Глава XLI. Инсульт

Рабочий, солнечный, весенний день только начался, когда зазвонил телефон…
Ответил. В трубке долго молчали, и кто-то хрипел. Он знал, что звонила мама. Определился домашний номер телефона. Это явно в её стиле, позвонить и плакать в трубку, или наоборот кричать. Но, сейчас было что-то не то. Мама звонила не просто так.
Еще пару дней назад звонила и молчала, потом пыталась что-то сказать, но звонок прерывался. Понимал; ей одиноко одной, наедине со своими мыслями. Всех настроила против себя. Было невозможно находиться рядом. Тот, кто с ней общался, моментально становился виноватым во всём, что только приходило ей в голову.
Такое отношение к окружающим постепенно заставило многих отдалиться от неё. Даже родная сестра из Испании не могла и не хотела звонить. Они ссорились в конце каждого разговора, и потом долго обижались друг на друга. И сейчас ситуация дошла до крайности. Со старшим сыном тоже испортила отношения, так же перестал звонить. Пыталась ему дозвониться, но не брал трубку.
Сергей, живя отдельно, в съёмной квартире, так же не хотел ничего знать о ней. Понимал - больна, и довольно тяжело. Но как мог сломить её буйный нрав? Пойти к врачу, или вызвать на дом? Это равносильно самоубийству. Ведь даже повесить верхнюю одежду не на ту вешалку, на которую хотел, не имел права. И если делал это, потом долго не мог ничего найти. Иногда вещи пропадали бесследно. Их никто не выбрасывал, просто мама считала; место для каждого предмета в доме может определять только она. Но память уже давно подводила, и не могла помнить, где что лежит. Так многое ложилось на дно многогодовых вещевых отложений, никогда уже больше не видя дневной свет.
Одному ему было не справиться с мамой. Единственное, что удавалось; выдерживая перемирие, скрываться у себя в комнате по выходным, если некуда было идти.
- Мама, это ты, я знаю. Прекращай дурачиться. Что случилось?
В трубке послышались хрипы. Сергей не мог ничего разобрать. Связь прервалась. Но, уже не мог найти себе места. Проигрывая в голове ситуации, при которых возможно таковое поведение пожилого человека.
В это время у него на работе было затишье. И мог сосредоточиться. Сел за свой стол и поснимал трубки у двух телефонов, которые стояли в комнате, чтобы сосредоточится.
Может это инсульт, подумал он, покрывшись холодным потом. Злость и обиду на пожилого человека, не дававшего покоя своим близким уже который год сняло как рукой. Ему вдруг стало страшно. Потянулся за телефоном, чтоб попытаться позвонить домой, и взяв его в руку не смог, так как тот позвонил первым.
В нём опять стали слышны не членораздельные звуки.
- Мама, что с тобой случилось? Ты не можешь говорить?
В трубке продолжилось шипение и рычание.
- Хорошо, я всё понял. Еду домой. Выезжаю прямо сейчас. Не знаю, что с тобой. Если инсульт, то скорую буду вызывать уже из дома.

