Как я пытался быть деревом, актером и... Глава 5

Тэги: гомосексуальные отношения, слэш, ориджинал, актер, художник, США, Нью-Йорк, романтика, юмор, флафф, повседневность, NC-17, подробная эротика.
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

Даррин сам не знал зачем, но он отмечал в календаре все те дни, когда у Луи было мрачное настроение. Случалось это не так часто, но он все же попытался построить какую-нибудь зависимость и вычислить, когда они снова настанут. Вычислить никогда не удавалось, ибо происходили они спонтанно и налетали, как ураган. Но и проходили так же быстро.
Обычно в эти дни Даррин не встречал его в гостиной с новой стопкой испорченной бумаги. Луи обнаруживался на кухне с кофе, куда добавлял только сахар. Обнаруживался сидящим, молчащим и смотрящим в одну точку. Чаще он вздыхал и не пытался заговорить сам. В такие моменты Даррин ощущал заботу; вместо подколов хотелось его утешить. Но он не знал чем, потому что только тогда Луи приходил к осознанию правды: рисовать он не умел совсем.

— Я дерьмо, — тихо сказал он этим утром, положив голову на руки. — Сегодня суббота, а я полное дерьмо.
— На форуме кто-то оставил плохой комментарий? — поинтересовался Даррин, заваривая кашу.

Луи посмотрел на него хмуро, возмущенный тем, что поставили под сомнение серьезность его депрессии. И тяжело вздохнул:

— Да.

Даррин изо всех сил постарался сохранить участливое лицо.

— Нашел кого слушать.

Луи только отвернулся и прикрыл глаза.
Чтобы окончательно его подбодрить, Даррин решил поделиться и своей, не самой хорошей для себя новостью.

— Знаешь, парню, который играл дерево номер один, дали роль побольше, — сказал он, садясь напротив. — В следующей постановке.
— Здорово.
— И даже в рецензии упомянули. Всех упомянули, кроме меня.

Луи открыл глаза, рассматривая его.

— Ну, это еще ничего не значит. У вас там рецензенты такие же любители, как и вы.
— Видишь, — Даррин замялся, — а ведь это в рецензии было. А не какой-то там аноним.
— Да знаю я. — Луи даже выпрямился на стуле, складывая перед собой руки, как примерный школьник. — Но это же не делает слова какого-то человека более приятными.
— На мои слова ты вообще никакого внимания не обращаешь.
— Потому что ты болван и ничего не смыслишь, — фыркнул Луи беззлобно, — а там, в интернете, по ту сторону может действительно сидеть какой-нибудь профессионал.
— Ага. Профессионалу же больше нечем заняться, кроме как торчать в сети и комментировать каждую каракулю.
— А тебе откуда знать? — сосед насупился. — Если ты и станешь профессионалом хоть в чем-то, то это будет только то, как быть мудаком.
— Я тебе нравлюсь мудаком.
— Я тебя ненавижу мудаком!

Маленькие сушеные ягоды разбухли в кипятке и стали проглядывать в каше ярко-красными точками.
Когда Даррин посмотрел на Луи, глаза того тоже были близки от того, чтобы грозно засверкать.

— Мне уже начать страдать по этому поводу?

Луи застонал в ответ и громко встал, гремя стулом. Встал так демонстративно, что Даррин подумал, тот его чем-нибудь точно огреет. Но сосед лишь прошагал в свою комнату.
Пожалуй, в эти дни выбесить его могло что угодно. Не то чтобы не было повода. Даррин подумал, а не перегнул ли он палку. Наверное, перегнул. Стоило извиниться. Не хотелось.

Даррин задумался, как могла выглядеть комната Луи, когда тот громко там завозился. Если она походила на его собственную комнату — маленькая, тесная и темная, — то понять Луи, проводящего большую часть времени вне ее, было можно. Тому по душе была гостиная. Залитая солнечным светом, с видом на прекрасный город, просторная и обставленная его поделками вдоль и поперек.
Даррин почти успел ощутить свою вину за то, что опрокинул еще одну солонку на раненое сердце художника, но хлопка двери слышно не было, да и вернулся Луи быстро.

Он упер руки в бока, становясь у холодильника, и смотрел так строго, что Даррин почувствовал вину.

