Слава русским гренадёрам. Часть 1. Глава 5

               



                До начала 1915 года немецкие кайзеровские войска не применяли на восточном фронте удушающие и ядовитые газы. Впервые применили газовую смесь во время Горлицкой операции, что было большой неожиданностью для русских войск и царского правительства. В армию ещё не поступили противогазы и с хлором и фосгеном немцев боролись следующим образом: солдаты разжигали костры, дым которых рассеивал газовые облака, а также в тряпки сыпали немного золы и через них дышали. Эффективным средством спасения от вдыхания смертельных ядов была простая вода. Через предварительно намоченную тряпку можно было дышать какое-то время, и у солдат появлялся шанс на спасение.
        Во время атаки при продвижении русских подразделений стояла гнетущая тишина. Идти на пулемёты было страшно даже обстрелянным бойцам и напряжение и страх не отпускали каждого. После преодоления колючей проволоки солдаты рассмотрели пулемётные ячейки, но никто не стрелял и атакующие побежали дальше. Окопы немцев оказались пустыми и это было приятной неожиданностью. Некоторые ратники стали радоваться и даже веселиться после чудовищного напряжения перед атакой. Не успели бойцы занять первую линию немецких траншей, как последовала команда бежать дальше вперёд. В это время с западной стороны раздались далёкие звуки выстрелов. Оставленные позиции уже были пристреляны и русские солдаты были обречены. Через мгновение среди атакующих начали взрываться ампулы с газом. Вместе со взрывами в разных местах появились плотные смертельные облака зеленоватого цвета, в короткий срок окутавшие наступающий полк в центре.
        У тех, кто попал под газ, началось удушение. Ровные цепи солдат стали рассыпаться и началась паника. Некоторые офицеры приказывали бежать вперёд, но их команды потонули в общем хаосе и громких криках обреченных людей. Многие в предсмертном ужасе безумно метались, натыкаясь друг на друга. Часть солдат развернулась и побежала назад, но попавшие в мутные облака и успевшие надышаться ядовитыми газами начинали безостановочно кашлять и терять сознание. Сил бежать и передвигаться у них не было. Жестокий кашель от нехватки кислорода разрывал лёгкие, переходил в агонию, затем наступала остановка дыхания и смерть.
        Ещё находясь в лазарете, Федот слышал рассказы раненых, испытавших на себе немецкий ядовитый газ. Поэтому он уже знал, как нужно спасаться. Во время атаки он бежал в составе передовой роты. Разрывы бомбомётов раздались позади их цепи. Опасаясь пулемётов на виднеющейся высотке, солдаты не побежали вперёд, а стали разбегаться, попадая под разрывы газовых ампул.
        Упав на землю, Федот снял со спины свой вещмешок, трясущимися руками вытащил запасную портянку и снял с пояса флягу. Внезапно его накрыло смертельное облако от близкого разрыва ампулы. Слёзы застилали глаза, но он нашёл в себе силы и, смочив тряпку, стал через неё дышать. Избежать вдыхания смертельной смеси газов не удалось. Почти теряя сознание от лёгочных спазм и адской боли в груди, он принял решение бежать навстречу ветру подальше от открытого поля. Ничего не видя перед собой, часто запинаясь о лежащих и задыхающихся солдат, он побежал в сторону немецких позиций, забыв про личное оружие.
        Добежав до перелеска подальше от ядовитых облаков, оглянулся: вокруг никого не было. Страшный кашель и рвотные спазмы раздирали его лёгкие. Обессиленный, он потерял сознание и упал в траву. Очнулся в полдень, пролежав в перелеске без сознания несколько часов. Светило яркое солнце и не было слышно никаких звуков. Его мучила жажда и больше всего хотелось найти воду или простую лужу. Приступы кашля прошли, но ему было плохо. Вскоре посчастливилось найти ручеёк. Напившись вдоволь из ручья и умыв лицо, Федот пошёл на восток.
