Глава XXIX. Трещина

Трещина, прошедшая в их отношениях таилась в самом начале. Когда совершенно не знали друг друга, казалось, что ничего у них не выйдет. Не могли найти общие точки, хотя и чувствовали; их не может не быть. Почему же люди не верят в свои первые ощущения, не хотят прислушиваться, что диктует им жизнь?
Может оттого, что верят в иллюзии, создавая их, живя потом в искусственной мире?
Самое страшное, что может случится в процессе развала семьи, когда мужчина перестаёт быть авторитетом. Тогда начинает руководить женщина, что приводит к разрушению личности мужчины. Становится не востребован, начинает метаться, искать себя, а время упущено, его не нагнать. В не семейной жизни факт матриархата не так страшен.
Если прекращается финансовый рост мужчины, то, ничего не сможет помочь в сохранении шаткого баланса мира и спокойствия в семье.
Женщине, как бы не любила, требуется сильный добытчик, способный взять на себя, и разрулить все проблемы. Семьи, где всё обстоит другим образом, держатся вместе, благодаря каким-то базовым составляющим. Это подарок родителей к свадьбе в виде квартиры, постоянная материальная помощь, иными словами, подпитка. И только потом, спустя годы перипетий и скандалов, зарождается что-то отдалённо напоминающее привычку. Супруги заранее знают, что ждать друг от друга в каждой определённой ситуации. От этого уже не играют с огнём. Всё пройдено, изведано, и заранее ясно, что за чем стоит, из чего вытекает.
Ему не удалось ни в первом своем браке, ни во втором, перейти этот, Рубикон. Но этап ссор был преодолён. Возможно они сблизили разных людей, но дальше не пошло.
Господь проверяет на прочность, а мы, как правило, не выдерживаем, ломаемся, как ржавые пружины на наименьших нагрузках, не давая возможности прессу времени довести их до предела.
Пройдя через множество халтур решил; не будет больше заниматься ничем, кроме работы, не станет размениваться и напрягаться, лезть в петлю ради денег. Ведь они и так есть, в виде зарплаты. Неужели этого мало? А если кому-то мало, пускай идёт и сам зарабатывает на то, что не хватает.
Принял решение самостоятельно, не посоветовавшись, не спросив, не поделившись мыслями.
Деньги платили неплохие, машины покупались в кредит. Но, более крупные суммы, ипотека, пугала Алину. Требовалось обоюдное желание супругов, которое отсутствовало.
Нежелание ввязываться в ипотечную каббалу, имея, как она считала, маленькие зарплаты, коих хватало только на поездки за границу и смену машин, каждые четыре года, и убило в Сергее интерес к подработке. Откажись они, каждый от чего-то малого, в сумме это могло дать многое, позволив сделать первый шаг к более рациональной жизни.
Но между супругами было потеряно главное - чувство доверия друг к другу. Наступало разочарование. Он не хотел напрягаться, а она перестала верить в его силы. Получался замкнутый круг, выхода из которого не было.
- Мне нужно, как минимум раз в год выезжать за границу. Я создана для другой жизни, - неоднократно стимулировала к развитию Сергея Алина. Это было начало конца. Отношения продолжались по накатанной из-за лени, и нежелания предпринимать какие-то кардинальные действия.
У них рос сын. К тому времени ему было четыре года. Надо было что-то решать. Денег не хватало на жизнь прежними темпами.
- Раз в год, я должна возить сына на море, – ближе к лету напоминала Алина, имея в виду далеко не Чёрное.
Сергей понимал, надо сделать всё возможное, чтоб съездить. К какому морю решали сообща, исходя из накопленной суммы. Как правило, она была невелика. На этот раз выходила, пусть и Хорватия, но с машиной на прокат. Надеялся; южное море растопит холод отношений, но, знал точно – не сможет заставить поверить в него, как человека.
Что-то подсказывало Сергею; поездка запомнится. Да и ему хотелось этого; чувствовал, скоро будет один.

* * *

Погодные условия не позволяли ил 96 приземлиться в аэропорту Сплита. Поэтому «сели» где-то чуть ли не в поле. Через взлётную полосу шла автомобильная дорога, и на время посадки самолёта автомобильное движение было приостановлено с помощью шлагбаумов. Маленькие, пёстренькие машинки, мирно дожидались, пока дорога откроется.
