Испытания судьбы

Галина Евгеньевна  Овчинникова  рассказывает о семье своей матери Анны Кирилловны. Многие члены этой семьи пострадали во время репрессий 1930-1940-х годов. В очерке использованы записи воспоминаний самой Анны Кирилловны.

Часть 1. Раскулаченные и расстрелянные

1. Родители

Семья Казначеевых проживала в деревне Марковской Кадуйского района Вологодской области. Казначеев Кирилл Алексеевич (1857-1941) и Александра Михеевна (1866-1939) поженились в 1884 году. В 1885 г. родилась первая дочь Анна, а потом дети рождались через 2-2,5 года. Всего в семье было 9 детей: 1. Анна, 2. Елизавета, 3. Иван, 4. Павел, 5.Александра. 6. Александр, 7.Дмитрий, 8. Зоя, 9. Анна. Девятой была моя мама, она родилась в 1906 г. Я удивлялась, что в одной семье было две Анны. Мама объясняла: «Имена давали в церкви по святцам, где на каждый день календаря указаны именинники. Мой день рождения пришелся на имя Анна. Родителей не смущало совпадение имен: во-первых, старшей анне шел уже 22-й год, и она была замужем, во-вторых, чтобы избежать путаницы, старшую Анну называли Анютой, а меня – Нюшей». Я думаю, что совпадение имен Александры и Александра объяснялось так же.
Фамилия Казначеев появилась потому, что один из прадедов (никто из родственников не смог назвать мне точно) был казначеем в Федото-Раменской церкви, расположенной в одном километре от деревни Марковской.
Родители были коренные крестьяне, труженики. Имели большой дом с пристройками, пасеку, кузницу. Земля была «купленная», около 0,5 га. И скота имели немало: лошадь, 3 коровы, несколько телят и овец. Все дети с малых лет участвовали в сельскохозяйственных и домашних работах. В семье неуклонно выполнялось правило – старшие дети помогали воспитывать младших. Моя мама  говорила, что ее нянькой был брат Саша, который был старше ее на 7 лет.
Атмосфера в семье была доброжелательной. Дедушка Кирилл, крепкий хозяин и первоклассный кузнец, в общении с людьми был очень добрым, деликатным человеком. Дети подсмеивались, что он даже с лошадью говорит вежливо. Посмеяться, пошутить в семье вообще любили. Некоторые эпизоды, истории стали чем-то вроде семейных анекдотов.
Так, бабушка Александра уже в преклонном возрасте рассказывала: «Когда сыну Павлику было 10 лет, он решил жениться. Привел самоходкой соседскую девочку Грушу, оставил ее на мосту (так называли наши длинные сени) и пошел доложить мне о своем намерении. На мой вопрос, где невеста, он ответил, что она на мосту, за кадушкой (общий хохот слушателей). Я посоветовала ему подождать – подрасти…»
Родители заботились о том, чтобы дети овладели каким-то ремеслом, профессией. Поскольку их дети «становились на ноги» на рубеже веков, когда в России происходили крупные перемены в экономике, культуре, общественной жизни, то и судьбы детей с разницей в возрасте 15-20 лет сложились по-разному.
Три старшие дочери (Анна, Елизавета, Александра) в соответствии с традиционным крестьянским укладом были научены домоводству и рукоделию. Все они умели прясть, ткать, вязать, шить, вышивать. В портновском ремесле особенно преуспела Анна. Она училась один год у портнихи в Череповце, сама стала отличной портнихой и пользовалась широким признанием во всей округе.
Старшего сына Ивана отец научил кузнечному делу, так что Иван тоже стал хорошим кузнецом. В их кузницу приезжали крестьяне из всех соседних деревень.
Учились все дети хорошо. Но старшие окончили только начальную Федото-Раменскую школу, а младшие после окончания этой школы переходили учиться в семилетнюю школу в деревню Вахонькино, в 10 км от  Марковской. Семилетнее образование давало возможность поступить в средние учебные заведения. Павел окончил Череповецкое Александровское техническое училище (ныне лесомеханический техникум). Зоя окончила Череповецкое педучилище. Александр и Нюша выучились на агрономов, Дмитрий – на бухгалтера.
Один за другим дети покидали родительский дом. К концу 1920-х годов в Марковской остался один Иван. Родителям, конечно, было непросто учить детей в городе. Они, в основном, могли помогать им только продуктами со своего хозяйства. Но немало денег требовалось на квартирные расходы, одежду, обувь. Тут выручала привычка детей помогать друг другу. Больше всех помогал Павел, который в 1920-х годах уже работал в Москве инженером. Потом младшим сестрам, учившимся в Череповце, стал помогать и брат Александр.
Первой трагедией для семьи Казначеевых стала смерть старшей дочери Анюты. Она умерла в 1922 г. от туберкулеза, ей было 37 лет. В 1930-м году на семью обрушились другие беды. Родителей признали кулаками и отобрали у них дом, двор, кузницу. Все это перешло в собственность колхоза, а родители вынуждены были жить в бане. Не выслали их из деревни, очевидно потому, что они были уже старыми (дедушке – 73 года).
Иван жил с женой и шестью детьми в своем доме и продолжал работать в кузнице, но она была уже не его собственностью, а колхозной.
Через несколько лет родители стали жить отдельно: Кирилл Алексеевич остался жить в Марковской, у сына Ивана, а Александра Михеевна переехала в Череповец к младшей дочери Анне.
Новые владельцы родительского дома, очевидно, не были радивыми хозяевами, потому что дом и двор через некоторое время сгорели, осталось пожарище. Кузница уцелела, потому что находилась в отдалении от дома.
В том же 1930 году была раскулачена семья дочери Александры Кирилловны, которая жила с мужем и четырьмя детьми в деревне Чурово. Их выслали (в 24 часа) на дальний Восток (рассказ об этой семье см. далее).
В сентябре 1937 года был арестован муж младшей дочери Анны Евгений Яковлевич Овчинников. Анна осталась с двумя дочерьми и свекром 72-х лет. Александру Михеевну перевезли из Череповца в Устюжну к сыну Александру.
В октябре того же года был арестован сын Иван. Дети остались без отца. Каково было родителям переживать такие несчастья своих детей и внуков?! А им еще пришлось жить врозь на старости лет. Оба не дожили до войны. Александра Михеевна умерла и похоронена в Устюжне в 1939 году. Кирилл Алексеевич умер в Марковской в феврале 1941 года.
В начале войны пострадал от репрессий еще один сын – Павел Кириллович. Его семья была выслана из Москвы в Сибирь, в город Ишим, потому что жена Павла была немкой.
О пострадавших от репрессий детях семьи Казначеевых я хочу рассказать подробнее.