        Он шёл долго, полностью потеряв ориентацию. Внезапно, на дороге его догнала повозка, запряжённая лошадью. Когда она поравнялась с ним, он увидел перед собой немецкого возчика, на котором была одета фуражка без козырька с отличительной кайзеровской кокардой. Пожилой возчик не поверил своим глазам, увидев перед собой русского. От страха или от неожиданности он схватил со дна телеги свой карабин и быстро дослал патрон в патронник. Сопротивляться Федот не мог, так как его мутило и кружилась голова. Его одолевали приступы кашля и не оставалось ничего другого, как поднять руки. Очередной приступ кашля заставил его резко согнуться вперёд. Немец вздрогнул и выстрелил: пуля просвистела в сантиметре над головой Федота.
        Громкий выстрел прозвучал неожиданно, отчего лошадь вздрогнула и дёрнула повозку. Возчик от толчка завалился назад, выронив оружие. Внезапный выстрел в упор отрезвил Федота. Обозлившись, он подбежал к возчику и, схватив его левой рукой за ворот, правой крепко ударил в скулу. Испуганный возчик истошно закричал и схватился за винтовку, но Федот с силой потянул карабин на себя. Немец продолжал кричать и тогда он со всей злости оглушил обозника прикладом его оружия. Удар пришелся в область виска и оказался для немца смертельным.
        В это время на дороге показалась другая телега. Оттуда громко закричали на немецком языке. Резко прогремели винтовочные выстрелы. Несмотря на слабость, Федот был вынужден бежать, чтобы не быть застреленным. Прикрываясь кустарником, росшим вдоль дороги, ему удалось скрыться, выбросив ненужный карабин. По просёлочной дороге он пошёл на восток. Его шатало от голода и усталости, но он упорно шёл, как ему казалось, в сторону своих.
        К концу дня показался небольшой населённый пункт, где находились запряжённые лошадьми повозки. Около кухонь толпились солдаты и пахло кофе. Это были немцы, так как русские кофе на варили. Пытаясь обойти вражеский гарнизон, внезапно вышел на какой-то разъезд, где его заметили и окликнули. Сил бежать уже не было, и он остановился. Немцы разглядели по цвету шинели, что перед ними русский и кто-то громко крикнул ему:
   - Stehen! Gehe zu mir! (*Стоять! Ко мне!*).
        Он попытался уйти в сторону, но защёлкали винтовочные затворы и раздался громкий выстрел вверх. Затем вновь раздался окрик:
   - Zuruck! (*Назад*)
        Второй выстрел мог быть прицельным. Слабость и головокружение от кашля не позволили ему бежать и он громко сказал:
   - Плен, гефангене! Нихт шиссен!(*Не стреляйте!*).
    Медленно и с опаской к нему подошёл средних лет капрал с винтовкой наперевес. Внимательно рассматривая незнакомца, он строго спросил его:
   - Russe? Infanteriest? Wо sind die anderen?(*Пехотинец? Где остальные?*)
   - Айн солдат. Гефангене, - повторил Федот, опустив голову и обхватив плечи руками. 
        Немец, которому он сдался, был счастлив до безумия. Угощал своего пленника всем, что у него было. Совал ему сигареты, бисквиты, галеты и шоколад. Бесконечно радовался и повторял, что теперь ему положен отпуск.(*Одним из видов поощрения солдат и офицеров кайзеровской Германии за захват пленного или пленных вражеских солдат был небольшой отпуск. Продолжительность отпуска зависела от количества пленных и их военного статуса*).
        Так Федот попал в плен, но специально сдаваться на милость победителей он не желал и всеми силами пытался дойти до своих. Плен тоже не был раем и неизвестность будущего его очень беспокоила. Зато игра со смертью закончилась и он был доволен тем, что остался жив. Война была кровавой и смертельно опасной работой. Если в начале боевых действий солдаты были преисполнены патриотизмом и геройством, то потом многих не оставляло чувство горечи за неоправданные потери и бесполезности никому не нужной войны. Уже к весне 1915 года были далеко не единичными случаи сдачи к немцам в плен больших и малых групп измождённых и измученных окопной жизнью русских солдат, что было следствием психологического перелома. После губительного огня немецкой артиллерии, бесполезных атак вражеских позиций и больших потерь многие ломались, понимая абсурдность войны.
