Часть вторая
Выход?
Глава 16
Как то так выходит, что какие-то события происходят дважды на разных витках моей жизни. И какие-то люди, пропав из поля зрения, опять появляются. И люди и события не рядовые, а наиболее важные для меня. Почему так?
Может быть я – нерадивый ученик, не усвоивший урок, и меня заставляют прочитать этот параграф учебника еще раз? Или я - невнимательный зритель, не оценивший красоту момента с первого раза? Или важность этого момента. И жизнь словно предоставляет мне второй шанс увидеть тех же самых людей, много лет спустя. Но уже с другим житейским багажом. Чтобы наконец-то сделать правильные выводы…
Начало мая. Стройные корабельные сосны и песок, засыпанный хвоей и шишками. Добротные бревенчатые конюшни, крытые красной металлочерепицей. Пробивающееся сквозь облака скупое весеннее питерское солнце. Конный клуб «Комарово». Соревнования по выездке.
Я на трибунах в числе немногочисленных зрителей. Их всегда немного. Динамичный конкур вызывает массу интереса у самой разнообразной публики, в том числе и неконной. На выездку ходят только те, кому это действительно интересно.
Вот я внимательно слежу за происходящим на плацу. Только придя к Ирине Лужиной, я наконец поняла, какая же это сложная штука – выездка. Как тяжело заставить лошадь проехать схему на правильных аллюрах с четкими переходами. И при этом сам всадник должен помнить езду и сохранять элегантность посадки. Это весьма непросто.
На разминочной площадке лошади и всадницы готовятся к старту – шагают, рысят, галопируют, сокращают и прибавляют аллюры. Снова и снова пара лошадь-всадник выходит на плац, приветствует публику и судей и катает одну и ту же программу. Чье исполнение четче и чище, тот и победил.На этот раз первым оказался очаровательный рыжий полутяж по кличке Сенат. Кругленький, глубокий в подпруге крепыш с неожиданно легкими, упругими движениями. Взял все самое лучшее у тяжеловозной мамы и арабского отца. «Персик» - нежно звала его Ирина Лужина. Ей очень нравились вот такие лошади. Неформатные для выездки. Особенно, когда эти лошади четко и правильно исполняли указанные в езде элементы. «Персик» получил честно заслуженную розетку и, похоже, был вполне доволен собой. Всадница была на седьмом небе от счастья, поскольку сегодняшняя победа позволила ей получить новый разряд…
Однако, я задубела. Двинулась, поеживаясь, к спасительной клубной кафешке. А навстречу мне немолодая полноватая женщина. И что-то в ее облике мне показалось до боли знакомым.Глаза! Большие, с тяжелыми веками. Эти глаза я столько раз видела на фотографиях в разных конных журналах, то опущенные, то улыбающиеся. Елена Владимировна Кочеткова, собственной персоной.
- Здравствуйте, Елена Владимировна!
- Здравствуйте…
- Алевтина, - подсказала я.
- Здравствуйте, Алевтина, - согласилась она.
- Вот, хочу попросить у вас прощения, - продолжила я.
- За что? – удивилась Кочеткова.
- Ну как же, в семьдесят четвертом году чуть не угнала вашу лошадь.
Моя улыбка не оставляла великой чемпионке сомнений в том, что все происходящее – шутка. Она подхватила мое игривое настроение и ответила.
- В семьдесят четвертом? Значит, это был Пепел. И сколько же лет было угонщице моей лошади?
- Четыре года, - гордо ответила я. Мы обе рассмеялись. Я напомнила наполнила ей подробности инцедента. Елена Владимировна задумалась. Улыбка сошла с ее лица.
- Форменное безобразие сажать ребенка на спортивную лошадь! Мало ли что, - развела руками она.
- Полностью с вами согласна. И на вашем месте сделала то же самое.
- Ездите? – перевела она разговор неожиданно.
- Да, пытаюсь заниматься выездкой. С вашего Пепла все и началось. Он перевернул всю мою жизнь.
- Да, он мог влюбить в себя с первого взгляда. Он такой!
Чемпионка замолчала. Видимо, воспоминания нахлынули. Я деликатно отвела глаза.
- И у вас теперь есть свой собственный Пепел? – наконец спросила она.
- Был. Его звали Хуторок. Он погиб два года назад. До сих пор по нему скучаю.
Удивительная была лошадь. Другого такого больше не встретила, занимаюсь пока на арендованных лошадях.
- У кого? – спросила Кочеткова участливо.
- У Ирины Лужиной.
- Ну, вы , Алевтина, Иры держитесь, она крепкий специалист. Удачи вам!
Неожиданно подошедшие судьи увлекли Елену Владимировну в направлении конюшен. Она обернулась и улыбнулась мне на прощанье.
- До свиданья, Елена Владимировна, - помахала я ей рукой, как своей старой знакомой. Да она, в сущности, и была моей старой знакомой. Очень старой. Из далекого детства. Я смотрела ей вслед ,и думала этот момент я наконец-то усвоила положенный урок . Не стоит обижаться на тех, кто старше и опытнее тебя, только потому,что ты пока не знаешь правил игры ...
- Аля, добрый день! – раздался за спиной бодрый голос Ирины Лужиной, - как договоримся на этой неделе?
- Может быть так же, как и на прошлой – вторник, среда , пятница с шести до полвосьмого? – отозвалась я.
Я тогда ездила на гнедой Красе и подумывала о том, чтобы выкупить эту кобылу. Но Краса совершенно случайно оказалась жеребой, и вопрос с покупкой отпал сам собой.
Но далеко не все конные вопросы решались так просто и быстро.. Жизнь словно испытывала меня на прочность. Не давала расслабиться, почить на лаврах, утратить бдительность. Надо было постоянно «стоять на стреме». Зазевалась – моментально получила удар в челюсть. Решила одну проблему – получай следующую.
Пристроила в хорошие, как мне казалось, руки своих «бархатных» кобыл, встретила хорошего тренера, которому доверяю, под руководством которого расту, как всадник.. Весенний Бал, О Хара и Масик в порядке. Живи, радуйся, наслаждайся счастьем коневладения.
Думаю, каждого из нас периодически посещает ощущение беспричинной тревоги. И вроде бы все идет своим чередом и нет основания для беспокойства, а что-то внутри тебя тикает и подергивает. Что-то крутится и ворочается . И никак не может угнездиться. В последнее время это ощущение часто меня посещало. Я все пыталась понять – что пошло не так? И не могла понять. Разглядеть. Живу, как в тумане. А что там, в глубине этого тумана? Может, кочка. А может – болото. Оступился. И затянуло!
Рождество. Для многих это время волшебства и новых планов на будущее. Но я постоянно думала, что что-то пошло не так. И ощущение это не проходило. Оно усиливалось. Растекалось внутри зловещим лиловым пятном…
7 января. Мне позвонили в конюшни и сообщили, что Бал упал. Для любого конника это значит: «беда»! Лошадь вообще очень редко ложится, особенно если она молодая и здоровая. Даже спит стоя, запирая суставы и расслабляя мышцы. Е если падает… Мы, конники, не говорим «умерла». Мы говорим «пала».
Жеребца водили в манеже. Очень важно, чтобы в этот момент лошадь не стояла, постоянно двигалась шагом. Вдруг Бал завалился на бок и подняться уже не смог.
Сломя голову, я прилетела. И почему то сразу промелькнула предательская мысль: «он не жилец».
Весенний Бал пытался встать, но тут же падал. В полном «неадеквате» – то колотил по воздуху ногами, кусался, то вдруг принимался жевать сено, которое под него пытались подсунуть. Чтобы не на холодном лежал.
Бал тяжело дышал, скрипел зубами. Коновод Лена притащила все теплые попоны, все какие были, чтобы согреть несчастного . Но Бал колотил ногами и сбрасывал попоны.
Минут через десять похожие симптомы проявились еще у одной кобылы – караковой Мексики, а вскоре и еще у четырех лошадей этой конюшни. Стало понятно – массовое отравление. Позже выяснилось, что в сене был мышьяк…
На конюшнях не делают анализов кормов. Привозят сено. Если оно не плесневелое – его скармливают лошадям. Иногда скармливают и плесневелое, я сама видела. А где это сено было скошено, где оно валялось, пока не попало на конюшню – одному Богу известно.
Из промерзшего манежа жеребца было решено перетащить в денник и попытаться подвесить к потолку. Легко сказать! Тащить надо было метров сто. А веса в нем было килограмм шестьсот, не меньше. Дело осложнялось тем, что Бал еще периодически
начинал биться и махать ногами. Несколько раз он чуть не размозжил голову коноводу Лене, которая мужественно боролась за его жизнь. Копыта просвистели буквально в сантиметре от Ленкиного уха. Девчонка , видимо, родилась в рубашке…
Под жеребца подсунули попоны и тащили вдесятером. Мне опять досталась голова. Надо было держать ее и следить, чтобы , пока тащим, Весенний Бал не ободрал голову о порог и бетонный пол конюшни.
У меня жутко подскочило давление, и моя собственная голова просто раскалывалась. Я терпела и делала все, что нужно, но глубоко в душе чувствовала, что все бесполезно. Все напрасно. Бал уходил…
Ему не помогли ни капельницы, ни уколы. Рядом были такие же бедолаги. Другие лошади съели меньше отравленного сена. Их владельцы постоянно сидели рядом со своим любимцами, не давая им выбить катетер из вены. Им не давали упасть, обложив тюками с сеном. Так и дежурили сутками.
В критическом состоянии находились две лошади - Весенний Бал и Мексика. Владелица Мексики , маленькая блондинка Оля была просто раздавлена горем. Я уже понимала, что нам с ней не избежать трагического финала ,и пыталась утешить ее, как могла. Рассказывала, какой очаровательной Мексика была жеребенком. Я помнила ее еще по племферме «Русско-Высоцкая».
Мать караковой без отметин Мексики – гнедая Мэри, была отличной тракененской маткой. Я ездила на ней в поля и помню ее широкий устойчивый ход и мягкие аллюры. Отец - гнедой Крах, или «крантик» , как звали его на конюшне – жеребец очень импульсивный, с удивительно породной головой. И свою безупречную линию верха и красивую голову Крах стойко передавал своим детям. «Крантики» были картинистые, отлично прыгали и быстро раскупались годовичками и двухлетками. Мексика была на редкость общительным жеребенком и ладным годовичком и быстро приглянулась частным владельцам. Дальше – все, как обычно – заездка, тренинг молодой лошади, конкурные тренировки, выезды в поля. Счастливые моменты коневладения – знакомство, договор купли-продажи, коневоз, покупка конных причиндал, чистка, седловка, разминка. Для кого-то эти слова ничего не значат, но для конника все это впечатления и воспоминания. С каждой лошадью, которой ему доводилось владеть.
И вот теперь эта выращенная, вылюбленая лошадь уходила А ее хозяйка сидела рядом с ней , плакала и гладила ее по голове, не зная, как облегчить страдания ее любимицы. Мексика лежала на сене и уже еле дышала. Она «закололась» на несколько часов раньше Бала. Ее сразу подвесили к потолку специальным устройством из ремней и цепей, но это не помогло. Только пережимало брюхо, причиняя Мексике дополнительные страдания Теперь кобылу освободили , чтобы дать умереть спокойно. Беленькая Оля , шатаясь, вышла из конюшни, подставив опухшее от слез лицо падавшему снегу.
Бал еще был жив, но очень слаб. На третьи сутки начались пролежни , и ветеринар начал настаивать на эвтаназии. Но мы боролись до конца, пытались подвесить его в деннике. Пока я бегала за подмогой на соседнюю конюшню, Бал скончался. Юра и Вета, хозяева гнедой Зары, которым , в итоге, все-таки удалось тогда спасти свою красавицу, помогали мне, как могли. Когда я прибежала с подсобниками-узбеками, было уже поздно. Юра подошел ко мне сзади, взял меня за плечи и тихо сказал:
- Аля. Все кончилось. Не смотрите на него…
Я знала: зубы Весеннего Бала обнажились в жуткой улыбке.
Приехавший на вскрытие ветеринар чуть не выронил сигарету , увидев меня. Это была та самая Нина, которая помогала мне спасать Хуторка. Питер – город маленький. Особенно Питер конный.
- Как! У одного и того же владельца погибают две молодые и здоровые лошади от одного и того же? Так не бывает.
К сожалению, бывает. И почему-то это случилось именно с моими лошадьми. Мне предстояло понять, что я упорно делаю не так. Из-за чего умирают мои лошади? Я не верила в стечение обстоятельств и считала виноватой именно себя.
Вскрытие Весеннего Бала и Мексики подтвердило диагноз отравления мышьяком.
Надо было решать вопрос с телом. Конюхи предложили вызвать собачников и отдать жеребца на корм собакам, а похоронить только голову. Я посмотрела на них, как на больных.
- А что? Мы всегда так делаем…- удивились они.
Пришлось везти Бала на утилизацию. Вот только эта контора, конечно, принимала лошадей, но только расфасованных в пакетах по пятьдесят килограмм!
В этот момент мне казалось, что весь мир сошел с ума. И что беспокойство мое было не напрасно. В коварном тумане все-таки оказалась жадная, безжалостная гать. И я уже погрузилась в эту вязкую черную болотную воду и меня медленно затягивает в глубину, а дно…
Бала расчленяли узбеки…Ободранный грузовик, фыча, увез то, что когда-то было прекрасным животным, а сейчас должно было обратиться в прах.
Перед глазами проплывала вся жизнь тракененской лошади по кличке Весенний Бал – от Бархата и Виверии. Вот он нескладный пузатенький жеребенок-отъемыш, сраховидный годовичок, роскошный густой жеребец на превосходных движениях. Тогда , 2001 году ему удалось избежать смерти в возрасте шести месяцев. А терерь он ушел, не дожив до своего шестого дня рождения первого февраля. И не раскрыл своих несомненных спортивных талантов, не оставил потомства. А мне остались только липкие угрызения совести за то, что в этой истории я опять недосмотрела, недоработала, недолюбила эту лошадь… И как вообще теперь жить дальше?
Содержать лошадь дорого и хлопотно, а похоронить ее –вообще проблема. Счастье коневладения всегда сопряжено с массой огорчений и разочарований. Лошадь – это, как ребенок. Она так же болеет, и при этом не может объяснить, что у нее болит. Она
Как и ребенок, нуждается в доброжелательном и добром учителе, ей нужна специальная одежда и обувь, то есть всякие седла, уздечки, корды, недоуздки, попоны, ногавки, подковы, кабуры.
И ее тоже нужно очень сильно любить, даже если она безобразничает и шалит.
Собственная лошадь – это вовсе не предмет престижа. Это огромная ответственность. За беззащитное животное, бесконечно вам преданное. И вы никогда не будете на сто процентов уверены, что в ваше отсутствие о ней будут по-настоящему заботиться.
Многие профессионалы конного мира воспринимают лошадь иначе – как средство реализации своих амбиций, своих, далеко не всегда благовидных целей, а некоторые
спортсмены вообще считают, что лошадь – это спортивный снаряд. Именно поэтому так много лошадей «вставших» и не желающих прыгать, лошадей с сорванной психикой, лошадей с жуткими и безобразными травмами.
Помню одного тренера в клубе «Ольгино», где стоял мой незабвенный Хуторок. Я выехала шагать на разминочное поле, а на боевом уже прыгал мастер. Судя по хлопьям пены на груди чистокровного Рожка, прыгал давно. Из гнедого конь стал почти черным. Мы с Хуторком отшагались, отработали минут сорок, снова отшагались и пошли заводиться. «Мастер» спешился, снял седло, перестелил сухой вольтрап и прыгал еще часа два. А потом довольно заявил коноводу, бросив ему несчастное животное, что хорошо зарядился. Рожок минут двадцать не мог переступить порог конюшни. Спину «мастер» ему оторвал окончательно…
Лошадей губят не только амбиции человека, но и его алчность. То сено, в котором был мышьяк, скверно пахло, но его скормили, желая сэкономить. Конюхи , было, запротестовали, но натолкнулись на полное непонимание со стороны руководства. Итог был печален – два трупа и полтора десятка других лошадей, которые уже никогда не станут полноценными и не смогут раскрыть всех своих спортивных задатков.
Моим Харлею и О Харе повезло. Они предпочли остаться голодными, чем есть это странное сено. Их анализы были совершенно чистыми. Из трех моих лошадей две остались в живых.
Хозяйка конюшни «Экополи» Юлиана моих претензий не приняла.
- Мои лошади тоже пострадали, - гордо заявила она, поджав губы и вздернув
подбородок.
Сил на то, чтобы скандалить и «качать права», у меня не осталось. Я просто забрала Харлея и О Хару на другую конюшню, заплатила за отравленное сено и утилизацию моего бедного Весеннего Бала и ушла.
Позвонила Марии Латыниной в Москву. Спортсменка была неподдельно расстроена моими печальными новостями. Помолчали, погоревали, пожелали Балу зеленых лугов.
Я долго думала, чем же я вызвала такой удар судьбы. Почему и Весенний Бал тоже ушел? Может быть, это был убыток, жертва. И довольно значительная, поскольку перед смертью Бал «тянул» тысяч на пятнадцать евро. Но за что? Почему? И почему в моей жизни наступила черная полоса? Когда в жизни человека накапливается много вопросов, на которые он не может ответить себе сам, ему требуется найти на них ответы хоть у кого-нибудь!
Каждую ночь, ложась спать, я просила Рафаила посетить меня. Но посланник Божий упорно не желал нашей новой встречи. Словно я была ее недостойна. А ведь я на самом деле не ходила в храм на исповедь и причастие. Может в этом все дело?
Меня крестила бабушка Антонина Павловна в возрасте шести месяцев. В Никольском соборе. Но святое причастие, следующее за крещением , не последовало. Так я и жила, не причащаясь и не исповедуясь, все эти годы. Была робкая попытка причаститься и исповедаться. Но священник Церкви святой Татьяны , что на Васильевском острове, причащать меня отказался, ибо я не посетила службы накануне. И я действительно на ней не была. А откуда мне знать, что полагается отстоять службу перед святым причастием? Все общеизвестные церковные каноны были мне неведомы. Я понятия не имела, что нужно готовиться, читать молитвы, ложиться спать натощак и приходить к Литургии, ничего не съев и не выпив. В Святом причастии мне отказали. Я смирилась и больше попыток не предпринимала. Сведущих в церковных вопросах людей среди моих знакомых не было. И жила бы и дальше, если бы не одна из моих заказчиц.
Наталья Игоревна пришла в мою компанию с претензией. Строители недотянули пару шурупов при монтаже ее металлической кровли, то есть. «накосячили». Крыша подтекала. Заказчица была страшно недовольна. Вопрос решили быстро. По моему распоряжению на объект «выдвинулся» опытный кровельщик с шуруповертом.
Разговор утратил напряженности и переместился в совершенно другую плоскость. Точно сей инцидент был только поводом для этой женщины , чтобы появиться и протянуть мне руку помощи. Потому что нет у Бога других рук, кроме человеческих.
Наталья Игоревна была прихожанкой церкви в Левашово. Узнав о безвременной кончине Весеннего Бала, она сказала:
- Надо вам, Алечка, к отцу Александру нашему. На исповедь, на причастие. Он человек мудрый и добросердечный. Он поможет, поддержит.
Я купила молитвослов, нашла молитвы для подготовки к Святому причастию и начала готовиться к Таинству. Что же батюшку зазря беспокоить? Надо прийти на исповедь ,помолившись и натощак.
Церковь в Левашово – перестроенное здание детского садика. Храм строили всем миром, то есть Отец Александр с прихожанами. Если вы приедете в Левашово на электричке, то идите направо, потом прямо, а потом увидите здание синего цвета. Пройдя мимо этой маленькой пристройки, где живет отец Александр, вы попадете к Храму. Если вам это действительно надо – ноги сами вас приведут. А не надо, вы пропустите мой совет мимо ушей. Вытирайте ноги о цветастый половичок, покупайте свечки и проходите в Храм. Я уверена, ощущение благодати, царящее в этой маленькой деревенской церкви, не оставит вас равнодушным.
Отцу Алексанру под семьдесят. Но морщин на лице нет, как часто бывает с людьми, прожившими достойную жизнь. Настоящий батюшка. Глаза добрые и проницательные. Я стою в очереди на исповедь. Вот отец Александр жестом приглашает меня подойти. Я в панике. Не знаю, в каких грехах каяться. Сколько же их накопилось за мою долгую жизнь! С чего начать? Перечислять все? Просто не знаю, как быть.
Вместо меня на исповедь проходит следующий прихожанин. Покрыв его голову вышитым фартуком, отец Александр что-то шепчет ему, и человек, посветлев лицом,
отходит. Отец Александр снова жестом приглашает меня подойти. Я опять в нерешительности замираю. И опять к священнику подходит другая прихожанка.
Наталья Игоревна подбирается поближе ко мне. Когда моя очередь подходит в третий раз, она легонько подталкивает меня. Я подхожу к отцу Александру.
Я уверена, что отец Александр – священник прозорливый. То есть ясновидящий. А иначе , откуда он мог знать, что на тот момент являлось для меня самым главным. Он видел меня впервые, совершенно ничего про меня не знал. Тем не менее, он задал мне единственный вопрос, который и был самым главным ля меня на тот момент.
- Почему вы на свою маму так обижаетесь?
И это чистая правда. Эта детская обида прочно засела в моей душе. Я так старательно зарыла ее поглубже. Внешне – успешная бизнес-леди Алевтина Адажий, а внутри просто маленькая обиженная девочка. Но батюшка все видел. Для него это была совсем не тайна.
- Вы уж маму свою простите. И вам будет легче, и ей. Нельзя жить с такой тяжестью на сердце. Обещаете? А потом приходите, мы с вами еще поговорим. Он водрузил мне на голову передник и …отпустил мои грехи.
Я дождалась конца службы, чтобы спросить отца Александра, почему погибли Хуторок и Весенний Бал. Мне казалось, что уж он то точно знает, почему. .
- На все воля Божья, - произнес он, вздохнув, - У меня есть кое-что для тех, что живы. Отец Александр отлучился ненадолго и вернулся с двумя редкими иконами. Флора и Лавра – покровителей лошадей. Их повесили на стены денников Харлея и О Хары. С тех пор, если я молилась Богородице о здоровье и благополучии моей семьи, я молилась и Флору и Лавру тоже. Потому что лошади для меня почти такие же мои дети, как Лиля. Пока еще мои. Но содержать их становилось все сложнее.
Компания приносила все меньше дохода, а расходы на содержание лошадей все возрастали. Дорожали корма, больше просили за работу берейторы, все время повышалась плата за аренду денников. Две лошади были непосильным бременем для меня.
И если О Хара регулярно получала призовые за победы в соревнованиях , то Хрюша был конкретным нахлебником. При этом О Хара была лошадью конкурной, а Хрюша – мерином хобби-класса. Прощайте мои занятия выездкой! Индивидуальные тренировки и езда в дамском седле была уже в тот момент недоступно дорогим удовольствием для меня. Две лошади, а ездить не на ком. Это была суровая правда.
