Итальянцы в Воробьевке

Земля квашинская богата историческими событиями, именами прославленных героев. Она дала Родине в Великую Отечественную войну сотни защитников, многие из которых удостоены высоких боевых наград посмертно и пожизненно. А в местном военном госпитале были спасены тысячи советских раненых бойцов. Отчизна помнит о них через года и будет помнить через века…
Помнит и то, как топтали её многострадальную землю сапогами,        ботинками, босыми ногами иностранные военнопленные, как принимала она их на вечный покой. Жертвы фашизма… Такие страшные у них судьбы. И потому, что по воле нацистских вождей шли они: немцы, мадьяры, румыны, итальянцы выполнять приказы… Убивать… Испепелять… Завоевывать… И быть убитыми, ранеными, без вести пропавшими, сожженными, похороненными на чужбине…
***
На одной из улиц села Квашино, как памятник госпиталю № 1792, стоит восьмилетняя школа. Совсем маленькая, убогая, характерная для нищенского села.
…Директор школы, ее же бывшая выпускница, Александра Степановна Подорожняя, разложила передо мной альбомы с надписью: «Из истории Квашинской восьмилетней школы», красную книгу - «Квашинская школа-школа-госпиталь 1941-1943 гг.»
Первая страница открывалась словами «Никто не забыт, ничто не забыто». Читаю: «В конце 1942 года в с. Квашино находился госпиталь, который размещался в Квашинской школе. 1792 – номер госпиталя. Через село проходило много пленных врагов (итальянцев и немцев) – в тыл от фронта. Вечерело. И вдруг из колонны кто куда они начали разбегаться. В это время через улицу из Сельсовета в школу шли наши люди: медработники Автономова, Рогозина, Липинский. В этой суматохе была смертельно ранена наша медицинская сестра Галина Матвеевна Рогозина, которая вскоре и скончалась. Ее похоронили во дворе школы, около груши. На могиле поставили большой камень с выбитыми словами «Галина Матвеевна Рогозина».
Учащиеся этой школы написали письмо в г. Никополь Ф.В. Липинскому, просили рассказать более подробно о молодой патриотке. Ребята сообщили, что они ухаживают за могилой, огородили её, посадили цветы, и что приемы в пионеры проходят около этой могилы. От Федора Васильевича пришел ответ и фотография, на которой Галина Матвеевна запечатлена с солдатами у здания госпиталя №1792.
На второй странице альбома – снимок, на нём знаком отмечена медсестра Г.М. Рогозина. А заканчивается он письмом Ф.В. Липинского в Квашинскую восьмилетнюю школу такими словами:
«Дорогие дети! Славные пионеры! Большое вам спасибо за ваше письмо, присланное  на мое имя по вопросу могилки, которая находится на территории вашей школы. Спасибо за ваше внимание к этой могилке, в ней лежит действительно славный воин Советской Армии Галя Рогозина, погибшая во время Отечественной войны и которая прошла путь, отступая из нашего города Никополя на Днепре до городов Воронеж, Сталинград и обратно.
А было это так. По дороге на Кантемировку остановилась наша воинская часть временно в вашем селе, но тут завязались с неприятелем бои, гитлеровцы начали сильно сопротивляться по ту сторону от железной дороги. Наши войска в тот день взяли в плен много противников. Через Квашино проходила большая колонна пленных - тысяч 10-12, а, возможно, и больше.
Передвигались спокойно. Темнело. Конвоиров, которые сопровождали колонну в тыл, было мало, человек 10-15 на всю колонну, которая растянулась не на один километр.