        Не только простые бойцы и нижние чины, но и офицеры считали предателями генералов, оставивших свои войска без патронов, снарядов и питания в сырых и холодных окопах. Обвиняли царя и штабных, бросивших их на произвол судьбы. Ситуацию усугубляли слухи о немке-императрице, которая, якобы, передавала немецкому правительству секретные сведения. Поэтому русские солдаты, предпочитая плен смерти, сдавались добровольно. Многие рассчитывали на скорый мир с германцем и возвращение домой, но это явление массовым не было.
        Война для попавших в плен закончилась и многие были уверены в том, что они вернутся домой. Не было больше каждодневной и ежечасной опасности быть убитым или раненым. Многих солдат терзал страх остаться инвалидом, слепым или без ног и рук. В госпиталях таких хватало и было невыносимо видеть и слышать их крики. Очнувшись от наркоза и осознав своё увечье, они ругали докторов и громко просили дать им смертельную инъекцию морфия. Понять их было можно, так как быть в тягость родным и близким было хуже всего. Безусловно, лучше такой участи была только смерть.
        Солдатам было непонятно, за какие цели они гибнут и мёрзнут в окопах войны. Такие вопросы всё чаще возникали среди солдатской массы, провоцируя конфликты с командирами и военным начальством. Доходило до арестов и расстрелов бунтовщиков и смутьянов прямо на месте за крамольные речи против власти и царя. Для Федота и многих простых воинов не было разницы между эсерами, меньшевиками и большевиками. Ратники из крестьян к политике относились настороженно и с опаской. Хотя в начале войны такие разговоры массовыми ещё не были. В первый военный год Российская Императорская армия была далека от разложения и общей усталости от войны ещё не наблюдалось.
       
        Первоначально Федот попал в пересыльный шталаг для русских военнопленных в Верхней Австрии, где он пробыл не более месяца. Австрийский комендант военного лагеря и солдаты-ландштурмисты были более лояльны к русским пленным и заметно отличались от администрации немецкого лагеря. Серая шинель, у которой заранее были оторваны синие петлицы, скрыла от вражеских охранников и надзирателей лейб-гренадёрские вензеля, гвардейский знак и нашивки, от которых он, по совету других пленных, предусмотрительно избавился. Кресты и медаль он успел спрятать под обмотки ещё до попадания в плен, так как к казакам, гвардейцам и гренадёрам в плену относились предвзято. Венгры и немцы, в числе которых хватало ярых шовинистов с расистским оттенком, испытывали особую жестокость и ненависть к русским. Немцы считали, что казаки в бою пленных никогда не брали. Были они, якобы, очень жестокими и рубили шашками раненых и уже сдавшихся в плен. Это было частью их пропаганды, хотя сами казаки, действительно, в плен старались не попадать, так как это считалось особым позором. Если же такое случалось, чаще не по их вине, то многие старались бежать при любой возможности. Непримиримых казаков и кавалеров боевых наград, как правило, держали в цепях или посылали на самые тяжёлые работы, и система наказаний для них была намного изощренней.   
        Австрийцы и немцы не особо жаловали своих пленников и относились к ним с брезгливостью и высокомерием. Особенно это было заметно в лагере, администрация и охрана которого состояла преимущественно из немцев. В такой лагерь Федот попал вскоре после распределения на сборном пункте.
        Немецкое Военное министерство распорядилось использовать русских военнопленных в качестве рабочей силы не только в промышленности, но и на общественных работах, шахтах, в ремесленном производстве, в сфере обеспечения немецкой действующей армии. Для них был введён обязательный двенадцатичасовой рабочий день с одним воскресным выходным днём. Особо распространённым видом наказания к русским пленникам в немецких лагерях было привязывание к столбу, порка шомполами или розгами, лишение пищи и избиение дубинками. За попытку побега, неповиновение, нападение на конвой и нежелание работать нередки были случаи показательных казней, когда штрафных военнопленных расстреливали по решению коменданта лагеря.
