Глава XL III. Сантурсе

В командировку, от места работы в Бильбао, попал совершенно случайно, не понимая степень незаменимости своего присутствия в составе всех её участников. Как теперь понимал; директору института тогда нужна была команда, или просто свита, называйте, как хотите, но по-другому и не скажешь. Сейчас с трудом вспоминал её цель. Возможно, директор нуждался в определённом составе представителей института на архитектурной выставке, проходившей тогда в Барселоне, а, затем в Бильбао. События, не приносящие никакой пользы, кроме, как перемещения по Испании, и проедания командировочных, проносились настолько стремительно и непредсказуемо, что кружилась голова.
Написал дочке о том, что будет в Барселоне и полетит в Бильбао. Обрадовалась этой новости Ей было одинаково далеко ехать до каждого из этих городов. Ответила:
- Папа, наверно в Билбао, в страну Басков к тебе приеду.
- Хорошо, но я не знаю, как всё будет, и найдётся ли у меня свободное время. Будь на связи, - ответил ей.
Александр Григорьевич, их директор, был человек не простой. Для него не существовало никаких проблем. Мог решить любой организационный вопрос с ходу, не заморачиваясь, и, не взвешивая все за, и против, выбирая самый краткий из возможных путей решения. Руководствуясь одним лишь только принципом; зачем нервничать, или напрягаться, если можно решить всё сходу, не экономя денег. Если стоял вопрос о маршруте - прокладывался самый кратчайший, несмотря на его стоимость. Если решался вопрос проживания - выбирался самый удобный, и комфортабельный отель, из тех, что были ближе к месту рещения поставленных путешествием целей.
Даже билеты на самолёт хотел взять на частный рейс, попытавшись зафрахтовать десятиместный реактивный суперджет. И в этом деле его остановил лишь страх перед многочисленными проверками со стороны налоговой службы. В то время, в стране всё ужесточалось.
Таким образом, недолго думая, совершенно не чувствуя каких-либо угрызений совести за неправильно принятые решения, всегда был прав хотя бы в том, что разрубал проблемы сходу, не дав им обрасти "мясом", или пустить корни. За это его любили, но и боялись, как строгого, но справедливого хозяина. Так, как он и наказывал тоже резко, особо-то и не задумываясь, и решений своих никогда не менял. Даже если и были жестокими. Потом, спустя какое-то время мог компенсировать грубость щедрыми подарками, или устроить только что уволенного им человека, на новую, но уже совершенно иную работу, не в сфере его влияния, а в каком-нибудь другом месте, но при этом совершенно не пыльную, и денежную. Тем самым показывая, что был ранее, несколько не прав, но переиграть своё решение уже не может. И, что ему проще загладить всё таким образом. В институте это называлось, отправить на пенсию.
Многие знали, и понимали - это, по большому счёту, просто игры, а серьёзного тут собственно и быть ничего не может. И, что могло быть серьезного в таком подходе к жизни, когда всё менялось, буквально каждый день? Должности раздавались по понятиям. И ещё вчера совершенно бестолковый человек, сегодня, вдруг становился начальником какого-то совершенно, впрочем, как и он сам, не нужного, искусственно созданного только для него, управления.
Все были при деле, институт жил. Александр Григорьевич был великий человек. Ему хватало ума, и опыта, чтоб понимать: нельзя ставить на ответственные должности, которые отвечают именно за прибыль, хоть и нужных ему, но, при этом совершенно бестолковых в деле, людей.
Он вырос по службе, в чиновничьей среде. Поэтому понимал; нельзя разрушать саму структуру. Её можно уплотнить, разбавить посредственностью, но только не ломать.

Перелёт из Барселоны в Бильбао занял всего час. Но, вся компания оказалась в другой стране. Сразу это и не бросалось в глаза.
Как и следовало ожидать, остановились в далеко не простой, пятизвёздочной гостинице в центре города, внутри которой имелся Мишленовский ресторан. В нём и была назначена их встреча практически сразу после прилёта. Простой обед по факту приезда в город. Далее, до самого полудня следующего дня, у них имелось личное время, которым каждый мог воспользоваться так, как придёт ему в голову. Но на обеде сегодня должны были присутствовать все, так как был торжественным и изощрённо вкусным.