А как же быть с эмоциями? Хрюша – сын трепетно любимого незабвенного Хуторка . О Хара – мой первый жеребенок, выращенный с рождения. После всех треволнений и душевных метаний я пришла к выводу, что О Хара пока остается, а Хрюшу я продам. Но исключительно в хорошие руки.
Начались звонки и просмотры. Харлеем очень заинтересовалась девушка по имени Карина. Ей был нужен конь для души и любительского спорта. Молодой, здоровый, адекватный, с мягкими аллюрами. Мы договорились на просмотр.
Хрюша вышел на плац. Настоящий красавчик – волнистый хвост на отлете, глазки-бусинки. Пошел направо, отфыркиваясь. Карина не сводила с него глаз. Харлей двигался красивой рысью, энергично поднялся в галоп, несколько раз прыгнул. Показав себя во всей красе, он подошел к Карине, «убрал» сахар с ее ладони. Толкнулся носом в плечо. Поладили!
Запрошенные мною двести пятьдесят тысяч рублей Карину не испугали , и она
взяла недельный тайм-аут для того, чтобы снять деньги со счета.
В эту роковую неделю выяснилось, что Карина беременна, и что при таком раскладе лошадь ей уже не нужна. Время было упущено, новых покупателей не находилось. Конь стоял, вводя меня во все большие траты. Денег постоянно не хватало, и Хрюша уже конкретно меня «объедал».
А новый хозяин все не находился и не находился. На мою беду , прикрепленный берейтор Нина, очень привязалась к Хрюше и делала все, для того, чтобы я не продала Харлея. Сезон продажи прошел, и Харлей опять остался на моем иждивении.
Ситуация в моей компании была – хуже некуда. В середине лета я взяла на работу некоего Юру.
Его порекомендовала моя подружка Аленка. Я тогда отчаянно и безуспешно искала замену Вале и очень надеялась найти ее в юрином лице. Юра работал раньше в парфюмерном опте, опыта в нашей сфере не имел, но рьяно взялся за дело. Надо было как-то оправдывать зарплату в две тысячи долларов, которую он для себя потребовал. Первые два месяца все шло неплохо – Юра старался, ездил на встречи, строчил предложения по улучшению деятельности моей компании. Потом я отлучилась в Лондон на две недели.
Вернувшись, я обнаружила, что за это время в фирме совершенно ничего не было продано. Пришлось срочно брать кредит в триста тысяч и затыкать дыры в бюджете. Еще я выяснила, что Юра заработал дешевую популярность у коллектива за счет принижения моего авторитета. Мой несостоявшийся зам умудрился буквально развалить коллектив за такой короткий период.
Вдобавок, у Юры обнаружился скверный характер, и он стал позволять себе даже орать на меня, и даже в присутствии моих подчиненных. Он, конечно, говорил дельные вещи, но вот та форма, в которой он подавал мне информацию, буквально настраивала меня против него. Держать его дальше было бы неразумно. Я спокойно предложила ему уйти. В этот момент Юра, видимо, спустился с небес на землю.
Очевидно, что он решил, что я без него никуда и буду все это терпеть. Отрезвление было моментальным. Но дело то уже сделано. Компромисс невозможен. Я опять взяла человека на работу, даже не наведя о нем справки у предыдущего работодателя. Впрочем, спрашивать было не у кого – фирма-то парфюмерная обанкротилась. Но мне все же надо было все же попросить телефон человека, который мог дать Юре рекомендации.
Беда в том, что Алена никогда не видела Юру в деле и не могла судить о нем, как о специалисте. Общалась она преимущественно, с Юриной бывшей женой и с самим Юрой была знакома шапочно. Аленке искренне хотелось помочь мне найти надежного человека. К сожалению, Юра им не был.
Более того, Юра оказался еще и непорядочным. Он быстренько открыл конкурирующую контору и ,пропустил через нее уведенных из моей фирмы клиентов. Может быть, он нарочно нарвался на увольнение, чтобы воплотить в жизнь свои планы. Чужая душа – потемки!
Но свое черное дело он сделал – подорвал мой авторитет и внушил сотрудникам деструктивные мысли. Они косяками «повалили» в другие фирмы. Моя компания разваливалась. У меня осталось всего шесть человек, включая офис-менеджера и моего личного водителя. Продажи существенно упали.
Жирные года закончились, наступили тощие, но я пока об этом еще не знала. Мелкие и крупные заботы докучали, словно зубная боль.
Глава 17
Кстати, у лошадей тоже есть свои стоматологи. Самая распространенная проблема – клыки у жеребцов, которые мешают управлению. Клыки удаляют, чтобы воздействие на рот лошади было оптимальным. Иногда края зубов заостряются и их необходимо спилить рашпилем, в противном случае даже простое жевание причиняет лошади боль. Все манипуляции во рту лошади осуществляются под наркозом, с повалом. Весеннему Балу когда-то делали такую операцию, О Харе зубы просто подпилили рашпилем, без наркоза, на «губовертке». Это такая палочка с петлей, которая накидывается на верхнюю губу. Лошади больно, и она стоит, как вкопанная.
Должна признаться, что лошади в тот период постепенно становились для меня синонимом проблем и постоянного нервяка.Я отчаянно пыталась найти что-то, чем сердце успокоится. Лошадей неожиданно потеснил…футбол.
Женщина всегда приходит к футболу через мужчину. Мужчины приходят и уходят, а футбол остается…Когда-нибудь дойдет очередь и до рассказа о том, как я «подсела на футбол». Если совсем коротко, то случилось это в турецком Мармарисе с подачи моего приятеля-англичанина. Я звала его «Чеширский кот» за обаятельную улыбку, которая не сходила с его лица. Англичанин "болел" за свой Ман.Ю. так отчаянно, что я тоже волей не волей стала болеть за свой «Зенит». И клуб незамедлительно преподнес мне приятный сюрприз.
Наш «Зенит» совершенно неожиданно стал чемпионом России. Честно говоря, победу он вырвал в последней игре. Матч с «Сатурном» был «валидольный». Мы так долго кричали «Зенит – чемпион», а он все никак не чемпионил. И вдруг – свершилось! Мы – чемпионы России. Я даже пожалела, что не поехала в Раменское на этот матч. Все-таки, такое событие! Эпохальное.
Меня распирала гордость за наш питерский клуб и за его амбициозного голландского тренера. Надо сказать, что с приходом Дика Адвоката «Зенит» наконец-то заиграл в тот комбинационный, атакующий футбол, который мне так нравился в английском чемпионате. Смотреть игры «Зенита» иногда было ничуть не менее увлекательно, чем игры «Манчестер Юнайтед». Несмотря на неудачный конец водевиля под названием «чеширский кот» я продолжала смотреть футбольные матчи с неподдельным интересом.
И, самое главное, у футбола оказалось еще одно замечательное свойство. Он
объединял совершенно разных пот своему возрасту, полу и социальному положению людей. От кого-то я слышала, что за последнее время футбол стал нашей национальной идеей. Пусть лучше она будет такая, чем пьянство или экстремизм.
Вокруг «болели» все – сотрудники, партнеры, клиенты. Было человек пять-шесть, которые обязательно звонили мне после матча, чтобы обсудить со мной игру. Среди них
был весьма колоритный человек – Виктор Дудкин. Он был меня постарше, лет сорок , состоявшийся успешный бизнесмен, самый настоящий «кофейный король». То есть у его фирмы был эксклюзив на поставку самых дорогих и изысканных сортов кофе в нашу страну. Его «империя» принадлежала ему единолично. Это было для него принципиально. Когда-то , во времена дефолта, деловой партнер Дудкина скрылся, оставив ему двести тысяч долларов долгов. Виктор все вынес, выжил и поднялся. После этого он уже никому не доверял и никого « в долю» не брал. Много работал, но и зарабатывал соответственно.
В мою фирму он приехал заказывать керамическую черепицу для своего дорогущего рубленного дома. Миллиона два евро, если память мне не изменяет, стоил этот дом. И это еще без кровли. Для сравнения, самый обычный служащий зарабатывает двести тысяч евро за всю свою трудовую жизнь. Но Дудкин не был обычным. Он был уникальным. И поэтому богатым. Все честно.
Виктор только что вернулся из Австрии, полный впечатлений после чемпионата Европы, на матчи которого он ездил с друзьями-банкирами . Он приехал ко мне на минуточку, задержался на сорок минут и еще что-то кричал мне уже выйдя из офиса, уже на лестнице. Никак не мог расстаться с девушкой, которая так любит и понимает футбол.
Дудкин внешне был очень прикольный – с хвостиком. Волосы идеально зачесаны назад– волосинка к волосинке. Энергичен Дудкин был фантастически. От него буквально перло позитивом на многие метры. Человека, у которого была бы такая сильная энергетика, я никогда ни прежде, ни потом, не встречала. Мне нравилось, когда Дудкин звонил по понедельникам, чтобы обсудить субботнюю или воскресную игру «Зенита». После звонка Дудкина у меня все как-то спорилось и получалось. Зато, когда он на меня «наехал», у меня все валилось из рук целый месяц. А потом и совсем развалилось. Но не будем забегать вперед.
В наших с ним отношениях не было совершенно никакого «криминала» – просто регулярное общение по телефону двух футбольных болельщиков, ничего больше. Обручальное кольцо Дудкина было шлагбаумом, который категорически мешал нашим отношениям вылиться во что-то большее. И вдобавок, он был отцом троих детей. Тут не о чем было вообще говорить! Его жена Лена случайно появилась на горизонте и , усмотрев во мне потенциальную соперницу, решила уберечь мужа от возможного грехопадения. Уже не помню, как это получилось, но она столкнула нас с Дудкиным лбами. Кажется, кто-то из рабочих сказал ей, что черепица для его особняка была неправильно скомплектована моей компанией. Лена живенько преподнесла эту новость мужу, щедро добавив черной краски.
Дудкин «завелся» не на шутку. Он орал на меня по телефону битых полчаса. В этом момент я искренне пожалела Лену. Жить с таким человеком, как Дудкин, было весьма непросто.
Такой мужчина – как асфальтовый каток. Он сметает все на своем пути, двигаясь к намеченной цели. И ты никогда не знаешь, когда он развернется и поедет против тебя…
Мне было жаль потерять такого интересного собеседника. Дудкин был умен и имел
собственное видение игры. И он очень любил футбол и мог по-настоящему оценить красоту моментов, возникающих на поле.
Я рассказала эту историю в качестве примера того, как футбол объединяет самых разных людей. Лошади, наоборот, всегда проводили между мной и собеседником резкую грань. «У тебя есть свои лошади! У, ты какая! Капиталистка!» Неприступная, дерзкая. Вызов обществу. А о футболе же, напротив, можно было разговаривать с самыми разными людьми. Я уже неплохо разбиралась в игре и быстро оценила преимущества, которые дает женщине владение этой чисто мужской темой .
Я была настоящая диковинка. Этакий «свой парень» в юбке. Женщина-мечта. Блондинка, эффектная, хорошо готовит, любит футбол…
Но лошади по-прежнему требовали моего внимания. Я продолжала ездить на конюшню, садилась то на Харлея, то на О Хару, подруливала их, шлифовала свою посадку, ездила в поля. Но, скорее, по привычке, на автопилоте. Как обычно, чистила лошадей, седлала, выводила из конюшни , после езды замывала из шланга копыта, снимала амуницию, мыла трензеля, растирала лошадь соломенным жгутом, ставила в денник.
Я видела, как горят глаза других частных владельцев, когда они приезжали к своим лошадям, и радовалась хотя бы за них. Некоторые из них совершали почти те же ошибки, что и я: попадали в зависимость от непорядочных тренеров и берейторов, покупали дополнительных лошадей, которые были им совсем не нужны. Одного из них, Константина Агапова я изо всех сил пыталась отговорить от опрометчивых поступков.
Дело было так. Константин был директором компании, у которой, фактически, была монополия на грузовые железнодорожные перевозки с Москвой. Теплое хлебное место. Впрочем, Константин себя крутым бизнесменом не считал, да и не являлся им. Всем заправлял его старший брат Алексей, который жил в Москве. Константину оставалась чисто представительская функция. Он был поклонником писателя Хемингуэя и большим другом Остапенко, тогдашнего министра путей сообщения. Как то раз, зайдя к Константину в кабинет, я увидела два портрета, висящих рядом в одинаковых рамках и спросила:
- А какая связь между Остапенко и Хэмингуэем?
- Во дела! – рассмеялся Агапов,- ты первая, кто задал такой вопрос. Мои посетители делятся на две категории. Первая спрашивает: а кто это рядом с Хемигуэем, вторая – а кто это рядом с Остапенко…
Мы вообще с ним были «одной крови». То есть Константин , так же как и я, с детства любил лошадей. У него была голубая мечта – восстановить усадьбу, в которую он, еще маленьким , бегал в школу. Деревня «Новоселье» располагалась под Лодейным полем, часах в четырех езды от города. И Константин хотел, чтобы там обязательно были лошади, как до революции. Хотел в бывшей господской усадьбе организовать свою племенную конеферму.
Казалось бы. Ну что здесь плохого? У человека есть благородная миссия, есть свободные деньги – вперед! С Агаповым мы были знакомы еще с тех времен, когда я продавала своих бархатовских кобыл. Он приезжал их смотреть, но они показались ему простоватыми, а за родословную он платить не захотел. Так мои кобылы достались Пенам, а что было дальше, вы помните.
Константин, конечно, советовался со мной по поводу приобретения производящего состава будущей фермы. И я дала ему совершенно здравый и дельный совет – разводить
одну породу, предположительно, тракенов, поскольку именно они были самыми
универсальными спортивными лошадьми, да и купить приличных тракененских маток и неплохого жеребца было в то время не так уж сложно.
Константин поблагодарил меня за совет и сделал все по-своему. С типично тельцовым упрямством. То есть накупил пять разнопородных кобыл – двух латвиек, двух ганноверанок, одну нечистопородную тракенку, с нулями. И это после того, как я ему подробно рассказала, что такое «ноль» для племенной лошади.
- У меня, - сказал Константин, - будет своя порода, агаповская. Когда-то у меня были кролики, и они были самые лучшие в деревне, с гордостью говорил новоиспеченный коневод.
Одно дело – кролики, а совсем другое – лошади. Для формирования новой породы должно пройти минимум лет двадцать. А производящй состав должен насчитывать не менее ста кобыл и десяти жеребцов. Ни одному частному владельцу, даже очень состоятельному, это не под силу. Это размах , поистине, государственного уровня. Ничего этого, наш Константин, конечно, не знал, да и знать не хотел.
Жеребца, надо отдать должное, Константин купил хорошего. Опрос был мелковат, всего 157 см в холке, но очень породен и гармоничен. Он был вороной без отметин, и, видимо, этим покорил сердце начинающего коневода. Еще Опрос был внуком олимпийского чемпиона Топкого, который когда-то блистал в конкуре, и это было хорошо для репутации будущих жеребят . Плохо было лишь то, что под чистопородного тракененского жеребца планировалось поставить нечистопородных кобыл, и кобыл вообще другой породы. Непонятно было, какой результат будет у такой племенной работы. То есть, наоборот, понятно какой. Неважный.
А по характеру Проша был – чистое золото. Деликатный, воспитанный жеребец. Уговорит любую. И движения у него были шикарные – просторные, летящие. В спорте себя показал отлично.
Константин был на редкость упрям. Он взял в аренду развалины вышеупомянутой усадьбы. Она состояла под охраной Городского комитета по охране памятников, и было возможно только взять ее в аренду, ни никак не выкупить. В восстановление усадьбы были вгроханы шальные миллионы. А вот будет ли когда-нибудь какая-то прибыль от этих инвестиций? Скорее всего – нет. А уж от лошадей – тем более. Мне было слишком хорошо известно, как сложно бывает продать плохую лошадь. Деньги, потраченные на ее выращивание, никогда не вернутся. В лучшем случае удастся получить процентов двадцать от ее себестоимости. Это надо четко понимать. И ладно бы, ему бы никто об этом не сказал, но, как видно, человек сам должен набить свои шишки.
Итак, Константин наступил на все возможные грабли на этом тернистом пути и наплодил жеребят-байстрюков, которые никому не были нужны. Покупатели приезжали, качали головами и уезжали себе восвояси.
Лошади то пустые, не получали никакой работы. Просто бегали в поле, нечищеные и неоповоженные. Копыта им Константин расчищал сам. В целях экономии. Я как-то посетила Костино хозяйство, дабы дать возможность начинающему коннозаводчику похвастаться плодами своих трудов.
Середина января, село утопало в снегу и смотрелось исключительно живописно в обрамлении кружевных деревьев и кустов. Лошадям мороз был не страшен - конюшня была капитальная, кирпичная, с просторными денниками, дробилкой для овса и
вместительной кормовой. Костя поседлал двух кобыл, и мы отправились осматривать окрестности. Конечно, там было очень красиво. Скупая и величественная красота питерской природы.
Было морозно и сухо. Несмотря на минус двадцать пять, мы часа полтора скакали по полям и пригоркам. Выданная мне гнедая кобыла оказалась жутко вредная и ссадила меня на развилке двух дорог. То есть я хотела поехать направо, а кобыла налево. Так мы и поехали, она отдельно, а я отдельно, но уже в пешем строю и с ускорением. По счастью, я приземлилась в сугроб, довольно мягко. Костя уступил мне свою вороную кобылу, постарше и поспокойнее, и прогулка продолжилась.
Деревенские шушукались: «Кто это вместе с барином верхом рассекает?».
Но мне было не до них. Вот мелькнула вдалеке лисица – рыжая узкая ленточка на белоснежном снегу. Темной широкой лентой вилась река Сясь, и где-то неподалеку звонил колокол. То был монастырь Александра Свирского. Места, конечно, дивные, но уж слишком далеко от города. И, если бы Костю «приперло», то вернуть вложенные сюда деньги он уже не смог бы при всем своем желании. Костя был удивительно похож на моего отца – такой же замечательный производитель заготовок. Из полученных им жеребят так и не удалось никого продать. Свободные места на конюшне закончились, кобыл крыть перестали. Вот и вся племенная работа. Агаповской породы лошадей не случилось.
И все-таки конники – особый народ! Они готовы тратить последние деньги на своих любимцев, проводить с ними все свободное время. Я имею ввиду любителей, не профессионалов. Людей с неочерствевшей душой, которые по-прежнему видят лошади друга, а не спортивный снаряд или средство для достижения своих амбиций. На спортсменов я вообще смотрела с содроганием. Помню, на кубке Губернатора, куда я привезла свою кобылу О Хару , я наблюдала подобную сцену. Маститый спортсмен, мастер спорта, неудачно отпрыгал маршрут. Виноват был всадник, ибо был нетрезв и утратил координацию. Но не окончательно. Он слез с коня и пнул его сапогом чуть выше скакательного сустава. В этот момент он был сам похож на мерзкое, отвратительное животное. А ведь все вокруг смеялись , и «мастера» даже не дисквалифицировали за этот акт хулиганства прямо на боевом поле. В Германии бы этого урода просто выперли бы из конного спорта с «волчьим билетом». Там совершенно другая культура общения с лошадью…
Помню берейтора Олю Суворову, которая взяла предоплату за работу с моей чудесной кобылой и, не предупредив, просто бросила ее на неделю. У меня на тот момент были проблемы на работе , и я попросила Олю, у которой была машина, подъехать в фуражный ларек, располагавшийся в 10 минутах езды от конюшни, и купить ячмень, кукурузу, пшеничные отруби, травяную муку и подсолнечный жмых, чтобы подмешать это все в овес для О Хары. Оля сказала «угу», но через неделю позвонил конюх и сказал, что кормить вечером мою лошадь уже нечем. У меня на тот момент уже не было личного водителя. Пришлось бросать работу, отменять встречи, ловить такси и закупать корма, а потом «голосовать» с мешками на дороге.
Когда я приехала со всем этим разнообразием на конюшню, то нашла свою замечательную душевную лошадь , стоящую в леваде, грязную и грустную. Она уже
неделю была просто брошена легкомысленной Олей. К чему приводит отсутствие регулярной работы при обильной кормежке, вы помните. Так я в свое время лишилась Хуторка. Еще 10 дей я выпрашивала у Оли свою амуницию, которую она оставила непонятно где, и не нашла времени вернуть на место. Седло и уздечка нашлись. Дорогие турнирные ногавки и гелевый вольтрап исчезли безвозвратно.
Вот такие бывают профессионалы-конники. Разумеется, не все! Я описываю самые крайние случаи и подсказываю, на что нужно обратить внимание при выборе специалиста, который будет работать с вашей лошадью, если вы все же решитесь ее купить после описанных мною кошмаров. Как следует расспросите о человеке, которому вы собираетесь доверить свою лошадь, о его порядочности и аккуратности.
Так что, как ни крути, а футбол по сравнению с лошадьми, гораздо менее затратное и менее хлопотное увлечение. Если не успел посмотреть матч в записи, то всегда можно потом глянуть в интернете. Может, не так интересно, поскольку ты уже знаешь счет. Но зато футбол видел, и знаешь текущее состояние команды и соперников.
Но , оказалось, далеко не все мужчины разделяли мою страсть к футболу. Меня искренне огорчало, что мой Леша оказался человеком совершенно не футбольным.
Глава 18
Леша приехал работать в Питер из Голландии В далеких девяностых , с подачи своей тетки-еврейки, случайно попал в голландский университет, отучился, а потом и остался в Голландии насовсем. В Голландии футболом болеют все – и мальчики, и бабушки. Когда играет национальная сборная, вся Голландия облачается в оранжевые одежды. Это цвета герцога Оранского . Многие известные футбольные тренеры – именно голландцы. Но повальное увлечение страны ветряных мельниц футболом Лешу так и не коснулось.
Когда Леша все же вернулся в Россию в рамках русско-голландского проекта по строительству морского порта. Леша управлял драгой, намывающей берег. Таких уникальных специалистов в России не нашлось, и голландцы привезли Лешу. Лешка был страшно рад такому повороту событий. В Голландии ему было сытно, но неуютно. А здесь – все такое родное, свое...
Познакомились мы в конном клубе, где у него стоял конь по кличке Нерон , а у меня – О Хара и Харлей. Леша купил своего коня случайно, из жалости, когда Нерон был травмирован. Упросили «купить лошадку» конюшенные девочки. Мерину светил мясокомбинат, если срочно не найдется желающий оплачивать его содержание.
Леша был человеком щедрым, денег никогда не считал и не копил. Естественно, он не мог остаться в стороне и отвалил за Нерона двести тысяч, хотя красная цена этому буденовцу была пятьдесят. Мерин был малость перестроенный, то есть круп торчал выше холки, невысокого роста, до ста шестидесяти, но нарядной темно-гнедой масти с крупными выпуклыми глазами. Полгода Нерон стоял, залечивая травму, и Леша скакал на других лошадях, на прокатных, терпеливо ожидая, когда поправится его любимец.
