Ч-1. Дерево 001. 07. Вдохновение

                7. Вдохновение,или некоторый экскурс в прошлое

Было это года три назад.
Удачно лавируя между стеллажами, я неслась по проходу супермаркета на скорости, близкой к запредельной. Листок со списком продуктов в одной руке, мобильный телефон, плотно прижатый к уху, в другой. Кошелек болтался на шее на длинном кожаном шнурке, впереди непредсказуемо виляла моя наполовину пустая тележка.  С поразительной быстротой в голове неслись и мысли.
- Институт, козлы, контора, зам министра, Сашенька. Вот бы познакомиться с тем умником, который сказал, что женщина создание слабое. Не по-нашему это, не по-славянски. Русской женщине по плечу коня на скаку остановить, в горящую избу войти, а в моей ситуации всё еще круче, не то что коня - с БТРом управлюсь, глазом не моргну. Да и подруг слабыми назвать язык не поворачивается – шансов у них на это нет – приходится быть сильными.
 Мои мысли продолжали лететь параллельными каналами, но отличалась одна от другой, как вода от огня и земля от неба. Та, что была справа – вела генеральную линию.
 «Так, это мне нельзя, это тоже, а это очень хочется, но не по карману. М-мм, сыр! Полцарства за кусочек «Датского голубого». Ой как пахнет! Стоп! Отказать, непозволительная роскошь». Ситуацией владела экономика. Филейная часть моего корпуса в старые наряды не втискивалась, о новых не могло быть и речи. Виновницей  столь резких изменений моих контуров была, как вы уже догадались, очаровательная, недавно появившаяся на свет малышка по имени Александра. О ней мы уже упоминали. Собственно, она еще и женщиной не стала, но средства из бюджета вытянула все, и фигуру надула. Скорее всего, именно ей придется стать главной героиней моих странствий по жизни. Но я с этим буду бороться, и у нее еще будет свой час.
Все же к своим двадцати девяти годам я выглядела неплохо. Миловидная «шатенка» (хм, шатенка?), с короткой стрижкой, зелеными глазами, правда, с чуть-чуть мелковатыми чертами лица. Истинного цвета волос не помнила даже мама, но своеобразный шарм, наличие вкуса и хорошее воспитание присутствовали во мне всегда. И твердо запомнились наставления Маргариты Львовны, преподавательницы по сольфеджио: «В 18 у женщины то лицо, что подарила ей природа, в 30 – то, что мы сделали сами, а в 40 – его нужно заслужить». Будучи на пороге тридцатника, я считала, что добилась неплохих результатов.
Я подкатила к хвосту очереди к кассе, пустила мысли дальше.
 Еще есть 50 минут, пока няня гуляет с Сашей - успею купить питание, добежать до дома, замочить белье, поставить вариться курицу и перебрать гречку. Что еще нужно сделать? Удивительно, как это у мамы получалось.
Голос продавщицы вернул к жизни:
– Девушка, с вас 68.54!
Мысли о домашних заботах заклинили сознание. Делая мучительные попытки вернуться в реальность, тупо улыбаясь, я уставилась на кассиршу, почти автоматически достала из сумочки деньги, сгребла в ладошку сдачу и выскочила из магазина. На ступеньках глубоко вздохнула. День был чудесный, солнечный  и слегка морозный. Я замерла от восторга! Но тут на меня что-то налетело и я получила толчок  в спину. С грубым «дура!» то, что толкнуло меня и чуть не спустило с лестницы,  все же удержало меня от дальнейшего полета. Оно снова вернуло меня к жизни от медитаций и физических опасностей. Охватившее меня трепетное очарование с треском разлетелось на мелкие осколки. Пришлось снова набирать утраченную скорость и нестись за питанием. На одном из поворотов убежавшие мысли и нирвану все-таки удалось догнать.