        Страшно было заболеть в неволе. По многим лагерям военнопленных свирепствовали эпидемии тифа, лихорадки и туберкулёз. Пленные умирали десятками и сотнями в сутки. Не было квалифицированных врачей и отсутствовали какие-либо медикаменты. Особенно издевательские условия для русских пленных были в концлагере Талергоф, расположенном в Галиции, рядом с австрийским городом Граца. Ассигнования из России своим согражданам, оказавшимся в плену, были крайне малыми и не покрывали всех нужд. Это было частью политики царского правительства, направленной на то, чтобы сократить количество перебежчиков из числа добровольно сдавшихся врагу солдат и нижних чинов. Небольшая помощь была через испанский и шведский «Красный Крест», но от них до рядовых пленников почти ничего не доходило. Исключение составляли показательные шталаги или отдельные лагеря для военнопленных-офицеров.
        В концлагерь, находящийся на границе с Германией, Федот попал в команде военнопленных по железнодорожному транспорту. Пленников перевозили в вагонах, которые немцы использовали для скота. Злые немецкие конвоиры с собаками на поводках на пересыльном пункте силой утрамбовывали людей в каждый вагон. Всю дорогу пленники ехали стоя. В пути им не давали воды, не кормили, на станциях не выпускали. В вагонах стоял смрад, кашель больных, стоны и нечеловеческие крики. По приезду в лагерь из всего эшелона вынесли более двух десятков трупов, умерших в пути. Это были раненые или страдающие от отравления газами. А измученных пленников построили и ещё несколько часов держали в строю на плацу немецкие надзиратели в ожидании лагеркоменданта.
        Всех прибывших военнопленных определили в карантин. Там всех осмотрели лагерные медики, распределили на команды и завели карту-формуляр. Каждый военнопленный получил свой номер, нашивку на робу и постельное бельё. Далее, всех вновь прибывших направили в отдельный блок, где была своя охрана с собаками и начальством. В карантине у всех забрали обувь и шинели, после чего прибывших отправили на санобработку. Все личные вещи были изъяты, вплоть до гребешков и нательных крестов. Взамен тёплой одежды пленники получили тонкие одеяла, а вместо ботинок каждый получил деревянные башмаки-колодки, которые узники между собой прозвали «каламанами». В такой обуви они ходили до тех пор, пока приехавшая инспекция из «Красного Креста» не заставила немецкое начальство вернуть всем обратно одежду и личные вещи.
        Жили русские пленные в переоборудованных под жилые бараки старых сараях и конюшнях. Внутри построек были двухярусные нары, сколоченные из неотёсанных и старых досок. Постелью служила солома или пучки травы. В первый же день Федота направили в арбайтс-команду кёхлеров. Ему приходилось перевозить и грузить в вагонетки уголь и гравий на железнодорожной станции. Затем он попал в команду плотников-циммерманов. Они обустраивали конюшни под жилые блоки, колотили нары, перекрывали крыши, возводили деревянные навесы.
        Распорядок дня в лагере был суров. Строгое и педантичное немецкое начальство ревностно за этим следило. Те, кто не попал на работы, занимались строевой на плацу, причём в любую погоду. Ежедневно пленников мучили долгими построениями и перекличками. За попытку побега или саботажа могли расстрелять и жестоко наказывали весь блок. Охранники-вахманы использовали в избиении русских военнопленных резиновые палки, плётки, хлысты. Неоднократно, перед строем военнопленных, комендант лагеря называл всех русских азиатами, дикими варварами и свиньями. Было непонятно, почему и за что немецкие охранники и руководство лагеря так ненавидели именно русских военнопленных, так как к другим пленным - итальянцам, сербам, французам или англичанам немцы относились более лояльно и снисходительно. В отличие от русских им приходили посылки с продуктами, почта и в полной мере оказывалась медицинская помощь.
       
        В шталаг постоянно прибывали новые партии пленных. От них приходили неутешительные вести о том, что русская армия отступает и несёт тяжёлые потери. Усилились перебои с боеприпасами и продовольствием, наступила острая нехватка патронов, снарядов к орудиям, медикаментов, продуктов питания, фуража для коней, обмундирования. Общее поражение русских армий в Восточной Пруссии и в период Великого отступления 1915 года угнетало войска. Слабое снабжение армий необходимым, усталость от войны, холодные и сырые окопы без каких-либо удобств, недостаточное питание, вши, отсутствие командного состава, заставляло многих дезертировать или сдаваться в плен. На смену офицерам и командирам взводов стали прибывать бывшие ремесленники, вольноопределяющиеся, разночинцы и мещане, успевшие закончить ускоренные курсы школы прапорщиков. Солдатская масса пополнялась преимущественно крестьянами, в армии никогда не служившими, что сразу сказалось на разложении армии.