2. Иван Кириллович  Казначеев (1889-1937)

Старшего сына Ивана отец смолоду научил кузнечному делу, и работали отец и сын в своей кузнице справно. Иван прошел службу в армии. В годы первой мировой войны он стал унтер-офицером (судя по его обмундированию на фотокарточке). Вернувшись  домой, Иван женился, но жена рано умерла, оставив ему двух дочерей, Марию и Римму. Второй раз Иван женился на Анне Петровне, доброй, трудолюбивой женщине. Родились четверо детей: Александр, Юрий, Валентина, Галина. Став женатым человеком, Иван построил дом, двор. Он всегда любил и умел много работать.
В 1930-м году Иван вступил в колхоз и стал работать кузнецом колхоза им. Бубнова Федотораменского сельсовета. Материально жить стало труднее. При вступлении в колхоз весь скот, кроме одной коровы и овец, пришлось  отдать в общее хозяйство и платить налоги молоком, шерстью, мясом, картофелем, яйцами. Когда в 1930-м году раскулачили отца, то Ивана как сына кулака лишили избирательных прав. Иван продолжал работать добросовестно, как привык.
Но вот наступил 1937-й год – год массового террора. 13 сентября в Череповце был арестован муж сестры Анны Кирилловны – Овчинников Евгений Яковлевич. При обыске «обыскиватели» наткнулись в семейном альбоме на фото трех братьев Казначеевых, сделанное  в начале 20-х годов, когда братья Павел и Дмитрий приехали навестить родителей и сфотографировались с Иваном. Именно Иван и заинтересовал работников НКВД: «Это кто?» Мама ответила: «Мои братья». «А этот, с шашкой?». «Брат Иван». Маме пришлось сказать, где Иван живет, чем занимается. Эту фотографию забрали вместе с документами отца.
Через месяц, 11 октября, «воронок» приехал в Марковскую. Ивана арестовали, увезли. Он был осужден «за антисоветскую деятельность». 5 ноября 1937 г. Иван Кириллович был расстрелян. Моя бедная мама всю жизнь страдала от мысли, не послужила ли та  злосчастная фотография поводом для ареста любимого брата. Может быть, так оно и было. В то жестокое время каждый «подходящий», с точки зрения работников НКВД, факт биографии мог служить поводом для ареста.  В нашем случае такими фактами могли быть служба в царской армии (а в какой еще он мог служить?!) и то, что он был сыном «кулака».
Без кормильца осталась семья: четверо детей от 2-х до 10 лет (две старшие сестры уже уехали из деревни) и 80-летний дедушка Кирилл. Анна Петровна работала неустанно, но семья жила впроголодь. Дети говорили позже, что они выжили только благодаря корове.
Еще сестры рассказывали, что самое светлое  воспоминание детства – дедушка Кирилл. Работать он уже не мог, но все свое время посвящал детям: играл с ними, рассказывал смешные истории, а иногда брал в руки медный поднос и отбивал на нем какую-нибудь ритмичную мелодию, так что девочки пускались в пляс. Даже соседские дети приходили участвовать в этих плясках. Мальчики рано уехали из дома, чтобы иметь возможность зарабатывать на жизнь (в колхозе этой возможности не было). Валентина с 13 лет работала почтальоном: разносила письма и газеты по всем деревням сельсовета. Галина, младшая сестра, несмотря на материальные трудности, окончила среднюю школу и пединститут в Череповце. Работала сначала учителем математики, а потом – воспитателем в детском саду.
Прах Ивана Кирилловича Казначеева – на Левашовском мемориальном кладбище под Санкт-Петербургом.