С няней мне повезло! Пока она гуляет с Сашкой, я успеваю что-то сотворить!
О няне:
На окончательной стадии моей беременности свои услуги без всякого на то приглашения предложила соседка с 9-го этажа, высокая интеллигентная женщина с очень хорошим чувством юмора, роскошной овчаркой и генеральской пенсией. Она давно и основательно осела на приличном государственном обеспечении, но перспектива времяпровождения со старушками на лавочке ее никак не удовлетворяла. Своих детей у нее не было, однако талант к перевоспитанию малолетних  хулиганок имелся, и не малый.
Хозяйка и собака страдали непреодолимой страстью к сладкому, и это было единственной угрозой здоровью моего ребенка. Как оказалось впоследствии, если со мной Сашке удавались любые, самые невероятные террористические акты, то все без исключения ее несанкционированные действия гасились чудо-няней и ее собакой в самом-самом зародыше. И без всяких апелляций.
Купив детское питание, я взяла курс на дом. Солнышко, хоть и ноябрьское,  опять провоцировало мысли. Безудержно захотелось присесть на пенек и хоть на минуту выключить звук. Я даже была согласна замерзнуть «красной девицей» из сказки «Морозко», правда, не насовсем, но хотя бы на полчасика.
Подбегая к дому, еще издали увидела знакомый силуэт. Как вырезанная за пять минут бульварным художником-виртуозом бумажка «Женщина с коляской и ребенком», а рядом великолепный пес. Все спокойно – жизнь налаживается.
– Ну и чего ты прилетела как ненормальная! У тебя еще минут тридцать в запасе.
– Да, но мне еще нужно…
– Сядь! – оборвала меня няня. – Тебе прописано полчаса свежего воздуха. Так что закрыла рот и дыши. – И она положила тяжелую руку мне на плечо. Пришлось сдаться.
 Они опять приняли положение бумажной картинки и медленно покатились вдоль дома, продолжая прерванный  моцион. А я с силой выдохнула из легких  воздух, блаженно откинулась на спинку дворовой скамейки, прикрыла глаза и взлетела. Как приятно бездельничать! Хоть тридцать минут! И ничего не делать! Если упаду с ног – кто поднимет? Даже мысли поняли меня и остановились.
Всего полгода назад я была еще в браке. В очередном, пусть в гражданском, но почти настоящем. Я жена, он муж, семья, дом, завтрак, работа, ужин, гости, родители – всё по-взрослому.
Когда-то давно, в неполные двадцать, я взяла и вошла в брак официальный, с белым платьем, букетами, кольцами, рестораном и подарками, но мне там не понравилось, и  из брака я быстренько вернулась обратно.
Теперешний, правда, уже тоже прошлый и незаконный муж был красивым мужчиной с тридцатью годами за широкими плечами и маленькой попкой. Стандартный набор мужских завихрений не сильно волновал меня. С  одной их частью я мирилась, с другой мужественно боролась, глупо заблуждаясь, что люди меняются. Но среди всех никаких он был лучшим. Ругались, мирились, ездили на море, катались на лыжах. Он появлялся, исчезал, но больше все же был рядом. Три года как три дня. Мы были молоды и беззаботны. И тут дозрела мысль о ребенке. Как говорила моя начальница: «Уже не дурочка, но еще не тридцать, а потом будет поздно».