Рогозина шла со стерилизатором и шприцами в руках в то здание, что было напротив, чтобы сделать уколы нашим раненым бойцам. И как раз в этот момент немцы, находящиеся среди пленных, выскочив из колонны, напали на конвоиров. Началась стрельба – и в этот момент была смертельно ранена Галя. Одной рукой она держала стерилизатор, а другой схватилась за живот (он был прострелен на вылет), мы  подбежали к ней, взяли на руки и отнесли туда, куда она направлялась. Храбрая девушка к утру скончалась. Надо было похоронить ее. Мне это и было поручено. А я уже получил приказ отправляться в Кантемировку, и поэтому она и похоронена на территории вашей школы, ибо другого места для могилы искать было уже некогда»
***
…Мы пришли на могилу Гали Рогозиной с А. С. Подорожней, окруженную невысокой изгородью, на табличке - надпись: «Ой, Днепро, Днепро, ты широк, могуч, над тобой летят журавли. «Любимая песня Рогозиной. …….. в/ч 3230. Вечная ей память»
В школьном архиве Александра Степановна нашла письмо Анастасии Тимофеевны Диановой, в котором – боль и скорбь того времени на квашинской земле. Вот строки из него:
«… Немец дошел до Дона. Это было километров 70 от нас, дальше его не пропустили… В то время в село поступило много раненых. Школы (их у нас аж две), клуб и другие общественные места отвели под госпитали. Раненых размещали и по квартирам. После оказания первой помощи солдат и офицеров отправляли в глубь страны.
Мы, девочки (нам было лет по 15), решили тоже оказывать помощь раненым. Обратились к начальнику госпиталя, он не отказал в просьбе. Мы стирали бинты, которых в то время не хватало, делали перевязки, разносили обеды, убирали в палатах, кипятили шприцы и пинцеты и просто успокаивали больных. Одних провожали, других встречали. Были легкораненые, но больше – тяжелораненых солдат, даже без рук и без ног. Многие из них, помимо ранений, имели и обморожение разных частей тела.
Одному сибиряку, молодому парню, в бою оторвало ногу. Пока его нашли на поле битвы, уже были обморожены вторая нога и обе руки. Они были, как обугленные, почернели, высохли. Фамилия его была Пивоваров. 
В 1942 году мне пришлось копать окопы. Это было в с. Солонцы, в 12 километрах от Квашино. Земля была покрыта толстым слоем снега и нам приходилось долбить её кирками и ломами. Было холодно и голодно. Размещались мы по квартирам, человек по 15-20. Спали впокатушку, на пол подстелив солому. Иной раз подселяли к нам солдат, которые днем находились в укрытии, а ночью передвигались по заданному маршруту. Помогали колхозу. Весной в поле выходили с лопатами и подготавливали землю, чтобы что-то посадить. Пахали, сеяли, бороновали, скирдовали. Я и сейчас помню ту коровушку, на которой пришлось трудиться днем, а вечером с нее же, бедной, спрашивали молочко… На фронт отправляли нашим защитникам варежки, носки, чтобы обогреть их чуточку.
… В это время в селе из числа фашистских захватчиков было множество военнопленных. Немало из них гибло от голода и холода. Размещались они в сараях, на скотных дворах, в птичниках. Каждое утро свои же пленные раздевали умерших и голых несли на кладбище, человек по 7-10. Жила я рядом с кладбищем, и все это видела.
Однажды я взяла два ведра, коромысло и пошла за водой. Когда возвращалась домой, увидела на улице военнопленных, которые очень захотели пить, так как кормили в основном их соленой рыбой. Они окружили меня и стали просить воды. Кончилось тем, что ведра остались пустыми.
На следующий день утром я стала убирать в коридоре. Слышу, в сарае, где находилась корова, кто-то разговаривает. Я об этом сказала маме. Она попросила конвоиров, которые размещались у нас, чтобы те посмотрели, кто там. Оказалось, что там были иностранные пленные. Они согнали буренку, разулись, разделись и легли на ее теплое место. Конвоиры велели им одеться и выйти. Но они быстро одеться не могли, так как ботинки замерзли, да и сами были окоченевшие. Стали они плакать, мама попросила конвоиров, чтобы те не ругали их. А они, роняя слезы, приговаривали: «Гитлер капут, Муссолини капут» (Это были итальянцы).
… Вот что пришлось пережить, перетерпеть. Пусть такое никогда не повториться. Ни нам, ни нашим детям, ни правнукам, ни пра-пра-пра…правнукам».
***
… Сергей Михайлович Денисов родился и вырос в Квашино. В той школе – госпитале он учился, в ней ухаживал за ранеными. Он вспоминал:
-В 1943-ем году мне было 14 лет. Раненые солдаты размещались в школах, клубе, домах. Немцы были недалеко. Они готовились к наступлению. Все сады у нас были завалены снарядами – резервом для ответного удара.
