Золото, гл. 23

Глава двадцать третья
Май 1911 года

     К середине мая Василию стало лучше – его здоровье явно пошло на поправку. Деревенская жизнь – всегда на воздухе и тяжелый крестьянский труд закалили его. И хотя в целом он был еще слаб, но уже мог управляться с ложкой и тарелкой и недолго сидеть на лавке.
     Пользуясь улучшением в состоянии здоровья Василия, Лисицкий решил восстановить свои порядком уже подзабытые охотничьи навыки и научить Найду охотиться.  Погода для этого установилась отличная — тепло и солнечно.
   Он решил отправиться к реке и, взяв охотничье ружье, свистнул Найде. Собака побежала лесом вдоль обрыва. Не успел Лисицкий пройти и сто метров, как неожиданно услышал лай. Найда – обычно молчаливая, напрасно не залает, тем более что такое здесь, на новом месте случилось с нею впервые. Лисицкий взял направление и осторожно двинулся на лай, внимательно всматриваясь в чащу. Вскоре он обнаружил на лиственнице силуэт глухарки. Собаки внизу не  было. «Вот, что значит необученная псина!» - чертыхнулся Лисицкий. Она должен была сидеть у дерева и облаивать дичь, пока не подойдет охотник и не подстрелит ее. Но тут же и оправдал собаку. Найда никогда не охотилась и, естественно, не знает, что надо делать, обнаружив в лесу достойную внимания живность. Ее лай был всего лишь непроизвольной реакцией на недоступность жертвы и выражал бессильную досаду. Только и всего. Надо во что бы то ни стало поощрить в собаке этот лай, чтоб она знала, что он всегда готов, услышав его, прийти ей на помощь и добыть недоступную для нее дичь.
  Чтобы не вспугнуть глухарку, Лисицкий пригнулся и почти на четвереньках начал подходить к лиственнице. Птица его заметила, но не сошла, так как глухари в отличие от рябчиков не боятся собак, а его вид больше напоминал четвероногое животное. Глухарка даже недовольно закудахтала, когда он подошел слишком близко. Не выпрямляясь, Лисицкий прицелился и выстрелил. Попал, но дробь прошила лишь крыло, и глухарка не упала, а,  кудахча, перешла на другой сук. Он снова выстрелил и явно промазал: птица продолжала сердито ворчать, переминаясь на ветке с ноги на ногу. Лисицкий глубоко вздохнул, успокаивая себя, и только с третьего выстрела добился своего — птица, кувыркаясь, полетела вниз.
  Наконец, подбежала Найда и начала с остервенением душить и трепать  добычу. Лисицкий не стал ее отгонять, зная, что впоследствии она будет готова часами сидеть под деревом, облаивая дичь и зазывая охотника, чтобы ощутить сладость добычи. Правда, Найда не совсем правильно поняла его, решив, что глухарка теперь принадлежит ей по праву. Когда Лисицкий попытался отнять птицу, Найда ухватила ее зубами за шею и бросилась в сторону. Пришлось догонять и внушать ей слово «нельзя». Кажется, она не обиделась…. Ведь у собак свои законы, по которым прав всегда бывает сильнейший. Потому она и была вынуждена, соблюдая собачью субординацию, отдать добычу охотнику. Но чтобы поощрить Найду на будущее, Лисицкий отрезал птице шею, и наскоро ощипав ее, бросил собаке. Та проглотила ее, почти не разжевывая. Подвесив добычу к поясу, Лисицкий продолжил путь к реке.
  Наука его не прошла даром. Скоро он вновь услышал лай Найды. На огромной лиственнице, что стояла у самого обрыва, Лисицкий увидел глухаря и глухарку. Редкий случай – такого, охотясь с товарищами по охоте – местными помещиками в родных местах, он не встречал никогда. Обычно самец и самка живут отдельно, каждый сам по себе. Снова он изобразил из себя собаку и устремился к лиственнице. Увлекшись, он не заметил еще двух глухарей, которые паслись на земле, и сошли только после того, как он чуть не наступил на них. Но далеко не отлетели, а уселись на ту же лиственницу, под которой, деловито все обнюхивая, шныряла Найда. Лисицкий присел, отдышался и только после этого, тщательно прицелившись, выстрелил. Огромный глухарь, ломая сучья, полетел  вниз и кувыркнулся с обрыва. Рискуя сломать себе шею, Найда ринулась за ним. Поймав птицу, она стала так рьяно душить и рвать глухаря, что Лисицкий начал опасаться за сохранность тушки. Крикнув собаке «нельзя!», он выстрелил в другого. Глухарь замахал крыльями, отлетел метров на пятьдесят, и вдруг рухнул вертикально вниз. Новый выстрел отвлек Найду от добычи. Она уже знала, что после выстрела сверху падает птица, которую позволено будет трепать в охотничьем азарте. И потому, увидев падение нового глухаря, бросилась к нему. Лисицкий благодушно растянул уста в улыбке – он был доволен собакой. Найда повела себя именно так, как должно. Собака  всегда должна бежать на выстрел. Зов по кличке в таких случаях  бесполезен, ибо у собаки он рефлекторно связан лишь с  получением пищи. Но инстинкт охоты у собак развит сильнее всех остальных инстинктов. Поэтому только звук  выстрела, связанный в ее сознании с близкой жертвой, может  привлечь ее.
