Степановы. Родители

Мир, канувший в Лету

Часть первая. Степановы. Родители

 1. Крестьяне
 2. Семейные разборки
 3. Дмитрий и Евдокия Степановы
 4. Бог не выдаст, свинья не съест
 5. Весенние хлопоты
 6. Купидоновы стрелы
 7. Льняное дело
 8. Суета сует
 9. Первый лён
10. Семя на племя
11. Житейские хлопоты
12. Рекрутчина - и бедствие, и спасение
13. Лён мочить не усы крестить
14. Ученье - свет, а неучёных - тьма
15. Первый сельский учитель
16. Школа - храм знаний
17. На "стлище" надейся, а сам не плошай
18. Не домнёшь лён мялкой, так вспомнишь за прялкой
19. Лён не косят, не жнут, а теребят
20. Крепостного стригут, как овцу догола
21. Последние операции - сортировка и чесание льна
22. Лён вымотает, лён и озолотит
23. Дом - основа семьи


1. Крестьяне

     В жизни имеет смысл только то, что даёт силы жить. Когда Василий был ещё босоногим мальчонкой, он понял это на всю жизнь. В их бедной крестьянской семье насчитывалось одиннадцать детей: мал-мала меньше. Он был пятым и почти всегда голодным. Впрочем, как и другие ребятишки. Они выживали за счёт единственной коровы – она давала молоко, много молока. Простокваша, творог, сыр, масло – всё от коровы. Корова кормила всю семью. И она была главной в их жизни.

     Любил Василёк, как нежно звала его бабушка, убегать в широкое поле, где рос лён. Его голубые глаза сливались с ярко-голубым цветом цветущего льна. Лён тоже имел право на существование, думал он. Одежда, которая была на нём была из грубого льна, но она прикрывала его наготу. Лён проходил большую обработку прежде, чем становился материей. Это был адский крестьянский труд. Но Вася поклялся себе, что, когда он вырастет, не будет нищим.

     Он любил с ребятами убегать к реке. Они мастерили плот и катались на тихой речке Мологе, которая, казалось, текла туда, куда дует ветер. Ребята ловили рыбу, потом жгли костёр и варили уху. «– Ух, до чего же хорошо!» – восклицал Василий, лёжа на шёлковой траве, подложив ладони под голову и вглядываясь в широкий небесный свод, который ему казался необъятным. «– Я, когда вырасту, - сказал Вася брату Вовке. -  Не буду нищим, а стану богатым». Вовка хлопал глазами от удивления: «- Это как?» - «- Буду много работать, учиться. Вон смотри – все богачи грамотные, а мы с тобой неучи, через пень колоду азбуку учим». Вовка засмеялся: «- Да разве её выучишь?! Там букв больше, чем пальцев на руках и ногах». – «- Ну и что?! Выучишь азбуку, будешь читать». Вовка усомнился: «- Ну, это не по мне. Мне лучше с конями возиться, чем с книжками». Тут к ребятам подошёл старший брат Григорий: «- Вы что лежите, пора домой бежать» - «-Ладно, - вскочил на ноги Вася. – Бежим!»

     В крестьянской бедной избе было темновато, мать поставила на стол огромную лохань с кашей из репы. Она аппетитно пахла, и над ней струился клубами пар. Ребята схватили ложки и ждали, когда первым начнёт есть отец. Наконец отец зачерпнул ложкой кашу и сказал: «- Добрая!» И ребята заработали ложками. Гринька старший был хитрее других. Он рассказал, как в соседнем дворе подрались собака с кошкой, и кошка вышла победителем в драке. Дети хохотали от души, а пока они смеялись, Гринька усердно орудовал ложкой. И ему всегда перепадало еды больше всех.

     Но каша быстро кончилась. Попили молока, и вместе с отцом пошли на сенокос. Отец косил, а дети сено собирали в кучи. Они быстро уставали, но потом придумали: одни отдыхают, другие работают – и наоборот. Это предложил Вася. Как видно был сметливым малым. Отец жалел ребят: «- Ладно, хватит! Идите – отдыхайте! Вася, иди-ка сюда. Ты как считаешь, к вечеру сможем управиться с этой делянкой?» Вася подумал: «- Если дождя не будет, управимся. Но, похоже, начинается дождь» - «- Ну ладно, сказал отец, - забери ребят и бегите домой».

     Отец выделял Василия изо всех ребят как рационально мыслящего и дающего всегда разумные советы. И, действительно, хлынул дождь, и работа в поле остановилась. Когда он прекратился, уже стемнело. Работу не закончили.

     Это был трудный девятнадцатый век. Россия тогда слыла могучей крестьянской державой.

24 октября 2017

2. Семейные разборки

     В семье не без урода, гласит народная мудрость. В семье Степановых уродов не было, но Григорий не возлюбил Василия всей силой своей дикой души и по этому поводу комплексовал. Он видел, что отец выделяет брата из остальных, и ему такой примат не нравился. И в каждый раз, когда братья оказывались наедине друг с другом, он с удовольствием отвешивал Ваське хорошую затрещину, чтоб не очень задавался. Василий чрезвычайно огорчался: «- Ты чо?» - спрашивал он Гриньку. «- А чтоб не задавался» - «- Я и не задаюсь» - «- Опять рыбу ловили и ели. Вот скажу отцу. Он тебе задаст по первое число» - «- А тебе что жалко, что мы поели. Небось, завидуешь нам?» - «- Я не завидую. Но ты, видно, забыл, что церковь рыбу разрешает есть по определённым дням, а-то черти утащат вас на дно болота» - «- Не утащат. Что-то я не вижу чертей. Все мы ели рыбу, и никто не пропал. Все живы и здоровы» - «- Все живы и здоровы, - передразнил его Григорий. Вот скажу отцу, посмотрим, как запоёшь. Отец высечет, непременно высечет» - «- Ну и говори», - сказал Вася и нахмурился. Григорий несносно цеплялся к нему – здорово ревновал его к отцу.

     Отец был суров со старшим сыном и смотрел на него исподлобья. Жизнь не щадила его, кусок хлеба доставался с трудом. А тут ещё детей куча. Старший уже помощник, но какой-то весь сам по себе, словно его обидели. Все приказания отца выполнял так, словно делал ему огромное одолжение. Гонору многовато. Парню скоро уже семнадцать. Вымахал ростом выше отца, а ум детский. «- Ты вот что, Григорий, завтра утром со мной пойдёшь. Будем первую подсеку под лён готовить. Топоры я наточил. Матери скажи, чтоб хлеб – воду с собой дала» - «- А далеко идтить?» - «- Далековато. Близко-то подсеки давно все заняты. Лапти обуй» - «- Ладно», - ответил угрюмо Григорий и пошёл к матери. «- Мать, собери нам поесть с отцом, мы завтра пойдём в лес подсеку делать». Мать всплеснула руками: «- Да кто разрешит подсеку делать?!» - «- Не твоё дело, мать. Мы далеко пойдём – никто не узнает. Да кому дела есть в глухомань лезть?! Мы рано завтра встанем, ты нас с вечера собери». Мать горько покачала головой. Она понимала, что муж хочет выбиться из нужды, ищет новые способы. Лён для него – новое занятие. Он решил попробовать свои силы и освоить его.
     Утром отец проснулся рано, растолкал сына, который сладко спал на лавке и не вставал. Отец тогда больно ткнул его в бок: Гриша вскочил, как очумелый. Отец стоял над ним с лучиной: «Пораньше встанешь – шагнёшь подальше. Кто рано встаёт, сынок, тому бог подаёт, - сказал отец. – Пора идти». Все в избе спали. Они поели картошки с луком, попили квасу и отправились в лес. Григорий шёл и спотыкался. Отец бурчал: «- Вот, леший, под ноги гляди! Не вспаханный пласт урожая не даст. Надо поторопиться». Лес от ветра гудел. Долго искали поляну. «- Отец, глянь, эта как будто без травы и вокруг березняк» - «Да будто ничего, только лес молодой, а нам надоть, чтоб лесу было лет десять» - «Тогда не годится». Прошли много, пока  нашли то, что нужно. Полоса была ровной, почти без травы, но чтоб её увеличить до трети десятины, нужно было мужчинам потрудиться – вырубить немало берёз, и они принялись за работу. Лес рубят – щепки летят.

    Без труда не вытащить и рыбку из пруда. Первую берёзу рубили вместе, затем аккуратно вершиной её свалили на поляну. Потом рубили каждый отдельно, но роняли деревья вершиной в одну сторону. Это было важно для последующих действий. Крупные деревья оставили на корню, чтоб зимой их вырубить и вывести домой на дрова. У Гриши на руках появились кровавые мозоли. Отец рассердился не на шутку: «- Ну и послал мне бог помощника! Да что ты за обормот! За что ни возьмёшься – палец посреди ладони лезет. Ладно. Давай поедим. Ещё пару я свалю, а ты сучья будешь обрубать».

     С Гриши тёк пот ручьём, от боли в руках ему было досадно, что отец на него рассчитывал, а он подвёл его. Но он ничего не мог сказать в своё оправдание, поэтому нахмурился и молчал. «- Без труда, Григорий, мёду не едят. Вот начнём лён выращивать, - примирительно сказал отец, - может, из нищеты выберемся» - «- Я не верю», - не поддержал отца Гриша. «- Если так работать, так в дерьме всю жизнь будешь сидеть» - «Отец, я же старался» - «- Ладно, - грубо оборвал его отец, - возьми мои толстые рукавицы. Приложи мох к ранам, лопухом прикрой и за работу!»

     Домой отец с сыном вернулись поздно, когда все спали, кроме матери. «Ну как?» - с беспокойством в голосе спросила она мужа. «- Лиха беда начало, - ответил ей муж. – Вон у Гриньки мозоли на руках». Мать подошла к сыну – он был её любимец-первенец – и нежно коснулась его загрубевших рук. Она аккуратно обработала раны и приложила к ним подорожники, обвязала чистыми тряпками. И у Григория раны быстро зажили. Работу на подсеке продолжали. Гриша теперь обрубал сучья и равномерно разбрасывал их по поляне. Дело спорилось и вскоре подсека была готова.

     Отец понимал, что лучший лён получался тот, что был собран на пашнях. Полевые земли давали тонкий и мягкий лён. На подсеках получали хоть длинное и крупное, но достаточно жёсткое волокно. Но для начала дела годились им и подсеки. Он хотел льноводство освоить сам и обучить ему своих детей.

     Василий был очень рад новому делу отца. Он теперь почти его не видел. И ему хотелось тоже пойти с отцом в лес и помогать им. Однажды он всю ночь не спал, караулил. А когда отец с Гришей поднялись чуть свет – заря, под утро его сон сморил, и он заснул крепким сном младенца, и, конечно, прозевал момент, когда они уходили. Как же он злился на самого себя: «- Какой же я рохля, какой же мужчина?!» И тогда он решил с вечера дожидаться прихода отца из леса. И дождался. Но отец был страшно голодный, сердитый и замёрзший, и он не решился вступить с ним в разговор и просить взять его с собой в лес.

     Но отец сам заметил, что Вася не спит и спросил дружелюбно: «- Ну, пострелёнок, ты чего не спишь?» - Вася обрадовался, вскочил с лавки и сказал: «Папа, возьми меня с собой!» - «- Ух ты, чего придумал – возьми с собой! Ты знаешь, как далеко мы ходим? Ты только штаны оборвёшь, а толку от тебя никакого» - «Я буду сучья разбрасывать, хворост искать. Я тоже хочу лён выращивать» - «- Ничего, сынок, придёт и твой час. А сейчас спи!» Он уложил мальчика, погладил по голове и ушёл. Было Василию ещё девять лет.

     Григорий слышал разговор отца с Василием и страшно разозлился на брата, но обидеть его боялся из-за отца. Он только сверкнул на него разгневанными глазами и улёгся спать на свою лавку, погрозив ему кулаком. Но утро вечера мудренее. Проснувшись, Григорий вспомнил про отказ отца Ваське взять его с собой и довольно улыбнулся. В душе он торжествовал, что Ваську-малявку-задавалу они не берут с собой. И что он старший и принимает участие в большом деле.

     Утром Василий стал расспрашивать мать, зачем отец и Гриша уходят в лес. Мать ему объяснила: делать ниву для выращивания льна. «- А разве в лесу вырастет лён?» - «- Вырастет, но не такой мягкий, как в поле. «- А как изо льна делают материю?» - «- О-о-о, - протянула мать, - это каторжный труд!» - «- Зачем же отец взялся за такое адское дело?» - изумился мальчик. «Надо же вас кормить», - вздохнув, ответила мать.

3. Дмитрий и Евдокия Степановы

     Отец Дмитрий Иванович Степанов, коренной крестьянин, отличался трудолюбием, от природы был сметлив, несколько ироничен. Доброта его прекрасной души в силу житейских трудностей была глубоко скрыта под пудом приобретённой жизненной суровости. Он не чурался никакой работы и до мозга костей был честен и порядочен, всеми фибрами души презирал лживость, хитрость и предательство. Он хотел, чтобы его дети выросли такими же честными и порядочными, каким был сам.

     Увидев однажды Дуню, он полюбил её всем сердцем и на всю жизнь и относился к ней с нежностью. Их любовь представляла собой некое особенное явление. Он боготворил свою Дуню, самую прекрасную для него женщину на земле – богиню, мать его детей. А Дуня, то есть Евдокия Семёновна, позволяла себя любить. Она снисходительно относилась к глубоким чувствам супруга. Выбора у неё не было. За кого отдали замуж, за того и пошла. На прощание ей родная матушка так и сказала: «- Ничего, Дуняша, попривыкнешь, стерпится – слюбится».

     Поначалу стеснительность мужа забавляла её, но с течением времени она по достоинству оценила его высокие душевные и нравственные качества и полюбила мужа горячо и страстно. Но в своих проявлениях была сдержанной и спокойной, чем ещё больше разжигала его пыл и страстность. Правда, жизнь их жалела мало, а трепала сильно. Но чем труднее испытывали они невзгоды, тем сильнее чувствовали привязанность и ещё ближе становились друг к другу. И теперь напоминали два сросшихся гриба, стали настоящей крепкой неразлучной супружеской парой.

     Дмитрий Иванович в детстве закончил двухгодовую церковно-приходскую школу для мальчиков, умел читать и писать. Евдокия была безграмотной. Тем больше она почитала мужа за его «учёность», как говорила она. Глава семьи считал, что все мальчики должны быть грамотными: учиться в школе, уметь читать и писать. Он видел, что учёба его парням даётся не всем одинаково хорошо. Пётр, второй сын, сильно ленился, и в кого только такой уродился. Вовка, четвёртый сын, ужасно бестолковый. «Ему бы только лошадям хвосты крутить да в поле их пасти», - думал неодобрительно о нём отец. Гриша и Пётр – два сапога пара. Всё их подталкивать надо. Сами инициативы никакой не проявят. Сеня-пятилетка – тугодум, очень упрямый и в кого только? Из шести сыновей по сердцу ему оказался Василий, пятый сын, смышлёный, ловкий, активный. А маленькому Димке отроду два месяца, очень забавный малец, всё время спит, ест и спит, поест и спит.

     Думы мужа прервала жена: «- Дмитрий Иваныч! Смотри – жар у маленького. Что делать?» Дмитрий Иванович нахмурился, но сразу встал и устремился к люльке. Действительно, ребёнок разметался, и у него горели лоб и щёки. «- Да, как же он простудился?» - «- Дома тепло, печка горячая. Может, холодное обвёртывание сделать?» - «- А поможет?» - «- Не знаю, но можно попробовать» -«- Риск большой? Может, так пройдёт?» - «- Не знаю», - со слезами на глазах произнесла жена. «Погоди-ка, я схожу к соседям да поспрашиваю. Может, чо толковое скажут».

     В соседней хибаре, такой же лачуге, как у них, жила тоже бедная семья. Детей у них водилось поменьше, а изба всё же - похлипше. Они обрадовались приходу Дмитрия Ивановича, усадили на скамью и внимательно выслушали его. «- Ты вот что, - сказала старушка, - не трогай дитятко. Если бог даст, жар сам пройдёт. Холодные тряпки могут добавить простуды. Не делайте этого. Дайте попить тёплой воды с малиной или с мёдом, что есть. Они снимут жар. У нас мёда нет, а малина есть. Если надо, дадим» - «Малина у нас тоже есть, да и дикий мёд ходили собирать в лес летом, может, ещё остался». Гость поблагодарил соседей и побежал скорей домой.

     Жена уже приготовила холодные мокрые тряпки. «- Соседка не советует это делать, - сказал он, - дитё малое, можно навредить. Питьё из малины или мёда советует» - «- Ой! Спасибо. Как же я растерялась, про малину и мёд забыла совсем. Сейчас мигом приготовлю питьё». Всю ночь мать не отходила от люльки больного младенца. К утру жар спал, и ребёнок потихоньку стал поправляться. Малина и мёд помогли.

     Евдокию Семёновну нельзя было назвать красавицей, нос чуть вздёрнутый и складка между бровей, но была в ней какая-то притягательная женская сила. Что-то в ней привлекало взгляд, хотелось ещё раз посмотреть на неё и понять силу её очарования и волшебства. Круглое русское лицо, широко распахнутые глаза, брови ломаной дугой, пухлые губы. Лицо открытое, а улыбка лучезарная.

     По своему характеру, она была похожа на тихую речку – не шумная, спокойная, не суетливая. Она видела своё главное призвание в материнстве и с честью выполняла свой высокий долг. Она всячески оберегала детей от невзгод. Самым любимым ребёнком для неё оставался Гриша, её первенец. Она храбро защищала его, как могла, от нападок отца. Он и внешностью был похож на неё, а характером не известно в кого – ужасно обидчивый и завистливый, словно отобрали у него любимую игрушку навсегда, а новую не купили.

     Умела Евдокия вести домашние дела рационально, но всегда советовалась с мужем. Его слово для неё был закон. Не смела ему перечить, уважала его мнение. Но частенько было так, что, соглашаясь с ним, она говорила. «Может, ещё подумаем. Вдруг бог пошлёт лучшую мысль». Теперь соглашался муж. Не делал того, что ей казалось неразумным или подозрительно нехорошим. Время проходило, и муж к этому уже возвращался: или отпадала нужда, или просто забывал об этом за кучей разных дел. Ребят приучала к труду, девочек к шитью, все ухаживали за скотом, принимали участие в общих работах на огороде, девочки учились с малолетства.

     Между делом, замечая, как учатся дети, она выучила некоторые буквы и уже умела складывать слоги, но читать ещё не научилась. Но, если бы занятия были регулярными, она давно бы научилась читать. Но теперь много времени отнимал Димка-младенец. Евдокия заботилась о каждом ребёнке, чтобы ему жилось полегче, хотя она видела и переживала, что дети не доедают и часто ходят голодными, как и она и отец. Она по-другому оценивала своих детей. Гриша казался ей амбициозным целеустремлённым малым, который добьётся в жизни своего. Пётр, хоть увален, но бесконечно добр, отдаст свою последнюю рубашку, чтобы помочь другому. Володя – вольнолюбивый, как ветер иль необъезженный конь. Василий далеко пойдёт, он всегда знает, чего хочет.

     Размышления матери прервала Елена. Ей исполнилось тринадцать лет, совсем барышня. Наступил «лизунчик». Она постоянно прихорашивалась, стирала своё единственное платье и штанишки, причёсывалась и начала заглядываться на соседних парней. Мать наблюдала за ней с любопытством. «- Мама, расскажи, как ты полюбила папу?» Евдокия молчала. «- Расскажи, как он тебя сватал?» Мать улыбнулась в ответ: «- Глупая ты, Ленка, не в любви счастье, а в согласии и уважении друг друга» - «- Как же можно жить без любви?! - фыркнула дочка, - даже в сказках есть любовь. Золушка полюбила принца, а он её, а я полюблю богатого, чтоб досыта есть и не быть вечно голодной» - «Любовь любовью, - ответила мать, - а коли нищий, так умерь свой аппетит. Как-то у тебя всё сложится, знает один бог. А у меня было всё просто. Твой отец пришёл к моему отцу и сказал: «- Отдай замуж за меня свою дочь, я буду её на руках носить».

     Отец мой был очень строгий человек, забитый жизнью, а я уже на выданье – семнадцать лет, в девках-то засиделась, самый срок замуж идти. Отец меня не спрашивал, нравится мне жених – не нравится, просто приказал: «- Ты, Дунька, дома – лишний рот. Вон Димыч берёт тебя в жёны. Завтра дело и сладим славно – на стол, что есть соберём, блины мать напечёт, квас попьём. В церковь пойдём и обвенчаетесь» Как сказал отец, так и сделал. Песен прощальных не пели, на гармошке сыграл только брат отца «Гришка умер, Сенька жив», дед сплясал. Пошли в церковь, нас обвенчали. А после церкви отец забрал меня в свой дом.

     Я старалась уважать его родителей, трудилась с самого раннего утра. Без труда нет добра. Меня никто не обижал. А отец любил, и я его полюбила» - «Да разве так бывает? Так неинтересно и скучно. А ты гадала на суженого?» - «- Мне некогда было заниматься этими глупостями» - «И посиделок у вас не было, и хороводы не водили, как у нас?» - «Я возьму сейчас вицу и покажу тебе посиделки. Небось уже замуж собралась – два вершка от горшка. Лучше займись Катей и Василисой, поиграй с ними» - «- Да им по семь лет – они маленькие, мне с ними не интересно» - «- Ей не интересно. Возьми иголку, тряпки и сшей им куклы». Вздохнув, Лена кивнула головой и пошла к сёстрам.

4. Бог не выдаст, свинья не съест

     Когда человек чувствует силу и мощь природы, он слаб и верит в бога. Семья была православной. В красном углу лачуги висела божья икона. Она досталась Дмитрию Ивановичу от деда. Набожность считалась добродетелью. Детей пугали ужасами ада и твердили, что уже на земле надо готовиться к переходу в другой мир. Дети были запуганы и усердно молились. Главную молитву «Отче наш» знали наизусть все, даже малыши. Они часто перевирали молитву, выбрасывали из неё некоторые строки, не понятные им.

     Семилетняя Катя постоянно говорила «дай» вместо старославянского «даждь». А фразу «иже еси на небеси» она произносила: «если ты на небеси», и в результате получалось: «Отче наш, если ты на небеси, хлеб наш (насущный – забывала) дай нам есть…» И сколько мама её ни поправляла, она читала по-своему. У Василисы, тоже семилетки, память была получше, но она умышленно сокращала молитву до минимума, потому что ей казалась она очень длинной. Она читала: «Отче наш! И не вводи нас в заблуждение и избавь нас от лукавого, ибо твоё есть царство, сила, воля – Бога, Сына и Святаго Духа. Аминь». Бога благодарили в семье за всё.
 Deo gratia! Благодарение Богу!

     Русские люди всегда молились, до православия высоко процветала языческая культура. На Руси поклонялись Перуну, верховному богу грозы, громовержцу. Он же считался покровителем военной дружины и князя, предводителя её. Почитали разных богов, связанных с природой, – Солнце, ветер, Луну, звёзды. Были места поклонений и жертвоприношений. Но языческие капища были разорены христианами. Язычество выжигалось калёным железом. Какая ирония судьбы?!

