Глава XX V. Шизофрения

Психиатрическая больница номер три, представляла собой целый укрепрайон, с применением колючей проволоки. Присутствовали периметры охраны. Первый - высокий, каменный забор, увенчанный проволокой. Второй – сами корпуса больницы, в которые было не так уж и просто попасть. Для этого проверял документы охранник. Третий - стальная дверь со звонком непосредственно на этаже, перед самим отделением, стальные решётки на окнах, которого так же не внушали веры в свободу.
После этого не удивляло, что больница имела общую стену со знаменитой на всю Россию тюрьмой, Матросская тишина, берущей своё название от одноименной улицы, на которой находилась.
И даже довольно старый парк при больнице, возможно заложенный в начале прошлого века, не мог смягчить той гнетущей атмосферы, складывавшейся вот уже не одно столетие, вокруг корпусов этого медицинского заведения.
Как всё близко расположено в нашей жизни, и порою даже трётся стенками друг о друга.
Люди, сломавшиеся духовно, живут рядом с людьми, падшими, совершившими преступление. Где та грань, что разделяет трагедии судеб, связанные с расстройством психическим и болезнью моральной? Здесь всё же выделена забором. Осознано ли это сделано, может чисто машинально, из-за различия двух разных ведомств? Или невольно, все те, кто опасен по той, или иной причине обществу, интуитивно, этим же обществом объединяются в одних местах?
Может человек совершивший преступление быть болен духовно? И, кто же конкретно был инициатором строительства этих заведений, не просто рядом, а вплотную?
Сейчас это уже не имело никакого значения. Страна входила в новый виток истории, подразумевающий какое-то всеобщее помешательство. Оставаться здоровым в нынешних условиях не имело смысла. Люди вставали перед выбором, как жить? По правилам, или поперёк их.
Одно только подчинение произволу, и всеобщему развалу, диктуемому властвующей административно-олигархической верхушкой, для нормальных, здравомыслящих людей, уже сулило постепенное, сначала с целью маскировки, а затем и явное, умопомешательство.
Жизнь же поперек правил, приводила к нарушению закона, который чем дальше, тем сложнее было не нарушать, если пытаться хоть что-то созидать в этой, искусственно разрушаемой, захваченной оголтелыми ворами, стране.
Казалось, в стране остались только тюрьмы, и психиатрические лечебницы. Все словно погрузились в виртуальную реальность, в страхе, не дай Бог, признав это, восстать, попав за одну из этих стен. Следовало бороться за жизнь, но, только в каком мире? Оставалось создать свой мир. Каждый имеет на это право. Но как жить только в том, что создал ты один? Разве можно выжить в четырёх стенах?
Конечно можно! Каждый способен нарисовать на них то, что умеет, желает видеть. И пусть это уход от реальности. Но, надо жить. Возможно наступит момент, когда придётся разрушить эти стены, выйдя в окружающую пустоту, не для того, чтоб погибнуть в ней, как в космосе. А, заполнить собой, и единомышленниками, создав новый мир, не тот, что сейчас, более дружелюбный, без агрессии.

Сергея с братом пропустили через КПП, и они двинулся дальше в сторону приёмного покоя, чтоб выяснить, куда именно определили на стационар маму. Сквер был достаточно большим, и отдалённо даже напоминал парк, при загородной усадьбе. Кто знает, может, когда-то давно здесь и была чья-то резиденция?
Огромные, старые дубы не хотели отдавать свои пожелтевшие листья, создавая местную осеннюю атмосферу. Она отличалась микроклиматом, который мог быть основан на тишине и покое, если бы не отдалённая музыка, доносящаяся из маленького, в мелкую решётку окна одной из камер тюремного корпуса. Попса с вставками шансона, напоминала, что они в России, и на дворе двадцать первый век. Но, это не разрушая восприятия реальности, придавало ей свою изюминку, и индивидуальность. Скорее это была привязанность к реальному времени той всеобщей виртуальности наблюдаемой картинки.
