Прогулки в пещерах памяти. часть 17

Об этом времени Людмила всегда вспоминала с желанием, как о времени первых самостоятельных шагов в своей жизни и обретения полезного жизненного опыта.


Вот что она поведала мне.

В 1959 году, по окончании Рязанского пединститута, она получила направление на работу в самый дальний уголок Рязанской области ---
село Жёлобово Сараевского района, где и отработала два года (по 1961 год) в деревенской десятилетке.

22-летняя девушка с  дипломом учителя.
Позади 15 лет непрерывной учёбы, учёбы и учёбы.
Накоплена обширная теоретическая база в разных направлениях.
А практики почти никакой. Кот наплакал.
За ней, за этой практикой, теперь нужно отправляться туда, куда тебя распределила специальная комиссия.
У комиссии «железный» аргумент – выпускница знающая, хорошо подготовлена для самостоятельной работы в школе, идеально подходит для направления в отдалённый район на предмет усиления там учительского контингента словесников.
Ей досталась школа-десятилетка
имени Карла Маркса
в селе Жёлобово  Сараевского района Рязанской области.
Срок обязательной работы по направлению равнялся трём годам.
Первое в её жизни место работы находилось в двухстах  километрах от Рязани.
Ехать туда надо пассажирским поездом дальнего следования, проходящим из Москвы через Рязань в восточном направлении.
Ехать  до станции Жёлобово,  где поезд останавливался на 1 минуту.
Собиралась вместе с мамой основательно.
С собой везла и свою подушку вместе с одеялом, и кровать-раскладушку.
По её просьбе мама поехала вместе с ней, проводить её до места и вернуться назад.
Езда на такое расстояние была делом привычным.
Четыре часа, ровно столько всегда добирались из Рязани в Москву.
Вот только вместо монументального и шумного Казанского вокзала, пустая и тихая жёлобовская платформа.
Выгрузились, сложили вещи у небольшого домика.
Мама осталась с вещами на этом месте, а Людмила пошла искать своё село.
Шла живописной просёлочной дорогой, которую ей указали на полустанке.
Шла целый час, а это километров пять от станции.

Стояла середина августа.
Было тепло, безлюдно и тихо.
Вот и деревня Жёлобово – длинная, узкая лента домов с огородами и усадьбами, которые тянулись всё дальше и дальше от неё  ещё километра четыре.
Справа от деревни небольшой лес и несколько лесополос, слева поля до самого горизонта.
Речки, пруда или озера нигде не видно.
Полчаса ещё шагала  в глубь села, прежде чем увидела здание, похожее на школу.
Двухэтажное, из красного неоштукатуренного кирпича.
Единственное на всё село кирпичное, и единственное двухэтажное здание.
Все остальные дома и даже колхозный клуб были деревянные и одноэтажные.
Та половина села, на которой находилась школа, была к тому времени уже электрифицирована, а другая половина деревни жила вечерами при керосиновых лампах.
Председателем  колхоза был ширококостный, краснорожий  мужик с двумя  классами образования.
Авторитетом у крестьян он  не пользовался, колхозные дела вёл плохо, больше заботясь о своём подворье.

Директором школы был Лаврёхин Александр Борисович, личность не менее отвратительная, чем председатель колхоза.

На его лице выделялись тонкие губы с неприятной ухмылочкой, маленький курносый носик и подозрительные холодные глазки.
Семья его  состояла из 5 человек :
сам Лаврёхин, его жена Антонина Гурьевна (учитель истории), их сын (ученик 3-го класса),   пятилетняя дочь Милка и директорская тёща.
Занимала директорская семья отдельный трёхкомнатный дом с прихожей и большой кухней, в которой стояла русская печь.
Дом этот стоял в конце школьного фруктового сада площадью в 15 соток, на территории которого располагался  пчельник из шести  ульев.
И сад, и пчельник Лаврёхин, нимало не смущаясь, использовал в своих  личных интересах.
Все овощи, яблоки, груши, ягоды и мёд шли тоже на стол директорской семьи.
Ни учителям, ни ученикам не разрешалось срывать в саду ни одного яблока.
Все садово-огородные работы на пришкольном участке выполняли  в виде практических занятий учителя ботаники, биологии и природоведения  на своих уроках вместе со своими учениками.
За пчёлами ухаживал учитель географии.
К этому нужно прибавить и директорскую корову, которую пасла и за которой  ухаживала  тёща директора.
Кроме всего этого, в ведении директора была лошадь с конюхом, который одновременно исполнял обязанности школьного завхоза.
Была также и грузовая машина с шофёром.
Стиль руководства учительским коллективом Лаврёхин  избрал диктаторский, при котором главный упор делался им на то, чтобы держать всех в страхе.
Основными элементами стиля его руководства были:
мелочные придирки;
неожиданные посещения уроков
с негативными  выводами по ним;
натравливание одних учителей на других;
просверленные по его указанию во всех классных дверях круглые отверстия (дырочки) на уровне человеческих глаз, через которые во время уроков директор мог   исподтишка вести наблюдение за ходом урока и дисциплиной в классе.
Для того, чтобы держать подчинённых  людей в постоянном напряжении, Лаврёхин хотел  знать о них и их работе как можно больше.
Поэтому вся его семья негласно помогала ему в этом.
Жена его, находясь, всё время среди учителей в учительской, присматривалась и прислушивалась ко всему, что делали и что говорили учителя, а потом докладывала мужу о том, к чему он мог бы «прицепиться» и начать травить человека.