Леша много работал, и на конюшне чаще появлялась тогдашняя Лешина пассия, Света с дочками. Эта Света была полным «чайником». Про лошадей не знала ничего абсолютно. Но заниматься с Нероном ей очень нравилось – кормить сахарком, чесать за ушком, гонять на корде, выводить в леваду. Как-то весенним вечером Света гоняла Нерона на корде в центре прокатного манежа. Лично я за это дело не берусь, ибо, не сильна. Кордой нужно работать так же, как поводом, а не просто держать веревку в руках, наблюдая, как лошадка «нарезает круги».
Надо сказать, что у Нерона был на той конюшне недруг – рыжий верзила Варяг. То ли Варяг самоутверждался, то ли Нерон в присутствии огромного ганновера ощущал свою неполноценность, только они приставали друг к другу постоянно. В тот вечер народу в манеж набилось изрядно. Мы с Хрюшей, то есть с Харлем, уже отработали тренировку и делали последний «трюх-трюх». Собирались выйти отшагиваться на улицу. На улице шел дождь, и быстро промокнуть мне совсем не хотелось. Куртка, конечно, специальная, непромокаемая, а вот бриджи промокнут сразу же и будут холодно и противно прилипать к телу. А так в тесноте, но не в обиде.
Все случилось моментально. Свету окликнула одна из дочек, сидевшая на трибунах. Света отвернулась. Всадник Варяга считал ворон и подъехал к Нерону слишком близко. Варяг ухватил Нерона зубами за ляжку, Нерон отбил задними ногами, но угодил
не по Варягу, а Свете прямо лицо. Света истошно закричала, лицо моментально залила кровь. Пока было не понятно, насколько сильны были нанесенные ей Нероном повреждения.. Присутствующие тут уж не растерялись и сработали четко. Кто-то подхватил Нерона и вывел на улицу, кто-то притащил пузырь со льдом , кто-то позвонил в неотложку, и она приехала очень быстро.
Свете от коня досталось изрядно. Хорошее еще, что он в тот момент не был подкован. У бедной женщины была свернута шея, рассечена скула. Красивое холеное лицо моментально опухло и начало синеть, глаз заплыл.
конниками вообще регулярно что-то случается, это , к сожалению, весьма распространенная в нашем деле вещь – ушибы, переломы, и не только. Иногда кто-то из спортсменов или любителей погибает. Замыливается глаз, утрачивается бдительность . Но на одной чаше весов лежит техника безопасности. На другой – человеческая жизнь…
Люди, приходящие в конный спорт должны быть готовы к внештатным ситуациям. Это большое животное порой ведет себя непредсказуемо. Очень часто мы пытаемся очеловечить лошадь и приписать ей то, чего бы нам от нее хотелось увидеть. Нерон казался Свете милым существом с бархатными губами. О том, что у мерина есть еще и копыта, она совершенно забыла.
светины дочки видели всю эту кошмарную сцену от начала и до конца и проникли настоящей ненавистью к Нерону, который чуть не убил их маму. Света с девочками на конюшне больше не появлялись. Сначала по понятным причинам, поскольку Света валялась по больницам, а потом из принципа. Конь для них просто перестал существовать. Он был для них орудием убийства.
Нерон был куплен Лешкой специально для девочек, которые хотели заниматься конным спортом. К сожалению, Леша покупал коня второпях, не выяснив толком, какой у него характер. Буденновцы вообще очень сложные лошади, «однорукие». То есть привязываются к одному хозяину. А всех остальных просто терпят, периодически срываясь и показывая крутой нрав. Помните, я рассказывала вам про Бонитета, который больно кусался. Кусался просто так, от скуки. Тоже буденновец, хотя и наполовину.
Леша, мало думал перед тем, как купить коня. Он сел на Нерона верхом и моментально оценил настильный размашистый его галоп. А галопом Леша любил скакать больше всего. Тонкая работа с лошадью, поиск контакта с ней, спортивные достижения – все это Лешу совершенно не интересовало. Ему было важно нестись вперед, навстречу ветру, забывая обо всем на свете, и его коню это тоже нравилось.
Еще Леша часто падал с Нерона, но это его совершенно не смущало. Нерон был до жути пуглив, то есть, конечно, не пуглив, просто это была его нахальная привычка . При каждом удобном случае это наглец шарахался в сторону. «Ах, птичка полетела, ах, что это за лужа страшная перед конюшней? Ах, машинка поехала, ах, самолетик пролетел». На мой взгляд, это было подло со стороны Нерона, он понимал, что Леша весьма неопытный всадник.. Но Леша был добрая душа , и ему было наплевать на ушибы и ссадины.
Итак, теперь Лешка теперь приезжал на конюшню один, и все время косился в мою сторону. То есть он и раньше на меня поглядывал, особенно когда я была верхом на О Харе. Кобыла у меня выросла просто роскошная, мимо пройти было просто невозможно. И всех в клубе поражал ее спокойный, уживчивый, доброжелательный характер. Конюшенные девочки любили ее и постоянно совали ей то морковку, то сахарок
и норовили отсыпать в кормушку лишний гарчик. Феня, это была ее уменьшительная кличка, никогда не грубила, относилась к конюхам сдержанно и уважительно.
Именно такой, на мой взгляд, и должна быть лошадь для частного владельца - добронравная. И по отношению к людям, и по отношению к другим лошадям. Моя кобыла дружила даже с теми лошадьми, которые вообще ни с кем не могли найти общего языка. Буланый ахалтекинец Эфир, который стоял в соседнем деннике, гулял вместе с Фенечкой в одной леваде и метался по деннику, когда моей красавицы не было рядом. Когда Эфира переставили на соседнюю конюшню, он регулярно сбегал оттуда, чтобы прийти в гости к своей давней подружке. Вот ведь как бывает!
Я держалась в новом клубе отстраненно. Приезжала и уезжала, погруженная в своим мысли. Ни с кем не дружилась, с местных дрязгах и разборках не участвовала.
И Леша пошел на хитрость, чтобы познакомиться со мной поближе. Он перепутал наши вольтрапы и подпруги и поседлал своего Нерона Фениной амуницией. В сушилке, мол, темно было, не заметил. А мне пришлось воспользоваться его снаряжением, а потом обменяться. Потом Лешка признался, что сделал это нарочно. В качестве компенсации морального ущерба хитрый Леша пригласил меня пообедать.
Я была голодна, совершенно свободна и не усмотрела в подобном приглашении никакой подоплеки. Мы с Лешей ели теплый салат из лосося, пили свежевыжатый апельсиновый сок. Разговор как-то не клеился. Конечно, меня волновала судьба Светы. Все-таки, все случилось на моих глазах. Можно было крикнуть ей «соблюдай дистанцию», но мне не хотелось обидеть Свету. А обижалась она по любому пустяку: то дорогу ей не уступили, то дверь перед ней не открыли.
Как-то раз я гаркнула на нее в сердцах, поскольку видела , что она собиралась садиться в седло прямо в конюшне, а это строжайше запрещено, потому что очень опасно. В конюшне самое главное – соблюдение норм техники безопасности, а всякие там политесы – дело десятое. Так она недели две проходила мимо меня с гордо поднятым подбородком. Потом, правда, смягчилась. Светка была по-своему, хорошая баба, добрая. Кормила сахаром и сухарями всех подряд, не только своего Нерона. И, когда кто-то стащил ее «манерный» белый хлыст, тоже трагедий устраивать не стала, просто купила новый. На конюшне постоянно тусуется всякий малоимущий народ и все время что-то «тырит». Если скандалить из-за каждой украденной вещи, то никаких нервов не хватит.
Короче, я чувствовала какую-то свою вину за случившееся со Светой .
Подали горячее. Мне – перечный стейк средней прожарки, Леше - оленину с грибами, которую он вяло ковырял вилкой. Похоже, особого удовольствия ему еда не приносила, хотя то, что лежало на тарелке, пахло просто восхитительно. Я , наоборот, ела с аппетитом. Только в «Оливере Твисте» готовят такой потрясающий стейк, который тает во рту.
Я спросила, как чувствует себя Света – Лешка нахмурился.
- У Светы, похоже, роман с хирургом, который ее оперировал, - мрачно изрек он, глядя в сторону.
- Ух ты! Магия крови. – подумала я, а вслух произнесла:
- Видишь ли , Алексей, подобные романы - это довольно распространенный случай. Просто между хирургом и пациенткой всегда образуется особая связь. Так называемая магия крови. У пациента возникает огромное чувство расположения и доверия к своему хирургу. Некоторые женщины считают, что это любовь. Не Света первая, не она
последняя. Наплюй, все равно это все ненадолго. У этого хирурга таких свет , наверняка, вагон и маленькая тележка. Поматросит и бросит. Вернется твоя Света.
- Вероятно, - поморщился Леша, - только вот какие-то рамки приличия должны все
же соблюдаться. Конечно, я не герой ее романа. Если бы ей не нужны были деньги, она бы давно меня бросила. Но крутить внаглую с этим гадким доктором на глазах у детей – это уже ни в какие ворота не лезет, - и он забросил в рот очередную порцию оленины.
У меня даже рот открылся от удивления. Это значит, что Леше известно, что Света его использует, и он безропотно ей это позволяет.
- А тебе , вообще, не обидно, а, Леш?
- Ты это о чем?
- Ну, что тебя так используют.
- Я делал это не для Светы, а ради детей. Своих не нажил, а к чужим вот очень быстро привязался. Если бы дело было только в Свете, то мы бы уже давно разбежались.
Конечно, Алексей резко вырос в моих глазах. У меня бывший муж на родную дочь наплевал, не звонил, не общался, не интересовался, как она. Просто перечислял десять тысяч раз в месяц. А Лешка нянчится с чужими. Конечно, девочки на Лешу были не похожи, но мне казалось, что это их со Светой общие дочери. Он возился с ними , как с родными, я сама это видела неоднократно.
Это был настоящий мужской поступок, а красота мужчины всегда была скрыта для меня в его делах. Не скажу, чтобы Леша был мужчиной страховидным, но внешность у него была совершенно для меня экзотическая. Он был наполовину бурят, наполовину еврей. Причем, если вторая половина была неявная, то первая была видна сразу, по разрезу глаз. Во всем остальном он был вполне ничего – не маленький, не толстый, не лысый, вполне сохранившийся к тридцати семи годам мужчина. Редкий случай.
Как-то незаметно наша с ним беседа перетекла в область кино, и Леша пригласил меня составить ему компанию на премьеру нового фильма Формана. Я согласилась, поскольку интересовалась творчеством этого режиссера. На ближайшие сеансы билеты закончились, мы купили билеты на семь вечера, а сами поехали погулять в Летний сад, пока его совсем не закрыли на реконструкцию. Леша пинал ботинком камушки и по-прежнему был невесел. Беседа крутилась возле лошадей, я рассказывала про Хуторка и Весеннего бала и свои неудачи на ниве конного спорта.
- Вот готовишь лошадь, готовишь годы. Иногда с жеребенка растишь. Долго и кропотливо ищешь контакт, отрабатываешь элементы. Как только есть, что показать, обязательно что-то случится.
- Может быть, твои спортивные амбиции и есть причина всех твоих несчастий. Может надо просто ездить, общаться с лошадью? Получать от нее удовольствие. А тебе вот непременно хочется быть первой, быть лучшей. Может, пустое это все?
У Лешечки была потрясающая способность ставить все на свои места. Мне для того, чтобы прийти к какому-нибудь логическому выводу, требовалась сделать два-три вывода промежуточных. Он находил верное решение сразу. И этим был для меня весьма притягателен в интеллектуальной плоскости. Он увлекался историей религии и знал про это огромное количество всяких интересных вещей. Даже его отчаянная ересь про то что христианство – продукт политических амбиций императора Константина, не вызывала бурных протестов в моей душе.
Не скажу, чтобы мне с ним было легко. Иногда Лешка был довольно резок в своих
высказываниях, а зачастую и просто бесцеремонен. Но я старалась не обращать внимания на его выходки. Идеальных людей не бывает. А мне, безусловно, было с ним интересно.
Перед фильмом мы опять завернули поесть. Лешка был настоящий «проглот». И куда все у него помещалось? Ели мисо-суп, овощную темпуру и сашими из лосося.
Легкая японская еда , после которой совершенно не чувствуешь себя объевшимся. Наоборот, после еды ты готов плодотворно работать. Натрескавшись же мяса с картошкой, скорее всего тебя банально потянет в сон. Может быть, поэтому японцы такие трудолюбивые, а идеал русского человека – Емеля, лежащий на печи?
Фильм был историческим, «Призраки Гойа» одного из моих любимых режиссеров Милоша Формана, про жертву испанской инквизиции. Мой кавалер чувствовал себя в своей стихии. Леша сперва постоянно наклонялся ко мне, чтобы прокомментировать какой-то исторический факт, потом убрал разделявший нас подлокотник, приобнял меня и уткнулся подбородком в мое плечо, а потом незаметно положил мне руку на талию и начал гладить меня по спине, медленно, всей ладонью и сжатыми пальцами. Мне сразу стало понятно, что Леша рассчитывает на продолжение нашей встречи в интимной атмосфере, и, судя по всему, продолжение будет очень приятным. Руки у Леши были просто волшебные – чуткие и нежные. В этот момент я уже знала, что «все будет». И все будет здорово.
Кино закончилось. После хорошего фильма всегда на душе становится светло. В приподнятом настроении мы вышли из Варшавского экспресса и сели в Лешину машину.
Леша повез меня домой. Ко мне домой. По дороге мы взахлеб обсуждали фильм. Все- таки, Натали Портман была неподражаема, особенно когда ее героиня вышла из каземата, в котором провела долгие годы. Как она шла, подволакивая ноги, как щурилась от яркого света. В эту игру веришь безоговорочно!
Мы уже почти подъехали к моему дому, как Лешка встрепенулся.
- Аля! А мне не хочется с тобой сегодня расставаться. Может, махнем ко мне?
- Ну что ты , Леша, я никогда не соглашаюсь на «продолжение банкета» на первом свидании.
Лешка явно сник.
- Да я, собственно, ничего другого и не ожидал…- пробурчал он, и погрузился в какие-то мрачные мысли. Лешка был так неподдельно расстроен, что я пожалела о том, что сказала ему то, что сказала. Когда мы подъезжали к Большеохтинскому мосту, как я вдруг осознала, что тоже не хочу с ним расставаться. В конце-концов, мы оба взрослые свободные люди. Я посмотрела на него в упор, улыбнулась и сказала тихо:
- Я передумала.
И ни на миг не пожалела, что нарушила свой принцип. Сказать, что Лешка был хорош – не сказать ничего. Наверное, если бы меня попросили составить список из качеств, которыми должен обладать идеальный любовник, то у Лешки они нашлись бы все. Он был неутомим и нежен, ловил мельчайшие оттенки моих желаний и с готовностью их выполнял. И, безусловно, затмил собою совершенно все, что когда-то было до него.
Моя жизнь круто переменилась. Она в некотором смысле закрутилась вокруг Леши. Точнее, он заполнил ее собою без остатка. За исключением времени, проведенного на работе, мы постоянно были вместе. То ходили в кино и гуляли, то ездили верхом в поля, драили и купали своих любимцев, а иногда просто не вылезали из постели сутками, делая перерывы только на еду, и на поход в соседнюю «Ленту», чтобы ее, эту еду добыть. Берейтора всегда были готовы нас заменить – платил им Лешка щедро. На приготовление
пищи дома время тратить было жалко, и мы питались тем, что готовила домовая кухня супермаркета «Лена». Иногда мне все же удавалось соорудить к уже приготовленному лососю какой-нибудь замечательный соус, но Леша моих кулинарных изысков не оценил, и я успокоилась.
Лешкина специальность в голландском институте была «менеджер проекта».
Теперь у него был проект под названием «семья». И он, по привычке, старался вести свой проект лучше всех. И была только одна область, где нам совершенно нечего было делать вдвоем .
Леша не любил футбол. Не любил активно, транслируя распространенное мнение о том, что двадцать дураков гоняются за одним мячиком. Мне так и не удалось убедить его в красоте этого действа. Леша был к футболу равнодушен, впрочем, как и к любому спорту вообще. Впрочем, я уважала Лешкино право иметь свое мнение по любому вопросу. И даже по этому.
«Зенит» тем временем выиграл Кубок УЕФА и должен был сразиться с другим моим любимым клубом - «Манчестре Юнайтед» за Супер Кубок. Эта игра традиционно проходила в Монако и, раз уж я не подорвалась в Манчестер (закончилась английская виза), да и на работе был «затык», то уж в Монако я должна быть обязательно. Леша отнесся к этой моей идее весьма благосклонно и охотно полез в кошелек. Остановиться мы решили в Ницце. Мои друзья-москвичи полетели сперва в Париж, а Валюшка и Тони поехали отдыхать в Портофино и должны были оттуда приехать в Ниццу непосред-ственно перед матчем. Короче, вся наша тусовка должна была собраться только на стадионе «Луи Дозьем» в Монако во время матча.
Питерские футбольные друзья, с которыми мы обычно ходили в спорт-бар «Тара Бруч», поехать в Монако не смогли. Одна барышня, Лена, боялась летать на самолете, другой, Саша, был весь в делах, третьего, Олежку, на футбол не отпустила жена. Они, конечно, мне слегка завидовали и кто-то даже съязвил, что , если дела пойдут совсем плохо, то я свою белую маечку 44 Тимощук смогу поменять на красную 7 Криштиану Роналду.
- Только не делай этого на трибунах! – велено было мне.
- О Кей, - ответила я, - я сверху надену.
Многие ворчали:
- И зачем ты туда едешь? Ведь проиграем же!
И действительно, тогда в «Зените» дела шли неважно. Наш клуб в борьбе за кубок УЕФА потерял свою восходящую звезду - бельгийца Николаза Ломбертса. Наш роскошный защитник получил разрыв крестообразной связки колена и выбыл надолго, обнажив нашу оборону. Был травмирован и форвард Паша Погребняк, практически не играл затейник нашей полузащиты
Андрей Аршавин. Точнее, он выходил в стартовом составе, но на поле был незаметен. Шава хотел играть в Европе, а его не пускали. Он был нужен «Зениту», но играл он как-то без энтузиазма, через раз. Позже Аршвин добился своего, перешел в «Арсенал» и заработал себе беззаветную любовь английских болельщиков. Думаю, он изрядно потрепал нервы Гэрри, когда играл против «Манчестер Юнайтед».
Плохо было так же то, что ротации основы команды не происходило. Голландец Адвокат упрямо ставил в стартовый состав одних и тех же игроков основы и, практически, загнал их. Отличный вратарь Камил Чонтофальский перманентно сидел на скамейке
запасных. В воротах из игры в игру стоял Слава Малафеев, который периодически считал ворон и пропускал необязательные голы.
Моя футбольная подруга Лена, с которой мы смотрели тогда практически все матчи «Зенита» перед игрой каждый раз звонила, и таинственным голосом сообщала, что по непроверенным данным сегодня на воротах будет стоять Камил. И каждый раз Адвокат ставил Славу. Видимо, данные были очень непроверенные. Лена была в трансе…
Ну, ладно, вратарь! Есть негласное правило, что основной вратарь задает тон команде и замена вратаря создает у игроков ненужную напряженность. Но голландец
весьма неохотно и замены делал по ходу матча. А точнее, не делал их вообще. Все девяносто с лишним минут бегали одни и те же игроки стартового состава. А жаль, поскольку свежий игрок, вышедший на поле, всегда на какое-то время «берет на себя» игру…
«Зенит» буксовал в российском чемпионате и терпел поражение даже от аутсайдера «Шинника». Его, как водится у нас, ругали. Но я всем говорила, что с командой надо быть не только в тот момент, когда она играет хорошо, а, особенно важно ее поддержать в те моменты, когда она играет плохо. Все-таки, мы, болельщики - двенадцатый игрок. Мы обязаны поддержать любимый клуб. Леша шутил, что готов посидеть на стадионе рядом со мной в качестве статиста и помочь создать группу поддержки. Мы даже купили ему второй зенитовский флаг, персональный.
По поводу того, где остановиться, у Лешки не было никаких сомнений. Из трех предложенных вариантов нашего недельного отдыха – Канн, Ницца и Генуя, Лешка выбрал Ниццу, и это его решение не обсуждалось. Лешка много раз был в Ницце и знал ее, как свои пять пальцев. Он часто ездил в Париж из Амстердама и любил описывать те места, которые любил. В Париж мы должны были поехать на Рождество и Новый год, ибо именно в это время Париж наиболее очарователен.
В Ницце мы наметили обширную культурную программу.
К тому же, предполагалось взять напрокат машину, объехать все Лазурное побережье и съездить в Прованс, в Грасс, чтобы посмотреть на знаменитые лавандовые поля, описанные в романе Партика Зюскинда «Парфюмер». Лешка тоже любил эту книгу, хотя и ворчал, что фильм по ней сняли невнятный. Я не перечила, хотя мне казалось, что режиссеру очень точно удалось передать атмосферу того времени. Иногда кажется, что ты ощущаешь и запахи этого фильма. По моему мнению, фильм был очень неплох. Но, глядя в Лешкины голубые, причудливого разреза, глаза, сказать об этом вслух было невозможно.
Из Ниццы предполагалось отправиться в Италию, в Портофино, в гости к Вале и Тони. Ребята даже сняли виллу с дополнительной комнатой , чтобы мне и Лешке было где с комфортом разместиться в этом милом итальянском городке. А то все Венеция да Венеция… Мне пора было познакомиться и с другими итальянскими городами..
Г л а в а 19
Я считала дни до отъезда на Суперкубок. Той зимой мы с Лилей так никуда и не выбрались отдохнуть, ни в Тайланд , ни даже в Египет. Причина была банальна – не было денег. Фирма стала приносить заметно меньше, в поступлении денег были большие перерывы. Лилю я все таки отправила в Абхазию к родителям, чтобы хотя бы дочка смогла погреться на южном солнышке. Это Филиппенко неожиданно вспомнил о существовании своей дочери и прислал денег на ее поездку.
Что касается меня, то, если бы не Леша, то я бы никуда и не поехала. Того, что я зарабатывала, хватало только на аренду офиса и зарплату персоналу, моя н забранная зарплата копилась на бумаге и составляла около полумиллиона. Я работала, фактически, на голом энтузиазме.
Но разве это было важно? Рядом был Лешка, который с готовностью брал на себя материальные проблемы – оплачивал постой трех лошадей, и все другие мои покупки. Его совершенно не напрягали мои долгие походы по магазинам в поисках какой-нибудь «вкусной» тряпочки.
Если хмурым питерским утром мне лень было готовить завтрак, то Лешка вез меня завтракать в пятизвездочный отель. Он, так же, как и я, считал, что время, потраченное на бытовые заботы, это время, украденное у книг и лошадей. Даже собирался нанять домработницу, дабы оградить меня от бытовых хлопот. Впервые за долгие годы самостоятельной жизни я чувствовала рядом надежное мужское плечо. Смешно сказать, но я , боявшаяся после восьми лет тяжелого брака даже мало-мальски серьезных отношений с мужчинами, рядом с Лешкой почувствовала себя в безопасности. И даже рабочие проблемы воспринимались уже не так трагично. У меня был крепкий тыл.