Они были молоды, и счастливы, только что, перед самым вылетом оформив новую машину в кредит, ждали, пока её произведут, в Швеции.
Ехали в автобусе в Водицу, где должны провести две недели. Этот город должен стать базой. Из него собирались съездить во все концы Хорватии, побывав в Загребе. Но главным ориентиром для Сергея являлся Ровень, или Ровиньо, как звучало его название по-Итальянски. Город, о котором знал из рассказов друга. Сказочный, расположенный на миниатюрном полуострове городок был важен ему. Понимал; должен добраться до него, запомнить, как последний рубеж их семейного счастья.
Молча смотрели в окно автобуса, в чужой стране, непонятно ещё как, встретившей их. Но, само начало, уже задавало некий романтический тон, несмотря на все грустные мысли, плотно засевшие в их головах. И только сын ничего не знал, и не подозревал. Был слишком маленький, чтоб понимать такое. Ему было хорошо рядом со своими родителями, показывал свой характер, будучи непреклонен ни в чём.
Было хорошо в этой поездке. Почти девять лет совместной жизни, сблизили супругов, которые чувствовали друг друга, каждое движение, вздох. Запоминающиеся надолго путешествия, как показывает статистика, бывают примерно раз в десять лет. И данное, как они чувствовали, должно стать, если не итогом их совместной жизни, то, хотя бы запомнится навсегда.
Загреб, Сплит, Крка, Ровень.
В Загребе долго не мог припарковать арендованный Фиатик. Не было места, несмотря на то, что парковка везде платная. Именно в это время проводились ремонтные работы. Менялись тротуары в центральной части города. Поэтому парковочных мест катастрофически не хватало. Но им всё же удалось притулиться. Оплатив парковку, разговорились с прохожим, остановившимся, услышав русскую речь. Видя, что ребенок капризничает, тот достал из кармана, и дал Игорю денежку. Сергей знал, что в Европе принято давать детям деньги на подарки. Но, что так вот на улице, удивило его.
Алина посмотрев на худощавого прохожего, лет пятидесяти пяти, ничего не сказала.
- Вы откуда приехали? – спросил на довольно неплохом Русском местный житель, не обращая внимания на их, пусть и молчаливую, реакцию, как человек уверенный в своём поведении.
- Мы из Москвы, – ответил Сергей.
- Я услышал, что вы Русские, и подумал, не из Москвы ли? Раньше жил и работал в столице, и умею отличить ваш акцент. Рад, что на улице Загреба могу встретить москвичей. Ведь, согласитесь, на улице Москвы встретить жителя Загреба тоже редкость?
- Возможно. Приятно, что мы навеяли вам воспоминание о Москве. Тоже нравится ваш город, будем его так же вспоминать, – повернул голову в сторону сына. Вспомнил, как в детстве дарил ему деньги Илиас, муж его родной тёти. И он тратил их все на электромобили, аттракцион, что стоял тогда на центральной площади Соралусе.
Сын стоял, зажав деньги в кулачок, не зная, как на это реагировать, ища поддержки у мамы. Во всём доверял только ей.
Алина, посмотрела на сына укоризненно, как бы говоря; - «А, где спасибо?».
- Скажи спасибо, и пожми руку дяде. – озвучил её взгляд Сергей.
Игорь изобразил спасибо, молча, кивком головы, подойдя на шаг ближе, чтоб по-мужски, пожать руку не знакомому, но доброму человеку.
Тот наклонился и рукопожатие состоялось.
Таким запомнился Загреб. Спокойным, неспешным, дружелюбным, с его рыночной площадью, там же, среди прилавков, памятником торговке в платке, с корзиной в руке, и совершенно непохожим по своему исполнению, памятником Николе Тесла, которого заметили уже из окна машины, уезжая из города.

- Поехали в Ровень? – вечером предложил Сергей.
- Нет, это далеко.