Тёща добывала сведения окольными путями, имея дело с деревенскими бабами, дети которых учились в школе и приносили домой откровенные рассказы об учителях.
Она  получала от них полновесные дополнительные  сведения обо всех, кто интересовал Лаврёхина.
В этом же направлении шло воспитание и пятилетней Милки.
Большую часть дневного времени она шныряла по школьным коридорам или просиживала в учительской, подслушивая разговоры учителей и докладывая потом  отцу о том,
кто опоздал на урок,
кто что сказал,
кто над чем смеялся и т.п.
Удивительно для пятилетнего ребёнка то, что она знала в лицо и по фамилиям  всех учеников, которые находились в школе под особым наблюдением, плохо учились и опаздывали на уроки.
С большим детским удовольствием она  «закладывала»  их отцу, который после этого  становился в позу  «всезнающего оракула» и предъявлял свои директорские претензии или классным руководителям или учителям – предметникам.

Пока всего этого Людмила ещё не знала  и самого Лаврёхина не видела.
Встретила её в школе жена директора «Гурьевна» (так её звали все), которая отрядила на станцию за её вещами и за Ириной Ивановной  телегу с лошадью и кучером и показала неподалёку частный домик в котором школа снимала у хозяев для своих молодых специалистов крышу над головой и  две кровати.
Проделав четырнадцать километров туда и обратно  в тряской телеге, Людмила с мамой к месту своего нового жилья подъехала уже в ранних сумерках.
Хозяев в доме было двое.
Семидесятилетняя Марфа Петровна
и её пятидесятилетняя дочь
Татьяна Васильевна.

Комнат в доме было тоже две.
Первая комната была и прихожей, и кухней, и столовой, а в углу ещё было отгорожено место, где обитала за ширмой Татьяна Васильевна, дочь хозяйки.

Вторая комната (12 квадратных метров) была целиком жилая.
В ней посередине стоял стол, а в разных местах три железные кровати: две на открытом пространстве сдавались молодым учительницам, а на третьей за занавеской  спала сама бабушка Марфа.

Вот здесь и прошла первая ночь Людмилы и Ирины Ивановны.

Назавтра Людмила проводила маму на станцию,  а вернувшись, получила указание примкнуть к учителям, которые работали уже на колхозном элеваторе на очистке зерна.
Её хорошо приняли учителя, и вот от них- то она за несколько дней узнала все подробности внутришкольной жизни, которые помогут ей впоследствии выработать своё отношение к тому, что могло её ожидать впереди.

Через три дня их учительскую группу перебросили на колхозное поле, на прополку позднеспелой  свёклы.
Последнюю неделю перед началом школьных занятий всех учителей собрали в здании школы, где они мыли окна, красили парты и стены в классах, коридорах и школьном туалете.
Технических работников в школе не было.
Никто из деревенских женщин не мог сработаться с Лаврёхиным.
Тогда он перевёл всю школу на самообслуживание, при котором ученики сами наводили чистоту в своих классах, а учителя выполняли функции и техничек и маляров.
Свободные денежные ставки техперсонала Лаврёхин клал себе в карман.
Работали все до самого последнего дня каникул.
Бани в деревне не было, поэтому мылись, кто как мог -- в тазах и ушатах.

Людмила получила на начало своей работы устрашающую двойную нагрузку – 36 часов в неделю.

Её нагрузка  состояла из двух частей.
Первая часть официальная, её личная нагрузка на весь учебный год.
Это русский язык и литература в двух пятых классах  по 8 часов в каждом, что равнялось 16 часам.
Это  две подготовки (язык и литература).
И 2 часа в неделю общественно полезного труда.
Итого 18 часов -  все  положенные учителю недельные часы.
Плюс классное руководство в 5 классе «Б».
Это полновесная, стопроцентная нагрузка учителя, это учительская норма.
Но это оказалось не всё.

