Война капитана Казьмина15 - Колония2

 Силос на втором участке удался на славу: чистый, ароматный. Коровы его ели с большим аппетитом. У Клавдии Ивановны душа радовалась Он был её надеждой на безболезненную зимовку скота и выполнение планов сдачи молока государству. Она скрупулёзно следила за его выемкой из ям, транспортировкой к коровникам и раздачей животным.
Клавдия Ивановна вышла из секции коровника и непроизвольно остановилась. Где-то недалеко пел красивый лирический тенор песню «Хуторок». Певец так мастерски исполнял песню, что она брала за душу.
- Так это же кто-то в силосной яме поёт, - подумала она и пошла туда. В яме, опершись на лопату, стоял заключённый. Ему на вид было года 23. Увидев её, он стал в позу оперного певца и пропел: «О, милая леди вышла на балкон!» Его голос, жесты, мимика обнаруживали в его прошлом интеллигента.
- Поёте вы хорошо, но от вашего пенья коровы сыты не будут. Надо не только хорошо петь, но и хорошо работать.
- А ты мне покажи, как надо обращаться с этой кислой капустой. Я впервые вижу такое её изобилие и не знаю, как к ней подступиться.  Ну, иди сюда, покажи, не бойся! Клавдия Ивановна не задумываясь о последствиях своего поступка, спустилась в яму, взяла у него лопату и показала, как надо нарезать пласт и выбрасывать его наверх. Заключённый смотрел на неё растерянно-удивлённым взглядом серых глаз, а у неё от страха душа была не на месте.
- Только так вы сможете выполнить свою норму, - сказала она.
- А если набросаю больше нормы, чем меня отблагодарите?
- Тогда вы споёте свой хуторок, а я вам подыграю на мандолине.
- Ну, ладно. Приходи часа через три принимать работу.
 Она вышла из ямы и с облегчением вздохнула, словно сбросила со своих плеч тяжёлый груз.
О том, что заключённый не справится с данной нормой, Клавдия Ивановна была абсолютно уверена. И каково же было её удивление, когда увидела огромную кучу силоса около ямы. Рядом с ней стоял заключённый. Глаза у него блестели из-под грязных, прилипших ко лбу волос, на щёки стекал пот. Руки были в водяных пузырях.
Ну вот, я слово сдержал. Теперь дело за тобой. Смотри, я обмана не потерплю. Со мной шутки плохи. Только ты будешь мне играть не в коровнике, а в бараке. Вон видишь третий барак от привратника. Туда и приходи после ужина.
- Я не имею право входить в зону.
- Ну, уж это дело твоё. Я тебе всё сказал.
Она пришла в контору, но работа не шла на ум. Неожиданный поворот дела озадачил её.
- Что же делать? И посоветоваться не с кем. Начальник не поможет. И не пойти нельзя. Заключённые прибьют. Ведь раз уже проиграл меня в карты какой-то заключённый. Хотел запороть вилами, да во время агроном схватил его. Говорят, этого заключённого с участка убрали. Так что не пойти я не могу. А пойти, припишут связь с заключёнными. Пойду! – решила она, пришла домой, подобрала на мандолине мелодию песни «Хуторок», завернула инструмент в старухин платок и пошла.

В здание привратника сидел дежурный стрелок. Она вошла в коридор.
- А, Клавдия Ивановна! – глянув в открыток окошко, сказал стрелок – опять за каким-то специалистом пришла? А это что у тебя в руках?
- Мандолина. Привезла с центрального участка.  Хотите, вам сыграю?
- Да нет. Я на службе.  Вот если пригласишь домой, то с удовольствием послушаю. А вот сюда идут Кривеч и агроном.
Стрелок пошёл им открывать дверь, а Клавдия Ивановна проскользнула в зону и прибежала к третьему бараку.
- С кем ты тут разговаривал? – спросил Кривеч.
- Да вон Клавдия Ивановна сидит в коридоре, греется. Только что приехала с центрального, привезла мандолину.
- Греется? Она не куда не ездила. А кто бежит к третьему бараку? Погляди в окно. Федор Акимович, ты беги за ней, а я за командиром.
Клавдия Ивановна открыла дверь барака. На неё пахнуло затхлым воздухом. В бараке стоял гул. При тусклом свете она никак не могла понять, что за мифическое чудовище со множеством рук и ног ползают по полу, и ударила по струнам мандолины. Чудовище распалось на несколько человеческих фигур, которые поднялись с пола и пошли к ней.
- Ба, да это ж баба! Откудова свалилась! А может и не баба? А ну, кореши, пощупаем!
- Клавдия Ивановна заиграла «Хуторок». Вышел её знакомый.
- А ну-ка остановись! Она пришла ко мне, - сказал он.
- Слушайте, я буквально прорвалась к вам через проходную. За мной сейчас придут. На разговоры нет времени.
