Гладь озера

###

Освободился Седой по весне - время было переменчивое, то жаркий денёк, то холодало, да так, что приходила грусть. Вот это то старик и не любил. Может быть со стороны он выглядел и бодро, худощавый, быстрый в движениях, азартный в разговоре, но по вечерам, когда он был один, то грусть его одолевала. Тогда обиды роились, как пчёлы возле цветущего клевера на лугу. От обид уйти было трудно. Спасал сон.
Жил Седой один. Но вот приехали к его сестре племянники, заглянули и к Седому - навестили. Оба были рослые, краснощёкие, довольные собой. Седой был рад разговору, как всякий одинокий человек.
Поехали на машине искупаться - денёк был тёплый.
Выехали за город. Природа была уже готова к лету. Благодать. Седой с радостью смотрел на пробегающие мимо перелески, на стройные берёзы вдоль дороги.
Но вот впереди дорогу перегородил шлагбаум. Седой знал, что раньше здесь была в отдалении фабрика, но давно она обанкротилась. Но тем не менее вышел из будки мужичок с важным видом, спросил:
- Куда едите?
Вопрос был по крайней мере странным - с дорогой рядом ничего не было. И сам вид этого человека, стоявшего у дороги с шлагбаумом, среди тишины и полей, был забавен. Но шлагбаум перегораживал путь.
- Искупаться хотим, на озеро едим, - сказал Седой.
- А, ладно, - произнёс охранник, вошёл в будку, и шлагбаум открылся, давая машине проезд.
- Что он тут делает? - приходя в себя, спросил один из племянников.
- Дорогу охраняет, - ответил Седой, и улыбнулся.
- Так что, проезд что ли частный? - удивился второй племянник.
- Да, нет, - пояснил Седой -Тут рядом загородный дом кто-то построил, ну и шлагбаум от фабрики остался, вот и пристроили охранника.
- Смешно, - сказал первый племянник, что был на рулём.
- Да, ладно, главное, что пропустил. Сами видите, какой грозный, - произнёс Седой, вспомнил будку и шлагбаум посреди поля на проселочной дороге без злобы. Главное, что лето совсем пришло, а самое главное, воля.

###

Вода в озере была обжигающей поначалу, но когда тело привыкало, то давала силу. И воздух после окупывания был настолько душист и свеж, что хотелось дышать и дышать полной грудью. Седой любил эти мгновения, когда внутри него точно просыпалась прежняя жизнь, какие то живительные соки наполняли его тело. Он улыбнулся. Поглядел на чистое небо над головой.
- Эх, пожить бы так, не робея ни перед чем, радуясь вот такому миру! - сказал Седой.
Премянники заулыбались - давно не видели они таким своего родственника.
- Водичка! - сказал довольно один из них.
- Главное, ведь что, пацаны, чтобы жить вольно, - зачем то сказал Седой, и добавил:
- Это ведь так хорошо.

###

Веселее Седого в этот день были, наверное, только птицы. Их хор в этот погожий денёк буквально окружил людей на березу озера. Пели они слаженно, точно кто то невидимый и добрый управлял этим оркестром певуний. Седой балагурил, рассказывал анекдоты, ему и впрямь было радостно, что о нём вспомнили, что у него есть родные люди, как у всех. Вот это чувство, что как у всех его буквально окрыляло. Там, на зоне, он понимал, что он оторванный ломоть от простой жизни, которой живут люди. И это всегда буквально давило на него, он и рассуждал то тогда просто - пожить бы пяток лет, как люди. И вот теперь всё это было рядом. Как не радоваться, как не наслаждаться! Мир был рядом с ним, с Седым. Мир был добр к нему, старому арестанту, растерявшему по трудной жизни и семью, и друзей. А вот как оказалось, мир и к таким может быть добрым.

###

И тут природа была нарушена какими то голосами - Седому даже на миг показалось, что закаркали вороны, но это была резкая музыка из приёмника.
- Рэп, - сказал один из племянников, поняв недоумённый взгляд Седого в сторону приближавшейся компании.
Это были взрослые люди, хотя в их разговоре было столько веселья, что они были похожи на детей, - неразумных детей. Седой почувствовал сразу эту неразумность, это бахвальство, и очарование природой отодвинулось на второй план, сразу стало как то грустно, и в тоже время проснулся в нём охотник. Они поздоровались, искупались, выпили - и стали ещё заносчивее, ещё азартнее. Стали играть в карты. Седой уже познакомился со всеми, нашёл деньги у родственников - и стали вскоре играть под интерес. А это Седой умел. Интерес его рос быстро, и когда он встал, поблагодарил компанию, то интерес едва вмещался в его карман. Обратно ехали молча. Родственники смотрели на дорогу. У будки встретил их машину знакомый охранник, поднял шлагбаум. И тут Седой вдруг понял, что его так волнует - он понял, что и как охранник он не может избавиться от своей роли, он по прежнему тот самый Седой, который свою наживу принимает как самое важное в жизни. Машина ехала по просёлочной дороге, и Седой по прежнему молчал, точно он набрал в рот воды. И только у своего дома, он оживился, поблагодарил пацанов, и они уехали. А он вошёл в свой дом - сварил на плитке чифир, затих на старом стуле. Он молчал, ибо по прежнему был одиноким, и только горький чифир, привычный, как горечь жизни, привёл его чувства в равновесия, он улыбнулся, вытащил из кармана выигранные деньги, посчитал, и в этот миг его худое лицо было похожим на маску, на которой зорко смотрели на мир серые глаза. Они не были радостными.
Они были усталыми.