— Ты думаешь, мне приятно слушать все это, что из тебя тут лезет круглосуточно? Здорово, что свое ораторское искусство ты тренируешь на мне, но лучше бы ты смотрел новости и разговаривал с телевизором.
— У нас нет телевизора.
— Даже если бы и был, он бы уже давно сбежал, не выдержав твоих комментариев.
— А, может быть, твоего искусства? Простите за слово искусство, конечно.
— Ты невыносимый говнюк, ты ведь знаешь?

К лицу Даррина прилила кровь. Он чувствовал возросшее раздражение. Привыкнув к тому, что сосед — мягкая сдобная плюшка, которая впитывает его сарказм — иногда неуместный, он сам понимал, — что подобная реакция его обескуражила. Он не ожидал, что будет встречать отпор.
Проведя ложкой по хлюпающему месиву каши, он медленно пожал плечами и глубоко вдохнул. Посчитал до десяти про себя. Нужно было успокоиться.

— Ну извини.
— Ну извини? — Луи скрестил руки на груди. — Это ты так от разговора уходишь? Вообще-то это бесит еще больше. Сейчас я взбешен. Посмотри на мой глаз, он дергается. По мне особо не видно, но это потому, что я играю куда лучше тебя, дерево.

Даррин бросил свой внутренний счет. В кои-то веки он решил поддержать своего бесталанного товарища и проявить сочувствие, хоть и своеобразно, на него вываливали все это, скопленное за долгое время.
С Даррином было просто. Ему что-то не нравилось — он говорил прямо. Говорил сразу. Не копил обиду, собирая злобу, скатывающуюся снежным комом в душе, а отпускал.
Споулз с дребезжащим звоном отложил ложку на край тарелки, и каша поглотила ее лопасть, как зыбучий песок. Он поднялся и подошел к Луи. Близко, чтобы нельзя было его обойти и сделать вид, что ничего не было. Гнев, выступивший из-за сорванной запекшейся корочки, на мгновения отупил, дав волю жесткому и животному.

— О, да? — спросил Даррин, горячо выдыхая через ноздри. — Долго терпел, прежде чем сказать?

Луи прищурился. Он не боялся.
Напряжение, натянутое, как бельевая веревка между столбами, отягощалось новыми тряпками — отголосками эмоций, которые они пытались высмотреть друг в друге. И чем больше их было, тем больше был шанс, что веревка не выдержит.

— Вот он. Этот момент. — Луи мрачно хмыкнул. — Уже можно предложить перепихнуться?

Даррин приоткрыл рот, потому что секс — это последнее, о чем он сейчас думал.
Вообще мысли о Луи и сексе в одном предложении иногда посещали его. И чем глубже в историю уходил его последний контакт с Боми, тем чаще. Наверное, просто физиология. Хотя и нельзя было отрицать, что Луи был очень таким… подходящим.Тонким и звонким, как парнишка из старших классов, с узкими ладонями и круглой задницей. У Даррина не было никаких предпочтений, но эти части ему нравились.

Обычно, задумываясь об этом, он приходил к тому, что эти отношения никуда не приведут, а в худшем случае и навредят, из-за чего придется искать новое жилье. Лень и аморфность противились новым телодвижениям, поэтому он оставлял все, как есть.
К тому же Луи никогда и не показывал, что интересуется им как мужчиной. А предпринимать какие-то попытки, чтобы понравиться ему… и он возвращался к началу.
Видимо, все это отразилось на его лице.

— Не смотри на меня с такой надеждой. Это просто секс, а не свадьба. — Луи моргнул и приподнял уголок рта. — Даррин так может? Или ты трахаешь только алкоголиков?

Даррин действительно вышел из себя. Маленький злопамятный сучонок. Прикидывался лучезарным идиотом все это время, а на деле помнил каждую мелочь.
В негодовании он стукнул кулаком по холодильнику за плечом Луи. Костяшки загудели. Это было больно.
Но Луи оказался ближе.
Он сам потянулся к нему, и ему пришлось наклониться, чтобы стиснуть его в охапку и вцепиться ртом в его губы в злом, очень злом поцелуе. Даррин решительно ничего не мог и не хотел с этим поделать.
Преодолевать взаимную неприязнь, реализуя сексуальное напряжение, здорово. Он это знал. По крайней мере неприязнь к Боми преодолевалась только сексом.