Всегда сначала отказывала. Не потому, что не хотела, ей требовалось время на раздумье, и повторно заданный вопрос, чтобы дать на него уже более уверенный ответ. И редко он был положительным. Но, иногда, когда вопрос не повторялся, возвращалась к теме сама, спустя какое-то время, если та всё же заинтересовывала.
- Алин, всего четыреста пятьдесят километров. Мы будем там к обеду. Поедим, погуляем, пофоткаемся, и обратно, – как ни в чём не бывало, продолжил Сергей.
- Нет, ребёнок устанет.
- Игорь, поедем в Ровень? – спросил сына.
- Да, - тут же ответил тот.
- Вот видишь, он хочет.
- Не впутывай ребёнка. У нас мало денег. Мало ли что в дороге.
- Хорошо. Не хочешь, как хочешь. А город красивый. Посмотри сама, как в вестибюле гостиницы он выглядит на рекламном щите, - понимал - теряет в её глазах авторитет. Но, тогда в поездке на Курессааре, так же не верила. Всё же тут дело в другом - никогда не доверяла ему.
- Я всё сказала.
- Хорошо. Хорошо. Не хочешь, как хочешь. Завтра вернём машину. Но, если удержать до послезавтра, будет скидка, что начинает работать после семи дней аренды.
- Я подумаю.
 Наступило время ужина. И только наевшись как следует, и спустившись к морю, услышал, как ни в чём не бывало, продолжение прерванного до ужина, разговора:
- Хорошо, поедем.
Не обрадовался. Знал – это не победа. Всего лишь желание не ссорится в поездке.

В столовой в такую рань никого не было. Пришли первыми, сзади, то обгоняя их, то наоборот, отставая, семенил сын. Он радовался предстоящему путешествию.
Погода стояла замечательная, и как бы говорила:
- Куда же вы собрались? Я только победила сырость и дожди, облачность отступила, а вы уезжайте, останьтесь, вернитесь на пляж, подумайте о себе, о своём спокойствии. Зачем вам эти приключения. Вы живёте в замечательном приморском городке. В нём множество ресторанов, сувенирных магазинчиков. Всё для вас, ваших утех, отдыха.
Будьте как все, не надо выпендриваться. Зачем вам жариться на солнце в машине четыреста пятьдесят километров? Зачем лишения и муки путешественников? Всё уже давно открыто и изведано. Чего нового вы сможете для себя найти в этой жизни? Ведь всё у вас есть, чего ещё вам надо?
Утренняя дымка над морем низко стелилась над самой водой, прижатая сверху утренним солнцем, выравнивая водную гладь в одну, спокойную линию, кое-где сверкающую на солнце, в местах прорыва тумана.
Вдалеке виднелись мачты парусных яхт. Они говорили своим присутствием; такой день только сегодня, следует подарить его морю. Если этого не сделать, больше никогда не раскроется вам с приветливой и радушной стороны.
Какое страшное слово. НИКОГДА. От него бегут мурашки по коже, становится одиноко, и хочется спрятаться куда-то подальше от этого мира, возможно, тем самым ещё и усугубив страх. Но именно спрятаться, пересидев, это НИКОГДА, до самого момента, когда наступит, КОГДА.

Позавтракав и, заскочив в номер, подошли к своему Фиату.
Он стоял, припаркованный у гостиницы, возле, заботливо прикрытой от солнца Феррари, и оставленного на произвол судьбы Астона Мартина.
Многие туристы из бывшего социалистического лагеря, теперь входивших в Евросоюз, стран, приезжали на дорогих машинах, соответствующих их уровню жизни. Но отсутствие хороших гостиниц доводило до абсурда их стремление к роскоши. Та, где остановились Сергей с сыном и Алина, имела лишь трехзвёздочный статус. В лучшем случае, в ней можно было взять номер люкс, не более. А люкс в трехзвездочной — это простой номер в пятизвездочной.
Но, они, на Фиате не выглядели рядом с этими дорогими машинами так, как смотрелись бы где-нибудь в Москве, на Рублевке. Здесь всё было по-другому, миролюбивее, и снисходительнее друг к другу. Ощущалась иная атмосфера.
Казалось, социализм, будучи торжественно изгнан из СССР, спрятался здесь, в этой стране, на побережье. И ему тут не только хорошо, он ощущал себя дома.