Она заиграла. Заключённый запел. В бараке наступила тишина. Чётко слышалось каждое слово поющего. Резко хлопнула дверь. Вбежал запыхавшийся, испуганный агроном. Он ничего не мог понять. Клавдия Ивановна стояла в окружение заключённых, играла на мандолине, парень пел. Десятки глаз были устремлены на них.
- Да что ж это такое, наваждение, что ли нашло на меня? Или в самом деле она играет на мандолине, целёхонька и невредима. Или мне это просто чудится, - подумал он и протёр глаза.
Голос певца умолк. Раздались громкие аплодисменты.
- Клавдия Ивановна, быстро пошли. Не положено тебе здесь быть,- взволнованно сказал агроном.
А ну, сыграй мне русского, сказал ей скуластый, пучеглазый заключённый и положив руки на бёдра, приготовился плясать.
- А ну ты, курва, не воняй! Уматывай отсюда! Слышь, Витёк, спой нашу любимую «Позабыт, позаброшен»
- Клавдия Ивановна хорошо знала мелодию этой песни из кинофильма «Путёвка в жизнь». Она заиграла. Заключённый запел. Песню дружно подхватили остальные. Дверь широко распахнулась, вошли командир стрелковой охраны и Кривеч.
- Прекрати пение! - крикнул командир, - Рогожина. Вы арестованы. Следуйте за мной.
- За что, суки легавые арестовали? За что? За что?
- Прекратить базу! – по местам! – приказал командир.
Она подробно рассказала о случившемся в этот день и вечер.
- Теперь уж твой благодетель начальник колонии врят ли тебя защитит. Копала яму другим, а сама свалилась, - правильно я говорю, Фёдор Акимович? – спросил Кривеч.
- Да нет. По-моему. Не надо из мухи слона делать. Ну какое она сделала преступление? Коров накормила силосом? На музыке поиграла заключённым. Эка беда! А сколько она ради скота рискует жизнью. Кто из вас взял бы под расписку заключённого? Да никто. А тебе, командир, лишь бы состряпать бумагу. Вот мы, мол, как бдительно службу несём. Преступника поймали.
- Это уже слишком, Фёдор Акимович! Я никому не позволю вмешиваться в мои служебные дела! А вы, Рогожина, сейчас идите домой, а к шести утра будьте в сборе. Повезу вас на центральный, в особый отдел. Утром командир особой охраны привёз Клавдию Ивановну на центральный участок. Начальник колонии увидел и приказал дежурному привести их к нему в кабинет. Командир доложил начальнику о случившемся, а Клавдия Ивановна рассказала ему о причинах, побудившие её совершить такой проступок.
- Понятно! Вы, Клавдия Ивановна, пока посидите здесь, а вы пойдёмте со мной, сказал он командиру стрелков охраны.

Клавдия Ивановна очень волновалась. Она знала, что они пошли в особый отдел и с минуты на минуту, ждала туда вызова. Но минуты, такие короткие в рабочее время, изменили ход и стали длинными и томительными.  Прошло, как ей показалось, очень много времени, а её всё не вызывали. Вдруг она услышала чеканные шаги по коридору и пристала с места «Ну это уже точно за мной» - подумала она. Дверь резко открылась, вышел Чумак. По выражению его лица она поняла, что её дела плохи.
- Что-то Клавдия Ивановна, за последнее время вы мне стали много доставлять хлопот, - сказал он, сев за свой стол, - или вы думаете, что у начальника колонии нет других дел, как заниматься вами? Вы же умная женщина, а совершаете такие необдуманные поступки. В особом отделе народ серьёзный. С ними шутки плохи. Для них основа основ – буква закона. Переступил закон, неси соответствующие наказание. Тут уж интеллектуальные всплески в расчёт не принимаются. И правильно. Нарушать закон никому не положено. На этот раз с великим трудом удалось вам помочь, но если ещё раз чего-нибудь выкинете, то уж увольте меня.
- Михаил Фёдорович, извините меня. Я столько вам доставила хлопот и неприятностей. Большое вам спасибо за поддержку. Если бы не вы, то мне бы было очень и очень плохо. Извините меня за мою назойливость. Я знаю, что у вас много работы, но мне хочется поделиться с вами своей идеей. 
- Мне, действительно, сейчас не до идеи.
- Но я вас так редко вижу. А без вас этот вопрос никто не решит. Мне пришла мысль: из расконвоированных заключённых создать ансамбль. Правда это  громко звучит. Но, скажем самодеятельный струнный оркестр с солистами. Я думаю он нам очень поможет в работе по перевоспитанию заключённых. К этой мысли я пришла после моего злополучного похода в барак. Вы мне можете не поверить, но песня на глазах меняла выражение лиц заключённых. А лицо, это зеркало человеческой души. За несколько секунд до игры на меня были устремлены десятки страшных своей опустошённостью глаз заключённых. Эти люди, как я поняла, хотели потешиться надо мной. Я заиграла их любимую песню из кинофильма «Путёвка в жизнь». Мелодия растопила их зачерствелые души, у некоторых на глазах покатились слёзы. Все под мандолину стали петь эту песню.

