Глава XL VI. Зима

Похороны всегда собирают самых близких и родных людей. Некоторые из них не виделись при жизни десятилетиями, хотя и жили в одном городе, только в разных районах. Некоторые, хотя и были всё время рядом, являлись при этом врагами. Жизнь не проста и все знают это. Но, никто не хочет её упростить пока жив, одним только поступком, словом. Люди, как правило, все чего-то ждут от других, сами при этом, не делая первый шаг.
Он очень тяжёл. Иногда просто невозможен, так, как влечёт за собой лавину компромиссов, и примирений, на которые так нелегко пойти враждующим сторонам. Но, и в то же время всегда можно сказать:
- «Я был, (была) так не прав (права)».
Но, смерть примиряет всех, и тогда можно не говорить ничего, и так все знают, что именно в этот день, когда человека больше нет с ними, всё забыто и прощено уже само по себе.
Да, воистину смерть наводит идеальный порядок во всех разногласиях. Только вот понимают ли все её жестокие уроки? Все, кто остался ещё на земле.

                * * *

Алехандро был всё время с Сергеем на связи, узнал от него в тот же день о смерти своей тёти. От него об этом узнали все остальные родственники. Они не желали ничего слышать о том, что похороны будут в Москве. Только Караката, на ней хотели развеять прах, как делали по просьбе дядя Доминго, и дядя Висенте.
. Для человеческой души не существует расстояний и времён, она вездесуща, но ей всё же приятно, иметь место своего упокоения рядом с теми, которые были ей в жизни ближе всего.
Мария говорила, что хочет, чтоб её прах развеяли в лесу. Но это были слова отчаяния. Поэтому сыновья вместе приняли решение похоронить маму рядом с папой. Они прожили всю жизнь вместе, и последние годы, что вынуждены были находится в разных мирах, были тяжелы для Марии. Она помнила мужа всегда. И им ничего не оставалось, как принять решение похоронить её не на Родине, по которой хоть и очень скучала, но при этом больше любила своих детей, и мужа. Взвесив все доводы, приняли именно это решение, да и место рядом с папой было. Колумбарий выглядел не как все остальные, по сути являясь простой могилой, только гораздо меньшего размера, со своей оградкой, и маленьким памятником, из чёрного мрамора с надписью, говорящей о том, кто и когда здесь похоронен.
И между фамилией, инициалами, датой рождения, и смерти отца, и нижней надписью, которая гласила: - «Помним, любим, прости.», оставался промежуток на мраморной поверхности. Его как раз бы хватило для новой надписи.
И надпись эта уже звучала бы не только от Марии, а скорее от всех их, оставшихся ещё здесь, на этой опасной и жестокой земле. Тех, кто мог помнить и ухаживать за могилкой, каждый раз вспоминая их, с кого и началась вся семья в этом огромном и холодном городе.
Алехандро, проведя раннее детство в России, знал, что значит для Марии эта страна, где остались дети, где лежит в могиле её муж. Он понял, что так должно быть, по возможности объяснив всей Испанской части, многочисленных родственников, что Саша с Сергеем, здесь в России сделали всё правильно, приняв единственно верное решение по захоронению Марии. Ведь Россия стала её вторым домом. Как говорит и название рукописи, не изданной папой книги о маме – «Россия, мой дом родной».