3. Александра Кирилловна Беляева (Казначеева) (1894-1984)

Александра была отличной домашней хозяйкой и рукодельницей. Замуж она вышла за Василия Васильевича Беляева из деревни Чурово Кадуйского района. Василий Васильевич был превосходным плотником, поэтому дом для своей семьи построил большой, добротный. Деревня Чурово находилась в двух километрах от деревни Вахонькино, где была средняя школа. Когда Нюша (моя мама) училась 2 года в этой школе в одном классе с племянником Сашей Кудряшовым (сыном Анюты), то квартировали они оба у Беляевых и чувствовали себя в этом гостеприимном доме прекрасно.
В 1930 году в семью Беляевых пришла беда. Василий Васильевич как «кулак» был лишен всякой собственности и выслан с семьей на поселение на Дальний Восток. В семье четверо детей: Валя, Нина, Виктор, Зоя. Вале -10 лет, Зое – 2 года. На сборы было дано 24 часа. Собрали самые необходимые вещи, еду на дорогу. В Кадуе их погрузили в товарный вагон. Дорога длинная, мучительная. Привезли их в Амурскую область, город Свободный… Беляевы не любили вспоминать о невзгодах первых лет жизни в чужом краю. До самой смерти они с благодарностью вспоминали, что помогал им в те годы Павел Кириллович, брат Александры, который жил в Москве, работал инженером.
Наконец, они получили возможность построить дом. Василий Васильевич не умел работать плохо – его дом опять был лучшим в округе. Моя мама горько шутила, что Беляевых опять можно было раскулачивать, но только высылать дальше Дальнего Востока – некуда.
Постепенно обзавелись хозяйством – жизнь наладилась. Все дети хорошо учились, окончили пединститут в Благовещенске и стали учителями. Родители же все годы тосковали по родным местам. В 1948 году они получили разрешение жить где угодно и смогли приехать в Череповец. Мама была очень рада гостям и хотела, чтобы они подольше жили у нас. Правда, места в доме было маловато, но дядю Васю это нисколько не смутило. Он внимательно осмотрел дом и сказал: «Надо перестроить вашу кухню, тогда получится еще одна комната». За летние месяцы он разобрал старую огромную русскую печь и сложил новую, компактную. Он сделал новый пол, построил новую  внутреннюю стену с дверью, и получилась, кроме кухни, небольшая, но уютная комната. Он назвал ее «кубрик», и название прижилось. Жили они в этом кубрике пять лет. Тетя Саша взяла под свое руководство поварское дело и справлялась с ним отлично. Каждую свободную минуту она что-то шила, перешивала, благо такой работы  у нас было предостаточно. Иногда тетя Саша меня забавляла. Летним утром я беру книгу, читаю. Тетя Саша удивляется: «Галя, ну что ты с утра в книгу уткнулась? Пошила бы, пока голова свежая». По воскресеньям она ходила в церковь. Приходила оттуда какая-то просветленная, умиротворенная.
Дядя Вася всех поражал своим трудолюбием и способностями. Попробую перечислить его специальности: плотник, столяр, печник, портной, сапожник, часовой мастер. Не уверена, что назвала все. Хорошо играл в шахматы. На свадьбе моей сестры Иры осенью 1952 г. он всех удивил хорошей игрой на балалайке. На той же свадьбе он устроил такие розыгрыши с переодеваниями, что все гости буквально падали от смеха. Вот какой был дядя Вася.
Тетя Саша и дядя Вася повидали родственников в Кадуйском районе, Устюжне, Ленинграде. В 1953 году они уехали обратно в Амурскую область – к детям. В 1957 г. дядя Вася умер. Дочери со своими семьями уехали из г. Свободного. Там остался только Виктор с семьей. Тетя Саша последние годы жила у дочки Зои в г. Кременчуге на Украине. Умерла Александра Кирилловна в 1984 г. на 90-м году жизни.