- Да, отчаянная вы женщина! 
- Нет! Совсем нет! Такая же трусливая, как и многие женщины. Просто такая у меня работа.
- Клавдия Ивановна, если бы музыкой можно было перевоспитать заключённых, то мы бы с вами здесь не находились. Но я не отрицаю её положительное воздействие на моральный дух человека. Мы здесь подумаем над вашим предложением, и я вам сообщу решение. А теперь за работу. Контролируйте свои эмоции и не допускайте не продуманных поступков. Всего доброго.
- Клавдия Ивановна отказалась ехать с командиром, который её поджидал, а пошла на молокозавод, присутствовала на определении жирности молока от коров её участка. Домой поехала с молоковозом.
- А сказали, что тебя арестовали, сказал молоковоз.
- Да, нет, как видите, еду с вами. А начальникова жена и другие жёны теперь приходят с маленькой посудой за молоком. Наливаю, что кому в списке написано. Мигом ты их отвадила с большими вёдрами ко мне ходить.
- Как, Хавронья Ивановна, очень устала в колонии?
- Да как тебе сказать. Ить работать-то всё одно надобно, хуть в колонии, хуть дома. Земля-то ить всё одно наша, на ней нам и работать. Война вона, какая тяжёлая идёт. Как же можно отлынивать от работы. Так, пожалуй, немец нас под себя подомнёт.
- А за что вы получили срок?
- Да, как тебе сказать? За веру?
- Неправда. Вероисповедание у нас не преследуется.
- Да не за эту веру, а за то, что людям поверила. Вот за тех пастушат, что у тебя летом коров пасли. Ну, ты помнишь их. Они тогда уснули в степу, а коровы разбрелись.
- Помню, помню. Ох, и задали они тогда мне перцу. Сколько километров в нервном напряжение исколесила по степи. Ни их, ни коров. Коровы-то к дойке стали подходить, а их до темна искала. Наконец нашла. Оказывается, они проснулись, а стада нет. Побежали искать и сами заблудились. Сначала я одного нашла, посадила сзади себя на лошадь. От радости плачет. А потом и второго нашла. Тоже посадила на лошадь и тоже плачет. Так втроём верхом и приехали на участок. Все трое рады.
 - Ну и как вы за них угодили в колонию?
- Да как. Очень просто. Стряпаю я на кухне. Гляжу, кто-то подъехал на лошади ко двору. Вышла. Подходят ко мне двое парнишек и говорят: «бабушка, пущай мол, у тебя вот этот мешочек во дворе полежит. Мы его скоро возьмём. Вот отвезём все эти мешки и возьмём». Ну, чего ж, говорю я им, пущай лежит, место он не перележит. Уехали парнишки. Я ещё и отстряпаться не успела, как их ведёт ко мне милиционер. «А ну, бабка, показывай, где спрятала ворованный мешок с колхозным зерном? - говорит он мне, - я ворованного не прятала, а вот парнишки оставили свой мешок. Так вот он на том же месте и лежит, на самом виду.
- Мешок-то на том месте лежит, а ты вот будешь сидеть в другом месте. Собирайся, поехали с нами! – говорит он мне. Вот за соучастие и дали мне срок. Парнишки на суде плакали, просили меня не судить. Но их не послушали. Ой, да кто же в молодости не глупит, не ошибается? Да у каждого, глядишь, чего-нибудь да стрясётся. Такая уж жизня. Жалею их. Признаюсь уж тебе. Хошь, наказывай, хошь не наказывай. Лучше сама не съем, а им отдам. Ить в зоне-то эти ироды проклятые, бандюги, у них хлеб отымают, да ещё и бьют их. Ты бы взяла их к себе навоз чистить или ишо там чего на ферме делать. Они ить работящие, не лодыри какие.
- Скоро возьму. Как только стает снег, сразу начнём выгонять тёлок. Вот эти парнишки мне и будут нужны.
- Вот и спасибо тебе! Дай тебе Бог здоровья за твою душу.
Смотрела не неё Клавдия Ивановна и думала: «Не оскудела наша земля вот такими замечательными женщинами, женщинами незлобивыми, честными, трудолюбивыми, с большой глубиной чувств и широтой натуры. Они всё вынесут на своих плечах в эту трудную годину на фронте и тылу. И как актуальны сегодня слова великого русского поэта Некрасова:
                - В игре её конный не словит, в беде - не сробеет, – спасёт:
                - Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт!