По причине временного  отсутствия в штатном расписании нескольких учителей, на Людмилу возложили дополнительную временную  нагрузку, которая на самом деле растянулась на всю первую четверть.
Она состояла ещё из 18 часов в неделю (итого 36 часов), и была  разбросана почти по всем классам так,  что добавлялся  один 7 класс, один 8 класс, один 9  и один 10 класс.
И это было самым страшным из-за того, что общее количество подготовок в неделю выросло  с двух  до восьми.

Каждый день по шесть уроков.
Это для школы вершина, выше которой уже ничего не бывает.
При таком положении дела учитель обязательно  должен превратиться в халтурщика-бракодела,
а администрация школы должна закрыть на это глаза до прибытия новых учителей.

Всю первую четверть  Людмила переходила из класса в класс,  с пятого по десятый, ведя у них все уроки русского языка и литературы.
Можно представить себе что это было за время, если молодой учитель ещё не имеет никакого опыта,
если это его первые уроки,
если нет никаких методических наработок ни по одной  из изучаемых тем,
если ученики в основе своей учатся кое - как и ведут себя перед молодой «училкой»  непочтительно.

Людмила ушла в работу с головой, и не только достойно несла свой крест, но ещё начала бурную деятельность в своём 5«Б» классе и как учитель, и как классный руководитель.

В параллельном классе (5А)  классным руководителем и учителем истории была жена директора школы, Гурьевна.

Людмила  уже знала о том, что при переходе из начальной школы, ученические коллективы  трёх  (теперь уже бывших четвёртых) классов  полностью « перетрясли»  и  «слепили» для жены директора более благополучный  5А (23 ученика) из учеников тихих, покладистых и послушных.
А в 5Б,  который состоял из 22 учеников, не постеснялись посадить 8 второгодников.
Хотя такого понятия, как «стесняться» у семейства Лаврёхиных и помине не было.
Это было видно во всём, куда ни брось взгляд.
Даже такое святое дело, как методика школьного урока, помогающая ученикам усваивать знания, была сведена учителем истории Гурьевной до низкого примитива, где можно было видеть только одно – её личную выгоду, её спокойствие, её благополучие.

Попробовал бы кто из других учителей вести свои уроки так, как вела их Гурьевна!

Где бы он был после этого  и что бы с ним стало.?
Лаврёхин бы смешал такого учителя с грязью.
Он обвинил бы его в злонамеренной халтуре, в полном отсутствии профессионализма и пригрозил бы суровыми карами.
А Гурьевна могла спокойно все свои уроки проводить однотипно  и на самом низком методическом уровне.
Посадит детей после звонка, велит раскрыть очередной параграф учебника, и они должны читать материал нового урока про себя   в течение получаса.
Читать и быть готовыми отвечать на вопросы, которые стоят в конце параграфа.

Пока дети читают, она носки вяжет.

Объяснение нового материала  её методикой отвергалось.
В конце урока  вызовет  трёх-четырёх учеников, выслушает их ответы на вопросы, поставленные в конце параграфа, и на этом тема пройдена,
Ставила она всем только пятёрочки и четвёрочки.
На дом  никогда ничего не задавала.
Чего желать лучшего?
Дети быстро свыкались с таким методом ведения урока,
Всё легко и просто!
В классе стоит тишина.
Все читают.
Опрос в конце урока ведётся в алфавитном порядке.
Каждый знает, когда подойдёт его очередь отвечать.
И так, без зазрения совести,   Гурьевна вела свои уроки.
Да и классы муж давал ей только среднего звена,  там, где  меньше хлопот с дисциплиной.

Зато для всех других учителей требования были самые высокие, основанные на передовой методике преподавания.
Только молодость, только твёрдый характер и сила воли  помогли Людмиле преодолеть все трудности этого периода.

Будучи по натуре  «совой», она ежедневно просиживала за подготовкой к своим занятиям при керосиновой лампе до двух-трёх часов ночи.
Натура творческая и беспокойная, она не могла мириться с той дисциплиной на своих уроках, какая бытовала во всех классах.
Не могла довольствоваться низким отношением учеников к учебному процессу.
Не зная, что из этого, в конце концов, может получиться, но, твёрдо решив для себя  действовать  во что бы то ни стало, Людмила начала в своём классе выпуск сатирической стенной газеты «Метла».
Но совсем не так, как это обычно ведётся, а по-своему – напористо и смело.
Во-первых, газета эта была не ежемесячная, и даже не еженедельная, а ежедневная.
Во-вторых, над газетой работала не ученическая редколлегия, а её выпускала сама Людмила.