Луи обвился вокруг, как ветки репейника, цепляясь тесно и всюду своими длинными пальцами, как колючками.
Вкус у его рта был терпкий и кофейный. Совсем не конфетный, каким Даррин его представлял. Не сладко-сиропный. Но ему нравилось.
Острые зубы больно куснули его, когда он толкнул Луи к холодильнику, ища еще одну точку опоры. Светлый затылок ударился о морозильную камеру, и его обладателю это не понравилось в корне. Зарычав, он пихнул Даррина под дых, но это распалило только больше.

Но это не было злым сексом. Не по-настоящему.
У Даррина дрожали руки и немного — ноги, и он терялся, хотя не мог понять, почему именно. У него было достаточно опыта, чтобы перестать реагировать на близость, как подросток. Возможно, Боми избаловал его. Он всегда приходил сам, запрыгивал на него, ну и… делал все тоже сам.
Луи не делал.
То есть, конечно, он тянул, прижимался, целовал, но каждым этим движением он позволял ему вести.
И это было так приятно. Особенно, когда он хотел показать, кто тут главный.

Даррин на секунды замер, чувствуя чужую эрекцию сквозь ткань обоих джинсов. Ощущать, что человек, который до этого был только сборищем нелепых ситуаций, был из плоти и крови, и мог возбуждаться, было невероятно. И странно. И круто.

Луи отпустил его, сдвигая с широкого подоконника все маленькие цветы в горшках и пустые банки из-под краски.
Рассматривая его зад, Даррин приоткрыл рот, вращая предложение перейти в гостиную на кончике языка. Он поморщился, вспомнив обои, вспомнив «лужок», вспомнив опыт предыдущего секса в той комнате.
К черту проклятые обои.
Луи замер кошкой, которую чешут в нужном месте, стоило поглаживаниям стечь с поясницы на бедра. Даррин смотрел на его затылок, а Луи не шевелился, только ожидая его следующего хода.

— Передумал? — тихо спросил он через почти минуту промедления.

О, нет, он не передумал.
Целуя его в загривок, Даррин обнял сзади, нашаривая застежку. Тонкий ремешок с современным замком — нужно было зажать его с двух сторон, чтобы он выпустил полосатую матерчатую ленту пояса из своего захвата. Пуговицы — их было три, но все равно слишком много. Кто, черт побери, носит джинсы с пуговицами?

Луи покорно приподнимал ноги, позволяя спустить с себя брюки с бельем. Лежал локтями на подоконнике, а его лопатки торчали вверх, как крылья.
Хотелось дотронуться. Вот так. По позвоночнику и вверх.
Задрать футболку, провести пальцами по отзывающейся коже, наблюдая, как вслед за движением пальцев протянется дорожка из мурашек. А потом целовать.

Кожа Луи была на вкус сладкая, как его сиропы, сладкая, как у диабетика, и сладкая, как теплые цвета на картинах.
Они такие сочные, такие фруктовые, что думаешь: стоит провести по ним языком, на кончике ощутишь цитрус.
Луи нравилось, как гладили его, как целовали. Он приподнял задницу, словно кот, чтобы не упустить ни крохи удовольствия, прижимаясь к теплой ладони.

— Продолжаешь? — Луи развернулся, уточняя. — Я нарисую тебя в ню, если ты остановишься.
— Угрозы?
— Да.

Даррин засмеялся. Гнев вытекал из него, оставляя место интересу и желанию подчинить. Убедить. Занять. Заполучить.

Это все еще был Луи, глупый и самонадеянный Луи со сверкающими темными глазами.
Когда он стоял, повернувшись своей очаровательной узкой спиной, Даррин об этом не задумывался. Но теперь он видел и член, и лицо, и это было… осознанием. Не оставляло вариантов, с кем он. Но и заводило. Если можно было быть на большем взводе. Луи открывал рот, только чтобы издавать звуки, а не слова, и это сейчас было самым соблазнительным в нем.