- Ну, вот и наш участок, - сказала молоковоз, - теперича заключенные на ферме чай все глаза проглядели на дорогу глядючи, не едешь ли ты. Уж дюже пригорюнились они, когда тебя арестовали. Боятся, что тебя посадят, а им в зоотехники Соньку-арестантку дадут. Суровая она баба. А ить сама сидела, да видать, всё позабыла, как бригадиршей стала. Ты на ферму?
- Нет, я схожу домой, узнаю, как там.
Клавдия Ивановна пришла домой. Дети сидели в котле с заплаканными глазёнками.  Старуха радостно всплеснула руками.
- Ну, слава Богу, приехала! А то я уже и не знала, что делать. Всё из рук валилось. Дети плакали. Сама обревелась. И что ты такая неугомонная. И зачем только я с тобой связалась?  Ну, как там центральный? Чего люди говорят?
- Центральный стоит на том же месте, - устало садясь на стул, - сказала Клавдия Ивановна, - чего люди говорят, не знаю, не интересно.
- А тут слышно, что у начальника колонии жена спуталась с заключённым, а начальник их застал. Ну, вот чего бабе надо?
- Это сплетни. Не слушайте их и не разносите по участку.
- Нет, народ зря брехать не будет. Почему на тебя не брешут, а ведь одна с мужиками работаешь. Без мужа. Ведь на тебя бы в первую очередь набрехали, а вот не брешут, ежели этого нет. Жена фельдшера за тобой приглядывает, а брехать нечего.
Дети вылезли из котла и забрались к матери на колени.

Всё длиннее становился день. Всё ярче светило солнце. Живительный воздух первых весенних дней как-то по-особому приятно тешил душу, поднимал настроение.
Клавдия Ивановна очень радовалась приходу весны, как ей казалось, все её тревоги, связанные с зимовкой скота, позади. Теперь он определённо знала, что кормов хватит. Ещё и останутся на всякие непредвиденные капризы природы. С таким хорошим настроением пришла она в контору.
- Гражданин Зоотехник, как вы сияете, как вот это весеннее солнце. Есть на это причины? – спросил бухгалтер.
- Конечно есть.  Муж прислал письмо. Направили его в Московскую военную академию. Долго не было писем, и вдруг сюрприз. А вторая причина – весна. Считайте, успешно закончили зимовку.
- Ну, слава Богу. Рад за вас.
- Да не Богу слава, а всем работникам животноводства. Хорошо потрудились. Много сил положили.
- Мне кажется, что наш ансамбль помог вам выполнить план.
- Каким образом?
- Молодёжь, чтобы попасть в ваш ансамбль, рвётся работать в животноводстве, а те кто уже работают, бояться потерять работу и отдают все силы.
- Возможно.
- Гражданин зоотехник, завтра вам и Кривечу надо к девяти часам прибыть на центральный участок на совещание. Посмотрите в окно! К нам начальство едет.
- Правда! Начальник колонии. Наверно к Кривечу. Я пошла. Только она вышла из конторы, как к дверям подкатила коляска. Кучер остановил разгорячённых лошадей. Начальник колонии, легко спрыгнул с коляски, подошёл к Клавдии Ивановне.
- Ну, вот на ловца и зверь! – улыбаясь, сказал он, - здравствуйте! Кривеч в конторе?
- Здравствуйте? Кривеча нет. Он, наверное, заболел.
- Да мне, собственно, больше нужны вы. Пойдёмте, посмотрю ваши коровники. По дороге поговорим. Со мной должен ехать старший зоотехник, а у него подскочила температура. Вы же знаете, что у него туберкулёз. Поддуто одно лёгкое. Специалист он знающий, но работник неполноценный. Больше лежит в больнице, чем работает. Вот и приходится организационными делами животноводства самому заниматься. Как у вас с коровами?
- Всё хорошо. Думаю, что корма не только хватит, но и останутся.
- Молодец, Клавдия Ивановна, молодец! Это целиком и полностью ваши заслуги. Ну, а как ваш ансамбль? Когда выступаете?
- Ансамбль создан. Репетируем. Выступаем на будущей недели. Вас обязательно пригласим. Ведь с вашего благословения он создан.
- Спасибо.  Если бы вы были у меня на центральном, то обязательно  записался в ваш ансамбль. Правда, у меня голоса нет. Но этого бы никто и не заметил. Главное вовремя раскрывать рот и шлёпать губами. А рискнул бы я исполнить сольный номер только для вас и наедине с вами, под аккомпанемент вашей мандолины, и только один романс. Композитора не помню, а слова Тютчева:
               
                Я встретил вас, и всё былое в отжившем сердце ожило.
                Я вспомнил время золотое, и сердцу стало так тепло.