Для этого она договорилась с молодым пионервожатым Толей, который каждый день рисовал для «Метлы» сатирические рисунки по её заданиям.

А уж она  писала к ним  тексты, в основном стихами и частушками, которые сама сочиняла каждый день,  или поговорками и афоризмами.

Толя эту работу вёл не бескорыстно.
В благодарность за его работу, Людмила стала  готовить его к поступлению в сельскохозяйственный  институт по русскому языку. До этого он не смог поступить туда  из - за  низкой  грамотности.
Через год работы с Людмилой он станет студентом   этого института.

Ежедневная «Метла» сразу стала главной темой разговоров в школьных  коридорах.
Всех стало преследовать любопытство: а что сегодня выметает «Метла», кто и за что попал сегодня в совок с мусором?
В 5 «Б» класс на переменах постоянно заходили ученики из других классов и сразу направлялись к висевшей на стене «Метле».
Таким образом, «герои Метлы» получали известность в масштабах всей школы.
Никто не мог предположить заранее, что из этого получится, но то упорство и настойчивость, с какой Людмила проводила свой план в жизнь, начал скоро  давать ожидаемый ею положительный результат.
В первую очередь это проявилось в опрятности и чистоте одежды учеников, в их внешнем виде.
Привёл в порядок свой костюм и даже постригся самый упорствующий в этом вопросе Толя Макешин.

Кроме внешнего вида менялась в лучшую сторону дисциплина и порядок на уроках.
Прекратилась грубость в отношениях между учениками и сквернословие.
Теперь нельзя было и подумать, чтобы кто-то из учеников мог в классе во время урока, глядя на поднявшуюся с парты для устного ответа ученицу, крикнуть на весь класс:
«Ребята! Гляньте! А  у Лапкиной на жопе дырка!».

Конечно, многих в то время занимал вопрос о том, сколь долго сможет продержаться  Людмила, выпуская ежедневную газету.
Сколько сможет ежедневно находить материала для своих сатирических и юмористических зарисовок?
К чести её нужно сказать, что идею эту она не бросила, не оставила, как бы ей ни приходилось трудно, и довела дело до логического конца.
Прошло две четверти, и острая  надобность в такой газете миновала  сама собой.
Но ежедневная сатирическая стенная газета «Метла» это была только частица того педагогического творчества, которое применила в глухой сельской школе новая, молодая, только что начинающая работать учительница.
Параллельно Людмила озадачила себя и выпуском  классной стенной газеты «Вперёд!» с еженедельной заменой материалов.

Газета «Вперёд!» имела такие рубрики, как: «Это интересно знать», «Полезные советы», «Из жизни слов», « Классные новости»  и другие.
В этой работе ей уже помогала классная редколлегия.
И это не всё
Вместе с ребятами Людмила соорудила стенд под названием  «Что мы читаем?».
На этом стенде дети сами сделали и прикрепили 22 кармашка в виде плоских коробочек, и каждый из детей клал в свой кармашек листок с названиями прочитанных за неделю книг.
В конце каждого месяца подводились итоги по прочитанной литературе.
В этой работе можно было применять и применялось много творчества, и детям она нравилась.
Удержать все эти новшества в стенах одного класса было невозможно.
В 5 «Б» стали захаживать преподаватели.
Смотрели, улыбались, задавали вопросы, но, видно было, что не верили они, что это надолго и что из этого что-то путное может получиться.

- А у нас всё стабильно и прочно. Выпустили все свои газеты в сентябре, и они висят себе до самого мая.  Никто в них ничего не меняет. Никому-то они не нужны.

Так подытожил свои наблюдения  пришедший в 5 «Б», пожилой учитель истории.
Но, и это в деятельности Людмилы  было не всё.
Главные усилия, всё накопленные  годами знания и практические умения  вместе с творческим горением были направлены Людмилой на проведение своих уроков.
Здесь она чувствовала себя в своей тарелке.
Здесь всё подчинялось её рабочему темпераменту, волевому характеру  и молодому  горению.
Каждый её урок  -

это быстрый темп;
это рациональное расположение отдельных частей урока с плавными и логичными переходами от одной части к другой;

это приглашение ученикам отбросить все посторонние мысли и думать над языковым процессом вместе с учителем;

это простота и доступность изложения;

это магнетизм втягивания в процесс урока всех учеников без исключения;
это аура совместного творчества учителя с учениками; это ежедневная  обязательная для всех словарная работа, а каждую субботу - словарные диктанты;

это трудная и непривычная умственная работа, которая приносит положительный результат.
Для того, чтобы удобно, быстро и бесшумно перемещаться во время урока по классу, Людмила приобрела войлочные ботиночки на толстой войлочной подошве.
Теперь она могла плавно перемещаться по классной комнате из одного её конца в другой, держа под наблюдением каждого ученика, каждую тетрадь, видя работу каждого и оценивая её на ходу с разных позиций.
На таких уроках нельзя было кому-то отлынивать, отвлекаться на посторонние дела, нельзя было отсидеться, ничего не делая.
Без всякого нажима со стороны учителя сам процесс урока втягивал каждого в коллективную работу.