Приехал домой.
Открыв, дверь позвал:
- Мама, ты где?
В квартире было тихо.
Прошёл в мамину комнату, не снимая обуви.
Мама лежала не полу, не двигаясь. Спросил:
- Ты жива?
Что-то прохрипела в ответ.
Инсульт, понял он. Надо срочно вызывать скорую.
Попробовал поднять. Но, не могла ему ничем помочь. Тело напоминало мешок с картошкой, было полностью обездвиженным и обмякшим.
То, чего больше всего боялась в течение всей жизни, произошло. Мария не могла ходить. Она сейчас не понимала этого, в голове хаотично метались различные мысли, посвящённые только одному, как быстрее выйти из данного положения. И сейчас, находясь в полубессознательном состоянии, думала об одном, как встать на ноги. Казалось, весь её организм борется с болезнью, которая не имеет сил полностью разлиться по нему, с целью полнейшей и окончательной экспансии. Не понимала, ни что именно с ней произошло, ни как это лечить. Но знала, победа будет за ней. Всю жизнь своей энергией выжигая всё, что было ей не угодно, не умела иначе.
С большим трудом поднял и затащил на кресло. Это заняло не меньше пяти минут. Время от времени садился передохнуть и вытереть пот со лба. Накрыл одеялом, так как долго лежала на полу, и скорее всего, замерзла, несмотря на то, что на дворе было начало лета. Но, знал, что все значимые в его жизни события происходят осенью.
Теперь самому требовалось перевести дыхание, прежде чем куда-либо звонить.
Наконец, набрал номер скорой помощи.
- Алло. Вас слушают. Скорая медицинская помощь. Говорите. Что у вас случилось.
- У меня мама… По-моему, инсульт.
- Когда это случилось?
- Думаю часа два назад, может три. Я только вошёл в квартиру.
- Почему вы думаете, что это именно инсульт?
- Потому, что лежала на полу, и не может шевелиться. Так же полностью нарушена функция речи.
- Хорошо. Понятно. Симптомы похожи. Говорите адрес.
Продиктовал.
- Возраст.
- Восемьдесят три года.
- Хорошо. Ждите. Домофон есть?
- Да. Но я не знаю его номер. Набирайте номер квартиры, и нажмите кнопку «звонок».
- Хорошо. Вызов принят. Ждите.
Стало не по себе от того, что именно он являлся причиной всего случившегося. Сколько было упрямства в этом человеке? Казалось; вся её жизненная энергия, как и прежде сосредоточилась в один пучок неимоверной силы, с целью добиться поставленных результатов. Зачем, для чего, и кому нужны были все эти пустые, упрямые цели, вызванные болезненностью мироощущения, хроническим депрессивным состоянием, достигнутыми, в результате борьбы с окружающим миром?
Неужели нельзя было обойтись без всего этого?
Когда человек всю жизнь воюет с внешним миром, он не закаляется, а, скорее деградирует, и саморазрушается.
Понимал, что и он, как продолжение своей мамы будет в старости абсолютно таким же человеком. Все её страхи, тревоги, надуманные мироощущения, приведут к тому же результату.
Что же делать? Как бороться с этим? Ведь ещё есть время, силы и энергия, не всё потеряно. Видимо причина таится в гордыне? А, это совсем не упрямство, а страшный грех.
Как ему победить её в себе? То, что она унаследована им от мамы, теперь не было малейшего сомнения. Но знание, это уже часть победы. Ведь тот, кто вооружен, защищён.
Отчётливо стало понятно почему так ссорились его родители. Пытаясь руководить мужем, постоянно встречала сопротивление с его стороны, как человека сильного и ещё более упрямого. В итоге, он умер первым. Теперь остались они, её дети, которых любит больше всего на свете, но, ничего не может поделать с собой, воспитанной временем, жизненными обстоятельствами, пережитыми лишениями, таким образом, что просто и не выжила, если бы не приняла в себя гипертрофированное чувство своей непреклонности. И вот, как последствия – инсульт. Кто сильнее, она, или болезнь, посланная для смирения, но не принятая, как должное?
В дверь позвонили. Открыл. На пороге стояли медицинские работники.
- Где больная? – спросила та, что постарше.
У неё были острые, тёмно-карие, узко посаженные глаза. Весь её вид говорил; имеет огромный опыт работы в скорой помощи, несмотря на свои, хрупкие женские плечи. Действовала быстро и решительно. На вид ей было около пятидесяти лет.
- Проходите в маленькую комнату. Она там, в кресле.
Вторая была не такая уверенная в себе, скорее сомневалась во всём, и ступала от этого, как бы боясь нарушить тот болезненный покой, который хранила в себе квартира. Она явно была младше напарницы.
- Так. Понятно. Давно это случилось? – спросила женщина с тёмными глазами.
- Не знаю точно.
- Мне нужно как можно точнее. Поймите, от этого зависит весь курс наших дальнейших действий.
- Я думаю, что часа три с половиной назад, может и четыре уже.
- Понятно. Что ж вы раньше-то не смогли её обнаружить?
- Да я вообще бы её не обнаружил, если не она мне сама позвонила.
- Так она ещё и смогла позвонить?
- Да, а что?
- Ничего. Просто в её состоянии это практически невозможно. Любит она вас сильно наверно.
- Почему?
- Потому, что не хочет бросать. Глупые вопросы не задавайте мне, пожалуйста.
Сергей ничего не ответил.
- Будем госпитализировать.
- Куда?
- Пока не известно нам ничего. Не кудыкайте тут. Подождите. Сейчас созвонюсь с диспетчерской.
Сергей затаился в ожидании. Он, за эти последние годы уже был знаком с многими московскими больницами. Всё так складывалось вокруг него, что он только и занимался визитами, сначала к тётушке своей первой жены, которая побывала в свои последние годы практически во всех клиниках города, потом, живя с мамой, начал ездить к ней, попадающей в больницы в среднем раз в полгода.
Хорошо разбирался в их назначении и расположении в Москве.
Женщина врач, разговаривая с диспетчерской, оторвала голову от телефона на миг, сказав:
- Тридцать шестая устроит? Отделение кардиологии.
- Да. Устроит, - вспомнил знакомое место Сергей.
Хорошо знал эту больницу. Там умер отец. В кардиологическом отделении.
Все повторяется, подумал Сергей. Но, что-то подсказало ему; это ещё не конец. Чувствовал, что только начало.