Отсутствие прогуливающихся по территории больных поразило Сергея. Это позволяло природе жить самой по себе, отдельно от больницы. Подумал, наверно их выпускают гулять только под надзором.
Крупнолицый санитар в приёмном отделении, где не было кроме них других посетителей, сказал:
- Вам нужно идти в четвёртый корпус.
Он выглядел несколько неестественно в глубине маленького, арочного окошка, прорезанного в покрашенном белым цветом стекле.
- А, где он находится? – спросил Саша.
- У стены.
- У какой? – уточнил Сергей.
- У тюремной, - указал рукой в сторону еле слышной, примитивной музыки санитар, слегка привстав и приблизившись к своему окошку. От этого его лицо показалось больше своего, и так не малого размера.
Пошли к стене.
Подойдя к зданию четвёртого корпуса стало ясно - просто туда не пробиться. Придётся применить хитрость и смекалку. Хотя бы потому, что за местных их ещё трудно было принять, хотя и мысленно были далеки от реальности.
Поднявшись на третий этаж, очутились в небольшом вестибюле, с двумя металлическими дверями. У каждой красовался маленький электрический звонок, и просверленные, как в тюрьме глазки.
Кроме них в вестибюле больше никого не было. Рядом с одним из звонков табличка: «Звоните, и вам откроют»
- Саша, я звоню.
- Давай с Богом.
Позвонил.
Казалось, канула целая вечность для них, но не для тех, кто был по другую сторону двери. Там, видимо, время тянулось медленнее.
Наконец дверь открылась. И в просвете проёма показалась хрупкая фигурка медсестры, тут же поинтересовавшейся:
- Вы к кому?
Сергей назвал мамину фамилию, добавив, что она поступила позавчера вечером, на скорой. И спросил сам:
- Можно нам пройти сначала к врачу?
- Можно, сегодня можно, и к ней, и к нему, – произнесла медсестра и приоткрыла по шире дверной проём. Который сразу же после их прохода захлопнулся, как люк, разделяющий переборки на крейсере, плотно, словно перед сражением.
- Проходите налево, это приёмная. Подождите здесь, я скажу Михал Трофимычу о вас.
Присели на лавку, обитую дерматином коричневого цвета.
На несколько секунд, было исчезнувши за дверью кабинета зав. отделения, выглянула наружу медсестра, сказав:
Михал Трофимыч вас примет, когда освободится.
Им не пришлось долго ждать. Минут через пять вышел мужчина лет восьмидесяти вместе, с сыном, как им показалось. Нааправились в сторону зала свиданий с больными.
- Идите в зал. Её сейчас привезут. – нервно пробубнил им в спину Михал Трофимыч. И тут же перевёл вопросительный взгляд прямо в их сторону.
- До свидания. Михаил Трофимович, – произнёс пожилой, высокий и худой человек в плаще, опирающийся на палочку, со шляпой в руках.
- До свидания, – как бы повторил за ним его несколько более низкого роста, и весьма полный человек, в куртке и с кепкой в левой руке. В другой у него был пакет, видимо с продуктами.
- Вы ко мне? – Спросил зав. отделением. И не дождавшись ответа, пригласил к себе: - Заходите.
Зашли.
- Садитесь, – приглашающим жестом указал на два кресла по краям своего стола.
Присели. Зав. отделением заговорил первым.
- Итак, насколько я понимаю вы дети Марии?
- Да. Именно так. И пришли спросить вас, как быстро можно привести маму в Божеский вид, и выписать обратно? – решительно начал Сергей.
- Я бы на вашем месте не спешил так быстро делать какие-либо выводы, а тем более забирать её отсюда.
- Да, я помню, вы говорили, что лечение должно продлиться, как минимум месяц. Но, может, возможно, и всего две недели? Что если попытаться ускорить? – возразил Саша.
- Нет, пытаться не будем. Это болезнь, и тяжёлая, как я уже вам говорил. – говоря, зав. отделением, смотрел почему-то на Сергея, будто ему удалось определить внешний вид человека по ранее услышанному голосу. Ну, впрочем, в этом и не было ничего удивительного, ведь он профессионал, и умел справляться с такими простейшими для него задачами.
