Аптекарь

###

Ангел чёрный всегда рядом с ангелом белым - он его тень.

###

Легионеры с вожделением смотрели на манящие огни свеч на вершине холма. Усталым воинам мнился и отдых, и наслаждение. Ещё немного и их путь будет вознаграждён. Не зря они сошли с проезженной телегами странников дороги, и пошли напрямик на эти манящие огни. Что там? Затерянный в полях легион римлян уже брёл, изломав свои цепи напрямик, точно завороженный. Казалось, что даже огромная жёлтая луна приветливо освещала им путь. Под копытами коней всадников пошла сминаемая высокая зелёная трава, бархатистая и податливая она ласкала ноги лошадей, и они мягко ложились на податливый зовущий покров земли, подминая под собой воинов, те вскакивали, и тоже садились как по команде на землю, точно на ходу засыпая и кланяясь траве. Сон приходил к людям стремительно и неумолимо.
С холма за происходящим наблюдали несколько человек, одетые в добротную вытканную одежду с непонятными узорами на груди. Среди них выделялся ростом и сединой длинных волос по плечи старик с узловатой деревянной тростью в руке.
- Они не пройдут к нам! – вскрикнула девушка, прижав руки к груди, она смотрела на поле впереди у холма, на котором освещаемые полнолунием двигались тёмные тени.
- Нет, трава одолень остановит их, - сказал старик – Она защищает скарабеев…
Под утро туман накрыл своей белесой пеленой поле с людьми и конями.

###

Мужчина в чёрном костюме вошёл в фито аптеку. Замяукал противно чёрный кот, сидящий на прилавке. Седой высокий продавец улыбнулся вошедшему, как старому знакомому.
Вошедший подошёл вплотную к прилавку и положил на серое дерево амулет – скарабея с изумрудными глазами.
Аптекарь очень внимательно поглядел в глаза вошедшему.
- Что ты хочешь?
- Покоя, - ответил мужчина, тоже глядя аптекарю в глаза.
- Что так тебе мешает?
- Мне хочется обычного человеческого счастья. Как раньше!
- Твоей девушки нет в этом воплощении.
- Я знаю, но мне она мнится в девушках, некоторые так похожи на неё!
- Это тоска.
- Как мне жить!
- У тебя другие задачи в этом мире.
- Я скучаю по ней.
- Вы встретитесь, в следующей твоей жизни.
- Это правда?
- Да.
В аптеку кто-то вошёл, и они замолчали.

###

В комнате было трое. Он очень внимательно смотрел на двух братьев, один из них очень напоминал портрет одного великого полководца – те же русые волосы с высокой залысиной, те же жёсткие черты лица, спокойный взгляд.
- Ты понимаешь, кто перед тобой? – спросил его брат, брат человека так похожего на полководца.
- Вылитая копия!
- Покажи ему свою ладонь, - с усмешкой попросил брат.
Второй человек сделал два шага к нему, и открыл ладонь. Скарабей внимательно оглядел линии на ладони, едва сдержал ужас.
- Князь тьмы!
- Ты догадлив, - сказал человек похожий на полководца – Грядут тяжёлые испытания. Та страна, где я буду, не погибнет. Мы пришли позвать тебя с собой. Мы уезжаем.
- Почему я?
- Так решили, что ты хороший помощник.
- Я решил по-другому!
- Твоё право.

###

Это была странная минута в этой пустой комнате. Скарабей глядел на белые стены, белый потолок. Слова, сказанные совсем недавно, этим необычным людям не мешали ему вспоминать о человеке, покинуть которого он не мог. Это была женщина. Может она была именно той, которая очень нуждалась в его помощи, но она не просила его никогда ни о чём. Она была такой же одиночкой внутри, как и он сам. И может быть их души и общались между собой во снах, но встречаясь, они держали дистанцию, не желая, или боясь, потерять свою независимость друг от друга. Он не мог уехать от неё. Не мог покинуть её. Он мог идти с нею рядом до конца. Идти не думая об ином, точно привязанный к ней невидимой цепью. И все иные цепи были бессильны разорвать эту цепь, связывающую его с этой женщиной. Это была не любовь, это была именно привязанность к иному человеку, родственному по душе, и именно эта привязанность была крепче, может и любви.