Впереди был скалистый берег, с полосками пляжей, спокойное море, длинная, казалось, бесконечная дорога, вдоль всего побережья, и эхо прогремевшей недавно войны.
Сергей перекрестился, и они поехали вперёд, к неизведанному и притягивающему своей тайной. Море не хотело отпускать, вцепившись в них руками своей утренней спокойной и убаюкивающе-расслабляющей погоды. Вынуждены были пойти на компромисс, не покидая моря из зоны видимости, всё время, двигаясь вдоль. Но, это было не их решение. Сама природа приняла его за них. География местности, переплетённой паутиной дорог, заявляла, что именно так и нужно двигаться. Нет никакого другого пути, кроме, как подниматься вверх по горным серпантинам, а затем, так же виляя, спускаться вниз, прогрызая тоннели в скалах, резко поворачивая, выезжать из них, втягиваясь тут же в новый поворот дороги.
Ни на миг море не оставляло. Даже, когда вовсе пропадало из вида, напоминало о себе дымкой, присущей южному побережью, говорящей; день будет жарким, а море спокойным.
Они ехали в неизвестность, где нет ничего плохого. Нет прошлого, и настоящего. Туда, где время остановило свой ход для них, и всё записывается словно на пленку магнитофона, или борозду виниловой пластинки. Они ехали в хранилище своей памяти, чтоб оставить в нём след в прошлом, для будущего. И, потом можно было прочесть что-то о себе таковом, которого больше нет, не будет никогда, кроме, как в этом далёком путешествии, в место, спрятанное где-то далеко, в самой глубине Хорватии, за Истрией, и Учкой, длинным, пятикилометровым тоннелем, ведущим в другой мир. Мир сказок и приключений, тайных замков и привидений, сказочных царевен, и смелых принцев.
Тоннель был платным. Всем следовало заплатить дань за проезд, в другой мир. Это подтверждала даже природа этого места. Вся Хорватия до самой Учки отличалась довольно скромной растительностью, и суровостью гранитных скал. Проехав же тоннель, оказывались в другой, зелёной, раскинувшейся на горных равнинах, стране, не знающей войн, и смертей.
Этот контраст резко ощущался при выезде из тоннеля на «свободу».
Заметили эти изменения, но молчали не в силах выразить словами.
Мы никогда не замечаем, как взрослеют наши дети. Это не дано видеть близким. Со стороны всегда заметней, как растут чужие. Миг изменений в твоём сыне, или дочери невозможно уловить.
Показалось, в этот поездке, Игорь стал старше. Изменился в этой поездке.
- Я здесь был с дедушкой, - гордо заявил сын.
Сергей улыбнулся Алине.
- Мы здесь проезжали с дедушкой раньше.
Алина ласково посмотрела на сына.
- А это я видел. Мы здесь ехали с бабушкой и дедушкой, когда вёз нас на дачу - делился «воспоминаниями» сын. И это понятно. Очень любил дедушку по маминой линии, как и тот его. Ведь у того было две дочери, а он хотел сына. И вот появился внук. Души в нём не чаял, называя рондулёк. Был немногословен, точнее сказать, всё время молчал. Как известно, у людей молчаливых, каждое слово стоит десяти, и их надо уметь понимать. В одном заложено целое предложение. Это, как Руница. Где, каждая буква имеет смысловое значение.
Родители не могли дать сыну столько любви и внимания. Потому, что не были способны на это, может из-за молодости, а может темпа жизни.
Сейчас, именно в этой поездке, на этом месте, где они, словно пересекли какую-то границу между двумя жизненными периодами, сын перестал узнавать местность, поняв, что здесь ещё никогда не бывал с дедушкой. Боялся догадки, которая говорила; именно с этого места, мгновения, и начинается новый этап его жизни. И теперь открывалось -  этапов будет великое множество, как опасных, так интересных, как сложных, так лёгких, и простых. Но с этого момента стало ясно главное; он в пути, и этот путь состоит из сшитых между собой отрезков, которые можно распороть, но перешить заново, по-другому не выйдет. Это невозможно.