Мы с мальчишками возили в госпиталь воду, дрова, выполняли другие работы, лишь бы заработать кусок хлеба. В феврале того же года через село конвоировали военнопленных. Колонны шли днем и ночью на Калиновку.
Однажды, когда проходила очередная колонна, случилась какая-то заваруха и из общей людской массы выскочил итальянец и побежал в сторону госпиталя. Он что-то протягивал русской девушке. Конвоир быстро поставил автомат на колено – и выстрелил. Пуля оказалась роковой для медицинской сестры Рогозиной (Эта история несколько иначе описана в письмах Диановой и Липинского).
Что касается военнопленных, то иногда по нескольку сотен их оставляли на несколько суток в нашем селе. Размещались они в животноводческих помещениях, кормили их один раз в день, потому что даже раненые советские бойцы были на голодном пайке. В одной из кошар случился пожар. Как мы потом узнали, чтобы хоть как-то согреться, иностранные военнопленные развели костер внутри помещения, отчего многие из них, не в силах выбраться, сгорели заживо…
Нам, подросткам, было поручено возить на быках их трупы к кладбищу, где были вырыты огромные ямы. Раненые и обмороженные, итальянцы и сами рыли для себя могилы… Когда их заполняли до отказа, мертвецов зарывали с помощью трактора. Один из итальянцев каким-то чудом ожил среди трупов и ночью пополз к домам. Его приютил один старик по прозвищу дед Веревка (его уже нет в живых). Что было потом с эти пленным – не знаю.
В нашу хату забежал как-то мадьяр, попросил в обмен на плащ-палатку продукты. Мать что-то дала из еды, а из материала пошила нам кое-какую одежду (в лютые морозы мы ходили полураздетые и полуразутые). Жутко все это воскрешать в памяти.
***
Здесь, в Квашино, жил повар колхозной столовой Анна Петровна Свиридова. Она рассказала, как их семья (в войну она была маленькой девочкой) спасла обмороженного итальянца. Она, хотя и смутно, помнит, как он вошел в их хату и упал в изнеможении. Раны на руках и ногах кровоточили, и сестры смазывали их гусиным жиром. Вылечили – и он ушел, поблагодарив добрых хозяек…
***
Очевидцем тех страшных событий 43-го был и Федор Васильевич Кобляков.
-Больно вспоминать о том роковом времени, - вздохнул он. – Была лютая зима третьего года войны. Мне тогда было 10 лет. Отец воевал. Итальянцев гнали тысячами со стороны Сталинграда, через Калач, через наше село в сторону железной дороги, проходящей через Лещаное. Вагонов для их погрузки и отправки долго не подавали, и конвоиры рассеяли чужаков, где придется.
В центре села стояла церковь – ее тоже заполнили оккупантами. Вид у них был ужасный. Одеты налегке, по-осеннему. Кто в шинелях, кто в кителях, кто накрытые одеялами, на ногах – холодные ботинки, обмотанные тряпками, соломой, на голове – непонятно какое убранство, типа вязанных шлемов. И это – в сорокаградусный мороз! И это – в голодную зиму, когда у нас на столах почти ничего не было. А они ходили из двора во двор, просили есть. Мало кто из них общался на русском, даже ломаном языке, но каждый умел хорошо произносить одну и ту же фразу: «Мамка, есть хочу». Что мы могли им дать? Совсем немного хлеба из отрубей и желудей, свеклу, у кого была корова – чуть-чуть молока. Бывало, они самовольно заходили на подворье, бросались под буренку и с жадностью сосали соски, или сдаивали молоко в пилотку и по очереди делали по несколько глотков. Они умирали партиями: от голода, холода, болезней, проклиная Гитлера и Муссолини, прося прощения у нас, русских.