                * * *

И Саша, и Сергей, были измучены чередой событий, предшествующих этому печальному событию. Но, впереди был ещё один, тяжёлый день. Все, кто захотел и смог, пришли сегодня на поминки. Были и обе жены Сергея. Сидели рядом за столом, и общались, как близкие, старые знакомые, ведь делить им больше было нечего. Все приехали с похорон, уставшие и замёрзшие. Холод вовсю давал о себе знать, не хватало только снега.
Уставшие, замёрзшие и голодные, все с радостью уселись за столом. Надо было кому-то брать инициативу в свои руки. Это сделал Сергей. Много говорил, рассказывал, вспоминал. Кто-то дополнял его. Кто-то сидел молча за неимением чего сказать. Но таких, почти не было. Все имели слова. В жизни каждого Мария оставила свой след. Они любили её и уважали при жизни, понимая, что значит воспитать двоих мальчиков, и при этом прожить всю жизнь с одним человеком не разводясь. В наши дни это большая редкость, и практически невозможно. Но Марии удалось. Она любила всех.
Её сестре, в далекой Испании удалось её пережить. Она не знала о смерти Марии, и двоюродный брат Сергея Алехандро просил пока не говорить ей об этом, если она позвонит на домашний телефон из Испании. Когда не стало Марии, из поколения детей войны осталась только сестра. Последнее звено в той цепи, которая объединяет прошлое с будущим, через настоящее, физически и духовно. Когда её не станет, то связь не порвётся, перерастёт в другую ипостась, духовную, основанную на делах прошлого, вещах и воспоминаниях.
Рядом с Сергеем сидел сын Игорь. Ребёнок не знал, как себя вести и поэтому был очень серьёзен и напуган. Сергей был благодарен Алине за то, что привезла его сегодня. Тот должен был присутствовать на похоронах бабушки. Этот вечер проходил как никогда сплочённо и в тесном кругу. Все чувствовали, что теперь эта квартира, за неимением её хозяев, будет являться тем центром, который способен держать их всех вместе, не разбредаясь по становящемуся всё больше и больше городу, который превращался к тому времени уже в страну.
А ведь когда-то дедушка, за этим же столом, рассказывал разные вещи о севере, марках, или просто говорил об интересных исторических фактах. Но сегодня его не было с ними, как и мамы. Они встретились в одной могиле, прожив друг без друга долгие семнадцать лет.
Для пожилого человека это совсем не срок, для молодого же это целая жизнь. И сегодня их души воссоединились.
Раньше всех уехала Алина, ей позвонил кто-то. И она тут же начала собираться.
Сергей запомнил её отъезд и только ей и сыну успел сегодня сказать до свидания. Дальше ничего не помнил. Выйдя из-за стола, проводив их, прилёг на мамину кровать в маленькой комнате, и моментально уснул. Проснувшись поздно вечером.
- Мы не стали тебя будить. Ты очень устал, и мы дали тебе отдохнуть, сказал Саша.
- А где все?
- Уже ушли домой.
- А я спал в это время.
- Ничего страшного. Ты сегодня был главным за столом. И мне показалось, что ты просто выдохся.
- Да Саш. Я очень сильно устал. И не знаю, смогу ли отдохнуть. Мне кажется, что не хватит и целой жизни теперь на это.
- Хватит. Теперь ты будешь делать ремонт, когда вступишь в право наследства на квартиру, через полгода, а может и через тридцать дней, как полагается у католиков после смерти чтоб не беспокоить души умерших.

* * *

Довольно быстро, поставив в известность хозяев съёмной квартиры, съехал с неё. Сначала перевёз все свои вещи, аж двумя маршрутами, загруженной под самый верх машины. Остался только велосипед. Он никак не хотел влезать в салон маленького, не приспособленного для перевозки чего-либо, кроме людей, Пежо.
Поэтому, перевезя весь свой скарб, нажитый в течении последнего года, вернулся от маминой квартиры к съёмной пешком, и войдя в неё, присел на диване, вспоминая, дни, что провёл здесь. Вспомнил кошку, которой видимо больше нет на этом свете. Показалось; она вылезла откуда-то из-под дивана, подошла к нему, уткнулась мордой в опущенную, висящую как плеть руку.
К сожалению, ему это только лишь показалось. Сидел на диване совершенно один. Хотелось вот так вот остаться на нём навсегда, чтоб не видеть этой осени, затем зимы, потом весны, и лета, а за ним опять всё по кругу. Ему не хотелось делать шаг вперёд, вон из этой старой малогабаритной, тесной однушки, где прожил этот тяжёлый и страшный год, практически один.
Он обретал свою жизнь сам, каждый шаг, который проживал, был его состоявшимся выбором. И теперь за что-то возможно и нужно было расплачиваться, но платить должен был сам, и сполна, за каждый неправильный поступок, слово, взгляд. У него не было столько денег. Но была ещё жизнь впереди, которую можно направить всю только на решение этих накопившихся внутри него вопросов.
Их было неимоверно много, и с каждым нужно разбираться не один год.
Самое главное, что знал наверняка, то, что всё равно, несмотря ни на что не потерял желания самостоятельного выбора, не сломался, и не испугался, что будет дальше. А значит будет и дальше выбирать постепенно день за днём, из тех, что ему остались.

                * * *
 
Взяв кресло каталку, пошёл с ним к лесу, где располагался дом для престарелых, где подошёл к охраннику на КПП, сказав ему:
- Скажите, пожалуйста, вам не нужно кресло-каталку для дома престарелых? Наверняка кто-то нуждается? Оно совершенно новое. Ему всего три месяца.
- Нет нам тут ничего не нужно, - важно ответил охранник, выходя из своего утеплённого бункера навстречу Сергею.
- Но, куда же мне его тогда девать?
- Не знаю куда. А где вы вообще его взяли?
- Осталось от мамы, и я хотел, чтоб оно принесло пользу кому-то после неё. И от этого ей будет приятно на том свете. Я так думаю.
- У вас умерла мама? – спросил высокий, усастый мужчина лет пятидесяти пяти, одетый в чёрную форму охраны.
- Да умерла. Болела, и умерла. Всё к этому шло.
- Хорошо, оставьте здесь у меня под козырьком.
- Спасибо большое. Знаете, если оно не подойдёт, тогда можно будет откатить туда через дорогу и оставить у помойки. Но, лучше если всё же принесёт ещё кому-нибудь пользу на этом свете.
- Оставьте. Оставьте. Завтра с утра придёт доктор, и я ему покажу. Он сам скажет, что с ней делать. А вы идите с Богом спокойно. Всё будет хорошо.
Сергей оставил кресло под козырьком, и медленно пошёл в сторону маминого дома, где теперь жил один.