     Христианство провозгласило главными своими принципами милосердие и любовь, а к прежней религии проявляла жестокость и насилие. Одна из её десяти заповедей – не убей! Читая Библию – главную её книгу, разве что слепой не удивится её истории – кругом убийства. При такой, мягко говоря, жестокой истории нельзя не поразиться короткой памяти священников. Царь Николай Второй устроил кровавое воскресенье 9 января 1905 года. Погибли сотни людей, если не больше. Народ рассчитался с ним – погубил его. Церковь же, забыв про его злодеяния, возвела его спустя стол лет в ранг святых мучеников. Какая гнусная мимикрия, ложь и лицемерие! Не потому ли в лоно церкви устремляются преступники и убийцы, молитвой замаливая свои грехи. А церковники за деньги, которые получают от них, с удовольствием отпускают им их грехи.

     Крестьяне жили трудной жизнью, но и тогда это уже понимали. Они всегда были сильны задним умом: на бога надейся, а сам не плошай; богу – богово, а кесарю – кесарево. Но тем не менее набожность почиталась. В церковь ходили по воскресеньям, соблюдали посты, рыбу ели в специально разрешённые церковью дни, отмечали церковные праздники.

     Семья жила в курной избе, которая топилась «по-чёрному», дымовой трубы не существовало. Для отвода дыма в боковых стенах вырезались небольшие оконца волоковые, когда нужно было, их закрывали задвижкой-волоком. Однажды отец увидел, что у соседа шёл дым с крыши, он побежал узнать, что да как. И по их примеру, проделал отверстие вверху, а некоторые оконца затянул рыбьим пузырём. Слюда-мусковит на окнах была только в теремах, а стёкла появились много позже. Зажиточные крестьяне покрывали окна бычьим пузырём (желудком). Как бы там ни было, в дом стал проникать дневной свет.

     Освещался дом лучинами. Их заготовлял Василий: «Придёт кручина, как нет ни дров, ни лучины», - говорил он, брал сухое еловое или сосновое полено, его нагревал и ножом нарезал лучины - тонкие длинные полоски-щепки. Их вставляли в светцы. Светец сначала имел простую форму: металлический держатель, в широкую часть вставляли лучину, а другим острым концом его втыкали в чурбан или иную подставку. Если надо было, держали светец в руке, и лучину могли переносить с места на место, не обжигая рук. Позже его стали делать в виде одной или двух вилок, в которые вставляли несколько лучин. Они освещали большую поверхность жилья. И было светлее. Так и говорили: «Пошли плясать наши лучинушки!» Под лучины ставили корыто или ушат с водой. Свет от огня отражался в воде и ещё прибавлял яркости. Потухшие угли падали в воду, и таким образом вода спасала дом от пожара. Свечей и керосиновых ламп ещё не было. Они появились позже.

     Василиса любила смотреть на открытый огонь, у неё сразу возникали в голове образы огненных лошадей. Она представляла могучих богатырей на конях и полностью уносилась в мир волшебных сказок. Она начинала фантазировать, и сказки её получались весёлые и смешные. «Знаешь, что я заметила, - поведала она как-то сестре. – Когда лучина трещит, пыл с визгом по ней, то это – к морозу» - «Я и без тебя это знаю». Василиса, подражая взрослым, вдруг запела: «То не ветер ветку клонит»: «Извела меня кручина, подколодная змея! Догорай моя лучина, догорю с тобой и я». Катя, погодка Василисы, засмеялась: «Отгадай загадку: стоит Трошка на одной ножке, крошит крошки?» - «- Наверное, месяц» - «- Какая ты смешная. Про то же самое: стоит Гаврило, замарано рыло. Сдаёшься?» - «Так это – светец. Я про него тоже знаю загадку, а не скажу» - «Старый старичок под себя тюрю мнёт?» - «Да, а ты откуда знаешь?» - «Слышала». Катя, в противовес сестре, любила воду. Могла часами любоваться на неё. Для неё вода была волшебством, но сочинять она не умела и не хотела. Она любила мыть посуду. Полы дома мыли редко, только по большим праздникам. Пол подметали один-два раза в неделю. В избе деревянный пол отсутствовал, он был земляной: его поливали водой и утрамбовывали так, что он становился гладким и твёрдым. Сверху бросали сено и солому, которую меняли раз в месяц».

     Дом без освещения был тёмным. Дым от огня собирался в верхней части избы, часть выходила в отверстия на крыше, в оконца и в отверстие для входа. Чтобы копоть и сажа не падали на голову, по периметру избы делали полки. Часть дыма оставляли для тепла. Дверей в избе не было, доски стоили тогда очень дорого. Вход закрывали двумя половинками расщеплённого бревна, связанных вместе, и пологом.  Из мебели стоял стол. Спали на полатях и на лавках. В тёплом углу висела люлька.

     Курные избы в деревнях существовали долго, вплоть до двадцатого века. Но уже в восемнадцатом веке в городах стали строить белые избы, которые имели дымовые трубы, но они были по карману только богачам – князьям, боярам, купцам. Пётр Первый запретил строжайшим образом в Санкт-Петербурге строить курные избы. В деревнях белые избы появлялись лишь у зажиточных крестьян.

     Изба Степановых наполовину уходила в землю, на крыше лежала солома. Это было обычное жилище бедных людей. Напротив печи спал отец – глава семьи. Справа от входа располагались жена и дети. Такой быт не смущал крестьян. Дети большую часть дня пребывали на воздухе, особенно в тёплые дни. Сделав свою работу в огороде и по дому, ребята убегали играть. Летом бегали преимущественно босиком. Любили играть в догонялки, в прятки, кувыркаться на траве. Вместо мяча, использовали клубок из тряпок. Соревновались в беге, в прыжках. Играли в ножички. Ходили часто в лес поесть землянику, морошку, малину, чернику. Собирали грибы и ягоды на зиму.

     Однажды Вова спросил Гришу: «- А почему мы верим в бога?» Гриша был озадачен вопросом, поэтому уклончиво ответил: «- А делать нечего, потому и верим». Ответ брата раззадорил Вовку: «- Ну даёшь! Нечего делать! С утра до вечера вкалываете. А бог вам помогает хоть?» - «- Ты чего с богом не в ладу? Такие вопросы задаёшь?» - «Бога мы не видим, а верим ему. Почему?» - настаивал на своём мальчик. «- Ты отцу вопрос такой задай, он тебе по шее съездит» - «- Тебе лишь бы драться или отмахнуться от вопроса» - «Хорошо, объясню – я верю, потому что верится. А не будет вериться – не буду верить. Понятно?» - «- Нет, не понятно» - «- Это уже твоё дело» - «Хорошо. Скажи, почему бог сделал одних богатыми, а других бедными?» - «- Это не бог сделал, а люди сами себя сделали такими»» - «Почему ты живёшь в полуземлянке впроголодь, а Потаповы живут в белой избе, сыты и богаты?» - «Ох, Вовка, эти вопросы тебя до хорошего не доведут» -

     - «- Я хочу справедливости. Это нечестно. У кого-то всё, а у нас ничего. А бог у нас у всех – один. Как же я могу верить в бога, если мы нищие, и он нам не помогает?» - «Он помогает сильным. Стань сильным, и он тебе обязательно поможет. Грамотным станешь, книги будешь читать и на вопросы свои ответы найдёшь» - «- Ты, как Василий, учись да учись. А если у меня душа не лежит к учёбе, тогда как?» - «Ну и оставайся неучем и не задавай мне свои глупые вопросы» - «- Мне только интересно, какой он бог – с бородой, наверное, и весь седой?» - «- А, может быть, он вечно молодой. Это ты будешь скоро старым, задаёшь много вопросов. А гляди-ка, голова у тебя вся уже седая» - «- Не седая. Просто волосы стали белыми, выгорели на солнце» - «- Вот я и говорю, что ты уже поседел», - пошутил Гриша. «А ну тебя», - в сердцах крикнул Вовка и убежал от брата.

     Когда семья садилась за стол, отец заставлял всех молиться, а после трапезы было принято благодарить бога за то, что он их насытил. Однажды Вовка не выдержал и спросил отца: «- Зачем надо благодарить бога?» - «- Затем, чтобы он снова нам послал пищу» - «А, если ты будешь только благодарить его и не работать, он пошлёт пищу?» - «- Конечно, нет. Мы живём в обществе и должны подчиняться его законам. Один из законов предписывает нам трудиться, чтобы прокормить себя и семью. А бог даёт нам надежду и веру в наше лучшее будущее. Понял?» - «- Понял» - «- Вот и хорошо».

     Елена помогала маме с малышом. Когда у него начали резаться зубки, и он сильно плакал от боли, она жалела ребёнка, качала его на руках, прижимала к себе и просила: «- Господи, помоги ему!» Но ребёнку не становилось легче. Но вдруг девочке пришла в голову мысль в тряпочку завернуть варёную свёклу и дать пососать младенцу. Сестричка сделала это, и ребёнок перестал плакать: «- О спасибо, Господи! Помог», - так для себя решила Елена.

     Человек издавна живёт во власти своих суеверий. В доме их существовало много: нельзя было просыпать соль – к ссоре; если лучина сильно трещала и сыпала искры – к беде; если встречали человека с полными вёдрами – к удаче. На святки и под Новый Год гадали: что-нибудь жгли и смотрели на тень на стене, что видели, в то и верили. После гаданий усердно молились: церковь не приветствовала гадания. Священников теоретически почитали, считали божьими людьми.

     У Дмитрия Ивановича были особые отношения с церковью. В бога он верил безоглядно, но священников не приветствовал. Дьячок церковный был вороватым мужичком. Он сам видел, как тот вымогал деньги у боярина. «Мол, приход такой нищий, ему надо помочь». А когда боярин отвалил большую сумму и ушёл, он отделил часть денег, сунул себе за пазуху, остальные понёс священнику. Видел он, как попы пьянствуют и развратничают, поэтому к попам относился с недоверием и в свой дом их не пускал. Он любил приговаривать: вера верой, а дело делом или – богу богово, кесарю кесарево.

     Крестьянская сметливость помогала найти в православии силы жить: часто говорили – бог не выдаст, свинья не съест. Больше отдашь – больше получишь. Бог правду видит, а шельму метит. Своим детям Дмитрий Иванович внушал заповедь: не убей и не укради. Человек не увидит твоих плохих дел, а бог всё видит и шельму метит. Недаром говорят – на воре шапка горит. Дети ему верили и слушались. Им с молодых ногтей прививали уважение к старшим. Отец для них был самым большим авторитетом. Он верил в каждого ребёнка, в его лучшие качества. И они любили отца, доверяли ему и очень уважали его. А духовность воспитывалась вместе с добротой и строгостью, пускала хорошие корни и должна была дать зрелые плоды.

5. Весенние хлопоты

     Зима случилась слишком суровой и морозной, но семья Степановых уцелела, хотя было голодно. У малыша развился рахит от недоедания и недостатка витаминов. Девочки-двойняшки переболели простудой, но силы жизни восторжествовали, и они поправились. Мать вся извелась в заботе о здоровье детей.

     Но постепенно холода стали уходить, а весеннее солнышко всё больше и больше приводило в движение жизненные силы – таял снег, просыпались деревья, и уже на пригорках стала пробиваться первая травка. Наконец, снег ушёл совсем, всё подсохло, и Дмитрий Иванович засобирался на свою ниву. Он забрал мать и старших детей, кроме Елены, и отправился на делянку. Елене доверили возиться с малышами – кормить их, играть с ними – следить, чтобы не случилось ничего худого. Елене тоже хотелось пойти со всеми в лес, но отец так строго посмотрел на неё, что слова протеста застряли в горле. И она безропотно осталась дома.

     На делянке надо было жечь сухостой и деревья, а потом постепенно горящие деревья перекатывать с места на место, чтобы зола равномерно распределялась по участку. Отец внимательно поглядел на ниву, ему показалось, что сухостоя ещё маловато. И он послал Володю и Василия пособирать ещё хворосту. Мальчишки весело побежали в лес и быстро наносили сухостоя. Тем временем отец со старшими сыновьями сооружали костёр, чтоб можно было обогреться и матери приготовить им еду. Приспособили палку, на него повесили котелок.

     Недалеко журчал ручей. Мать взяла с собой Катю и Василису, захватив посуду, они пошли за водой. В лесу было чуть прохладно, но дивный свежий запах пробуждающихся почек пьянил, и голова кружилась от дурмана. На дереве стучал дятел. Он не привык видеть здесь людей, а девочки восторженно закричали: «- Мама, дятел!» Вода в ручье сияла небесной чистотой. Зачерпнув воды, Катя сказала: «- Вода чистая, как слеза младенца» - «Да ты у нас поэт» - «Я не поэт, я просто крестьянская девочка» - «Как будто бы крестьянская девочка не может быть поэтом, хотя бы в душе», - засмеялась мать. Вернувшись к костру, они стали варить кашу. К обеду всё было готово.

     Отец, Григорий и Пётр начали зажигать хворост. Отец достал из трутового мешочка огниво – кресало и кремень и стал выбивать искры. Спичек ещё в быту не существовало, хотя их в Россию сначала привозили из-за границы – из Гамбурга, а первая спичечная фабрика появилась в России уже 1837 году -  в Петербурге. Она выпускала фосфорные спички. Они изготавливались из белого фосфора и были ядовитыми. Через десять лет венский химик Шретер открыл не ядовитый красный фосфор, он не самовоспламенялся из воздуха, как белый фосфор. В 1842 году в Санкт-Петербургской губернии работало девять спичечных фабрик, и в каждый год производили десять миллионов спичек. Но они стоили очень дорого и были далеко не доступными. Первые безопасные спички появились в Швеции и назывались «шведскими». Спичечный коробок изобрели только в конце девятнадцатого века – в 1899 году. Так что в основном люди пользовались кресало (или огнИво) - куском железа или стальной пластинкой для высекания огня из кремня. КремЕнь – очень твёрдый камень, состоящий из опала, халцедона и кварца (или кремнезёма). Сейчас его используют для изготовления эмали, глазури и шлифования каких-либо предметов.

     В качестве трута годилось всё, что легко воспламенялось от искры, высекаемой ударом огнива о кремень, любой материал. Это мог быть фитиль, ветошка, высушенный гриб трутовик. Григорий держал наготове кусок берёзовой бересты. Не сразу, но в конце концов, зажгли трут, и вскоре пламя охватило одно дерево, перебралось на хворост и полетели искры, дерево затрещало. Девочки во все глаза смотрели на огонь. Катя была в восторге. Так много огня они когда не видели. Отец и братья баграми с крючьями толкали горящие деревья. Они перекатывались. Это был адски тяжёлый труд.

     Гриша и Петя схватились: «- Не так ты делаешь, - учил Петя Гришу, - надо с остановками перекатывать, а ты торопишься» - «Правильно», - поддержал его отец. «- Так мы до следующего года делянку не сделаем» - «Но сделать надо хорошо» - «- А я что не стараюсь, - с обидой в голосе произнёс Григорий. – Ты всегда, отец, ко мне придираешься» - «- Успокойся. Чего расхорохорился? Всё. Перерыв. Идёмте кашу есть».

     Каша была ячменная, пахла дымом. Ребята были голодные и ели с удовольствием. «- Отец, меня Потапов зовёт в работники», - неожиданно сказал Гриша. «Конечно, у него хозяйство большое. Работники нужны. А платить будет?» - «Сказал, что жить буду на всём готовом». Мать тяжело вздохнула: «- И нам полегче будет. Одним ртом меньше. Пусть идёт» - «А мне кто поможет?» - «Пётр, я, Вова, Вася» - «- От них большая помощь? Ладно, пусть идёт работает. Уйти всегда сможет, если понадобится».

     До поздней поры семья работала на делянке, не покладая рук. Когда всё было закончено, вернулись домой уставшие, но довольные. Ребята спали, а Елена ждала родителей. Оказывается, к ним приходил Потапов и спрашивал, где отец. Девочка по простоте душевной, как на на духу, поведала ему, что вся семья ушла в лес делянку делать. «Какую делянку?» - переспросил старик. «Чтоб лён растить», - ответила бесхитростная девочка. «Ишь что надумал», - произнёс он и ушёл. Лицо у него было недоброе. «Зачем ты про делянку сказала? – упрекнула мать дочку. – Теперь у отца могут быть неприятности» - «- Я же не знала, что нельзя говорить», - заплакала Елена. «- Не плачь, - успокоила её мать. – Может, обойдётся». У Елены сразу просохли слёзы. «Он на меня ласково глядел, по спине рукой погладил, сказал, что я уже невеста на выданье. Спросил, пойду ли за него замуж. Я ответила, что мне ещё рано об этом думать. «Ну, гляди», - сказал он и ушёл» - «- Вот срамник!» - всплеснула руками мать.
Absit omen (Абсит омен) – Как бы это не явилось дурным предзнаменованием.

     На следующее утро Дмитрий Иванович опять засобирался на делянку. Но, выйдя из дома, увидел Потапова в богатой одежде. «Клим Фролович, приветствую! Каким ветром вас к нам занесло?» - «- Ишь ты, как разговариваешь. Я по делу к тебе пришёл – звать Гришку в батраки. Помощник очень нужон» - «- Мы уже обговорили, пусть идёт. Платить будешь?» - «- А надо ль?» - «- Ежели в город пойдёт на заработки, там заплатят» - «- Так он будет питаться у меня» - «- Питаться может и дома» - «Я его на заимку хочу послать, чтоб там и жил». Дмитрий Иванович молчал. «- Бог с тобой! Маненько заплачу». И Гриша ушёл в батраки. Платонов ни словом не обмолвился про их делянку. Мать горько всплакнула.

4 ноября 2017 суббота


6. Купидоновы стрелы

     Оказавшись на новом месте, Григорий с интересом вглядывался в новый для него быт и в людей, окружавших его. Потапов пользовался  уже сальными свечами. Их называли почему-то «маканами». Они быстро оплывали при несгоревшем фитиле, их то и дело поправляли специальными щипцами. Григорий, расспрашивая других, узнал-таки, что, когда их делали, фитиль много раз обмакивали в сало. Свечи, хоть горели ярко, они ему не понравились, так как сильно коптили и неприятно пахли. «Ну и вонища!», - восклицал он. Тем не менее сальные свечи прижились в быту людей, так как они стоили недорого и были надёжными.

     Григорий изредка вспоминал дом и скучал. Но больше всех по Грише скучала мать. Она, закрыв лицо платком, чтобы не заметил муж, пускала слезу. И только обилие домашних дел спасало её от огорчений. Потапов дал Григорию коня и велел объезжать поля, следить, чтобы всё было в порядке, чтобы медведь не потоптал овёс, не попортили посевы коровы и козы. «- Ежели случится, не дай бог, что, будешь виноват ты – не доглядел» - «- Клим Фролович, а как я могу быть зараз в двух местах вашего огромного хозяйства, чтоб всё доглядеть?» - «- Э, парень, это – твоя забота теперь, поспешай, для того тебя и взял». Целыми днями с утра до вечера Григорий гонял коня из конца в другой конец огромного хозяйства Потапова. Но ничего не случалось, и он успокоился.

     Однажды его увидела старшая потаповская дочка Пелагея, ей шёл восемнадцатый годок. Она презирал бедных крестьян и всех работников отца. Она фыркала и отворачивалась от них. Она считала ниже своего достоинства общаться с ними. Девушка была ужасно избалована отцом. Он в ней души не чаял и частенько потакал её капризам. Потапов смотрел на свою дочь, как на будущий капитал и уже присмотрел ей богатого женишка. Однажды приехал к нему в гости из соседней деревни купчишка Семёнов с сыном Петром, молодым человеком. Оба одеты были богато.

     Пётр с интересом поглядывал на Пелагею, но он ей не приглянулся: «Какой-то пресный и скучный и смотрит мимо меня». «- Вот, дочка, тебе жених. Богатый. Будешь, как сыр в масле кататься» - «- Отец, ты спросил меня, хочу я такого жениха?» - «- Это ещё что за разговор? – возмутился отец. – Пойдёшь замуж за того, кого найду». Пелагея не стала спорить, она знала, что отец ей ни в чём не откажет, и решила схитрить: «- Хорошо-хорошо, но давай ещё подумаем. Может быть, городской богач посватается» - «- Ладно, подождём, но недолго. Как бы ты свой драгоценный товар не растеряла раньше времени» - «- Ты меня обижаешь, отец, я дома целыми днями сижу, никуда не хожу». Разобиженная девушка взяла коня и поехала в поле. Ветер разметал её волосы. Она была не на шутку огорчена и вдруг увидела Григория.

    Словно молния ударила её прямо в сердце, девушка даже растерялась и потеряла дар речи. Перед ней на коне сидел настоящий богатырь. Григорий был вежлив, поздоровался: «- Что-то вы, Пелагея Климовна, далеко от дома уехали. Сейчас по дорогам много лихих людей промышляет, разбойничают. Это бывшие крепостные, их помещики отпустили, свободу дали. Они не умеют хлеб зарабатывать, в разбойничьи шайки собираются. Так что не ездите далеко от дома одни» - «- А тебе какое дело? Хочу и езжу» - «- Я предупредил, делайте, как знаете», - сказал Григорий и ускакал на коне.

     Девушку взяла досада: «- Ну, зачем я с ним поссорилась?» - корила она себя, но лошадь повернула и тихо поехала домой. Она ещё и сама не знала, что случилась с ней самая большая неприятная история. Пелагея влюбилась в бедняка, которого презирала всеми силами с самого детства. Фамильная гордость не позволяла ей искать встречи с Григорием. Она никогда не унизится и не выйдет замуж за нищего и безродного. Но томилась каким-то неведомым ей чувством. Девушке очень хотелось его увидеть и поговорить с ним, коснуться его. Её тянуло к нему. Она ненавидела себя за это. Но, когда они неожиданно сталкивались, она продолжала дерзить и видела, что Григорий к ней абсолютно равнодушен. А значит, любовь её не взаимная. И теперь она уже злилась на него за то, что нищий безродный воротит своё поганое рыло от неё, богатой и потому благородной.

     Девушка сидела всё время дома, никуда не выходила, только стала очень раздражительной и, наконец, сказала отцу, что согласна выйти замуж за Петра. «- Я знал, что ты у меня умница, - сказал ей отец, - завтра поеду к ним, и всё уладим миром».

     Вскоре сыграли роскошную свадьбу. Гришу позвали прислуживать гостям – приносить из погреба напитки и квас, когда попросят. Он стоял вместе с прислугой в стороне и с любопытством наблюдал, какой был богатый стол, чего только на нём не было. Но вдруг он заметил, что дочь хозяина смотрит на него жадными горящими глазами, словно собирается съесть его. Он подумал, что показалось, но она смотрела на него в упор и вызывающе. Парень быстро смекнул, в чём дело, и вышел во двор. Муж Пелагеи Пётр тоже обратил на это внимание. «- Пелагея, ты чего уставилась на него?» - «- Ничего, тебе показалось» - «- Хорошо, если так. Помни, я теперь твой муж» - «- Да, муж-муж, уймись».