Часть II. Пострадавшие от репрессий

Павел Кириллович и Анна Кирилловна не были репрессированы, то есть их не арестовывали, не держали в тюрьме, не лишили собственности. Но они пострадали от репрессий, которым подверглись их близкие.

1. Казначеев Павел Кириллович (1892-1977)

Павел Кириллович смолоду очень серьезно относился к своему образованию. После окончания семи классов он учился в Александровском техническом училище – лучшем учебном заведении Череповца в начале 20 века. Учился он всегда отлично.
Во время Первой Мировой войны он служил в действующей армии, но недолго, так как в одном из боев ему при взрыве отрезало пятку. В начале 20-х годов Павел Кириллович в Москве повысил свою квалификацию, окончив курсы, готовящие конструкторов-механиков. Это дало ему возможность работать в должности инженера на Московском заводе «Красный богатырь», выпускавшем резиновую обувь, и получать хорошую зарплату.
Большой авторитет Павла Кирилловича в семье был обусловлен не только его образованностью, но и его душевной щедростью. Помощь от него получали многие члены семьи. В 20-е годы, когда сестры Зоя и Анна учились в Череповце, Павел регулярно посылал им деньги для оплаты квартиры. Когда сестра Александра с семьей были высланы  в 1930 году на Дальний Восток,  и первые годы бедствовали, Павел помогал им. Внучка Павла  Галина Рудольфовна рассказывала, что когда после первого брака она осталась с дочкой и некоторое время испытывала финансовые трудности, Павел Кириллович выслал ей в г. Ишим большую сумму денег, хотя в это время был уже пенсионером и жил очень скромно.
Женился Павел Кириллович в 1928 году, когда ему было 36 лет. Эльза Эрнестовна рано овдовела, у нее был четырехлетний сын Рудольф. Павел и Эльза поженились, в 1929 г. у них родился сын Евгений. Эльза Эрнестовна работала в лаборатории завода «Красный богатырь», а ее отец, Эрнест Христианович Минке, был главным технологом этого завода.
Семья получилась дружная. Рудольф вспоминал в зрелом возрасте, что Павел Кириллович был прекрасным отцом и Рудик никогда не чувствовал разницы в отношении отца к двум сыновьям. Отец увлекал детей чтением хороших книг, часто ходил с ними на разные детские мероприятия.
Но вот началась война. Женя в июне 1941 года был в пионерском лагере под Киевом. Отец срочно выехал за ним. Когда они вернулись в Москву, Эльза Эрнестовна сказала им, что ее, как немку, высылают из столицы в город Ишим Тюменской области. Так что Павел Кириллович с женой и Евгением в начале войны оказались в Сибири (о Рудольфе будет рассказано дальше). В Ишиме Павел Кириллович преподавал математику и физику в железнодорожном техникуме, а позднее он стал там и завучем. Эльза Эрнестовна работала бухгалтером на заводе автоприцепов.
В 1945 г. Павел Кириллович получил письмо от брата Дмитрия с предложением построить совместно дом на приобретенном им участке земли во Всеволожске – районном центре Ленинградской области. Павел Кириллович согласился, и в 1946 г. уехал во Всеволожск. В 1947 г. в Ленинград переехал сын Евгений, он стал студентом политехнического института и жил в общежитии. А Эльза Эрнестовна не могла в то время получить прописку в Ленинграде из-за национальности. В 1947 г. она приехала в Череповец и стала жить с нашей семьей. Работала она бухгалтером в детском саду. И мама, и мы с сестрой Ирой полюбили добрую, интеллигентную тетю Элю. Она надеялась, что будет часто встречаться с Павлом, но этого не случилось. Оторванный от семьи, Павел через некоторое время сошелся с другой женщиной – Зинаидой. В 1952 году у Павла родилась дочь Нина, а позднее – дочь Лена. Я помню, как страдала тетя Эля, узнав эти новости. Мы все очень сочувствовали ей.