Быстро войдя в состояние необременительной беременности, я от всех знакомых слышала только восторженные комплименты: «При твоем внешнем виде тебе все время нужно быть беременной». Волосы, кожа и слегка округлившийся животик были просто восхитительны. Но на внешнем счастливом фоне отношения в нашей семье начали скоропостижно портиться. Не последнюю роль сыграл мой уход с работы. Думалось, родится ребенок, все утрясется. Однако мелкие поначалу симптомы невнимательности к концу девятого месяца приобрели четкие очертания хронического заболевания. Услышав обидное «ну и что, что ты беременная!», я жутко обиделась, но махнула рукой и вспомнила: «Все проходит и это тоже пройдет». Не прошло.
Родив Санчика, я возвратилась домой сама, вызвав такси по телефону. С ужасом пришлось согласиться: ничего и никуда не прошло. Стало только хуже. Оголенные нервы восприняли невнимание и безучастие как острейшую боль. Мы с мамой выбивались из сил, а мужская половина жила по принципу: «вдруг война, а защитник уставший!» Как-то, отправившись в одиннадцать вечера в маркет за памперсами, он пришел в три часа ночи, при этом, пожав плечами, сказал: «Знакомого встретил!» Но к тому времени сил плакать уже не было.
Мама, пробыв еще три недели, извинилась и уехала домой.  Внезапно я поняла, что осталась с маленьким ребенком одна. Поняла еще одно: при условии поддержания отношений с сильной половиной человечества, придется поддерживать еще и ее. Ждать помощи было неоткуда.
«Муж» приходил, уходил, принимал душ, ел, смотрел новости. Это как затянувшаяся командировка, гостиница и приевшаяся горничная. Попытки пробудить даже знакомые человеческие желания раз за разом терпели неудачу. Я пискнула: «На помощь». В ответ: «Устала?! От чего? Ты же целый день дома с ребенком!»
Прошел еще один месяц. Однажды я закрыла дверь, собрала вещи и сложила в коридоре.
Чувства менялись с головокружительной быстротой, как в калейдоскопе. Мысли разбегались, как зайцы. То было жаль Сашку, то себя. Кто вернет ей отца? Потом вдруг успокоилась, рассудив: «Не я первая, не я последняя». Вызванная на подмогу мама приехала утренним поездом и, чтоб ни о чем не спрашивать, занялась уборкой. В квартире запахло чистотой и порядком. Но это все равно не помогало.
В старом блокноте  отыскала телефон верной подруги. Ольга была из тех единственных и старорежимных, которым можно было позвонить в три ночи и сказать: «Подруга, ты мне нужна». После этого можно было спокойно положить трубку, и идти  открывать дверь. Мы встречались, когда одной из нас становилось невыносимо туго, по мелочам друг дружку не трогали. Это как три желания: используешь – и уже больше никогда не будет. Оттого затягивали мы наши встречи на год, два, три, четыре года. Но сбоев в вызове «Скорой» и отказа не было никогда. Этакая «неотложка» на самый крайний случай, 911. Последний раз я ее здорово выручила, это когда от нее ушел хахаль, оставив в наследство смуглого мальчишку. Тогда я как раз вернулась из Японии и была богатой. Мы проплакали дней пять, но за перестановкой мебели, наведением порядка и внеочередной побелкой медленно просохли, забылись и выстояли. Личность папы, ее «суженого», так и осталась для меня тайной.
Теперь мы плакали уже по моим намученным рукам, и я собирала в дорожную сумку оставшиеся рубашки. Успела вовремя. К семи раздался звонок, и я, доверив Ольке  чемоданы, ушла в комнату.
Дверь открылась, потом раздался хлопок, удар, скрип, несколько шагов, и дверь снова закрылась. Через минуту я услышала в прихожей нарастающие всхлипывания и рванула на выручку. Подруга сидела на полу, раскинув ноги и прислонившись к стене. Широкая юбка разметалась по полу, и она плакала навзрыд. Я замерла в недоумении. Чуть подождав, когда стоны утихли, спросила:
– Что это было?
Пришлось ждать, пока всхлипывания не прекратились совсем.
Подняв на меня глаза, подруга сказала: «Это был мой бывший муж».
Не знаю, откуда они взялись, эти слова, но мне хватило сил ехидно выдавить:
– «Амадей, ты видишь, как за последние триста лет испортился мужчина?».
Теперь хватило сил на улыбку и у встающей с пола Ольги:
– За триста лет что угодно может испортиться! Но это, по-моему, было испорчено в самом начале. Но мы с тобой дуры!
Ванечка заботливо подавал игрушку за игрушкой  в манеж Сашке. Он гремел погремушкой и играл перед ней рыбкой. Он был ее старшим братиком.