     После свадьбы Пелагею муж увёз в свою деревню. Гриша перекрестился: «- Слава богу!» Он продолжал работать, не ленился. И Потапов был им доволен. Пелагея родила ребёнка и частенько приезжала к родителям погостить. Иногда спрашивала, какие новости. Её интересовал по-прежнему Григорий. Чувство к нему она похоронила, но оно горело синим пламенем на дне души, и искры то и дело вспыхивали и вырывались наружу, и тогда она была готова броситься в омут с головой. И только холодный вид Григория действовал на неё отрезвляюще, будто на неё обрушивался ушат холодной воды.

     Однажды Гриша проезжал на коне мимо их дома, и Пелагея решила посмеяться над ним в отместку за то, что он холоден к ней. «- А ты, Григорий, по-прежнему в завидных женихах ходишь или никто не берёт?» - «- Да, Пелагея Климовна, была завидная невеста, да и та сбежала в другую деревню», - пошутил Григорий. «- Чем это я завидная невеста была?» - «- Да я не о вас, а о Нюре, что замуж за старика вышла» - «- Чем же тогда Нюра завидная была?» - «- Скромная и красивая, добрая и работящая» - «- Видно, ты ей не приглянулся» - «- Да что теперь об этом говорить. У вас-то всё хорошо, все здоровы?» - «- У меня всё всегда лучше всех» - «- Я рад за вас. Извините, поеду - работа». Пелагее разговор понравился, хотя упоминание Нюры больно кольнуло её в самое сердце, но она виду не показала, а миролюбиво произнесла: «- Гриша, заезжай поговорить иногда» - «- Да некогда. Прощайте!»

     «Вот оно что, - думала Пелагея, – сопливая Нюрка нравилась Гришке больше, чем она – богатая и благополучная девушка». Она горько размышляла над словами молодого человека. Оказывается, быть нищей не всегда плохо, можно привлечь к себе такого парня-сокола, как Григорий. Много бы она отдала, чтобы быть с ним. Но поезд её ушёл, выбор она сделала. Хоть Пётр был покладистым и мирным мужем, но частенько он её раздражал своей мягкотелостью и равнодушием ко всему и даже к ней и к ребёнку. Ей иногда казалось, что она незамужняя женщина, а просто девица-красавица. И ей хотелось кутить и гулять. Она напивалась вина, и её нередко находили пьяной.

     Как-то напившись, она забралась на лошадь и поехала на заимку, где жил Григорий. Он удивился, увидев Пелагею в таком неприглядном виде. Она сказала: «- Гриша, я тебя люблю, возьми меня». Григорий ужаснулся, усадил её на лошадь и отвёз к отцу. «- Получайте свою дочь», - сказал Григорий Потапову. «- Это ты её напоил?» - «- Да вы что, побойтесь бога! Она сама приехала на заимку пьяная. Не знаю, зачем?» Пелагея вдруг произнесла пьяным голосом: «- Я его люблю» - «- Он тебя обидел?» - спросил отец. «- Да, - ответила дочь. – Он меня очень обидел. Он меня не любит и не взял меня» - «- Иди, Гриша, - сказал расстроенный Потапов. – Не рассказывай никому, что видел» - «- Кому мне рассказывать? Живу, как сыч, один», - ответил он и ушёл.

     Но Григорию нравилась младшая дочь Потапова, ей было шестнадцать лет. Девушка доброго нрава и работящая. Она тоже приглядывалась к Григорию и однажды позвала его на свидание. Григорий сказал, что не сможет прийти, он боялся потерять работу и не хотел девушку обнадёживать напрасно. Он знал твёрдо одно: Потапов никогда не выдаст дочь свою замуж за мужика. «- Настенька, ты мила моему сердцу, но должна меня забыть, потому что твой отец никогда не согласится, чтобы мы поженились» - «- Разве это главное?» - «- Ты живёшь в богатстве. Моя семья горе мыкает. Братья, сёстры голодные: я не могу рисковать своей работой», - сказал он девушке. Настя заплакала.

     Потапов был уже не рад, что взял красавца-Григория в работники. Старшая дочь мается по нему. Но она замужем, и он был уверен, что её блажь пройдёт. Хуже было другое – Настя стала заглядываться на парня, хотя он не давал повода для подозрений.  Вдумчивый хозяин решил избавиться от такого опасного работника. Пока далеко дело не зашло. Как говорится – с глаз долой, из сердца вон. Он позвал его к себе в контору и дал ему расчёт. Григорий не на шутку рассердился. «- Слушай, Клим Фролович, я не виноват в ваших бедах. Я работал честно. Мне не надо никаких денег. Дайте мне коня». Потапов подумал и отдал ему коня. Григорий вернулся домой, когда его не ждали.

7. Льняные дела

     Григорий вернулся домой, к огромной радости матери. Она не знала, как выразить свою радость, совсем растерялась, села на лавку и с любовью смотрела на сына: за время отсутствия он возмужал, стал неписанным красавцем: девицам - удар ниже пояса. "- До чего же ты красивый, Григорий!" - всплеснула руками она. «- Это твоя заслуга, мать, - засмеялся сын, - ты будешь меня кормить, или я с голоду представлюсь". Мать сразу засуетилась и поставила на стол нехитрую их еду - тюрю - вода, хлеб и ячменное масло. "- Что-то я совсем отвык от такой еды", - сказал Григорий и усердно заработал ложкой. "- Чем же вас кормил Платонов?" - спросила мать. "- На еду работникам он не скупился, но от работы требовал полной отдачи сил, не жалел" - "- А ели-то что?" - с интересом спросила мать. "- Мясные щи, пшённую кашу, ржаной хлеб, яйца, молоко" - "- Совсем недурно. От такой еды ты и стал красавцем, всем красавцам красавец" - "- Да, полно, мать. Вы-то как тут без меня?" - "- Трудновато, конечно, было, но ничего управились. Скоро лён убирать будем. Поможешь?" - "- О чём говоришь? Отец-то где?" Только спросил, и заявился отец.

     Дмитрий Иванович обрадовался сыну: «- Ты, сын, каким ветром здесь али сбежал с работы?» - «- Отец, хочешь – бей, хочешь – ругай, только Платонов дал мне расчёт» - «- Да как? Плохо работал аль нашкодил?» - возмутился отец. «- Да ты что? – обиделся сын. – Никогда мне не верил и сейчас лезешь на рожон». За Григория вступилась мать: «- Отец, не кипятись, выслушай, а потом уж суд выноси». Отец был угрюм и молчал. Гриша сам начал говорить: «- Я ни в чём не виноват, но старшая дочь запала на меня, замуж вышла и все равно проходу не давала. Настенька младшая мне нравится, но я ей прямо сказал, чтоб думать обо мне не смела, потому что отец разрешения на свадьбу не даст. Платонов рассудил, что, если не буду у них на глазах, они меня забудут» - «- Так ты же на заимке работал, кто тебя видел?» - «- У любви ноги длинные. Пелагея на коне на заимку шастала. Я ей отворот поворот. А она твердит только – люблю да люблю», - Григорий замолчал. «- Да как такого красавца не любить?!» - сказала мать. «- Расчёт получил?» - «- Я коня попросил» - «Это молодец. Конь нам в хозяйстве очень пригодится», - повеселел отец.

     За время, пока не было сына, семья разжилась телёнком – отелилась корова. Отец хотел пустить её под нож, но жена остановила его: «- Без мяса сейчас как-нибудь обойдёмся, а телёнок вырастет – вторая корова. Молоко продать можно. А если корову вторую не потянем, продать можно корову – больше денег выручим. Подумай ещё, не спеши. Лето – подножный корм, цыплята подрастут, там грибы, ягоды пойдут». Кое-ка уговорила мужа. Он отложил топор.

     Григорий спросил отца: «- А как наша делянка, не отобрали ещё?» - «- Бог миловал», - ответил  отец. Когда Гриша ушёл к Потапову, отец немного сник. Но, погоревав, с Петром и мальчишками отправились очищать делянку от остатков пала. Зимой Дмитрий Иванович выковал два лемеха у кузнеца, прибил их к куску дерева и соорудил паловую соху. Земля уже остыла, ребята стали растаскивать несгоревшие остатки деревьев на край участка, получилось естественное заграждение вместо забора.

     Устали. Пётр всем давал указания, следил зорким глазом за каждым и делал замечания: «- Вовка, ты много суетишься, зачем взвалил на спину такую большую корягу, спину сломаешь. Что мы будем с тобой тогда делать?» - «- Петька, не мешай, а лучше помоги». Петя подбежал, и они вдвоём дотащили корягу до края нивы. «- Видишь, - резюмировал Пётр, - вдвоём-то тяжело было, а ты один хотел» - «- Спасибо, братец», - иронично протянул Вова. Вдруг Пётр увидел, что Вася тащит сразу две коряги. «- Ну что ты за человек, - не унимался он. – Взял бы одну, нет, две тащит» - «- Слушай, великий оратор Пётр Дмитрич, от твоего писка вороны дохнут», - сказал Василий. Все громко засмеялись. «- Чего ржёте, выродки? – разозлился Петя. – Я как лучше хочу».
 
     Лес дышал свежестью. Когда расчистили участок, сделали перерыв. Поели, часок отдохнули и снова взялись за работу. «Ничего, ребята, - сказал отец, - лён вымотает, лён и озолотит» - «Твои бы слова, да богу в уши», - ответил Пётр. Отец и Пётр стали пахать паловой сохой, а парни шли следом и корни, твёрдые комья поднимали и относили в сторону. Где-то закуковала кукушка. Василий стал считать и досчитал до десяти. «Ух ты, долго буду жить» - «Стариком в двадцать лет помрёшь». Все опять засмеялись. «Нет, я проживу до ста лет» - «И всем до смерти надоешь, как горькая редька. Уже сейчас не теряешь время, и всем – поперёк горла» - «Ух, и злой ты, Петька! Как только земля таких зануд терпит?» Вова от смеха держался за живот: «- Ой! Не могу» - «- А ты, придурочный, - напустился на него Петя. – Лучше бы сопли подтёр, да штаны подтянул, а-то сейчас слетят» - «- У меня не слетят, - огрызнулся на него Вова. – Это у тебя челюсть от злости отвисла, и волосы, как у лешего, торчком стоят, и уши, как у слона, хлопают». Дмитрий Иванович строго поглядел на ребят, и они смолкли. Петя кулаком погрозил Вовке за спиной отца.

     Землю вспахали неглубоко и стали боронить бороной-суховаткой, у которой были недлинные двадцатисантиметровые зубья. Бороной стаскивали сошные гребни земли на край участка или туда, где остались пни и камни. После боронования работали граблями, сгребали не размельчённые комья. Когда участок расчистили, отец довольно улыбнулся и сказал: «- Молодцы, парни! В другой раз вспашем перед севом другой сохой поглубже и будем сеять лён» -«- Ура!» - закричали ребята.

     Второй раз с ними в лес пришла Елена. Она на костре варила кашу. Ей в лесу очень нравилось. Деревья шумели, разговаривали с ней, птицы переговаривались между собой на своём птичьем языке, а ей казалось, что они скрывают от людей какие-то тайны. Она набрала черники и сварила ещё кисель. Пётр важничал перед ней: «- Ты, Ленка, чего такая маленькая? Тебе уж много лет, пора замуж, а-то лишний рот в семье» - «- Это я-то лишний рот? – парировала девочка. – Да я делаю по дому столько работы, что тебе и не снилось – лентяю и байбаку». Мальчишки прыснули от смеха. «- Я как старший брат делаю самую трудную работу – руковожу, а ты всегда на подхвате, так, всякую мелочь» - «- Руковожу! – передразнила его точь-в-точь Елена. – Хреновый руководитель! От твоего руководства мухи дохнут, а дел не видно. Болтун несчастный» - «- Нет, он болтун счастливый, - поправил Елену Вася. – Смотри, как щёки важно надул, как заяц на гумне».

     В такой весёлой перепалке дело двигалось быстрее. После еды отдыхали, а потом стали ниву засевать. «Кто посеет лён – пожнёт золото», - сказал Вася. Отец засмеялся: «Лён для льноводов – золото, с ним и старые дышат молодо», - он насыпал семена льна в мешок на лямке, лямку перекинул через плечо так, что мешок висел у него на груди. Ребята встали на край нивы, чтобы лешить полосы. Отец брал горсть семян и широким взмахом руки бросал их перед собой со словами: каково семя – таково и племя; сею в добрую пору – соберу льна гору. Дети шли по краю и отмечали ветками границы полосы. Они втыкали ветки в землю так, что каждую полосу-леху было видно. Когда работу закончили, дети радостно закричали: «Лешка-лешка, дай нам орешка!» - «- Не орешка, - уточнил отец, - а лёнушка». Дети запели снова: «- Лёшушка-лёшушка, дай нам лёнушка». После этого граблями семена заделывали в почву. Отец произнёс: «- От доброго семени добрый должен быть урожай. Каждое семя знает свой срок. Мы время не упустили. А день бы потеряли - урожай прозевали» - «- Отец, а долго ждать урожай?» - спросил Пётр. «- Две недели лён цветёт, четыре недели созревает, а там уж и семена поспевают» - «Ух, ты, здорово!»

     В июне первые семена льна взошли, то-то было радости в семье. А когда ростки подросли на десять – пятнадцать сантиметров, пришла пора прополки. Эту работу выполняли женщины. Мучительный труд. Комарьё налетало тучей, и лица опухали в одно мгновение от укусов и покрывались кровью. Женщины тщательно прикрывали тело. Поверх портов надевали сарафаны с фартуками, поверх штанин – «наголенки», а сверху них – онУчи (обвёртки на ногу вместо чулок, портянки – под сапоги или лапти). После онучей обували лапти с оборками. Мать дала детям «точиво» - так назывался домотканый холст, мешковина - и сказала: «- Дети, кладите точиво на всходы, садитесь и выдёргивайте сорняки. Да смотрите повнимательнее, чтобы лён не повредить» - «- Мама, лён же сломается, если мы сядем на него» - «Ничего ему не будет, поднимется, как миленький, а нам легче работать, сидя». Дети расстелили на лён мешковину, и работа закипела.

7 ноября 2017 вторник


8. Суета сует


     Вся семья Потаповых собиралась за столом к завтраку, обеду и ужину, но теперь место Насти пустовало. Она предпочитала есть у себя в комнате. Настя не хотела встречаться с отцом, ведь он навек разлучил её с любимым человеком – Григорием. Кроме того, она считала, что жестоко так поступать по отношению к его семье, которая жила впроголодь. Помочь сама девушка ничем не могла, но отцу объявила молчаливый бойкот.

     «- Почему нет Насти за столом?» - спросил Потапов строго свою жену. «- Ей нездоровится». Клим Фролович поднялся наверх и постучался в комнату дочери. Настя открыла дверь. То, что увидел отец, повергло его в уныние. Лицо Насти было зарёванным. Он сразу сообразил, в чём дело. И решил действовать круто. «Вот что я тебе скажу, Настёна. Я с трудом выбился в богатые люди. И если ты хочешь мыкаться и голодать, выходи за Гришку, но уйдёшь – будешь лишним ртом в их доме, узнаешь, что такое нищенство, и будет горе тебе и ему, и всей его семье. Ты этого хочешь?»

     Слёзы брызнули из глаз Насти. «- Ты жестокий, - сказала дочь в ответ. – Мало того, что ты обрёк Пелагею на страдания, теперь меня хочешь уничтожить и семью Григория. Это не по-божески» - «- Пелагея маялась безответной любовью. Я тут ни причём. Не путай божий дар с яичницей. Помогать по-божески. А кто мне помог, когда я голодал, и в нашей семье умирали дети один за другим?» - «- Мы говорим на разных языках, - ответила Настя. – Ты много пережил и испытал, но сердце твоё очерствело окончательно. Ты никому не прощаешь обиды» - «Учителем моим жестоким была жизнь» - «Так почему ты не хочешь, чтобы я и Григорий жили здесь? Он честный работящий человек и был бы тебе хорошим помощником в твоём деле. На него ты смог бы опереться» - «Опереться на голодранца. Глупая ты, Настя. За ним – голодные сёстры и братья, которым он будет постоянно помогать, и наши деньги будут не приумножаться, а утекать. И он разорит наш дом» -

     - «- Деньги-деньги-деньги. Это теперь – твоя суть. Чувства не в счёт. Ты можешь растоптать, плюнуть на них. Это твоё дело, а я уйду к Грише» - «- Нет, дорогая, пока тебе ещё два года до совершеннолетия и будешь жить дома. Мы, родители, за тебя отвечаем. А там Гришка женится, и с тебя спесь сойдёт. Ты живёшь в моём доме и будешь подчиняться моим порядкам. Чтоб вытерла слёзы и спустилась вниз к столу. И чтоб эти фокусы я больше не видел» - «- А-то что будет?» - «- Для начала посажу на хлеб и воду. Не поможет - отправлю в монастырь». Настя замолчала и спустилась с отцом к столу. Больше она не перечила отцу, но была всегда молчаливой и печальной.

     Для Потапова разговор с Настей не остался бесследным. Он заставил его задуматься, всё ли хорошо в его королевстве и о жестокости, о которой говорила дочка. И он решил помочь семье Григория, но так чтобы ни Настя, ни Степановы не знали об этом. Зажиточный купец Семёнов имел отношение к льноводству. У него были большие плантации льна, он широко вёл дело.

     В один из церковных праздников Потапов решил навестить Пелагею. Вместе с женой прибыл он в гости к Семёновым. И встреча с тестем произошла как бы невзначай - само собой. В приватной беседе он спросил тестя, есть ли у него не интересные ему нивы, которые бы он мог продать. «- Тебе чего своих земель мало?» - «- Мало – немало, это не важно, но, если ты согласен, сделка должна быть секретной. Хочу помочь одной хорошей крестьянской семье. Уж больно бедствуют» - «- Чего благотворительством решил заняться? Лучше возьми к себе в дом на воспитание кого-нибудь из их детей» - «- Это – хорошая мысль. Но пасеку какую-нибудь, может, уступишь?»  - «- Я подумаю, Клим Фролыч» - «- Но об этом молчок» - «- Понял».

     Но пришла золотая пора. Метёлки льна зацвели. До чего же приятно было смотреть на плоды своего тяжёлого труда! Целым табором семья Степановых отправилась в лес на делянку. Малышню: Семёна, Настю и Машу - и девочек постарше Катю и Василису посадили на телегу. Гриша вёл под уздцы вороного. Пётр держал на руках Димку, Елена опекала Вову, мать - Василия. Отец тащил скарб и еду. По дороге встретился житель деревни и спросил: «Вы, Степановы, далеко ли собрались?» - «Да вот решили всей семьёй на пикник в лес выбраться» - «- Хорошего отдыха Вам!» - пожелал прохожий.

     Скоро вся деревня знала, что Степановы отдыхают в лесу. Разговоров было много. Судачили, что это неспроста, что дело мол нечистое. Давно сельчане заметили, что они зачастили в лес. «- Очевидно, что-то скрывают». Но шила в мешке не утаишь, крестьяне про делянку узнали. На общем сходе деревни стоял вопрос о незаконных вырубках леса. Не известно только, кто прознал про делянку, и была ли делянка, тоже точно не знали. Решили спросить о ней у самого Дмитрия Ивановича.

     Для Степанова это был удар в спину. Он не ожидал, что о делянке узнают, но теперь предстояло держать ответ по всей строгости закона. Помощь пришла неожиданным образом. На сходе за Степанова заступился сам Потапов. Клим Фролович утихомирил расшумевшихся мужиков: «- Мужики, вы знаете Митрия Иваныча давно. Семья большая, бедствует. Давайте поможем и отдадим ему эту землю» - «- Да как же можно, земля казённая» - «- Я готов заплатить за неё и сдать в аренду» - «- Но коли так, - сказали мужики. – Так разговору нету».

     После схода Степанов поблагодарил Потапова за поддержку, договорились на словах, что первые пять лет он не платит аренду, а потом будет платить десять процентов с продажи урожая. Ударили по рукам. Степанов был доволен, что избежал тюрьмы, а Потапов в первый раз испытал чувство удовольствия оттого, что помог слабому. Спасибо Насте! Она пробудила в душе отца что-то, похожее на совесть.


9. Первый лён


     Теперь Степановы ходили на свою ниву открыто, не хоронясь чужих людей. Урожай собирали в три этапа. Отец участок разделил на три части. Их убирали в разные сроки. «- Доброму урожаю и добрая уборка», - сказал отец. Первую часть убирали, когда растения наполовину были зелёные, а незрелые семена начинали только желтеть. Дмитрий Иванович учил ребят захватывать стебли горстями, выдёргивать их из земли с корнем и класть рядом – одну горсть на другую крест-накрест, как говорили тогда – «в кресты». Нужно было из пясти удалять сорняки, выравнивать корни.

     Работать после дождя со льном было намного легче, так как мягкая и податливая земля, словно сама помогала им, и растение легко поддавалось. «- Батя, а почему надо лён крестом класть?» - спросил Василий отца. «Так, ты уж сам сообрази, не маленький», - уклончиво ответил отец. Вова предположил: «- Наверное, чтобы мыши не поели». Елена засмеялась: «- Чтоб растения не слиплись, чтоб воздух поступал, и лён быстрее сох. Не отвлекайте отца от дела глупыми вопросами». Пётр продолжал опекать всех, как всегда. «Вова, свет Солнышко, - сказал он важно, - смотри, концы корней не выравниваешь» - «Петька, отстань от меня. И так тяжело, ещё зудишь, как комар над ухом» - «Не любишь критики, так делай хорошо, никто не будет придираться».

     Вова оставил свою работу и пошёл поглядеть, как работает Петя. Тот старался изо всех сил. «- Ага, вон у тебя тоже корни торчат неровные. И сделано мало. Только ораторствуешь. Слов много, а дела мало. Сил, как у быка, а работы – на воробья. Прежде чем к другим придираться, сам научись безупречно работать». Вова вернулся на своё место и спокойно продолжил трудиться. «- Здорово ты его отстегал», - поддержал его Василий. «- Чтоб к другим не лез и настроение не портил». Но Вова очень устал и упал на лён: «- Я больше не могу». Пётр решил поиздеваться над ним: «-Люди жать, а мы под межой лежать?» - «- Прекрати, Петька», - сказала Елена. «- Ленивому Савве не приобрести почётной славы. Он же у нас самый маленький. Его ещё рано брать на ниву» - «- Ничего не рано. Я отдохну и снова начну. Я есть хочу» - «- Лентяй ест руками, а работает брюхом» - «Это ты про себя?» - спросил Вова. «- Нет, голубь мой, про тебя» - «Это ты с больной головы на здоровую. Пока ты - ленивый подпоясался, я - усердный свою работу закончил». Петя искренне засмеялся: «- Ну, Вовка, ты молоток! Разделал меня под орех» - «- А-то», - ответил Вова.