В 1953 г. Эльза Эрнестовна, наконец, смогла переехать в Ленинград. Она и там работала бухгалтером в детском саду и довольно быстро получила комнату, а потом и квартиру. Затем она объединилась с семьей сына Евгения и полностью отдалась воспитанию внучек Ольги и Ирины. Лето они проводили на даче во Всеволожске, где жили и Павел с Зинаидой и двумя детьми. Интеллигентность позволяла им довольно мирно сосуществовать.
Однако, в 1961 г. Павел с Зинаидой все-таки развелись. После развода Павел Кириллович предложил Эльзе Эрнестовне зарегистрировать брак, но она не согласилась. У нее была большая обида за его измену и, главное, сын Евгений не мог простить отца и старался вообще с ним не общаться.
Летом Павел Кириллович занимался, в основном, огородом и продажей клубники. Но он до старости сохранил остроту мышления и способность к творчеству. Так, уже в преклонном возрасте он вдруг увлекся стенографией и изобрел новые способы рационализирования письма.
В 1977 г. Павел Кириллович впервые за свою жизнь попал в больницу. Диагноз – рак печени. Он позвонил из больницы Эльзе, и она, и сын согласились его принять. Павел просил прощения у Эльзы, они оба плакали о том, что война, национальность Эльзы и вынужденная длительная разлука разрушили  их брак, который начинался так счастливо. Эльза ухаживала за Павлом полтора месяца, до его смерти. Павел Кириллович скончался в 1977 году.
А теперь следует рассказать о Рудольфе, приемном сыне Павла Кирилловича, всегда считавшего его родным сыном. Именно Рудольф больше других членов семьи Павла Кирилловича пострадал от репрессий.

Рудольф Васильевич Когтев (1924-1966)
(записано по рассказу его дочери Галины Рудольфовны Шороховой (Когтевой)

Отец Рудольфа Когтев Василий Васильевич был русский. Роковым в судьбе сына оказалось то, что мать Эльза Эрнестовна, немка по национальности, дала сыну имя Рудольф.
В 1941 году, когда родные уехали в Ишим, 17-летнему Рудольфу предстояло вывезти из Москвы дедушку и бабушку: Минке Эрнеста Христиановича и Ольгу Леопольдовну. Их выслали «по национальному признаку» в Казахстан, а они были уже слишком старыми, чтобы ехать без сопровождающего. Рудольф привез их в назначенное место и сел в поезд, чтобы вернуться в Москву. На границе Казахстан-Россия проверяли документы, и имя Рудольф привлекло внимание проверяющих. Его высадили из поезда «для расследования». В результате Рудольф оказался в лагере «Ураллаг» в Северном Казахстане и работал на лесоповале шесть лет. Большинство заключенных в лагере были немцы из Поволжья. Рудольф знал немецкий язык, и у него были превосходные организаторские способности. Его назначили бригадиром, и его бригада всегда перевыполняла норму.
Когда Рудольфа в 1947 г. освободили, он поехал в Москву, но его там не прописали. В 1948 г. Рудольф приехал в Ишим. Он окончил заочно Уральский политехнический институт в Свердловске. Работал инженером на заводе МПС в Ишиме. Женился он на Валентине Владимировне, в 1951 г. у них родилась дочь Галина. Галина любила летом отдыхать у дедушки Павла во Всеволожске. Только за год до смерти отец рассказал дочери, что Павел – не родной его отец.
 Несколько раз Рудольф обращался в руководство Москвы с просьбой разрешить ему вернуться на родину в Москву или к родителям и брату в Ленинград для постоянного проживания. Он всегда очень переживал, получив отказ. 18 мая 1966 года днем он получил очередной, уже окончательный отказ.  Вечером, возвращаясь с работы домой, он умер в машине, инсульт. Скоропостижная смерть. Ему было 42 года.

