Приехали!

Сразу за первомайскими праздниками случилось в Балобуевском районе неприятное, но по сути своей банальное событие: в посёлке Ухтолово, что в тридцати верстах от Балобуева, почил в бозе директор местной мебельной фабрики "Путь Октября"  Октябрь Христофорович Урман. Умер он на 88-ом году жизни, в здравом ещё уме и не залежавшись. К тому же, как говорится, «при исполнении», так как продолжал возглавлять родное предприятие до последнего вздоха. А что? Ведь и неплохой был руководитель О.Х. Урман. В своё время он вовремя подсуетился и в эпоху всеобщего разорения и перманентного кризиса, охвативших страну, быстренько перепрофилировал свою фабричку на выпуск гробов и прочей сопутствующей печальной продукции. И не прогадал.                На  фоне почти всеобщей смертности населения от палёной водки и провальных действий правительства товар оказался чрезвычайно востребованным и гробы «от Урмана» разлетались, как горячие пирожки. Не сказать,конечно, что заведение уж слишком процветало (это ведь всё-таки не торговля ароматическими углеводородами),но, тем не менее, уверенно держалось "на плаву" и прочно занимало одно из первых мест среди промышленных предприятий Балобуевского района. Однако, как известно, всему выходят сроки; и вот уже самому Урману пришлось воспользоваться продукцией собственного производства.
   Не только родные и близкие, но и районная администрация некоторым образом озаботилась проводами в последний путь уважаемого Октября Христофоровича. Для этой цели в Ухтолово была направлена небольшая делегация под предводительством самого главы районной администрации Николая Ивановича Курова.
Кроме него отдать последний долг покойному отправились начальник сельхозуправления Якин и директор лесхоза Сергеев.
   Дорогой ехали молча. Сергеев пытался было рассказывать анекдоты, но как-то вяло, а потому и никого не забрало. Все, включая шофёра Кольку Пыркова, как будто ждали чего-то. И это ожидание, по мере продвижения к Ухтолову, нарастало.Вот уже перемахнули мост через тихую омутистую речку с удивительным названием Тёща. Здесь дорогу сразу обхватил, как будто принял в зелёные ладони, сосновый бор.
   - Налево! - наконец скомандовал Николай Иванович и махнул рукой туда, где река, делая крутой изгиб среди могучих красноватых сосен,застывает в спокойном, прохладном омуте. Колька весело и привычно свернул с трассы, и они понеслись по зелёной траве-мураве, по едва заметному накатанному следу между кромкой леса и похотливыми изгибами Тёщи. Выскочив на небольшой, сухой и обдутый всеми ветрами пригорок, Колька лихо тормознул у самой кромки воды. Все сразу же с удовольствием вывалились из тряского "Уазика" на весенний ветерок и шёлковую молодую траву. Через минуту уже зазвенели стаканы и с привычным возгласом "будем здравы, бояре!" выпили по первой. Тут же повторили и ещё добавили, а потом принялись играть в карты. Играли в "дурака" двое на двое: Николай Иванович с Колькой против Якина и Сергеева. Проигравших три раза, надлежало брать за руки и за ноги и с раскачки бросать в воду. Колька, по халдейской своей наглости, безбожно "мухлевал". Именно благодаря этому им удалось без особого труда трижды обыграть своих соперников. Сухощавого Якина "качнули" легко и он улетел, аж метров на пять от берега. А вот с неприподъёмным Сергеевым вышла загвоздка: его, не смотря на все старания, не смогли не только раскачать и бросить, но даже оторвать от земли. Тогда Сергеев полез купаться сам и вытащил из воды огромного чёрно-зелёного рака, вцепившегося ему в трусы. Стало совсем весело. Выпили ещё, да ещё. Напоили заодно и рака, а потом отпустили восвояси. Но тут Николай Иванович спохватился и посмотрел на часы.