                Как поздней осенью порою бывают дни, бывает час,
                Когда навеют вдруг весною и что-то встрепенётся в нас.

И действительно повело весною. И действительно что-то встрепенулось в душе. Какой поэт! Как тонко чувствовал движение души! А вы чувствуете эти запахи весны?
- Да, конечно. Эти запахи особенные. Их нельзя не слышать
- Клавдия Ивановна! А ведь я вас приехал сватать.
- Как сватать?
- Но, как обычно сватают? Делают предложение. Вот и я вам делаю предложение пойти на должность старшего зоотехника.
Наш старший собрался переезжать в Ленинград. Я его не держу. Человеку надо лечиться. Подумайте над этим предложением, а потом мне скажите своё решение.
- Я уже подумала. Для старшего зоотехника у меня нет ни высшего образования, ни опыта работы.
А старший зоотехник утверждает, что для этой должности вы вполне подходящая кандидатура. Так, что подумайте. Я вас не тороплю. Ещё пока время терпит. Вот видите, как с разговором мы быстро дошли до коровника.
Чумак ходил из секции к секции, тщательно осматривал помещения, задавал вопросы дояркам, скотникам.
- Ну, вот и посмотрел я ваше хозяйство. Впечатление хорошее. Я доволен. Жду завтра вас с Кривечем на совещание. До завтра!
В кабинете начальника колонии собрались начальники участков и зоотехники. Заседание открыл старший зоотехник.
- Товарищи! Не буду ходить вокруг да около. Приступлю сразу к делу. Положение со скотом на всех участках, кроме второго, очень тяжёлое: много истощённых коров с пролежнями на коже. К таким плачевным последствиям привело бесхозяйственное отношение к кормам зоотехников и начальников участков. Вскружила им голову 100% обеспеченность кормами. Не было должного контроля за их расходованием. Вели хозяйство по старинке. Валили корма направо и налево. Тут, конечно сказалась моя болезнь и некомпетентность в зоотехнии людей, занимающие должности зоотехников. У нас, к сожалению, ещё бытует у руководителей участков понятия, что зоотехника может заменить любой скотник. Мол, велика ли наука о правильном кормлении и разведение животных. В этом наглядным примером может служить второй участок. Я боялся за него. Там было мало кормов. А что получилось?  У них и план выполняется и скот хорошей упитанности, и корма немало ещё. И в этом заслуга зоотехника. Пусть не обидится Кривеч, но именно зоотехника. Они сделали невозможное – возможным. Заготовили недостающие корма. И благодаря правильно составленным рационам и правильного и точного его выполнения, правильного ухода за животными, сохранили хорошую упитанность скота и выполнили планы сдачи продукции. Мы вот тут с начальником колонии посоветовались и решили направить больной скот на второй участок. Не пугайтесь, Клавдия Ивановна, нам надо спасти племенной скот. Это наше общее дело. Поздно уже кулаками махать. Виновных мы конечно накажем. Но скоту от этого легче не будет и корма не появятся.
Так мы лучше отдадим корма, сказала Клавдия Ивановна, - их легче перевести на участки, чем животных к нам.

- Мы и об этом думали. Но решили везти коров к вам. Вы специалист и выходите их. А если горе зоотехники угробят их окончательно?  На вас вся надежда. Надо спасать племенной скот.
- Но где мы их будем размещать?
- Мы завтра с Михаилом Фёдоровичем к вам приедем и все вопросы решим в деталях. У меня всё. Какие будут вопросы?
- Когда на второй участок дадите племенного производителя?
- Клавдия Ивановна, так есть же на участке производитель.
- Такой дурак моим тёлкам не нужен. Он с ними в догонялки играет. Вы купили производителя. Вот и отдайте на второй участок.
Начальник участка прикрыл улыбку рукой.
- Вот видите, она даже производителя тёлкам подбирает по своему вкусу. А вы, вашего быка не силосом кормите, а молочком поите и будет толк. Вы меня извините, Клавдия Ивановна, но если бы нас, мужчин, кормить одной кислой капустой, то мы бы и голову не повернули в сторону красивой женщины не только уж думать о чём-то другом.
Все захохотали, зажужжали, как шмели.
- Но на таких  мужчин, как наш бык, не стоит  переводить молоко. Им и кислая капуста хороша.
- Клавдия Ивановна извините за легкомысленную шутку. Я не хотел вас обидеть. Товарищи ещё у кого есть вопросы?
- У меня вопрос к начальнику колонии, - сказал Кривеч. Зачем нам нужна эта самодеятельность? Я боюсь, чтобы с этими танцульками нам до беды не доплясаться. Зачем лишние хлопоты себе устраивать. Пусть себе заключённые после работы сидят в зоне. Всё спокойнее.