На работе между тем была вечная нервотрепка. Заказов было мало, менеджеры работали плохо, «косячили», отбивая и без того немногочисленных заказчиков, репутация компании, о которой я пеклась последние восемь лет, страдала и портилась. Мы по-прежнему занимали очень большой офис и держали складское помещение. Расходы на ежемесячное содержание фирмы доходили до полумиллиона в месяц. Мне бы их тогда сократить, но я никак не могла найти помещение, в которое было возможно переключить наш «раскрученный» за столько лет телефон.
Несмотря на эмоциональный подъем, чисто физически, я очень сильно измотана и нуждалась в отдыхе. Иногда я засыпала, даже не дождавшись, пока Лешка угомонится. Вставал он очень рано, ложился поздно. Если для моего друга четырех-пяти часов сна в сутки вполне хватало, то для меня этого было явно недостаточно. Мне было необходимо хотя бы семь часов сна. Это были «издержки» нашей с Лешкой совместной жизни.
Я буквально спала на ходу, но не хотела «наезжать» на Лешку. Все-таки, мне с ним было очень хорошо. Я снова вошла в роль домашней жены, пока не была найдена достойная домработница – мыла посуду, гладила рубашки, собирала Лешку в командировки. Сам он был ужасный разгильдяй. Если чемодан собирал он, то обязательно
что-то забывал. И потом долго ходил по магазине в поисках крема для бритья нужной марки или туалетной воды «Давидофф». И в этом он был весь – сперва создавал себе проблему, а потом доблестно ее решал. Но результат был неизменно положительный.
Конечно, совместная жизнь требовала постоянных компромиссов. Лешка тоже иногда ворчал и злился. Но эти моменты помрачения были кратковременны и неизменно заканчивались бурными извинениями в горизонтальном положении. Лешка много читал, и его литературный вкус чрезвычайно мне нравился. Можно было часами лежать в постели , каждый со своей книжкой, периодически прерываясь на что-нибудь более интересное. Лешка был очень приятный на ощупь, и у меня то и дело возникало желание до него дотронуться. Он всегда без разговоров откладывал книжку и брался за дело. А это дело он любил, наверное, больше всего на свете…
По сравнению с моим бывшим супругом, Леша был настоящий ангел. Я не обращала внимание на его мелкие недостатки, а Лешкины достоинства мысленно превозносила до небес, саму себя убеждая в том, что идеальных людей не бывает. И даже Лешкина привычка переходить ни с того ни с сего на голландский, уже перестала меня раздражать. Мне ничего не оставалось, как отвечать ему по-английски. Что неизменно вызывало бурный взаимный хохот. Ведь нет ничего более нелепого, как двое русских , говорящих между собой на иностранном языке. Мы с Лешкой медленно, но верно врастали друг в друга. И в его энергетическом поле мне было очень комфортно.
Моя семейная жизнь закончилась неожиданно и бесповоротно. У Лешки случился сильный стресс. Завершился Лешкин основной проект в России, а тот новый проект, который он нашел и подготовил специально для себя, не нашел понимания у его начальства. Голландцы прицепились к какой-то ерунде и проект «завернули». И Лешка запил. Я и раньше знала, что прежде Лешка крепко пил. Он сам рассказывал об этом, но как о делах давно минувших дней. Он уверял меня, что «завязал». И действительно, за последние три месяца Лешка ни брал в рот ни капли, спокойно взирая на то, как я запиваю свою еду вином. В супермаркете он всегда клал в корзинку выбранную мной бутылку, но ни разу не просил ему налить попробовать.
А тут Лешка начал «кушать» водку литрами. Что он творил в своем запое, не поддавалось никакому описанию. Не стоит ворошить прошлое и смущать читателя неприятными сценами. Скажу лишь, что даже генетически Лешка не переносил алкоголь. Его печень его не расщепляла. Запой был продолжительным и настолько тяжелым, что выйти из него самостоятельно Леша уже не мог. Он лежал под капельницей и материл медсестру, которая отчаянно пыталась ему помочь.
Меня он просто выгнал «взашей», одномоментно перечеркнув три чудесных месяца нашей любви. Не хотел, чтобы я видела его таким.
На следующий день надо было вылетать в Ниццу. Лешка никогда не мелочился в таких вопросах – мы должны были лететь первым классом. Кресло, на котором должен был сидеть мой любимый мужчина, пустовало. С друзьями мне предстояло увидеться только в день матча. Я летела на Лазурное побережье совершенно одна.
Французский юг встретил меня мягким ласковым солнцем. Плюс 23-25, вода что-то около того. Нет изматывающей жары, кругом пальмы , платаны и олеандры. Едва заселившись, я рванула навстречу морскому бризу. Отплыв подальше от берега и оглянувшись на пальмы Променада Дезанглез, я вдруг подумала, что набережная Ниццы
удивительно похожа на открытки с видами старой Гаваны…
Я просто влюбилась в этот тихий уютный французский городок с мягким климатом и причудливой архитектурой, с элегантными кафе и уютными ресторанчиками, с собором Нотр Дамм и русской православной церковью, со старинной крепостью и музеями Матисса и Шагала, и маленькой каруселью с расписными лошадками. Удивительно, но ни в Ницце, ни в ее окрестностях я не встретила ни единой лошадиной души. Только вот эти карусельные лошадки…
Когда я приезжаю куда-то на отдых, мой «перпетум мобиле» продолжает работать в своем обычном ритме еще дней пять. Мне никак не настроиться на отдых – хочется куда-то нестись, что-то делать, делать…Здесь же отдых начался сразу, точно кто-то выключил тумблер на этом вечном двигателе. Словно Ницца и есть суть этого самого отдыха.
Я бродила по улицам Ниццы , украдкой рассматривая дома и виллы. Взбиралась на гору и подолгу обозревала чудесную перспективу , которая стремилась навстречу синему морю. Мне всегда казалось, что Лазурное побережье должно быть покрыто белоснежным песком. Но песок лишает воду прозрачности и насыщенности цвета. Лазурный берег состоял из мелкой гальки, которая шуршала и перекатывалась в волнах. Вода была совершенно прозрачная и такая теплая, что совершенно не освежала.
Я вдруг поняла, что за последние три месяца совсем разучилась быть одна. Привыкла, что Лешка сопит ночью рядом, и иногда скрипит зубами, что он отвозит меня по утрам и забирает меня с работы, что даже в поле он скачет со мной стремя в стремя. И дышать без Лешки было тяжело. Словно я очутилась в горной местности с разреженным воздухом, и мне хронически недоставало кислорода. Лешка не отвечал на мои звонки, а под конец он все же прислал мне СМС-ку. И в ней было только одно слово: «прости».
Валя узнала мои печальные новости и изменила их с Тони планы на отдых. Они оставили свою виллу в Портофино на два дня раньше и приехали в Ниццу приводить меня в чувство. Кандидатура голландского Леши в качестве моего спутника жизни очень Валю устраивала . А вот новость о нашем трагическом расставании не на шутку ее испугала. Собственно говоря, это мы с Лешей должны были приехать к ним в Портофино , а оттуда рвануть в Геную. Этот город была белым пятном в моем исследовании Италии, а генуэзская кухня всегда меня привлекала. Тони и Валя снимали виллу целиком, и для нас предназначалась большая комната на втором этаже. На мою беду, было воскресенье , и на Геную из Ниццы не было ни одного прямого поезда. Тогда Тони и Валя приехали ко мне сами на машине.
Мы провели два дня вместе, купаясь и загорая, делясь новостями и переживаниями, поглощая мули и розовое прованское вино. Мули, то есть мидии, французы готовят двумя способами – как первое блюдо, в этом случае мидии плавают в ароматном бульоне из белого вина и прованских трав. Во втором случае они залиты густым кремообразным соусом, в который макается хрустящий французский багет. И это уже основное блюдо.
Первая съеденная мидия, а точнее оставшаяся раковина является щипчиками для того, чтобы выудить из раковин все остальные. Процесс поглощения мидий во Франции так же естественен, как для Ростова грызть семечки.
Море в Ницце очень чистое, вода такая теплая, что даже не освежает, можно плескаться хоть целый день, пляжи ухоженные. Не потому ли питерцы приезжают в Ниццу целыми семьями на все лето? Они даже хвастались мне, что три месяца здесь обходятся намного дешевле, чем снимать дачу где-то в районе Комарово. А Комарово –
это ведь совсем не Ницца. После хмари и сырости так чудесно нежиться на солнышке, и качаться на волнах…
Валя лежала рядом со мной в шезлонге, и как-то не верилось, что мы как раз об этом мечтали еще в начале нашей совместной работы: Ницца, море, вино, морепродукты. Только все это тогда было из области фантастики, а вот сейчас превратилось в реальность. Мне было немного легче рядом с Валей, как будто она разделила со мной мою беду, уменьшив ее ровно наполовину.
Вечером мы с Валей и Тони «зажигали» в клубе «Гавана» под ритмы бразильской самбы и кубинской босановы, ели рыбу, приготовленную в кубинском стиле , пили коктейль «Свободу Кубе» и ели потрясающий десерт из батата, изюма и рома. Место было небольшое, и, видно, очень популярное в Ницце – народу было просто битком набито. Когда посетители танцевали сальсу, надо было держать ухо востро, чтобы тебе не отдавили ногу острым каблуком – танцпол был крошечный...
На следующий день Валя и Тони уезжали в Лондон, так и не оставшись на матч.
- Аля! Не сиди одна в отеле. Съезди в Монте-Карло, это в каких-то двадцати минутах отсюда на поезде. Сходи в офис информации для туристов, набери там экскурсий, встряхнись, не варись в своей проблеме, не «загоняйся». Лучше «влипнуть» в какую-нибудь историю, чем бездарно просидеть в углу. И вообще, клин клином вышибают! Нам срочно необходим новый мужчина. И желательно, непьющий европеец…
Валя по-прежнему считала, что для меня будет лучше, если я буду жить в Европе. Вы не поверите, но я уже и сама так считала. Как буд-то Питер, с его нездоровым климатом, душил меня и как бы лишал права на будущее. Слишком много всего печального случилось со мной в этом городе. Это был сугубо «оперный» город. И мне хотелось срочно внести в свою жизнь элемент оперетты. Знать бы мне, что события, наступившие вскоре, можно причислить только к жанру драмы.
Я проводила друзей ,взяла с Тони обещание , как и раньше, сочинять для Вали песни по субботам, и рассталась с ними на долгих полтора года. Все это время мы переписывались и перезванивались. Просто не виделись.
На следующий день я поплелась на вокзал и села в поезд Ницца-Монтекарло. Вы не поверите, но мой поезд отменили. Пришлось пересаживаться в другой , и дорога до соседнего города в итоге растянулась больше чем на час. Поезд остановился на вокзале, выдолбленном в скале, и, чтобы попасть в город, пришлось долго ехать на лифте.
В Монтекарло действительно очень красиво, но красиво какой-то лощеной и слишком роскошной красотой. Я бы даже сказала – избыточно красиво. Монте Карло мне показался огромным тортом, щедро украшенным кремовыми розочками, марципанами и шоколадом. Я люблю марципан, а вот от кремовых розочек меня тошнит.
""
ККризис вообще многое перекроил в привычной жизни. Теперь банки перестали предоставлять кредиты строительным организациям, стройки «встали». Но строительные компании были моими основными клиентами, соответственно, они ничего не покупали. Частные же заказчики были увлечены процессом кратковременных валютных спекуляций, поэтому у меня вообще никто ничего не покупал.
Но и другие сферы деятельности тоже сильно пострадали. На многих предприятиях не выплачивали зарплату, полным ходом шла волна сокращений, фирмы переходили на сокращенную рабочую неделю. Были даже семьи, где и муж и жена одновременно потеряли работу. Это было страшно. Вслед за валютой, подскочили цены на продукты и одежду.
Поэтому в создавшихся условиях желающих купить себе лошадь не было. На конюшнях то и дело появлялись частные владельцы, которые привозили документы на лошадей, бросали их и говорили:
- Лошадь мне больше не нужна. Делайте с ней, что хотите.
Владельцы конюшен ломали голову, что теперь делать с этими лошадьми и
пристраивали их в хорошие руки. Зачастую это были спортивные лошади хорошего уровня – прыгающие сто тридцать сантиметров и выше, и даже большепризные
выездковые. Естественно, что мой средненький «хоббик» Харлей, пусть даже и нарядный и с хорошим характером, оказался никому не нужен. Да и цены на лошадей упали раз в пять, наверное. Был ли смысл покупать себе лошадь, если можно взять даром коня, от которого отказались его владельцы. Отказались по разным причинам. Кому-то самому было нечего есть, а кому-то не хватало на поездку на остров Маврикий. Приоритеты у людей разные.
Я искала на Хрюшу арендаторов. Коник он был симпатичный, приятный, хоть и не выдающихся спортивных статей. Харлей прыгал маршруты метр- метр десять , совершенно безотказно. Нашлись две девочки, которые «располовинили» аренду и взяли на себя расходы по содержанию Хрюши – плату за денник и корма, подкормки, мазилки, прививки, расчистку копыт. Все вместе «тянуло» почти на пятнадцать тысяч в месяц – одиннадцать - конюшня, и еще четыре на мелкие расходы. Еще шесть тысяч рублей я платила берейтору за ежедневные тренировки моего увальня. Поскольку он выводился девочками шесть раз в неделю, необходимость в берейторе отпала. То есть двадцать одна тысяча чистой экономии. Для меня это было существенным облегчением.
Узнав, что я продолжаю попытки продать Харлея, сердобольные девочки захотели его купить. Но они предлагали за него всего пятьдесят рублей, и я уже, было, согласилась даже на эту издевательскую сумму. Но тут ситуация приняла неожиданный и неприятный оборот.
Хрюша, как мне казалось, от аренды не слишком пострадал, был упитан и весел. Но ненадолго. Хрюша начал …кашлять. То есть все лошади периодически кашляют – то случайно подавился, то что-то не то понюхал. Я не знаю, что с лошадью делали эти девочки. Я на конюшне почти не появлялась – пыталась решить рабочие проблемы. Может быть, арендаторы не «разогревали» коня в начале тренировки. Лошадь ведь не своя, чего утруждать себя утомительным отшагиванием. Сел и поехал сразу галопом. Может быть, коня бросили мокрого после тренировки. Правду мы уже никогда не узнаем. Короче, Хрюша очень серьезно заболел.
Приступы кашля были длительными и тяжелыми. Хрюша дышал ребрами, сильно похудел. Шерсть была взъерошенная и тусклая. Приступы, конечно, купировали сильными уколами, но Хрюше требовалось серьезное, длительное и дорогостоящее лечение. А у меня даже не было денег на лекарства. Их вообще ни на что не было. Девочек сразу же , как ветром, сдуло. Отвечать за то, что здоровью лошади был нанесен урон по их вине, не входило в их планы. Это как будто одолжить фен у подружки, сломать его и , как ни в чем ни бывало, вернуть его обратно. А ведь это была не деревянная лошадка, а живой конь.
Денег , как назло не было совсем. Точнее, последние деньги ушли на лекарства для Харлея. Но их хватит ненадолго.Я начала срочно искать людей, которые заберут Хрюшу вот в таком виде и продолжат лечить. Но уже не как спортивного коня. А просто из жалости.
Они приехали на конюшню в воскресенье – дядечка лет пятидести по имени Владимир и мальчик лет шести. У дядечки два года назад скончалась дочь от лейкемии, и теперь он желал купить лошадку для своего внука. Вряд ли он мог себе позволить такую трату – он тоже был занят в строительной сфере. Повесить на шею лошадь , да еще и больную, в кризис было делом очень рисковым. Он поехал смотреть коня из любопытства, ну и мальчика на лошадке покатать. Забесплатно же!
Но вот хозяйка лошадки Владимиру очень приглянулась. Он долго рассматривал документы Харлея, которые были в полном порядке. Спросил, какая цена.
- Пятьдесят тысяч.
- Я могу дать больше, но настаиваю на встрече в интимной остановке.
У меня просто отвалилась челюсть. Такого удара в солнечное сплетение я, конечно, не ожидала.
Владимир хорошо понимал , что положение мое было безвыходное. Он ждал моего положительного ответа. Ответ был отрицательный. Мне, конечно, нужны были деньги, но не такой ценой. Я сухо попрощалась с ним и ушла.
Девушка Карина, которая «подогнала» этого Владимира, заверила меня, что тот был слегка пьян и не стоит воспринимать его слова серьезно. Лошадь то ему нужна! Лошадь хорошая, катать ребенка сможет.
Я позвонила Владимиру еще раз. Его ответ был примерно таким же. Он и в трезвом состоянии более был заинтересован в том, чтобы залезть под юбку к хозяйке, чем купить лошадь. Если Хуторок , сам того не ведая, способствовал тому, чтобы отвадить от меня искателей приключений вроде Бъена, то его сын подталкивал меня к грехопадению. Забавный «перевертыш». Естественно, я отказала Владимиру…
На душе было мерзко. Лошади почему то перестали быть отдушиной, источником позитивных эмоций и радости. Они превратились в черную дыру, в которую утекали последние деньги и мои оставшиеся душевные силы.
Да – лошади были моей первой любовью, моей голубой детской мечтой, моей путеводной звездой по жизни. И в этом предложении главное слово «были». К сожалению, лошадей окружают люди. Именно они формируют конный мир, который неотделим от лошадей.
Сама по себе лошадь существовать не может, она просто погибнет. Это не собака и не кошка, которые сами о себе позаботятся и найдут себе пропитание. Лошади нужен конюх, который будет ее кормить и поить, убирать навоз, менять подстилку , следить за порядком на конюшне. Потребуется так же и коновод, который будет ее чистить и водить гулять. Еще одна должность, без которой не обойтись - берейтор, который обучит лошадь всем тонкостям контакта с человеком и приведет ее к спортивным высотам. Лошади нужен тренер, который будет контролировать работу берейтора и корректировать ее для достижения наилучшего результата. В процессе спортивного тренинга, да и просто содержания лошади могут возникнуть проблемы с ее здоровьем, поэтому нужен ветеринар, чтобы ее лечить. Лошади нужен зооинженер, чтобы осуществлять наилучший племенной подбор жеребца и кобылы для получения высококлассного потомства. Конюшне нужен поставщик кормов, который обеспечит постоянное наличие сена и зерна в кормушке. Лошади нужен шорник для пошива амуниции, ее ремонта и подгонки седел. Также нужен коваль для ковки и ежемесячной расчистки копыт. Я, кажется, никого не забыла в этой цепочке. И, наконец, лошади нужен любящий и заботливый владелец, чтобы оплачивать труд всех этих специалистов.
И каким бы замечательным ни был этот владелец, вероятность того, что в этой цепочке окажутся нечестные, непорядочные и просто ленивые люди – очень велика. Лошадь является заложником нашей ,человеческой , порядочности. У владельца, как
правило, нет возможности постоянно присутствовать на конюшне и контролировать все, что происходит на конюшне, в леваде, на плацу. Поэтому слишком велика вероятность
того, что с лошадью что-то случится. А вина за лошадиную смерть навсегда останется на вашей совести несмываемым пятном. И вы всю жизнь будете мучиться из за того, что недосмотрели за персоналом, недодали заботы и внимания своему любимцу.
Есть владельцы, которые относятся к лошади исключительно ответственно. И зачастую кладут собственную жизнь на алтарь служения лошади. Они живут на конюшне, уходя туда, как в монастырь, отгораживаясь от всего остального мира. Как правило, это барышни. Они бегут в этот конный мир от тягот мира человеческого.
Иногда это девушки, обманутые их мальчиками, иногда это подростки , и мальчики и девочки, непонимаемые и отвергаемые своими родителями, иногда это «непризнанные гении». Я встречала в этом мире мужчин, разочаровавшихся в семейных отношениях и отдающих лошадям все свое свободное время, женщин, не способных иметь детей и переносивших на лошадей всю свою нерастраченную любовь, «бывших» бандитов, которые холили своих лошадей, пытаясь «замолить» грехи прошлого. Все они стремились к лошадям, а попадали в конный мир, зачастую еще более циничный и безжалостный, чем мир человеческий.
Я и сама сбежала на конюшню от тирании своего мужа. Но моя жизнь сложилась так, что у меня получилось не застрять в этом конном мире, лишая себя всех возможностей, которые дает активная и деятельная человеческая позиция. Я не стала монахиней конного мира, за что я должна сказать судьбе большое «спасибо».
Но в тот момент я не могла решать два вопроса ( и фирмы и лошадей) одновременно, просто сил не хватало. Слишком уж большой ценой достались мне разборки с бандитами. Мне хотелось пристроить моих лошадей в хорошие руки и сосредоточиться на выстаскивании из кризиса своей компании. И пока я была связана обязательствами перед своими лошадьми, я все еще была частью этого конного мира.
С момента начала занятий в Стрельне прошло долгих двенадцать лет. За это время было всего очень много – целый табун просто знакомых и даже моих собственных лошадей, толпа «специалистов» и аферистов от конного спорта. Гора амуниции была изношена за это время, а еще больше хлыстов, ногавок, вольтрапов, бинтов, подпруг, хлыстов было просто у меня украдено, было потрачено в общей сложности почти несколько миллионов. Но было спасено от смерти шесть лошадиных душ. Кроме бедного Васи, попавшего «под раздачу», пятеро из них жили и здравствовали. Много было приятных, а много и горестных минут. Но приятного было, конечно, больше. И надо помнить именно это. Это моменты нашего конницкого счастья.
В тогда мне было душно и тесно в этом конном мире. Те обязательства, которые на мне лежали в данный момент, были для меня тогдашней чрезмерны. Масла в огонь подливала Наташа Колтушева. Она третий год была берейтором О Хары, выиграла на ней этапы чемпионата России Северо-Западной Зоны. Но главное было даже не это. Наташа очень любила О Хару и заботилась о ней со всей самоотверженностью. Если О Харе было что-нибудь нужно купить, то мытьем или катаньем, но Наташа нужную вещь из меня «выдуривала». Другое дело Хрюша.
Хрюшу Наташа считала посредственностью. И хотела этого коня убрать со своей конюшни. Почему со своей? Потому что она и ее подруга Катя взяли в аренду конюшню,
где мы стояли. С этой конюшней произошла интересная история, которую я считаю своим долгом рассказать.
Центральной персоной этого эпизода был некий Михалыч. И этот Михалыч был как будто Хомутова мужского пола. Только размах его художеств был похлеще. Я упоминала таинственных консультантов, которые «довели до ручки» бизнесменов по фамилии Пен. Одним из них был Михалыч. Именно при нем производящий состав Ландышевки разросся до беспредела, в нем появились арабские и ахалтекинские жеребцы, хотя у Пенов был шикарный вороной тракененский жеребец Мессер-Шмидт и отличные тракененские матки. Михалыч был старый кавалерист и на лошадь смотрел под весьма своеобразным взглядом. Если у Хомутовой «пунктиком» был жеребец Бархат, то у Михалыча размах был поистине гигантский. Один конкретный жеребец? Это слишком мало. Он радел за престиж всего российского коневодства в целом. Ему мерещились огромные табуны и олимпийские рекорды. Платили за воплощение его мечты, естественно, совсем другие люди. И, в конце концов, Михалыч их-таки разорил. Развалив хозяйство Пенов «до основанья», Михалыч, довольно быстро пристроился к Галине.