       Через весь плен Федоту удалось сохранить портсигар и награды. Два Георгиевских креста, полученные им за первые бои и штыковые атаки в Таврическом гренадёрском полку. Номерную серебряную медаль «За храбрость» с ликом Николая Второго вручили в госпитале, где он проходил лечение в конце 1914 года. Награды были зашиты в толстый подклад шинели по совету товарищей, которую пометили хлоркой на отвороте. По прибытии в лагерь вся одежда, обувь и личные вещи были перевязаны отрезком бечёвки и сданы немецкому хауптлагеру(*каптерщику*)на склад.   
      
        Для немецкой армии и её союзников 1915 год был удачным и победоносным. Им удалось перехватить инициативу, но несмотря на успехи армии на Восточном фронте, в самой Германии разразился продовольственный и экономический кризис. Возник острый вопрос о питании многочисленных русских военнопленных в лагерях. Они стали голодать, вследствие чего начались болезни и эпидемии. В бараках было сыро и грязно. Между самими пленниками случались случаи драк за лучшее место или из-за краж личных вещей. Виновных немцы не искали, а за нарушение режима наказывали весь барак. Направляли на работы по выносу нечистот или наказывали ударами палок. Также за нарушение дисциплины могли лишить весь блок пищи на день и более. Кормили в неволе очень скромно: немного сухарей, горький кофе или какао на завтрак; в обед - фунт плохого эрзац-хлеба на человека и один котелок на двоих ячневого супа или болтушки из неочищенной картошки с примесью гречневой или кукурузной муки. Иногда выдавали только сухари и кружку чая в день.
        Особенно невыносимо стало русским военнопленным, когда в немецкой прессе появилось сообщение о том, что царское правительство России использует немецких и австрийских военнопленных при строительстве Мурманской железной дороги. Условия работ там были крайне тяжелые. Газетчики раздули, что погибло, якобы, более тридцати тысяч немецких пленных. Немецкое правительство и администрация лагерей ответила лавиной мести на «русский произвол». Тогда было особое указание немецких властей об ужесточении охранного режима. Немецкая ксенофобия, то есть ненависть и месть к простым и брошенным своей страной пленникам, оказавшимся во вражеском плену, искусственно раздувала ненависть к России и её союзникам. В действительности, положение немецких и австрийских военнопленных в русском плену было намного лучше, чем об этом рассказывалось в немецком обществе.
        Правительство Вильгельма Второго практически сразу с начала войны стало использовать военнопленных в тех отраслях народного хозяйства, где более всего нуждались в «рабочих руках». Чаще всего, их привлекали не только в сельских и фермерских хозяйствах, но и на самых тяжёлых и опасных работах: в шахтах, рудниках, промышленных и военных заводах, химическом производстве, строительстве и ремонте железных дорог. После резкого увеличения количества военнопленных перед властями возникли новые трудности, связанные с поиском помещений для создания новых концлагерей и лазаретов.
        Экономический кризис обострил проблему продовольствия целой армии пленников. В целях их пропитания немецкие власти и администрация лагерей искали различные пути решения. Одним из таких решений были работы по найму у местных крестьянских леманов(*землевладельцев*)на полях и на фермерских хозяйствах. За использование дешёвой рабочей силы фермеры платили хлебом, натурпродуктами или расплачивались с лагерным начальством рейхсмарками. С помощью пленных разрабатывались новые площади целинных полей, где выращивали корнеплоды: брюкву, морковь, картофель, капусту. В плуги и бороны запрягали партии батраков, которые и распахивали поля под овощные культуры.
       Жить в плену было тяжело, но условия для военнопленных периода Первой Мировой войны были намного мягче и лучше, чем два с половиной десятилетия спустя.