Бабочка для принцессы

Как написать о том, чего не случилось? Мечталось, хотелось, но не воплотилось. Да и не верилось, что воплотится. Были или не были притягательные, желанные образы, если никак не касались они физического мира? Лишь в мыслях, лишь на словах...
Девушка под ником Селения откликнулась на мой вкрадчивый, отполированный рассказ о жизни, оставленный на одной из веток форума для общения тех, кто из городских жителей старается превратиться в деревенских. Пост мой был похож на стилизованную народную игрушку – нарочито непосредственный, с резкими крупными штрихами, но, по сути, насквозь выверенный. Селению он зацепил. И она отозвалась – дернула за смежную ниточку всемирной паутины – «я здесь, слышу тебя, приём»...
Я искал на форуме конкретные практические советы, как лучше организовать деревенский быт. А получил волшебную сказку, поддержку, уверенность...
Она писала мне тексты, замешанные на аниме Миядзаки и фентезийных сентиментальных романах. Мягкие, светлые, как крылья ночного мотылька. Мне. Одному мне.
Сначала я решил, что она девочка-подросток, так чисты и категоричны были её слова. Виртуальная сестрёнка... Защитить, помочь, направить... Сам не заметил, как стал завсегдатаем интернет-забегаловок, чтобы прочитать очередное послание Селении. Старший братец четырёх сестёр – мой дар, благословение и проклятье. Чинить сломанных кукол, покупать сладости, вплетать прозрачные капроновые ленты в распадающуюся невесомость солнечных волос, внимательно слушать восторги и обиды, утешать ласково: «Ты самая красивая». Алина, Леночка, Селения – тоже девочки-сестрички, только куклы другие и сладости подороже, холодит, отрезвляет «л» в именах – моя буква... А где же та, которая не сестра, а любимая? Одна-единственная... Никогда ты не любил, Лёнька Лис. Слишком хорошо их понимаешь, разгадываешь, жалеешь, добрый и ответственный старший брат.
«Здравствуй, родная. Как ты там? Я уже успел соскучиться», – я пишу ей и представляю, как она прочитает, улыбнётся, как согреется её сердце, как тряхнёт она гривой кудрявых волос, и её пальцы быстро-быстро забегают по кнопкам клавиатуры, набирая ответ. Delete, опять Delete, потому что опечаталась, торопится, волнуется, не то, опять не так, чёрт те что... Разве выразишь, разве отразишь...
«Здравствуй, Лисёнок! Я так рада, что ты снова здесь!..»
Слова порхали, кружились в воздухе разноцветными бабочками. За окном клубы снега и двадцать километров ледяной трассы до дома.                Я чувствовал, что нужен ей, что могу подарить кусочек сказки, успокоения, веры. Слова обнимали и согревали душу невидимым потоком, достигающим сквозь пространство. Поток слов. Поток доверия и счастья.
Я узнал, что она старше меня, но в душе ребёнок, потому что росла отгороженная от мира болезнью тела, не накопила опыта пополам с цинизмом. А я... Разве не такой же теперь, разве не связан цепями немощного организма, с каждым днём, по капле, уходит из меня пацанская ярая силушка, расползается чёрная внутренняя гниль, и приходится крупицы задерживать, зубами вгрызаться, чтобы замедлить, удержать, сохранить.
Так я впервые ощутил, что мы с ней на равных. И я больше не братец-покровитель. Тогда я начал оттаивать. Приоткрыл тяжёлую броню. Мне не надо всё время быть сильным, она поймёт и примет даже слабость, страх, боль... Кто кого теперь спасает?
«Родная, тебе холодно?» – я пишу ей снова, замирая от детского восторга. – «Погоди, постой немножко, я б согрел твои ладошки!..»
Пишу стихами, сбивчиво и искренне. Сам в них верю. Мне нравится верить, что я люблю её. Ей нравится проживать со мной виртуальную сказку.