Однажды поехали мы в лес на быках, а по грейдеру – десятки мерзлых вражеских трупов. Особенно много их было в поле у Матюхина колодца и в Отрожном Яру. А немощных солдат пристреливали наши конвоиры, чтобы они не мучились… Весной тела собирали женщины и дети, находящиеся в госпитале наши раненые солдаты закапывали их в землю…
Что меня поразило, так это то, что говорил Федор Васильевич об итальянцах с сожалением, не ругал, не проклинал, хотя его отец, Василий Емельянович, попал в окружение и не исключено, что в него целился из винтовки, но промахнулся, кто-то из тех самых итальянцев. А брат Василий погиб в один день с маршалом Черняховским под Кенигсбергом…
Узнала я и то, что многие воробьевские женщины носили цветы к местам захоронения итальянских солдат с верой, что они не стреляли в наших воинов, не убивали их…
***
Рассказ Ивана Стефановича Свиридова был коротким, но значимым.
- Я ушел на фронт в начале 1941-го года. Воевал под Москвой. Из-за ранения вернулся домой. Знал, что итальянцы воюют против нас, но довелось увидеть их на своей малой родине. Не живых, а мертвых. Много сотен трупов было зарыто в Отрожном Яру и на Руднянском кладбище. Их не могли спасти от смерти, потому что даже наши дети пухли и умирали от голода…
***
… С председателем Руднянского сельсовета Виктором Иудовичем Малевым мы разыскали Острожный Яр – примерное место захоронения итальянских солдат на кладбище, поговорить о той далекой уже поре. Я взяла с собой схему, показывающую, где приблизительно находятся Матюхин колодец и Острожый Яр – по ней мы и ориентировались.
Останавливаемся в нескольких шагах от железнодорожного полотна и замолкаем. Стоит гробовая тишина, до сего времени покоящая память об итальянских пленных.
- Судя по всему, они зарыты здесь, - нарушил безмолвие Виктор Иудович, указывая на камыш. – Он обычно растет в водоемах, значит, и у колодца, в который конвоиры сбросили трупы.
Осматриваем местность поблизости и обнаруживаем (это ли не символично?!) ветвистые плакучие ивы. Подумалось: у природы нет плохих людей. Она покорно отдает свою дань памяти итальянским солдатам, нет, не убийцам, а просто людям мира сего. Природа никому не мстит, ни с кем не сводит счеты. И, видно, потому так прекрасна.
Переходим шоссейную дорогу, и Виктор Иудович поясняет:
- Вот это и есть тот самый Отрожный Яр, по которому всегда бежал ручей. Сейчас он, как видите, зарос травой, но почти 50 лет назад был полноводным и нес с собой много черепов, зубов с золотыми коронками, человеческих костей. И по берегам оврага их много было. Люди, а в войну в селах оставались женщины, старики и дети, не в силах были захоронить тысячи трупов чужеземцев. Уж таким оно было, лихолетье…
***
В курсе тех событий был и Николай Григорьевич Стеганцев, работавший в войну сельским почтальоном.
- В 1943 году мне было 12 лет. Вначале я трудился в поле, бороновал и культивировал поля в колхозе «Красный Лог», а потом меня назначили посыльным при конторе, заодно развозил по селу почту.
Плохая досталась мне доля. Каждый день приходили похоронки в семьи то на отца, то на сына, то на мужа. Принес плохую весть я и в свой дом на отца, который погиб в Сталинградской области. Это была не первая «черная ласточка» в нашей семье. Годом раньше фашисты убили брата Андрея.
Боль жила почти в каждой хате. Но почти каждая семья распахивала двери своих хат, когда в них стучали наши конвоиры и просили впустить иностранцев: итальянцев, мадьяров и румын. Все они были раненые, худые и обмороженные. У нас ночевали трое итальянских солдат. Мою мать они называли мамой, вели себя тихо и мирно. Показывали фотографии детей, жен, отцов, матерей, невест. Дня через три их забрали сопровождающие.
Огромную яму, площадью с добротный дом, вырыли советские солдаты, что находились на лечении в Руднянском госпитале и зарыли итальянцев, - подытожил он. -Я запомнил это место, потому что ниже лежал надгробный камень. Кажется, это могила дьякона. Кое в ком из жертв еще теплилась жизнь, но кому она была нужна, если ей не было никакой цены и невозможно было продлить?
***
- Надо посоветоваться с настоятелем Новотолучеевской церкви, отцом Александром и установить здесь крест или памятничек какой-нибудь, - заметил председатель сельсовета – Да и на Матюхином колодце, в Отрожном Яру, - тоже…
***
Мы уже хотели разъехаться по домам, но Виктор Иудович притормозил «жигули».