     От костра неслись аппетитные запахи каши. Сделали перерыв. Все очень устали и ели молча. Когда немного отдохнули, отец рассказал, как Потапов помог их семье. «- Странно, - сказал Григорий. – Потапов ничего так просто не делает. От него жди только беды». Отец старался думать о людях хорошо: «- Выручил, большое божеское дело сделал. И ему помощь будет» - «Да он из-за копейки удавится» - «- Не думай о людях плохо, Григорий». Пошёл дождь, и работу прекратили.

     На следующий день собранный лён составляли в «бабки» - снопы, их раскладывали для просушки на лугу. Из подмоченного льна получалось волокно с пятнами, было подпорчено – становилось тёмно-серого цвета и менее прочным. Отец сказал: «- Лён обязательно надо хорошо просушить, потому что из подмоченного льна будет плохое непрочное волокно, ещё и грязного цвета». Василий ответил: «- У нас будет белое красивое волокно». Пётр добавил: «- Будешь много языком молоть, всё дело только испортишь» - «- Я не испорчу. Это ты всем настроение уже испортил» - «- Какие вы все несамокритичные, самовлюблённые уроды. Я никогда бы вас не взял в сотоварищи. Вы только бы самолюбовались собой: какой я хороший, ах-ах! Как у меня всё распрекрасно! А сам урод уродом».

     Григорий не вмешивался в ребячью грызню, он решил их от спора отвлечь. «- Ребята, кто знает, что будет со льном, если его прихватит мороз?» - «- Он погибнет, как пить дать», - ответил Вася. «- Неправильно» - «- Он станет Дед Морозом и почернеет», - сказал Вова. «- Нет, а ты, Пётр, что думаешь?» - «- Я думаю, что волокно будет некачественным» - «Близко, но не совсем. Волокно становится красным, и это большой недостаток. Его потом надо долго вымачивать в тёмной воде, чтобы волокно стало чёрным или синим» - «Откуда ты это знаешь?» - спросил его Вася. «- Я слышал от потаповских мужиков».

     «- Гриша, а правда, что они не жгут лучины?» - «- Правда. У них горят сальные свечи. Мы разживёмся деньгами и тоже купим сальные свечи» - «- Хорошо бы» - «- Гриша, а ты ещё пойдёшь на заработки?» – поинтересовался Вася. «Дома дел невпроворот. Лён домой отвезём и начнём его обрабатывать. Много надо чего сделать своими руками» - «Гриша, а ты нас научи, и мы поможем» - сказал Вася. «- Ах ты, Васька-задавала! Ладно научу и покажу» - ласково сказал Гриша и впервые потрепал брата по вихрастой голове.


10. Семя на племя

   
     Говорят, у льна-долгунца два лица: семя на племя, а нить на ткань. Вторую часть нивы убирали почти сразу после того, как закончили уборку первого участка. И убирали до тех пор, пока стебель не пожелтел до половины, а поле стало светло-жёлтым. Из этого льна получалось грубое, но прочное полотно. Работу по уборке льна семья хорошо уже освоила, поэтому делали всё быстро. С погодой им несказанно повезло: стояли солнечные тёплые дни вперемежку с дождями. Конечно, ребята очень уставали. Но сознание, что лён принесёт в их дом достаток и сытость, заставляло их преодолевать трудности и стойко терпеть невзгоды.

     Третья часть нивы была оставлена на семена. Когда коробочки пожелтели, и семена созрели, начали уборку этого участка. Вытаскивали из земли целое растение вместе с коробочками льна, названными «колоколками». Лён увезли на телеге домой. Сначала колоколки отделяли от растений вручную: продёргивали стебли между пальцами. Елена растёрла руки до крови. Тогда отец взял топор и стал рубить им верхушки растений. Работа шла медленно. Отец знал, что для этого нужен деревянный гребень, но думал, что выполнят работу без него. Наконец, он убедился, что без гребня нет эффективности в деле и решил его сделать.

     Недолго думая, отец и Григорий принялись за работу. И вскоре гребень был готов. Он состоял из толстой доски, на торце которой вырезали зубья, доску установили на массивную плаху и закрепили её. Получился вертикальный гребень. Много позже их будет несколько, появятся в хозяйстве ещё и деревянные горизонтальные гребни. Разложив на полу мешковину, стали через гребень пропускать растения, семена падали на мешковину «- Ух, ты! – кричал Василий. – Как интересно и быстро!» «Скорее, чем на лошади скакать, - поддержал его Вова. - Я слышал от ребят на улице, что теперь пароходы придумали. Бурлаков не будет» - «- Здорово! – закричал Василий. – А как это?!» - «- Не знаю, на паре судно ходит. Едет корабль, и дым из трубы идёт» - «- А я слышал, что делают свечи из китового жира и из пчелиного воска» - «- Интересно, как они делают свечи, - спросил Вова. - Посмотреть бы, как они выглядят, хоть одним глазком» - «- Так, в церкви нашей теперь горят свечи» - «- Да ты что, а я не заметил». Елена засмеялась: - Вовка, когда ты в церкви, куда смотришь?! – «- В пол», - ответил Вова, и все засмеялись. «Они такие тонкие и длинные, жёлтого цвета, и пахучие очень», - добавил Вася.

     Испробовав дома гребень, отец вынес его во двор. На землю постелили подстилку – препон, который сшили Евдокия Семёновна вместе с дочкой Еленой из грубого домотканого холста. Препон был большой, длиной три метра, и состоял из нескольких сшитых кусков (трест). В центре препона поставили деревянный гребень, чтобы пропускать через него растения, чтобы колоколки отскакивали, и работа получалась эффективной.

     Когда Дмитрий Иванович принёс гребень и поставил на подстилку, все домашние окружили его. «- А что нам делать?» - спросил с большим нетерпением Вова. «- Молчи и смотри, - сказал отец. – Запоминайте. Берёте горсть льна за нижнюю часть и бросаете его на гребень, то есть протаскиваете через зубья, но легко и без усилия, чтобы не повредить растение. Делаете это несколько раз, пока на нём не будет колоколок. Поняли?» - «- Да», - хором сказали дети. «Но это ещё не всё. В конце эту горсть переворачиваете и берёте её за верхушку и протягиваете корни через зубья пару раз» - «- А корни-то зачем, там же грязь одна?» - удивился Пётр. «- Вот как раз для того, чтобы на корнях не было грязи, перевернёте растение и очистите корни».

     Всем хотелось скорее попробовать гребень. Ребята стали толпиться и толкаться: «- Я первый» - «- Нет, я первый». Отец строго сказал: «- По старшинству». Все сразу успокоились. После отца бросала лён Евдокия Семёновна, за ней – Гриша, Пётр, Вова и Василий. Маленькие Катя и Василиса крутились возле них, наблюдая, охая и ахая. Одна колоколка улетела за препон. Василиса её подняла и тряхнула: «- Там семечки, они шуршат», - изумилась девочка и дала послушать Кате, как они стучат в коробочке. Потом девочки стали бегать и поднимать колоколки, которые летели за пределы подстилки.

     «- Знаешь, Катя, наверное, в такой коробчонке ехала Василиса Прекрасная на бал», - сказала Василиса.  «- А, может, и не в такой, а в маковой», - ответила Катя. Василиса возразила ей: «- Много ты понимаешь – в маковой» - «- Но ты сама пойми, - не соглашалась с ней Катя. - Как лягушка в такую маленькую коробчонку влезет?» Василиса всплеснула, как мать, руками: «- Так ведь это – сказка. В ней всё не взаправду.  Как в другой сказке девушка влезает в лошадиное ухо. Только в сказке это возможно» - «- Я и не любою сказки, что в них всё неправда», - сказала Катя. «А я их очень любою. В сказке всё можно. Бедный становится богатым, жадный нищим. И всегда побеждают добрые люди. Сказки – это красивая мечта. Я люблю мечтать» - «- Ты, Василиска, - мечтунья» - «- А ты – ты, Катька, как земляной червь, без воздуха, без света и радости». Катя рассердилась и произнесла резко: «- Давай лучше собирать колоколки, вон их сколько лежит на земле». И девочки стали подбирать и бросать их на подстилку. Действительно, девочки росли абсолютно разными: Василиса была из рода романтиков, а Катя – из реалистов-негативистов.


     Чтобы дело шло быстрее, стали работать парами, и по очереди протаскивали через зубцы горсти льна. Отец и мать действовали легко, напористо и быстро, как бы показывая детям пример упорства и трудолюбия. Гриша и Петя, как будто тянули кота за хвост, так и хотелось отцу их подстегнуть, но он молчал. Вова, словно раздумывал, стоит ли это делать вообще. А Вася во всём подражал отцу, старался всё делать быстро и хорошо. После перерыва продолжали работу, А когда всё закончили, Вася спросил: «- А теперь что?» Отец принёс мешки: «- Собирайте колоколки в мешки. Мешки несите в дом. На полу будем их сушить».

     Семена льна сохли долго, потом отец повёз их на гумно, и там цепями – «пригузьями» их обмолотили. Дома нужно было их очистить от шелухи и грязи. Для этого обмолоченное семя вытряхивали на сквозняке из ведра или совка. Шелуха отлетала, а семя ложилось у самых ног. И уже очищенные семена клали в берестяные туеса, лари и хранили в прохладном месте до следующего года. «- Шелуху не выбрасывай, - сказал отец матери, - собери и запарь для скота» - «- Там её много» - «- Но, если много, добавь в навоз либо сожги» - «- Хорошо, сделаю», - ответила мать.

     Когда братья остались наедине, Гриша сказал: «- До чего же муторная работа – этот лён» - «- Мне тоже эта работа не по душе», - поддакнул ему Петя. «- Ты думаешь, это всё? Как бы ни так: я видел, как с ним возятся: мочат, расстилают, сушат, мнут, треплют и чешут. Рехнуться можно, - произнёс Григорий. – Он нас угробит этот лён. Увидишь, как пить дать, угробит»». Тут вошёл отец и переспросил: «- Кто тут кого угробит?» - «Да так, - сказал Гриша, - Отец, ты не слышал про рекрутский набор?» - «- Нет», - всполошился отец. «- Мне уже через пару месяцев будет уже восемнадцать лет, забреют в рекруты. Может, мне в город податься?» - «- А там что в солдаты не берут, что ли? Тут скажут, что ты в бегах. Никуда не пойдёшь. Заберут так заберут», - с горечью в голосе произнёс отец. «- Богачи за своих сыновей откупные платят, чтобы в рекруты их не взяли» - «- А нам нечем платить, сам знаешь», - сурово сказал отец. «- Успокойся, отец, отслужу, вернусь и твоё льняное дело продолжу. Оно тяжёлое, но, наверное, не тяжелее солдатской службы. Послужу матушке-России». Хорошо, что разговор их не слышала мать, а-то было бы море слёз.



10 ноября 2017 пятница


11. Житейские хлопоты


     Помощь помощи – рознь. Большим благом является помощь, сделанная от чистого сердца и, во всех смыслах, бескорыстно. Но, если человек преследует далеко идущие цели, то такая помощь, как удавка на шее, потому что она может обернуться огромным ярмом и оказаться великим несчастьем. Из истории мы знаем массу примеров, когда народы звали на помощь воинственных вождей, чтобы одолеть соседей, а в результате победители, так называемые помощники, становились полновластными хозяевами их территорий, а они сами превращались в рабов.

     Платонов, как сыч, зорко наблюдал за тем, что происходит в доме Степановых. Он злорадствовал и радовался, что Гришку скоро забреют в солдаты. Наконец-то, он сможет вздохнуть легко и свободно, не опасаясь за своих любимых дочек. Как слеп бывает человек! «Уж тогда-то, - наивно думал он, - мои девочки успокоятся». Напрасно он тешил себя этими призрачными надеждами, потому что не дадут ему покоя ни Пелагея, ни Настя.

     Однажды он как бы невзначай неосторожно обронил слово: «Господи, помоги, забери скорей Гришку в рекруты». Да услышала эти слова Настя. Как полоумная убежала она из дома, и целый день не могли её найти. А девушка, выплакав все слёзы и облегчив душу, явилась под вечер домой вся потерянная, с болью в сердце. Никто не мог дознаться о причине её печали, только один отец всё понял и стал раздумывать, что делать.

     Тем временем Настя сообщила обо всём Пелагее, надеясь, что она поможет Грише. При встрече она спросила: «- Ты знаешь, что Григория забирают в рекруты?» - «- Нет», - ответила Пелагея. «- Ему можно помочь, если отец заплатит за него выкуп», - продолжала Настя. «- Да разве отец согласится?» - произнесла Пелагея. «- Если я выйду за него замуж, то он должен будет согласиться», - сказала Настя. Эти слова взбесили Пелагею: «- Ах, ты, мерзавка, замуж за моего Гришку собралась?! Да лучше пусть идёт в рекруты, чем не мне достанется» - «- Ах, Пелагея, ты сама не понимаешь, что говоришь. Я люблю Гришу, а он меня» - «- Поди вон, паскуда», - с болью и горечью в голосе произнесла Пелагея. Этот разговор разбередил её глубокие раны.

     Настя ушла, потеряв всякую надежду помочь любимому человеку. Поэтому она пришла к отцу и сказала: «- Я ухожу в монастырь, отец» - «Ишь, чего надумала, - возмутился Клим Фролович. – А ты подумала о матери? Она с горя сляжет. Ты, Настюха, любишь только себя. Живёшь, как сыр в масле катаешься. Всё мало. Вот будет восемнадцать, иди на все четыре стороны, а пока никуда ногой». Клим Фролович приказал приставить к ней сиделку, чтобы приглядывала за ней. «- Смотри, глаз с неё не своди, – сказал он старухе. - За её жизнь отвечаешь головой», - строго-настрого велел ей Платонов. «Да что за напасть?!» - размышлял, раздражаясь, Клим Фролович.

     Но Пелагея решила действовать по-своему. Она нашла время и приехала к Григорию верхом на коне: «- Ну, привет, моя любовь!» - развязно произнесла Пелагея. «- Приветствую Вас, Пелагея Климовна! Только вы не моя любовь. Вы по делу или так прохлаждаетесь?» - «- Да чего ты, Гришка, задаёшься передо мной? Я могу тебе помочь – освободить тебя от рекрутства» - «- Каким же способом?» - «- Могу шепнуть отцу, и он за тебя выкуп даст» - «- Да что ты говоришь?1 Какая ты у нас всесильная! Да, твой отец богатый, только с какого бодуна он будет платить за меня – голодранца?» - «- А я ему скажу, и он сделает, как я хочу» - «- Неужели? – засмеялся Гриша. – Она скажет, а он сделает. Да с какой стати? Он за копейку удавится, черту душу продаст, не то чтобы кому-то помочь» - «Ты зря так, Гриша, о моём отце говоришь», - мягко произнесла Пелагея. «- Ступали бы своей дорогой, Пелагея Климовна», - сухо сказал Григорий. «- Согласись встречаться со мной, и я в лепёшку разобьюсь, добуду выкуп за тебя. А с Настькой свяжешься, прокляну навек» - «- Поди прочь, змея подколодная», - не сдержался молодой человек. «- Ах, ты меня ещё и оскорбляешь. Да пропади ты пропадом вместе со своей Настей. Она уже в монастырь собралась, туда ей и дорога. Отец только пока не пускает. Так ей и надо», - гневно бросила в конце Пелагея и, хлестнув лошадь плетью, ускакала.

     Григорий не на шутку встревожился словами Пелагеи о Насте. Придёт беда – открывай ворота. «Зачем она себя губит? – думал он. – Из монастыря хода назад нет». Он увидел Вову, подозвал его к себе: «- Слушай, ты можешь сбегать к Потаповым и сказать Насте, что я хочу с ней поговорить?» - «- Схожу», - с готовностью ответил брат. «- Только так, чтобы никто не видел» - «Попробую». Вова вернулся с нерадостной вестью: «- Гриша, удалось узнать, что отец сейчас держит её под присмотром. К ней не пробраться. Я ещё постараюсь узнать, где её окно. И, может быть, влезу к ней». Гриша испугался: «- Не делай этого, поймают, скажут, что ты вор» - «- Да не бойся, всё обойдётся», - успокоил Вова брата. «- Действительно, может, всё обойдётся, не лезь туда» - «- Ладно, как скажешь». Но Вова забрался к Насте в окно, когда оно было открыто, и передал просьбу Гриши. Настя перелезла через окно и побежала вместе с Вовой к Грише.

     Григорий обрадовался, увидев Настю. Она со слезами бросилась в его объятия. Не в силах сдерживаться, он поцеловал девушку. «- Послушай, Настя, - сказал он. – Надо жить. Монастырь невыход из трудной ситуации. Я очень надеюсь, что ты будешь умной и не наделаешь глупостей». Настя молчала, потом сказала нерешительно: «- Я очень боюсь тебя потерять» - «Я тебя люблю, Настя. Но ты не потеряй себя. Пусть наша любовь согревает нас и помогает нам в любых наших трудностях. Ты поняла меня?» - «- Да» - «Вот и хорошо. Иди и помни, что я люблю тебя и буду любить всегда». Он крепко поцеловал девушку в горячие губы, и она, успокоенная, вернулась домой.

     Пелагея была зла и на Гришу, и на Настю, но, с другой стороны она видела свою выгоду: если Григорий женится на сестре, он будет её родственник, и она сможет его видеть чаще. И только поэтому приехала к отцу похлопотать за Настю. Потапов любил Пелагею эгоистической любовью, несмотря на все её «завихрения в мозгах», как он называл её капризы. Он видел, что дочка приехала одна, без внучки, и чувствовал, что будет какой-то важный разговор. Он уже приготовился отражать её нападки. Тепло поприветствовав дочь, он сразу спросил: «- Что за разговор ты приготовила мне на этот раз?» - «- Отец, ты знаешь, как сильно я тебя люблю?», - начала Пелагея издалека. «- Ну, знаю. Дальше что? Не тяни, выкладывай всё начистоту, всё как на духу рассказывай, что тебя волнует и беспокоит?» - «- Я знаю, - сказала Пелагея, что жизнь тебя мучала, теперь мы с Настей тебя мучаем» - «- И что?» - переспросил Платонов. Пелагея ответила вопросом на вопрос: «- Так зачем ты себя мучаешь, когда можешь получить огромную радость?» - «- От кого же это, хотелось бы услышать?»  Не моргая, Пелагея выпалила: «- От Насти» - «- Эта дурёха в монастырь собралась» - «- Вот и я про то. Уйдёт в монастырь, какая тебе польза от неё? Никакой. А замуж выдашь – всё больше пользы» - «- Какая же польза от её замужества? Она замуж за голодранца-Гришку собралась» - «- И хорошо, сыграем свадьбу» - «- А от Гришки какой прок?» - «- Отец, ты слышал – крестьяне бунтуют, в разбойничьи шайки собираются, зажиточных людей грабят, убивают. А сделаешь доброе дело – тебе зачтётся» - «- Этих разбойников-бездельников четвертовать надо. Так, Гришка-то в рекруты пойдёт» - «- А ты выкуп дай» - «- Ты чего – белены объелась?» - «- А ты чего – такой бедный? Или всё потерять хочешь?» - сказала Пелагея и уехала.

     Потапов крепко раздумывал. Он вспомнил, с каким уважением к нему стали относиться крестьяне, когда он защитил Степанова на сходке. Но жался, денег было жалко. Но вдруг услышал, что амбар Семёнова сожгли разбойники. Он вспомнил веские доводы Пелагеи. Расстроенный пришёл он домой, позвал Настю и согласился на свадьбу её с Григорием. Настя не знала, что своим счастьем обязана сестре и продолжала на неё сердиться. Но, когда увидела её, печальную и несчастную, обняла её и заплакала вместе с ней. «- Счастливая, ты, Настя», - с завистью сказала Пелагея сестре.

     Григорий приготовился идти в солдаты, но ему вдруг вышла отсрочка. А тут от Платонова пришёл человек и велел ему идти к хозяину. «- А чего случилось-то, что меня зовёт?» - спросил он мужика. «- Не знаю я этих господ», - хмуро ответил мужик. Увидев Платонова, Григорий спросил: «- Клим Фролович! Чего звал, случилось что?» - «- Да не случилось ничего. Просто хочу за тебя свою дочь замуж отдать. Возьмёшь?» - «- Настю? Я люблю её всей душой. Буду беречь, как зеницу ока» - «- Ну и ладно. Пышной свадьбы не будет. Но жить будете в моём дому, а там и свой построите, если бог даст».

     Поженились, и Гриша, как думал, избежал рекрутчины.


12. Рекрутчина - и бедствие, и спасение


     Рекрутскую повинность в России ввёл Пётр Первый в 1705 году. Рекрутское войско пришло на смену стрелецкому. Сначала срок военной службы был пожизненным. И привлекались к ней все сословия и классы населения. Затем был сокращён срок службы до двадцати пяти лет в 1736 г. Спустя тридцать два года после этого «Грамотой о вольности и свободе дворянства» от рекрутской службы были освобождены дворяне.  Позже – купцы, почётные граждане, церковнослужители. Можно было откупиться денежным взносом. А при Петре Первом разрешалось вместо себя посылать на службу любого крепостного. Срок службы в 25 лет сохранялся вплоть до Крымской войны. Но фактически он был сокращён до двадцати лет ещё раньше. Во время царствования Александра Первого рекруты стали служить пятнадцать лет.

     Нынешнее поколение мало что знает о рекрутах и рекрутчине. Люди, тогда попавшие на военную службу, утрачивали связь со своим прежним сословием. Они переходили в состав военного сословия. И этот статус передавался жене и детям. Военная служба была для них наследственной обязанностью. Они освобождались от уплаты податей. Крепостные, отслужив, становились свободными людьми и могли селиться по желанию в любом месте и заниматься любым делом.

     Поражение в Крымской войне (1853 – 1856 гг.) показало всю несостоятельность и слабость пополнения армии системой рекрутских наборов. Поэтому был изменён возраст набора призывников: не с 20-ти, а с 21 одного года до 35. Раньше набиралось 150 – 200 человек от волости. Кто пойдёт служить, решали сельские и городские общины на собраниях и сходках. А какое число рекрутов поставить, они получали сверху – из волости.

     Существовали «ревизские сказки» и «очередные списки» - в них вписывались семейства. Эта работа производилась нерегулярно, поэтому по существу они устаревали. Семейства дробились и в сущности отделялись, хотя, по закону, не имели право делиться иначе, как только с разрешения губернских казённых палат. И всё-таки раздел семейств происходил массово и своевольно, и эти факты возникали только во время рекрутских наборов. И эти отделившиеся семьи посылали не больше одного рекрута.

     Во время Крымской кампании –  в 1854 г. ввели для крестьян и мещан жеребьёвый набор, и стали составлять жеребьёвые списки. Определили три разряда призывников: первая – бездомные, вторая – бессемейные (одиночки), третья – много рабочие семейства, имевшие четырёх и более, или трёх, или двух работников. В первую очередь, призывались призывники первого разряда. А из других групп – по необходимости. Номер жребия определял, кому служить.
   