Жажда и восторг ликовали в крови, заставляя хотеть только одного — ознакомиться с нижней половиной его тела.

Даррин навис сверху, и Луи прилип к нему, не отпуская, пока тот не подсадил его на подоконник.
Его футболка задралась спереди, и ее было слишком мало, чтобы что-то закрыть, как и коротких белых носочков на ногах. Больше одежды на нем не осталось.
Даррин облизал горящие губы, рассматривая его.

Розовые крошечные соски — от холода они еще больше сморщились и торчали смешно.
Запятую пупка — живот от дыхания поднимался так быстро, что она то и дело приходила в движение.
Даррин перестал дышать, изучая его между ног. Смотреть долго он не смог и позволил рукам помочь себе исследовать. Волосы на лобке были чуть темнее, чем на голове, но с теми же мелкими глупыми завитками. И по ощущениям такие же мягкие.
Член дернулся в ладони; когда Даррин, прежде чем обхватить, обвел головку пальцами, между ними протянулась паутинка влаги.

Луи запрокинул голову, раздвигая бедра, чтобы ему было удобнее. Его длинная шея вытянулась, кадык судорожно двинулся.
Даррин почти всерьез задумался о том, чтобы сначала расслабить его и дать ему кончить. Но ему слишком хотелось оказаться внутри, пока тот будет полностью в себе, а не трахать уже размякшее, обессиленное тело.

— Смазка в кармане, — оповестил Луи, не открывая глаз. — Со вкусом жвачки. Только на язык не пробуй. Слишком сладкая.

Даррин поспешно кивнул и только потом задумался. В кармане? Домашних штанов? Настолько близко?

— Ты ее всегда с собой носишь?

Луи посмотрел на него:

— Я выходил за ней к себе, дубина. Десять минут назад.
— То есть…

Даррин замялся, шурша квадратиком из зеленой фольги, найденным в том же кармане:

— Ты знал, что это будет, еще когда я не согласился?
— Э-э-э. — Луи отвернулся. — Да, знал. Процентов на девяносто.

Он покраснел.

— А на остальные десять процентов — надеялся. М-м.
— Я такой предсказуемый? — усмехнулся Даррин.
— Я — такой сексуальный.
— Ах да. Точно.
— Заткнись и приноси уже хоть какую-нибудь пользу.

Он не дал ему возиться слишком долго. Едва первые приготовления были завершены, а Даррин — частично обряжен в латекс, Луи дернул его на себя.

Ох, давно надо было это сделать.
Внутри Луи было просто отлично. Вынуждало забывать все свои мысли. Оставляло только те, что касались этой прекрасной задницы. Возвращало воспоминания о юности и это бередящее разум восхищение от того, каким образом взаимодействуют тела. Соприкасаются и входят друг в друга, и путают все, что есть в голове.
Как же он чертовски долго не трахался.

Даррин налег руками на подоконник, подаваясь вперед, и Луи обвил его с такой готовностью, влипая бедрами в его бока, что он задрожал.

Даррин смотрел за его плечо, и ему чудилось, что стекло окна запотевает, а Нью-Йорк, славный старый Нью-Йорк, тает, как мороженое в жаркий полдень.
Луи целовал его в ухо, в подбородок, иногда давая ход зубам, и эти маленькие уколы боли перцем раздражали все нервные окончания.

— Вот так отлично… — засмеялся он Даррину почти в лицо, вновь откидываясь назад.

Его шея и грудь пылали, а соски так призывно торчали, что хотелось их лизнуть.
Провести языком, прикусить. Почти забыть двигаться, слушая сбившееся дыхание сверху. Если бы он мог дотянуться.
Руки Луи отпустили его, напоминая о времени. Он оперся о подоконник обеими, приподнимая бедра, чтобы было удобнее толкаться навстречу, раскачиваясь на весу. И уже от его первых движений у Даррина заискрило и в мозгу, и в паху.
Он держал его под коленками, натягивая на себя в надежде оказаться дальше, где еще горячее. В самой глубине его худого нелепого тела, в самой глубине маленькой глупой головки, чтобы там не осталось чужих мыслей.

— Даррин… ч-черт. М-м-м.