2. Анна Кирилловна Овчинникова (Казначеева) (1906-1998)
               
Анна Кирилловна в 1930 г. вышла замуж за Овчинникова Евгения Яковлевича, и семь лет они были счастливы. Он – старший агроном Череповецкого района, она – лаборант Череповецкого опорного пункта ВИЗРа (Всесоюзного института защиты растений), центр которого находился в Ленинграде. У них двое детей: Ира (год рождения 1931) и Галина (год рождения 1934) – это я. Работают родители успешно, живет семья в доме деда Якова Флавиановича на ул. Дзержинского, д. 116. С ними живет и мать мамы Александра Михеевна, переехавшая в Череповец из Кадуйского района после того, как семья Кирилла Алексеевича Казначеева была «раскулачена». Бабушка занимается хозяйственными делами и помогает воспитывать внучек.
Благополучие семьи рухнуло 13 сентября 1937 г., когда в дом пришли с обыском работники НКВД. Отца арестовали и увезли, два месяца держали в Череповецкой тюрьме. Мама – в шоке. Но она пытается делать все возможное, чтобы  помочь мужу. Она регулярно посещает следователя Радюпова и пытается убедить его, что арест отца – недоразумение, что он невиновен. Во все разрешенные дни она носит передачи для отца в тюрьму. Когда отца в группе заключенных ведут под конвоем на допрос в здание НКВД по Советскому проспекту, мама старается не пропускать ни одной встречи с мужем (благо, ее контора недалеко от Советского пр.) и бежит рядом по тротуару, переглядываясь с ним. Каждый вечер в семь часов мама, держа дочек за руки, медленно проходит вокруг здания тюрьмы, надеясь, что отец их увидит. И надежды мамы были не напрасны. Позднее она узнала от человека, сидевшего в одной камере с отцом, что папа каждый вечер ждал этого часа и смотрел на нас, встав на плечи своих товарищей (окна были высоко).
11 ноября следователь сказал маме, что вечерним поездом отца отправляют в Ленинград якобы «на очную ставку с завербовавшим его начальником». Вечером колонну заключенных под конвоем с собаками повели на вокзал. Мама опять бежала рядом до самого вокзала. Она видела, как заключенных по наклонным доскам затолкали в товарный вагон. Дверь закрылась.
Мама оформила отпуск и поехала в Ленинград. Пять дней стояла в тюремных очередях, и всюду ей отвечали: «Такого нет». Мама не сдалась, пошла по второму кругу, и тогда в Нижегородской тюрьме г. Ленинграда ей ответили: «Выбыл в дальние лагеря, срок – десять лет без права переписки». Тогда еще не знали, что это был смертный приговор.
Мама вернулась в Череповец. Надо решать, как жить дальше. Семью из пяти человек на ее зарплату лаборанта (400 руб.) не прокормить. Мама сообщила о случившемся брату Александру в Устюжну, тот приехал и увез Александру Михеевну в свою семью. Дочек мама устроила в детский сад. Все равно денег слишком мало, чтобы прожить. И тут пришли на помощь руководители ВИЗРа (не побоялись помочь жене «врага народа»). Они предложили маме повысить квалификацию на двухлетних высших курсах прикладной зоологии и фитопатологии при ВИЗРе. При этом ей сохранят зарплату и будут платить стипендию 200 руб.
Мама обсудила этот вопрос со свекром, и дедушка Яков (в свои 72 года) решил остаться с внучками (3 и 6 лет), пока мама учится в Ленинграде. Я была мала, и жизнь с дедушкой помню только по отдельным эпизодам. Дедушка любил порядок во всем. Если ужин у нас был в 7 часов вечера, то дедушка не отступал ни на минуту. Около семи часов мы с Ирой ждали сигнала по радио и, услышав его, бежали на кухню: «Дедушка, пиликает!» - ужин начинался. К чаю всем выдавалось по 5 кусочков сахара, которые дедушка откалывал щипцами от «сахарной головы». Ровно 5, не больше и не меньше. Мы с Ирой спали вместе на родительской кровати и часто перед сном прятали под одеяло нашего котенка. Глаза закрывали, «спим». Но очень скоро раздаются шаги дедушки. Он откидывает одеяло, берет бедного котенка «за шкирку», снова покрывает нас одеялом и, ни слова не говоря, уносит котенка, чтобы спустить его на ночь в подполье. До слез жаль котенка, но возражать нельзя. Таков порядок. В общем, мама могла не бояться, что дедушка нас избалует.