Ровиньо был близок. Он чувствовался уже в атмосфере самой дороги. Как бы говорила им:
- «Я веду вас к нему, и больше никуда. Не буду размениваться, как те, другие, многочисленные дороги. Я не из них. Я особенная. Раскрываюсь не многим».
Хотя они и ехали по горным равнинам, те, в свою очередь спускались вниз, к морю, раздвигая собой горы, увеличивая отвоёванное у них пространство.
Плавно спускаясь, поднималась, только для того чтоб так же плавно, продолжить спуск к морю, только к нему.
И вот, уже где-то далеко, километрах в десяти, а может и более, показалась над деревьями, колокольня центрального Ровеньского собора. Это именно она, ошибиться невозможно.
Архитектура напоминала средневековую Итальянскую.
Если другие города Хорватии являлись развалинами римских поселений, то Ровень был самостоятельным городом. Находясь в нём, можно было подумать, что ты, минуя Словению, Триесте, Венецию, оказался в Италии, при этом, не имея визы. Но не в той Италии, что глядит на нас из рекламных проспектов, а что славится средневековостью улиц, тишиной переулков, и лаконизмом форм не только жилых домов, но, и центральных храмов.
Да, это был скорее Ровиньо, чем Ровень. Не по причине подделываться под всё Итальянское у них возникло желание так его называть, скорее потому что не будучи итальянским, сохранил в себе атмосферу средневековой Италии, что та, вступив в новое тысячелетие не могла себе позволить на большей части своей территории.
Не ища приключений с парковкой, оставили машину на бесплатной, в материковой, части Ровиньо, двинувшись в его островную пешком. Город настолько мал, что пройти насквозь можно было за десять минут.
Молча, как бы по договоренности, не задавая друг другу вопросов, погрузились в лабиринты старых улиц. Плутая в них, стремились пробраться к самой вершине скалы, где находился храм. Он маячил своей колокольней среди просветов улиц, и черепичных крыш.
Несмотря на то, что устали, у всех откуда-то появились силы. Они нашлись сами собой, как будто вышли из-за укрытия, как загоревший на жарком южном солнце полицейский с радаром в руке, чтобы остановить водителя-нарушителя из Германии. Видели эту картину по дороге, на одном из бесконечных горных виражей.
Но, их внезапно обретённая энергия рождалась тягой к тишине, скромности жилищ, к взаимопониманию скученности населения, зажатого в уплотнённые условия проживания, при этом уважающего интересы друг друга.
Вот они на самой вершине острова, у подножия, закрытого на навесной замок, собора.
Отсюда возможно, в хорошую погоду, видно Венецию в бинокль.
В тот день, несмотря на то, что погода и была таковой, никакого бинокля не было, а Венеция чувствовалась во всём. И в окружении моря, и в плотности застройки, и в ветхости сооружений.
Они были у цели. Именно в этот момент, несмотря на усталость, было очень хорошо. Это возможно и называется счастье? А кто может дать более точную его формулировку? По-моему, вообще не следует что-либо определять, когда можно полностью отдаться в лапы переживаниям. Они, не всегда бывают страшными, и грустными. Иногда, даже если на глазах наворачивается слеза, на душе становится легко и светло.
Но, не всегда это слеза очищения, иногда и счастья. Сергею было хорошо сегодня, чувствовал, что так же его маленькому сыну, и жене, которая хоть на время была рада, что сдержав слово довёз её в тот город, что обещал. Но, недоверие к нему, как к главе семьи, сделало своё дело и трещину уже было ни сгладить, не затереть.
Так устроена жизнь - чувствуя мир и стабильность, одновременно понимаешь; у всего есть предел. Казалось; счастье может существовать только рядом с горем, и разлукой. Иначе его невозможно различить в повседневности дней, так хорошо маскирующих собой главное.
День сменился на начало вечера. Праздник ожидания кончился. Все было достигнуто. Цель лежала в кармане, пронзённая стрелой удачи. Оставалась лишь долгая дорога обратно, домой. Следовало перекусить и собираться в обратный путь.
Пообедали на материковой части Ровиньо, в ресторанчике при ттрёхзвёздочном отеле, как дворец, украшавшем своей роскошью всю достаточно просторную площадь. В нём любил останавливаться друг Сергея. Иногда приезжал сюда, тянулся к этому месту, несмотря на дороговизну.