Заканчивался урок закреплением нового материала, ощущением удовлетворения от накала коллективной  работы  и приятной усталостью.
Любой, следующий за русским языком урок уже не мог быть спокойным – ученикам в обязательном порядке требовалась свободная подвижность, и они крутились на своих партах, перешёптывались друг с другом, не обращая внимания на замечания и призывы учителей.

Дело дошло до того, что её ученики стали признавать только свою учительницу русского языка и одновременно своего классного руководителя.

Русский язык стал довлеть над всеми остальными предметами.

Привыкнув к тому, что каждую субботу на уроке русского языка проводился словарный диктант, к которому шла подготовка всю неделю, ученики, за день до этого, в пятницу, исписывали все классные и интернатовские  доски, накопленными за неделю словами.

Совершенно по - другому   Людмила подошла и к обучению детей работе над сочинением.

Она хорошо помнила наставления своего вузовского методиста, своего любимого преподавателя,
Виктории Алексеевны Каюкиной.

Её методику обучающих сочинений, Людмила  успела проверить в деле на двух вузовских практиках.
И теперь она не признавала никакого другого подхода к этому сложному процессу  школьного обучения.
Уже с первого  сочинения в этом учебном году под названием «Осенний сад» всё пошло иначе, чем это делалось обычно.
Обычно  давалась тема сочинения, садись и пиши!
Людмила, прежде, чем посадить детей  писать сочинение,  вывела  их на экскурсию в школьный сад.
Там  она направляла внимание детей  на то, как выглядят разные фруктовые деревья осенью,
какие изменения  можно увидеть на земле, обращала их внимание на  осеннее небо,
на поведение птиц, на осенние запахи вокруг, учила всматриваться в осенние дали.
По её сигналу все дети одновременно замолкали на несколько минут,  и в полной тишине класс слушал звуки осени.
Ученикам задавались разного рода вопросы, связанные с осенью.
Отвечать на них каждому надо было предложениями, которые можно было бы использовать в сочинении.
Из нескольких вариантов выбирался один, отображавший существо вопроса.
Это был главный, но не единственный обучающий приём.
В процессе обучения, который длился недели две, дети получали задание подбирать стихи об осени, пословицы,  поговорки и наблюдать приметы этого времени  года, и вносить их в свои «тетради наблюдений».
Но и это было ещё не всё.
В процессе обучения дети должны были подбирать  существительные, прилагательные, глаголы, наречия, которые могли бы  стать опорными словами в сочинении об осени.

Если теперь мысленно сложить всю эту работу воедино, то станет понятно, что после этого никто из учеников уже не боялся  сочинения «как огня», а некоторые из них стремились скорее взяться за работу над ним.

Все эти «Людмилины проделки» не остались незамеченными.
Скорее всего наоборот.
Кто-то воспринял это как «живую струю» в застоявшейся и однообразной жизни деревенской школы, а кому-то это казалось «молодой временной блажью», «детской игрой», «ненужным выпячиванием».

Среди таких  на первое место выдвинулся сам директор школы.

Ему не нужны были в школе «звёздочки», которые нужно было бы признавать.

Ведь к таким нужен особый подход, а у него цель одна  - держать всех в страхе и слепом подчинении, так как только в такой обстановке можно позволить себе допускать все те правонарушения, которые он допускал в своих личных, корыстных интересах.

От него никто и никогда не слышал ни одного слова похвалы,
Похвала даёт возможность человеку поднять свою голову и посмотреть на всё другими глазами.
Этого быть не должно.
Запугивать всех внезапными проверками, сложными контрольными, требовать, требовать и требовать!
Вот его стиль руководства.

И он добился того, чего хотел.
Все его ненавидели,
но зато никто ему не смел перечить,
никто никогда не раскрывал рта в свою защиту, и, уходя от него,  учителя не раз роняли  беззвучные слёзы.

Его обострённое чутьё подсказывало  ему, что в тех методах работы, которые открыто и широко использовала новая, молодая учительница русского языка и литературы, для него кроется опасность.
Ведь всё так просто.
Если признать её методику полезной для школы, то её надо хвалить, поощрять и поднимать в глазах других учителей.
А это для него есть отказ от своего собственного стиля      управления,  наработанного уже годами.
В этом случае она выйдет из под его контроля, станет независимой от его директорской воли.
Может показаться, что всё это пустячки.