Сергей рвался к океану. Ещё в Москве решил – должен побывать в Сантурсе. И, сейчас, когда видел, как близко от своей цели, нервничал от понимания, что нужно ещё подождать.

Компания расселась за большим столом, вместившим в себя шесть человек. Во главе с самим их горячо любимым Александром Григорьевичем. По правую руку от него присела, начальник юридического управления - женщина, уверенная в своей правоте, во всех случаях жизни, как-бы не права она ни была. Рядом с ней примостился свежеиспечённый, очень разговорчивый, но не более того, главный архитектор института,
По левую руку Ася, его бывший секретарь. Девушка представительная и сексуальная, только начавшая правильно расставлять приоритеты в своей жизни, до этого, по её словам, делала это неумело, и оказывалась не справедлива к окружающим. Теперь же ею была нащупана, правильная дорога, позволяющая оставаться человеком, прежде всего, несмотря на все горячо принимаемые ей от жизни искушения.
Надо было что-то заказывать. Все уткнулись в меню. Обстановка отдавала напряженностью. Требовалось принимать решение, но все застряли в своём выборе. Не столько разнообразие представленных блюд сбивало людей с толку, сколько их изысканные, не понятные названия, несмотря на то, что все они дублировались и на Английском языке.
Наконец Александр Григорьевич прервал тишину:
- Думаю, что если мы на море, и тем более зимой, надо брать что-то как минимум тёплое. Поэтому, я предлагаю суп из лобстера на первое, с белым вином. Второе, каждый, думаю, выберет самостоятельно, но призываю при этом всех сделать акцент, в первую очередь на близость океана. Думаю, всё, что в меню когда-то имело плавники и не более, как утренней свежести.
- И даже ромштекс? - пошутила Ася.
- И даже он. Из местной русалки.
И с этими словами сделал жест рукой, в попытке подозвать официанта, который, в свою очередь, подошёл не сразу, выдержав многозначительную паузу, показав извиняющейся жестом руки, что просит подождать пару минут, подчёркивая свою значимость и неповторимость.
Но, всё же приняв отчаянное решение, двинулся в их сторону. Начались переговоры. В них использовались различные языки народов мира. Сергей насчитал, как минимум четыре. Разумеется, Английский, Испанский, естественно Баскский, и Русский, лёгкий мат, а также много, много улыбок, со стороны всех присутствующих при разговоре, сторон.
И вот дело было сделано. Найден консенсус. И официант с поднятым подбородком, медленно и значительно делая каждый свой шаг, удалился в сторону кухни.
Беседа приобрела новый оттенок. Он проявился в сторону особенностей национальных черт данной страны. Все подметили разность менталитетов Испанцев, и Басков.
Вдруг зазвонил телефон Александра Григорьевича.
- Алло, – многозначительно произнёс он, и после совсем незаметной паузы уставился на Сергея взглядом, изображающим больше удивление, чем недовольство. – И что? …  Я же ему сказал! …  Как не дал? – В сторону Сергея:
- Ты, почему не выдал показатели на разработку договора?
- Я выдал в общих чертах Александр Григорьевич. – промямлил тот.
- Выдал, говорит… Как не в том объёме!? Где договор, я спрашиваю!?...  Меня не интересует, в каком объёме, мне нужен договор…  Что бы к вечеру был. Телефон Саши знаешь? …  Вот, меня не еб…т, как вы будете его делать, но он должен быть сегодня, во что бы то, не стало! Понятно!? … Я сказал понятно!? … Не слышу!? … Что? Да что ты говоришь!? Всё, жду звонка с докладом. Связывайтесь друг с другом по телефону, вычисляйте, складывайте все показатели, проверяйте, меня не еб…т как!!! Пока Вова! – и в сторону Сергея:
- Ты чего расселся!? Я не понял, что ты тут ещё делаешь? Для тебя обед закончен!
- Но я всё ему выдал ещё в Москве. У меня и чертежей тут нет никаких.
- А что же ты не взял ничего с собой?
- Потому, что всё выдал, в договорной отдел, и меня там поняли...  – пытался защищаться Сергей.