   - Вы чего тут расселись! - накинулся он на подчинённых, как будто они оказались здесь по собственному произволу, а не по его команде. - Такими темпами мы не то что на похороны - на сорок дней не поспеем!
   Нехотя собрались и поехали дальше. А когда уже появилась окраина посёлка, вдруг выяснилось, что никто не знает, где находится дом этого Урмана.
   - Я у него в прошлом году в гостях был, а вот теперь, бля, что-то все ориентиры потерял, - Сергеев обескураженно смотрел по сторонам.
   - Тут всего-то три с половиной улицы, да два переулка! - накинулся на него Куров. – Как же ты мог забыть где он живёт?
   - Жил, - поправил его излишне щепетильный Якин. - Тут и спросить-то некого: ни души кругом.
   - В самом деле, как будто все вымерли или от нас попрятались, - начал закипать Николай Иванович. - И это в разгар рабочего дня! Ну, и куда ехать?
   - Да чего нам тут гадать, - нашёлся Сергеев, - Увидим крышку гроба – значит там и есть.
   И действительно, не проехали они и первую улицу, как увидели дом, возле которого стояла прислонённая к стене крышка гроба. Кругом было на удивление тихо и безмятежно: не было ни людей, ни машин. Лишь несколько гусей щипали траву у палисадника. Рядом в тени непомерно разросшейся сирени старая заспанная собака лениво отгоняла хвостом слишком ретивых и наглых весенних мух.
   - Может рано приехали? – встревожился Куров.
   - Чёрт его знает, - огромного роста Сергеев, кряхтя, выбрался из машины. – А может, похоронили уже?
   - Да ты что – с ума что ли сошёл? – возмутился Якин. – Как же его могли без крышки похоронить?
   - Ну, тогда айда, -  и Сергеев уверенно двинулся  в сторону дома.
   - Стоять! – прикрикнул Николай Иванович. – Венок сначала возьмите.
   Сергеев с Якиным не без труда достали из багажника огромный венок и приставили его к крышке гроба. Тут опять что-то неприятно кольнуло Курова: «Христофорыч был, конечно, скупердяй первостатейный, но чтобы самому себе такой хреновый гроб выделить… Пожалуй, это уже перебор даже для него. И никаких венков нет, кроме нашего…  Уж от его-то заведения хоть какой-то завалящий должен всё же быть. Или и тут покойный решил по привычке сэкономить? Но какой ему сейчас в этом смысл? И где народ? …  Где все?»
   Примерно об этом же подумал и Якин. Сергеев по закоренелой своей привычке не думал ни о чём и смело распахнул дверь. Остальные два члена делегации  нерешительно последовали за ним. В комнате возле покойника сидело несколько женщин разного возраста. В красном углу под иконами полудремал какой-то мужичонка в старом, заношенном ватнике, несмотря на почти летнюю жару. Тут же приглашённый из Балобуева дьякон Дионисий невнятно и сильно в нос читал по требнику. Последнее обстоятельство почему-то подействовало на Николая Ивановича ободряюще и он, приняв приличествующий случаю вид, встал вместе со всеми у гроба. Выстояв положенные, как он считал, десять минут, Куров вышел покурить, а главное по возможности прояснить ситуацию, которая казалось ему всё-таки странной. Курящий Сергеев немедленно двинулся за ним. Вышел и Якин за компанию. Стояли, молчали. Двое сосредоточенно курили. Якин задумчиво теребил гроздь начинающей распускаться сирени. Наконец Сергеев озвучил то, что подспудно терзало всех троих.
   - Да-а-а, - задумчиво протянул он, - вот что смерть-то делает с человеком. Ведь совсем не узнать Христофорыча.
   - Как будто другой человек, - согласился Куров. – Вот встретился бы где-нибудь с ним – ни за что бы не узнал.
   - Поразительная метаморфоза, - с готовностью поддержал Якин своих визави.
   - И рост-то у него уменьшился намного, - недоумённо сказал Сергеев. – Он ведь почти с меня был…   Что же это выходит? Ничего не понимаю. Да и дом какой-то не такой…
   - Ты что же, - подозрительно спросил его Николай Иванович, - и дом уже не узнаёшь?