Мы тогда не осознавали, какую огромную нагрузку взвалил на себя дедушка. Он топил печи, готовил еду, делал уборку в доме, обихаживал огород… Только стирку белья взяла на себя его старшая внучка Таня Митюшова.
Мы любили дедушку, но, конечно, скучали по маме. Мама училась, как всегда, отлично. Зарплату (400 руб.) она, конечно, оставила дедушке, а жила очень экономно, чтобы из своей стипендии выделить деньги на масло и сахар, которые отправляла нам в посылках. Однажды в посылке, полученной под новый год, мы обнаружили на дне ящика вафельный торт: вот была радость! В апреле 1940 г. мама успешно сдала экзамены и вернулась домой. Вскоре после ее возвращения дедушка заболел. Он умер в октябре 1940 г. Вечная ему память.
Мама была переведена на должность младшего научного сотрудника с зарплатой 600 руб. Теперь она была ведущим работником по исследованию заболеваний растений, работала увлеченно, но продолжалось это недолго. В июне 1941 г. грянула война, осенью началась блокада Ленинграда. ВИЗР прекратил работу.
Опорный пункт в Череповце работал до 1942 года. В декабре 1941 г. сотрудники пункта узнали, что через Череповец в определенный день и час прибудет эвакопоезд, в котором из Ленинграда повезут в Сибирь уже настрадавшихся от голода сотрудников ВИЗРа. Все решили, что надо помочь коллегам – отдать им мешок пшеницы, который был завезен для опытов по борьбе с головней. Директор пункта Сергей Сорокин согласился выдать пшеницу, но сам отказался участвовать в этом деле.
И вот Анна Кирилловна, мать двоих маленьких дочерей, бросилась выручать голодающих ленинградцев. Цитирую воспоминания мамы, связанные с этой пшеницей. «И вот я, дура легкомысленная, взвалила на санки мешок с пшеницей и одна в 11 часов вечера повезла этот ценный подарок на вокзал. Улицы не освещены, передвижение воспрещено – риск огромный! Но мне, как видно, Бог помог завершить это дело. Приехав на вокзал, увидела много опухших и закутанных в платки людей. Кричу в толпу: «Кто знает, где состав института ВИЗРа?» И вдруг слышу голос из толпы: «На пятой линии». И вот я полезла с санками под вагонами до пятой линии. А там, пройдя несколько вагонов, наткнулась на визровцев. Подвезла санки к их вагону-теплушке,  но мне мешок не поднять (не меньше 50 кг). И тогда появились какие-то двое мужчин, да я – третья – и затолкнули мешок в теплушку. Примерно через месяц я получила письмо от знакомой сотрудницы Ольги Александровны (она меня видела из теплушки). Она сообщила, что за исключением одного сотрудника, Хохрякова, все доехали до назначенного места, и что пшеница им помогла выжить: они размалывали ее на кофейной мельнице, пекли лепешки на трубе «буржуйки» и честно распределяли между всеми. Вот и вся эпопея с пшеницей».
Я описала этот случай, потому что он очень характерен для мамы. Она  всегда готова была помочь людям. С начала войны до1 1953 г. у нас всегда жил кто-нибудь из родных, хотя одну комнату мы сдавали квартирантам, а жили в двух других, одна из которых была проходной. Два года во время войны у нас жила племянница папы Юля из села Степановское, когда она училась в медучилище. Шесть лет жила Эльза Эрнестовна, жена маминого брата Павла, поскольку после высылки в Сибирь ее, как немку, не прописывали к мужу в Ленинград. Пять лет у нас жили сестра мамы тетя Саша с мужем. В 1930 г. их раскулачили и выслали в Амурскую область. В 1948 году они приехали в Череповец, чтобы повидать родственников.