    Обратно он решил пойти берегом реки. И тут неожиданно  сделал открытие: на осыпавшемся после зимних снегов обрыве, подмываемом рекой, виднелись многочисленные следы глухарей. Так вот почему их сюда тянет! Они здесь, оказывается, собирают камешки, чтоб  обновить «жернова» в желудках, необходимые для переваривания грубой  зимней пищи. Раньше он часто охотился на птицу и знал, что глухари после зимы и осенью  собираются на береговых отмелях для сбора мелких камешков, но ни разу не  видел вблизи этих излюбленных ими мест. И вот одно из них перед  ним! Ему здорово повезло, поскольку удачнее  всего охота на глухаря на таких вот россыпях.
     Еще через несколько дней Лисицкий всерьез обеспокоился – теплая погода становилась устойчивой, солнце прогревало землю, и у кромки леса промерзшая за долгие зимние месяцы земля начала парить, оттаивая.
     Нужно было перегонять скот с острова, пока лед в проливе не начал таять.
     - Василий! – сказал он Лаптеву. – Солнце припекает все сильнее, и не сегодня-завтра льды в проливе начнут таять. Если мы с Николой не перегоним скотину сейчас же, вынуждены будем ждать до октября, когда лед снова упакует пролив. Тебе придется несколько дней побыть одному…
     Лисицкий видел, как страх мутной пеленой плеснулся в глазах Василия, но он промолчал, только молча кивнул головой в знак согласия.
     - Ночи еще холодные, поэтому я перетащу тебя на лавку в предбаннике, чтобы ты мог постоянно поддерживать огонь. На ночь я поставлю варить глухаря. К утру мясо уварится, и у тебя будет крутой бульон. Ешь понемногу, - тебе должно хватить до моего возвращения. Рано утром я уйду.
     - Николу-то приведи повидаться, - попросил Василий.
     - Не сразу! – жестко ответил Лисицкий. – Если удастся переправить скот, я буду вынужден оставить его на Сорокине хуторе. Ему нужно будет обустроить там загон, кормушки и поилки для скота и прочее. Все, Василий, отдыхай! Думаю, на лошади смогу добраться до острова за день. А вот как мы будем добираться до хутора, перегоняя скотину, сколько дней это займет – вот вопрос!
     - Никола-то ничего не знает обо мне, - вновь заговорил Василий. – Верно, думает, нет уже батьки в живе-то. Ты вот тоже ушел и не возвернулся… Поди, извелся в тоске да кручине Никола. 
     - Ничего! – отрезал Лисицкий. – Крепче будет! И злее!..
     Мутный рассвет еще плескался в ближних кустарниках пластами тумана, а Лисицкий уже седлал лошадей. Он решил взять с собой и Найду – при перегоне скота она будет незаменимой помощницей.
     Закончив работу, он вошел в баню, попрощаться, но Василий крепко спал, и Лисицкий не стал его будить…
     Следуя на остров, Лисицкий внимательно изучал места, где ему предстояло жить. Его цепкий взгляд казачьего офицера фиксировал все: на северных склонах скал и по тенистым опушкам леса серели еще нестаявшие снежные надувы, взрытые табунками изюбров, выходивших пастись на горные лужайки. Дальше — мрачнели обомшелые базальтовые глыбы и стоял темный лиственничный древостой с густым подлеском багульника.
     В широких падях чернели заросли «ерника» — кустарниковой карликовой березы. На увалах, южных склонах, росли густые сосняки. Местами по низинам стояли хмурые пихтарники, а по сиверам по-прежнему частила лиственничная тайга. Следы изюбров здесь встречались редко. Их сменили следы лосей.
     По мере продвижения вниз, к проливу долина реки и распадки ее притоков становились шире, а склоны ниже и положе. Время в созерцании пролетело незаметно, И Лисицкий даже не заметил, как жеребец вынес его к облюбованному для жилья хутору Сороки…

Продолжение следует -