Ан нет, ведь за ней обязательно потянутся другие (людей он знал, тем более, что среди учителей было много  умных, деловых), и тогда его диктаторство может оказаться под угрозой.

А на его совести уже столько пакостей и прямых нарушений по части превышения его директорских полномочий, которые скрыть не удалось  и о которых люди  знают, что не дай бог дать им почувствовать себя независимыми и свободными от его воли.

Нужно сразу показать «новенькой» её место в общем строю, сбить с неё  педагогическое рвение и показать ей, что директору только пальцем шевельнуть, и от неё ничего не останется.

Начал Лаврёхин с того, что потребовал у Людмилы её вкладыш к диплому, где были зафиксированы оценки по всем вузовским предметам при выходе из института.
Но там всё было в порядке, и прицепиться ему было не к чему.
Тогда он послал к Людмиле на её уроки свою жену Гурьевну, как классного руководителя
5 класса «А», в котором Людмила вела уроки русского языка и литературы.
Гурьевна пришла.
Посидела, посмотрела  и, видимо, сказала ему, что и с этой стороны к «новенькой» не подкопаться.

После этого Лаврёхин сам пошёл к Людмиле на урок литературы по теме «В.Г.Короленко. Дети подземелья».
Урок прошёл на хорошем уровне, но ему надо было найти что-то такое к чему можно было бы придраться.
И он нашёл, но, как оказалось, неудачно, так что сам сел в лужу со своей придиркой.

- Почему вы употребили в своём рассказе просторечное слово «стянул»,  вместо « взял» или « схватил»?

- Ну, а я - то здесь при чём? Вы спросите у самого Короленко, почему он так написал.

- Короленко не мог так написать.


-Вот вам хрестоматия, вот вам то самое место, а вот и то самое слово «стянул».

Лаврёхин что-то промычал и отошёл в сторону.

Тогда им был  пущен в дело  главный козырь, его  директорское право на проведение внезапных проверочных контрольных работ.
Такую работу Людмила получила и провела.

Но так как Лаврёхин велел в один день  провести контрольную и проверить её, а результаты вместе с работами положить к нему на стол, то Людмила смогла проверить все работы только один раз, вместо положенных двух.
И вот тут то он снова показал своё поганое нутро.
Почти в каждой работе он выискивал какие-нибудь незначительные погрешности, на которые не указал проверяющий учитель.
То заглавную букву «Г» ученик написал одним касанием без крыши над головой, то вышел на одну букву за поля, то допустил помарку
и т. д.
Вызвав к себе Людмилу и потрясая перед её лицом стопкой тетрадей, Лаврёхин сказал:

- Вынужден буду сообщить в РОНО и в пединститут о том, каких учителей они нам готовят.

Спустя три дня,   он вновь появился в учительской.

Нужно сказать о том, что когда Лаврёхин заходил в учительскую, то там сразу все почему-то  напрягались, переставали держать себя естественно и непринуждённо, прекращали все разговоры между собой, и  от установившейся  неестественной тишины становилось как-то мрачно и неуютно, веяло напряжённым ожиданием   чего –то  неприятного.

Подойдя к Людмиле, Лаврёхин протянул ей листок бумаги и сказал:

- Пойдёте сейчас на свой урок и проведёте там административный контрольный диктант. Вот вам  текст. Ознакомьтесь.

Людмила внимательно осмотрела листок и ответила ему.

- С этим диктантом  я на урок не пойду  и проводить его  не буду.

- Почему?
Что значит не пойду и не буду?

- Не пойду потому, что здесь налицо  сразу два нарушения установленных правил.

- Какие  нарушения? Что вы ещё выдумываете?

- Первое нарушение заключается в том, что на одной неделе нельзя давать два административных  диктанта, а в понедельник такой диктант  уже был  проведен.
В то же время  дети вчера писали мой плановый диктант.
Это отмечено  в журнале.


- Да, но это особая, общешкольная,  проверка знаний.

- Это не имеет никакого значения. Дети   не подопытные кролики.

- Ну  ладно, а вторая причина в чём?

- В том, что ваш административный диктант составлен методически неграмотно.

- Как так? Вы не берите на себя больше положенного!

Лицо Лаврёхина сделалось оранжевым. Скорее всего, не от стыда, а от злобы.

