Пустая дорога

Толик шёл по улице, как – то методично отмечая, кто попадается ему навстречу, кто здоровается. В их маленьком городке многие знали друг друга. Он только что был в больнице. Ходил показывать снимки из областного туберкулезного диспансера – ничего утешительного ему не сказали. Болезнь прогрессировала. Высокий, согнутый, точно непосильная ноша упала ему на плечи, со стороны он напоминал долговязого человека, одетого чисто, но безвкусно, попавшего в какую – то передрягу и не знающего как из неё выпутаться.
Кличка Зелёный пришла к нему из молодости, да так и осталась на всю его долгую, тяжкую жизнь, где колонии были частым гостем в его биографии. Он в молодости носил зелёное пальто в клетку из Чехословакии – очень модное в ту пору. И видно его в этом пальто на осенней серой улице было издалека….
С женой он не жил. У него была дочка.
Хотелось напиться. Да что толку?
Рассуждая так, Зелёный вошёл в местный ресторан. Сел за столик, скрипнул предательски под его телом неуютный стул. С этого ресторана у него начался первый срок. По-буянил спьяну, побил посуду, задел кого – то из посетителей. Дали два года колонии. В то время сажали за «хулиганство» многих….
Заказал Зелёный рюмку водки, салатик. Сидел, как на собственных похоронах: тихий и покорный человек.
А ведь были другие времена!
Да что теперь вспоминать….
В колониях он много читал. На воле то этим некогда заниматься.
Выпил водку. Крякнул. Что – то пробурчал себе под нос….
Монотонными движениями стал, есть салат….
На зоне, как и на воле, Толик обычно работал крановщиком. Ему нравилось с верхотуры смотреть на мир.
Что – то сейчас, в этом маленьком зальчике, напоминало ему о молодости. Те же пожухлые стены, выкрашенные в весенний зеленоватый цвет.
Жизнь проходила в одиночестве. Друзья, с кем рос, многие уже ушли из этого мира.
Болезнь – о ней были все мысли….
Вышел Толик на летную жаркую улицу, и поплёлся, по ней, как старик, едва передвигая ноги….
Одиночество, такое привычное, которое в иную минуту доставляло ему даже удовольствие, сейчас было нестерпимым, и ноги сами пошли к дому, где жила жена, дочь.
Встретили они его спокойно, и даже как – то недоброжелательно. Но очутившись среди них, он, вдруг улыбнулся, пошутил, ожил как – то внутренне, приободрился. Совсем стал другим человеком, как оживает артист, когда выходит на сцену…. Зелёный что – то балагурил, как подросток. Жена, полная женщина, тоже уже улыбалась. Даже дочь, с грустным взглядом, взрослая девушка, обычно презрительно сторонившаяся его, когда он был «выпивши», и та не уходила из дома….
- Ну как там, в больнице? – неожиданно тихо спросила она.
- Да всё также, дочка. Плохо,- искренне, неожиданно даже для себя, поделился Зелёный – Снимки плохие….
- Так ты лечись, а не пей! – вставила знакомые ему слова жена, такие надоедливые, они обычно его раздражали, но сейчас он сдержался, понимая, что находится в гостях.
Что – то хотелось ему сказать этим людям, в принципе, единственным родным, на этом свете. После того, как умерла мать. Но он так и не нашёл в себе силы сказать что – то доброе им, все шутил и шутил. Грубовато, неумело, чтобы скрыть свою привязанность к ним, чтобы не почувствовали они его страх, его тоску, которые надёжно засели где – то внутри, которые мучили и будоражили Зелёного в последнее время, всё чаще, всё настойчивее, всё властней!