     Освобождались от службы: единственные работники в семье, хромые, больные, преступники, церковнослужители, а также те, кто был ниже определённого роста: призывной рост составлял два аршина и три вершка, а потом два вершка (1 аршин – 71 см, 1 вершок – 4,4 см).

     О необходимости реформ в армии шли разговоры давно, он обсуждался и в период отмены крепостного права. Известно, что крепостное право было отменено в 1861 году. А военную реформу провели позже в 1866. В 1874 году рекрутская система набора была полностью отменена и заменена более мобильной - всеобщей воинской повинностью. Термин «рекрут» был заменён другим – «новобранец».

     Жители деревни не понаслышке знали о рекрутчине и боялись её. Возвращавшиеся со службы, оттрубив свой срок, не выглядели шибко счастливыми, а многие погибали в военных баталиях или умирали, не дождавшись отставки. Дядька Федя чудом уцелел в Крымской войне и вернулся глухим и хромым, но счастливым оттого, что остался жив. Он получил отставку и вернулся домой. Жена не могла нарадоваться этому. Она смотрела на мужа, и слёзы сами бежали по её лицу. «- Ну, хватит сырость разводить, мать», -  ласково говорил ей муж. Он любил сидеть по вечерам на завалинке и рассказывать ребятишкам о своей горькой службе. «- Ох, робятушки, не дай бог вам попасть в рекруты! Кто в рекруты попал, тот горюшка повидал. Грязь месить лаптями, вшей кормить, кашу гнилую есть – это рекрутская честь» - «- Дядя Федя, а вы воевали?» - спрашивали его крестьянские детишки. «- Поруху немало понюхал. Кто слеп и глух, тот рекрут. От орудий оглох совсем. Так что говорите мне громче. В этой войне мясорубка была. Врагов было больше, чем нас во сто раз. И прут - и прут, и прут – и прут. Погиб бы, если бы не велели отступать» -

     «- А вы ещё будете воевать?» - «- Нет уж, отвоевался. Пенсию получил – 36 рублёв в год положили. Можно как-то жить. В армии грамоте многие выучились. Вот и я теперь грамотный, могу в сельской общине писарем послужить. Кто остался жив и получил отставку, в город подался. Могут в господские дома дядьками пойти работать или швейцарами, или приставами, сторожами, дворниками, паче чего. В городе работы много» - «- А вы чего? В городе-то лучше» - «- Кому как, а мне ближе родной стороны нет ничего. Вот и жёнушка меня дождалась» - «- Дядя Федя, а зачем надо воевать, мирно-то жить лучше?» - «- Да это всё – царские бредни. Вот жил царь Петруха и царица Софья и дрались друг с другом за царский трон. А у царицы-то войско стрелецкое было в руках, она подкупила войско, и войско против Петра воевало. Но он сестру одолел, в монастырь посадил, а войско распустил и создал рекрутское войско, которым стал врагов побеждать» - «- А долго надо служить?» -«-У-у-у, - протянул старый солдат. – При царе Петре, если стал рекрутом, то служил всю жизнь – пожизненная была служба, но потом срок сократили до двадцати пяти лет, потом до пятнадцати». Солдат не знал того, что рекруты позже служили и десять, и семь лет, пока не отменили рекрутчину.

     При Петре Первом рекрутская повинность производилась по числу дворов, а после первой ревизии в 1722 году – по числу душ. При Елизавете Петровне вся территория России была поделена на пять полос. И один раз в пять лет каждая полоса поставляла по одному рекруту со ста душ. В девятнадцатом веке манифестом от 1834 года Россию разделили на две полосы: северную и южную, а через пять лет – на западную и восточную. И наборы производили по очереди: в один год – с западной, в другой год – с восточной полосы.

     Но после Крымской войны деление на полосы отменили и объявили общий набор. По числу призываемых рекрутов наборы были разные: Обыкновенные – менее семи человек с тысячи душ. Усиленные - от семи до десяти человек. Чрезвычайные – свыше десяти человек с тысячи. Во время Крымской войны с восточной полосы призвано на службу было по семьдесят человек с тысячи ревизских душ, а с западной – по пятьдесят семь*.

     Откуп Григорию не потребовался, потому что он был ещё молодым – не призывного возраста. Он об этом узнал много позже. Дочки Потапова, по своей неосведомлённости, приписывали спасение Григория от рекрутчины заслугам отца. А отец и не пытался их в этом разуверять. Григорием он в целом был доволен – парень работящий, безропотный. Григорий своё мнение о Потапове держал при себе, больше молчал. Поскольку своих сыновей у Потапова не было, он принял Григория как сына в свою семью. Но все равно был с ним суров. Ему импонировало, что его отец Дмитрий Иванович был в общине на хорошем счету – его уважали за честность и бескомпромиссность. Он видел радостные сияющие счастьем глаза Насти и одно это наполняло его гордостью и сознанием собственной значимости. Оказывается, от него многое зависело – он мог уничтожить человека или сделать его счастливым.

------------
• Данные «Википедии» - интернет.

18 ноября 2017 суббота


13. Лён мочить не усы крестить


     Дмитрий Иванович сокрушался, что лишился главного помощника, но, с другой стороны, он радовался за Григория – выбрал в жёны хорошую девушку, хоть и богатую, но не капризную и покладистую. Но его беспокоило, что Настя из платоновской семьи и что Гриша вошёл примаком в дом тестя. Как-то он поладит с Платоновым? Там другие нравы. С волками жить по-волчьи выть. Как бы не свихнул себе шею. Что делать? Пришло время обработки льна на волокно. Дел невпроворот. Теперь Пётр будет за главного помощника. Он очнулся от тяжёлых дум и позвал Петра.

     Пётр спросил: «- Отец, звал меня?» - «- Слушай, Пётр, завтра с утра поедем на речку искать место для заводи» - «- А зачем?» - «- Будем лён вымачивать» - «- А как?» - «- Вобьём колья в дно, сделаем клеть, погрузим снопы в воду» - «- Понятно, а что возьмём с собой?» - «- Рукавицы, топоры, лопаты. Чтоб забивать колья, дубина понадобится» - «- Хорошо» - «- Всё подготовить надо. Немного снопов взять. Подготовь телегу».

     На следующий день отец и сын рано встали и собрались ехать. Отец подошёл к телеге, а снопы где? «- Пётр, где снопы?» - «- Да вон они стоят» - «- Я же тебя просил с вечера подготовить телегу» - «- Я и подготовил, проверил постромки, посмотрел колёса» - «- Постромки, колёса, - повторил с неудовольствием отец. – Давай грузи снопы. Инструменты тоже не подготовил». Отец пошёл за топорами, взял лопаты и дубину. «- Ну садись. Столько времени потеряли. Лён не любит позднего замачивания. Упустим время – качество льна потеряем» - - Погода хорошая стоит» - «- Это не имеет значения. Лён живой. Он всё чувствует. Он радость чувствует. Нет её – он реагирует – сразу потемнеет».

     Лошадь оставили поодаль от речки, а сами пошли вдоль неё. Река тихо несла свои воды. В её зеркале купались белые облака, и утреннее солнце играло солнечными бликами. Они шли и смотрели, где есть заводь. Но шли и шли, а заводи не было. И, наконец, нашли прекрасную заводь. «- Отец, смотри, то, что нам надо». Отец обрадовался, но преждевременно, вокруг заводи росли заросли ольховника. Листья ольхи обладают дубильными веществами, от них вода становится жёсткой. «- Не годится, - с огорчением сказал отец. – От ольхи вода становится дубовой, очень жёсткой. Она переест волокно» - «- Как жаль, - сказал Петя. – Место отличное».

     Но кто ищет, тот всегда найдёт. Отец и сын сели на лошадь, ещё проехали вверх вдоль реки и нашли хорошее местечко: тихое, как раз такое, какое им нужно было. Мужчины взялись за топоры, срубили молодые берёзы, очистили от веток, и колья начали забивать в воду. Получалось плохо, дно было илистым, и жерди не держались. «- Что же делать?» – спросил Петя отца. «- Что-что? Сесть и кукарекать», - пошутил отец. «-Давай сейчас перекусим, отдохнём. Может, мысль какая-нибудь в голову придёт».

     После отдыха Петя сказал: «- Может, к жерди сноп привязать?» - «- И дальше что?» - «- Сноп в воду опустим. Он привязан, никуда не денется» - «- А чем привяжешь?» - «- Действительно, нечем». Стали думать вместе и додумались: два тонких деревца связать комлями, между ними защемить снопы и связать верхушки. Верхушки оставить на берегу, а снопы опустить в воду. Мысль им понравилась. «- Сегодня много не сделаем, но давай хоть попробуем. Надо нарубить деревьев». И мужчины принялись за работу. Быстро вечерело, и пора было ехать домой.

     На следующий день они приехали рано. Вова и Вася увязались за отцом. Они охотно грузили снопы, а когда приехали на место, с удовольствием держали снопы, чтобы они не соскальзывали, когда их защемляли между деревцами. Петя завязывал комли и командовал: «- Ты, Василий, покрепче снопы держи, а-то напрасной будет моя работа» - «- А ты, Петр Дмитрич, покрепче завязывай, а-то моя работа будет напрасной». Вова от души засмеялся. Отец много нарубил деревцев, потом связали верхушки и первую заготовку торжественно понесли к заводи. Сноп поплыл по воде, но кое-как нижнюю часть бревна со снопом опустили в воду, а верхушки оставили на берегу. Чтобы снопы не всплывали, их фиксировали в воде ветками.

     Измучились все изрядно. Усталые, молчаливые вернулись домой. Евдокия Семёновна ласково спросила мужа: «- Что-нибудь удалось замочить?» - «- Да ты что, мать, там работы ещё на неделю. Колья не вбиваются, ил сплошной. А с деревьями работы много. Был бы Гриша. Но ребята – молодцы, очень старались, и Пётр тоже». Мать всей душой радовалась за ребят и улыбалась: «- Они у нас молодцы – трудолюбивые». Парни одним ухом прислушивались, о чём говорят родители, и были счастливы, что отец их похвалил, хотя сил что-нибудь делать у них уже не осталось. И они лежали, бездыханные, кто на полатях, кто лавках. Всё же на следующий день отец попросил ребят поискать другую заводь, пока они с Петром будут работать. Примерно через час они прибежали радостные – нашли новое место - чудную заводь. Поехали на лошади смотреть, а это оказалась старая, знакомая им ольховая заводь. Вернулись и продолжили работу.

     В один из дней взяли с собой Елену, она кашеварила, и отец был благодарен жене за такую помощницу. Когда дело пошло к концу, Василий завёл разговор с отцом: «- Папа, - спросил он, как ты относишься к тому, чтобы мы с Вовкой пошли учиться? Вон новую школу построили». Отец опешил. «- Ты что, Василий, меня под корень рубишь?» - «- Отец, ты не сердись, ещё пока в школе никто не учится. Мы тебе поможем, даже если начнём учиться после школы. Нам никогда не выбраться из бедности, если мы не будем учиться» - «- На кого же вы хотите учиться?» - «- Я буду купцом, торговать товаром, выращивать лён, продавать его», - сказал Василий. Вова молчал. «- А ты кем?» - спросил его отец. «- Я хотел бы лошадей лечить» - «- Доктором значит. Вот что я вам скажу, ребята. Без денег вас не примут в школу» - «- А ты узнай. Может, бесплатно нас смогут учить». Отец кивнул головой. Его одолевали грустные думы.

     Больше недели мочили лён, отец беспокоился, чтобы не передержать его в воде. Василий спросил отца: «- Зачем нужно лён вымачивать?» - «- Сам посуди, растение твёрдое, а нам нужно извлечь из него волокно. А чтобы легче было отделить древесину стебля от волокна придумали лён вымачивать. Какой-то у нас первый лён получится?» - «- Да ты не волнуйся, отец. Вода вон какая чистая в речке, значит, лён будет белым», - сказал Пётр. «- Давайте-ка возьмём горсть льна на первую пробу», - отец извлёк несколько стеблей, понюхал их: «- Ещё рановато» - «- Почему?» - «- Готово будет, когда пойдёт гнилостный запах, и растения будут скользкими» - «- А долго ждать?» - «- Ещё несколько дней, а там уже будем его отжимать и сушить».

     Дома горсть льна на пробу просушили в печи и стали мять мялкой. Проверяли, как отделяется «костица» - древесное волокно от лубяного. Получалось ещё трудно, и сделали вывод: вытаскивать снопы рано. Через неделю взяли новые пробы. Растения приобрели зеленовато-жёлтый вид, и от них шёл кислый гнилостный запах. Пробы удались на славу, и мужчины поехали вытаскивать снопы.

     Работа была ужасно тяжёлой: размокшие деревца стали в тысячу раз тяжелее. Тогда придумали их не трогать, а развязать вершины, ослабить связку, и снопы вытаскивать. Петя не унимался и командовал, А Василий злился на него. «- Тебе в рекруты пора идти, там станешь генералом и будешь командовать: ать – ва. ать – ва!» - «- А тебе на язык надо защипку прищемить, чтоб глупости меньше говорил» - «- Во в школу пойду и не буду говорить глупости» - «- Да, не возьмут тебя в школу» - «Это почему ещё не возьмут?» - возмутился Вася. «- А дураков не берут в школу» - «- А я не дурак. Там проверят, умею ли я читать и писать. Я умею» - «- А тебя не будут проверять» - «- Почему?» - «- Так и без проверки видно, что ты дурак» - «- Если я дурак, то ты осёл», - сказал с обидой Вася. «- Почему я осёл?» «- А уши у тебя из-под шапки торчат» - «- Ослы не носят шапки», - парировал Петя. «- Ослы не носят шапки, потому что они ослы. Они этим гордятся. А тебе надо» - «- Я сейчас тебя поколочу, Васька» - «- Так, ты сам начал командовать». Снопы с большой силой вытаскивали, отжимали и ставили вершиной вниз, чтобы вода с них стекала. Когда работу сделали, устали очень.

     Отец сказал Василию: «- Я узнал, Василий, в школе будут учить вас бесплатно. Так что вы с Вовой будете учиться. Наверное, и девочки пойдут в школу. С мамой это обсудим» - «- Ура!» - закричал Вася, а Вова не очень был доволен. Он честно признался: «- Я боюсь, что у меня не получится. Вон сосед Венька, наш ровесник, не собирается в идти в школу» - «- Веньку не пускают родители, - уточнил Вася. – Они говорят ему, что школа ничему хорошему не научит. Одному баловству». Вова ответил: «- А Рыжик рвётся в школу, а родители тоже его не пускают. Только наш отец сознательный, добра нам хочет. Большинство крестьян не доверяют школе». Вася сказал: «- Это потому что они не умеют читать и писать. А мы умеем» - «- Хватит языком чесать, - прервал их разговор Петя, - школа школой, а сейчас будем грузить снопы на телегу, так что впрягайтесь в работу!»

     Приступили к работе. «Слушай, Петя, а ты кем хочешь быть?» - спросил его Вова. «- А тебе какое дело?» - «- Ты никогда не говорил, вот и интересно» - «- Я пойду на священника учиться» - «- На попа?» - разочарованно переспросил Вова. «- Ты спросил, я ответил. Отвались!» - раздражённо сказал Петя. «- Вот радости-то будет отцу. Он терпеть попов не может. А тут свой поп – толоконный лоб», - сказал Вова. Василий с издёвкой произнёс: «- Пошёл поп с сумой совершать средь народа разбой» - «- Не разбой, - уточнил Вова, - а побор. Они же любят всякие поборы делать» - «- Дураки, я буду служить богу, своей вере. А ты , Васька, - мамоне, золотому тельцу» - «- Я зато грабить народ не буду» - «- Я тоже не буду» - «- Ты будешь кристально честный поп. Рак на горе свистнул».
 Работу закончили и вернулись домой.

 23 ноября 2017 четверг

14. Ученье – свет, а неучёных – тьма

     Россия была крестьянской, лапотной, безграмотной страной, вплоть до Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года. В начале двадцатого века только двадцать один процент населения умел читать, лишь небольшая часть из них - и писать. Вопросы просвещения народа то и дело возникали в головах правителей государства.

     При Петре Великом, наряду с церковно-приходскими школами, были открыты сорок две «цифирные школы», обучалось в них две тысячи учащихся. Появились «школа математических и навигационных наук», Артиллерийская и Инженерная школы. Старшие классы математической и навигационной школы были переведены из Москвы в Петербург и преобразованы в Морскую академию. Но в середине века часть цифирных школ присоединили к церковно-приходским, а остальные закрыли.

     При Анне Иоановне (1730 – 1740) появились для детей солдат гарнизонные школы, при металлургических заводах – горные. Закладывалась система замкнутых сословных школ: корпус кадетов или Сухопутный Шляхетский корпус – для детей дворян. Учреждены для них – Морской артиллерийский и Пажеский корпуса.

     При Елизавете Петровне (1741 – 1762) наметился робкий поворот в сторону народа: вышел указ о расширении сети начальных школ. Были открыты первые гимназии, Московский университет, Академия художеств. Но принцип сословности усилился.

     При Екатерине Второй (1762 – 1796) была произведена школьная реформа, утверждён Устав народных училищ. В губернских городах учреждались главные народные училища с четырьмя классами, в уездных городах – малые народные училища с двумя классами. Было введено предметное преподавание, единые сроки начала и окончания занятий, урочная система. К началу девятнадцатого века общеобразовательная школа была с 2- и 4-классными народными училищами, только в городах.

     При Александре Первом (1801 – 1825) учреждено Министерство народного просвещения. За основу были приняты три принципа: 1 – бессословность учебных заведений; 2 – бесплатность обучения на низших ступенях; 3 – преемственность учебных программ. Все учебные заведения были разделены на четыре разряда: 1) одноклассные приходские училища (ими были заменены малые народные училища); 2) трёхклассные уездные училища (во всех уездных городах); 3) семилетние губернские училища или гимназии (бывшие главные народные училища)  - только в губернских городах; 4) университеты. Появилось шесть университетов.

     Вся территория страны была поделена на шесть учебных округов. Их возглавляли попечители Главного управления училищ. Университеты имели автономию: свой Устав и собственный суд. Государство не имело права вмешиваться в дела университетов. Они назначали учителей гимназии своего округа. Тогда же появились первые лицеи – закрытые учреждения.

     При Николае Первом (1825 – 1855) усилился принцип сословности. Приходские школы – для крестьян, уездные училища – для купцов, мещан и других обывателей города, гимназии – для детей дворян и чиновников. Их программы отличались. Крестьян обучали чтению, письму, арифметике, был Закон Божий. Дети мещан и купцов изучали ещё геометрию, географию и историю. В семиклассных гимназиях изучали иностранные языки, и учащихся готовили к поступлению в университет.

     Доступ крепостным в учебные заведения был закрыт. При Николае Первом университеты были сильно ограничены в своих правах, изменился Устав, запрещён университетский суд. За студентами осуществлялся политический надзор. Число кадетских корпусов увеличилось с пяти до двадцати. Открылись институты: Технологический, Инженеров путей сообщения, Горный, Практическая коммерческая академия, Императорская военная академия – а также училища: Инженерное, Архитектурное, Гражданских инженеров, Техническое. В Белоруссии – земледельческое. Школы: Земледельческая, Горнозаводская. В провинциях возникают ветеринарные училища.

     При Александре Втором (1855 – 1881) происходят колоссальные изменения в стране. Это была эпоха по-настоящему революционных реформ. Произошла отмена крепостного права, развивается промышленное производство, утверждается капитализм в стране. Растёт революционное самосознание народа. Увеличивается рост грамотности населения. Люди получают больше политических свобод. В 1963 году издаётся новый университетский Устав, возвращается университетам прежняя автономия, снимаются все ограничения, введённые при царствовании Никола Первого..

     Акцентируется внимание на доступности всесословного образования. Появляются воскресные и частные школы, наряду с государственными, земскими и церковно-приходскими. Гимназии разделены на классические и реальные. Теперь в них принимаются дети из разных сословий, способных оплатить обучение. Созданы первые женские гимназии – «Высшие женские курсы», где обучение идёт по программе университета. При Александре Втором широко строились в сёлах земские школы. Возникали учительские семинарии и школы, которые готовили учителей для городских (уездных) и начальных училищ. С 1864 года церковно-приходские школы управлялись Синодом, их открывали при церковных приходах, главным образом, – в сельских местностях. Срок обучения в них был три – пять лет.

     С царствования Николая Второго получило развитие женское образование. В народные школы стали принимать девочек. В 1905 – 1906 годах в Думе рассматривался вопрос о принятии закона о всеобщем начальном образовании, но он так и не был принят. Только в советское время (1917 – 1991) народной властью был принят этот закон, и была преодолена всеобщая безграмотность населения.

     Нельзя не заметить одну, очень важную тенденцию: школы в России были духовные и светские. И церковь пыталась внедриться в светские школы и подчинить их своему влиянию. Во все учебные программы включался Закон Божий. Священники входили в Попечительский, губернский, уездный и земский советы. Разве что только Пётр Первый надел узду на священников, превратив их в чиновников одного их своих департаментов. Только он подчинил церковь государству. В советское время государство было отделено от церкви, а сейчас церковь вновь пытается всячески навязать своё влияние на души молодых людей и внедриться снова в сферу их обучения и воспитания.

15. Первый сельский учитель

     Но пора нам вернуться к жителям деревни, где обитают наши герои. Шестидесятые годы девятнадцатого века в селе построена новая земская школа. Жители – крестьяне с тревогой ожидали, что будет дальше. Уже конец сентября, а школа пока всё ещё закрыта. И, наконец, в деревне появилась коляска, а в ней – новое лицо: двадцатитрёхлетний молодой человек приятной наружности в модном камзоле и в тёплом плаще. Коляска остановилась возле здания школы. Учитель вышел из коляски с баулом, подошёл к дверям школы, достал ключ и открыл её. Возчик втащил в комнату огромный тяжёлый сундук.  «- Ну, и тяжеленный, - произнёс недовольно он. – Камни что ли в нём?» -  «- Нет, - ответил учитель, - это книги, пособия, учебники».

     «Какой молодой!» - шептались между собой крестьяне. Они уже с любопытством и с некоторой насторожённостью наблюдали за новым человеком. Его появление, явно, было им не по душе. Тем не менее учитель, которого звали Николай Гаврилович, начал в школе обустраиваться. При школе, кроме классной комнаты, имелись квартира для учителя, которая состояла из двух комнат, и ещё одна комната, в которой учитель собирался сделать читальню для крестьян и для детей. От поездки он очень устал, поэтому, поев, сразу улёгся спать. С собой он привёз полсотни стеариновых и восковых свечей и масляную лампу, что окажется для крестьян в диковинку.