###

В кафе было уютно. За его окнами был пешеходный тротуар, и по брусчатке проходили нарядные люди, какими они всегда бывают по летним вечерам в центре столицы.
- Нам не удастся быть вместе, - мягко сказала женщина.
Она напоминала огромную бабочку своим ярким цветастым платьем, и вся она была яркая, напряжённая, и только глаза выдавали усталость.
- Мне важно, чтобы ты поняла свою неповторимость, чтобы начала верить в себя.
- Это так непросто, - ответила женщина – Мне надо идти. Он увозит меня.
- Когда ты приедешь?
- Я не знаю. Я ничего не знаю. Но я всегда буду помнить о тебе!
Она встала, подала ему руку, он вцепился в длинные пальцы, понимая, что она уходит, понимая, что больше не увидит её. И отпустил эти родные пальцы.
- Скажешь мне что-нибудь?
- Ты вернёшься ко мне!
- Это невозможно!
- Возможно всё!
Она ушла. Он тяжело перевёл дыхание. Вытащил из кармана заветного скарабея, улыбнулся ритуальному другу, потом положил бережно скарабея в карман на груди.

###

Море ласкалось к его ногам, точно домашняя кошка, и казалось, что волна старается помочь ему понять какую-то земную тайну. Он шёл по набережной, точно заколдованный, какой-то неведомой ему силой воображения. Вот он остановился, приходя в себя. В той, иной, далёкой жизни он любил с любимой бродить вдоль линии морского прибоя, особенно им нравилось это делать в полнолуние, тогда в штиль, лунная дорожка, уходящая по морю к горизонту представлялась дорогой любви, вечной и святой. Он очнулся от этой навязанной ему памятью дорожки счастья, и снова увидел себя на тротуаре, посредине шумного города. Со стороны прохожим казалось, что этот немолодой мужчина счастлив.

###

Невозможность соединиться с любимым человеком, несмотря на все преимущества своего существования скарабей в эти минуты осознавал с особой ясностью. И ему даже показалось, что обычные люди, не знающие о прошлых своих воплощениях, не имеющих ярких воспоминаний о них, счастливее его. Имеющего в своей памяти образ человека, любимого, им, и помнящего вот это море… Желание в этом мире, существующем рядом найти свою любовь, было очень сильным. Это желание было подобно самой любви, жившей в памяти, но он уже понимал, что невозможно обмануть себя, невозможно в этой его жизни вклиниться в иные судьбы. И всякое желание счастья с человеком, уже связавшим свою судьбу с другим человеком, есть только мираж, и никогда – никогда не будет того счастья, о котором он грезил. Душа его металась в этом раздвоении. Он шёл, точно подстёгиваемый ветром, который мчался по только ему известному пути.

###

Был летний вечер. Он только что проводил женщину до дома, и ещё во власти недавнего радостного настроения шёл по тихой немноголюдной улице. Навстречу попадались гуляющие парочки, иногда проходили стайки молодёжи, оживлённо что-то обсуждающие. И неожиданно он поймал себя на мысли, что он вглядывается в лица женщин, идущих навстречу, точно хочет увидеть её черты, чтобы увидеть её, ту, единственную, которая вдали, и весь этот вечер, стал похож на скомканный букет роз у обочины – он понял, что думает о ней, одной. И это ощущение своего бессилия победить эту внутреннюю тягу в женщине, удивило его, и он даже остановился, точно прислушиваясь к себе. До этой минуты он думал с полной определённостью, что прошлая его неизгладимая ничем, даже временем, любовь будет всегда главным чувством в его жизни. Эта любовь осталась в его памяти как напоминание о блаженстве прошлой жизни. И вот теперь иное захлестнуло его. Это было страдание. И он уже понимал, что по своей силе, оно совсем не слабее его любви – далёкой любви в его предыдущем воплощении. Он снова пошёл по тенистой улице оглушённый самим фактом разлуки с человеком, который был ему дорог. Не с тем любимым человеком из прошлой жизни, а с женщиной, которая всего несколько дней назад ещё была рядом, улыбалась, злилась. Её образ вставал перед глазами идущего мужчины, и он вздыхал, то ли от разлуки, то ли от переполнившей его нежности к женщине.