Галина в чем-то была похожа на меня. Только Галина не лелеяла спортивных надежд. Она любила лошадей просто так, и средства это ей позволяли. Она владела огромным количеством земли, которая в тот докризисный период стоила в районе Всеволожска шальных денег. У Галины была своя собственная конюшня, устроенная с учетом всех лошадиных и человеческих потребностей: денники просторные, светлые, автопоилки, резиновые коврики в проходах, горячая вода. К услугам частных владельцев были туалет, душ, просторная клубная комната и даже стиральная машина для стирки попон. В конюшню вмещалось десять голов. У Галины были три свои спортивные лошади, на которых выступали спортсмены-любители, а пять лошадок, купленных из жалости и приведенные в порядок , бегали в детских сменах, обучение в которых было очень недорогое. Две частные лошади, принятые на постой, то есть мои, позволяли содержать конюшню на уровне самофинансирования. Вот на этом бы и надо было остановиться.
Но тут на горизонте возник Михалыч – рыжий и бородатый. Странная форма ушей очень делала его похожим на черта. Жаль, что этого никто не заметил. Он внушил Галине, что она должна помочь нашему российскому коневодству. Михалыч уговорил Галину поехать на конезавод имени Первой конной армии посмотреть лошадок, которые помирают с голода. «Просмотр» закончился тем, что из Ростова приехали коневозы с лошадьми, которые доставили в Колтуши двадцать пять голов наловленных в табуне «дуболомов». Это были двухлетки и трехлетки донской и терской пород, незаезженные, неоповоженные и дикие, настоящие мустанги.
Кони в табуне ловились по принципу, очевидно, кого поймаем. Ловилась рыбка не только большая, но и маленькая. Брали и маленькую, поскольку «лошадок было жалко». Предполагалось, что всех лошадей подготовят в спорт и продадут "задорого". В чем заключалась помощь российскому коневодству, я так и не поняла. Видимо, в том, что эти дончаки и терцы попадут в спорт. Там из них выжмут все, что только можно, и оправят, покалеченных и измученных, скорее всего в прокат, или чего хуже, на мясокомбинат.
Всех купленных лошадей разместить в конюшне Ирины не смогли, и Ирина взяла в аренду конюшню в соседнем Ванино. Не знаю всех подробностей этой истории, знаю
лишь, что из тридцати голов продалась одна, тысяч за сто, не больше . Маленькую же конюшню в Колтушах взяли в аренду Наташа и Катя.
Из десяти мест два остались за мной, два места занимали личные лошади Наташи и Кати, на оставшихся шести стояли другие частные лошади. На постое много не заработаешь. Восемь мест по десять тысяч – это восемьдесят тысяч рублей. Тридцать отдай хозяйке, за аренду конюшни. Заплати за сено, по двенадцать килограмм на голову в день, это полторы тысячи, заплати за корма, это еще полторы. Итого еще тридцать тысяч на корма. Оплати вывоз навоза, заплати за опилки, за свет и воду , а так же заплату конюхам. И тогда становится понятно, что хорошо еще, если выйдешь в «ноль». Заработать можно только тогда, когда владельцы платят «берейторские» за своих лошадей. То есть с владельца взять одних денег за ежедневную работу с лошадьми, а непосредственному исполнителю заплатить меньше.
Проблема Наташи и Кати была в том, что из восьми частников берейторские услуги ,сперва, заказывали четверо, но в кризис их осталось только двое. Значит, надо было выжить «неправильных» лошадей и пустить тех, кто будет платить за работу. Хрюша был одним из «неправильных» лошадей и мне открытым текстом говорили, что от него нужно избавиться.
Я упорно искала Харлею новых владельцев. Уже не пыталась его продать, отдавала даром. Просто за то, чтобы его лечили. Это было честно по отношению к Хрюше. Не можешь содержать лошадь – отдай тому, кто может. Харлея задаром забрали владельцы, у которых было трое своих лошадей. Люди они были весьма обеспеченные, ездили на новом джипе «БМВ». Думаю, они были такими же силовиками, как «бетонный» Сергей. Во время кризиса спрос на их услуги резко возрос. Правда, это не помешало им «выцыганить» у меня даром Хрюшино седло. Деться мне было некуда – я согласилась.
У них Хрюша получил необходимое лечение и отьелся так, что превративлся в кругленького гнедого кабанчика. Хрюша стал их самой любимой лошадью, несмотря на то, что другие лошади были ими куплены по сто-двести тысяч, а Хрюша достался «на халяву» И он больше не кашлял. И слава Богу!
Между тем, на работе все было очень плохо. В один прекрасный день я обнаружила, что мою компанию лишили овердрафта. Это такая система, при которой банк позволяет клиенту периодически залезать в деньги банка на определенную сумму. В моем случае это была сумма в триста тысяч рублей. Не хватает на оплату текущих счетов – всегда можно «одолжить» деньги у банка. Не бесплатно, но все же! Очень удобно. Овердрафт был существенным подспорьем зимой, когда продажи были нестабильны.
Договор с банком действовал до конца апреля, но мне отказали еще в начале февраля. Я очень рассчитывала на эти деньги и хотела побороться за свой овердрафт. Менеджер моего банка долго мялся и жался и , в конце концов, признался, что ему пришла разнарядка из Москвы, чтобы быстро прикрыть кредитную линию всем компаниям, занятым в сфере строительства.
- Но ведь мы не строительная компания!
- Не важно, вы поставляете строительные материалы.
Менеджер понимал, что его начальство неправо, но помочь мне ничем не мог.
У меня не было денег, чтобы заплатить всю сумму за Фенин постой. Я затянула оплату на два месяца. Наташа и Катя заявили, что если так пойдет и дальше, то О Хару они просто заберут за долги. Выручила старая подруга Кира, та самая, с которой мы
работали у Светланы Львовны. Она одолжила мне тридцать тысяч , со словами «Вернешь, когда сможешь» , и я погасила долг за конюшню.
Другому частному владельцу, Кириллу повезло еще меньше, чем мне. Бедняга «поймал» в этот период все, что он вообще мог «поймать» - от него ушла жена, обвалилась ситуация на работе и с сердечным приступом он попал в больницу. За коня никто не платил четыре
месяца. Тогда девочки продали его мерина и забрали себе деньги за долги. И очень жалели, что та же история не повторилась с О Харой – кобыла им очень нравилась.
Короче, девочки «зарвались». Но в данном случае сама ситуация отреагировала на их неправоту. Объявилась Ирина, которую «попросили» с большой конюшни за неуплату аренды. В кризис земля не покупалась совсем, и Ирине пришлось очень плохо. Ей ничего не оставалось, как отказать Наташе и Кате в аренде и вернуться в «родные пенаты». Не знаю, как она собиралась поставить тридцать голов в конюшню, рассчитанную на десять лошадей.
Чем закончилась история помощи Ирины русскому коневодству – не знаю. Предполагаю, что она повторила судьбу ее предшественников Пенов, или же она раздала лошадей в хорошие руки, не дожидаясь, пока на конюшне начнется падеж.
От Хрюши и других невыгодных лошадей девочки избавились, нот вот обогатиться не успели. Они тоже оказались «бомжами». Им пришлось искать себе другое место постоя.
Итак, коневладелец из меня, в итоге, получился тот еще! Два лошадиных трупа на совести, неудачная аренда конюшни, провальная попытка племенной работы. Ни одной собственной спортивной победы. Ну да, О Хара заняла второе место на Кубке России, была многократным призером Кубка Альфареса, заняла первое место среди молодых лошадей на Северо-Западной Зоне. Но не под моим седлом. На ней прыгали профессиональные спортсмены. Сама я считала конкур слишком опасным для меня видом спорта, совершенно мне неподходящим. Но О Хару я «тянула» из последних сил, понимала, что эту лошадь я должна сохранить во что бы то ни стало. Она была моим первым и последним жеребенком, и, фактически, членом семьи.
Я переставила ее на другую конюшню , с постоем за семь тысяч рублей вместе с сеном, а корма покупала сама. Сама привозила их с базы, перемешивала, засыпала в мешки, и лошадь в итоге получала все необходимое – овес, кукурузу, ячмень, травяную муку и подсолнечный жмых. Когда появилась трава, я водила Феню пастись. Сама стирала и штопала попоны и вольтрапы.
Понемногу ситуация на работе выправлялась. Из «критической» она превратилась в просто тяжелую. Стабильно тяжелую. С кем-то из поставщиков я расплатилась, с кем-то договорилась о реструктуризации долга. Но долги еще оставались, и очень большие. Пришлось влезть в еще три кредита под бешеные проценты. Отныне моими «критическими днями» стали 12-е, 20-е, 25-е и 28-е число каждого месяца, когда я гасила проценты по кредитам.
Заказов было мало, доставались они тяжело, приносили мало денег, но это была хоть какая-то работа. Мы ждали начала сезона. Он так и не наступил. Вялое копошение после полного отсутствия сделок. У конкурентов больших и маленьких дела обстояли не лучше. Только расходы у них были больше. Я переехала в маленький офис. Теперь содержать фирму с такими расходами было уже значительно проще. И можно было бросить все силы на погашение старых долгов.
Реклама не работала – держались на старых, наработанных контактах, на
«откатах», за которые менеджеры подгоняли нам заказы. Иногда приходилось соглашаться на сделки, по которым прибыль составляла пятьсот-шестьсот рублей, а телодвижений было столько же, что и на большом заказе. Вот только за сомнительные сделки мы больше не брались, помня, сколько бед нам причинил заказ «бандита» с церковью.
Но самым страшным для меня было не это. Приблизительно так же, как я , жила вся наша страна – с трудом сводила концы с концами, выкручивалась, искала возможность погасить долги. Полопались банки, прошло громкое банкротство больших строительных компаний, страховые фирмы дышали на ладан, многие финансовые фирмы прекратили свое существование, закрывались автосалоны и магазины. Везде были вывески с надписью «сдается». Я была ничем не лучше остального народа. Я попала в общую большую мясорубку.
Особенно страшно было то, что мне совершенно не на что было опереться. Футбол уже не радовал. Триумф в Монако стал последним моментом нашего футбольного счастья. «Зенит», потративший много сил в еврокубках, буксовал в российском чемпионате. Одни и те же игроки стартового состава стабильно играли каждую игру о звонка до звонка, без замен, и были измотаны физически и морально. Голландец Адвокаат из игры в игру использовал в «Зените» одну и ту же схему и вообще вел себя странно.
Ушел в «Арсенал» Андрей Аршавин. Отпускать его в «Зените» не хотели. Но тогда парень пригрозил им, что, если его не отпустят, то он будет саботировать игру. Пришлось отпустить парня в Англию. Игра «Зенита» утратила остроту и непредсказуемость. Аршавин был мастер интриги, мог «выдурить» гол практически из ничего. Зато его креативность пригодилась английскому клубу. Надолго ли?
Зенитовскую игру все уже давным-давно «прочитали», а новых сценариев Адвокат не предлагал. Он давно стал тормозом прогресса в клубе и явно нам мешал. Позорное пятое место в чемпионате перечеркнуло возможное участие «Зенита» в Еврокубках. А чемпионом Росси стал казанский «Рубин», который показывал неинтересную бесцветную игру, но добывал в каждом матче три очка и полз к чемпионскому титулу с упорством идиота. Все громко кричали, что это случайность, но и в следующем сезоне «Рубин» проводил в жизнь ту же политику и опять был основным кандидатом в чемпионы.
Ушел в «Баварию» мой любимец Толя Тимощук. Оборона «Зенита» была «заточена» под него. Достойного преемника в лице Игоря Денисова не случилось. То есть Денисов, конечно, очень старался. Он был работящим и смелым, но не таким быстрым и самоотверженным, как Тима. Он не был звездой. В оборону пришел очень приличный португалец Мейра, вернулся в строй Николаз Ломбертс. В обороне наконец-то кое-что наладилось. И тут выяснилось, что нет атаки. «Забузил» и давно был отдан в аренду «Рубину» аргентинец Домингес. Паша Погребняк тоже смотрел в сторону Европы и играл вполноги. Турок Текке то играл, то не играл и , в конце-концов был выставлен на трансфер. Дани от игры к игре почему-то все никак не мог забить, а потом получил самую противную травму из тех, что подстерегают футболиста – разрыв крестообразной связки. Португалец Дани выбыл из строя очень надолго, а может быть, до конца сезона.
Команда изменилась. А изменений в тактике игры команды не последовало.
«Зенит» от игры к игре показывал футбол, который был уже не результативен. Защитники пропускали, нападающие и полузащита не забивали. В команде начались ссоры и дрязги.
Пока капитаном был Тимощук, в «Зените» царил мир и согласие. С его уходом капитанская повязка кочевала по разным игрокам и ни у кого надолго не задержалась.
Тренер не мог, а может быть, и не хотел что-либо менять в «Зените».
Адвокат превратился в заложника своей семейной ситуации. Его молодая жена-англичанка находилась в Лондоне и ехать в дикую Россию наотрез отказывалась. Я ее понимаю, Питер – не Лондон. Но мне кажется, семья – она семья только тогда, когда оба ее члена находят компромисс в отношениях. Жена Адвоката явно не была «женой декабриста». Но ведь Питер – и не Сибирь. При желании, и в нем есть, чем себя занять. Постоянное капанье на мозги со стороны жены потихоньку привело к тому, что Адвокат договорился с бельгийцами и тупо стал зарабатывать деньги, «нарываясь» на досрочное расторжение контракта и выплату гигантских отступных. В клубе был разброд и шатание. Короче, в «Зените» был такой же кризис, как и во всей стране.
Надо было срочно расставаться с Адвокатом, пока он не развалил команду «Зенит» окончательно. Это понимали все, вплоть до мальчиков, подающих мячи на стадионе. Но руководство клуба хотело пригласить тренера-иностранца. Тренировать «Зенит», провинциальный российский клуб, пусть даже и с большим бюджетом, европейские гранды не рвались. Вопрос не решался.
Футбол перестал радовать, а скоро и совсем исчез из моего поля зрения. Он так и не смог занять в моем сердце место лошадей…
Глава 25
Нерадостные вести приходили из Лондона. В Англии кризис расцвел махровым цветом – лопались банки инвестиционные компании, сокращалось потребление товаров и услуг, безработица была даже выше, чем в Евросоюзе. Кризис очень серьезно прошелся и по Вале. «Кертис» уже не получал суперприбыли на отделе русского искусства. Его бывшие клиенты-олигархи были заняты спасением своего бизнеса и шальных миллиардов. Им было уже не до картин. Валя ничего об этом не рассказывала, не в ее правилах было выносить сор из избы, но это и так было понятно. Вдобавок, Тони привык к ней , отношения утратили былую свежесть и романтику, постепенно перерастая в привычку. И с ребенком как то все не выходило…
Валя вообще ничего не говорила. Она молчала, не отвечала на мои письма и звонки. Но я писала ей по привычке почти каждый день. Это помогало мне собраться с мыслями и проанализировать ситуацию. Я мучительно искала новую «отдушину». Мне нужно было найти себе какое-то новое занятие. То, что увлекло бы меня и дало новые силы противостоять обстоятельствам.
Наконец, Валя отозвалась. Все было еще хуже, чем я предполагала. Тони потерял работу. Типография, в которой Тони проработал больше десяти лет, обанкротилась и закрылась. Валя, иностранка, была вынуждена на какое-то время превратиться в кормильца. Тони искал работу, ходил на собеседования, но предлагали такие копейки, что соглашаться не стоило. Тони подрабатывал свадебной фотосъемкой и полностью взял на себя бытовые заботы – пылесосил ковры, возился в садике, закупал продукты, готовил ужин. Все это сблизило Тони и Валю, и у них опять все наладилось в семье, несмотря на материальные затруднения. Они опять ворковали, как тогда, в первый год их знакомства.
Моя конная жизнь тоже понемногу налаживалась. Уйдя с конюшни, которая была в аренде у Колтушевой, я нашла для Фени новое место. Я искала открытый денник, то есть такой, где лошадь стоит , фактически, на улице. Боялась, что начнет кашлять и Феня. Такой денник нашелся на маленькой, скромной конюшне под названием «Спаси коня». Здесь находили свое пристанище лошадиные калеки и пенсионеры.
Нашлись люди, которые держали своих лошадей не для того, чтобы потешить свое самолюбие кудрявой родословной, не для удовлетворения своих спортивных амбиций, и даже не для того, чтобы скакать в поле, навстречу ветру. Они просто давали возможность обделенным жизнью лошадям спокойно дожить то немногое, что им было отпущено. Хозяйка Оля на лошадях денег не делала, торговала кормами и амуницией, что давало возможность ее питомцам получать ежедневно овес, сено, и свежую подстилку. При
необходимости приезжал ветеринар и давал рекомендации по уходу за больными.
Один серьезный минус – рядом была овчарня и бойня. Когда Феня пришла на
новое место, она была в тихом шоке – кругом пахло смертью. Она дрожала всем телом и посекундно оглядывалась на меня:
-Мама! Что? Уже все? Мама! Я такая молодая и красивая! Я не хочу умирать.
У кобылы была истерика. Я взяла О Хаару на корду и повела в поле, которое располагалось сразу за конюшнями – пастись. Она не паслась, только бегала по полю, Периодически останавливаясь, принюхиваясь и вздыхая. Я послушно тащилась сзади.
Ждала, когда кобыла успокоится. Через сорок минут таких вот «прогулок» я поставила Феню в денник. Подошел Алик, конюх, принес ей в ведре воды. Она сперва сунулась в ведро, потом отпрянула. Я давно не видела свою лошадь в таких растрепанных чувствах.
Через час Феня успокоилась и занялась поеданием фуража. Потом мы опять вышли в поле. На этот раз Феня перестала дурить и занялась молодой сочной травой. Она даже сделала вид, что сбежала от меня, блестя на солнце четырьмя своими подковами. Все-таки, у этой лошади феноменальная нервная система. Я сидела рядом с ней на маленькой подушке, набитой гречневой крупой и наслаждалась покоем. Все поле было желтое от цветущих одуванчиков. Вдалеке , на холме, виднелись недостроенные коттеджи под красными крышами из металлочерепицы, одинаковые, будто из инкубатора, где-то на линии горизонта летал дельтаплан, на соседней конюшней ржали лошади. И на душе было подозрительно спокойно.
Я переместилась с подушкой поближе к Фене. Она , хитрая, задрала хвост петушком и опять «цок,цок, цок» отбежала от меня метров на десять. Я, сохраняя остатки спокойствия, опять переместилась. Фенечка, опять взялась за свое, но тут я пристыдила ее сердитым голосом.
- А я что? Я ничего… - сказала Феня. У кобылы взыграла совесть, и она подошла и позволила подцепить карабин корды к недоуздку.
Мне навстречу, с дороги, шла Маша Соколова. Беленькая девочка с конюшни клуба «Морской» . Она учила Феню прыгать еще, когда работала у Маринанны и Михаила. Маша узнала, что Фене нужен берейтор и с радостью согласилась снова поработать с моей лошадью. У нее, конечно, не было квалификации Колтушевой, которая когда-то была чемпионкой России среди юниоров, но зато Маша по-настоящему любила лошадей. К тому же, Колтушева была на последних месяцев беременности, и со своей то собственной лошадью заниматься не могла.
После того, как от конюшни в Янино ей было отказано, Наталье самой пришлось искать новое место для своего Ромы, что для беременной женщины было вообще затруднительно. Так что если она и обошлась с моим Хрюшей несправедливо, то уже совсем скоро ей тоже пришлось несладко. Я на нее не в обиде. Обижаться вообще не конструктивно. Теперь я это точно знаю!
Сначала Феня Машу не узнала – покосилась на нее с подозрением. Но потом вдруг у нее что-то щелкнуло в голове, и она вытянула вперед правую ногу и покачала ею на весу. Это Машка, шутки ради, научила ее ходить испанским шагом и делать поклоны, укладывая голову на вытянутые передние ноги. Машка счастливо засмеялась:
- Феня! Неужели ты меня узнала?
Феня подошла к Маше и доверчиво ткнулась носом в ее руки. У лошадей замечательная память. Особенно на хорошее и доброе обращение. Значит, так тому и быть: Маша снова ее берейтор.
Маша была на седьмом небе от счастья – она снова в седле! Три года ей пришлось работать продавцом в бутике, после неприятного расставания с Марианной и Михаилом.
И не просто в седле. А рядом с горячо любимой девочкой Феней. Маша завела себе собаку породы Кани Корсо. Но по Фене отчаянно скучала все это время. Маша знала лишь то, что я забрала лошадей у Михаила. Когда я появилась случайно в торговом центре, где она работала, Маша радостно принялась мне махать руками. Фенина мама пришла!
Собаку звали Беньямино Дела Фортуна Верона Диаманте, или, краткости, просто Вера. Маша возила ее в машине, где вера задумчиво пускала слюни. Помню, как на самой первой тренировке Вера никак не могла понять, что от нее, от Веры требуется. Высунув язык, она носилась по жаре за рысящей Машей. Потом догадалась, что можно сесть в центре манежа рядом со мной, и просто крутить головой – хозяйка-то никуда далеко не уезжает! В свои полтора года Вера была еще совершенный ребенок.
Я сидела на манеже рядом с этой большой черной собакой и наблюдала , как Маша
крутит вольты, делает осаживание, поднимает Феню в галоп, сокращается и прибавляет. Хорошая выездка – это основное для конкурной лошади. Я видела, как Маша оглаживает лошадь, дает сахар за четко выполненные элементы, как она потом тщательно отшагивает, чистит и купает кобылу и думала о том, что в моем маленьком конном мире наконец-то воцарился мир.
Не было только мира в моей душе. Словно мой внутренний компьютер отчаянно сигналил мне, что я о чем-то забыла, чего-то не сделала. Я силилась вспомнить, что же это такое важное, и не могла . От нервотрепки и постоянного прессинга у меня расстроился сон. В одно из таких ночных бдений я взяла в руки желтоватый алюминиевый флакончик, вдохнула запах «Королевы ночи» и вспомнила о своем обещании Пьеру написать сценарий. И как же я могла забыть о таком важном деле! Это просто ненавистные серые питерские будни заслонили искрящийся французский праздник в моей памяти…
Сценариев я никогда не писала. Писала в юности стихи. Но что из этого вышло, вы помните. Я решила начать писать прозу и посмотреть, что получится. И не мудрить с формой. «От чистого сердца, простыми словами…»
И книга пошла, как по маслу. Она не создавалась, а как будто доставалась откуда-то из-за пазухи и оформлялась графически. Иногда мне было не оторваться от нее сутками, с небольшим перерывом на сон, еду и какие-то мелкие рабочие дела.
