Ненастье над Амуром

     В тот год, когда полетел Гагарин, в конце лета родители взяли меня с собой на рыбалку. Вода прибывала и кипела у берега от рыбы. Мы ночевали в палатке, родители жарили лещей в жестяной плошке, а я был маленьким и всему этому радовался. Потом погода испортилась, подул резкий низовой ветер. Мы поспешили к пристани.  За утесом на берегу лежали огромные валуны со старинными и непонятными  рисунками. Дальше начиналась  деревня. Оказалось, что пароход будет только ночью. Пошел дождь. Родители поставили палатку в тихом месте под обрывом. Вверху над деревьями ревел ветер, а у нас на берегу было тихо, и вся мошка и комары исчезли. Через раскрытый вход в палатку хорошо было видно, как бушует Амур. Широкая протока сливалась с главным руслом как раз напротив утеса, где река круто поворачивала, напирая на берег. У берега было тихо, теплая вода плавно текла вдоль песчаной косы, а метрах в ста начинались волны. Дальше все было в белых бурунах и на противоположном берегу протоки валы били в обрыв так, что пена летела на деревья, сами же деревья гнулись до земли. Ниже протоки в главном русле беспорядочно плясали огромные волны,  и все было белое. Там исчезало все, что плыло по реке – коряги, бревна, копны сена и мусор. Буксир с баржой не смог пройти вверх  и встал у берега ниже пристани.  По берегу все время ходили люди: к камням с рисунками и обратно. В традиционной нанайской деревне не было туалетов. Обычно для этой цели использовали затапливаемую часть берега, заросшую тальником. Как минимум раз в год большая вода все смоет и очистит. Видимо, древние письмена на камнях для нанайцев не имели культурной и религиозной ценности.  Утес оставил на воде протоки небольшой тихий след. В этом месте можно было даже разглядеть противоположный берег. Там было видно лодочку-плоскодонку, прятавшуюся в заливе и рядом несколько человек. Люди что-то таскали, быстро ходили вдоль берега, похоже, готовились отплыть.  Старый нанаец на берегу что-то крикнул, и от ближнего дома пришли два молодых парня с веслами. На берегу стал собираться народ. Пришли две старушки в народных халатах, дети, собаки. На другой стороне лодка отошла от берега и сразу же запрыгала на волнах. Появилась, исчезла, пошла вдоль гребня волны в сторону кипящего котла главного русла. В самое страшное место. Вдруг лодка и люди исчезли в белой пене. Мама ахнула, а  я подумал, что все  утонули. Какое-то время там, где исчезла лодка, из пены выныривали то весла, то головы, то нос лодки. Молодые нанайцы взялись  стаскивать большую плоскодонку в воду. Старик их остановил. Неожиданно, исчезнувшая  лодка появилась снова. Она высоко взлетела над волной, показав плоское дно, легла вдоль гребня и понеслась вниз, как по склону горы, против течения. Лодка скатилась с волны  и тут же перебралась на следующую, повторив свой удивительный маневр.  Через несколько минут  уже можно было разглядеть людей – один отчаянно греб, другой вычерпывал воду, а третий, весь черный, сидел на корме с веслом. Они как будто летели по вершинам волн. Маленькое узкое суденышко с тупым носом и плоским дном, сделанное для тихой и мелкой воды прошло там, где ничто пройти не может.  Лодка влетела в тихую полосу за утесом и запрыгала поперек мелкой волны. Люди на берегу радостно замахали руками, а гребцы, как будто ничего не замечая, отчаянно упирались веслами, пока лодка не ткнулась в песок. Старушка в народном халате обняла двоих молодых рыбаков, а черный рулевой в телогрейке на голое тело принялся разбирать груз. Молодые надели сетчатые мешки с рыбой на весла и потащили их к дому. Черный рулевой привязывал лодку и что-то спокойно обсуждал со стариком. По их жестам можно было угадать, что это был разбор заезда.  Как я оказался на пароходе, не помню. Наверное, я уснул, и отец отнес меня на руках.
 
        Прошло время, я научился управлять лодкой, ходил в шторм по морю и по горным порогам, но такой трюк, который проделали тогда рыбаки в амурский шторм, я бы повторить не решился. Это напоминало гавайский серфинг, только не на набегающей, а на уходящей волне. Но груженая плоскодонка  – это не доска для катания. Тут нужно и хладнокровие, и мастерство, и редкая слаженность.  Ушло время отчаянных и умелых. Возле камней с петроглифами у экскурсантов клянчат подачки  деревенские двоечники и алкоголики. Нанайцы, если и  ловят рыбу, то по ночам, на мощных моторках, промышленными сетями. Не изменились, пожалуй, только древние камни с рисунками. И так же,  как и раньше, никто не знает, для чего они и что с ними делать.