После долгого молчания из глубины квартиры мама сказала.
– Радуйтесь, что легко отделались.


   *           *          *

Не все так плохо.
Среди моих подруг были и те, кому повезло.
Пришло сообщение из Швейцарии, там жила еще одна моя одноклассница Ленка. В отличие от нас она, пройдя все возможные тяготы и лишения «воинской службы», все же обрела заслуженное счастье: «Представляешь, банально, но я просыпаюсь, а он мне цветы в постель». В ответном SMS я настрочила, что наш с Олькой муж ушел искать лучшую жизнь и, наверное, лучших жен (не дай Б-г появится еще один братик или сестричка). Если где его увидит, может натравить на него всех швейцарских собак. В ответ пришла целая цепочка нецензурных выражений. Ленка всегда отличалась прямолинейностью. А еще через неделю пришло огромное письмо со словами поддержки, и мы окончательно начали оживать.
– Она будет зорко бдить целомудрие альпийских красавиц.
Еще через месяц Ленка появилась в городе собственной персоной и даже с персональным мужем с этаким ненавязчивым именем Ринард-Арчибальд. А еще говорят, что мы не ходим в будущее, не перемещаемся в пространстве, не читаем мысли на расстоянии. В его Альпах Олька занялась дизайнерскими разработками и стилистикой моды. Их буржуям это понравилось. Оказывается, у нее были не только «цветы в постель» и пастель от Лотрека, но и стартовый капитал, любезно предоставленный мужем. Видимо, не все мужчины берегут себя в ожидании войны. Есть и такие, которые ждут женщин. И Ленка прорвалась.
– Люси, – профальцетила она, - я выпускаю новую коллекцию, ты видела? Как тебе?
– Неплохо, неплохо, и отзывы в прессе неплохие. – пропела я. – Но ты же знаешь, у меня всегда на все свое мнение – оно тебе надо?
Мы говорили на кухне, и я пыталась сменить памперс сидящей у меня на колене Сашеньке. Она уже научилась вертеться, так что такого сорта занятие с нею представляло определенные трудности.
– Мне не нравятся цвета. Но крупная клетка смотрелась бы куда лучше широкой полосы. Потом нужны ли такие широкие борта? - Пока я начитывала Ленке импровизированную лекцию, Олькин Ваня выстругивал из деревянных подлокотников моего венского кресла троянского  коня.
– Значит, дерьмо! – Ленка округлила глаза. Они обе знали меня достаточно хорошо.
– А может, назвать следующую коллекцию «Родео длиною в жизнь?». Раздеть женщин и одеть мужчин? Как у Тинторетто. Или наоборот. Давай нарисую тебе предложения от Люси. О! И на подиум пустить мужчину, катящего одновременно две коляски, и по женщине с каждой его стороны, и чтоб те крепко уцепились за его локти, но в конце концов они его должны убить принародно.
– Да уж! Ход мыслей у тебя, Люсенька, непредсказуем. А ты, кстати, не хочешь написать концепцию, набросать план? А может, сама на подиум выйдешь в пачке и на пуантах, с коляской? Швейцария будет рыдать от восхищения. – В это время моя Сашка таки умудрилась выкрутиться из памперса и пришла на помощь Ванечке.
 Олька вслед за Ленкой продолжила:
– А взаправду, хватит бездельничать. Напиши ей пресс-релиз.
– Не боишься, что разнесу в пух и прах ковбойские шляпы? – памперс и Саша были мною побеждены, но я не была уверена, что надолго.
– Ты все-таки считаешь, что они ковбойские?
– Оля, конечно! Какие же еще?
– Обидно! Но тогда, может, еще что-нибудь добавишь к будущим идеям и концепциям? Ты у нас всегда была передовая и непредсказуемая – Саша издала победный клич, содрав с себя только что надетый носок. - Через неделю жду твое ваяние. Как напишешь – звони. Пока! Кстати, у тебя десять дней, потом я улетаю.
Было о чем задуматься. Водворив Сашку в кроватку и вручив ей игрушку, я представила себе ковбойскую шляпу, русские кирзовые сапоги, купальник мини, коляску с мужиком в телогрейке посередине и двоих нас с Олькой по бокам. Вот и про фату нужно не забыть – я непроизвольно засмеялась. Жизнь явно налаживалась. Появилась  возможность приколоться, и что-то теплое шевельнулось там, где у обычных женщин находится грудь.
Через неделю в нашем любимом ресторанчике Ленка читала написанное мною и смотрела рисунки, а я, прикрыв глаза, мелкими глоточками бордо запивала чудесный датский голубой сыр. Из состояния полного улета меня вырвала услышанная фраза. Я нехотя стала возвращаться в реальность.
– Неужели нельзя было подождать! Садизм какой-то!
– Мне ужасно нравится! У тебя талант! Даже французы этого сделать не смогли бы.
– Какой такой талант? – Еще не вернувшись из блаженства, я прокомментировала, – Немного фантазий, иллюзий, приколов, шуток с легким налетом неприкрытой шизофрении.
– Сколько тебя помню, ты всегда писала классно! Сценарии, посвящения, доклады. Заключительное слово на выпускном вечере директору ты же писала? Его до сих пор слово в слово копируют. Ты хоть понимаешь, что ты сейчас сделала? Я тебя просила два слова, а ты целую программу наваяла, вдобавок – готовая статья в журнал! Вот тебе первый гонорар.
Уставившись на пять банковских банкнотов, каждый с двумя нулями и президентом неотечественного производства, я глупо улыбнулась.
– Думаешь, мои каракули столько стоят? – Я выпятила глаза.
– А ты думаешь, на Западе много есть таких, кто вкалывал больше тебя? Господи! Такое впечатление, что не ты, а мозги твои всю жизнь беременными были! Да твое дело писать! Неужели не понятно?! О чем? Пиши о чем хочешь! У тебя все получается и все получится. О том, что видишь? О том, что переживаешь, да хоть о нас с тобой! Я у тебя все куплю и на тебе крупно заработаю. Лимоны-миллионы! Только помни, у тебя талант.

Я не поверила. Пришла домой слегка подшофе, но руки как-то сами по себе начали перебирать старые тетради.
- Может, действительно попробовать?
В дверь постучали. В проёме стoял толкательный мужик из супермаркета.
- Я вас долго искал, я пришел извиниться.