. В детстве он сильно остыл и заболел и только русская баня, в которую на руках принесла его мама, спасла ее Бюльтерека от смерти. У тюрков имена мальчиков часто связывали с именами животных Бута – верблюжонок, Бюльтерек – волчонок. Так все детство они и проводят с этими именами. И только взрослым им давали окончательное имя, тогда он и стал Илчином.
Три травы, ровно по одной ложке он насыпал в пиалу. Из котелка почерпнул кипящую воду и ополоснул чайник изнутри. Засыпал содержимое в сосуд и залил кипятком. Накрыл его теплой тряпкой, чтобы чай заварился и настоялся на травах. Нужно было подождать 15-20 минут.
Он давно не пользовался часам. Чувствовал время. Вот и сейчас заприметил, где находится диск солнца и определил для себя, что как только он полностью скроется за горой, подойдет время сделать первый глоток.
Он вдруг вспомнил, что в гареме Чингисхана было две тысячи жен. К чему он это – ведь в его жизни всегда была одна Ширин.
Огненное зарево заката, последними искрами сыпануло из-за вершины, окунулось в неизвестно откуда взявшийся туман, который и скрыл все вокруг. Потянуло холодком, словно опустившееся вниз облако прокралось в аил.
Илчин пил чай всегда из чайника, наклоняя и поднося его к губам. Содержимое нужно было выпить, не убирая травы, когда последний глоток забирает остатки аромата Земли, сохранившиеся в фарфоровом сосуде.
В чистом небе вызвездило. Завтра будет новый день. Будет новая порция чая Чингисхана.
Свидетельство о публикации №217110300778
Андрей Эйсмонт 03.11.2017 16:53 Заявить о нарушении
Андрей Эйсмонт 03.11.2017 16:54 Заявить о нарушении