   - Не узнаю, - честно сознался Сергеев.
   - Так какого же хера ты нас сюда привёз?
   - А куда ещё я вас должен привезти? Вот – гроб, вот-покойник. Чего ещё надо? Я же не виноват, что он усох…  И изменился вон… до неузнаваемости.
   - Нет, здесь что-то не так, - засомневался Якин. – Надо бы…
   - А вы, извиняйте, кем приходитесь Ликсеичу? – прервал его неожиданно возникший мужичок в ватнике. – Дали бы закурить – у вас, наверное, чай поди, с фильтром, дорогие имеются.
   - Какому ещё «Ликсеичу»? – неприязненно посмотрел на него Сергеев, но, тем не менее, выдал нагловатому мужичонке сигарету и даже щёлкнул зажигалкой.
   - Как какому? – в свою очередь удивился «ватник». – Серёге же.
   - Постой, постой, - начало доходить до Курова. – То есть Сергею Алексеевичу, выходит?
   - Ну, дак как же, а кому же ещё, - охотно подтвердил мужичок. – А вы что,  ко всем, что ль без разбора ездите? Серёга (не знаю, как он вам приходится) мой кореш был…  Тот ещё… да. Бывало, наклюкаемся с ним уже под завязку, а он всё: «ты чего не пьёшь?» Говорю, да некуда уже. Не вмещают баки. «Нет, говорит, такого не может быть, чтобы русский человек не мог в себя водку вместить». Так и не отстанет, пока ещё не выпьешь. Да…   Мы с ним тут третьего дня пошли на пруд карасиков подёргать, да что-то клёву не было. Раздавили со скуки пузырь, потом второй. Задумчиво так сделалось. Серёга смотался на "велике" в аптеку…    Сколько-то привёз «фанфуриков», уж не помню. Потом ещё чего-то пили. Серёга прилёг отдохнуть, и кони двинул, как-то незаметно. Да…   А я вот ничего, только понос прошиб…  Да вы кто же ему будете?
   Но Куров уже не слушал его и, убыстряя шаг, двинулся к машине. За ним вприпрыжку кинулся Якин. Лишь Сергеев остался стоять, как вкопанный и тяжело размышляя, как быть, затянулся сигаретой так, что она затрещала. Потом с шумом пустил почти паровозную струю дыма. С собаки под кустом мигом слетела вся сонная одурь и она, чихая и отплёвываясь, вскочила и бросилась в проулок, распугивая гусей.
   - Ты вот что, мужик, - доверительно наклонился он к «ватнику». – Тебя как зовут?
   - Карась. Ну, то есть, Карасёв я.
   - Ну, хорошо, Карась, так Карась. На вот тебе сто рублей и забудь обо всём, что ты здесь видел.
   - Да я что… я ничего, - начал заикаться, не веря своему счастью, Карась. – Д я и не помню ничего…  Я ведь тоже пострадавший…  Алкогольная контузия – это вам не хухры-мухры.
   - Хватит болтать и дуй к своему «Ликсеечу»! – прикрикнул на него Сергеев. – Становись в почётный караул! Да помни: если что, я из тебя быстро пескаря сделаю, а то и земноводное какое-нибудь смандячу. Может, тритоном хочешь стать? Говори, хочешь ведь?
  Тут Карась так усердно замотал головой в разные стороны, что стало и без слов понятно: нет, не хочет он быть ни пескарём, ни, тем более, тритоном.
    - Вот так за жабры тебя, - Сергеев зловеще протянул к нему свою огромную руку.
    Но Карася уже и след простыл. Начальник лесхоза вздохнул, взял венок и, тяжело ступая, пошёл к ожидающему его автомобилю. Больше всего на свете ему хотелось сейчас немедленно напиться и послать всех на хер, но надо было ехать хоронить Урмана.