Надо сказать, что и родственники помогали маме. В военные годы каждое лето примерно на месяц мама отправляла нас с Ирой к родным, которые жили лучше, чем мы: к Александру Кирилловичу в Устюжну, к Зое Кирилловне в деревню Борисово Кадуйского района, где она с детьми жила в военные годы. Встречали нас всегда радушно. А мама, пока нас не было дома, могла скопить деньги на покупку дров.
В период с 1943 по 1962 годы мама работала ученым агрономом и заведующей заготпунктом «Сортсемовощ». В колхозах (их число доходило до 18) она руководила работой по выращиванию семенников овощных культур. Мама отлично знала агротехнику и умела работать с людьми. Основным ее транспортом был велосипед (кстати, подаренный отцу райисполкомом за хорошую работу). Иногда из-за каких-то проблем по работе и особенно в осенние темные дни ей приходилось и ночевать в колхозах, и передвигаться на поезде или на попутной машине. Не обходилось и без приключений. Однажды маму с колхозницей-бригадиром случайно закрыли в зернохранилище, и они целую ночь провели при температуре -2 градуса. В другой раз она шла из деревни к поезду с одной женщиной, и было так темно, что они заблудились и ночевали в стогу сена.
Особенно впечатляет случай, который мама описала в своих воспоминаниях. «Это было во время войны. Поздним вечером я должна была сесть на череповецкий поезд на разъезде Пача. Поезд стоял, кажется, одну минуту. Я поднялась на лестницу вагона, но проводница почему-то не пустила меня в вагон. Я не заметила, как тронулся поезд, решила опуститься на землю и… стукнувшись о лестницу, упала у самого рельса. Слышу, надо мной мерные звуки проходящего поезда, потом звуки стихли. Я лежу и думаю – наверное, меня искалечило. Молнией промелькнула мысль: «Что будет с моими детками?» Пошевелила руками, ногами. Вдруг меня осветили карманным фонариком, смотрю – милиционер. Я спрашиваю: «А череповецкий поезд уже ушел?» А он отвечает: «Ты бы лучше спросила: голова на месте или отрезана?» Проверил мои документы и ушел по своим делам. Я лежу. Тут подошла какая-то женщина, помогла мне встать. Я почувствовала острую боль в пятке. Очевидно, все-таки меня ударило ступенькой. Женщина помогла мне добраться до сельсовета (примерно 0,5 км). Дежурный пустил меня, предложил лечь на скамейку. Я не могла уснуть. Всю ночь проплакала и благодарила судьбу, что осталась жива и почти здорова».
Мама нам, конечно, не рассказывала про этот плач. Она вообще не любила говорить о своих бедах и переживаниях.
Несмотря на все трудности, коллектив под маминым руководством работал успешно, планы всегда выполнялись, семенами овощей снабжалась вся Вологодская область. В 1945 г. маму наградили значком «Отличник социалистического сельского хозяйства».
Выйдя на пенсию, мама стала «ученым агрономом» на нашей даче. У мамы был такой педагогический дар, что и дети, и внуки, а позднее и правнуки безоговорочно следовали ее указаниям и выполняли ее задания, хотя она никогда даже голос не повышала.
Всю жизнь маму терзали мысли о несправедливой несчастной судьбе отца. Она несколько раз, начиная с 1946 года, делала запросы в НКВД о судьбе мужа. У нас хранятся три свидетельства о смерти отца с разными датами и причинами смерти. В 1956 г. получили документ о реабилитации. Наконец, в 1991 году мы узнали из Ленинградского мартиролога, что отец расстрелян 12 ноября 1937 г., то есть в первый же день по прибытии в Ленинград. Прах его – на Левашовской пустоши под Ленинградом. Узнали, что там же похоронен и брат мамы Иван Кириллович.
В 1997 году внук мамы Ефремов Евгений отвез на своей машине бабушку в Ленинград, и они вместе с сестрой Зоей Кирилловной посетили Левашовское мемориальное кладбище. «Свидание» Анны Кирилловны с мужем состоялось через 60 лет.

На фото: Казначеевы Иван Кириллович и Анна Петровна с детьми.1932 г.