The deepest feeling always shows itself in silence

Я знаю, что искусство совершенно необходимо, только не знаю, зачем.
Жан Кокто

Внутри человека – что? Здесь не речь о сосудах и сердце. Здесь не тема про кости и мышцы. Мы же знаем, что у нас две ноги, две руки и далее. Сердце четырехкамерное, да и конечности, вроде как, не двупалые. А ещё то чего мы заем? Nihil. Ничего.

Разве знаем мы по кому сосед наш в ночь скучает тёмную? Почему человек напротив пьёт горькую, не стесняясь? Не все до конца понимают, что ж старик тот рыбу огромную не пустил, если погибнуть мог. Почему ему снятся сны, а в снах теперь видятся львы.
Внутри человека то – что?
И.В. Гёте говорил: «Нет ничего внутри, ничто не приходит оттуда, поскольку всё, что внутри – снаружи».

А снаружи то тогда что?

Снаружи галактика – пролитое в космосе молоко. В ней наша планета – зелёный новогодний шар. На этом шарике люди – 7 миллиардов где-то. Цветы, растения, города, звери. Забор покошенный у соседа, кот облезлый, что слоняется рядом где-то во дворе. Лица друзей, потом те же лица, но уже не друзей. Рука жены, колёса машины, реанимация. Бездомные псы в холодную зиму, зелёные листья на дереве по весне. Запах сена, скрип снега, голос матери. Молчание.

А голову поднимешь – облака, за облаками звёзды вывешены рукою господа бога или ещё чьей-то. Смотрят они. И сверлят. И зырят. Оком своим единым на нас.

Значит, что человек есть то, что с ним было. Что это и прошлое, и настоящее, немного будущее. Это и свет. Это и облако. Это и тень от облака. Это и ответ на уроке литературы данный. Это всё.

"Человек — это то, во что он верит". Говорит А.П. Чехов. Но веру же человек не видит. Религиозное учение не впечатано в ДНК, не заложено в хиральности молекул, его нет в водородной или пептидных связях. Человек выбирает сам, во что ему верить. Человек в итоге сам выбирает, кем ему быть.

Выходит так, что мы получаем информацию от мира, обрабатываем её, потом выплёвываем что-то новое. Человеку нужно найти тот приёмник, который транслировал бы то, что он видит. Что чувствует. Что он ощущает. Что он хочет видеть.

Он хочет найти тот приёмник, который показывал бы, что есть он – человек.
О чём он. Что в нём. Что являет пространство относительно него.
Так появляются художники, поэты, режиссёры, музыканты, писатели, скульпторы, танцоры, актёры и другие.
Они показывают тех, кто они есть. Показывают то, что незримо. Они сначала обнажают сердце, чтобы потом облачить его в форму искусства.
Они показывают то, что сказать нельзя.

Сказать нельзя не потому, что это табу или харам. Не из-за того, что язык обидится и сбежит. А потому что невозможно вымолвить «тишина» и посадить её в банку. Нельзя сказать «больно» так, чтобы другие ощутили хруст одного ребра, а потом другого.

Потому что невозможно произнести «мы полгода не виделись и не общались, а до этого жили вместе» настолько, чтобы диафрагма принимающих послание дала трещину.

Потому что нельзя выразить обыденным слогом повседневного быта душу, которая, объятая пеплом, всё ещё – горит.

Потому что нельзя сказать «молчание» и запустить руку в густую шерсть этого зверя.
Искусство есть то, что не может быть высказано.

У Марианны Мур есть стихотворение, которое называется “Silence”, где она пишет: «The deepest feeling always shows itself in silence». И это так. Душа горит, слов не роняя.

Искусство – тот самый приёмник, который передаёт из человеческого «я» голос пения немого и несёт его наружу. В разные эпохи лидировали разные стили искусства в целом.

В XX веке возникло новое направление в живописи «абстракционизм», позже выродились «авангард», «кубофутуризм» и пиком революционного взрыва в искусстве стал «супрематизм». Именно тогда художник от фразы « я так вижу» перешёл к заявлению « я так хочу» .

В XX веке художники начинают активно работать с цветом и формами, понимая, что именно через них могут оказать на зрителя большее влияние. Стоит заметить, что первым, кто задумался о влиянии цвета на психику человека был И.В Гёте в соей работе «Учение о цвете». В годы революции же Кандинский пишет работу о динамической теории цвета.
Значит, в искусство всё больше внедряется наука. Психология, биология, когнитивистика. Это уже не порыв, не реализм, а обдуманный жест выражения бессознательного через сознательное. «Я несу это в себе и я это показываю. Я это чувствую и я хочу, чтобы люди это ощутили тоже».
Людям необходимо себя проявлять. Каждый человек видит окружающую действительность по-своему и очень важно иметь «растворитель», что смывает линии трёхмерного пространства и той галактики, что имеет бесконечное множество пространств, дверей, закоулков, граней, углов, пиков, рубцов, коридоров и в тоже время не имеет ничего, ибо измерению не поддаётся. Человек отзеркаливает реальность, чтобы потом выразить окружающее его в иной форме. Зеркало – душа. Она меняет цвет, она имеет право изменять форму, она имеет право менять действительность, как ей угодно.