- Вам бы Кривеч, во всём бы была тишь и гладь да божья благодать. Боитесь всякого нововведения. А вот, Клавдия Ивановна женщина, а не боится, ищет пути к повышению производительности труда. Поднимает у них моральный дух, вызывает творческие силы.
- Заключённые сюда не на курорт приехали, а отбывать срок. Вот и надо им создать такую жизнь, чтобы потом им не повадно было сюда попадать. Чтобы при одном воспоминании о колонии их в дрожь бросало. А завтехничка их песнями да танцульками взялась ублажать.
- Товарищ Кривеч, оставим эту дискуссию до другого времени. Сейчас у нас стоит вопрос о сохранение попавшего в беду поголовья скота. А вы по этому вопросу не сказали своего мнения.
- А чего мне говорить своё мнение. Вы уже заранее всё решили. Что толку от моего мнения. Моё дело выполнять решение. Вы вон завтехничке ничего не ответили, дадите ей быка или нет. Шуточками отделались.
- Конечно, дадим, - сказал Чумак, - раз он понравился, Клавдии Ивановне, то её тёлки будут от него в восторге. Да я кроме неё, никому другому племенного производителя не доверю.
- Товарищи! Все вопросы исчерпаны. Всего вам доброго.
                * * *               
Каждый день по талому снегу привозили больных коров на второй участок. Скотники сваливали их на снег около коровников и быстро уезжали домой, чтобы не слышать упрёки и увещевания доярок и скотников второго участка.
- Эй! Эй! Погоди! Куда ж ты? А привязь где? Вот гады, проклятые! Кричали доярки, а скотники мчались на санях, не оборачиваясь, словно догоняли они свою потерянную совесть.
- Гражданин зоотехник, поглядите, а коровы-то плачут. Ух, варвары! До чего ж довели скотину.  Все в пролежнях, - сказала доярка.
Шло время. Умелые руки и добрые сердца доярок и скотников выходили, казалось, безнадёжных коров. Ступая медленно с опаской, двинулись животные к зелёной траве. С нескрываемой радостью смотрела на них Клавдия Ивановна и то, чей напряжённый до самопожертвования труд, воскресил в них почти погаснувшую жизнь.
Целыми днями Клавдия Ивановна скакала верхом по выпасам от стада к стаду. Пастухи, увидев её ещё из далека, шли встречать, рассказывали о пастьбе, состоянии животных, дойке, водопое. И вновь она мчалась по лазоревой степи уже к другому стаду, отдавая себя во власть весеннего ветерка, напоённого запахами разноцветья трав. А однажды на очень короткое время остановила разгорячённого коня, отпустила у него подпруги, окунулась в море цветов и пригибая их к груди, лицу, смотрела в бездонное бескрайнее голубое небо и думала:
- Боже мой! Как прекрасна жизнь. Скоро мы со Славой опять будем вместе. Опять будем счастливы всей семьёй. А может быть это и к лучшему, что его отчистили из академии по состоянию здоровья. Всё равно бы не потянул учёбу. А теперь он будет преподавать в Ульяновске на курсах «Выстрел» и скоро заберёт нас.
- Да сложная эта штука жизнь! Плывёшь в маленьком судёнышке по житейскому морю и не знаешь, что будет сегодня, завтра: штиль с солнечными бликами или мощный бушующий вал обрушится на тебя, начнёт бросать, бить, трепать. И хватит ли сил бороться с этой стихией, устоять, а если он выбросит тебя из твоего малого судёнышка, то хотя бы удержаться на плаву. И всё-таки, несмотря на её различные проявления, жизнь прекрасна!

Клавдия Ивановна поднялась с земли, полной грудью вздохнула живительный степной воздух, подняла у коня подпруги и помчалась на участок. Около конторы молоковоз отдала ей письмо. На конверте женским почерком была написана её фамилия.
- Срочно приезжайте на центральный участок. Я вас буду ждать завтра в восемь утра около молоковоза, прочла она. Подписи не было.
Утром Клавдия Ивановна подъехала к молокозаводу. К ней тут же подошла секретарь начальника колонии.
-  Клавдия Ивановна, здравствуйте! Это я писала вам. Мне нужно сообщить вам очень важную для вас новость. Пойдёмте, сядем на ту скамейку. Нас там никто не услышит. Чумак уехал в Красный Кут. Он подготовил приказ о назначение вас старшим зоотехником. Надеюсь в ваших интересах об этом молчать. Готовятся документы об отправки скота на прежнее место. Вы будете ответственны за перегон скота. Будите ехать вместе с ним. Жену он не берёт. Вы уже, наверное, слышали о его семейной драме и конечно знаете, что он вас любит. Вы не можете этого не знать. Но если не знаете, то чувствуете. Женщины это тонко чувствуют.
- Я о семейных делах Чумака ничего не знаю и знать не хочу, а также о его вами выдуманных чувств ко мне. Что собственно вам от меня надо? – сказала с сердцем Клавдия  Ивановна.
