М. М. Кириллов Можно ли объять необъятное Очерк

М.М.КИРИЛЛОВ

МОЖНО ЛИ ОБЪЯТЬ НЕОБЪЯТНОЕ
Очерк

       Говорят же «невозможно объять необъятное», подчёркивая тем самым ограниченность наших возможностей, да и краткость самой нашей жизни. Печально, но это аксиома. В реальной жизни как часто мы многого не додумываем до конца, не предусматриваем.отвлекаемся, увлекаемся, переоцениваем, недооцениваем, ошибаемся. Не анализируем собственные ошибки и их причины. Получается, что мы живём в системе заведомой относительности, то есть не совсем так, как могли бы прожить. А для этого подчас и нужно-то, чтобы рядом в нужный момент оказался вдумчивый родной человек или друг и вовремя заметил незамеченное нами, понял неведомое нам и подсказал нужное, позволив избежать ошибки или даже несчастья. Иногда быть умнее, осторожнее и наблюдательнее мог бы помочь коллектив, в котором мы живём. В этом случае возможно даже предвидение (один ум хорошо, а два лучше). Да где же взять такого помощника или помощников?
        Иногда ты и сам можешь стать себе помощником. Говорят же: «Думай, думай!» И не без пользы. У многих есть, то ли в голове, то ли в душе, такая тайная кладовая - хранилище накопленного трезвого опыта. «Опустил руку» в такую кладовку, поискал, разумно усомнился в чём-то, наткнулся на противоречия, разобрался и нашёл верное решение. Редко, но ведь у многих получается. Для этого нужен опыт и способность им пользоваться, особенно в ситуациях душевного волнения или паники.
        Это несколько расширяет возможности «объять» необъятное, но в определённых пределах, конечно. Говорят же, что встречаются даже мудрецы и прорицатели. А чаще люди в своём «необъятьи» пребывают всю жизнь как в лесной чащобе.
         Я и сам, особенно в молодости, был как-то излишне доверчив и недальновиден. Может быть, и хороший человек был, но, как говорят, «одноклеточный», рассчитанный только на добрые обстоятельства и добрых людей.   
        Потом-то, с годами, я, конечно, поумнел, жизнь научила. Научился избегать опасности. Какая-то интуиция появилась, может быть, врождённая. Помню за собой в юности даже случаи полтергейства, пророческие, «вещие» сны. Говорят, это бывает у многих именно в юности. Случаев предвидения не помню, а природы ясновидения и сейчас не понимаю. Предчувствие посещало меня не раз и нередко оправдывалось.
          С началом собственной врачебной практики, для меня стало привычным использование методов диалектики в диагностике заболеваний у больных. Так, возникновение и нарастание у них симптоматики болезни научило угадывать взаимосвязь симптомов и даже предвидеть дальнейшую динамику развития болезни. Внимательное рассмотрение динамики прошлого в истории болезни позволяло почувствовать «куда ветер дует». Диалектикой в практической медицине владеют немногие. Понять не случайность событий в их взаимосвязь в динамике заболевания - подчас ключ к диагностике. Я применял эту особенность анализа постоянно и не только в диагностической работе у постели больного, а и в исследовании человеческих или общественных отношений. Я привёл такие примеры в книге «Мои больные» (2014).
        То же относится к сопоставлению мною состояния десятков городов СССР при их повторных посещениях, с учётом того, что они стали ныне субъектами буржуазной России. Историческая, социальная, классовая цена ущерба, произошедшего в этих городах даже за это короткое время, очевидна. Это три моих сборника рассказов, повестей и путевых заметок под общим названием «Города и веси» (2016). В сущности, это та же диалектика в диагностике перемен в жизни людей целой страны, возникших в результате смены в ней общественной формации. Люди  б о л е ю т (это биология), но болеют-то л  ю  д  и (и это уже социальная сфера). А методы один.
         Жизнь стала более сложной. Пришло время для сопоставлений. Тем, кто живёт одним днём, социально слеп или затуманен либеральными идеями - это недоступно. Без чёткой и небезразличной политической позиции социальная диагностика становится невозможной. Здесь нужны не только чистая голова, но и честное сердце.
         Но так было не всегда. Я, например, поздно заметил приближение контрреволюции в нашей стране в 1991 году. Где-то только за полгода до путча. Видимо, давлела инерция советского времени. Это касалось не только меня. Когда это произошло, я это понял сразу, но предвидеть дальнейший ход событий научился не сразу. Не владел реальным материалом для анализа.
         К 1991 году я уже был весьма опытным врачом-диагностом, а далеко зашедшего перерождения верхушки партии и значительной части интеллигенции страны не заметил.
         Потом-то я даже написал большую книгу «Перерождение. История болезни» (1999 – 2006), где всё уже было изложено правильно. Но, как говорят, после драки кулаками не машут. А мы и до сих пор всё ими машем. Не зря всё-таки основной документ о больном называют историей болезни. Если общество больное, и на него ведётся история болезни. Врачи только подобрались не те.
         В сущности, меньшинство народа отобрало власть и собственность у его большинства. Не стало в стране общенародной собственности и власти трудящихся, а это обязательные условия социализма. Нет теперь уже таких крупнейших заводов, как Обуховский в Ленинграде (завод «Большевик») и завода с названием «Серп и Молот» в Москве. Парадоксальная особенность нашего времени состоит в том, что наша собственная буржуазная власть нуждается в поддержке именно этого же, ограбленного ею большинства народа, эксплуатируя определённые достижения последних лет в укреплении внешнеполитической безопасности России. Как быть-то? Думайте, думайте!
          Так можно ли человеку объять необъятное? Я стал писать книги только в последние 20-25 лет. Сейчас мне уже, считай, 85 лет без малого. Пишу только о том, что видел или о чём думал в жизни сам и только по памяти. Вспомнил, кажется, всё существенное. Зато каждая вещь – памятник достоверности. Не Чехов, конечно, но многим людям книги нравится. При этом я не сочиняю ничего, просто не умею придумывать то, чего не было, а учится этому уже поздно. Что же делать писателю, который всё вспомнил, всё издал и подарил читателям? Получается, что я вроде как исчерпал самого себя, а значит, исчерпал и то, что казалось необъятным. Другого-то у меня нет. Правда, нет-нет, а всплывает всё ещё что-то забытое в складках памяти. А то новое, что теперь вокруг, как говорят люди, отворотясь, не насмотрисся. Душа болит. Вот беда-то. Выход только один: жить дальше и всё-таки писать.
        Так можно ли объять необъятное? Даже захотеть из того необъятного, что можно было бы успеть захотеть объять, невозможно, а реально объять и тем более. Но достаточно и того, что хватило даже только на эту малость. Правда, многое зависит от того, что человек считает для себя необьятным. Некоторым везёт. Получается, по Сеньке шапка. Вот и ответ. По Марксу, истина конкретна.   
Саратов, ноябрь 2017 года.