- Хорошо. Давайте тогда посмотрим, как пойдёт лечение? – предложил Саша.
- А, что собственно смотреть? Тут ничего нового не изобрели. Всё идёт по накатанным, не нами, ещё лет эдак сто назад, рельсам.
- Но, тем не менее, нельзя ли всё же забрать её не долеченную, через две недели, – поддержал брата, Саша.
- А почему вы не хотите оставить Марию у нас на стационар навсегда? Он платный. Есть все условия, поверьте мне. Я вам гарантирую. Если хотите, могу подробнее рассказать про все тонкости содержания больных у нас.
- Нет, не стоит беспокоиться Михаил Трофимович. Мы вам верим. И всё же, я думаю, что сегодня остановимся на предложенном вами курсе лечения, который занимает месяц, – смирился Сергей.
- Ну, что ж не хотите, как хотите. Мое дело предложить.
- Мы, пожалуй, тогда пойдём в зал. Но, я думаю, могу звонить вам, если возникнут какие-то вопросы? – спросил Сергей.
- Да. Конечно. Обязательно.
- Спасибо Михаил Трофимович. До свидания. – Сказал Сергей и протянул зав. Отделением на прощание руку.
То же проделал и Саша. Они удалились из кабинета, так же тихо, как и вошли.
- До свидания, или до встречи. – послышалось в спину.

Пролетающая, как ангел мимо них медсестра, у которой Сергею всё же удалось прочесть сложное имя Анжелика, на прищепленном к халатику бейсике, пропела в их сторону:
- Что, можно привозить?
- Да. Заранее спасибо, - сказал Сергей, вспомнив санаторий в Крыму и медсестру.
- Проходите на право. Там у нас комната для встречи с родственниками. Садитесь за стол и ждите. Вам её привезут.
Прошли в просторную комнату, где много места, стояли столы, за ними сидели люди, общаясь со своими больными родственниками. Сергей выбрал место на краю длинного стола и сел там, напротив него сел Саша.
Кто-то ел, принесённые им из дома всякие вкусности. Кто оживлённо жаловался. Кто просто сидели рядом, взявшись за руки, глядя в глаза друг другу.
Присутствовали все слои общества.
С пожилой, худой женщиной сидел рядом её сын.
- Квартира твоя и я не собираюсь её никому отдавать, – уверял он.
- Я знаю, что ты хочешь избавиться от меня!
- Перестань мама. Ты прекрасно знаешь, мне есть, где жить.
- Тогда зачем ты просишь подписать эти бумаги!?
- Какие бумаги? Зачем ты так кричишь? – нервно посмотрев по сторонам, произнёс мужчина, одетый как-то нелепо, с вызовом.
В руках у него была качественная, шерстяная, клетчатая кепка. Под не снятым, словно пришёл ненадолго, плащом виднелся клетчатый, пёстрый пиджак, надетый на неспокойную, рубашку, усеянную мелкими жирафиками.
Рядом с ними, за одним столом, сидели, судя по разговору, супруги. Точнее самого разговора, как такового у них и не было. Скорее какие-то отдельные, рваные фразы.
- Ты меня любишь? – спросила худая, долговязая девушка в больничном халате своего, как им показалось, мужа.
Ей на вид было около тридцати пяти лет, но что-то подсказывало, что это не так, и на самом деле гораздо младше, просто болезнь взяла себе её молодость. Долго не меняла вектор направленности своих голубых глаз, устремлённых на супруга, в попытке поймать его взгляд.
- Да люблю. У меня нет кроме тебя больше никого. Ты знаешь – ответил мужчина лет сорока, с бегающими, серыми глазками.
Всё время передвигал по столу свой мобильный телефон, который лежал экраном вниз, посверкивая время от времени мигающим сигналом. На полу, рядом с его ногами стояла сумка с продуктами. Часть из них, ряженка, вафли, и конфеты, были выложены на стол.