- Есть еще один свидетель тех событий, Яков Павлович Саласин. В войну он работал в нашем военном госпитале. Надеюсь, он что-нибудь дополнит к интересующей нас истории.
Я.П. Саласин взволованно говорил:
- Я узнал, что такое война, совсем мальчишкой. Как сейчас помню номер местного госпиталя – 59183. Сюда привозили с фронта наших раненых, и я ухаживал за ними, но в основном латал их ботинки и сапоги. В 1943-ем с госпиталем я и уехал.
Перед этим хоронил чужестранцев. Их было много. Представляете, вроде бы и враги, а зарыли почти что рядом с братской могилой советских бойцов. По-человечески поступили. Ведь не по доброй воле и собственному желанию они были призваны стрелять в тех, которые не были перед ними ни в чем виноватыми. Но почти все население относилось к им по-доброму. Например, рядом с нами жила бабка Лукаша. Уж как она старалась спасти обмороженного итальянца – и помогла все-таки. Он выздоровел и куда-то ушел, пообещав никогда не забывать о её милосердии…
***
Поделился своими воспоминаниями о военном времени и Василий Емельянович Кобляков:
- Я был участником сражений с фашистскими захватчиками под Сталинградом в составе войск Юго-Западного фронта, командовал которым генерал Ватутин. Около поселка Бановское наш полк попал в окружение, и гитлеровцы захватили в плен примерно тысячу наших бойцов, в числе которых был и я. Немцы гнали нас в неизвестном направлении, мы преодолевали по 40 километров в день. От истощения многие падали, и их добивали фашисты; голодные, мы накидывались на дохлых лошадей, и ели их мясо.
Однажды нас привезли в какое-то село, загнали в конюшню. Как мы догадались, нас хотели сжечь живыми, потому что услышали, как кто-то получил задание привезти бензин. Но не успели они осуществить задуманное. Самую малость не успели. К великой радости, подоспели наши. Видим – на другой день полками, ротами идут с поднятыми руками захватчики, большинство из которых были итальянцы. То и дело слышались выкрики: «Гитлер капут, Муссолини капут», «Русские, мы с вами!». Вот так мне пришлось встретиться с итальянцами. Теперь мы их гнали – на Калач…
Когда пришел домой, чтобы зарегистрироваться в военкомате, снова увидел старых знакомых – итальянских солдат. Ими были забита колхозная конюшня. Днем и ночью слышались стоны. Ох и настрадались они. И мы вместе с ними. Мы-то Родину защищали – не так обидно было мучиться и умирать, а они… За что же они умирали? Ни за что.
***
…Виктору Иудовичу Малеву удалось найти старую женщину, которая сообщила, что на Руднянском кладбище имеется еще одно место захоронения итальянцев – в двух-трех шагах от той самой могилы, что с покойными русскими. Вот и еще пример того, как судьбы советских и итальянских солдат переплелись на нашей окровавленной земле. Одни были защитниками нашего Отечества, другие – его оккупантами. Но так или иначе было прощение, ибо не оказались бы солдаты разных стран, разных национальностей и разных вероисповеданий на одном кладбище, не соседствовали бы до сих пор их могилы…
И все-таки иностранные захватчики никогда не впишутся в бескорыстные российские души, в которых своей глубокой скорби не измерить никакой мерой…
И пусть не осудят нас мирные итальянцы , что не так благосклонны мы к могилам их безымянных сынов, отцов, дедов, ибо даже памяти павших в Великой Отечественной войне своим соотечественникам в нашей стране еще не отдано должное…
***
…А осень сыпала холодный дождик на землю, подавая сигнал птицам к отлету на юг. С печальным криком журавли пролетали над Квашино, над могилой Г.М. Рогозиной, над русскими погостами, рядом с которым покоятся итальянские солдаты. Быть может, долетев до теплых краев Италии, они передадут привет их Родине, которая почему-то не разыскивает могилы пропавших без вести во вторую мировую войну своих сыновей… Почему-то не хочет поклониться праху без вины виноватым перед ней жертвам фашисткой чумы.

Воробьевский район. 1990 год