- Меня не волнуют все эти твои: - "наверно выдал", и: - "возможно поняли". Ты начальник проектной мастерской и обязан отвечать за всё.
- Я и не отказываюсь. Но зачем тогда вы взяли меня с собой в эту командировку?
После этих слов Александр Григорьевич изменился в лице. Сказать, - «слегка покраснев», - было всё равно, что не сказать ничего.
- Встал и улетел решать проблему! Ещё учить меня будет, кого брать! И чтоб я тебя не видел больше до того момента, пока ты подойдёшь ко мне с докладом, что договор полностью готов! – прогремело в зале уютного ресторана пятизвёздочной гостиницы.
Дважды Сергею напоминать было не нужно. Уже удалялся из ресторана, чуть не сбив на ходу официанта, несущего на подносе к их столу рыбный суп, из свежих лобстеров, утром выловленных в холодном Бискайском заливе, которых, ему так и не удалось попробовать сегодня, успев вдохнуть лишь аромат свежего запаха, напоминающего, какой прекрасный мог бы быть обед. Особенно, после перелёта от южного моря, к северному океану

Весь вечер того дня прошёл в каких-то наинелепейших телефонных звонках, подсчётах, и переговорах. Наконец, в дверь его номера постучали.
- Это я Ася, как ты там? Войти можно?
Обречённо-обезумевши, ответил:
- Да. Входи.
- Ты не бойся его. Всегда такой, когда что-то не сделают из того, что наметил.
- Но мне никогда не сделать тот долбанный договор вместе с этими идиотами, из договорного отдела, да ещё на расстоянии, без чертежей, и показателей. О каких показателях можно говорить, если нет, буклета, фор эскиза, нет ничего!
- Ну, дай, очень примерно. Ты же можешь. А там Вовка всё сделает, он же бывший мент. Умеет. И не такое бывало.
- Так я примерно всё и дал. Но это же липа. А они его подписывать собираются сегодня.
- Не ссы. Они ещё сто раз подписывать будут.
Он так и поступил, выдав повторно, слегка отредактированные, примерные показатели.
На следующий день, позавтракав раньше всех, из опасения встретится с Александром Григорьевичем в столовой, быстро поднялся в номер, чтоб собраться с силами перед марш броском в неизведанное. Вчера, поздно вечером договор был сделан, и отправлен заказчику на рассмотрение договорным отделом. Но на доклад к Александру Григорьевичу идти у Сергея не было ни малейшего желания, а вдруг что-то всё-таки не так, договор не понравился, вызвал какие-то замечания, или нездоровую критику? Могло произойти всё, что угодно, не хотелось дважды переживать вчерашние впечатления от беседы.
Передохнув какое-то время, оделся и вышел в вестибюль, гостиницы для осуществления своего запланированного путешествия. Передвигался осторожно, глядя по сторонам, мелкими перебежками, время от времени переводя дыхания от страха, в котором находился от одного только воспоминания того душераздирающего момента, который посчастливилось пережить вчера.
Соблюдая все меры предосторожности передвижения по осаждённым объектам Сергей, практически сразу, лицом к лицу столкнулся в холле с Александром Григорьевичем, уже давно ожидающим гостей из Москвы, прилетевших в Бильбао для обеспечения основной части их программы.
Резко сменив направление, не дав директору опомнится от чуть было не произошедшего столкновения, в надежде на его сиюминутную занятость, Сергей выскочил на улицу через крутящуюся дверь входной группы, тем самым, сумевши помочь побыстрее, в свою очередь войти замешкавшимся «большим» гостям из Москвы, застрявшим вместе со своими чемоданами внутри радиусных конструкций, раскрученных им дверей.
Помог им ускорить встречу, буквально закинув в вестибюль гостиницы, заняв неотложным делом своего руководителя ещё, по крайней мере, на полдня.
Первый раз в жизни был в этих краях не самостоятельно, а за казённый счёт. Это, напрягало. В предыдущий раз, когда приезжал сюда с сыном, не пошёл до океана, в Сантурсе, тот городок, рядом с Бильбао, откуда вывезли его маму с братом и сёстрами в 1936 году. Теперь же дорос до понимания значимости этого места, но не был настолько свободен и независим, как раньше.