- И у меня. Мне кажется, ты устал от меня.
- Тебе кажется.
- Ты стал реже приходить.
- Не сочиняй. Я прихожу, как и раньше, ровно три раза в неделю.
- Мне сейчас не хватает тебя.
- Я понимаю. …  Ты права. …  Я устал.
- Меня скоро выпишут. Мне страшно.
- Не бойся. Всё хорошо.
- Нет. Что-то не то. …  Что-то не то. …  Я всё вижу.
И мужчина, и женщина внешне казались спокойными, скорее даже чересчур. Только фразы женщины выдавали какой-то её внутренний, зарождающийся, болезненный, тревожный ритм. И тем самым вытягивали из мужчины, хорошо скрытую в нём, фальшь слов.
На кресле-коляске в зал ввезли Марию. Сразу же нашла бегающими глазами своих детей.
- Везите к нам, – попросил Сергей, вставая навстречу. Вспомнилось, как лежал, ещё в первом классе, в больнице с подозрением на порог сердца. Не мог без мамы. Плакал. Просился домой. Писал ей записки крупными буквами; - «Забери меня отсюда!», прикладывал к окну. Приходила к нему каждый день, но, пускали только два раза в неделю.
Санитар подкатил кресло с пациентом прямо к ним, и припарковав, поставив на тормоз у самого стола.
- Заберите меня отсюда! Это просто ужас какой-то! Я не могу здесь находиться! Это ещё хуже, чем в реанимации!
- Мама, мы не можем тебя забрать, – сказал Саша, потупив глаза, будто был в чём-то виноват.
- То есть, как это не можете! Я абсолютно здорова!
- Не можем, потому, что нам тебя не отдадут, – поддержал брата Сергей.
- Как это не отдадут!? Они издеваются надо мной! – посмотрела по сторонам Мария, ища поддержки. Но, её не приходилось ожидать.
- Не отдадут потому, что ты должна пройти весь курс лечения. – сказал Саша.
- Какого лечения!? Они не лечат меня!
- Лечат, ещё как лечат! Ты не видишь сама? – уверенно произнёс Сергей.
- Ничего я не вижу! Выпрыгну в окно, если вы меня не заберёте!
- Мама, ради Бога не начинай. Они увеличат количество таблеток, тогда ты станешь совсем вялой. Не надо, – попытался убедить Саша.
- Никакие таблетки не нужны! Я отказываюсь пить!
- Мама, послушай, что я скажу. … Ну, ты умеешь слушать, в конце концов, или нет!? – возмутился Сергей.
- Умею я слушать!
- Мама, мы поговорили с врачом. Он говорит, что курс лечения не меньше месяца. Но мы заберём тебя раньше.
- Месяца!? – зловеще улыбнулась: - Когда раньше!? Я не хочу тут сидеть! Мне здесь плохо! Хочу домой! Заберите меня отсюда! – расплакалась.
- Что ты будешь делать дома? Ну, две недели ты, в конце концов потерпеть сможешь? – сказал Сергей.
- Нет, я не собираюсь тут жить!
- Никто тебя тут жить не заставляет, – возмутился тут уже Саша.
- Мама, скажи, пожалуйста, что тебе привезти из дома, и что принести из еды? – спросил Сергей.
- Очень плохо кормят здесь. Есть ничего невозможно. Я не ем вообще, - успокаивалась мама.
- Хорошо мам, давай я сейчас сгоняю за едой и куплю тебе чего-нибудь, – предложил Саша.
- Не надо мне ничего. У меня аппетита нет совсем. Не надо бегать никуда.
- Хорошо мам, тогда в следующий раз. А сегодня мы тебе твой йогурт купили и печенье, как ты любишь. Ну, и так, по мелочи, – достав из-под стола пакет с продуктами Саша.
- Спасибо. Не съем я столько.
- Не съешь, и не надо.
- Мам, ты тут не волнуйся, не много здесь будешь. Зато дома Люба отдохнет, на Родину к себе пока съездит. И мы отдохнем. Потерпи, - успокоил Сергей.