- Я от многих слышала о вашей порядочности, большой любви к своему мужу и преданности ему, поэтому не хочу, чтобы разрушилась ваша семья. Пойдёмте в контору. Я покажу вам документы, а вы поверите мне, - волнуясь и краснея, произнесла секретарша.
- Нет. Этого делать нельзя. Я вам верю. Спасибо.
Простившись с секретаршей, она помчалась домой на своей темпераментной лошадке. В такт стремительному бегу лошади, работала мысль Клавдии Ивановны. Она не любила сплетен, не верила им, избегала разговоров с несерьёзными людьми.
- Ну, что за народ, - думала она, - такая страшная война идёт, а они занимаются сплетнями. С песком и грязью перетирают Чумака, отравляют ему жизнь. А у него такая ответственная работа. Даже его хорошее отношение ко мне, как к работнику и специалисту, возвели в степень любви. Здесь что-то не то! Выражение глаз, лица и тембр голоса секретарши при упоминание о Чумаке сказали всё. Она его любит. И это толкнуло её на разговор со мной, а не забота о моей семье. Ну, уж это их дело. Пусть они разбираются в своих взаимоотношениях. А мне надо написать письмо  Славе, чтобы быстрее забирал нас. И надо предупредить Чумака о моём возможном скором отъезде. Я устала жить в разлуке с мужем.
1 мая 1944 года. День тихий, солнечный, весёлый.  На конторе и клубе центрального участка колонии колышутся на ветру красные флаги. Около конторы стоит много подвод с других участков. В клубе только что закончилась официальная часть праздника, объявлен короткий перерыв: готовят сцену для выступления художественной самодеятельности второго участка. Все с нетерпением ждут этого выступления. Прошло уже почти три года войны, а на участках, кроме центрального, нет радио. Сводки с фронтов люди узнают с большим опозданием. Очень истосковались человеческие души по музыке и хорошей песне.
Занавес открылся. Зал громкими аплодисментами встретил хор с оркестром. Набатно зазвучала песня «Вставай страна огромная!» Она мгновенно стёрла все шумы в зале. И в наступившей тишине чётко слышался зов Родины. Песня волновала душу, будила в ней патриотические чувства, призывала каждого внести свой  вклад в дело победы над врагом. Хор исполнил песню «Амурские волны» и уступил место солистам, а солисты танцорам. Зал то погружался в    безмолвие, то взрывался громкими рукоплесканиями.

Закончилась художественная часть праздника, а люди не расходились. Начальник колонии поблагодарил участников художественной самодеятельности, крепко пожал руку Клавдии Ивановне. Зал, стоя им аплодировал. Заключённые участники самодеятельности подхватили Клавдию Ивановну на руки, пронесли по залу и на улице поставили на землю под возгласы одобрения и аплодисменты присутствующих.
- Вы видите, какой вам почёт за ваш труд, - сказал Чумак, - огромное удовольствие доставила всем ваша самодеятельность, но и не только удовольствие, но и душевный настрой. Думаю, что песни, зовущие на бой с врагом, как призыв честно трудиться в тылу. Прекрасно исполнили песню «Дал приказ, ему на запад, ей в другую сторону». Кто исполнял?
- Бывший студент сельскохозяйственного института, сейчас тракторист и телятница, бывшая заведующая продовольственным складом.
- А мой любимый романс «Я встретил вас», который я так вам и не спел, не думаю, что ещё спою, кто исполнил?
- Это бывший студент медицинского института, единственный сын профессора, баловень родителей. У нас разнорабочий.
Да, прекрасно! Вдохновенно исполнил! А это не тот ли самый солист в силосной яме, из-за которого сыр-бор загорелся?
- Да, это он.
 Вот видите, нет худа без добра. Умеете вы находить таланты, хотя порой они вам дорого стоят
- Да, Михаил Фёдорович, Клава Ивановна ни мне, ни агроному проходу не давала. То отпустите того на репетицию, то другого, - сказал Кривеч. Добрая улыбка  и сияющие от счастья глаза говорили о его прекрасном настроении. Для такого настроения были веские основания: в своём выступление начальник колонии назвал второй участок одним из лучших участков по производственным показателям первого квартала этого года. А за успешную зимовку скота и сохранение части племенных животных других участков премировал Кривеча отрезом на костюм, а зоотехника - отрезом на платье
- Клавдия Ивановна удивлённо посмотрела на Кривеча и подумала: Первый раз назвал меня Кривеч по имени и отчеству, а я думала, что не только имени и отчества даже фамилии моей не знает. Участники самодеятельности уже сидели на подводах и ждали Клавдию Ивановну.
- Клава Ивановна! Поедем со мной! – громко сказал Кривеч.