Видимо знания в этой жизни приходят ещё и с обязательствами. Так они лучше усваиваются, запоминаясь на всю жизнь.

 Шёл к морю. Много раз за свою жизнь бывал в Бильбао, и в детстве, с мамой, и гораздо позже, уже со своим сыном. Но, каждый раз мечтал побывать на берегу океана, там, где впадает в него река Нервьон, протекающая через город, нанизывающая на себя все, прежде маленькие поселения, теперь сросшиеся, в один большой город, но сохранившие названия в виде районов: Басаури, Бильбао, Баракальдо, Сестао, Португалетте, и Сантурсе. Именно он интересовал его больше всего.
Музей Гугенхайма, и башня Баскония, не притягивали теперь Сергея, как давно пройденные этапы. Там он бывал не один раз. Гораздо больший интерес вызывало, что-то простое, ни разу не виденное в этом городе, хотя и находившееся практически в нём. А именно близость океана, свободы, открытой воды, ветра, крика чаек, и, конечно же, гор, как обрамление всего этого пейзажа.
В сердце хранится много дорогих ему мест, и городов на карте мира. Они все хорошо знакомы, исхожены вдоль, и поперёк в детстве. Это Симферополь, Пласенсия де лас Армас, или Соралусе. С возрастом, к ним стали прибавляться другие города, которые находил для себя. Это Стокгольм, Таллин, Курессааре, Сан Себастьян, Санкт Петербург, Турку, Хельсинки. Когда попадал в город больше чем на пару дней, становилось интересно знакомится с улицами ногами, измеряя их длину, прямолинейность, или кривизну, архитектуру построек, тесно сформировавших их историческую атмосферу.
Человек вспоминает что-то всегда от крупного к мелкому, частями. Войдя в хранилище своей памяти, сперва ищет ряд, потом шкаф, затем полку, и уж только после всего этого номер той папки, где хранятся файлы с информацией, необходимой ему в данный момент.
Вспоминал своё детство. Поездки с мамой в Страну Басков, которые давно забылись. Но, сегодня, шёл по хранилищам не своей памяти, вспоминая мамино детство не только мысленно, но и подтверждая воспоминания воочию.
Шёл к Атлантическому океану, или просто к выходу в Бискайский залив, мимо городских кварталов. Вот старый квартал, где на крыше башни одного из жилых зданий, гордо возвышается фигура льва, высотою около четырёх метров. Это очень богатый район. В нём расположены самые дорогие квартиры в городе. Пройдя через реку по современному изогнутому дугой мосту, оказался в другом времени. Общественный транспорт здесь почему-то не ходил, а может, Сергею не хотелось его видеть в данном месте, и времени. Именно сегодня, сейчас, его, как никогда неудержимо влекло окунуться в прошлое этого города, страны, своей семьи, мамы, её детства, войны, которая прошла для каждого по-разному. Для кого-то это были потери физические, для кого нравственные, в любом случае именно в этот период, как сейчас отчетливо понимал, и происходило становление характеров его родителей. Пускай и по разные стороны мира, в странах, в которых они родились, но момент их объединения зародился именно в этом месте планеты, с республиканской оппозиции фашистскому режиму, который тогда только начинал шагать по миру. Ведь всего в каких-то нескольких километрах отсюда, за соседней горой, и распложена легендарная Герника, практически уничтоженная Немецкой авиацией в первые дни существование республики. Тогда и появился нынешний Баскский флаг так хорошо знакомый всем. С этого момента и началась история противостояния агрессии, наступающего по всей Европе фашизма.
Догадывался, что сейчас в мире происходит нечто подобное, оставляющее в прошлом то мировоззрение, в котором был воспитан, навязывающее новое, незнакомое ему и от этого тревожное в своей непознанности.
Сантурсе. Этот город Сергей помнил с детства. О нём говорила мама, когда был маленький. Часто фигурировал в её рассказах. Не понимал раньше насколько значимо это название в её судьбе. Ведь с него и начался путь в открытый океана жизни, из этого прибрежного городка, который теперь стал одним из районов большого города.