- Я потерплю, но не месяц. От силы неделю, не больше.
- Хорошо, пару недель, договорились.
Мария ничего не ответила.
 Сидели в общей зале, среди таких же, как и они людей, пришедших пообщаться со своими родственниками. Казалось, весь мир разделился на две половинки. Людей, кто ещё тянет еле, еле бремя каждодневной рутины, и тех, кто больше не смог. Всех объединяла острая нехватка любови. Без неё им было не выжить. Ни тем, кто находился за тройным периметром охраны, ни тем, кто не боялся приходить сюда, к близким, и родным людям, принося весточку с воли.
И тогда Сергею пришла в голову мысль спрятаться от всех, а главное от всего, такого страшного в своей агрессии, мира. Спрятаться здесь, за этими толстыми, кирпичными стенами, с закрытыми решётками окнами. Ведь тут так тихо и спокойно. Но вот только не понятно, что не даёт покоя маме в этих стенах, что тянет её наружу?
Почему не может смириться с этой тишиной? Ведь та не к каждому приходит. Многим приходится жить в грохоте проблем, до самого последнего дня. Может тот факт, что привезли сюда силой, так негативно действует на её неспокойное состояние.
Ведь сейчас противостоит всему миру, как кость в горле. Мешает всеми силами осуществиться планам по её оздоровлению. Да и больна ли она? Может, наоборот, все мы? И стараемся не вылечить её, а скорее, заразить своей неизлечимой болезнью. Её, прожившую жизнь, и прошедшую через сильные испытания, преподнесённые ей судьбой.

- Душераздирающее зрелище. – сказал Саша, когда шли из корпуса по парку в сторону КПП.
- Согласен. Но, зачем, зачем всё это нужно? Я не понимаю такой сюжетной линии, – сгребал ногами листья Сергей.
Шли, какое-то время молча.
- Заказал окна вчера. Сделают через десять дней. Потом установят за день, и в течение двух дней вывезут мусор. Как раз две недели. Может, и успеем поменять. Хоть потеплее будет в квартире. – сказал Сергей.
- Да, это ты правильно решил. Пора тебе квартиру переоформлять на себя. С мамой поговорить надо, – сказал Саша.
- Ты думаешь? Да. Самое время.
- Мне кажется, мама пойдёт сейчас на это.
- Но, ты же помнишь, какие истерики были, когда я пытался заговорить на эту тему?
- Сейчас она готова к этому, мне кажется.
- Говорила, что я баб буду водить.
- Теперь не скажет. Увидишь.
Подошли к КПП.

- А представь себе; нас возьмут и не выпустят отсюда. Просто скажут: - «Э, а вы куда!? Ну-ка стой, раз, два. Кругом. Обратно в корпус шагом марш!» - сказал Саша.
- Выпустят. Ещё как выпустят. Мы же здоровые.
Разговаривая, таким образом, шли в сторону припаркованной машины, проходя по тротуару мимо перехода, на котором стояли люди, в ожидании зелёного света. Сергей заметил, как женщина в лёгком, белом, пуховике, с капюшоном, не посмотрев на цвет светофора, и на дорожную ситуацию, бросилась вдруг на другой берег быстрой, но не полноводной городской реки-дороги.
Естественно, именно в этот момент, как из-под земли вынырнула огромная, грузовая машина, водитель которой оказался на счастье женщины, да и его тоже, опытным городским жителем. Не только применив резкое торможение, но и, вывернув руль влево, попытался избежать столкновения, попробовав объехать резко возникшую на его пути проблему.
- Смотри Саш, что вытворяет!
Саша повернул голову в сторону раздавшегося, резкого визга малоэффективной системы торможения грузовой машины.
Именно в этот момент, стоящий сзади этой суицидки, пешеход, успел поймать её за фалду пуховика. И, несмотря на треск разрываемого по шву пальто, и попытки вырваться, крепкой, мужской рукой, удержал на месте, так и не сумев придать ей обратное движение. Видимо энергия смерти была велика, но не настолько, чтоб победить.