                * * *

Надо было вставать, тащить по лестнице на себе громоздкий велосипед, а затем ехать на нём по улице, как приведение в свой дом, где больше никого не было. Люба уехала на следующий день после смерти Марии.
Сергей резко встал, увидев в окно, что пошёл снег. Надо было уходить. Вышел на улицу, сел на велосипед, и молча, не спеша поехал по свежевыпавшему снегу.
Вся дорога была белой. Он ехал по ней первым. Никто больше, кроме него не решался сегодня на такое. И поэтому выглядел каким-то изгоем на фоне заснеженного города, совершенно не вписываясь в него, сидя на велосипеде, да ещё в пальто, и длинном чёрном шарфе, намотанном на шею.
Так же тихо и не спеша, к нему сзади подкралась, сонно шелестя ещё пока не шипованной резиной, легковая машина. Скорее почувствовал её нежели заметил. Что-то говорило ему, что это полиция. Ведь ни одна собака не выедет из дома в такую погоду. Только он и они, люди в погонах.
Обернулся назад и убедился в том, что был прав. Полицейская машина ехала за ним, осторожно и как бы стараясь не спугнуть. Ведь такое не каждый день увидишь. Знал, что у них есть видеорегистратор, понимал, что снимают на видео, чтоб потом показать у себя в отделении. И действительно зрелище было душераздирающее.
Наконец, поравнялись с ним, и открыв правое окно, один из полицейских, прямо на ходу, спросил:
- Надеюсь у вас всё нормально?
- Да. Нормально, – обречённо ответил Сергей.
- И документы есть?
- А как же? Буду я ещё под снегом и без документов ездить!
- И все же, тем ни менее, мы бы хотели их посмотреть.
- В таком случае я, с вашего разрешения, припаркуюсь?
- Пожалуйста. Пожалуйста, – разрешили полицейские, – Сколько угодно.
Остановившись, положил велосипед на бок и, достав свой паспорт, передал его полицейским в машину. Те, в свою очередь, просмотрев его, не спеша отдавать обратно, спросили:
- Далеко ли вы едите?
- А вот туда, как раз и еду, где в паспорте написано.
- А. Понятно. А откуда?
- Со съёмной квартиры. Тут. Недалеко на Средне Первомайской, я снимал. Вот у меня и договор о съёме есть на руках. Сейчас всё надо возить с собой. Только свидетельства о рождении нет. Оно было утеряно.
Своим ответом Сергей ввёл в ступор видавших виды патрульных полицейских. Ведь разве есть какой-то смысл снимать квартиру, в нескольких остановках от своей. Да и потом ещё возвращаться по первому снегу на велосипеде. Это попахивало как минимум шизофренией, если ничем-то более опасным.
- Зачем же вы снимали квартиру, рядом со своей? – спросил полицейский, даже и, не надеясь получить здравый ответ на свой вопрос.
- У меня мама жила в моей, с сиделкой. Сейчас она умерла. Сиделка съехала. И вот я возвращаюсь домой.
Всё что угодно, только не такой, полностью здравый и адекватный ответ, готовы были услышать эти не верящие даже собственной тени, молодые, всё и вся подозревающие ребята, в форме полицейских. На их лицах застыло выражение, говорящее, что вся теория Дарвина разрушилась на их глазах. Этот запоздалый велосипедист уничтожил их представление о мире, добре и зле. И теперь всё нужно было начинать с нуля.
- Возьмите документы, – сказал полицейский, протягивая Сергею его паспорт, при этом закрывая своё окно в машине, и постепенно ускоряясь вместе со своим транспортным средством в поисках более стандартных, подходящих под общие рамки, нарушителей явных, а не так удачно маскирующихся, как этот велосипедист в пальто.

Зима всё же наступила в этом городе. Да, конечно этот снег мог растаять на следующий день. Но за ним пришёл второй, третий, и, наконец, последний, тот, что лёг уже до самой весны, покрыв собой то, воспоминание, которое оставила эта бесконечно долгая и холодная осень.
Зима победила. Она знала, с кем воевала, и от этого была несказанно рада, и счастлива, своей победой. Ведь теперь вся память спрятана в ней самой, и только она является хранителем приобретенных Сергеем, воспоминаний.