Все в его теле перевернулось. Это было дурацкое и некрасивое воспоминание, но оно влезло в голову, и Даррин не мог его игнорировать.
Боми никогда не звал его по имени во время этого.
Впрочем, он и вне постели предпочитал какие-нибудь уютные клички, а не имена. Это было удобно. Ему не всегда хотелось знать, с кем именно он трахается.

Но именно поэтому обращение было таким странным, таким неожиданным, таким возбуждающим. Не оставляющим вариантов.
Луи сжал губы, подавляя мычание. Его руки ослабли, и он шлепнулся ягодицами на подоконник, прислоняясь затылком к стеклу.
Задранные, его коленки подрагивали, Даррин рассматривал их, рассматривал живот, мышцы которого продолжали сокращаться после оргазма. Теперь он уже мог смотреть и упиваться видом, не боясь кончить раньше.
Его накрыло быстро, накрыло с головой и полностью. Несколько движений и закрыть глаза, посвящая эти мгновения только себе.

Звон, лишающий остальной мир звука, стих.

На оконном стекле остались потеки от пара. Город за ним снова замерзал в свою первозданную форму.
Даррин постоял еще немного, упираясь лицом в плечо Луи, но не мог сказать точно — потому ли, что у него все еще дрожали ноги, или чтобы продлить этот момент.

Даже когда он отходил, в коленях все еще покалывало, а пульс строчил, словно бешеный.
Даррин не поднимал глаза, стягивая и выбрасывая презерватив. Он застегнул джинсы, помыл руки и на стул просто упал.

Рот Луи был красным, как коралл, чуть ярче, чем его грудь и шея. Ему понадобилось две попытки, чтобы раскатать футболку, закрывая тело. Ткань вся промокла.
Спустившись на пол, он стоял почти минуту, смотря вниз, а потом неловко пожал плечами:

— Пойду приму душ.

Каша в тарелке совсем остыла и клейким серым месивом тянулась от ложки. Тем не менее она все еще была сладкая и вкусная. Даррин успел съесть почти всю тарелку, когда Луи, пошумев водой в ванной, вернулся. Джинсы на нем были те же, но футболку он сменил.
Его волосы торчали вверх как попало, а румянец с лица еще не сошел. Это было… мило?

Он поковырялся в холодильнике и достал просто невероятно большой стаканчик с йогуртом. Даррин даже рот приоткрыл, наблюдая, как тот ловко с ним справляется.

— Тебе надо было быть порно-актером, — заметил Луи, наконец заговаривая. — Это у тебя хорошо получается.
— Ну да.

Он не то чтобы был смущен, но все же немного был:

— Спасибо.

Луи долго не отвечал, облизывая ложку. Она чуть подрагивала в его пальцах.

— Тебе спасибо.

…

Попытки собрать вместе мысли и обратить их в слова кончались для Даррина по-разному. То провалом, то крахом, а иногда и фиаско.
Вращая ручку в пальцах, он прикидывал, как бы описать события последних дней, но ничего приличного в голову не шло.
Большим стрессом для него была доставка посылки в дорогой район. Она подозрительно гремела, и он уже начал думать, что там внутри что-то разбилось, за что ему могут предъявить претензию. Оказалось же, что внутри были орехи. Кому в своем уме пришло в голову заказывать орехи через интернет-магазин?
Ну хорошо. Дела на театральном поприще тоже особенным блеском не отличались. Сезон закончился, и ему уже не надо было натягивать на себя коричневые чулки. Наступило затишье.
И еще он переспал с Луи. Событие не особо большого масштаба, учитывая, что оно ни на что особо не повлияло. Это было чем-то вроде спора, перетекшего во взаимопомощь. Но все равно заставляло о себе крепко задуматься.
У Даррина никогда не было секса вне отношений. Он слышал, разумеется, что такое бывает, но на практике не сталкивался. Ну хорошо, было один раз. Мэйси Гиббсон, совместные классы по химии. Они были пьяные, и он хотел убедиться в том, что ему не нравятся женщины. Хотя сексом это было с большой натяжкой. Он поковырялся в ней пальцем, она заснула, а у него так и не встал.
С Луи было здорово. Здорово.

Задумавшись, Даррин нарисовал цветочки вокруг слова «здорово».