* * *

- Нет, я не хочу во всем этом участвовать, - наотрез отказывалась Марина, отвечая на просьбу помочь в деле подборки сиделки для его мамы, которая лежала в кардиологическом, после реанимации. Он не мог сосредоточиться, и искал поддержки у Марины, не понимая, что нужно было сделать в первую очередь.
               - Почему?
- Потому, что я уже всё это проходила. И больше не смогу. Я согласна помогать тебе советом, узнавать у знакомых, что делать. Всё что угодно, только не ездить в больницу убирать за ней и менять памперсы.
- Памперсы? Неужели ты думаешь, что я попрошу тебя об этом?
- Не знаю. Я не смогу это всё объяснить. Ты не поймёшь.
- Я всё пойму. Ты просто скажи мне, что не хочешь.
- Нет. Я же говорю, что ты не сможешь меня правильно понять. Я не могу это всё пережить ещё раз. У меня уже была похожая история с предыдущей свекровью. Ну, или практически свекровью. Я не была тогда замужем. Но это и не имеет сейчас никакого значения.
- Хорошо. Хорошо. Я всё понял. Не будем больше об этом.
- Вот и славно. Вот и хорошо. Пойми, я всё сделаю для тебя. Но, только не это.

                * * *

Всё, как положено, как у всех. Две недели в реанимации, потом общий режим.
- Только бы не инсульт. Только бы не инсульт, - звучали в голове у Сергея мамины слова.
Знал, как она боялась инсульта, не хотела быть кому-то в тягость. И вот это произошло.
Начальник терапевтического отделения, была женщина возраста близкого к пенсионному, но ничуть не собирающаяся сдаваться. Она всеми силами держалась за своих больных, точнее за место, где они находились, охраняя незыблемость своего положения.
Кто ещё будет их лечить, если не я? -  заявлял её внешний вид.
Казалось, родилась врачом, настолько ей шёл, медицинский, белый халат. Думалось, что если только его снимет, сразу потеряет место. Даже и невозможно было представить её в другой одежде.
Узнал от медицинского персонала, её звали Галина Карловна. И в этом действительно что-то такое было. Её отца вполне могли звать Карлом.
Сергей не мог к ней попасть, получая всю информацию от лечащего врача. Но сегодня ему нужно было договариваться о выписке. Поэтому он вышел именно на Галину Карловну.
Она казалась не высокого роста, но её вес говорил сам за себя, а взгляд, делал любого просителя виноватым во всех неудачах и недостатках терапевтического отделения. Войдя к ней в кабинет человек начинал сомневаться в своей просьбе, на него наваливалась беспросветная неуверенность, и сомнение в собственной правоте.
- Не видите, я занята! – слышал обычно каждый, кто осмеливался в приёмные часы, постучавшись к ней в дверь приоткрыть её, просунув вовнутрь голову.
- Добрый день, - в щель приоткрытой двери, произнёс Сергей.
Он подготовился заранее, взяв с собой коробку конфет, банку кофе. Они были у него в пакете.
- Что у вас? – скользнув взглядом по пакету, снизошла зав. отделением.
- Я по поводу выписки.
- Фамилия?
Назвал.
- А, это в седьмой палате у нас, - произнесла, метнув взгляд на медицинскую сестру, сидящую, напротив.
- И что вы хотите? – мёртвым, безразличным голосом, спросила та.
- Хочу узнать, когда можно забирать домой?
- А хоть сейчас забирайте. Всё равно лучше ей не будет. Держать дольше нет смысла.
- Сейчас я не готов.
- Ну, тогда можно на завтра выписку готовить, - глядя мимо Сергея, в сторону медсестры, ответила Галина Карловна.
Сергей протянул ей пакет со словами.
- А это вам к чаю.
Галина Карловна, не удивившись, как должное приняла из его рук пакет, даже не глядя в него, поставила на пол, рядом с собой, слегка задвинув ногой под стол.
- Спасибо, - произнесла она, с таким тоном как будто устала от всего этого и не знает, как можно уже прекратить все эти подношения.
- Так, я могу завтра часам к десяти утра подъезжать?
- Нет. Лучше к двенадцати. Боюсь, что мы можем не успеть с выписным эпикризом.

