светка

На дворе 1954 год.  В бывшей конторе по заготовке чего-то там (до Революции – это был  дом купца Меликова), а сейчас в Доме пионеров, готовилась к празднику «1 Мая»…
  Конец апреля выдался очень жарким. Окна музыкального класса распахнуты настежь, и Светка уселась, напротив, на ступени у колонны, чтобы слушать, как  её сосед Гога наяривает на виолончели её любимый «Интернационал».
  Настроение у Светки не ахти.  И она пыталась Гогиной свиристелью заглушить все свои печали.  27 декабря Светке  исполнится одиннадцать. Здесь у колонны было спокойно, но с заднего  двора, сквозь: «Вставай проклятьем заклеймённый», до девчушки доносилось рявканье Тамары Антоновны: «Шагаем дружненько, рядком, рядком! Степанов! Не загораживай Бергман.  Бергман, ты не на посиделках у тёти Симы! Шагай чётче! Чётче, я говорю, Грищук. Григорян, ты не в тюрьме! Руки по швам,  а не за спину!». Сегодня мать опять пыталась «бежать на рельсы», а вчера лезла в петлю. И всё потому, что её отчим, дядя Вартан, снова перебрал со своим кавказским самогоном. И в очередной раз  пытался разобраться, с каким-то «недобитым фашистским прихвастнем». Уж десять лет прошло, а он так и продолжал воевать…
Грета Альбертовна (бывшая беженка из Эстонии, дочь старейшего члена ВКПБ, казнённого немцами в 1942 году) подошла к окну и нежно прикоснулась к  герани. «Бедная девочка!» - прошептала музыкантша и провела тонкими  пальцами по своим завитым золотистым локонам.  Школьница сидела, опустив голову. В руках - девчушка теребила измятый и грязный платочек. Учительница долго разглядывала её коричневое школьное платье, перешитое из школьного платья старшей сестры; чёрные ботинки, добытые матерью Светки на пятачке, где спекулянты тайком продавали старьё; тёмно-русые, растрёпанные косички и этот ужасный сатиновый платочек. «Бедная девочка!» - повторила она более громко – «Три отца. И ни одного в живых не осталось! И мать померла».
 Мать у Светки была неродная. И приходилась ей тёткой, старшей сестрой покойной Анны Ильиничны. Анна Ильинична в 1941 году приголубила у себя семью эстонцев из восьми душ. После прихода немцев в Армавир, из всей семьи, в живых осталась только Грета…
 Грете тогда было двадцать. Она помогала Анне стирать бельё для постояльцев – наших солдат, расквартированных  в домах у местных жителей.  Вот тогда, на глазах Греты, и завязался роман статной кареглазой казачки и грузинского санинструктора, Михаила Квиладзе.
  Соседи осуждали красивую замужнюю женщину, мол, «муж на войну, а солдатка в чужую койку», но только Грета знала всю правду. Кроткая и сильная Анна жалела своего бездетного супруга. Скромный и тихий мужичок по фамилии Беднота, до войны работал водителем на хлебозаводе. Не пил и за женой ходил, как щенок за мамкой. Хотя старше был её лет на двенадцать.
  Когда немцы взяли город, Анна была уже беременная. А в 1943 году вернулись наши, Аннушке пришла пора рожать. Госпиталь оказался переполнен ранеными. До гражданских у медперсонала не доходили руки. Анна родила и умерла. Девочку забрала к себе её сестра Раиса, у которой на тот момент у самой - три девки и нищета…
Грета, вернувшись с похорон, первой прочитала потрёпанный «треугольник», который дошёл по назначению, только спустя полгода – не удержалась. «Дорогая моя, цесарочка! Не вини себя за то, что с тобой приключилось. Не ты тому виной, а война проклятая. Спасибо тебе за твою доброту, что правду мне написала. А я не в обиде на тебя. Я что? Ты же хотела ребёночка, я не мог тебя сделать счастливой. Чего уж тут. Но теперь и для меня зажглось солнышко. Всё-таки, будет у нас с тобой ребёночек! А это и есть правда. Правдивее её быть не может!».
  Раиса дала Светке свою фамилию и отчество по имени своего мужа: «Ивановна».
Иван Захаров, муж тётки, который мог быть Светкиным отцом, сгинул в плену.
Санинструктор Михаил Квиладзе героически погиб, прикрывая собой раненого товарища, где-то на подступах к Днепру.
Александр Беднота, добрейшей души, человек, принявший Светку за свою дочь, был убит тринадцатилетним снайпером из «Гитлерюгента» на окраине Берлина…
Светка сама нашла себе отца…
Вартан Саакян, герой Финской и Отечественной не смог простить жену, которая предала его с его же другом. И сделал настоящим  инвалидом того, кто прикрывался всю войну белым билетом в тот самый день, когда объявили о смерти Вождя.  Так сам Сталин помог ему избежать ареста. Воспользовавшись ситуацией, Вартан сбежал   из Еревана в Армавир, потеряв возможность видеть сына.
И…встретил Светку. Она сидела на лавочке и болтала ногами в каких-то несуразных ботинках. Он присел, чтобы дать отдохнуть своей уставшей ноге, в которой с …44 застрял осколок. «Что ботинок каши просит?» - хриплым голосом спросил мужчина. Светка лишь из-подлобья  взглянула на этого крупного мужика своими колючими глазами,  и тот растаял. Улетучилась злость, притупилась боль в бедре. Он протянул ей ириску и пробурчал себе под нос: «Цават танэм, дочка. Цават танэм». Что-то тяжёлое ушло с её души, когда она услышала это скрипучее: «Дочка» и несмело растянула губы в улыбке.
Так с одной ириски начался «роман» их не верящих душ.
   «Света! Булочку будешь?» - спросила Грета. «Иди, поешь» - позвала женщина девочку. Светка подняла голову. Засунула скомканный платочек в карман фартука. Вытерла о подол платья пыльные руки. Увидела, как нахмурилась Грета Альбертовна; покраснела и шмыгнула носом. Грета подошла к столу, вытащила от туда свёрток, достала булку и протянула ученице.  Та потянулась на носочки, в ответ протянула руку, спрятала буку в карман и тихо буркнула: «Спасибо». Потом снова села у колонны, на минутку засмотрелась на красные цветы на подоконнике, так похожие на языки костра в поле за домом, где она с отчимом и сёстрами пекли картошку; перевела мечтательный взгляд на ель, прикрыла веки, вздохнула её аромат. Затем, будто очнувшись от долго сна, достала из кармана булочку, с опаской откусила. Замерла, наслаждаясь вкусом. Вполголоса протянула: «Веееснааа». И стала, с удовольствием, есть.
2017, ноябрь.