Из него отчалил в далеком 1936 году огромный, как она рассказывала ему, пароход с детьми на своём борту. Все они были из семей республиканцев, то есть тех, кто поддержал республику, и встал против Фашистского режима Франко. А ведь тогда никто и не знал, к чему приведёт это страну, весь мир, в целом. Никто не догадывался, что здесь, в тот момент зарождалось противостояние двух политических строев, заполонивших собой в последствие полмира - фашизма, и социализма.
Мария была на борту этого парохода вместе со своим младшим братом, Висенте, двумя сёстрами, старше, и младше её. Плыли в Россию, страну победившего социализма. Мамины родители были члены коммунистической партии Испании, и СССР для них казался раем.
Пароход уходил в океан, для кого-то навсегда, а для кого на долгие, долгие годы. Многие вернулись, но тогда мало кто знал, что предстоит им пережить и пройти в этой жизни гораздо большее, чем прошли их сверстники, оставшись на Родине, так и не получившие того представления о мире, которое приобрели «дети войны». Испания теряла их на долгие годы, не понимая этого, и веря только в светлое будущее, как для страны, так и для своих детей. Пароход уходил в океан, наверх по карте, на север. А всего в нескольких километрах от берега уже ждал немецкий военный крейсер, в задачи которого входило их сопровождение.
И вот теперь он мог приблизиться к этому месту. Постоять на набережной, и представить всю атмосферу тех давних событий. Для этого надо было всего лишь дойти. И недаром выбрал именно пеший путь к своей цели. Видимо это путь, словно паломничество к святым местам, следовало пройти пешком. Именно с помощью ног любые истины запоминаются гораздо глубже и на всю жизнь. Нет лучшего учителя на свете, чем собственные ноги. Для этих уроков не нужны учебники, и тетради, для них требуется всего лишь дорога, причём, чем длиннее, тем больше знаний можно приобрести.
Шёл вдоль набережной, постепенно становясь ближе, и ближе к Атлантическому океану. Проходя мимо забора с обвалившейся штукатуркой, и довольно яркими, и выразительными граффити, наткнулся на рыжего кота, сидящего поперек тротуара с грустным, задумчивым выражением на, тем не менее, нахальной морде. Когда поравнялся с ним, и тот оказался практически под ногами, ни одна мышца на его теле не дрогнула. Продолжил так же, в полной задумчивости сидеть и дальше, до самого прикосновения к нему руки Сергея, со словами:
- Ах ты, рыжая скотина, - погладил по голове. Коту понравилось, подставился целиком, тем самым, как бы говоря: - «Так мне нравится. Давай ещё. Так уж и быть, позволю тебе глупый человек, погладить меня чуть-чуть».
Противоположный берег реки, был усыпан какими-то гигантскими цепями, каждое из звеньев которых было не менее метра в длину. Они создавали собой огромные горы. Кран, поднимающий их зачем-то вверх и загружающий в огромный кузов грузовика, вдруг уронил сразу несколько звеньев, которые с неистовым громом, и звоном рухнули на асфальтовое покрытие грузового причала, мимо самосвала. Звук несколько задержался из-за расстояния, отделяющего Сергея от другого берега.
Этот резкий, непредсказуемый грохот всё же напугал котика, который, запрыгнул на самый верх стены, не имея видимо больше желания спускаться вниз, даже для такого важного уму сейчас дела, как лёгкое поглаживание по голове, случайного прохожего, возможно прилетевшего сюда именно только по этой причине.
Теперь Сергей разглядел; вся противоположная набережная была завалена огромным количеством цепей, назначение которых было совершенно неизвестно, но, эти ржавые горы придавали вид заброшенности и запущенности, которую, что есть мочи, пытается растащить бедный кран, и у него не совсем удачно получается. Мимо, медленно, как в тумане, проплыл белый катер, напоминающий собой кусок длинного, морского судна, аккуратно вырезанный из его середины, и от этого не имеющий ни начала, ни конца, а только огромные окна по бокам, расположенные в два яруса. Большими буквами, заходящими красным цветом прямо на окна, при этом закрашивая их, на борту было аккуратно выведено: «Бильбот».