«Муки творчества» тогда мне были неведомы. Просто доставание из себя нужных фраз и слов. Я не сильно волновалась за то, как и на что я буду ее издавать. Если эта вещь действительно нужна этому миру, мир сам найдет способ ее материализовать.
Работа над книгой помогла отвлечься от унылых трудовых будней. А дела в компании понемногу налаживались.
Должна рассказать, что в моей компании появились два новых человека – девушка Кристина и ее молодой человек Антон. Кристина работала у меня второй год, ей было всего 19 лет, и моя фирма была ее первым местом работы после училища. Сперва Кристина работала в подчинении у Маси, после ее ухода Кристина взяла бухгалтерию и частично продажи на себя. Кристина воспринимала мою компанию, как вторую семью и здорово поддержала меня в трудную минуту.
Антона порекомендовала Кристина. Антон пришел на должность менеджера по продажам. Я прекрасно видела все недостатки Антона, и, тем не менее, взяла его на работу. Главное, что Антон был НЕ ЧЕМПИОН. Однако, в сложившейся ситуации, чемпионские функции я взяла на себя. Я сама искала новых клиентов, консультировала
старых и вообще двигала продажи. Мне нужны были «крепкие тылы», то есть доброжелательные порядочные люди, с которыми можно было выстроить нормальные служебные взаимоотношения. Именно такими людьми и оказались Кристина и Антон.
Антон играл на бас-гитаре в группе фламенко. Кристину этот факт очень радовал, поскольку она, как и я, была очень тщеславна. Глядя на Крысю, я вспоминала себя в девятнадцать лет и думала, как же мы с ней похожи - ей, так же как и мне когда-то, тоже было «больше всех нужно» . Кристине очень нравился танец фламенко, она давно уже варилась в этом фламенковом соку – репетиции, концерта Антона, его товарищи-музыканты. Она «трещала» про фламенко целыми днями. Целый месяц я слушала ее рассказы о том, что скоро Кристина пойдет заниматься в школу фламенко. Мне стало интересно, и я запросила в поиске Яндекс – «фламенко обучение Петербург». Первый же сайт, который вылез, был «Школа фламенко Габриэлы Гутарры».
Я набрала предложенный номер, и оказалось, что занятия проходили в Доме культуры имени Кирова на Большом проспекте Васильевского острова, то есть в получасе пешком от моего офиса на 6 линии. Это, того офиса, который на заводе. Позже , осле переезда в новый офис на 22 линии, ДК Кирова вообще оказался под носом. Абонемент на восемь занятий стоит всего семьсот рублей, что в сложившейся ситуации было для меня существенно.
- Первое занятие сегодня, в 18.30, - сказала девушка по телефону. На часах было 17.30. Я решила, что это знак Судьбы, никому ничего не сказала и пошла себе потихоньку на Большой проспект. В чем была, в том и пошла на занятие. Я предполагала, что первый урок будет вводным, и нам будут просто рассказывать про фламенко. Если честно, то я совершенно ничего не знала про этот танец. Вы спросите, зачем же я пошла в эту школу? Я и сама не знала, зачем, я просто знала, что МНЕ ТУДА НАДО!
""
Неожиданно мне в Контакте написала девушка из Москвы. Я не особо серьезно отнеслась к этой переписке, таких девушек было несколько десятков за последние три месяца. Каково же было мое удивление, когда Оксана сообщила, что на следующей неделе они с родителями приезжают смотреть кобылу.
Стояли трескучие февральские морозы. В конюшне парка Дубки было тепло, но до нее еще надо было добраться. На мне были меховые унты, шуба из чернобурки и меховые перчатки. И все же, пока я бежала от маршрутки через парк, я чудовищно замерзла. Руки ломило от мороза, по щекам бежали слезы. И оттого, что я продавала свою любимую лошадь. И потому мне было очень холодно.
Когда я добежала, москвичи уже вошли на конюшню с другой стороны. Маленькая стройная девочка и ее большой солидный папа. Девочка остановилась у двери Фениного денника, заглядывая за прутья решетки.
- Это ОНА? – спросила девушка Оксана.
- Она! – улыбнулась я сквозь слезы, - а про себя подумала – наш человек, трепетно относящийся к лошади.
Маша Герман уже вычистила кобылу, глотая слезы по другой причине – не хотела отдавать свою девочку. Но и купить не могла – не хватало денег. Маша очень старалась не показать, как сильно она расстроилась. Я знала, как ей было плохо. Она тоже была больна этой лошадиной болезнью. Только вот я от этой болезни уже выздоровела.
В этот момент некоторые конники, читающие эту книгу, наверняка уже задохнулись в приступе гнева. «Да как она может! Это же ее любимая лошадь!»
Да, в этот момент я продавала свое детище, спасенное от смерти и выращенное с рождения, свою красу и гордость, единственную лошадь, с которой были связаны мои успехи в конном мире. И я это делала с легким сердцем. По многим причинам.
Первая, самая главная, заключалась в том, что девушка Фене очень понравилась. Кобыла вышла из денника и сделала Оксане реверансик ножкой. А так она делала только мне и Маше Соколовой. Вы не поверите, но Феня хотела понравиться этой девушке. Ну уж не знаю как, но лошади чувствуют тех, с кем они связаны по судьбе, и своих будущих хозяев угадывают безошибочно. Только не всегда считают нужным показать, что они в курсе. Феня была сильная и открытая лошадь, мыслей и намерений своих не скрывала.
Во вторых, финансово я была на нуле и ничего дать кобыле просто не могла. И , кроме того, чтобы просто есть, она просто обязана была делать то, что ей бесконечно нравилось – прыгать. И не просто перемахивать через канавки в парке, а выступать на серьезных турнирах.
Кобылу поседлали и повели в манеж отшагиваться. Я заглянула в лицо девушки и поняла, что между ней и О Харой уже вспыхнула та взаимная и горячая любовь, которая и делает кентавра из лошади и всадника. При условии кропотливой совместной работы, разумеется.
Маша Соколова отшагивалась долго, потом долго разминала лошадь. Потом потихоньку стала прыгать. Прыжок у Фени был настолько мощный, что ей было даже проще сняться подальше, чем потом выпрыгивать из-под барьера. Что, безусловно, удобно для начинающего всадника, который еще не умеет считать расстояние до препятствия.
Выше ста двадцати не ставили, хотя кобыла могла прыгнуть и выше. Просто очень холодно было в манеже. Пожалели лошадь. Но Оксана была очень довольна. Она прыгала на месте, пытаясь согреться и не отводила от Фени глаз. Ждала, когда позволят
сесть в седло. Я понаблюдала за ее нетвердой посадкой, болтающейся ногой и сказала строго:
- Да, Оксана! Лошадка вам навырост!
И добавила уже мягче:
- Она для вас будет хорошим учителем.
Оксана энергично закивала:
- Я буду очень стараться!
Сомнений в этом не было никаких. Глаза у Оксаны горели. Папа Оксаны все понял и перешел к делу. Половину денег я получила сразу наличными. Остаток должен был прийти на банковскую карту за пару дней до того, как кобыла уедет в Москву. Оксана не скрывала своего счастья. Папа был рад за дочь. Девочке покупается отличная турнирная лошадь с великолепной родословной.
Одна лошадь у них уже была – рыжая чистокровная арабская Габана. Но на Габане Оксана могла участвовать только в пробегах, а девочке очень хотелось прыгать. И прыгать на хорошем уровне. Папа и мама Оксану очень любили и всячески поддерживали. Семейство было состоятельное, бизнес отца был прибылен и стабилен. Кобыла уходила в хорошие руки.
Когда москвичи уехали, мы втроем собрались у Фени в деннике. Чувства у нас были разные. Маша Герман плакала и горевала, Маша Соколова изо всех сил держалась, но переживала, что Феня достанется девочке, с трудом держащейся с седле. А я думала о том, что непростая конная моя жизнь отныне закончилась, но начнется какая-то другая. Новая и счастливая.
Новая жизнь наступала и для Фени. Мы тогда еще не знали, что через два года они с Оксаной займут четвертое место на Кубке Москвы, оставив за флагом многих маститых всадников и их импортных немецких лошадей. Оксана сначала содержала ее на конюшне, выстроенной папой, вместе с арабской Габаной. Потом, понимая, что этой лошади нужен квалифицированный и качественный тренинг, переставила ее один из лучших московских клубов. Там она прожила несколько лет, радуя новую хозяйку спортивными успехами. Оксана здорово выросла, как всадник. Сотрудничество с О Харой явно пошло ей на пользу.
А у меня появилось свободное время, которое можно было посвятить решению накопившихся проблем. Или задач, если посмотреть на них в позитивном ключе.
Глава 26
Написанная мною книга представляла собою роман страниц на четыреста. Освободившись от груза пережитого и испытав облегчение от выплеснутых переживаний, я с трудом представляла себе, что же делать дальше.
О достоинствах этой книги мне было судить довольно сложно. Кто-то из бывших клиентов, узнав, что я написала книгу, порекомендовал мне обратиться в издательство. Но не с улицы, а по знакомству, так сказать, «Я от Иван Иваныча». Я позвонила на следующий же день. Коммерческий директор издательства попросил прислать ему по электронной почте синопсис и несколько глав. Для ознакомления. Материал понравился, мне прислали издательский договор, который мне предстояло подписать.
По условиям договора я передавала издательству на пять лет эксклюзивные права на эту книгу и на все то, что я за этот период напишу. В качестве гонорара мне предлагалось двадцать четыре тысячи рублей и двадцать авторских экземпляров. Безусловно, я была совершенно новым человеком в мире литературном. Издательство шло на определенный риск, печатая мою книгу. Но предложенные мне условия показались мне кабальными. Я вежливо поблагодарила за потраченное на меня время и от сотрудничества с данным издательством отказалась. Но в тот момент поняла, почему литература наша в загоне, и почему литераторы, за исключением имен модных и раскрученных, влачат жалкое существование.
На деньги, полученные за год ежедневного кропотливого труда ты сможешь ,с грехом пополам, прожить один месяц. А как продолжить творчество? Да никак. Потому, что тебе банально надо зарабатывать себе на жизнь. И потому, что поток житейских забот и рабочих задач просто не позволяют высвободить мозг для свободного полета творчества. Это хорошо понимал Ленин, предоставляя Горькому дачу на Капри для литературных трудов писателя.
Книга легла в стол где-то на полгода. Но она уже жила какой-то своей жизнью и в дальнейшем, я была скорее свидетелем происходивших с ней событий, а не тем ледоколом, который должен пробивать ей дорогу. Тот замысел, который был изначально, претерпел кардинальные изменения. В ткань книги вплетались новые герои. Они буквально просились на страницы. А герои старые по-новому себя проявляли, становясь все объемнее и выпуклее. Были и те, которые повели себя недостойно, и были безжалостно вычеркнуты. Но не удалены совершенно, поскольку на поучительный рассказец их история вполне сгодится.
В человеческой жизни не бывает случайностей. Все события и люди, которых мы встречаем на своем пути , предопределены. Мы как будто бы двигаемся в довольно
широком коридоре, сохраняя прямолинейность движения, но натыкаясь на стены или на препятствия на своем пути. И мы все равно остаемся внутри этого коридора. Некоторые проваливаются в яму и выпадают из своего коридора. Но это следствие очень тяжелых и больших грехов. Некоторые передвигаются по коридору прямолинейно, но очень медленно. Жизнь проходит, а у человека остается ощущение, что он так ничего и не добился, не достиг, не успел. Пропил, прогулял, прособирался.
В моей жизни смена декораций и череда событий всегда происходили очень быстро. Точно коридор мой снабжен самодвижущейся дорожкой, какие бывают в аэропорту. Мое желание и мое намерение всегда находятся очень близко. Если чего-то хочу, то сразу это пробую сделать. И жизнь подкидывает возможности для реализации моих желаний. Конечно, если желания эти высоки и благородны.
Убеждалась многократно, что меня наказываю даже за дурные мысли, не говоря уже о дурных поступках. Помню, как лет десять назад, в кафе, я стояла в очереди за кофе и пирожными и как-то мимоходом подумала:
- Зачем эта большая и полная женщина набрала на свой поднос так много пирожных?
Видимо, это была неудачная , неуместная, и недоброжелательная мысль, поскольку через минуту официантка случайно опрокинула мне на руку стакан кипятка. Отклоняешься от прямолинейности своего движения в коридоре – получи по башке, и больше так не делай.
И таких историй было много, не стоит все перечислять.
Кому-то бездействие прощается. Мне, очевидно , многое дано. Поэтому и спрос особый. Как будто в моем жизненном коридоре есть перст указующий, который бдительно следит за тем, чтобы я не удалялась от намеченного курса. И если в моей судьбе появляются крутые виражи, то это все равно часть моего пути в этом тоннеле. Порою казалось , что ситуация меняется слишком круто и непредсказуемо. Но я научилась воспринимать эти перемены мудро и с благодарностью судьбе. Потому что никому не дано знать , куда заведет человека его коридор.
В ситуации с книгой я, видимо, уже выполнила свою часть задачи – то есть записала текст первой части. Поскольку то, что случилось потом, уже практически от меня не зависело. Наоборот, это уже рожденная книга, начала менять судьбу своей родительницы, то есть меня. А так же саму себя. И это рождение второй части романа растянулось на долгих семь лет. За это время я не только дописала книгу, но и с головой окунулась в новое увлечение танцами и едва не вышла замуж. Но это уже совсем другие истории.
Освободившись от груза ответственности за лошадей, я получила возможность сосредоточиться на бизнесе. Однако оказалось, что в изменившейся ситуации моя квалификация и накопленный опыт в отрасли оказались практически невостребованными. Сегмент дорогой кровли практически схлопнулся. Да и весь строительный рынок заметно съежился, многие ушли из него и занялись чем-то другим.
К тому же, только лишившись своего штата сотрудников и начав действовать в одиночку, я поняла, какой груз ответственности на мне висел пятнадцать лет. Пришло так же понимание того, что руководство – слишком непосильная для меня ноша. Я всегда придерживалась витального стиля руководства, то есть пыталась выстроить такие взаимоотношения с подчиненными, при которых они бы чувствовали себя в моей компании максимально комфортно. Ощущали себя членами одной большой семьи. Такой
стиль руководства часто приводит к огромным душевным затратам. И неизбежно ведет к выгоранию руководителя и потере эффективности бизнеса. Между интересами работников и интересами бизнеса такой руководитель, как правило, выбирает первое. Чем выше затраты – тем быстрее происходит выгорание.
Я вспомнила француза Пьера, оставившего игру на бирже и ушедшего простым водителем в туристическую фирму. Сам себе хозяин, ответственность минимальна. Мне подумалось, что, наверное, в изменившихся условиях это - самый правильный путь. Всегда проще отвечать за самого себя, а не за весь большой коллектив. Вот теперь я тоже занималась всем сама – искала заказы и их обрабатывала. Их было мало, и настал тот момент, когда стало ясно, что фирму пора закрывать. И находить себе другое применение.
Идти работать по найму мне категорически не хотелось. Я уже брала какие-то фрилансерские заказы параллельно с работой в своей фирме. Чтобы свести концы с концами. И обросла кое-какими контактами. Заказов на фрилансве все прибавлялось. Они позволяли и зарабатывать, и не так сильно тратиться душевно, как при руководстве фирмой. Отвечаешь то только за себя!
Да и распорядок был гораздо комфортнее. После обеда я ездила по назначениям. А на следующее утро, до обеда писала отчеты по проведенным проверкам. Нет толкотни в транспорте в час пик и томительного сидения в офисе в ожидании клиентов. Но на работу над книгой катастрофически не оставалось времени. Оно уходило на круговерть под названием «визит-отчет».
Но жизнь моего романа не прерывалась, в ней появлялись какие-то люди и , выполнив свою задачу, уходили со сцены. Совершенно случайно, в одной из групп «В контакте», я познакомилась с издательством, которое позволяло молодым авторам публиковаться за свой счет. Его сотрудники помогли мне произвести допечатную подготовку книги и найти подходящую типографию для размещения заказа.
Очень интересно было поработать с опытным редактором, который предложил мне внести в книгу существенные изменения. Во-первых, редактор рекомендовал мне убрать из текста сложноподчиненность. А именно, из моих больших предложений было предложено нарубить маленькие. Текст «заиграл», из него ушла монотонность. Эта идея мне весьма понравилась, и я с большим удовольствием переработала весь текст в подобном стиле.
Вторая рекомендация касалась построения самого текста. Оказалось, что , фактически, в книге есть две части, каждую из которых можно издать отдельно. Первая часть называлась «Вход», вторая «Выход». Предлагалось издать для начала лишь первую часть, а вторую попозже, сохранив интригу.
Я послушалась совета бывалых людей. Мы подготовили к изданию только первую часть романа. Деньги на первый тираж нашлись. Неожиданно, но весьма непросто. Это был тот самый случай, когда дорогу осилит идущий.
Первая часть увидела свет, хотя и не без огрехов и препятствий. Я хотела приурочить выход своей книги к конной выставке, которую организовывал уже много лет мой старый знакомый. Тот самый, конь которого когда-то стоял в одной конюшне с моим незабвенным Хуторком. Пришлось поторопиться, чтобы успеть к ней. Опытный верстальщик в последний момент отказался от моего заказа. А тот человек, что взялся меня выручить, плохо знал программу верстки. Поэтому каких-то знаков препинания он просто не увидел. Времени на последнюю вычитку не было. Первая часть романа вышла с
многочисленными опечатками.
С дизайном обложки тоже не все прошло гладко . Мне рекомендовали опытного дизайнера, с именем в кингоиздательстве. Тот предоставил несколько вариантов обложки, но ни один из них меня не устроил. Поэтому на помощь пришла моя дочь Лиля. Она сверстала макет за пятнадцать минут, и он, на удивление, понравился и мне, и редактору. В качестве иллюстрации я использовала фотографии Маши Герман. Маша Соколова и собаки на заливе. Как-то рука сама к ней потянулась. Через семь лет оказалось, что это произошло совершенно не случайно.
Итак, через десять дней тираж был благополучно отпечатан и доставлен мне на дом. Распечатав бумажную пачку я ахнула. Сочные и яркие краски обложки поблекли и посерели. Такой книге легко потеряться в книжном многообразии. Не зря авторы выезжают в типографию, когда обложка выводится на печать. Я была автором начинающим. Получилось то, что получилось.
Так мы и жили какое-то время втроем – я, Лиля и тираж.
К моменту выхода книги уже была создана группа «В контакте», посвященная роману. Первая сотня книг разошлась очень быстро и по всей России – от Калиниграда до Якутии. Идею отправлять книгу в регионы я подсмотрела у Анны Достоевской, супруги великого писателя. Для своего времени, она, безусловно, была выдающимся менеджером. В ее мемуарах я подметила массу интересных моментов, полезных для писателя, который не хочет зависеть от издательств. Получается, что все новое – это хорошо забытое старое.
Был организован ряд презентаций книги в разных литературных клубах. Я была вынуждена признать, что Петербург настолько перекормлен, перенасыщен культурными мероприятиями, что на книжные презентации уже мало кто ходит.
На мою презентацию в «Книгах и кофе» пришло всего семь человек. Я очень расстроилась, на что организаторы резонно заявили: «Помилуйте, тут на прошлой неделе у нас презентовал свою книжку один очень известный автор. Так к нему пришло всего четыре человека, все мужчины. Он собрал их и повел пить пиво. Так что у вас еще много народу пришло».
На конной выставке, на которую я возлагала большие надежды, дела пошли еще хуже. Было продано всего четыре книжки. Однако информация о книге уже распространилась по городу и пошла обратная связь. Неожиданно резко отзывались о книге пишущие люди. Вплоть до нецензурных выражений. Видимо, у литераторов всегда имеется собственное мнение о том, что должно быть написано и как. Ну и уж совсем безудержной критикой разражались те товарищи, которые хотели бы написать, но совсем ничего не написали.
Когда слабый противник хочет побольнее задеть, он всегда переходит на личности. Они не удосуживались даже просто погуглить. Рассуждали на форумах, что стиль мой примитивен. Что филологического образования у меня нет. Что я самая настоящая пэтэушница. И свободное время провожу в компании пива и семок. Подобные предположения искренне меня забавляли. Я же не червонец, чтобы всем нравиться.
Но оказалось, что книга полюбилась большинству читателей. Что читали ее зачастую все три поколения семьи, и каждый находил в романе свои, созвучные его душе моменты. А одна московская писательница правда,, не из маститых, даже отвесила весьма
увесистый комплимент: «От Баха до Офенбаха, но легко и изящно написано.» Ах знала бы она, как тяжело мне далась вторая часть. Какой сложной оказалась работа «ставить слово
после слова», по меткому выражению Бэлы Ахмадулиной. Потому, что описанные в первой части события получили неожиданное продолжение. Наполнили роман особым смыслом, неведомым в начале работы над ним. Бах возобладал над Оффенбахом.
Мои старые знакомые быстро догадались, что , если первая часть называется «Вход», то вторая часть, соответственно «Выход». И не на шутку всполошились: «Как? Ты собралась завязать с лошадьми? С ЛОШАДЬМИ!
Многие конные друзья принялись меня убеждать, что выхода из конного мира не существует, что нельзя опускать руки, что это временные трудности. Мне рассказывали, как возрождались из пепла в буквальном смысле после пожара и из небытия после вспышки ужасной болезни ИНАН. Я рассеянно слушала их, кивала головой, но внутренне была не согласна. Жирная точка в этой истории была мною поставлена. Я отдала этому делу тридцать пять лет, и ,наверное, уже хватит.
Кто то не просто пытался меня разубедить. Были люди, которые протянули руку помощи. Вот Анфиса. Та самая, из Гатчины, у которой я покупала свою первую лошадь – Хуторка. С тех времен мы с ней ни разу не общались. Не то,чтобы мы были в контрах, как раз ей я за Хутрока была очень благодарна. А просто не было случая пересечься. Все изменил неожиданный звонок.
- Привет! – раздался в трубке бархатистый Анфисин голос, - это Анфиса. Вот сын младший, который в типографии работает, принес мне твою книжку.
- И как книжка? – я с трудом пришла в себя от удивления.
- Книжка хорошая, правильная, я со многим согласна. Но я звоню не поэтому, а потому, что у меня есть к тебе дело. Приезжай!
- Ну так не будем тянуть, завтра и приеду, - с готовностью отозвалась она.
На следующий день, в маршрутке, следующей от станции метро Московская к парку Сильвия, где расположен Анфисин конный клуб, я вспоминала, как оказалась там впервые. Вот гренадерская Катя прибегает на стрельнинскую конюшню в выпученными глазами. Вот Хомутова хлопает крыльями по поводу Хуторка. А вот Анфиса его, Хуторка выводит. А вот я в первый раз на него сажусь. Как будто все это было вчера, а не двенадцать лет назад. На глаза навернулись слезы, когда я вспомнила жуткую улыбку своего несчастного коня. И понимание того, что мой конный мир уже в прошлом, окончательно угнездилось у меня в душе.