     На следующее утро он встал рано и пошёл на речку умываться. Вода была холодная. Он зачерпнул ведром воды и принёс домой, затопил печку. Изба была светлая, с окнами из стекла - в мелкую расстекловку, с деревянным дымоотводом. Он зажёг свечу, приготовил себе еду, но услышал вдруг стук в дверь. Он открыл дверь и увидел за ней группу деревенских ребят, грязных и неумытых, плохо одетых. «- Вы учитель?» - громко спросил самый смелый из них. Это был Василий. «- Да. Входите», - пригласил он ребят в комнату. Дети вошли и с интересом смотрели на свечу, горящую ярко, без копоти, ровным светом. «- Вы нас будете учить?» - «- Да, хотелось бы. А вы хотите учиться?» Опять за всех ответил Василий: «- Я – да, а они не очень» - «- Почему?» - «- А их родители не отпустят в школу. Боятся, что вы их испортите». Учитель засмеялся.

     «- А вы, что молчите?» - обратился он к остальным ребятам. Было видно, что они стесняются своей бедности. «- Давайте я вас угощу сухарями». Учитель достал из баула угощение. И ребята с изумлением увидели тонкие ломтики белого хлеба. Они были коричневого цвета, засушены и издавали тонкий аромат корицы. Хотя дети явно чем-то были смущены, от угощения никто не отказался. «- Давайте знакомиться, что ли. Меня зовут Николай Гаврилович». Дети засмеялись. Они привыкли, что в деревне всех зовут по именам: Ванька, Манька, Дунька – а тут имя и отчество. Но охотно стали называть свои имена. «- Вот что, ребята, вы идите и скажите своим родителям, что я обязательно в каждый дом зайду познакомиться. Ребята ушли и оживлённо обсуждали, что увидели в школе. В классе стояли парты, их завезли в школу, когда её строили. На стене уже висела большая карта, но остальные пособия учитель ещё не успел развесить. Дома дети с восторгом рассказывали, как светло в школе, горит свечка, не лучина, очень тепло и чисто, большие окна, деревянный пол, из досок двери.

     В этот же день учитель отправился знакомиться с семьями будущих своих учеников. В первом дворе дверь не открыли, но он знал, что хозяева дома, потому что слышны были звуки от разговора и шум. Открыли только в пятом дворе. Хозяйка спросила: «- Чего надо?» - «- Мне ничего от вас не нужно. Я хотел бы с вами познакомиться. Я учитель, буду учить ваших детей читать и писать» - «- А вы спросили, нам это нужно? Так вот, отвечаю – не нужно». И перед учителем дверь закрыли. Николай Гаврилович, было уже, совсем отчаялся, но увидел, на своё счастье, идущего мимо Дмитрия Ивановича Степанова. «- Что не пускают в дом?», - участливо спросил он. «- Нет, даже дверь не открывают» - «- Заходите тогда к нам, - приветливо сказал крестьянин. - Я Степанов Дмитрий Иванович» - «- Очень приятно. Меня зовут Николай Гаврилович. Помогите, пожалуйста» - «- Как?» - «- Пройдите со мной по дворам. Они вас знают и охотно вам откроют дверь, а мне нет. А мне нужно переписать всех детей, хотя бы школьного возраста» - «- Мил человек, у меня своей работы выше крыши. Не сейчас. Позже». На том и договорились.

     Учитель переписал детей Степановых, спросил, умеют ли читать. «- Да», - ответил Степанов. Этим ответом учитель был сражён. Кругом – безграмотная дикая деревня, которая чуждается знаний, откровенно манкирует учителя. И вдруг где? В огромной крестьянской семье дети умеют читать и писать. Это было, действительно, удивительно. «- На что же вы живёте, у вас так много детей?» - спросил он. «- У нас две коровы, продаём молоко, есть куры, поросёнок, кролики – своё натуральное хозяйство, огород» - «- А какие книги вы читаете?» - «- У меня есть одна - «Жития святых», по ней я учу детей читать» - «- Я привёз много книг. Вы можете взять почитать» - «- Спасибо. Но мне очень некогда. Для хозяйства не хватает рук. Подождите. Если у вас найдутся книги по выращиванию льна, то очень бы помогли мне» - «- Нет, к сожалению, таких книг у меня нет. Но я напишу своему другу, может быть, он поищет в городской библиотеке».

     Евдокия Семёновна с интересом слушала разговор мужа с учителем. Когда гость ушёл, она обратилась к мужу: «- Послушай, Дмитрий Иванович, девочки пойдут в школу, а в чём? Одни лапти на двоих, да и одежды нормальной нет». Дмитрий Иванович тяжело вздохнул: «- Ладно, съездим в город и купим ребятам нормальную одежду». В выходной день в город поехали родители и будущие школьники. Мальчикам Вове и Васе купили новые пиджаки и штаны, а девочкам Кате и Василисе – новую обувь. Они никогда не носили таких сапожек, на зиму купили всем ребятам валенки. На носу – зима. Платья девочкам мать решила сшить сама, материю на платья и новые пальто им купили. Радостные дети вернулись домой. Дома горели сальные свечи. «- Откуда?» - спросил удивлённо отец. Пётр и Елена в один голос стали говорить, что приходили в гости Гриша и Настя и принесли в подарок свечи и разной еды – хлеб, зажаренного петуха, колбасу, окорок. Сели за стол и стали есть. Родители привезли из города белые булки, баранки и бублики, несколько буханок ржаного и пшеничного хлеба, а также мешок пшеничной муки. На следующий день мать растворила тесто и напекла блинов. То-то было радости.


16. Школа – храм знаний

       Но пришло время занятий в школе. Учитель пригласил ребят к девяти часам утра. Около школы собралась небольшая группка детей – человек десять. Учитель приветливо встретил ребят. Их было мало. Всего в деревне по переписи, которую провёл Николай Гаврилович, их насчитывалось больше двухсот. Заходя в дома, он называл себя - Николай Гаврилович Строганов – и просил хозяина назвать свою фамилию, но крестьяне не знали своих фамилий, они их не имели. Тогда Николай Гаврилович стал сам давать им фамилии. Он спрашивал: «- Как звали вашего отца? Чей вы?» Отвечали: «- Трифон. Трифонов» - «- Значит, ваша фамилия будет Трифонов». И учитель записывал детей под этой фамилией. Больше сотни семей получили от учителя фамилии: Васильев, Прохоров, Филимонов. В одной семье не смогли назвать имя отца, но сказали, что он работал кузнецом, рано погиб, и учитель записал семье фамилию Кузнецов.

     Известно*, что при царе Иване Грозном только некоторые купцы носили фамилию, но спустя 250 лет ещё не все купцы её имели: примерно двадцать пять процентов их были бесфамильными. При переписи 1897 года много крестьян записано с пометой «без фамилии». Целые народа Сибири и Дальнего Востока жили, не зная фамилий. В какое-то время фамилия считалась сословной привилегией: правящие слои не хотели, чтобы «низы» её имели и даже противились её появлению. К началу девятнадцатого века большинство российских помещиков уже приобрели фамилии, а миллионы их крестьян и в середине девятнадцатого века оставались бесфамильными. Долгое время привилегированной считалась фамилия на -ич.

     Великий филолог Владимир Андреевич Никонов писал: «До середины XVIII в. именоваться на –ич, -ович, -инич разрешалось только самым высшим чинам. Ещё и в середине XIX в. основная масса населения обходилась отчеством в форме краткого прилагательного на –ов, -ив. И на вопрос об имени и отчестве Базаров отвечает: Евгений Васильев («Отцы и дети»)» У русских есть фамилии-миллионщицы: Иванов, Смирнов, Кузнецов и др. Возникали фамилии даже от прозвищ людей: Кирюхин (Кирюха – от Кирилла), Трунов (трун – отрепье, ветошь), Филонов (филон – лентяй) и т. д.

     Сейчас нам трудно даже представить, чтобы человек не имел имени, отчества и фамилии.

     Учитель Николай Гаврилович, общаясь с ребятами, называл их по имени и по фамилии, дети от непривычки смеялись, толкали друг друга, подсмеиваясь: «- Эй, ты, Семёнов!» или «- Эй, ты, Кузнецов!». И были нередко случаи, когда учитель называл их по фамилии, и кто-то поначалу не откликался на свою фамилию и никак не реагировал на неё. Но постепенно ребята привыкли, и дома говорили своим родителям: «- Мы теперь Семёновы (или Кузнецовы, Прохоровы)».

     Дети всей душой полюбили школу. Они удивлялись всему. Василий спросил учителя: «- А почему ваши свечи не оплывают жиром, как наши сальные, и совсем не дымят?» - «- Потому что они стеариновые. Стеариновая кислота твёрдая при комнатной температуре, поэтому свечи горят долго, не дают дыма, фитиль сгорает полностью» - «- А как получают стеарин?» - «- Французский химик Эжен Шеврель делал опыты и расщепил животные жиры, выделил из них стеариновую кислоту. В Москве примерно лет тридцать назад построили первый свечной завод. Он выпускает много стеариновых свечей» - «- А они дорогие?» - «- Пока достаточно не дешёвые» - «- Как жаль, а-то бы у нас дома тоже горели такие свечи» - «- Обязательно, Вася, будет время, когда все дома будут освещаться не лучинами, а свечами. Несколько десятилетий назад немецкий химик фон Рейхенбах из древесного угля выделил вещество, похожее на воск, он назвал его парафином (позже научились выделять его из нефти). Из парафина стали делать свечи. Они скоро будут в продаже. Я думаю, что они не будут такими дорогими».

     «- А как делают свечи?» - вдруг спросил учителя мальчик маленького роста Иван. «- А я видела, - сказала Катя, - как в церкви заливали в жестяные трубки жидкий воск и опускали туда фитиль». Учитель похвалил девочку за наблюдательность. «- Есть ещё другой способ: над котлом с расплавленным воском висит обруч, он вращается, на нём по кругу на крючьях висят фитили, их обливают большой ложкой горячим воском. Когда свечи становятся нужной толщины, их с крючьев снимают, катают на каменных плитах – свечи готовы. И есть ещё один способ, называется «сучение»»: между двумя крючками натягивают горизонтально фитиль и равномерно облепливают его воском, размягчённым в тёплой воде. Иногда добавляют краски или позолоту» - «- Николай Гаврилыч, а почему воск не прилипает к трубкам? Он ведь липучий», - спросила Катя. «- Для того чтобы он не прилипал, в воск добавляют стеарин. У парафиновых свечей низкая температура плавления по сравнению со стеарином, поэтому они оплывают раньше, чем сгорают. Но когда в парафин добавляют твёрдый и тугоплавкий стеарин, свечи служат долго, пока не сгорит фитиль».

     Ребятам нравилось, что учитель много знает. Они писали гусиными перьями в тетрадях, которые им выдал учитель. Всё для них было в диковинку. Они научились сами делать гусиные перья. Для этого они вытаскивали из левого крыла перо (для правшей был в этих перьях хороший удобный изгиб), кончик совали в раскалённый в печи песок для того, чтобы его обезжирить, и чтобы он стал твёрдым и эластичным, срезали под острым углом, расщепляли, и перо было готово. Правда, оно очень скрипело и хватало чернил только чтобы написать несколько букв, приходилось его снова обмакивать в чернила. Клякс было много. Учитель просил ребят переписывать страницу.

     Через какое-то время учитель из города привёз новые ручки с короткими гусиными перьями. В конце деревянной ручки был металлический стержень, в него вставляли перо. Семён придумал приспособление: Он накрутил на тонкую палочку соломинку и прикрепил её к перьевой ручке, один конец был у основания пера, а второй – на его кончике. Получилась пружинка. Чернила постепенно стекали, и их хватало дольше, чтобы написать несколько слов. «- Да ты у нас изобретатель», - похвалил Семёна учитель и погладил его по голове. «- Смотри, чтобы клякс не было», - только это сказал учитель, как пружина из соломинки выскочила из устройства и фонтаном брызг улеглась на исписанную страницу. Дети замерли от неожиданности: что скажет учитель?

     «- Ну, что, горе-изобретатель, придётся переписывать всю страницу. Должен сказать тебе, что великие изобретатели проходили очень трудный путь от многих неудач до побед. Так что всё хорошее у тебя ещё впереди». В конце учебного года появились ручки с металлическим перьями. Перья были разные по толщине: тонкие и толстые. Тонкие позволяли писать с нажимом и делать волосяные линии. Письмо было очень красивым. Семён сделал новое приспособление, но оно теперь состояло из гвоздика и тонкой проволоки и держалось намного дольше. Как говорится, голь на выдумку хитра.

     Класс заметно вырос. Жители деревни поверили в учителя и в школу и стали отпускать детей учиться. Учитель устроил читальню, в которой проводил беседы с родителями учеников, устраивал читки книг и беседы на разные темы. Одна из бесед имела хорошие последствия. Рассказав детям о личной гигиене, он увидел, что дети стали приходить умытыми, пусть в старенькой заштопанной, но чистой одежде. А после беседы с родителями на эту тему, в их домах стало намного чище. Этому стало уделяться большое внимание. Дети выступали с концертами.
     Но частенько бывали случаи, что дети не приходили на уроки, потому что много было дел по хозяйству. Учитель Вову и Васю определил сразу на второй год обучения, потому что они умели уже читать и писать. А Катю и Василису – на первый год обучения. Весь курс обучения был три года. И занимались ребята в одном классе. Учитель давал задания мальчикам, а потом занимался с остальными ребятами по программе, учил их читать и писать. Дети Степановых учились хорошо. Правда, Вове плохо давалась арифметика, зато он преуспел в чтении. Быстро заучивал стихи. И на концертах выступал как настоящий артист, декламируя стихи. Он любил стихи Пушкина, Кольцова и Некрасова. А Василий в арифметике был дока, считал устно ловко, словно орехи щёлкал. Закон Божий им преподавал церковный поп. Нужно было знать наизусть много молитв - больше двух десятков. Отец запретил строго-настрого Вове задавать вопросы попу. «Узнаю, что задаёшь вопросы попу, высеку», - пообещал отец любопытному сыну. Сын долго сдерживался, но, наконец, не выдержал и спросил попа: «- Батюшка-отец, а вы сами видели чертей?» Поп разозлился не на шутку и зло ответил: «- Одного их них я вижу перед собой. Ты и есть чёрт. Встань на колени и стой в углу весь урок». После этого случая у Вовы отпала сама собой охота задавать попу вопросы.

     Большое внимание в школе уделялось чистописанию и красивому письму. Учитель старался расширить кругозор ребят и давал им знания по естествознанию, географии и истории, хотя это было не предусмотрено программой. И был урок церковного пения. Один из мальчиков Никита ужасно презирал этот предмет, поэтому пел, гундося. Этим самым приводил попа в бешенство: «- Твоё пение, милейший, - сказал он Никите, - можно слушать только с закрытыми ушами» - «- Может быть, мне не петь?» - спросил сообразительный мальчик. «- Ладно, отдохни, - сказал поп. – Боюсь, что бог не простит нам такого кощунства. Иди погуляй». Вырвавшись на свободу, Никита чрезвычайно радовался своей хитрости. Но его радость была недолговечной, потому что другие ребята, позавидовав Никите, пошли на ту же хитрость. И поп вдруг услышал, что все парни мерзко загундосили, он мигом понял свою промашку. На следующем уроке он попросил Никиту солировать. Тот долго гундосить не смог и стал петь нормально. «- Сегодня останешься после уроков и отработаешь мне вчерашний урок, - строго сказал священник. – Урок – это тебе не игра. Понял?» Больше «гундосов» на уроке пения не было.
------------
• В. А. Никонов. Словарь русских фамилий. М.: Школа-Пресс, 1993.

26 ноября 2017 воскресенье



17. На «стлище» надейся, а сам не плошай


      После вымачивания лён требовалось хорошо просушить. На просушку льна собрались отец, Пётр и Елена. Мать осталась с малыми детьми, да и дел было много со скотиной. Поехали в лес на телеге, добрались быстро, погрузили лён на телегу и стали искать луг. Наконец, нашли большую тихую поляну, защищённую от ветра. Предстояло теперь стлать лён на лугу. Отец вёз воз со льном, двигался «челноком» – туда-сюда, туда-сюда – и сбрасывал снопы так, что они ложились в ряд, с небольшим расстоянием друг от друга. А Пётр и Елена шли за телегой, Пётр жгуты на снопах срезал серпом, а Елена тонким слоем расстилала стебли по лугу – «стлищу».  «- Отец, а для чего мы это делаем?» - спросил Пётр. «- На солнце и на ветру лён сохнет и отбеливается» - «- А долго он будет сохнуть?» - спросила Елена. «- Через неделю приедем и перевернём его».

     Ровно через неделю они приехали опять на свой луг. Стебли льна с одной стороны подсохли и согнулись дугой. «- Ишь, как скрючило, - сказал Пётр, - словно вас плёткой наказали» - «Тебя бы оставить на самой жаре на недельку, ты бы точно не выжил», - поддела его Елена. «- Так, я ведь, слава богу, не лён, чтоб сохнуть на солнце». Подошёл отец: «- Берите грабли и аккуратно переворачивайте стебли. Теперь нужно, чтоб они выбелились с другой стороны». Сам отец взял палку, с заострённым концом, и ею стал переворачивать лён. С работой довольно быстро справились и поехали домой.

      Отец управлял лошадью и радовался погожим денькам и тому, что лён хорошо сохнет. «- Слава богу, с погодой повезло», - произнёс он. Вдруг Пётр спросил отца: «- Батюшка, как ты относишься к тому, что я пойду учиться на священника?» Наступило тягостное молчание. Елена со страхом глядела на Петра, она знала, какую бурю чувств вызвал у отца, казалось бы, невинный вопрос брата. «- Я хочу служить богу», - твёрдо сказал Петя. Помолчав ещё, как бы собираясь с мыслями, отец ответил: «- Не знаю, что тебе и сказать, сын. Если ты для себя решил, что это твоё призвание, иди - учись и служи честно. Среди попов я не видел бескорыстных честных людей, поэтому легко тебе там не будет. Но скажу честно, ты меня очень разочаровал» - «- Спасибо, батя, за честный ответ. Я уже там разговаривал, они меня ждут» - «- Ещё бы – агнца на заклание», - с горечью произнёс Дмитрий Иванович.

     На неделе отец съездил и взял лён на пробы. Лён просушили, мяли и определили, что он наполовину готов. Но погода как-то сразу испортилась. Отец с Еленой съездили за льном. Пётр уехал учиться на священника. Ещё одним ртом и одним помощником в доме стало меньше. Лён привезли домой, аккуратно развесили на оградах в надежде, что погода улучшится. И на миг, действительно, выглянуло солнышко. Отец предупредил дочку, чтобы она не торопилась и следила за тем, чтобы стебли не падали и не путались между собой. Прошло два дня. С погодой не везло, и лён связали в снопы (в «тукачи») и свезли в ригу. Под потолком риги стояли толстые жерди-колосники, а сверху над ними нависали «разлуки», или тонкие жерди. Елена и мать снопы развязывали, а отец поднимал стебли вверх и ставил их вертикально на колосники, верхняя часть стеблей опиралась на разлуки. И оставили лён досушивать.

     Через некоторое время взяли лён на пробы, лён почти был готов. И, наконец, решили просушить лён возле печки. Непозволительно было и пересушить лён, потому что пересохший лён ломался и годился только в паклю. Одной протопки печи хватило. Снова сделали пробы и убедились окончательно, что лён просох и готов к дальнейшим операциям. Теперь стояла трудная задача – не упустить время и начать обрабатывать на волокно льняную тресту, как называли льноводы высушенный лён.


18. Не домнёшь лён мялкой, так вспомнишь за прялкой


     Дмитрий Иванович заранее сделал и мялки, и трепалки. Он говорил: «- Мни лён дольше – волокон будет больше. Удастся лён – так шёлк, не удастся – так щёлк». В дом взяли домработницу и мужика – для работы со скотиной. Работа со льном предстояла тяжёлая, выполнить её необходимо было быстро. Требовалась помощь. Вову и Васю не отпустили в школу, а девочки отправились в школу одни, без братьев.

     Работали в три приёма. Отец принёс наклонную мялку – «мялицу». Она предназначалась для размалывания костицы – твёрдой части стебля льна и для частичного её удаления. Мялка была тяжёлая. Дмитрий Иванович сделал её из комля дерева с корневищем, удалил ветки. Ножки из раздвоенного корня приподнимали рабочий конец мялки. Другой конец мялки лежал на полу. Из бревна вдоль его длины был вырезан «язык», так называемое «било». Нижний конец его был скреплён с бревном кольцом из прутьев, Язык был подвижный, он поднимался и опускался в жёлоб в бревне и работал, как ножницы, - разламывал в жёлобе жёсткую основу льняного растения. Чтобы отходы удалялись, в жёлобе прорезали снизу узкое отверстие.

     Отец взял горсть льняной тресты положил её поперёк бревна под язык и опустил с силой язык-било, вдавил его в щель. Послышался хруст костицы. «-Ух, ты! – воскликнул Вася – Работает». Отец поднял било, продвинул тресту и снова надавил било, снова раздался треск сломанной костицы, а под мялицей собрался сор. Когда костица стала мелкой, отец перевернул горсть, взял за другой конец и повторил действия. После этого он тресту зажал билом и начал с силой продёргивать, удалялись при этом костица и оборванные волокна. «- Может, мусор выметать?» - спросила Евдокия Семёновна супруга. «- Когда его скопится много, можно вымести. Я думаю, что ты с этой мялкой справишься с Володей, а я пойду в сарай с Василием. Там у меня другая мялка сделана, с двойным билом». Василий с интересом смотрел, как работает мялка. Дело пошло быстрее.

     Отец спросил Василия, как ему нравится учиться. Василий похвалил учителя и рассказал, какие тупые первоклассники: читают слово «мир» «эмиэр». Учитель говорит: назови слово, ученик отвечает: «эм» и «эр». Он не понимает, что надо звуки складывать, а не названия букв» - «- Ничего, научатся» - «- У Николая Гавриловича есть лампа, она горит очень долго, ярко и без дыма. И печка топится не по-чёрному, как у нас, а дым уходит по трубе» - «- Вот продадим лён, построим новую светлую избу, с окнами, со стёклами и с трубой» - «- Неужели это случится?» - «- Василий, ты только учись. Не говорил ли что-нибудь учитель про книгу по льну?» - «- Он сказал, что сам съездит в город и сам поищет эти книги» - «- Я надеюсь» - «- А нам учитель подарил несколько книг: сказки Пушкина и повесть «Капитанская дочка» и ещё Жуковского стихи» - «- Замечательный подарок, только читать некогда» - «- Будем читать вслух перед сном» - «- Хорошая мысль, Василий».

     Когда работа на тяжёлых мялицах была закончена, стали мять лён на лёгких горизонтальных мялках – «бросальницах». Работница Юлия помогала убирать мусор, потом заменила уставшего Вову. А Васю заменила Елена. Мальчикам доверили опеку над младшими братьями и сёстрами. Льняную тресту на мяльнице мяли, а на бросальницу её бросали и перебрасывали. Бросальница выполняла ту же работу, что и мялка, только, по сравнению с ней, делала всё более чисто и тонко.

     Отец попросил жену: «- Вот что, Евдокия Семёновна, - он так называл жену, когда дело было очень серьёзное, - найди грубую тряпицу и оберни ею щель бросальницы. Она поможет лучше очистить волокна льна. И мне тоже дай тряпку». Евдокия Степановна принесла две тряпки, и работу продолжили. Мяли лён три раза: один раз – на тяжёлой деревянной мялке и два раза – на лёгкой. Работали допоздна, пока весь лён не обработали.

