Вурдалак

                Демьян Редкозуб напоминал вурдалака, как мало кто из живущих. Высокого роста, сутулый, с длинными руками и узловатыми кривыми пальцами, к тому же почему-то всегда шевелящимися, он наползал на встречного, как дурная весть. Продолговатое невыразительное лицо его тем не менее завораживало. На фоне бледных впалых щёк длинный, несколько загнутый в сторону и розоватый на конце нос дополняли водянистые серые глаза, совершенно лишённые выражения, как у трупа. Вот такое убоище подвизалось в Харьковском медицинском институте в семидесятые годы старостой студенческого кружка при кафедре психиатрии.
 
                Редкозуб специализировался на гипнотерапии. Он демонстрировал свои успехи на собраниях кружка. Как правило, приводили какую-нибудь женщину, страдавшую депрессией и давно уже принимавшую психотропные препараты, или алкоголика на лечении. Жертва помещалась на стуле, а Редкозуб нависал над ней и помавал перед её лицом руками, в то же время приблизив своё лицо и шипя заклинания типа: «Вы ощущаете полный покой, вы расслаблены и полностью мне доверяете.» Доверять Редкозубу вряд ли был способен даже даун, но жертва застывала, как кролик перед удавом, так как уклониться от омерзительного контакта с Редкозубом она никак не могла. Именно страх и отвращение превращали и так уже ослабленного и деморализованного пациента в безвольную жертву.
 
                Хороши же опыты! Но Редкозуб успешно делал карьеру и сделал её таки. Его по окончании института оставили при кафедре. На шестом курсе он ухитрился жениться на однокурснице. Кто же эта несчастная? Она себя несчастной, впрочем, не считала. Люда была полненькой девушкой из уездного, пардон, районного городка. Она ощущала Редкозубову значительность и совершенно не видела в нём вурдалака. Через год у них родился маленький вурдалак и Редкозуб прослыл отменным семьянином. В отделении он безжалостно тиранил больных и они после его обходов и осмотров нуждались в двойной дозе нейролептиков и антидепрессантов, но дома он вёл себя совершенно иначе.
 
                Редкозуб успешно писал кандидатскую диссертацию и почти её завершил, когда неожиданно сошёл с ума. Неожиданностью это пожалуй явилось только для семьи и коллег по кафедре. Однокурсники Редкозуба нормальным его никогда не считали и никаких друзей или приятелей в институте у него не появилось. Что до кафедры психиатрии, то удивить коллег чем-нибудь необычным довольно сложно. Большей частью психиатры народ странноватый, если не считать откровенных проходимцев, которых и врачами назвать сложно. Скажем, молодой ассистент кафедры Роман Солодовников рассказывал студентам с хитрой улыбкой, что диссиденты все поголовно психически больны, так как одна из самых распространённых параноидальных идей – это борьба за справедливость.
 
                Дёма Редкозуб, однако, спятил вполне классически и сомнений в том не оставил. Поначалу конечно все вовлечённые лица отводили взгляд и принимали перед собой вид, что ничего не замечают, но вскоре самообман уже сделался невозможен. Дёма застывал и смотрел в одну точку, потом вдруг начинал нести околесицу и снова застывал надолго. Дома он временами не узнавал жену и маленького вурдалака Вову, что их пугало. Жена примчалась на кафедру и Редкозуба повязали. Заведующий кафедрой Илья Николаевич Колесников лично занялся лечением вурдалака. Одной из бредовых идей Демьяна оказался страх перед насильственным гипнозом, которому его якобы подвергали сотрудники кафедры. Особенно он боялся как раз совершенно безобидного Колесникова. Ночами он ему снился в духе карикатур на врачей времён «убийц в белых халатах». Надо подчеркнуть, что карикатур этих Демьян никогда не видел, разве что проснулась генетическая память. К тому же Колесников не был евреем, по крайней мере, не признавался.
 
                Харьковская психушка никогда не казалась апофеозом цивилизаци и больше напоминала концентрационный лагерь в той его части, что отведена для экспериментов доктора Менгеле. Больные гуляли во дворе или сидели на лавочках, имея на себе какую-то рванину или в холодные дни ватники. Они тряслись после инсулиновых шоков и зрелище являли не для слабонервных. На их забитом фоне долговязая длиннорукая фигура Редкозуба со взглядом василиска выделялась и просилась то ли в фильм ужасов, то ли на картину художника-тремендиста.
 
                Через несколько месяцев Редкозуб, если не пришёл в себя окончательно, то по крайней мере не выглядел буйнопомешанным. Его выписали и он приступил к работе. Больные на обходах ему теперь улыбались, как своему брату психу. Но вскоре улыбаться перестали. Редкозуб их ровней не считал и вёл себя с ними довольно грубо. Вообще-то ситуация, когда психиатр сам является психически больным, а в период ремиссии лечит своих однопалатников, не такая уж редкость. Попадались даже великие врачи, описавшие на своём опыте различные психопатологические синдромы. Редкозуб к ним явно не относился. Скорее он демонстрировал политику советской власти, параноидальную по существу, когда в медицинский институт принимали не людей, имевших медицинское призвание, а деревенских жителей, например, имея тайную мысль загнать их потом назад в деревню. Это никогда не получалось. В деревне оказывался кто угодно, кроме тех, кто из неё вырвался. Принимали также после армии, особенно вступивших там в ряды. Одним словом, кого угодно, кроме тех, кто этого действительно заслуживал. Плоды этого подхода ощущаются и поныне, когда сумасшедший дом с его родоначальником, явным и несомненным параноиком Ульяновым, провалился в чёрную дыру истории, утащив туда же полстраны.

                Примерно через пару месяцев после выписки Редкозуб напал на зав.кафедрой в его кабинете. Ему показалось, что тот снова его гипнотизирует. Илья Николаевич отделался выбитым зубом и вывихнутым плечом. Редкозуб выкрутил ему руку, пытаясь обезвредить и обездвижить. На вопли Колесникова сбежались санитары и Редкозуб загремел на буйняк. Через два месяца его снова выписали, но Колесников наотрез отказался оставлять его при кафедре. Демьян получил назначение в районную больницу по месту рождения и доинститутского проживания жены, после чего следы его затерялись.