###

Образы двоились, и мужчина то представлял картины иной жизни, и тогда невольная улыбка счастливого человека озаряла его лицо, то уже он вспоминал о последней встрече c уехавшей с мужем родной ему женщиной, и тогда иные ощущения проносились в его мозгу. «Ты сильный, ты сможешь забыть меня» - вспомнились ему слова, сказанные на прощание - и хотелось ему верить в это, и он понимал, что надо быть сильным и свою любовь забыть, но мозг не соглашался с этим волевым решением, и оставлял только страдания. И всё же ему удалось собрать свою волю в кулак, и он тихо прошептал:
- Я забуду тебя, если тебе это надо!
Что-то изменилось в нём самом, потемнел свет вокруг, и уже от этой окружающей тьмы он встал, точно вкопанный. Пальцы его сжали спасительный талисман в кармане, он вытащил его из кармана, и протянул руку с талисманом куда-то во тьму. И тьма стала совсем родной в эту минуту, ибо принесла покой. Была уже ночь. Фонари на улице были выключены.

###

Вода под душем была точно спасительная добрая помощница, тепло её успокаивало. В кровати он закутался в одеяло, и лежал неподвижно, точно изваяние. Он ждал, когда иной мир возьмёт его сознание. Он привык к этим переходам от одной реальности в другую. И его ожидания не были обмануты. Он увидел себя возле чистой горной реки рядом с любимой женщиной, она улыбалась ему, и что-то укоризненно говорила. Он молчал, весь во власти чего-то сладостного, может быть это была любовь к женщине, которая жила в нём, невзирая на время.

###

Когда умирает любовь, жизнь становится нерадостной. Это равносильно осени в жизни человека.

###

Всё та же аптека с её дивными запахами полевых трав, всё тот же седой, точно высохший, худой аптекарь, и всё та же удивительно-добрая улыбка всё понимающего человека на его лице.
- Как на вас действует весна? - мягко спросил аптекарь у вошедшего.
- Мне становится грустно, - негромко ответил тот, поправил сползающий на живот длинный яркий шарф, и пробубнил: - На улице слякоть, учитель.
- Это пробуждение природы.
Аптекарь очень спокойно положил руку на плечо вошедшего, и сказал:
- В другом измерении я часто мечтал о весне.
- Как там чувствует человек?
- Вы можете уйти туда.
- Земля меня тянет своей неуспокоенностью, своей трагичностью, здесь любят.
- Часто здесь мучения принимают за любовь. Любовь имеет белый цвет. Она безмятежна.
- Я привык к страданиям. Они для меня, как воздух. Этот мир мне нравится! Он мне нравится своей неустроенностью, своей болью.
- Вы необычны для скарабея.
- Это так, наверное.
- Хотите чаю?
- Пожалуй.
Травяной чай был душист, и поднимал настроение.
-Вы же хотите спросить меня о ней? - поинтересовался аптекарь.
- Да, учитель.
- Она обычная несчастная женщина. Где то жадная, где то добрая. Жизнь у неё не сахар.
- Я могу ей помочь?
- Вы итак ей помогаете.
- Это ведь не любовь?
- Это Любовь, только не в земном понимании. Это в Божьем понимании Любовь.
- Мы ведь не можем быть вместе!
- Ваш удел одиночество.
Они замолчали. Такое молчание было им привычным. Они знали ответы на все вопросы идущего странного земного бытия, эти люди четвёртого измерения, оставшиеся в земном третьем измерении, по каким то своим причинам, таким непонятным для обычных людей.