- Я говорю исходя из того, как нас учили в вузе. Предлагаемый вами диктант составлен из отдельных предложений, не связанных смыслом друг с другом.  Это раз.
Во - вторых, каждое предложение рассчитано   сразу на несколько возможных ошибок, чего тоже делать не положено. Кроме того, в него  включены орфограммы, которые дети ещё не изучали.
Такой вид работы,  заведомо направленный на то, чтобы завалить весь  класс, я проводить не пойду.

- Так вы наотрез отказываетесь выполнить мои требования?

- Почему? Вовсе  нет. Если вы отдадите письменное распоряжение, то я пойду и выполню его.

- А это ещё  зачем?

-Для того чтобы обжаловать ваши действия.
Слова к делу не пришьёшь.

Тогда Лаврёхин предложил завучу прочитать в пятых классах этот диктант.
Та благоразумно отказалась.
Остальные учителя (математики, физики и др.) не смогли противостоять натиску Лаврёхина.
Результат оказался сногсшибательным: во всех классах были сплошные неудовлетворительные оценки.

Началось нешуточное противостояние, которое закончилось тем, что против Лаврёхина весь коллектив встал на дыбы.

Был собран неопровержимый компромат в отношении его действий как директора.

В частности, присвоение им ученических денег, заработанных ими во время уборки урожая,  использования в своих личных целях школьного имущества, пришкольного сада и пчельника и т.п.

В школу  из Районо прибыла проверочная комиссия, которая, глубоко вникнув в суть дела, подготовила материал о снятии Лаврёхина с поста директора школы.

В феврале 1960 года на его место был назначен новый в этих местах человек – Мария Максимовна Карабанова, учитель истории.

Она очень быстро вошла в курс всех школьных дел, познакомилась с методикой преподавания основного состава учителей и, среди них, выделила, как натуру творческую, Людмилу.

С тех пор Мария Максимовна стала все методические новинки, которые она находила в предметных журналах, проверять вначале на Людмиле, на её уроках.

Это сделало жизнь Людмилы ещё более загруженной, но и более интересной.
В школьном коллективе началась совсем другая жизнь.
Теперь все праздники отмечались учителями вместе.
Были инсценированы и показаны в сельском и в районном клубах, силами учителей, такие пьесы Островского,
как «Без вины виноватые»,
«Свои люди – сочтёмся»,
и других (уже советских) драматургов.

Кроме этого заработал ученический драмкружок, который ставил пьесы для жителей села Жёлобово.

Были поставлены пьесы:
«Теремок» (по сказке Маршака),
«Судьба барабанщика» ( по Гайдару)
и «Сомбреро» (по пьесе Михалкова).

После того, как была поставлена пьеса
«Судьба барабанщика», исполнителя главной роли в этой пьесе, шестиклассника Витю Мичурина, ученики старших классов, в знак признательности, пронесли целый  километр от клуба до школы на перевёрнутом вверх ножками столе, а он в это время выбивал дробь на барабане.

Много ещё, подробно и с удовольствием Людмила вспоминала о том времени.
+++++++++++++++++++++++++++++++++


В июле 1961 года в Рязани при кафедре русского языка была открыта аспирантура.

Профессор Никитин пишет письмо в Жёлобово и приглашает Людмилу на  вступительные экзамены.
Она дала своё согласие, успешно выдержав конкурс
в три человека на место.
Василий Михайлович Никитин стал её научным руководителем.
По окончании аспирантуры Никитин планировал оставить её на кафедре русского языка, но и тут всё обернулось по-другому.
Свободную ставку  Никитин вынужден был отдать  жене прибывшего в Рязань нового обкомовского работника.
Она недавно окончила пединститут и не имела даже опыта работы в школе.

Так волей Судьбы  Людмила и оказалась за тридевять земель от Рязани, на Крайнем Севере, в Магаданском пединституте.

После той подготовки, которую она получила, начиная со студенческих лет, ей был по плечу фактически любой лингвистический курс.
С первых дней работы в Магадане она  получила оценку преподавателя – профессионала, что бывает не сразу и не с каждым.

Она считала и всегда считает, что главную, основную роль в становлении её как  школьного учителя сыграла
Виктория Алексеевна Каюкина,

а как вузовского преподавателя –

Александра Семёновна Бочкарёва.

С Александрой Семёновной она дружила многие годы, жила неделями у неё дома, принимала участие в воспитании её малолетней дочери и  многое успела перенять в бытовом плане.

Случайно сохранился отрывок из   стихотворения студенческих лет, посвящённого  Александре Семёновне:

Тому, кто мил и дорог сердцу,
Чьих рук я чувствую тепло,
От чьей улыбки лучезарной
В душе становится светло;
Кто мне помог найти дорогу,
Не дал сорваться и упасть;
Кто оценить умеет строго
И правду горькую сказать;
Кто мне дороже всех на свете,
Кого я больше всех люблю,-
Я в праздник солнечный, весенний
За всё, за всё благодарю!