Знакомый ,красного кирпича, забор, сто метров через парк, в зелени утопают стены конюшен. В леваде гуляют две лошади – серая , арабистая, миниатюрная и гнедая, густая и крупная. Приглядевшись, я узнала в большой лошади Изумруда, который стоял у Анфисы еще во времена, когда я покупала Хуторка. Сколько же ему сейчас лет – восемнадцать, девятнадцать? А он ни капли не изменился, все такой же бодрый. Конь словно услышал мои мысли, сорвался с места, поднялся в галоп, подыграл, перешел на машистую рысь., пронесся мимо меня , с подвисанием, резко остановился и внимательно на меня посмотрел. Э, нет, дружок! Ты меня не зацепишь! Отныне мое сердце для лошадей закрыто. Я – сторонний наблюдатель.
Открываю ворота, прохожу к конюшне. Анфиса сидит на лавочке с неизменной сигареткой. Она почти не изменилась. Разве что лучиков у серых, с зеленцой, глаз
стало больше. И седина заблестела в черных густых волосах.
- Добрый день! – приветствует меня Анфиса.
- Добрый, - отзываюсь я.
- Пойдем, я тебе что-то покажу, - заговорщицки улыбается Анфиса.
Мы входим в конюшню. У дальнего денника она останавливается.
- Познакомься, вот твоя новая лошадь!
Я, не глядя за прутья денника, а точнее, боясь туда заглянуть, энергично возражаю:
- Ну нет! Ситуация изменилась. Я больше не могу себе позволить ни купить
лошадь, ни ее содержать. Я нынче «сдулась»
- А кто тебе сказал, что тебе надо за что-то платить? Вот тебе лошадь. Я готова тебя тренировать, возить на соревнования. Выступай!
Заглядываю в денник.
- Ее зовут Голубая Мечта, или ,по-просту, Маня.
Маня поистине огромна. Рыжая. Сантиметров сто семьдесят пять в холке. Голова крупная, с проточиной. Взгляд дружелюбный, заинтересованный. Хотя и простоватый. Явно не «мэнээс» .Рука сама тянется в карман за сухарем. Кобыла смахивает его с ладони, хрустит и энергично кивает головой.
- Ну вот и поладили, - радуется Анфиса. Она приглашает меня пройти дальше, к деннику, где стоит вороной мерин. Нервный, развернулся задом, задрал голову и косится на меня. Голова бесподобной красоты, широкая во лбу.
- Хуторок номер два. Правда, похож?
Конь на самом деле напоминает Хуторка, только помельче и вороной, не караковый. Анфиса сует мне щетки и скребницу. Что зря время терять?
Дальше диалог идет через два денника. Я чищу Голубую Мечту, Анфиса – Кулона (так зовут красавца). Нормальный разговор двух конников.
- Большая кобыль, - выбиваю содержимое скребницы о стенку денника.
- Очень подходящая тебе лошадь, чуткая, деликатная. Не ссадит, не обидит. Все
сделает, что попросишь, - Анфиса машет шеткой широко и ритмично.
- Чуткость – очень редкое качество для такой крупной лошади, - это я отозвалась, скользя щеткой по большому маниному телу.
- Была частная. Хозяин привез, отдал. Сказал, что уезжает, а ей у нас будет хорошо, - теперь уже Анфиса выбивает свою скребницу. Только пореже – у породистого Кулона шерсть поделикатней, чем у рыжей Мани.
- Сколько ей? – интересуюсь я.
- Одиннадцать по документам, - отзывается Анфиса. Русская спортивная, или бэпэ.
Чистка занимает минут двадцать. За это время Анфиса успевает рассказать все новости за последние двенадцать лет. Говорит четко, по существу. Такой уж у нее характер. Конкретный. Протираю Манино лицо суконкой. С уздечкой беда. Ни в какую надевать не хотим. На помощь приходит Анфиса. Ловко надевает кобыле уздечку и седлает.
- Посильнее с седла дотянешь. А то она дуется опять.
Это значит, что кобыла надула живот и не дает затянуть подпругу , как следует. Не беда,
дотянем с седла. Мы выводимся, сначала я с Маней, потом Анфиса с Кулоном. На центре плаца стоит скамеечка. На Маню без скамеечки и не влезть. ЗдоровА!
Сажусь, откидываю ногу, дотягиваю подпругу, разбираю повод, отшагиваю кобылу на свободном поводу. Шаг широкий, просторный, как у слона. То есть я со знанием дела говорю. Я на слонах ездила, в Тайланде.
В рысь кобыла поднимается охотно. Идет энергично, несколько шире, чем мне бы хотелось для первой рыси. На рот она чуть грубовата, но на вес реагирует хорошо, слушает всадника. Анфиса не обманула, лошадь чуткая. Но трясковата, не понимаю, как я на ней на учебной рыси седеть буду, да еще с непривычки. Да идет она еще так широко. Чуть зазевался - моментально ускорилась.
- Три дня бездельничала, только кушала и гуляла. Застоялась лошадь. Мальчик, который на ней ездит, похоже, заниматься бросил. Беда с этими детьми. – жаловалась Анфиса, - помню, сама маленькая была. Если лошадь дали – такое счастье, даже если просто отшагать. А тут на тебе, , тренируйся, выступай, свой коневоз. Ни за что платить не надо, только ходи занимайся. Пропускают, не приходят месяцами. Нет понятия, что лошади ежедневная работа нужна. Ответственности нет. О чем они думают – непонятно. Работать не любят. Амуницию дашь. Попользуются и бросят. Даже трензель не помоют. Все ворчат, что работать их заставляю. А как при лошадях не работать? Эх! Нас вот Филлипыч к порядку всех приучил.
Филиппыч – Это Петр Филиппович Денисенко, человек в конном спорте очень заслуженный . Сколь и незаслуженно забытый. Анфиса – его ученица и продолжатель его дела. И клуб носит его имя В раздевалке висят его фотографии, на коневозе тоже значится его имя. Редко кто в наше время так почитает своего учителя, как это делает Анфиса.
Вороной пошел рысью, удивительно легкой и пружинистой. Картинка, а не лошадь. Ведь сверху сидит опытный и сильный всадник. На такую пару приятно посмотреть. И я любовалась ими. Но при этом четко понимала, что они на сцене, а я – в зрительном зале.
На плацу пыльно. Мы решаем уехать в парк. Я подтягиваю стремена , покороче. Седло у Анфисы немецкое, удобное. Сидеть в нем комфортно. Не очень удобно мне самой, в джинсах и без перчаток. Я же не ожидала, что в седло опять сяду. Точнее, была уверена, что не сяду уже никогда. Но Анфисе как откажешь?
Выезжаем за ворота. Кобыла просит повод. Я не даю, жадничаю. Пусть идет покороче. Не люблю, когда лошадь носится. Люблю, чтобы была вся подо мной. Не то, чтобы в баранку скрутить. А в коридоре из шенкеля и повода. У нас по жизни свой коридор. У лошади – свой. Но я не грублю, звоню себе потихоньку пальчиками. Мечта слушается. Анфиса рядом – почти стремя в стремя. Кулон заметно ниже Мани, но шаг у коня просторный, поэтому едем рядом.
- С конезавода когда забирали, он совсем дикий был. Ничего не умел. Да и сейчас шугливый. Но сообразительный коник, быстро учится, – объясняет Анфиса. Лошадей она любит, работает мягко, не форсирует. Все, кто у нее лошадей покупали, очень довольны. Потому что мастер. Огромного опыта и фантастического терпения. У такой учиться и
учиться.
- Слушай, там в твоей книге есть место, с которым я не согласна. Ты пишешь про две чистокровные породы. А как же наши ахалтекинцы?
- У меня своя точка зрения. Письменность у арабов и англичан – неоспоримый факт. А вот в Туркмении ее не было. Вызубренные наизусть родословные – не более, чем красивая легенда. В таких случаях погрешности в разведении просто неизбежны. Поэтому ахалтекинцы – порода древняя, но чистокровной я назвать ее не могу.
- Ну ты имеешь право так считать, - говорит Анфиса задумчиво, - было у меня в работе ахалтекинцев много. Филипыч никогда по породе не делил, учил со всеми лошадьми работать.
Едем рысью. Дорожка в парке сухая и усыпанная хвоей, грунт пружинит. Погода отличная, птички поют. Красота! Дорожка кончается, переводим лошадей в шаг. Мане мало, она недовольна. Дальше дорога идет через мостик. На пути лужа. Вот теперь я убеждаюсь, что Кулон действительно шугливый. Анфиса трогает его галькротой, заставляя его идти прямо. Конь пляшет, мотает головой, но вынужден подчиниться. Анфиса оглаживает его по шее кулаком, вместе с поводом. Копыта гулко стучат по дощатому настилу моста. Вот мы уже на другом берегу, проезжаем мимо старинных развалин. Через заросшую травой тропинку на старый заброшенный стадион, бодрой рысью.
Маня радуется, хоть дали ей поразмяться. На стадионе мы с Маней делаем рысью четыре круга. Ничего особенного – сокращаемся, прибавляем, крутим вольты, остановка, осаживание. Больше она пока ничего не умеет, Анфиса предупредила. То есть элементарные езды на ней ехать можно. Для начала. А там – посмотрим. Выполнив положенную программу, мы с Маней устраиваемся в центре круга и наблюдаем, как Анфиса работает с Кулоном. Очень приятный коник, отзывчивый. Но я по-прежнему сохраняю ровное эмоциональное состояние, не даю себе увлечься процессом. Мечта застоялась, надо ее слегка размять. Ничего личного.
Возвращаемся на конюшню. Делаю Анфисе комплимент по поводу ее посадки и мастерства работы с лошадью. Она скромно улыбается:
- Это школа Филиппыча, ему спасибо.
Про своего тренера Анфиса может рассказывать бесконечно.
- Обидно очень…
- Что?
- А вот то, что Филиппыч, в тени был. Что он лошадей работал, из под него лошадей забирали. Ну он все-таки многократный был чемпион СССР по троеборью. Но за границу почти не ездил. Не знаю, почему. Не пускали.
Родился в Киргизии в рабочей семье. Про себя он говорил:«Васька жопкин с хутора Казюльки».
«Из дворян был, из сосланных, видимо,- додумываю я про себя, - вот и не пускали».
- Это был специалист наивышего класса. Не было у него ни пап, ни мам. Которые его пропихивали.
Тут я тоже понимаю, о чем она, об отце Кочетковой, министре сельского
Хозяйства СССР.
- Жагоров Антон Афанасьевич слышала про такаго. Тоже супер был специалист.
. В Ростове работал.
- Конечно. Слышала, - отзываюсь я.
- Я с ним не работала, но видела , как он едет на соревнованиях.. .А вот Филиппыч не
рассказал почему Аргумент на тренировках все делал, а на соревнованиях не ехал, выпрыгивал из манежа. Аргумент был крутой лошадью в выездке. Все тогда влюбились в текинцев после Абсента. Ставропольский край, текинцев там было полно. Кочеткова у Филиппыча так просила:
- Ну скажи, в чем секрет?
Он не сказал. А надо было взять дрын, по плечу, хлыстом раз, два, хлыст бросил и поехал.Конником может себя считать только тот, кто многое может сделать сам – и коня почистишь, и как накормить знаешь. Если нет – это фальшь и бред.
Филиппыч всегда говорил:
- Чего сидим, кого ждем? Какого хрена сидите? Вас ждем, нечего ждать – марш лошадей работать!»Как даст пистона, я в эту тему въехала, больше не ждала, работала.
- А почему он ничего не написал? Ну, руководства по выездке и подготовке
Лошади, - спрашиваю я.
- Он этим не заморачивался, этим занимаются его ученики. Хотим описать его методику. По ней сейчас никто не работает
Филиппыч учился в кавалерийской школе. Там не было конкретного учителя, все было «на потоке». Информация сборная. Но лошадей он чувствовал феноменально. И с любой лошадью он работал одинаково хорошо. И с людьми тоже. Он говорил, что будет работать с любым человеком, который готов трудиться, даже с самым не перспективным. И никогда ни с кем не фальшивил, не имел любимчиков. Со всеми работал одинаково. Сказал, буду работать с любым человеком, который готов трудиться. Многие не выдерживали этого ритма.
- А кто больше – мальчики или девочки?
- Да по-разному – Гена Башибоязов. Он был очень трудолюбивый – в школе учился ,пять лошадей работал. Благодаря Филиппычу Генка оказался в Москве.
- Пять? Да как же он успевал?
- Успевал, Хотя сложно, конечно, ни на секунду не разогнешься. А у нас был случай … Четырнадцать лошадей молодых. И нас с Генкой двое на конюшне. И Филиппыч. Напрыгивали в шпрингартене молодняк. Почисти – разомни, на корде отгоняй. И ему отдай. Генка трудолюбив был феноменально. Лирик был у Гены, эмфиземник на одно легкое. Конь провалился под лед. Река есть ,Подкумок, горная, холодная. А потом по ста пятидесяти прыгал. По двадать минут его работали. Разминка пять минут. Отпрыгал, пошагал и домой. Конь все время был в такой работе и хорошо себя чувствовал. Двенадцать лет коню было.
Байрамуков тоже был его учеником. Слышала такого?
- Не-а.
- Но один бзик у Филиппыча все же был. Он не любил работать с кобылами. У него еще в школе кавалерийской была одна кобыла, больная, как он говорил, по женски. Замучился он ее замывать. После того случая всячески от кобыл отбрыкивался, не хотел с ними работать. Еще арабов очень любил. Говорил всегда, что такая лошадь тебя никогда не предаст. Если ты ее работал, если подготовил, то она тебе на соревнованиях все отдаст. Очень арабских лошадей уважал и ценил наш
Филлиппыч.
- А ты , Анфиса, где училась?
- Мелеуз – тренер спортивных лошадей Институт педагогический имени
Пушкина - педагог по работе с детьми. Единственный метод реабилитации аутистов – иппотерапия. И это действительно работает. Два месяца – и виден конкретный результат. А дети ДЦП – надо возить постоянно. Родители не выдерживают.
- А лошади от этого не страдают?
- Нет, не страдают. Но требования к ней должны быть особые. Лошадь , которая работает с такими людьми , должна быть абсолютно здоровая. Нельзя использовать пони, рысаков, лошадей с артимией. Лошадь воздействует на ребенка своим полем, и оно должно быть абсолютно здоровым. В «Ноу Манеж» неправильно работают. В седле – неприемлимо. Только гурт, за что держаться. Чтобы тепло лошади чувствовалось.И иноходцев нельзя использовать. Рысаки тоже все артмичные, шаг дерганый, без амортизации. Ладно, давай поработаем что ли?
Я с готовностью соглашаюсь…
Работа закончена. Вытираю пот со лба. Но я довольна, как слон. С Анфисой приятно тренироваться. Мастерство так и прет. Все советы четкие и дельные. Отшагиваемся в тишине. Только птички поют вдалеке. Возле конюшни спешиваюсь. Завожу Маню в денник. Растираю соломенным жгутом. Сую сладкий кусочек. Снимаю седло и уздечку, иду мыть трензель. Привычно загребаю седло правой рукой снизу и тащу в амуничник. Здесь у Анфисы полный порядок. Все уздечки подписаны, для каждого седла свой кноштейн. Вольтрапрчик тащу на улицу – сушиться на барьере.
Анфиса уже расположилась на лавочке, с сигареткой.
- Анфиса Васильевна! Дети пришли. Кого выводить? – спрашивает ее рыжеволосая Марина.
Анфиса щурится, задумывается на минутку:
- Изумруда, Баготу, Капкана.
- У вас Капкан стоит? – удивляюсь я, - Агаповский?
- Точно, - смеется Анфиса, - он самый.
- Это надо же было коню такую кличку дать, - смеюсь уже я, - Агапов сказал, что конь лесной, и кличка у него охотничья. Рыжий такой пузатенький.
- Хорошая лошадь, - обиделась Анфиса, - по себе очень правильный, в работе отдатливый. И плевать, что от рабочей кобылы. Мне он очень нравится.
Я помнила Капкана у Агапова в табуне, когда он, отчаившись кого-либо продать, попросил меня ему посодействовать. Бегал в табуне рыжий лохматый мерин. Помню, что очень дружелюбный.
Когда Капкана вывели на плац, я очень удивилась. Был обозник-обозником, а тут…Лошадь. Подсушенная, хорошо обмускуленная, с блестящей, отдающей медью шерстью. В идеальном порядке лошадь. Результат профессиональной и грамотной выездки. Браво, Анфиса!
Так проездила я месяца два. Не в спортивном режиме, а два раза в неделю. Может, мое возвращение в конный мир тогда и состоялось. И поехали бы мы с Маней малые езды, как мне когда-то мечталось. И зазвучало бы «на старт приглашается…» А только история опять дала крутой разворот. Из Гатчины
Анфису «попросили». Лошадей отовсюду выжили на отдаленные выселки. А землю, которую они занимали, распродали под коттеджи. Не пощадили Анфису. Хотя она вела бесплатные секции для детей, иппотерапию и даже предоставляла лошадей для полицейских, чтобы парк им было охранять проще.
Анфиса никогда на лошадях денег не делала. Агаповских готовила в обмен на сено. Жила конеперевозками. Такой вот бескорыстно преданный конному делу человек….
Она звонила, объясняла, куда переехали, приглашала в гости. Но забрались они так далеко, что без машины было не доехать. Да и нереально было думать о каких то серьезных занятиях, если на каждое будет уходить весь день. А как тогда работать? На что жить?
Глава 28
Настал тот день, когда девушка Оксана, которой Феня была лошадкой «навырост», переросла свою учительницу. Да и сама Феня как-то заметно сдала. Открылась эмфизема, то, чем страдал ее отец. И хотя она по прежнему старалась и прыгала из последних силенок, Оксана приняла решение лошадь сменить. Не хотела выдавливать из кобылы последнее. Была куплена в Германии готовая лошадь. Мерин, 175 в холке, уверенно прыгающий маршруты сто тридцать и выше. Появилось объявление «продается в хорошие руки». Я его не видела. Зато увидела Люба из Твери. И написала мне с просьбой посодействовать в покупке.
У Любы была своя конюшня, свой покос, левады. Но с деньгами было не очень. Оксана пошла навстречу и отдала Феню за плату чисто символическую. Фенечка простилась с Оксаной и поехала на волю, в пансионат.
Я созвонилась с Машей Соколовой, доложилась, что у Фени вот такие перемены. Наконец то будет от нее потомство. Продолжится старотракененское семейство Клееблат, родятся апельсиновые жеребчики и кобылки, чтобы стать с возрастом бурыми, цвета молочного шоколада…Маша бурно порадовалась за Феню, что она будет жить на приволье и наконец-то родит. Феня для Маши была главной лошадью ее жизни, ее детищем, гордостью и любовью. А я – в некотором смысле приложением к моей лошади. Я все понимала правильно и никогда не обижалась.
Феня перенесла дорогу легко, и быстро перестала кашлять. Как обычно, быстро завоевала сердца всех любиных помощников и домочадцев. Такая уж она была . Лошадь бесконечного обаяния. Люба советовалась со мной по поводу подбора жеребца и регулярно рассказывала про ее житье-бытье и выкладывала свежие фотографии. На которых Феня упитана, вычищена и вполне довольна жизнью. Сердце мое успокоилось. Лошадь моя в надежных руках. Любины сообщения были забавные и веселые.
«Сегодня крылась, полдня жеребцу отдавалась. Он уж расстарался для удовлетворения аппетита дамы».
«Валялась в песке с утра, грелась на солнышке».
«Табун водила».
А потом сообщения пошли тревожные.
«Феня прохолостела». Но Люба не расстроилась, сказала, что кобылу ее возраста три раза пришлось перекрывать, так что она рук не опустила.
Дальше хуже
«Были у Фени проблемы с позвоночником?» «Когда-нибудь спотыкалась?», «Зад заваливала?».
. Привезли из Москвы ветеринара, который поставил диагноз «синдром Воблера». Редкое генетическое заболевание, поражающее позвоночник.
«У Фенечки типичный синдром Воблера, атаксия прогрессирует. Прогноз -пока не ляжет окончательно будет жить. После активного движения ( пару дней назад подралась с новой кобылой, причём сама напала на неё) , становиться на много хуже. Пока двигается потихоньку всё более менее нормально. Ложится, встаёт, есть хорошо, но мышцы усыхают. Врачи сказали что либо наследственность, либо скорее всего, старая травма. Возможно гормоны маскировали слегка проблему. Мышечный корсет держал более менее позвоночник. Был просто вопрос времени, итог был бы один. Так что она сейчас просто
живёт полностью свободная, в большом сарае с жеребятами. Закрывается выход из загона при сарае , только на ночь. Так что выходит гулять пастись когда захочет. Я не собираюсь от неё избавляться, пусть живёт сколько сможет. Очень душевная лошадь».
Так писала Люба. Это было в апреле. А в июне Фени не стало.
«Фенечка умерла утром. В пять ещё паслась у меня под окном спальни, в семь утра стояла в сарае ела сено, а в двенадцать ( кормёжка) нашла мёртвой на своём месте, в сарае. Как будто просто не проснулась, чистая, сухая, никаких следов агонии.» - писала Люба
А была ведь была же у меня мысль приехать проведать Феню. Но подумала, что есть еще хотя бы год. Зеленых лугов...Как все нелепо в этом мире. Живут педофилы, тираны. А лошади такие вот умирают.
Люба ответила: «Никто не думал что так скоро, вчера девушки приезжали в гости соображающие в лошадях не плохо, мы её ещё гладили, чесали сухариками угощали. Утром в пять она ещё спокойно паслась у окна в семь всё было нормально, жевала сено в сарае с жеребятами, а в 12 пошла обед раздавать, лежит в сене. Закопали в поле, жалко, умница такая была, все к ней привыкли, лишнюю вкусняшку сунешь, почесать потянешься. нелепо, уроды живут , а тут..
«Пойду поплачу потихоньку,» - ответила ей я.
Плакали вместе с Машей Соколовой. Той самой беленькой ее девушкой-берейтором. Что воспитывала Феню в клубе «Морской», с которой ездили мы на Финский залив. А потом помогала мне и тренировать, и даже содержать О Хару в нелегкие для меня времена. И которая скачет по заливу на обложке первой части моего романа.
Плакали по телефону, а потом и «в контакте». Для личной встречи все не хватало времени. В потом пришло сообщение от Маши Герман, нашей общей подруги. Той самой, что взяла часть расходов по Фене и забрала ее в теплую конюшню в Зеленогорск в 2009 году, пока я разгребала свой бизнес.
- «Алевтина! Вчера умерла Маша Соколова, прощание в 10ч30 . в пятницу в морге на Учебном».
Сообщение я прочитала случайно встав попить водички в 3 часа ночи. И больше не могла уснуть. В голове не укладывалось. Маша всегда была «живее всех живых». Кажется, сейчас зазвонит телефон, и Маша бодро скажет в трубку:
«Привет, Альк!»
Я начала писать всем, у кого я могла узнать, что произошло с Машей. Первая мысль – упала с лошади и разбилась насмерть. Но подруги сказали «рак вернулся». Рак? Почему рак? И почему вернулся?