###

В аптеку вошёл согнувшись, точно во дворе был дождь, или если бы дверь была маленькая, невысокий человек. На вид лет пятидесяти, даже какой-то болезненный телом, то ли горбыль, то ли привычка ходить вот так, наклоняясь чуть вперёд худым телом. Он как-то быстро посмотрел на двух людей у прилавка, пьющих чай, а затем добротно, звучно сказал:
- Чаёк вам к здоровью!
Мяукнул чёрный кот сидевший с краю прилавка, и юркнул куда-то в глубину тёмного помещения, и уже оттуда из угла жалобно замяукал, точно желая показать своё почтение вошедшему.
Аптекарь торопливо вышел из-за прилавка, прокашлялся, наклонился вперёд тощим телом, взял бережно худую руку вошедшего в свою бледную ладонь, и поцеловал её - метнулись седые кудри вслед за его головой к силуэту горбатого человека. Тот по-доброму, если только можно почувствовать добро в хриплом голоске говорившего, произнёс:
- Полноте милорд! От чайку не откажусь. Зябко на улице.
Скарабей молча, без страха рассматривал Члена Инквизиции. Он был наслышан о его затейливых историях, о его жестокости ходили легенды.
- Люди часто не понимают зачем мы здесь. - тихо сказал Горбатый - Они пеняют на судьбу. Молятся, снова грешат, думая, что мир молчалив и спокоен. Что мир безмолвен.
Член Инквизиции отпил пару глотков душистого чая на травах принесённого Милордом, мягко сказал:
- Скарабеи тоже были часто неразумны, в прошлые времена.
Горбатый снисходительно посмотрел на молодого мужчину - скарабей наклонил голову показывая свою покорность, и внимание к словам старшего.
- Не надо так близко принимать дела людей.
Скарабей кивнул головой.
- Не надо любить людей, в вашем случае женщин, - пожурил Горбатый молодого мужчину. - Это их жизнь. Мы лишь их попутчики.
Аптекарь поглядел в чёрный угол, откуда блестели глаза спрятавшегося кота, и тяжело перевёл дыхание, точно вспоминая что-то своё, что-то очень родное.

###

Пахло травой, может от сквериков, затерявшихся среди многоэтажных домов большого города. Скарабей чувствовал этот весенний запах просыпающейся природы, как чувствует волк приближение добычи, запах пробуждения мира всегда давал скарабею вот это ощущение чего-то далёкого и родного. В предыдущей его жизни, где была любовь и счастье, мир был вот такой - свободный и тихий... Скарабей невольно остановился, точно пытаясь прислушаться к своей памяти о прошлом, но те обрывки об иной жизни, не скрытые перевоплощением только давали томительную боль утерянного... Он снова пошёл по лунной дорожке - луна освещала пустынный сквер, и давала дорожке какую-то неземную красоту... Потом вспомнился горбатый Член Инквизиции. Часто о них говорили, что они не испытывают чувств, не испытывают сострадания, что они в этом мире, только для наказания грешников. Они проводники чужих судеб. Они не могут иначе. И они не могут любить. Он может любить. Но и он не может в этом мире жить, как люди. Это понимание простых истин, известных ему ещё с детства теперь поразили скарабея своей красивой безыскусной силой - он изгой в этом мире! Он, как холодная луна для этой планеты. Он засмеялся, и смех его был похож на зловещий вой волка в этой ночной тишине земного сквера.

###

Дом стоял чуть в отдалении от других, и немного на взгорье. Из окна была видна река. Член Инквизиции любил стоять у окна. Он глядел на широкую ленту реки, и думал. В этот вечер, неожиданно пасмурный, после встречи со скарабеем и Милордом, Члену Инквизиции нездоровилось, ему казалось, что скарабей - этот мечтательный мужчина, многое не понимает в этом мире - это его воплощение было бы большей удачей для него, большим опытом, если бы рядом оказался такой наставник, как он. Но не было ни сил, и желаний. Однако сумрак вечера только подогревал воспоминания. В прошлой жизни было тоже много непонятного, но сам, он - монах Монастыря святых Рыцарей Креста, чувствовал свою значимость. Потом эта женщина, явившаяся к нему на исповедь. Он сразу тогда почувствовал опасность, но что-то вело его, заставляло любоваться ею, конечно, грешницей. И мир готовил ей костёр Инквизиции, а его разочарования навсегда сделали его желчным, сварливым, жестоким Членом Инквизиции. Даже следующее воплощение не дало ему свободы от этой ноши, как не дало и свободы от непрошеной любви. И та, прошлая любовь монаха, мучила, приносила страдания, и делала жестоким.
Член Инквизиции смотрел на полотно свинцовой далёкой реки из своего окна, и старался успокоиться, занять свою голову какими-то делами, но воспоминание о женщине, горькое, как полынь-трава, не давали возможности быть сильным.