     Когда хозяйство было большое, мяли лён в риге. Обычно это случалось в холодное время года осенью, поэтому одевали рукавицы. Выполняли работу, как правило, девушки. Иногда к ним приезжали парубки. Тяжёлая работа прерывалась весельем, песнями и плясками. «Попляшем – попоём и снова лён мнём». Так было на Руси.


30 ноября 207 среда


19. Лён не косят, не жнут, а теребят


     Льноводы после мятья льна торопились его трепать, боялись, что он может впитать влагу и стать влажным. И тогда уж точно могла появиться головная боль по поводу новой просушки льна. Дмитрий Иванович всех предупредил, что завтра придётся встать очень рано, чтобы начать трепать лён, пока он сухой.

     Наступило утро, родители поднялись чуть свет заря, а Васю и Вову не могли добудиться, так они устали накануне. «- Пусть спят, - пожалел их отец. – Позови Елену и Юлию». Мать пошла будить Елену и домработницу Юлию. Они поднялись легко и скоро заявились, только очень сонные. «- Что будем делать?» - спросила отца Елена. Он раздал всем по трепалу – лёгкой дощечки в виде лопатки и ножа. Для сильного льна обычно использовали тяжёлое длинное трепало, а для путаного и слабого – лёгкое и короткое.

     «- Делайте, как я покажу, - сказал отец, взяв горсть льняной тресты. – Один конец придерживаете на коленях, а другой верхний конец намотаете на кисть левой руки. Теперь правой рукой берёте трепало и бьёте по висящему концу, постоянно подёргивая волокна вверх. Отхлёстываете как следует и о другое ребро трепало, лён поворачивая». Отец таким же образом отхлестал и другой конец горсти. После этого он вывернул внутреннюю часть горсти наружу и потрепал сначала один конец, потом другой.

     Женщины сразу же принялись за дело. Работа требовала больших усилий. Елена быстро устала: «- Ой, не могу» - «- Отдохни, сказала ей мать. - Можно использовать мялицу, перекинь через неё и трепи всем нам на радость» - «- Я немного передохну». Натрепали много льна, вдруг заявились мальчики. «- А-а-а, сони пришли», - сказала Елена. «- Мы хотим тоже трепать лён», - попросил Василий.  «- Мы соням не даём трепать, идите досматривайте свои сны», - вредничала Елена. «- Мы не сони, Ленка, просто очень вчера устали» - «- А хорошо будете работать?» - переспросила Елена. «- Честное слово, мы будем стараться», - пообещал Вася. «- Вот вам трепало и смотрите, как надо делать», - и Елена показала, как надо свисающий с руки конец льна трепать трепалом. Юлия уступила место Вове. А сама взяла горсть тресты и стала бить ею по ушату. «- Зачем такие муки? Зачем надо лён трепать?» - спросил Вова. «- Чтобы отделить от волокна жалкие остатки костицы. В результате волокна разделяются. А нам это и нужно».

     «- Вот что, Юля, - сказал отец домработнице, - я положил мох в щель мялки, так что можешь для трепала её использовать» - «- Спасибо, Дмитрий Иванович! – сверкнув глазами, сказала девушка. – Я лучше буду бить трестой по ушату, вон смотрите, сколько костицы отлетает». К обеду работу закончили. Евдокия Семёновна заметила, что Юлия заглядывается на её мужа, но вида не подала, а строго сказала: «- Юля, иди в хлев и накорми скотину, потом приходи обедать». Та ничего не сказала, только слегка усмехнулась и ушла.

     Обедали щами и гречневой кашей, с конопляным маслом. В еде не было разнообразия. Да и времени не хватало, чтобы готовить разносолы. Работники сидели с членами семьи за одним столом. Они больше молчали. Мужик был из бывших крепостных, и звали его Захаром. Он в жизни своей много повидал горя. Сейчас рассказывал о своей помещице-самодурке: «- Хозяйство у неё было богатое, в погребах – вина, сколько хочешь. Бочонки с сельдью, грибами, огурцами, квашенной капустой, мочёной брусникой. Гости приезжали часто. Повара варили и кур, и гусей, и поросят» - «- Как же теперь она без крепостных? Много крепостных у неё осталось?» - «- Не знаю. Я от неё сбежал, как только нас освободили» - «- А семья у вас есть, дядя Захар?» - спросил Вова.

     «- Вова, ты знаешь, что такое крепостничество?» - вопросом на вопрос ответил Захар. «- Нет, не знаю» - «- Значит, ты счастливый человек. А крепостное право – это позорище русской жизни. Нас, крепостных, за людей не считали, издевались над нами, унижали, били, истязали, отнимали всё. Мы не имели права что-нибудь иметь, всё принадлежало помещику, даже наша личная свобода и наша жизнь. Нас могли продать и даже убить, и никто за это не нёс ответственности» - «- Ужас какой!» - возмутился Вова. Все были в шоке от услышанного. «- И сколько лет это продолжалось?» - спросил Дмитрий Иванович. «- Я не знаю, - сказал Захар. – Мои родители тоже были крепостными».

     А, на самом деле, основы крепостничества были заложены отцом Петра Первого «тишайшим» Алексеем Михайловичем Романовым в 17 веке. Ещё до 1649 года большинство крестьян было лично свободным. Существовали так называемые «урочные лета» - время, когда помещик мог заявить о беглых крестьянах и вернуть – пять лет растягивались постепенно до пятнадцати. Соборное Уложение 1649 года заставило возвращать беглых крестьян без срока давности, то есть без урочных лет. Если крестьянин до 17 века мог покинуть землю помещика, теперь он был привязан к ней навсегда. Раньше закон не давал права выхода только владельцу двора, так как он отвечал за уплату податей, этот закон не распространялся на его домочадцев, детей, родственников. Они могли уходить куда угодно и когда угодно.

     По требованию дворянства, были отменены крестьянский выход и урочные лета. Теперь помещику принадлежало всё семейство крепостного, даже те, кто в «Писцовых книгах» не был учтён. И, если кто уходил от помещика, должен был быть возвращён вместе с нажитым имуществом. До этого Уложения крепостного нельзя было обезземелить и превратить в дворового. Он мог обратиться в суд на несправедливые поборы. Закон грозил даже наказать помещика, если случилось, что крестьянин от побоев умер, а семья погибшего имела компенсацию из имущества обидчика.

     Уложение заложило основы страшного, жестокого, беспощадного, дикого крепостничества на Руси.

     Захар был суровым малым, жизнь его била отчаянно и безжалостно. Жену, которую он самозабвенно любил, помещица продала за большие деньги другому помещику. Тот её замучил. Она не выдержала и покинула этот свет. Сына Захара тоже продали. Оставшись один, от горя и безнадёжности здоровый мужик ревел белугой, но потом сказал себе: «Надо жить, вопреки всему». И выжил, и дождался свободы. В доме Дмитрия Ивановича его не обижали, относились с уважением, и он почувствовал себя человеком. О своём горе он не любил говорить, больше рассказывал о других.

30 ноября 2017  четверг



20. Крепостного стригут, как овцу догола


     Вова любил возиться с конём, отец купил ещё жеребца. После школы он бежал к лошадям, и мыл, и чистил, и кормил их. Захар был приставлен к скотине. Ему нравился мальчонка, и он охотно с ним беседовал. «- Дядя Захар, - просил Вова, - расскажите что-нибудь про крепостных» - «- Ой, Вова, я могу рассказать, но это все – грустные истории» - «- Я и не жду весёлых», - ответил Вова.

     «- Был у нас Даниил-музыкант, с малолетства играл на музыкальных инструментах: на балалайке и жалейке. Его стали учить игре на скрипке. Даже учиться куда-то посылали. Он вернулся великим артистом, скрипачом-виртуозом. Но помещица была самодуркой, назвала кучу гостей и приказала Даниилу играть. Он играл час-второй-третий… - шестой, без перерыва. Потом говорит ей: «- Мне надо отдохнуть» - «- Нет, - говорит госпожа, - играй!» Он пошёл и треснул скрипкой о камень во дворе. Помещица приказала его высечь и отправила в глухую деревню на навозную работу. «- Да, уж, - сказал Вова, - я бы эту помещицу саму заставил навоз разгребать» - «- А почему цари не защищали крепостных крестьян?» - «- Задаёшь хорошие вопросы, малец», - похвалил Захар Вову. «Все цари руками держатся за трон, боятся его потерять. А кто их поддерживает? Дворяне и помещики. Вот они, чтобы завоевать их расположение, давали им полную волю и тем самым, наоборот, ухудшали положение крепостных, превратили нас в рабов».

     Захар был прав: Пётр Первый упрочил крепостное право. Для строительства городов, заводов, фабрик требовались рабочие руки, много рук, их не хватало, и поэтому царь никого не жалел, ужесточались условия жизни народа. Сам царь был крепостник и дарил крепостных своим любимцам, родственникам, иностранцам, не стесняясь. Торговля крепостными при нём достигла такого колоссального размаха, что он сам ужаснулся, хотел пресечь, но побоялся бунта дворянства. Он обратился в сенат только с пожеланием, что, если невозможно пресечь, то, хотя бы при продаже, чтобы не разделяли семьи.

     Его дочь Елизавета Петровна захватила трон путём бескровного переворота. Всё время опасалась за свою жизнь, из-за своего шаткого положения искала поддержки в дворянстве, старалась всеми силами привлечь дворян и помещиков на свою сторону. В 1741 году был издан указ об отстранении крепостных крестьян от присяги российским самодержцам. Впредь разрешалось крепостным вступать в брак, женить детей, постригаться в монахи только с разрешения помещика. По её указу, крепостным не разрешалось владеть хоть какой-либо недвижимостью, то есть царица лишила их собственности.

     Екатерина Вторая, немка, села на российский трон путём кровавого переворота, уничтожив законного наследника престола Петра Третьего – внука Петра Первого. Она постоянно опасалась за свой трон. Ей не по душе было крепостное право, но она боялась в лице дворянства приобрести фронду и поэтому палец о палец не стукнула, чтобы облегчить положение несчастных людей. За период своего правления она подарила 800 тысяч крепостных «душ». За жалобы крепостных на помещика, по закону 1767 г., их били кнутом (полагалось пятьдесят ударов розг) и ссылали на каторжные работы. Все эти законы приводили к разнузданному произволу помещиков: они приковывали своих крестьян к стене, к стулу на цепи, держали их в железных рогатках. Крепостные мало чем отличались от рабов.


     В 1833 году при царе Николае Первом вышел в свет «Свод Российской империи», в котором ещё больше закреплялось крепостное право. Кроме всего, что уже было, предписывался категорический запрет жаловаться крепостным на помещика и жалобы подавать царю. Самоустранился от народных бед – хорош!


     Наша молодёжь мало знает о крепостничестве. На просторах интернета много разной литературы по этой теме. Меня удивил один из авторов, который благостно писал о времени крепостничества и о нём самом. Например, он приводит такой пример, что все крепостные имели коров в то время, как за границей иметь корову считалось роскошью. Или он говорит, что крепостным нельзя было только подавать жалобу на имя императора, а лишь адресовать другим органам. Как будто бы он не знает, что в других органах сидели дворяне. А ворон ворону глаз не выклюет. Это все равно, что плевать против ветра. Известная история с помещицей Салтыковой, которая изощрённым способом жестоко издевалась над крепостными. Двадцать один раз суд начинал следствие и тут же его прекращал. Столько было у неё защитников. Она погубила более пятидесяти семи крепостных, а в деле фигурировало число тридцать семь. Лишь вмешательство Екатерины Второй помогло произвести суд над убийцей крепостных людей, в результате которого Салтычиха постояла один час у позорного столба и была пострижена в монахини. А сколько погибло тех, кто писал эти жалобы?! Самой глубокой работой по крепостному праву, на мой взгляд, является статья Бориса Тарасова.


     Крестьяне на Руси делились на три группы: государственные (казённые), удельные и крепостные. В середине девятнадцатого века г о с у д а р с т в е н н ы х крестьян числилось примерно девятнадцать миллионов «душ». Они имели земельные наделы и обязаны были платить как государственные подати и сборы, так и денежный оброк. Им с 1801 года было дозволено в собственность приобретать землю. Они сами свободно выбирали, чем им заняться: земледелием или другим ремеслом, создать своё предприятие или перейти в число горожан. Но правительство могло в любой момент отдать их в военные поселения, или подарить в собственность какому-нибудь дворянину, или перевести их в другой разряд крестьян, а именно – удельных.

     У д е л ь н ы х крестьян было около двух миллионов «душ» обоего пола. Они несли оброк в пользу царской семьи, платили государственные налоги и отрабатывали натуральные повинности.

     К р е п о с т н ы е крестьяне принадлежали помещикам. Земля, которая принадлежала помещику, состояла из двух частей: из собственно барской запашки – её обрабатывали крепостные – и из крестьянской, которая находилась в их пользовании, но принадлежала помещику. Крепостной был прикреплён к земле. За ним закреплялся надел, но собственником надела он не являлся. Помещик мог отнять у него этот надел. Помещики часто расширяли территорию барской запашки за счёт пустошей и за счёт уменьшения крестьянских наделов.

    Крепостные платили оброк и работали на барщине. Оброк преобладал в промышленных нечернозёмных губерниях, в непромышленных чернозёмных губерниях преобладала барщина. Крепостные крестьяне должны были платить оброк деньгами. Чтобы расплатиться с помещиком, крестьяне уходили на заработки в города. Помещики требовали, кроме денег, чтобы крестьяне поставляли им продукты – стяги говядины, свиные и бараньи туши, множество птиц, коровье масло, мёд, ягоды, грибы, овощи – а также дрова, сено, холсты, пеньку и лён. Заставляли крепостных работать на помещичьих угодьях. Они работали на барщине по шесть дней в неделю, не оставалось совсем времени для обработки своего надела, который кормил их семью. На себя крепостные вынуждены были работать ночью и в воскресенье – в их единственный выходной день.

    У каждого помещика были свои требования. Один просил оброк по шесть рублей с души и требовал обработку шестисот десятин его земли. Другой посылал копать пруды, мучил людей побоями. Третий – впрягал всю семью: мужа, жену и детей - вместо лошади и заставлял пахать землю. Борис Тарасов привёл в пример село Гуслицы, которое поставляло помещику: 3 270 рублей, сена – 11 тысяч пудов, овёс, дрова трёхаршинные, баранов – 100, огурцов – 40 тысяч, рубленой капусты – 250 вёдер, куриц – 200 штук, яиц – 5 тысяч, ягод, грибов, овощей, сколько потребуется для домашнего обихода. Некоторые помещики повышали налоги и так разоряли крестьян, что они шли по миру просить милостыню

     Захар рассказывал Вове много разных историй и вызвал у него жалость к несчастным людям. Вечером они слушали, как Василий читал вслух «Капитанскую дочку» о пугачёвском бунте. Вдруг Вова произнёс: «- Так вот почему Пугачёв поднял бунт: крепостные люди были несчастными и бесправными. Их могли продать и убить, а Пугачёв мстил помещикам за все безобразия, которые они творили» - «- Вова, теперь, слава богу, нет крепостного права» - «- Но было же. Дядя Захар остался без семьи и чудом выжил» - «- Будем надеяться, что это никогда не повторится», - сказал Василий. «- Цари должны каяться перед народом», - завершил разговор Вова. И это была его первая революционная мысль.
 


21. Последние операции – сортировка и чесание льна



     «- Трепальный лён, - сказал отец, - смотрите, разный, поэтому его будем раскладывать по цвету и качеству». «- Эту – куда?»  - спросила Елена, показывая матери свою горсть льна. «- Клади сюда», - показала мать. «- Эту – куда?» - вслед за Еленой, спросил Вася. «- Вот сюда», - показала Юля. Постепенно работу сделали.

     Отходы из костицы и обрывки волокна назывались «отрепьями», или паклей. Их свивали в жгуты, в дальнейшем жгутами перевязывали лён, вили из них грубые верёвки или конопатили строения из брёвен. Паклю тоже очищали от костицы: подбрасывали её вверх и били по ней палочками. А костицу обычно сжигали.

     Сжигание обычно сопровождалось весельем. Особенно Василиса любила огонь и любовалась им. Шли подальше от дома, делали маленький костёр и в него ссыпали всю труху из костицы. Искры вспыхивали и быстро потухали. Но зрелище было интересное, костёр из веток горел, и дети искренне радовались огню. «Гори-гори ясно, чтобы не погасло», - пели дети и прыгали в восторге возле горящего костра. Когда костица вся сгорела и костёр стал маленьким, начали прыгать через него. Смеялись, когда Настя оступилась и чуть не упала в костёр, но её поймал Вася и вовремя вытащил из костра. Малышей больше не подпускали к костру, держали их на расстоянии. Потом пошли домой. Василиса сказала: «- Что за прелесть этот костёр!»

     Самой важной заключительной процедурой было чесание льна. Её с нетерпением ожидали все домочадцы. Отец торжественно объявил: «- Мы так много трудились, теперь будем лён чесать». Он поставил деревянный гребень с маленькой гребёнкой и сказал, что сначала они весь лён пропустят через чесалку, а потом будут обрабатывать волокно щётками из грубой щетины. И работа закипела. Сначала трудно было, лён цеплялся за гребни и едва проходил, но женщины очень старались, кое-как приспособились, и дело пошло быстрее.

     Щётки были сделаны кустарным способом. Отец щетину собрал в пучок, в него продел палку. Концы щетины с одной стороны обмотал ветошью, обмазал еловой смолой. Как только смола высохла, он свободные щетины расправил, как веер, и между щетинками налил смолу. Отцу помогали Вова и Вася, они сами сделали по щётке.

     Отец сказал, что чесание – самая ответственная и тонкая работа, поэтому доверил её выполнять жене, Юлии и Елене. У них руки не такие грубые, как у него. Евдокия Семёновна ещё сама не знала, с чего начать. Но взяла осторожно горсть льна, положила на колени и, держа её левой рукой, правой стала расчёсывать лён щёткой.

     Первый очёс назывался «изгребы», из него делали грубый холст – «рядины». Второй очёс имел название «пачесы», он годился для изготовления простого полотна, шёл на простыни, рубахи. Третий очёс, или «уточные пачесы», использовались для уточной нити, для изготовления тонкого полотна высокого качества. То, что осталось в руках после многократного вычёсывания, и было льном.

     Отец следил за работой, чтобы аккуратно связывали лён в связки, сортировали связки по размерам. Мерили всё горстью льна. Отец велел горсть чёсаного льна скручивать в рыхлый моток. Он показал женщинам, как это делать, и сказал: «- Связывайте двадцать мотков вместе. Их будем продавать». Дмитрий Иванович очень волновался, так как оттого, как выполнят работу женщины, зависело их будущее благополучие. Женщины собирали в пучок двадцать мотков и его обвязывали. Убрали весь товар в холодное место, приготовили его на продажу.

     Первый опыт выращивания льна семьёй Степанова был тяжёлым, но, как ни странно, особых препятствий они почти не встречали, а если они и были, то преодолевали, как правило, с лёгким сердцем. Дмитрий Иванович теперь готовился ехать на базар продавать своё богатство – лён. С ним в дорогу собрались Захар, чтобы управлять лошадью, жена и дочь Елена. Ребят отправили в школу, а Юля осталась с младшими ребятами. Ей тоже очень хотелось поехать в город, но Евдокия Семёновна строго сказала: «- Юля, знай сверчок свой шесток. У тебя дел тут уйма». Юлия от неудовольствия закусила губу и покраснела. Она поняла, что Евдокия Семёновна разгадала её тайные намерения и сильно разозлилась: «Вот старуха, нарожала кучу детей, а ты за ними смотри». Но выполнять работу нужно было хорошо, иначе могла она получить расчёт, вздохнув, девушка пошла к ребятам.

     Пятилетний Семён был почемучкой. «- Юля, почему деревья были зелёные, а теперь голые совсем?» - «- Бог так захотел», - ответила Юля. «- А почему бог не хочет, чтобы мы жили богато?» - «- Потому что бог не любит вас» - «- А тебя он любит?» - «- Меня тоже не любит» - «- А почему?» - «Почему-почему, значит я ему не нравлюсь» - «- Он только добрых любит?» - «- Никто не знает, каких» - «- Если бог нас не любит, зачем мы молимся ему?» - «- Так полагается. Бог сильный. Все просят у него чего-нибудь» - «- И ты просишь, Юля»» - «- И я прошу» - «- Чего же тебе надо, Юля?» - «- Чего-чего, много чего. Замучил меня своими вопросами. Отстань, Сеня!» Подумав немного, Юля произнесла сокрушённо: «- В этом свете так мало справедливости, малыш. Одним всё: и семью, и хорошего мужа, и детей, а другим – ничего». Семён внимательно слушал и молчал. Видно было, что он раздумывает над словами девушки.

     Семён был интересный малый, он впитывал в себя всё, как губка, и часто останавливался и подолгу мог смотреть, как качаются ветки от ветра, или вода кругами расходится от брошенного в воду камня, или от тяжёлых яблок яблоневые ветки прогнулись. «- Юля, почему ветер дует?» - «- Потому что деревья качаются» - «- А почему облака плывут?» - «- Потому что солнца нет», - ответила Юля. Этот ответ не устроил мальчика, он не поверил Юле. «- Я видел, что они плыли, когда было солнце. А ветер может их гнать?» - «- Откуда я знаю? – ответила неграмотная Юля. – Хотя крылья мельницы ветер крутит» - «- Вот видишь, какой сильный ветер, - обрадовался Семён. – Значит, и облака он гонит».

     Юля внимательно посмотрела на мальчика: «- До чего же ты любопытный, Сенька?!» - «- Юля, а почему сегодня холодно, а вчера было тепло?» - «- Вчера было лето, а сегодня – осень» - «- А почему летом тепло, а осенью холодно?» - «- Потому что так бог захотел» - «- Юля, а почему бог захотел, чтобы летом мух было много, а теперь ни одной?» - «- И слава богу, без мух-то лучше?» - «- Лучше. Теперь и бабочек, и стрекоз нет. Куда они пропали?» - «Их злой колдун заколдовал и тебя заколдует, если будешь много вопросов задавать. Семён испугался и замолчал.

     Вернулся Дмитрий Иванович расстроенный, перекупщик занижал явно цену, и он не уступил и уехал ни с чем. И хорошо, что так сделал. Евдокия Семёновна успокаивала мужа, старалась подбодрить его. «- Дмитрий Иваныч, - сказала она. – Ты был мужественным, когда были трудности в работе на ниве, и поверь, что обязательно найдутся покупатели, надо ждать и верить». Муж благодарно обнял жену и произнёс: «- Что бы я без тебя делал, моя дорогая!» Он нежно обнял жену и крепко поцеловал её. Её безграничная вера в мужа вселяла в него уверенность, что будет и на их улице праздник. Вечером за ужином всех рассмешил Семён. Он сообщил о своём открытии: «- Хочу вам сообщить важное известие: ветер крутит крылья мельницы, он же гонит облака, и раз он такой сильный, наверное, дождь косой тоже из-за него».