Выбрав столик на улице, не стали располагаться в помещении отеля, слишком помпезно оно было для них. Обедая, могли наблюдать перед собой старый город, как бы на прощание, перед отъездом, в последний раз.

Обратно выехали в шесть вечера. Это означало возвращение в отель глубоким вечером, а то и ночью. Но, поездка стоила того. Даже не сам город, с его архитектурой, а то, что в нём стало отчетливо ясно; скоро произойдут сильные изменения в жизни и мировоззрении каждого из них.
Учка осталась позади, наступали сумерки. Серпантин горных дорог вёл к дому. И вот Риека, маленький городок, расположенный далеко в глубине горного ущелья, в месте впадения реки в морскую, тихую гавань.
- Давай остановимся? Надо передохнуть и сфотографировать город. Он там, далеко внизу. По всему видно, да и слышно; у них праздник. Интересно какой? – сказал, паркуясь на смотровой площадке у края скалы, Сергей.
- Наверно это просто суббота? А чем это не праздник?
- Суббота уже праздник, согласен. Но, кто бы это объяснил жителям Москвы, что рано утром, в субботу начинают день с коллапса на МКАДе, в попытке запастись хруньём на ближайшую неделю, - ответил Сергей.
Вышли из машины, чтоб посмотреть сверху, в пропасть, на праздник, и порадоваться вместе с горожанами. Город был виден отсюда, как на ладони.
Успели сделать несколько фотографий, когда рядом припарковался маленький Фольксваген хетчбек, с немецкими номерами.
Его водитель подошёл к Сергею, заговорив с ним на английском языке. Не понимал по-английски, обратился за помощью к Алине:
- Подойди помочь, перевести. Они не знают, как проехать.
Но, оказалось, что помощь не нужна. Скромно одетый в джинсы и футболку, как все туристы, мужчина лет сорока пяти, оказался вполне русскоязычным. И, услышав их Русскую речь, практически без акцента повторил только что заданный на Английском вопрос, по-русски:
- Добрый вечер. Не подскажете нам, как проехать до Лопара. Мы кажется, заблудились.
Показалось, что спутница, возможно жена, тоже понимает, по-русски. Но из вежливости не встревает в разговор.
У них в машине, на заднем сиденье спал ребёнок, примерно такого же возраста, как и Игорь.
- Понимаете, дело в том, что этот город находится на острове, и последний паром уходит на него в 21.30. Нам нельзя плутать. Иначе опоздаем.
Тогда не у всех ещё были навигаторы. У Сергея, как и немецкого автомобилиста, их не было. Передвигался подобно средневековым мореплавателям, по карте. Немножко карты, немножко везения, упрямства, и новые земли у вас в кармане. Упрямство побеждало всё, но только время ему было не подвластно. Его ход не зависел от путешественников.
Что-то объединяло их. Сергей не понял тогда. Может, наличие у обоих маленького ребёнка, или встреча в чужой для них стране, и общение на одном языке? Много думал об этом, но, так и остался без ответа.
 Вся жизнь состоит из знаков. Умением их видеть обладает отнюдь не каждый. А те, кто примечает, не всегда способны разгадать сразу. Как правило, понимание приходит спустя время, годы, иногда десятилетия. Знаков настолько много, что легко потеряться среди них. Лучше не видеть, или принципиально не обращать внимания.
Сверили карты, поняли; движутся в одном направление. С той лишь разницей, что Лопар Сергею был не нужен. Его цель располагалась где-то далеко за ним.
Убедившись в этом, не сговариваясь, одновременно сели в машины, и двинулись дальше, каждый к своей важной на тот период времени, цели.

Дорога предстояла долгая, но не гнал. В эти годы менялся его стиль, ритм, образ жизни, хотелось остановиться, перевести дыхание, просто задуматься, что-то осмыслить. Но не было времени. Оно окутывало своими липкими белыми облаками, и пыталось выдернуть с насиженного места, сделав так, чтоб сбился с пути, заплутал, ушёл в другом направлении. Иногда отпускало из своих цепких лап, наблюдая из-за кустов, куда пойдёт, справится ли, выйдет из леса на ту дорогу, что была прежде, или другую, с иным, худшим покрытием. Плутал, какими-то звериными тропинками, выходя то на водопой, то к скалам, висящим отвесной стеной на пути, но, находил в траве самый край просёлка, что должен был вывести на трассу.