Ещё одним преподавателем Людмилы, о котором  стоит упомянуть, был доцент  Николай Иванович Зорин.
Его профессиональная судьба имела одну трагическую сторону.
Работая ещё до войны, в молодом возрасте, над диссертацией по безобидной и далёкой от всякой политики диалектологии, он взялся доказать, что один из белорусских говоров является на самом деле говором русского происхождения.
В годы репрессий его арестовали и, обвинив в «великодержавном шовинизме», отправили на 5 лет в сибирские лагеря.
Вслед за ним по своей собственной воле поехала и его невеста  Ксеня.

Кстати сказать, профессор Лыткин в те годы тоже был репрессирован за свою фонологию и отработал на сибирском лесоповале свои  5 лет, как принято говорить, «от звонка до звонка».

И тот и другой выстояли и выжили, но лишились права жить и работать в столичных городах.
Они осели в Рязани и стали преподавать в пединституте.
В годы своего студенчества Людмила  была на самом хорошем счету у этих преподавателей.
Они выделяли её среди других,
поддерживали в сложные моменты (а такие тоже были),
направляли в плане профессиональной подготовки,
и проявляли заинтересованность в её дальнейшей судьбе.
В начале 70-х годов мне  доведётся  увидеть тех незаурядных  людей, о которых я рассказал до этого, и даже кое с кем пообщаться.

Эти встречи были возможны во время наших  отпусков, когда мы, один раз в два года, приезжали из Магадана в Рязань.

Викторию Алексеевну Каюкину
нам удалось посетить дважды в её квартире в посёлке Приокском.
Она принимала нас, сидя в своей постели, прикованная к ней смертельным параличом.
После её смерти мы с Людмилой и двумя нашими маленькими  сыновьями сумели отыскать на старом Сысоевском кладбище её могилу, и приходили сюда  с цветами каждый свой последующий приезд.

Посещали мы и Николая Ивановича Зорина с Ксенией Григорьевной ло самой их кончины.
Встречи эти всегда проходили в их тихой уютной  квартире на улице Урицкого, рядом с Театральной плошадью.
Они ушли из жизни почти сразу друг за другом: она в  82 года,
он в свои  92 года.

В один из своих отпусков нам посчастливилось побывать в гостях в Москве у Василия Ильича Лыткина.
Он  жил  на Ленинских горах в академическом доме на улице Вавилова.

Они с женой, Тамарой Ивановной, оказали нам тёплый приём. Наша беседа продолжалась более 2-х часов, которые пролетели как одно мгновение.
Меня удивило то, как супруги Лыткины  доверительно и просто вели себя с нами, будто с равными себе.

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Новый день!
И первая  фраза, возникшая в мозгу:
« Не может быть!».
Комната озарена (не освещена!),
озарена ярким  солнечным светом.

Сколько же мы ждали этого дня?
И вот он пришёл!
Это ДЕНЬ ВОЗДАЯНИЯ!
День исполнения давнего желания.
День исполнения давней потребности.
День настоящей весенней радости!
Ноги несут к окну.
За ним НЕБО – чистое, озарённое, нежно-голубое.

На небе Солнце.
Оно брызжет во все стороны теплом и светом!
Оно горячее, доброе и расточительное!
Оно сама Жизнь - Энергия, Движение, Настроение, Хотение, Радость!
Форточку настежь!
А за ней полно особых, забытых уже звуков.
Это вдруг разговорились, раскричались, расчирикались и распелись множество разных птиц.
 Со стороны больничного сквера, с высоких тополей,  не переставая, несутся воодушевлённые голоса грачей.
Как же они рады солнцу!
А на берёзовых ветвях, прямо под нашим окном, прыгают, снуют, перелетают с места на место воробьи и синички.
 Им теперь, в этот утренний час, не до поисков пищи.
Они должны сначала воздать хвалу и славу солнечному теплу и свету!
Кончилось их прозябание!
Кончились зимние испытания и муки!
Можно жить и радоваться!
Радоваться и жить!
Впереди столько чудесных дней Весны и Лета.
Да что там птицы!
Даже хмурые, мёртвые в своём зимнем летаргическом сне деревья  ожили на глазах!
Шевелят кончиками тонких голых веточек, сбрасывают свою тяжёлую  дрёму и  готовы начать главную работу – озеленять и украшать собою Землю.
Ну, а ты!?
Что стоишь с улыбкой на лице?

Делай разминочные упражнения, готовь себя к наступающей длительной поре Движений, и если не кипучей, то просто активной Деятельности!