Несмотря на шум города, женщина услышав скрежет тормозов, всё же сделала шаг назад, перед самым краем мощного бампера, так и не справившегося со своей задачей, поставленной ему судьбой.
Повернув голову в сторону своего спасителя, не обращая никакого внимания на душераздирающий мат, со стороны водителя, выразившийся ещё и в оглушительном, продолжительном, звуковом сигнале, она с такой ненавистью, и злостью во взгляде, посмотрела ему в глаза, что тот даже отступился от неё, так, и не сказав ни слова, хотя уже видимо приготовил целую речь.
- Ничего себе! - сказал Сергей.
- Шизофреничка. И такая, каждая вторая, - спокойно констатировал Саша.
- Боюсь, таких, - согласился с братом, Сергей.
Женщина тем временем успокоилась, приготовившись к следующему броску, так и не удосужившись посмотреть по сторонам.
Не прошло и трех секунд, как её прыжок повторился. Но, на этот раз уже сама первая заметила легковую машину, водитель которой, не ожидавший неадекватного поведения со стороны невидящего его пешехода, успел применить торможение. Не сигналил, так, как мог остановиться не в таком экстренном режиме, как водитель уехавшего грузовика.
Женщина вернулась на исходную.
Мужчина, стоявший рядом с ней, уже больше не пытался предпринимать попытки к её спасению, понимая, что это бесполезно прикрыв ладонью глаза.
Наконец, когда до того момента, когда должен был зажечься зелёный свет светофора для пешеходов оставалось секунды три, она рванула вперёд, при этом всё же попытавшись посмотреть по сторонам, как это позволял сделать её капюшон.
Машин не было.
Сергей и Саша так и стояли в стороне, не дойдя до машины, наблюдая, чем всё же кончится эта история.
Не пройдя и пяти шагов, женщина наступила на сплющенную пластиковую бутылку, лежащую как раз на одной из белых полос пешеходного перехода.
Чего угодно мог ожидать этот смелый, мужественный человек на пешеходном переходе, борясь со всем миром, с городом, вместе с его великанами-грузовиками, их вассалами легковыми машинами, подчиняющимися писаным законам, в отличие от него, живущего по каким-то своим, самостоятельно придуманным, но только не этой, так коварно затаившейся на пути, пластиковой бутылки.
Она лежала, сплющенная колесами множества машин, перелетая из-под одной, под другую, перепрыгивая то влево, то вправо, по проезжей части. Когда-то хранила в себе какую-то жидкость. Может, это была Кока-Кола, а может и просто газированная вода. Но теперь была пуста, и коварно ждала своего момента. С самого детства понимая; создана не для утоления жажды, а для чего-то совершенно иного, ещё не виданного ей.
Правая нога женщины ступила прямо на неё. Бутылка, коварно выскользнув из-под ноги, прыгнула чуть-чуть в сторону, но этого уже было достаточно, чтоб вся энергия устремлённого куда-то вперёд, человека, потеряла свой вектор движения. Но уже не как в тот, первый раз. Именно сейчас, в этот момент, рядом с ней никого не было. Разрыв между женщиной и нормальными, оставшимися, где-то позади, пешеходами уже был слишком велик.
Началось падение. Оно происходило как бы в режиме замедленной съёмки. Падала долго, и красиво, в итоге умудрившись пробежать несколько шагов, всё больше прижимаясь к земле, наконец, растянувшись во весь свой рост, прямо брюхом, как самолёт, выехавший при посадке за взлётную полосу, прямо в огромной и грязной луже.
Зажёгся зелёный свет светофора. Несколько человек, дождавшихся этого прошли, не спеша мимо неё, даже и не подав руки. Одна девушка только посмотрела в её сторону и, убедившись, что женщина подаёт признаки жизни, прошла мимо.

Они сели в машину, и закрывшись от глупости окружающего мира, большими, белыми дверями.