Время играло с ним. Но, при этом и вело, куда-то в неизвестность. А он постоянно пытался вернуться назад, или свернуть, уйти в самую глушь. Но, упрямо и неумолимо толкало его вперёд.
Главное не то, что попал в этот туман, а учился повадкам охотника, дикого человека, отшельника в тайге, который не хочет возвращаться обратно в город, к людям. Ведь сам по себе уже человек, и зачем ему ещё кто-то рядом. Превращался в одинокого волка.

Дорога петляла между гор, то спускаясь к самому морю, чтоб прорезать насквозь прибрежные поселения, где сегодня был праздник, то устремляясь вверх, в горы, на самые их вершины, к облакам, туда, где тоже жили люди, но их было гораздо меньше чем снизу. Огни их малочисленных домов, служили ориентирами в тумане, спускавшемся с гор в низины.
На обратном пути машин практически не было.
Но, ещё утром, продвигаясь к своей цели, буквально плелись, со скоростью сорок километров в час, в караване таких же, как и они несчастных путешественников, вынужденных тащиться за очередным перевозчиком своего собственного дома, с прикрученными к нему с разных сторон, яхтой, парой скутеров, генератором, а также имеющем внутри себя, душ, туалет, кухню, и спальню.
Сейчас же, вечером, можно было гнать на той скорости, на какую было способно их транспортное средство.
Хотел оторваться по полной. Но, поразительно, скорость так и не превышала те же сорок километров в час, из-за того, что дорога не освещалась, и туман делал своё дело.
Вдруг, метрах в пятидесяти, впереди, из-за поворота дороги, где рос высохший на южном солнце куст, лениво перебирая своими лапами, как ни в чём не бывало, вышло какое-то животное. Маленького роста, скорее походило на ящера, чем на собаку, или волка, которых, можно было встретить здесь с гораздо большей вероятностью. Спина была покрыта шипами, наподобие динозавра.
Что это такое может быть, подумал Сергей, одновременно сбавляя и так довольно маленькую скорость.
- Как ты думаешь, что это? – спросил Алину, которая всегда в дороге была очень внимательна и следила за движением не менее бдительно, чем он.
- Сама не пойму! Но, похож на броненосца.
- А разве они не в Африке водятся?
- Ну, теперь мы точно знаем, что не в Африке.
Ночной «пешеход», так же неспешно, как и начал движение, закончил его, но уже на другой стороне проезжей части, напоследок бросив взгляд в их сторону, сверкнув глазами, в отражённом свете фар.
Явно был здесь хозяином, не собирался нервничать, и ускоряться. Более величественно и надменно вряд ли кто-либо другой смог так перейти перед незнакомым транспортным средством, да ещё и ночью.
Потом, Сергей пытался найти хоть что-то похожее, живущее на территории Хорватии в интернете, но, ничего не удавалось. Самый близкий вид ящеров, хотя бы отдалённо напоминающих того, что прогуливался ночью по проезжей части, назывался Чешуйчатый Панголин, встречающийся только в Азии и Африке.
Тогда, что же видели они, этой южной ночью, на горной дороге?
Проехав это таинственное место, пристроился за каким-то местным джигитом, увеличив скорость, аж, до пятидесяти километров в час. Что было практически невозможно на этом горном серпантине.
Вежливо не поджимался к своему «спасителю», веря в его непогрешимость, и правильность выбора скоростного режима. Проследовав пару, тройку, крутых, горных поворотов за «вожаком», убедился в его знании местности.
Въехав в один из последних городков, которыми напичкано все побережье, встали в пробку из-за многочисленных пешеходных переходов, по которым так и шастали из бара в бар, счастливые, праздничные горожане.
Наконец, пробив этот сплошной, нескончаемый праздник, который уже начинал им надоедать, вырвавшись из города по сквозной дороге, резко разогнавшись, в крутом вираже заехали за скалу, прикрывающую городок от любопытных глаз въезжающих в него с другой стороны путешественников.
