бабушка вишню продавать не умела

       Бабушка вишню продавать не умела. Просила за ведро 3.50, отдавала за 3. Добрая была, и сговорчивая. Дедушка, отправляя ее на базар, строго настрого наказывал продавать по 4 рубля и не дешевить.
В семидесятых годах ягоды родило много и каждый год. Вишневых деревьев у нас было 25. В начале сезона устанавливался большой деревянный стол, по бокам укладывались доски, высыпалась ягода, и бабуля перебирала каждый сорванный бидончик с вишней. Покупатель гарантированно получал отборную спелую ягоду.
 Главным работником по сбору ягоды была, конечно же, я. Мама с бабушкой обрывали с лестницы нижние ветви деревьев. С бидончиком на шее, висящим на привязанной к нему веревке, я взбиралась на самую верхушку, и там, лихо, раскачиваясь на ветках, срывала самую спелую, налитую соком вишню. Часто самая крупная, почти черная ягода, попадала не в бидончик, а мне в рот, и вкуснее и слаще ее я никогда больше не ела.
 А вид с верхушки дерева открывался потрясающий - дома, утопающие в садах, сияющая бликами река и выцветшее от июльского солнца небо. Ветки больно царапали тело, иногда приходилось балансировать как в цирке, но так здорово лазать по деревьям, как я, не удавалось никому в округе.
 В день я должна была нарвать три ведра вишни, такой план устанавливал дедушка. А учитывая, что какая-то часть сорванного уходила в отходы, то и того больше. И когда бабуля возвращалась с рынка и отдавала дедуле не ту сумму, что предполагалось, на нее с ворчанием набрасывался не только дедушка, но и я! В сердцах говорила, что больше вишни рвать не буду, что пусть кто хочет, тот и лазает по деревьям.  Что девчонки  звали играть, а я тут целый день сижу на ваших деревьях.
Бабушка тихо улыбалась и молчала. А на следующий день опять приходила с теми же деньгами, что и день назад, оправдываясь, что уж больно горячо просили уступить в цене. Дедушка, с досады махнув рукой, удалялся, а я, сердито глядя в бабулину сторону, размышляла о бесполезности нравоучительных разговоров с ней.
Иногда мама, возвращаясь пораньше с работы, сама подхватывала ведра и уезжала на рынок. Там она доставала граненый стеклянный стакан и продавала вишню на развес.Мерилом веса был двухсотграммовый стакан. Кто-то брал немного ягод на компот, кто-то на пироги с вишнями, а многие покупали стаканчик вишен детям да и себе полакомиться. Так продавать, со слов мамы, было намного выгоднее, чем оптом - ведром.
За сезон на вишне мы зарабатывали 150 рублей, на то время для нас это были большие деньги. Всю бухгалтерию вел дедуля. Сощурив один глаз, очками  пользоваться не хотел, он записывал в столбик каждодневную выручку. Я через плечо заглядывала в записи,пытаясь контролировать, а дедуля, улыбаясь, просил - не висни над душой.
 Когда не оборванными оставались несколько деревьев, их резервировали для собственных нужд. Варилось варенье, под марлей на солнце сушилась сушка, закрывались в пузатые банки компоты, а в огромном бутиле булькала вишневая наливка.
 А мне выдавалась то ли зарплата, то ли премия -15 руб. Я вприпрыжку мчалась в один из самых больших магазинов нашего городка - Юбилейный, и спускала все заработанные мною деньги. Покупался моток шерсти для вязания, круговые спицы, лак для ногтей, ленинградская тушь в бумажной коробочке, и, как сейчас помню, обыкновенная пилочка для ногтей.  Лак и тушь - предметы тайной гордости, водружались на видное место навесной полки. Связанная из купленной тогда шерсти жилетка, много раз распускалась и перевязывалась. И часть ее ниток, через много лет, вплелась в связанную кофточку для маленького сына.
 Он  и сейчас лежит на антресолях, клубок  шерсти, остаток из того мотка, заработанного когда-то продажей вишни.
         Сезон вишни начал подзабываться. Пришла пора желто - оранжевых абрикос. На смену им наполнились сладким соком  ароматные груши - Лесная красавица, Лимонка. Нагибались ветки фруктовых деревьев в саду  под тяжестью поспевающих яблок и слив.