Сергей решил попросить помочь своего бывшего главного инженера мастерской, Володю. Не хотел доплачивать за перевозку, и решил самостоятельно привезти маму домой на своей машине. которая была скорее двухместная, нежели четырех. Задние места сложно назвать полноценными, да и доступ к ним осуществлялся всего лишь через две двери, которые были сделаны для чтобы попадать в первую очередь на передние сиденья.
Владимир согласился.
Как назло, он был очень длинный и худой молодой человек.
Оставалось теперь только переложить обездвиженное тело мамы из инвалидного кресла на переднее правое место в машине. Володя же должен был расположиться на задних местах.
Теоретически это было возможно. Но на практике оказалось практически невоплотимым.

Приехав в больницу, столкнулись с рядом проблем, связанных с оформлением. В первую очередь транспортного средства. Так как оставленные заранее номера машины были утеряны. Потом начались проблемы с недооформленным выписным эпикризом. Который естественно не был готов, а скорее всего, где-то потерян в процессе долгого подписания у соответствующих должностных лиц, отвечающих за качество выполняемых работ.
Наконец, когда всё было готово, на обед закрылся гардероб, в котором хранилась мамина одежда, в которой её привезли на скорой помощи.
Всего через два часа, Сергей и Владимир стояли перед машиной. Мама же сидела в кресле-коляске.
- Ну, как будем её сажать Володь?
- Ты думаешь, я сам знаю?
- Тогда давай сначала посадим её на край кресла попой, а ноги перекинем постепенно, после этого.
- Хорошо, но надо для этого его наклонить максимально, чтоб она полулежала, - ответил Володя.
Так и сделали. Оказалось, не просто. Когда человек обездвижен, увеличивается в своём весе чуть ли не в два раза.
С огромным трудом удалось запихнуть маму в машину. Всё время сползала на пол, будто в ней не было костей. Наконец, её дверь можно было закрыть.
Теперь надо было запихивать в машину Володю, который явно не хотел там помещаться, пока Сергей не отодвинулся в кресле максимально вперед и не обнял телом руль, а Володя, ногами, в свою очередь, не обнял его кресло сзади.
Только так им удалось закрыть двери, и тронутся с места.
Подъехали к закрытым воротам КПП. Сергей остановился и, не вылезая из машины, опустив стекло маминого окна, передал документы на выписку охраннику. Тот, в свою очередь, не смутившись, увиденному в салоне машины, проверив их и, вернув обратно, открыл шлагбаум.
Плавно нажал на газ. Машина тронулась и, пропустив бесконечную вереницу других автомобилей, будто бы ждавших за углом именно их, плавно повернув налево, вписавшись в поток из остальных транспортных средств.
Сергей заметил, как в зеркале заднего вида отражалось уже не пытающееся сдерживать улыбку, лицо охранника.