###

Та горная речка среди скал, та прохлада ущелья, та красота иного мира, помогающая в снах как-то обрести покой, и в этот раз была с ним - скарабей старался тянуть эти мгновения счастья, он ожидал встречи с любимой, но вместо неё пришла буря, с гор посыпался колючий снег, он и ласкал лицо скарабея, и бил по нему наотмашь, стараясь причинить боль, и чувство одиночества, такое знакомое ему в реальном  мире, теперь и во сне настигло его. Скарабей открыл глаза, он хотел этого чувства ибо оно давало ему силу. Любовь - зачем она в мире боли? Он старался свыкнуться с этой мыслью, и, вдруг, с ужасом понял, что это созвучно тому взгляду на этот мир, который проповедует Член Инквизиции. Вспомнились его холодные, почти бесцветные, точно рыбьи глаза. Скарабей понял, что он подчиняется воле. Эта воля передавалась ему невидимым путём, и эта воля была выбором Члена Инквизиции, он поверил в него, и предложил свою силу, своё могущество. Скарабей понимал, что отказ может вернуть его совсем в иные миры - для исправления. Это было в силах Члена Инквизиции, и в тех мирах о любви никто и не ведал... Он это понимал, и лежал неподвижно, точно статуя. В окно проникал свет Луны. И от того комната не казалась скарабею такой уж мрачной. Он думал о себе, о прошлых своих воплощениях, как вспоминает обычный человек прочитанные книги... "Я согласен!" - сказал он.
В другой комнате, далеко-далеко, у окна прокричала ранняя птица, и затихла, точно удивившись своей смелости. Член Инквизиции отошёл от ритуального стола, на котором стояли полукругом горящие свечи в старинных подсвечниках. Он был доволен. Он нашёл себе достойную смену в этом мире.

###

Лесная тропинка была в пролежнях лужиц, осторожно обходя их, Скоробей старался сосредоточить своё внимание именно на своих движениях, уйти от внутреннего напряжения, которое давило на него, заставляло постоянно обращаться к своим воспоминаниям, заставляло постоянно преодолевать внутреннее состояние боли. Это пришло к нему недавно. Он, вдруг, почувствовал, что потерял способность просто радоваться жизни. На него как бы навалилась стена безразличия. Он, вдруг, внутренне сосредоточился, и начал понимать и свою жизнь, и жизнь окружающих – для него не стало секретов. Жизнь обнажилась, как обнажается земля после зимнего покрывала снега. Он, вдруг, понял, что становится иным. Ушло то прежнее томление. Ушло желание любви. Он понимал, что это непременное условие сговора с Членом Инквизиции. Его влияние он чувствовал каждый миг. Это влияние вторгалось в его мысли ежесекундно. Член Инквизиции как бы заново делал его мир. И это было страшно. Это вносило сумятицу в сознание. И может быть только весенний лес был способен как-то успокоить. Попадались одинокие прохожие. Потом по тропинке снова были лужицы, которые надо было обходить. Сила предков, не преклонявшихся ни перед кем, противилась Скарабеевому решению стать одним из тех, кто правит этой планетой. Стать, Членом Инквизиции, потеряв волю. Потеряв самостоятельность. Только теперь Скарабей стал осознавать насколько это тяжело – потерять самостоятельность.
Это что потерять собственный мир.
Это что предать себя.