Искусство творит мир, которого, по сути, нет, но мы хотим этот «другой» мир увидеть и окунуться в него. Войти и раствориться хоть ненадолго. Реалии настоящего уже не так привлекают авангардистов и футуристов ( или будетлянинов, как называет их В.Хлебников ).

Авангард и футуризм показывает «нового человека» и новое время, которое наступило или же ещё наступает под такт небесного барабанщика.

«Наш бог бег» В.В Маяковский.
Однако поэзия это тоже искусство, но она имеет свой голос, она может быть сказана и сказана громко. И во весь голос.

В латыни есть слово «teхtus», которое переводится как ткань, полотно, сплетение. Поэты говорят и вяжут текст, обходя стороной прямое сообщение. Свою душу они окружают словами, это сад слов. Это рассказ о, без упоминания об этом.

«poetry is what he thought, but did not say.» Heather McHugh.

Футуристы начинают творить со словом новые модификации. В.В, Маяковский пишет свои стихотворения «лесенкой», Кручёных вводит в поэзию заумь. Стихотворение «Дыр бул щыл» отражает то, что произошло с Россией в годы революции.
Нам это не было сказано, но все поняли.

Это новый век. Это новый мир. Человек новый. И душа у него новая.
Через искусство мы можем судить о настроении целой эпохи, можем проследить, как преображаются люди под действием времени и событий. Нам не скажут об этом прямо. Нам это покажут, нам об этом оставят строки, океан скачущих на бумаге буковок. Что нам с ними делать.
Но прямо никто не нарисует ту возрастающую энтропию, что закипает в сознании людей во время перелома.

Поэты общаются с нами сквозь века через ворохи пыльных книг
Важно заметить также ещё, что некоторые люди в эмоциях очень глупы. Они не умеют их показывать. Они не знают, что делать с этим. Выкинуть жалко. Носить – тяжко. Они больны, относительно. Не умеют говорить. Не знают, как это – на людях быть искренним. Они в обществе либо угрюмы и молчаливы, либо чересчур эмоциональны.

На самом деле, это алмазы. Их зеркало кривит весь мир необычайно сильно, разбивая белый спектр на все цвета радуги, добавляя ещё свои.
Винсент Ван Гог был угрюм и рыжеволос. Он писал странные картины и часто молчал. У него было что-то «не то» с головой, так говорили, говорят, по крайне мере. Но в итоге «Звёздная ночь» хранится в музее современного искусства в Лондоне.
В итоге его молчание докричалось до людей. Пусть не при жизни.
Но он услышан.

Каждый творец выворачивает сердце своё наизнанку, сосуды дробит и чистит. Он рвёт себе глотку, и голосовые связки теперь, как струны – порваны. Но только то крик беззвучен. Или почти, допустим нулёк или там десяточка децибелов. Тише шёпота или листвы.
Так кричат гении в обществе, в мире, что для них полон тьмы. Это молитва отверженных, это ноты Бодлера, это «Вопль» Гинзберга. Это икона Пикассо, Марка Шагала, Александра Косолапова, Винсента Ван Гога, Марка Ротко и других. Это Матюшин, Маринетти вместе с Бахом и Карлом Орфом.

Искусство – это молчаливая церквушка, в которой кричат громче, чем в аду грешники воют. Это треск, это лязг, это песнь. И от этого так красиво. И от этого человеку хорошо. Потому мы ещё живы, что многоэтажек холодные головы не до конца победили цветущих в наших душах магнолий.

И смерть придёт за нами лишь тогда, когда художник, положив кисть, скажет, что он не видит. Поэт кинет лист в костёр и скажет, что слова высохли, что он теперь немой. Балерина отложит пуанты в шкаф заплачет, что она устала.
За человеком придёт смерть со словами : «Das reicht, finis, basta, кончен бег». Отжили, дорогие.

Когда сгорят все произведения искусства мира, а человек будет не в состоянии создать новые, ибо опустеет настолько, что вакууму страшно станет. Тогда мы подойдём к финалу.
А пока ещё мы живы, пока горим, не сгорая, нам Маяковский оставляет:
Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.

Так и мы завещаем свои сады.
Так и мы не ослепнем от палящего солнца новой эры. Мы будем кричать настолько тихо, так сильно, что звёзды пошатнутся.
 И со рта неба на землю к нам выпадут.