«Мне кажется, Лисёнок, что я знаю тебя целую вечность, я могу чувствовать тебя, как саму себя. Нам одновременно весело, грустно, страшно, одиноко, больно...» – она отвечала мне своими откровениями. Это было честно, мы прорастали словами и мыслями друг в друга. Я рассказывал ей, как боюсь умирать, как хочу жить, что мои мечты – собрать счастливую семью под одной крышей – рушатся, у каждого из домочадцев своё представление о счастье, и всех одновременно «осчастливить» не выходит, я боюсь, что все усилия напрасны, не к тому я шёл, не о том мечтал, теперь путаюсь, что же дальше, будто выбит основной, нижний кубик – и вся игрушечная башня разваливается. Она говорила о домике с верандой, о горячем хлебе, о цветущем саде, о детях. И я успокаивался.
«Всё хорошо. Ты молодец, ты всё правильно делаешь. Просто потерпи. Жизнь наладится...» Я верил.
Катя первая заметила мою необычную мягкость и рассеянность. Я напевал попсовые песни, забывал ворчать, отпустил вдруг спецназовский навык тотального контроля:
– Лёнь, ты влюбился у нас что ли?
– Да фиг знает, но мне пишет чудесная девушка...
Катя прищуривается, улыбается, машет рукой:
– Ого!
Я рассказываю. Но Катя уже сердито сдвигает бровки:
– По-моему, ты или дурак, что не понимаешь. Или подонок, если понимаешь, но делаешь.
– Надеюсь, что всё-таки дурак. Объясни.
– Дано: а) девочка-инвалид, которая втрескалась в тебя по уши и строит планы на будущую счастливую совместную жизнь; б) отсутствие у девочки понимания, что это всего лишь твои игры «в сказку», попытки самоутвердиться и решить собственные психологические проблемы за её счет. Что в итоге: ей будет офигеть, как больно, когда ты наиграешься и найдёшь себе нормальную, здоровую, красивую жену.
– Я не играю. Я искренне. Просто это другое. Пространство наших образов... Пока только так получается. В реальности...
– В реальности ты готов жениться на ней и жить не только иллюзиями, но и вполне насущным?
– Жениться? – я растерялся. Вот прям так сразу.
– Ну да. Раз и на всю жизнь. Представь, она приедет сюда. В эту неустроенность, холод, снег. Где каждый шаг будет даваться ей с трудом. Насколько тебя хватит в роли сиделки для капризной больной девочки? – Катя уже почти кричала.
– Надо сначала встретиться. Съездить к ней в Москву. Если захочет, привезу её сюда погостить...
– Ты логические схемы не строй. Ты уже увидел в себе ответы на все вопросы. И теперь ищешь красивые выходы, мол, ей самой здесь не понравится... А ты такой вроде и ни при чём, – Катя зло отвернулась. – Трепло ты подлое, – И больше со мной не разговаривала.
Подлец, да?.. Прости меня.
Серые многоэтажки до горизонта. Они подпирают предзимнее вязкое небо. На границе снега и дождя, в бетонной коробке живёт моя принцесса Селения. Выше – снег и игольчатый холод, ниже – полупрозрачная слякоть.
С утра она пьёт горячий чай с печеньем из супермаркета. И представляет, что на льняной скатерти да на глиняном блюде дышат булочки с корицей. На столе две кружки. Пахнет деревом и лесом. Слышно, как за тёплой дощатой стеной засыпает на зиму сад...
Из окон всемирной сети на неё выплёскивается поток чужих чувств и мыслей. Живая или мёртвая бабочка у неё в ладонях? Её убеждают: смелее, всё зависит только от тебя. Если ты ещё не смотришь на огонь камина, сидя в разноцветных вязаных носочках, то значит, и не хочешь этого. Потому что сбывается всё, чего ты по-настоящему хочешь. И капают слёзки... «Сама-дура-виновата», не так хотела, как надо, недостаточно сильно, недостаточно возвышенно, недостаточно духовно, недостаточно... Недостаточно...
А вокруг непреодолимые обстоятельства. Их так много в жизни. Идёт снег. Взрываются бомбы. Сталкиваются машины. Строятся дома и растут деревья. Рождаются и умирают люди. Они не зависят от нас, мы никак не можем на них повлиять, можем только принять как данность и подстроиться, вписаться в поворот. Плавно, бережно – поворот, ещё поворот. Не всё в твоей жизни зависит только от тебя, маленькая Селения. Бабочка в ладонях не знает, раскроются они или сожмутся. Но она готова к полету. У неё есть крылья.



(Автор выражает благодарность и глубокую признательность Наталье Галковской за предоставленные материалы, которые легли в основу этого рассказа)