Речной трамвайчик, подумалось ему. Вот на чём надо было плыть. Как же он не догадался, что по этой загрязнённой до предела реке, в которой, несмотря ни на что, стаями ходит осётр, плавают ещё и такие трамвайчики. Волны от него клином расходились в стороны, разбиваясь в мелкую рябь о бетонные набережные, и пришвартованные тут же другие, более вытянутые речные, и морские посудины.
По набережной неспешно проехала стайка байкеров на старых чоперах, собрав за собой небольшую группу таких же неспешных и флегматичных автомобилистов, на скромных, маленьких машинках, так же вяло перебирающих своими колёсами метры кристально чистого асфальта.
Впереди ждал очередной мост, перекинутый через реку на большой высоте, соединяя собой новостройки кварталов, отвоевавших квадратные метры прямо у скал, примостившихся своими домами, вцепившимися в склон, что есть мочи, в надежде так продержаться до самого своего последнего часа. Река постепенно расширялась. Ветер, дующий со стороны залива, приносил океанскую свежесть.
Где-то далеко, метрах в двухстах, на том берегу, на стене, подпирающей край аутописты, на откосе обрыва, с помощью граффити, было нанесено какое-то гигантское человеческое лицо. Издалека казалось; человек, которому принадлежит, сидит под дорогой, на корточках, выглядывая в трещину подпорной стенки, при этом, приподнимая головой над собой, покрытие дороги, идущее теперь как бы по лёгкому пригорку. Делая это лишь только для того, чтоб лучше разглядеть сквозь создавшуюся трещину всё, что происходит на том берегу, где в данный момент, ступал к своей цели Сергей.
Эти глаза наблюдали сейчас именно за ним. Ведь он выглядел инородным телом на пустой набережной. Не просто смотрели, но и говорили своим взглядом:
- «Не надо тебе ещё туда. Слишком рано. Ты не готов. Потерпи. Дойдёшь, но позже, и не один, как пытаешься, сегодня».
Кто мог изобразить их на этой подпорной стене? Да ещё так выразительно, что выглядели живыми, ищущими, и нашедшими именно его, ради которого их видимо когда-то и нарисовали, даже и, не догадываясь, как они потом заживут своей, отдельной, самостоятельной жизнью.
- Я не смогу в этот раз. Извини папа. Сдаю экзамены, - прочитал он у себя в телефоне, сообщение от Лизы. Первое время находясь в страшной депрессии от нахождения в новой для себя стране, теперь привыкала к ней. Вдвоём с Тьяго, ей было легче. Несмотря на разность менталитетов становились ближе и понятнее друг другу.
- Ничего страшного. Я думаю, что это говорит только о том, что я ещё приеду к тебе. Хотя, кто его знает, может сама раньше окажешься в Москве на каникулах? – ответил ей.
Время неумолимо приближалось к двенадцати дня. И если он уже был в пути около двух часов, то дорога в обратном направлении заняла бы не меньше. Это выглядело несколько тревожно, тем более, когда находился под особым присмотром руководства.
Недавно прочитал в интернете легенду про Баскского человека амфибию. Для него это была реальная история, с небольшим налётом мистики.