     Отец улыбнулся и сообщил ему: «- Наш флот всегда был парусным, и ветер надувал паруса, и судно быстро бежало по волнам» - «- Я только одного не понимаю, почему в свете так много несправедливости, одним - всё: и семью, и хорошего мужа, и детей, а другим - ничего?», - скорбно произнёс Семён. Юлия вспыхнула и густо покраснела. Евдокия Семёновна красноречиво посмотрела на неё. «- Ты, Сеня, по малолетству многого не понимаешь, поэтому не повторяй, как попугай слова взрослых людей», - резонно произнесла Елена. Отец ухмыльнулся, встал из-за стола, перекрестившись, и потрепал дружелюбно волосы сына.

     Отец имел разговор с Юлией. «- Послушай, Юля, - сказал он ей. – Ты напрасно ребёнку говоришь такие вещи» - «- Я не виновата, что вас люблю» - «- Я разве давал тебе повод надеяться?» - «- Нет, не давали, но сердцу не прикажешь» - «- Если ты не одумаешься, нам придётся с тобой расстаться. Запомни раз и навсегда, я люблю свою жену, и мне никто другой не нужен». Юлия испугалась, что останется без работы. «- Я постараюсь», - ответила она. «- Приглядись-ка лучше к Захару. Хороший человек. Жизнь его била, терзала, а он сохранил свою чистую душу» - «- Я подумаю», - сказала девушка, а про себя подумала: «Очень нужен мне этот нищий хрыч».

     Ещё несколько раз Дмитрий Иванович ездил в город и возвращался с товаром обратно: «Надежда – хороший завтрак, но плохой ужин», - думал с горечью он. И как бы там ни было, надежда умирает последней. Он всё-таки дождался того момента, когда появилось несколько покупателей. Из предложений Дмитрий Иванович выбрал самую высокую цену и хорошо продал товар. Вернувшись домой радостный, он сказал: «- Теперь начнём строить новый дом. Только согласуем это с общиной».

4 декабря 2017 понедельник 


   22. Лён вымотает, лён и озолотит

    Семья – основа общины. В общине с любопытством наблюдали за деятельностью Степановых. А когда он купил жеребца и пару свиней, только диву давались проворности хозяина. В целом, к Дмитрию Ивановичу относились дружелюбно. Налоги и поборы он платил исправно, перед бедняками нос не задирал. Когда просили, всегда помогал. Землю обрабатывал аккуратно.

     В общине землёй наделяли семью по числу мужчин в ней: при рождении мальчика выделяли надел. У Степанова было шестеро сыновей – все были живы и здоровы. На сыновей он получил шесть десятин и один – на себя, итого – семь десятин. Если умирал мужчина, надел отбирали, но не в каждой деревне делали передел. В соседней деревне то и дело происходили переделы, а в их деревне почему-то было спокойно. Никто не мог объяснить причину этого. Даже, когда ушёл Григорий, он должен был забрать свой надел, но Потапов не был уверен, что Гришка пришёл в их семью надолго, он очень надеялся, что Настя его разлюбит, семья разладится, и Григорий вернётся в свой дом. Хотя у него были мыслишки прикарманить себе его надел, но пока он не спешил. За его отцом ещё был должок: с нивы, которую он отдал ему внаём, он должен будет через пять лет платить проценты. А Григорий, по крестьянской смётке, тоже не спешил забирать свой надел. И был прав. Жизнь это подтвердит позже.

     В общине существовала чересполосица: земля делилась на равных: каждый двор получал полосы хорошей и плохой земли, дальней и ближней, в низине и на пригорке. Это спасало людей от неурожая, потому что в знойное время года урожай ожидали на низине, а в дождливое – на пригорках. На сходках решали сообща общие проблемы, всем миром строили дом, решали вместе, как лучше использовать леса и пастбища, распределяли земли между членами общины, коллективно распределяли повинности и налоги, решали, кого послать в рекруты.

     Дмитрий Иванович беспокоился, как сельчане отнесутся к постройке им дома. Богатство и бедность не идут под ручку. Среди бедняков немало было и завистников. Сосед Микишка жил, как Степановы, но, когда случался неурожай хлеба, он всегда отправлялся, как нередко, впрочем, и другие, просить милостыню, чтобы подали кусочки хлеба. Степанов никогда не опускался до того, чтобы ходить по дворам с протянутой рукой. Ему не позволяло так низко пасть чувство собственного достоинства. Они пекли дома и ели хлеб с лебедой, когда было очень трудно. Хотя в те времена просить милостыню не считалось позором. В урожайные годы Микишка и другие сами подавали куски хлеба тем, у кого был хлебный недород. По известной поговорке: не уродится рожь – по миру пойдёшь.

     Микишка, завидев Елену, спросил её: «- Что, Ленка, отец твой разбогател? Гришка в богачи заделался?» - «- Дядя Дима, если у вас есть вопросы, спросите у папы. Вы в обиде, что ли, на нас?» - «- Чего это на Митьку мне обижаться, небось не хуже его у меня и хата, и баба, и дети, и лошадь, и корова, поросята есть». Дома Елена спросила отца: «- Папа, а почему мы в общине, откуда она взялась?» - «- На Руси она всегда была, дочка. Люди ходили друг к другу в гости, праздники вместе отмечали, подарки дарили. Землю вместе обрабатывали, общие были орудия труда. В неурожайные годы легче было вместе выживать» - «- Дядя Дима, кажется, в обиде на нас» - «- Он не злой человек, хоть и завистливый. Нам на всех смотреть, из нужды не выкарабкаться. Мы имеем только одно право – жить честно и много трудиться».

     Сельские общины возникли на Руси в десятом веке, они подчинялись законам князя. Князь пользовался советами старейшин, собирались «вече», на них решали общие злободневные вопросы выживания в трудных условиях. «- Папа, а почему мы не ходим в гости?» - «- Лена, ты видела когда-нибудь, чтобы мы с матерью отдыхали?» - «- Нет» - «- Нам некогда по гостям ходить. Кроме своей работы, сколько в общине дел» - «- А раньше тоже ночью охраняли свои земли?» - «- Раньше земли опустошались набегами печенегов и татар. Крестьяне ходили обрабатывать землю, прихватывали с собой ружья. Были случаи, когда орды татар убивали всех поселян, а женщин угоняли в рабство» - «- Какое счастье, что теперь нет набегов татар» - «- Но нам надо опасаться разбойников» - «- А воры были?» - «- Долго не могли поймать одного вора, а им оказался парень, в первый раз предупредили, второй раз его поймали, клялся, что не будет больше, прощения просил, простили. А на третий раз ему за воровство отрубили мизинец. Он все равно воровал, а потом пропал, наверное, убили. Дома плохо объяснили, что воровство – это самое подлое и позорное явление».

     Крестьянская община просуществовала на Руси вплоть до двадцатого века, до реформ Столыпина. Именно он разрешил крестьянам выходить из общины, что нанесло по общине сильный удар. И в советское время ещё существовали общины, вплоть до всеобщей аграрной коллективизации 1929 года и создания совхозов и колхозов. В результате реформы Столыпина, крестьяне продавали земли и разорялись. А те, кто был побогаче, обособлялись на хуторах. Это вызывало недовольство крестьян, происходили столкновения между бедными и богатыми – общинниками и хуторянами. Столыпин перераспределение земель провёл между крестьянами не за счёт помещичьих земель, а за счёт крестьянских наделов – за счёт перераспределения крестьянских земель.

     Уже в дореволюционную эпоху в общине было введено земское самоуправление. В годы Первой Мировой войны из общин забирали мужиков, угодья сокращались, общины беднели. После отмены крепостного права община существовала как сельское общество, являлась административной единицей. Несколько деревень составляли волость. В обязанность общины по-прежнему входило распределение земель, налогов, повинностей среди своих членов, сохранение порядка. Середняк имел три лошади, две коровы, семь овец, две свиньи. По меркам советского времени, это был «кулак».

     Во второй половине девятнадцатого века для предприимчивого человека община не была помехой. Он мог опираться на неё, считаться с нею, но в чём-то мог действовать самостоятельно. И немало крестьян стали зажиточными, а кто-то вышел в купцы. Духу русского народа больше характерен индивидуализм. А крестьянские общины насаждались сверху – властями, для сбора налогов. Считали в семье количество мужчин – количество «душ» - и собирали «подушный налог». Русский человек, по сути своей, - созерцатель, творец, изобретатель. И тем не менее, дух коллективизма, взаимовыручки и взаимопомощи был силён в общине. Именно в крестьянстве сохранилась коренная нравственность - трудолюбие, честь и достоинство составляли её стержень.

     Дмитрий Иванович пришёл к старосте общины Савелию Матвеевичу и сказал, что намерен построить новый дом и баню, просил разрешения. Савелий Матвеевич спросил его, готов ли он платить за материал и работу. «- Назови цену, Савелий Матвеевич» - «- Так, это надо обмозговать, какой дом хочешь. У тебя семья большая – столько детей» - «- Вот я и хочу, чтобы жили по-человечески» - «- Я тебе подберу бригаду толковых мужиков, печника, плотника. Ты сам с ними столкуешься. Они скажут, сколько брёвен тебе понадобится, сколько чего другого. Они мастера своего дела, сделают тебе не дом, а дворец. О цене ты сам с ними столкуешься, а за материал – брёвна – придёшь – я тебе счёт выпишу, заплатишь. Ну а стёкла, скобы, замки, гвозди в городе купишь, на лесопилке – доски и опилки» - «- Спасибо, Савелий Матвеевич. А сходку не нужно собирать?» - «- Да зачем? Ты же деньги платишь за работу и за материал. Это же выгодно общине».

     С лёгким сердцем возвратился Степанов домой. «- Ну, Евдокия Семёновна, теперь ходил к старосте, он благословил строительство дома, сказал, что подберёт бригаду мужиков, и начнём дом строить. Лён нас измучил, но, дай бог, из нищеты выберемся», - при этих словах Дмитрий Иванович перекрестился. Евдокия Семёновна с любовью смотрела на мужа. Давно она не видела его таким счастливым.


23. Дом – основа семьи


     Через несколько дней к Дмитрию Ивановичу заявилась бригада из соседских мужиков, назвали свою примерную цену. Степанов не стал торговаться и сказал, что заплатит первую половину суммы, когда они построят полдома, вторую часть – когда весь дом, вплоть до замков, будет готов. Ударили по рукам. Тогда слово дорого стоило. Данное слово держали крепко, отвечали за него.

     Дмитрий Иванович даже не предполагал, как много вопросов нужно было решить. Какой делать фундамент, какой будет клад, из какого дерева строить, какую печь ставить, какой размер дома? В каждый раз вопросы мужиков ставили Степанова в тупик – он многого не знал, а книг по строительству в деревне не было. «- Какой клад будешь класть под дом?» - «- Это ещё что такое?», - удивился он.  «- Тёмный ты человек, Иваныч, - сказал один из мужиков. – Раньше клали под дом человеческое тело, но церковь строго запретила это делать. Такого человека наказывали: он должен был в церкви двенадцать лет каяться и совершить триста поклонов. Церковь советовала под дом класть тушу кабана, бычка или козла» - «- Зачем?» - «- Жертвы в пользу будущего дома. Но ты не горюй. Теперь делают бескровные клады: зарывают шерсть, зерно, деньги. Они как бы принесут богатство, плодородие, достаток» - «- Не знаю, деньги – под дом, они для семьи нужны, зерно тоже», - сказал Дмитрий Иванович. «- Но ты думай, пока не начали фундамент делать, у тебя есть время».

     Дмитрий Иванович думал-думал, ничего не придумал, спросил жену. Она ответила: «- Чего ты мучаешься? В тряпку завернём несколько зёрен, горстку льна и несколько копеек, в землю зароем. Это же только ритуал. Ты не волнуйся, я всё устрою» - «- Ой, Евдокиюшка, вся надежда только на тебя». Степанов мужикам сказал, что клад – это ритуал, они решили положить несколько зёрен, клочок льна и лист бумаги вместо денег» - «- А чо? Мудро», - ответили мужики и похвалили хозяина за находчивость. Мужики рыли котлован, когда закончили, сказали: «- Давайте ваш клад». Евдокия Семёновна принесла маленький узелок, и они с присказкой: «Клад-клад, будь дому очень рад, богатство, сытость, радость дай», - и с этими словами мужик зарыл клад, а мужики сверху прихлопнули его огромным валуном.

     С размером дома хозяин тоже определился. Он решил, что в доме будет шесть комнат, кухня, четыре чулана, погреб, сени. Длина - примерно – 21 аршин (15 м), ширина – семь аршин (5 м). «- А какой фундамент?» - спросил старший мужик. «- А какие бывают?», - переспросил Степанов. «- Некоторые без фундамента строят – на столбах, кто-то делает каменный фундамент: кладут большие камни, между ними – мелкие и сверху кидают глину и заливают водой, утрамбовывают» - «- Хорошо, мужики. Камни мы навозим, но где глину взять?» Тут подошёл сосед Степанова Тимофей и сказал, что он знает место, где есть глина. «- Спасибо. Вот и решили. Вы посчитайте, сколько брёвен понадобится. Будем строить из сосняка. И на баньку прикиньте, сколько надо». Мужики посчитали венцы, столбы, стропила, конёк, окна, двери, крыльцо с навесом с запасом и назвали количество брёвен. «А баню большую будешь делать?» - «Предбанник и комнату с полками и каменкой с окном» - «- Понятно».

     Степанов по счёту заплатил за товарняк, и мужики с разрешением на порубку от общины отправились в лес заготавливать строительный материал на дом Степанову. Выбирали деревья на брёвна тщательно, Дмитрий Иванович послал с ними Захара, чтобы помогал и контролировал их работу. Доглаз свой везде нужен. Мужики – народ тороватый, не углядишь, сам виноват, что материал был и сплыл. Сам Дмитрий Иванович стал решать проблему с камнями. Мальчишкам дал задание собирать мелкие камни, в работу включились и девочки, и малышня – вся семья. С собой он взял одного мужика, и они поехали к горе и там нагрузили на телегу много камней, лошадёнка едва воз дотащила до дома.

     В каждый день что-то происходило новое. Ребята выполняли посильные задания и смотрели на всё с интересом. Сначала появились груды камней, глины, брёвен, доски. Отец из города привёз стёкла, разные замки, несколько ящиков гвоздей. Доски купил на лесопилке. Вова спросил Васю: «- Мы теперь богатые стали?» - «- Не знаю. На нас, кажется, сейчас вся деревня работает. Как думаешь, Вовка, с чего они начнут строить дом?» - «- Наверное, сначала столбы поставят» - «- Спорим, что сначала будут печку делать», - предложил Вася. «- Почему печку? Печку можно на землю поставить, когда уже крыша будет над головой. Нет, сначала каркас дома сделают. Что ж, давай поспорим. На что?» - спросил Вова. «- На пять щелчков по лбу», - ответил Вася и засмеялся.

     Выиграл спор Вова и отвесил брату пять добрых щелчков по лбу. Тот охал и тёр ушибленный лоб. А Вова смеялся и приговаривал: «- Хорошо смеётся тот, кто смеётся последний. Сам предложил спорить». Мужики начали с того, что стойки для дома в комлевой части обожгли на костре, затем смазали их дёгтем и смолой, а когда они высохли, вбили их по углам дома и в других точках опоры, потом начали делать фундамент из камней. И наконец стали готовить брёвна для венцов, измеряли, пилили, на концах делали полукруглые пазы топором.

     Дни за днями летели быстро, а работа продвигалась медленно. «- Иваныч, а печку-то какую делать?» - спросил его печник. «- Русскую, конечно, но с дымозаборником и деревянной трубой» - «- Теперь уже делают кирпичные трубы, но они очень дорогие, нам мужикам не по зубам», - сказал печник. «- Ну что ж, - ответил Дмитрий Иванович, - будем делать ту, что по зубам. Учти, что комнаты тоже должны отапливаться» - «- Я понял. Давай уточним, где будут топки. Для обогрева комнат печки не будут большими по размеру, а на кухне там другое дело, должна быть варочная камера».

     Русская печка была выполнена с большим мастерством. Печник сказал, что нижняя часть варочной камеры называется «подом», верхняя «сводом», отверстие – «устьем». Он рассказал, что раньше в курных избах прежде, чем строить дом, делали печку: изготавливали сруб-форму, покрывали её сверху глиной. Форма сохла несколько дней, брёвна не вынимали, а делали обжиг на малом огне. Эта печка топилась по-чёрному.

     Кирпич появился в семнадцатом веке, но его делали вручную, он долго сох в печах-времянках, поэтому производство кирпича поначалу было очень трудоёмким. Лишь в 1855 году изобрели ленточный кирпичеделательный пресс, а через три года – обжиговую печь постоянного действия. Но массовое производство кирпича началось только ближе к двадцатому веку. Так что трубу сделали деревянной – из тёса. Она не примыкала к самой печке, а находилась на безопасном расстоянии. Между трубой и устьем сделали колпак – дымосборник. Он многократно увеличивал тягу.

     Дмитрий Иванович вникал во все подробности, много задавал вопросов печнику и узнал, что особенность русской печки в том, что она имеет туннелеобразное горнило, варочную камеру, которая будет нагреваться до двухсот градусов Цельсия. Для выпекания хлеба, пирогов в печи образуется «изволочный жар». Хлеб выпекали на поду печи. Тщательно очищали под печи от углей и золы. Определяли нужный жар, для этого бросали пригоршню муки на под, если мука стала быстро коричневой, не обуглилась, значит, можно выпекать. С помощью специальной деревянной лопаты ставили в печь хлеб. У печи был шесток, где стояли горшки. Под шестком в нише хранили инвентарь, лучину, зимой там жили куры. Были большие и маленькие ниши для сушки рукавиц, обуви. Печь ставили на определённом расстоянии от стены, чтобы избежать пожара. В запечье было место для хранения разных приспособлений: кочерги – для выгребания золы и углей, ухватов разных размеров – ставить горшки в печку, лопаты деревянной, чапельника – для доставания сковороды из печи.

    Около устья печи был угол. Здесь хозяйка могла готовить пищу, имелось место для шкафа и хранения посуды. На кухне, рядом с печкой, был сделан погреб, в нём было сухо и хранились продукты. На печи печник устроил большую лежанку, с учётом в семье детей. Это было самое тёплое место в доме. Могли поместиться до пяти-шести человек.

     Никогда уже Дмитрий Иванович не мог узнать, что русские печи с кирпичными трубами довёл до совершенства крепостной крестьянин, ставший крупным учёным – Иван Иванович Свиязов (1797 – 1875), академик архитектуры. Он дополнил печь дымооборотами, применил колосниковую решётку, которая позволила топить русскую печь углём и торфом. Но зато Степанов знал, что в честь русской печи устраивался на Руси праздник, и они отмечали его 19 мая. В этот день наступали тёплые дни и отпадала необходимость топить печку, то есть печи давали отдых на лето – до осенних холодов.

     Дети с интересом наблюдали, как мужики клали венцы, прокладывали между брёвнами мох для тепла. Первый сруб дома назывался «окладным»: оклад – это то, что вокруг клада. Окладные брёвна первых венцов сруба закрывались завалинкой. Она защищала нижние венцы и, кроме того, служила дополнительной теплоизоляцией. Мать кормила мужиков щами с хлебом, варила картошку, давала её с луком и конопляным маслом.
   
     Дом получался длинный, как барак. Стоял он на столбах, как на куриных ногах. В нём имелись окна с двойными рамами и стёклами, дощатые полы и потолок, что было в диковинку для крестьянского дома. Дом состоял из холодных и тёплых помещений. В сенях было холодно, в них хранили своё добро, в тёплую погоду спали. Крышу сделали покатой с двух сторон и покрыли тоненькими дощечками из осины, дощечки скрепляли между собой. Курная изба, в которой они жили, была покрыта соломой: солому обычно клали рядами, начиная снизу. Каждый ряд привязывали лыком к основе кровли. Затем солому счёсывали граблями и поливали жидкой глиной. А верх прижимали тяжёлым бревном – коньком.

     Фасад дома украсили резьбой. Эту работу искусно выполнил Тимофей, молодой парень, он славился золотыми руками и хорошим вкусом. Ему приглянулась Елена, и он старался изо всех сил. Ажурной резьбой он разрисовал ставни и наличники: на них изобразил волшебных птиц. «- Пусть птицы ваш дом охраняют».
 
      Когда мужики построили дом, Дмитрий Иванович всё проверил, мужиков поблагодарил и окончательно рассчитался. Они остались довольны, кланялись и очень благодарили его. Тимофею он заплатил отдельно за его талантливые художества, хотя тот упорно отказывался брать деньги. Но Степанов был настойчив, и Тимофей деньги взял и густо покраснел. Он заметил, что парню понравилась Елена, он ухмыльнулся, видя, как молодой человек сильно смущается. «- Ты вот что, Тимоха, приходи к нам в гости. Придёшь?» - «- Если зовёте, приду», - сказал умелец и довольный побежал домой. «- Ну что, Евдокия Семёновна, будем переезжать в новый дом? – обратился он к жене. – Община нам очень помогла. Теперь у нас есть тёплый светлый дом и баня. А избу оставим работникам. Пусть живут. Им тепло здесь будет и не тесно».
 
     Иметь свой дом, в котором тепло и уютно, где тебя любят и уважают, где проявляют о тебе заботу, ждут и радуются твоему приходу, - великое благо. Это был удивительный дом, наполненный светом и радостью. Он дышал свежестью соснового бора и дарил целебный дух здоровья. На окнах пели волшебные птицы, словно приглашали в иной мир насладиться новым счастьем. Каждая деталь подчёркивала уважение к личности человека.

     Если прежде дети спали на полатях и лавках – на сене, накрытом рогожей, и ютились в одной, пропахшей дымом комнате, то теперь у каждого члена семьи был свой угол и своя кровать, с лоскутным одеялом и подушкой, пусть матрацы и подушки были набиты ещё соломой, но лучшего другого они пока не знали. Полочки для книг, подоконники с ящичками для цветов, шкафы для посуды и одежды, ящики для обуви, туалет при доме, с выгребной ямой, ночные горшки под каждой кроватью (не надо бегать на улицу ночью), рукомойник, подсвечники и канделябры для восковых свечей вместо светцов и лучин. Всё было продумано до мелочей и выполнено с огромной любовью.

     В тёплом и уютном, светлом и чистом доме полы и потолок сияли белизной. Не было закопчённого потолка и запаха дыма, в котором они жили раньше. В новом доме билось пылкое сердце Дмитрия Ивановича Степанова – отца огромного семейства, которое благодаря колоссальному труду шагнуло в мир достатка и благополучия. Новый дом Степановых был местом, в котором каждому члену семьи было хорошо, и он чувствовал себя неразрывной частицей большой и дружной семьи.

     И в этом смысле, хороший дом – основа хорошей семьи.


7 декабря 2017 четверг