Сразу за поворотом их, с распростертыми объятиями встретили до боли в сердце знакомые лица полицейских. Конечно, это были не ДПСники, всего лишь местная дорожная полиция. Но, как похожи! Практически та же форма, приёмы, лица. Красные, загоревшие на южном солнце, круглые, с близко поставленными серыми глазами, хитрым прищуром. Казалось, один их взгляд способен заменить и радар, и трубочку для определения степени алкоголя в крови. Номера арендованной машины были местные, хорватские, поэтому-то и остановили, в надежде, что пассажиры машины, тоже, как и все празднуют окончание недели. Но как же ошибались. Не только не праздновали, но и совершенно не подходили под общий стандарт.
- Добра вечер. Ващи документи, – спросил Сергея загорелый майор, подходивший полностью под вышеперечисленное описание.
Достал из бардачка, протянул их майору. Взяв их, тут же разочарованно сказал:
- Российска Федераця! – улыбнулся, смекнув; взять с них нечего, и протянув обратно, даже не предложил проверить на наличие алкоголя в крови.
Безусловно, Сергей обрадовался. Это был первый раз, когда останавливала Европейская полиция.
Событие взбодрило. Предстояло ещё гнать километров двести, правда, уже, слава Богу, по равнине, которая таким образом впускала в себя, проверив на прочность, перед предоставлением больших скоростных режимов, за счёт отсутствия резких поворотов.
Они разогнались по максимуму, попытавшись наверстать упущенный день, и вечер, что отнял горный серпантин. Вдруг, впереди, примерно метрах в пятистах, Сергей заметил охраняющих перекресток два экипажа дорожной полиции. Резко снизив скорость, претворился «ветошью», и «лохом».
Разве такое может быть? Ни один из пяти присутствующих на перекрестке полицейских даже не посмотрел в их сторону. Они не были никому нужны.
Чем же занималась тут полиция? А ничем. Из-за неумения отдыхать как простые смертные, они делали это сразу на четырех разных дорогах. Видимо так было принято у местных полицейских.
К Водице подъезжали поздно ночью. Сын давно крепко спал в детском кресле и, если Сергей, не заплутав по ошибке, въехал в город, несколько раньше, тот, может, и дотянул до туалета.
Рос настоящим мужчиной, и усталость переносил, как подобает взрослым, но расстроился пониманием, что не справился, и от обиды расплакался.

Казалось, поездка объединила, ещё плотнее связав воспоминанием и новыми впечатлениями от увиденного. Но, нет, в отличие от Алины, ограничившейся теплом этих краёв, именно здесь, в Хорватии оставил юг навсегда, уехав куда-то далеко, севернее. Туда, где воют ветры, идёт снег с дождём, разбиваются о скалы бурные волны, при этом превращаясь в морскую пену. И брызги холодной, солёной воды разносит ветром вглубь побережья, делая влажными прибрежные скалы, что стоят на страже лицом к океану. От этого становятся похожими на мокрые лица, смотрящих в сторону горизонта окаменевших когда-то великанов, словно плачут о прошлом.
Здесь, в этой южной стране их семейная фотография начала трескаться на своём замятом изгибе, помявшись от долгого хранения в комоде, прежде чем обзавестись рамкой с паспарту, и повеситься на стене, как долгая память о тепле, умершего для Сергея навсегда, юга.
Но у него осталась от поездки другая, настоящая, чёрно-белая, которую специально лишил цвета в фотошопе, так, как таким образом теряла время. На ней, в круто поднимающемся вверх проулке, зажатом стенами средневековых домов были Алина с Игорем.
Алина сидела на ступеньке рядом с прислонённым к стене, велосипедом, сделанным будто специально под ретро. Игорь стоял подле неё. Именно это стечение обстоятельств лишало снимок времени. Он остался вечным, не имея ни начала, ни конца. Что Алина, что Игорь, были одеты в тот день так, что никто бы не смог определить какой это год. Диапазон разброса точности возраста фотографии, колебался от двадцатых годов прошлого века, до наших дней.
Но, Сергея с ними на фото не было. Ведь он-то их и фотографировал в этот, давно забытый день.