                * * *

Понимал ситуацию. И не надо было обладать каким-то особым чутьем, или умом, чтоб увидеть начало самого настоящего конца их отношений. Последние месяцы Марина стала меньше показываться у Сергея на съемной квартире, пока и вовсе не прекратила там появляться.
Назревал явный, сам собой вытекающий из ситуации – финиш их отношений.
Неужели возникала опять та же самая ситуация, когда женщине не хватало внимания и заботы, которые по ряду причин не мог предложить? Но, когда произойдет долгожданное чудо, и встретит, наконец человека, с которым будет легко и просто? Неужели исчерпал весь, отведенный для него запас тех женщин, с которыми Господь давал возможность попытаться организовать что-то похожее на семью? И возможно из этого нечто и получилась бы она, та самая семья, но каждый раз не хватало самой малости, каких-то миллиметров. И все из-за него, его упрямства и бунтарского характера. И сейчас, когда ему было уже под пятьдесят, опять продолжал свой бунт, вместо того что бы просто смириться, приняв, что ему даёт Господь, с миром, любовью, и согласием.
Но, как же можно взять то, что бьётся в его руках, в желании освободиться?
Неужели он до сих пор ещё не смирился, оставшись таким же, как и был в молодости? Но, как же такое вообще возможно, что он всё ещё такой же глупый и строптивый, как в юности? Может всё наоборот; слишком опытен, не, как тогда, когда доверялся всем? Именно в этом зарыта причина, что не дает возможности остановиться и, смирившись, сомкнуть в стальном объятии жертву?
Возможно, тот опыт взаимоотношений, свалившийся на голову после развода, так негативно влиял на него, что отказывался принимать всё за чистую монету, видя женщин насквозь. Что-то мешало закрыть глаза на это видение, пронизывающее противоположный пол сразу, подобно лучу рентгена, насквозь, до самых сердцевин их костей.
Но что же это «что-то» могло быть? Надежда ещё не покидала его. Она просилась наружу, как детёныш кенгуру, спрятавшийся в кармане-сумке мамы только до поры до времени. И это время всё равно наступает, какой бы большой не вырастал кенгурёнок, ему, рано или поздно приходится покидать мамино укрытие.
Наконец, понял; пора уже становиться умным, не повторять больше тех смешных и однообразных ошибок, что наделал в прошлом. Тем более не поддаваться всеобщему помешательству в поиске своего человека только лишь по внешним данным. Понимал и раньше, и много лет назад, что не фигура, образ жизни, и умение одеваться, должно быть главным при выборе своего спутника. Но, всегда, что-то мешало ему отсечь лишнее, сосредоточившись на главном.
Когда-то думал; главное, чтоб люди смотрелись вместе, а остальное всё само собой вытекает из этого требования. Потом, стал делать акцент на уме, ещё позже пришла ясность; не то и не другое. Стал искать душу. Но это оказалось не просто, всё время кто-то влезал без очереди и затмевал собой его разум. И всё, что удавалось накопить в своём собственном развитии, летело в тартарары.
Происходил, какой-то сбой программы, или же вёлся на очередного идущего в его сети зверя. И как истинный охотник не мог уже остановиться, взведя курок для выстрела.
Видимо именно этот человек, Марина, стала последней каплей в том его длинном списке разочарований и потерь. Недаром её имя было созвучно имени его бывшей жены. Это был повтор одних и тех же ошибок.
 Ничего не хотелось, потерял всякий интерес к совместной жизни. Возможно, понял; следует прекращать всю эту охоту, выходить из лесу на чистое пространство, где видно далеко вперёд и что главное, невооруженным взглядом.
Он хотел остаться один. Не по причине внутреннего протеста, а скорее от того, что уже ничего не хотел, не научившись справляться с предложением, предоставляемым судьбой. Не понимал, как долго может продлиться такое состояние. Казалось; оно пришло окончательно и бесповоротно.
Но, в любом случае такое положение вещей полностью устраивало. Он, как бы затаился сам в себе, сосредоточившись на пройденном, осмысливая его, и возможно, готовясь к будущему. Какое бы оно ни было.