«Франсиско дела Вега Касар был реальным человеком, жившим в XVII веке. Ещё, будучи малышом, он поражал всех уникальной способностью плавать лучше взрослых. В шестнадцать лет он уехал в Страну Басков — учиться ремеслу плотника. Однажды Франсиско плыл по излучине реки, в результате сильное течение занесло его далеко в море. Франсиско надолго пропал, и его мать уже перестала надеяться, что когда-либо встретит сына. Минуло пять лет, и рыбаки в бухте Кадиса заметили, как к ним приближается какое-то крупное существо, пугающее своим видом. Оно появлялось в бухте не однажды — его манила чужая добыча. Похитителя рыбы решили выловить и соорудили приманку из мяса и хлеба. Поймать его удалось не сразу. Когда морское чудище, ревевшее по-звериному, вытащили на берег, все изумились: оно было похоже на рослого парня, только от человека отличалось тем, что имело почти прозрачную кожу и полосу чешуи, проходившую от горла до низа живота и по спине вдоль позвоночника. Длинные волосы были огненно-рыжими, а пальцы рук соединялись тонкой коричневой плёнкой… Человека-Рыбу, на несколько недель поместили в ближайший монастырь францисканцев. Там над ним совершали обряд изгнания бесов, долго пытались разговорить, но слышали одни только нечленораздельные звуки. Наконец пленник вдруг произнёс слово «Лиерганес», которое было знакомо местному инквизитору. В эту деревушку тотчас же послали человека. Так открылась поразительная история о пропавшем на пять лет молодом плотнике. Пленнику устроили встречу с матерью, она признала в нём своего сына. Но ихтиандр почему-то не был рад встрече с родственниками. Франсиско стал жить в своей деревне, но в полноценного человека не превратился. Он молчаливо слонялся по двору, иногда произносил отдельные слова, ничем не интересовался. Прошло около двух лет. И вот однажды он вдруг освободился из заточения и побежал к реке Миере, которую прекрасно знал с детства. Прыгнул и с рекордной скоростью уплыл восвояси. С тех пор его никто не видел… Долгое время в прошлом веке велись поиски церковных метрик, чтоб доказать существование этого парня. Лишь несколько лет назад легенда о Человеке-Рыбе превратилась в быль. Исследователи нашли официальную запись местного кюре о смерти Франсиско дела Веги. Но она была сделана через столетие, после того как он пропал без вести второй раз…»
Показалось, что все перечисленные в этой истории топонимы имеют место быть именно здесь, где поселения слиплись в береговой линии в один большой и протяжённый город. Складывалось впечатление, что вокруг на много миль, раскинулась сплошная промзона, в которой нет жизни, а одни только причалы, и разбросанные цепи. Именно они и есть те самые, которыми связывали Франциско в том, далеком от нас XVII веке, но теперь они лежали бесхозные на берегу. Связывать, и тем более удерживать кого-то было не зачем, так, как в море больше никого не тянуло, фривольная жизнь была и на берегу, наступали другие времена, вступал в свои права двадцать первый век. Век процветания общества потребления, созданного только лишь для получения удовольствия от жизни, и приобретения всех наивозможнейших благ.
А ведь Маме, как и Франсиско, удалось покинуть этот берег, больше, так и не сумев прижиться на нём, лишь изредка возвращаясь сюда в своих поездках. За те долгие годы отсутствия, она так же стала чужой, приобретя вторую Родину, которую не могла уже бросить. Понял это именно сейчас.
Сергей в этот раз так и не смог дойти до океана, видимо был не готов к этому. Судя по времени следовало возвращаться. Но что-то говорило в нём, что он здесь ещё будет, и уж точно дойдёт до самого края, границы, где воды реки Нервьон впадают в Атлантический океан.
А пока, видимо ему действительно рано.
Выйдя из-под моста, остановился перед довольно длинным участком прямой набережной, который исчезал где-то далеко в океанической дымке, так и не дав ему хотя бы издалека увидеть ту грань, к которой так стремился. Ощутив в себе силы от приобретения чувства уверенности в неизбежности получения знаний, позволяющих ему когда-нибудь, в следующий раз, вернуться на это место, уже другим, изменённым человеком.
А пока, повернув, шёл в обратном направлении, так и не прикоснувшись к океаническим волнам, набегающим на песчаный берег, с торчащими из него фрагментами скал, где-то там, совсем недалеко отсюда, у самого океана. Волнам, которые, нежно ласкали своими прикосновениями сушу, напоминая о присутствии чего-то непредсказуемо-бескрайне-бесконечного.
У него зазвонил телефон. Звонила Ася.
- Ну, ты где ходишь?
- А что опять случилось?
- Да ничего. Просто скучно мне. А что ты такой нервный?
- Да я уже слишком далеко отошёл от отеля, а тут к тому же и метро нет.
- А где ты шляешься?
- Да так, к океану решил прогуляться.
- А тут есть океан!? Надо же! Я и не знала.
- Ну, посмотри на карту для разнообразия! – посоветовал сонной Асе Сергей.
- Я думала, что мы летим, куда-то в горы. В иллюминаторе самолёта видны были только они, и больше ничего, когда мы, наконец, вылетели из облачности, окутавшей нас сразу после взлёта в Барселоне.
- Ладно, я уже повернул обратно, - принял решение он, не обращая внимание на полное незнание географии.