  В бабушкином  хозяйстве  всем фруктам и овощам находилось применение. ,,Зима съест все!,,- любила повторять бабушка.
 Вставала она рано и сразу начинала хлопотать по хозяйству. Собирались упавшие за ночь фрукты, сортировались, резались, варились и сушились. В кладовку отправлялись банки с вареньем и компотами, в полотняные мешочки засыпалась сушка. Потом подходила очередь заготовки овощей. Шинковалась капуста, и вместе с огурцами и помидорами в ведрах все опускалось в погреб, где уже над  чистыми бочками с ворохом душистых пряных трав, колдовала бабушка. Я помогала ей во всем.
    Однажды, то ли от старости,  то ли от сырости,  но старая деревянная лестница,  ведущая в погреб,  не выдержала, и нога ушла в пустоту. В погребе было сыро и пахло проросшей картошкой.  Пальцы, скользнув  по  плесневелой  перекладине,  удержали тело,  и  я  благополучно спрыгнула на песчаный пол.  Погреб, выложенный камнем, был глубоким и большим.  Под стенкой в ряд стояли деревянные бочки, и  в  каждой что-то квасилось:  огурцы, помидоры, капуста и такие  любимые бабушкой, соленые арбузы.  В бочки с помидорами и огурцами  закладывали ароматно пахнущие зонтики  укропа,  листья смородины, вишни, корень  хрена, головки чеснока.  В ведре  разводился двухсотграммовый стакан серой кухонной соли.  Рассол заливали доверху  так, чтобы только покрыть овощи.
Соленья в бочках бабушка накрывала тонкой батистовой тканью,  которую раз в неделю промывала в ведре с чистой водой. Поверх ткани клали дубовые дощечки  и уже на них  гнет - большой тяжелый камень.
В отдельной загородке хранились овощи: свекла, морковь, картофель, репа.
  Погреб находился  в летней кухне, и  как сама  кухня, и рядом построенный дом,
являлся творением моего деда.
Дедушка,  окончивший три класса начальной школы, был хорошим строителем и лучшим во всей округе печником.  Взяв в руки карандаш и линейку,  он мог начертить проект дома, рассчитав все до мелочей. А закончив расчеты, приступал  к строительству. Но слава к дедушке пришла с его умением  талантливо класть печи. Так  как  дед  мог  сложить печь с идеальной тягой и обогревом, не получалось ни у кого. Они и выжили с бабушкой  благодаря  строительному  таланту деда. В голодный 33 год за дедом приехала военная машина и увезла на какой-то строящийся, особо  важный объект. Бабушка осталась дома одна, детей на то время у них еще не было. Нужно было выживать. Вместе с соседкой она пробиралась на поле, надеясь найти хоть несколько колосков  пшеницы. Но поля охранялись, и они часто возвращались ни с чем.
 Спустя время, дед  вернулся  домой с небольшими мешочками  муки и крупы, двумя ржавыми селедками, солью и спичками. На лавке лежала опухшая от голода бабушка. Смешивая воду с мукой, дедушка долго кормил бабулю, и на ее просьбы дать еще хоть немного еды, отвечал отказом. Говорил, нельзя, потерпи. И чтобы бабушка не натворила беды, оставшийся заработанный им продуктовый паек он спрятал в чулане, закрыв дверь на амбарный замок.
            Помня о тех голодных годах,  дедушка следил, чтобы в погребе всегда был запас продуктов.  Было вдоволь главной кормилицы семьи - картошки, громоздящихся огромных золотистых тыкв для каши, моркови и свеклы для борща. А в полных бочках, благоухая на все подполье, квасились огурцы, помидоры, капуста и главное лакомство детворы - моченые яблоки. Под потолок подвешивались гроздья калины, она пойдет на начинку для рождественских и пасхальных пирогов, косички из лука и чеснока. За длинные кочерыжки связывали капусту и также развешивали между балками тяжелыми гирляндами.
Нужно было торопиться, по вечерам уже холодало, а утром расстилался туман, оставляя на листьях влажные капли росы.
 Старики мои трудились всю весну, лето и часть осени, заслуженно отдыхая только  длинными, зимними вечерами.