Вот так бывает, что живет рядом человек, самоотверженный и сильный. И что быть
рядом с таким человеком – благо. А ты понимаешь это только тогда, когда он ушел. Очень
многое о Маше я узнала только после того, как ее не стало. А когда узнала, то поняла, почему именно Машино фото случайно попало на обложку первой части романа. В предисловии к первой части я пишу о Книге Судеб. Еще не зная, что одна из ее глав – это судьба Марии Соколовой.
Маша родилась в полной благополучной семье. Любящие папа и мама, детский сад, школьные годы чудесные. Пока не случилось «это». В лихие девяностые мама Маши весьма удачно пристроилась в бизнес. Шальные деньги, веселые пирушки по поводу и без медленно переросли в самое настоящее пьянство , а потом и алкоголизм. Маша с ужасом смотрела на мамины выходки и не понимала, почему и за что. Весь ее чудесный мир, в котором было так легко и комфортно, летел в тар-тарары под звон маминых водочных рюмок.
Папа не выдержал такой жизни и сбежал в новые отношения. Отца Маша безумно любила и не могла простить матери того, что она разрушила их семейное счастье. И тогда Маша решила, что в ее собственной семье такого никогда не будет. Ей нужен настоящий мужчина, который никогда не предаст, не сбежит. Вынесет все, чтобы не случилось.
А пока Маша скрывалась от маминых дебошей на конюшне. Гребла навоз, таскала тачки с грязными опилками, драила лошадей, отшагивала их после спортсменов, возилась с конюшенными котами и собаками.
Начальник конюшни над таким рвением подсмеивался. В седло пускал редко. Хотя девочка была очень способная. И спортивная. Сидела, как клещ. И лошадей чувствовала хорошо. Стали давать ей лошадей вставших, озлобленных. Со всеми Маша могла находить общий язык и добиваться результатов. Усмешки сменились уважением. А она все пускала во благо лошадям. Добилась починки большой левады, увеличения пайки для всей конюшни. Никогда ничего для себя лично. Лишь бы лошадям было хорошо.
Сутками жила на конюшне с перерывом только на учебу. А из школы неслась, сломя голову, навстречу бархатным носикам и лохматым гривкам. С мальчишками дружила, но Герой все не встречался. А размениваться на ерунду она не хотела.
После восьмого класса пошла в издательский техникум. Хотела издать альбомы со множеством лошадиных фото. В техникуме начал проявляться непростой ее характер. От такой жизни у кого хочешь характер испортится. Папа построил новую семью, мама продолжала пить. Маша осталась жить с матерью, как это часто бывает. Насмотрелась того, чего бы и не надо в ее возрасте. Стала резкой, дерзкой.
В техникуме за ее выходками наблюдали спокойно. Оставили учиться даже после того , как Маша стащила книгу в библиотеке. «Ветер в гриве». Видели, что девочка неординарная и способная. Понимали, что, если выгнать сейчас, она может покатиться по наклонной. Маша благополучно защитилась, но по специальности ни дня ни работала – взяли на конюшню коноводом и дали «вставшую» лошадь. Буденновца Букета. Какие там альбомы? Кропотливая работа с медленным продвижением вперед. Сперва просто общение, кормежка, чистка, потом выезды в поле, где Букет Машу попросту разносил. Маша давала коню выпустить пар, оторваться. Ни разу не огрела, не прикрикнула. И конь поверил. Ходил за ней, как собачка. Машу так и звали на конюшне – «девочка с букетом».
Лошадь Маша восстановила, получила на ней разряд. Но вскоре случилась беда. Приезжали на покатушки бандиты. И повздорили с начальством. Не дали покататься на машином гнедом. Красивый же, чертяка! А как дать, когда Букет только Машу и
слушается, а всех остальных разносит. И запах спиртного на дух не переносит. Сразу уши закладывает и зубами лязгает. Бандюки в отместку подожгли конюшню. Маша в тот раз была на сутках. Стирала попоны и вольтрапы. Выскочила из конюховки, когда уже все полыхало. Опалила себе брови, обожгла руки и шею, выводя обезумевших от страха животных. Спасла всех, до кого успела добраться. Пожарные дознаватели выяснили потом, что поджог был возле денника гнедого Букета. Бандюки действовали по принципу «так не достанься же ты никому».
Маша была неутешна. Ее мучили боль утраты и бессилие. Она была совсем близко, но помочь коню не смогла. Рыдала на пепелище, размазывая по лицу сажу. Потом убито побрела домой. Заранее представила себе, что в очередной раз устроит дома мама. Но мама ничего не устроила. Она просто умерла. Тихо, с книжкой в своей постели.
Хоть отношения и складывались драматично, но Маша в глубине души все же любила маму. Любовь свою показывать стеснялась. Но никогда не сдерживала резкого слова в ее адрес. А тут поняла, что все закончилось, и теперь она круглая сирота. Ни мамы, ни братишки Букета, папа в чужой семье. Мать долго корила за то, что из за ее пьянок ушел горячо любимый отец. Какое то время она ее просто ненавидела. А тут все закончилось.
Машу попыталась принять в семью новая жена отца. Но она была слишком занята своим собственным ребенком, чтобы по настоящему попытаться найти подход к сложной девочке. А Маша все время сравнивала мачеху с мамой. С той мамой, которая еще не пила, была молода и красива. И ощущение несправедливости всякий раз захлестывало ее горячей волной. Почему все так гадко случилось?
Машу мог бы исцелить отец, проявив к ней нежность и любовь. Но он не смог в равных долях поделить себя между новой женой, Машей и новой дочкой. Маленькой всего доставалось больше. Маша глотала обиду и стискивала кулаки. Она ни за что бы не призналась отцу в том, что нуждается в его любви и заботе. Так уж ее воспитали: «надо быть сильной и гордой». За гордым и независимым фасадом была все та же маленькая обиженная девочка, которая упорно не желала взрослеть.
Понятно, что роль спасителя в этой истории оставалась за рыцарем на белом коне. Сверстники из школы и ребята с нашего двора на нее него годились. Не тот был масштаб. Нужен был мужчина солидный, состоявшийся. И он появился в ее жизни. Увидел Машу в седле, с развевающимися льняными волосами. И обомлел. Не смог проехать мимо. Увязался на конюшню клуба «Морской», где Маша в ту пору тренировала моих Феню и Масика. На Васе ездила Марианна.
Конфетно-букетный период был продолжительным и умопомрачительно красивым. Была куплена и заботливо отделана большая квартира, куплена породистая собака породы Кане Корсо. Он даже хотел подарить ей ее любимую лошадь – Феню. Она робко спросила меня о продаже, но я твердо заявила, что лошадь не продается. Я помню Машу в тот период. Могу сказать только одно слово: «счастливая».
Валера казалось бы, заставил Машу забыть свои детские обиды и довериться ему безраздельно. Он торжественно попросил отца ее руки. Молодые готовились к свадьбе. Заказан ресторан и шикарное платье с фатой. На фотографиях Маша бесконечно счастлива. Красивая, как Гвинет Пелтроу.
Но…Выкидыш поставил финальную точку на возможности иметь детей. Да и ее саму едва спасли врачи. Бесплодная жена мало вписывалась в написанный Валерой
сценарий своей идеальной жизни. Он начал погуливать. Маша металась и нервничала, но ничего изменить не могла. Через два месяца после свадьбы Валера ушел, разбив вдребезги все машины мечты, надежды и веру в мужчин.
После того, как все друзья и знакомые узнали о свадьбе, а потом увидели свадебные фото неземной красоты, Маша просто не могла предъявить им себя такую – раздавленную, униженную и брошенную. Многим она просто ничего не сказала. Просто неожиданно пропала из поля видимости. Она ушла в глубокую депрессию, сохраняя внешнее спокойствие. Это ли, гормональный сбой, застарелые ли обиды, что послужило причиной болезни – одному Богу известно. Про рак знали только самые близкие друзья. Я не входило в их число. После того, как я забрала Феню из клуба Морской, наши пути разошлись. Маша оттуда ушла чуть раньше, месяца на два. После ее ухода на Феню
посадили слабую спортсменку и стали давать кататься всем, кому не лень. Спокойная же кобыль, не ссадит. Устроили что то вроде проката на моей замечательной лошади. Выбили ей позвонки. Впрочем, они скоро были поставлены на место заботами Колпышевой.
Михаил вообще оказался редкостным мерзавцем. Он не только зажал Машину запрлату за полгода, но обманом вынудил ее прописать его к нему в квартиру и подписать поручительство за его кредит в Сбербанке, который взял на покупку коневозов в Германии. Грянул кризис, коневозы «застряли». Пошла капать просрочка по кредиту. К кому пришли приставы? Правильно, к Маше. Они звонили с угрозами в три часа ночи. Они портили ей жизнь, заливая ее замочную скважину парафином и расписывая ее дверь бранными словами. Сам Михаил кредит гасить не собирался, и из квартиры выписался только спустя пять лет, только когда нашелся очередной доброхот.
Внешне Маша казалась сильной и стойкой. А внутри – маленький наивный ребенок. И многие этим пользовались. Кто вольно, а кто невольно. Но только влипала Маша регулярно. Во многом из-за своей веры в сказку. Что все люди честны и порядочны. Что можно вложить куда то деньги и жить на большие проценты. В ответ жизнь жестко била ее по башке, пытаясь отрезвить. Но Маша никогда не хныкала и не жаловалась. Свои проблемы ни на кого не вешала, решала их исключительно сама.
А вот другим всегда была готова прийти на помощь. Только через восемь лет, стоя возле морга с ее подругами, я узнала, что это был не первый приступ болезни. И что в том далеком 2009 , когда Маша помогала мне с Феней, с шубами, с турнирными сапогами, она сама отчаянно нуждалась в помощи. После химиотерапии садилась за руль и ехала тренировать Феню. У меня сжалось горло, когда я об этом узнала. Да я вообще не знаю ни одного человека, который на такое способен. У всех на первом месте своя собственная жизнь. Маша была предана своим друзьям , двуногим и четвероногим. И дарила им себя без остатка. Никто из ее подруг и даже просто хороших знакомых не мог сказать. Что они поругались. Маша никогда ни с кем не ругалась. Просто замолкала, если была не согласна….
То, что тогда опять появилась рядом Феня, придало Маше сил и желания бороться. Да и как иначе, если каждый раз , при встрече, твоему появлению бурно радуются, стучат ножкой, делаю поклончик. Маша радовалась тоже, висела у Феньки на шее, разговаривала с ней, постоянно подсовывая вкусные кусочки. Сама яблоко не съест, а Фене даст. Если Фене что-то было надо – мазилка для копыт, новая щетка, вольтрап, гельчик под седло, она не ставила меня перед фактом, а просто тихо покупала это. В некотором смысле это были бантики, которые она покупала для нерожденной дочки. В этом тогда был смысл ее жизни и источник ее оптимизма. Да, дома были кошмары, но зато на конюшне – покой и безмятежность. И она старалась поменьше быть дома. Подолгу гуляла с собаками и часами пропадала на конюшне. Ну и работала, конечно. Жить то на что то надо.
Тогда болезнь отступила. Операция прошла успешно. Я тогда и не знала, что у Маши за спиной такие страшные испытания. Она никогда этим не делилась, не вспоминала, не жаловалась. После отъезда Фени в Москву мы с Машей оставались в контакте. Я пересылала ей Любины сообщения и фото Фени на новом месте. Мы обе радовались, что у кобылы есть все, что нужно для лошадиного счастья – вкусная еда, чистый воздух и забота небезразличных людей.
Собирались даже поехать в Тверь проведать Феню. Но как водится, прособирались. Феня прожила у Любы меньше года… Маша была безутешна. Рыдала взахлеб, не могла остановиться. Не могла смириться с тем, что Фени больше нет. Много было у нее лошадей в работе. И сейчас было несколько. Но ни к одной из них она не была привязана так, как к Фене.
Наверное, Лошадь у каждого конника по-настоящему всегда одна. У Елены Владимировны – Пепел, у меня Хуторок, у Маши О Хара. Это как первая любовь. А точнее, единственная любовь. Все остальные лошади – это слабое подобие той, единственной. Как не кощунственно это звучит. С остальными лошадьми как бы дружишь. Потому что полное единение с лошадью, ощущение целостности, чувство кентавра случается только единожды. Да и то не со всеми людьми. Несмотря на то, что Феня принадлежала мне, кармически она была лошадью Маши. Со мной дружила и признавала мое главенство, машу просто любила. Подарила ей свое сердце.
Когда не стало Фени, мы с Машей не перестали общаться. Хотя встречались редко. Поводы находила, в основном, Маша. Иногда звонила. Иногда звонила совсем не во время. Я старалась, как могла, уделить ей время и внимание, понимая, что этот человек очень одинок. Кто из великих говорил, что если к сорока годам комната не наполняется детским смехом, она наполняется кошмарами. И, кажется, это было сказано про мужчину. Для женщины эта истина справедлива вдвойне.
Помню слезы, стоявшие в глазах моей лондонской подруги Валюшки при виде каждого маленького ребенка. И Господь сжалился над ней. Послал им с Тони двух очаровательных мальчишек. Но они не сидели , сложа руки. Они оба сидели на диетах, вели здоровый образ жизни, делали ЭКО, молились в монастырях разных стран о даровании детей. И заслужили родительское счастье. В ее судьбе вообще все сложилось хорошо – крепкая семья, большой дом, интересная работа.
Маша же никогда не пыталась реализовать себя на работе, боялась снова построить отношения с мужчиной, и искала утешения в своем одиночестве у лошадок и собак. Вот кто любит тебя совершенно бескорыстно. И никогда не предаст! Одно время Маша носилась с идеей совместить приятное с полезным. Она хотела стать заводчицей Кане Корсо и получать пассивный доход от продажи щенков. Но несколько дорогостоящих вязок прошли безуспешно. Проект стал убыточным. Но Маша упрямо шла к своей мечте. А когда Вера родила щенков, то одного из них Маша решила оставить себе. Просто не смогла с ним расстаться.
Если Вера была воспитана и деликатна, то Плюш был избалован, дерзок и неуправляем. На прогулке худенькая Маша волочилась за ним на поводке, иногда и на животе. Маша даже одно время хотела поменять свою однокомнатную хрущобу на Просвете на двушку в области. И собакам будет гулять проще, и найдутся деньги на ремонт и мебель. Поскольку сперва щенки, а потом две огромные собаки полностью разгромили ее жилище.
Потом Маша решила ничего не менять. Потому, что рак вернулся. Но и тогда она
тоже не захотела ничего менять. Таблетки не пила, к врачу не ходила. Ее охватила какая то апатия , преодолевать которую ей не хотелось. Хотелось тепла, уюта, дружеского общения. Хотелось на ручки, и чтобы гладили по головке.
Неожиданно увлеклась сетевой игрой в Елочку. Там она чувствовала себя нужной и полезной, отправляя друзьям дефицитные стройматериалы. Радовалась, как ребенок, каждому пройденному уровню. Время, отпущенное на борьбу за жизнь, были упущены. Постепенно силы стали покидать ее. Не было сил ходить на работу. Маша оформила свою квартиру на риэлторшу в обмен на кругленькую сумму. Эти деньги позволили прожить остаток дней. За игрой в Елочку.
Мачеха и сводная сестра, как могли уговаривали ее принять меры. Но Маша была непреклонна: «Это моя жизнь, что хочу, то и делаю». Если Маша решила выставить стенку, то прошибить ее было практически нереально. Она умерла тихо, без мучений. Во сне. Восьмого августа. Ровно через девять лет после своей свадьбы, которая была в магическую дату 08.08.2008. На памятнике написано Мария Молодцева. Маша так и не собралась поменять документы на девичью фамилию. Мне кажется, что душа ее поникла тогда, после краха ее семейного счастья. И так и не смогла встрепенуться по настоящему.
Конники – особый народ. Им и умирать не так страшно. Потому что, там, в небе, их ждут горячо любимые лошади, так безвременно ушедшие. Это мы, эгоисты, скорбим о потере дорогого человека. Осознав в полной мере красоту его души только после того, как он ушел. А Маша уже скачет по радуге на своей любимой Фенечке над безбрежной вечностью Зеленых Лугов…
Искать выход из конного мира не стоит. Однажды попав туда, ты навсегда ста-новишься его частью…
Другое дело, что кроме конного мира , есть еще мир человеческий, в котором каждый из нас обязан пройти свой Путь, сделать свои выводы, проработать свои недостатки и духовно созреть. Достичь своей собственной гармонии.
А когда мир у тебя в душе, то и окружающий мир дружелюбен и гармоничен. В нем есть непонятности и несостыковки, а не проблемы и катастрофы. Если окружающий мир кажется тебе жестоким и враждебным – то что-то не так именно в тебе самом.
Остановись в своем развитии, закосней, застрянь в плену и обиды и упрямства, и случится беда.
Я вдруг вспомнила, как мы с Машей собирались ехать в Абхазию, к моим родителям. На Машине. С Лилей и собаками. Потому как куда деть двух здоровенных Кане Корсо. Собирались на полном серьезе. Прорабатывали маршрут. Сколько в день проедем, где остановимся на ночлег. Неожиданно Маша все отменила. Я отнеслась с пониманием. Взяла билеты на самолет.
Был у меня один нерешенный вопрос, который мучительно тянулся двенадцать лет. Это мои взаимоотношения с родителями. Как настоятельно советовал отец Александр, мне предстояло помириться с мамой. Мне НАДО было ехать в Абхазию.
Глава 29
Нагретый до звона августовский адлерский воздух вытеснил из легких питерскую сырость ,а из души печаль. Неожиданно пришло ощущение того, что я делаю что то очень важное и большое. Только было отчаянно страшно. Как в детстве, перед экзаменом по химии.
Дребезжащая маршрутка довезла меня до русско-абхазской границы. Двойной паспортный контроль – дотошный с нашей стороны и чисто усовный – с абхазской.
Каменистая речка Псоу под мостом, вереница платанов с плешивыми стволами вдоль дороги. И пальмы. Раньше их здесь не было. После войны сами насеялись…
Перетащив чемодан через насыпь железной дороги, я огляделась и обомлела. Повсюду запустение и разруха. Ржавые заборы, местами залатаные , чем придется – кусками шифера, изголовьями железных коек и прочим ржавым металлоломом непонятного происхождения. Неухоженный виноград, полувысохшие деревья. И лишь огромная шеловица на углу Шолохова и Спортивной была чудо как густа и раскидиста.
Улица пустынна. Только бродят тощие местные коровы караковой масти и носится за нечищеной , в репьях, серой матерью гнедой полоугодовалый жеребенок. И надрывается курица, спешащая возвестить о том, что снесла яйцо. Густая зелень уже немного замаскировала развалины. Это грузинские и мингрельские дома, которые абхазы жгли, празднуя победу над их хозяевами.
Первой мой приезд замечает тетя Мамула. Ей восемьдесят девять. Она совершенно не меняется. Такая же сухонькая и живая, точно птичка, как и в далеком 1980, когда я только приехала. Обнимает меня, как родную. Потому как соседи – тоже родня. Мамула пережила своего мужа Шалико Дзидзигури, с которым расправились борцы за независимость. Сперва сожгли его дом, а потом и его самого застрелили на пепелище. Только за то, что он грузин. Мамулу пощадили, как старуху. Деться ей было некуда, она осталась жить в уцелевшей пристройке вместе с единственной курицей и кошкой. А вскоре перебралась в Грузию, к детям. Вернулась, когда все успокоилось.
Вот и мама показалась в воротах. Спешит меня обнять. Отец выходит, слегка нахмуренный, настороженый. Много предстоит приложить услилий, чтобы примирение состоялось, и общий язык вновь был найден. Надо постараться! Обещала отцу Александру. Надо слово держать.
После вручения подарков , чаепития с инжировым вареньем и последних новостей собираюсь на море. Там все по- прежнему – пушистые реликтовые сосны, шум прибоя, три горы слева на горизонте – одна другой светлее и за ними еще невысокий длинный хребет, уходящий в море. Только справа торчат черепичные крыши адлеровских отелей, понастроенных к Олимпиаде…
Строить в Имеретинской бухте раньше запрещалось. Этим запретом пренебрегли. Радикально изменился климат – пришли сильнейшие ураганы, невиданные раньше заморозки. Появились комары, маленькие и злые. Налетела американская бабочка, как тут называли это насекомое, чьи лохматые гусеницы пожирали деревья. Вобщем, одно расстройство.
Я то помнила времена, когда в Абхазии хватало места всем национальностям, и земля была ухожена и благодатна… И теперьбыло очень больно видеть то, что сделала война...
Слава Богу, я не жила во время войны. Но думая о ней, первое, что приходит в голову – это несправедливость. Несправедливые приказы военачальников, бесчинства оккупантов, мародерства победителей. И нет ни морали , ни нравственности. Есть только закон военного времени.
И потом долгое военное эхо, которое затрагивает практически все стороны жизни человека. В том числе и тогда, когда сын, выросший без отца, всю оставшуюся жизнь не может осознать факта своего отцовства. Не видит роли, которую он должен сыграть в судьбе своих детей. Потому что в его собственной судьбе отец не присутствовал. Не брал его к себе на плечи, не подбрасывал в воздух, не учил держать в руках молоток, не ходил в походы.
Вырастает мужчина, создает свою собственную семью. Потому как она должна быть, так заведено. А что с ней делать, не понимает. Таков мой отец. И это не его вина, это его беда. А когда понимаешь причину, то и простить несложно.
А мама? Она с возрастом стала гораздо спокойнее, мудрее. И она очень старается все вернуть и наладить. Ее тоже очень легко простить. Потому как очень непросто быть замужем за тем, кто не ощущает своей роли в семье . Не чувствовать того, что тебя любят и о тебе заботятся. Одной воспитывать детей. И о каждой из нас болит ее материнское сердце. А больше всех о той, которой тяжелее.
Ну вот и все… Куда подевались мои детские обиды? Их нет. Помнится только все самое хорошее. Никогда ведь не поздно иметь счастливое детство.
Наверное , я уже дожила до того возраста, когда проявить свою любовь к маме гораздо важнее, чем что то от нее получить. Когда радуешься уже самому факту того, что мама есть на белом свете. Как будто тебе четыре года. И снова тебе светло и легко на душе.
А когда мир внутри тебя, то и окружающий мир дружелюбен и гармоничен. В нем есть непонятности и несостыковки, а не проблемы и катастрофы. И можно все исправить. Нужно только очень постараться.
Изменись сам, и все вокруг изменится вместе с тобой. И когда-то многозначительное окажется пустячным, страшное – забавным, а фантастическое – реальным. Встретятся нужные люди, случатся нужные события.
Воцарится мир в мире людей…
Февраль 2009г. – ноябрь 2017г.
Санкт-Петербург – Рафаиловичи (Черногория )- Гячрипш (Абхазия)- Санкт-Петербург
Нет мира в конном мире 2 часть выход? отрывок
© Copyright: Жанна Стафеева, 2017
Свидетельство о публикации №217110601281
Свидетельство о публикации №217110601281
Рецензии