- Нет, я с артистами. Дорогой ещё песни споём!
- Клавдия Ивановна простилась с начальником колонии, главным агрономом и побежала к первой бричке.
                * * *
 Раннее утро. Чумак уже в конторе: набралось много неотложных дел. Короткий стук в дверь. «Кого же принесла нелёгкая в такую рань? Не дают спокойно поработать», - подумал он и громко сказал: «Да, да!» Через несколько минут дверь немного приоткрылась и извинительным тоном, кто-то сказал: «разрешите?»
- Да-да! Заходите, с оттенком досады произнёс он и подумал: глухой что ли?
В кабинет вошёл капитан высокого роста, стройный, подтянутый, красивый. Одет он был в китель защитного цвета с портупеей, в синих галифе, сапогах и фуражке с малиновым околышем. Его лицо, манеры изобличали в нём воспитанного человека.
На фронтовика не похож. Где-то в тылу отсиживается. К кому же он приехал?
Здравствуйте! Извините, что побеспокоил вас, но мне необходимо с вами переговорить. Я Казьмин. Приехал за семьёй. Моя семья: жена Клавдия Ивановна Рогожина, работает у вас зоотехником.
- Да, да. Садитесь! – как-то обескуражено сказал он, а я был уверен, что до конца войны вы её не возьмёте. У меня уже заготовлен приказ о назначение её на должность старшего зоотехника колонии. Прежний старший уже сидит на чемоданах. И получается, что в колонии не останется ни одного специалиста-зоотехника. Вы меня без ножа режете.
- Что поделаешь. Вам нужен зоотехник, а мне жена. Я много лет жил без семьи: учёба, фронт, госпитали.
- Да что уж там говорить. Муж есть муж. Он всему голова. Но я надеюсь, вы понимаете моё положение? Остаюсь без специалистов. Ведь война не кончилась.
- Ну, зачем гадать, что будет.
- А если это произойдёт, сообщите, мы её заберём.
- Хорошо. Прошу вас, не задерживать её. У меня краткосрочный отпуск
- Да, задали вы мне задачу. Ну, ладно, вызову Кривеча и мы решим, кому её передать скот. А вас сейчас отвезут на участок.
Капитан уехал, а у Чумака работа не шла на ум.
- Вот, чёрт возьми! Догола раздел. Вот как чётко действует этот проклятый неписанный закон подлости. А почему он так вдруг приехал? Клавдия Ивановна никогда не вела  речь об отъезде. Здесь, что-то нечисто. Кто-то к этому делу приложил свою руку.
Кто? Главный агроном,  старший зоотехник? Не думаю. Скорее всего моя секретарь.
Для Клавдии Ивановна приезд мужа не был неожиданностью. Она ежедневно ждала его с нетерпением и была ему очень рада. Дети узнали отца, забрались к нему на колени и поглядывали на старуху такими глазами, в которых только она могла прочесть:
- Ну, что, видис, какой наш папа? Теперь ты нас не тронес, а то он тебе холосэнько даст.
- Клава, а тебе передали привет и благодарность за заботу двое мужчин, освободившихся из заключения.
- Спасибо. Но у меня никто не увольнялся. Где ты их видел?
- Ночевал с ними в одной комнате в Краснокутском доме колхозника. Говорят, что в трудное время ты их очень поддержала.
- Ну, теперь понятно. Один из них архитектор, а другой инженер, строитель мостов. Я их в глаза видела только один раз, когда с агрономом объезжала поле. Агроном рассказал мне про них, а я подумала: «Вот скоро кончится война. Вся страна в развалинах. А сколько архитекторов и строителей погибло на фронте. Кому восстанавливать?» Вот и решила этих людей поддержать. Не верится, что они враги народа. Да и вообще, Слава не хочется мне верить, что все сидящие здесь, да и в других колониях – враги народа.  Может быть и есть какие единицы, но не такое множество. Я здесь немало наделала ошибок и, меня вполне могли посадить, как врага народа. Ну, какой я враг? Я бы, будучи заключённой, так же, как и сейчас, отдавала всю себя работе.
- Так вот, сказала я своему Молоковозу Хавронье, большой души человек, чтобы она нашла посуду на литр молока и оставляла им у дороги в определённом месте, да чтобы об этом ни она, ни они некому не сказали. Зашла я к ней на пастеризаторный пункт, она и говорит: Обрадовались это мужики-то. Один схватил меня за руку, трясёт, целовать силится, благодарит. Я это отдёрнула руку и говорю: «Не мне надо говорить спасибо, а завтехничке. Только об этом умрите, а не скажите, а то её арестуют. Ох, гражданин завтехник, уж больно они хлюпленькие, наверное, бандюги у них, как у моих парнишек, хлеб отымают.
- Ну, зачем ты это делаешь? Зачем рискуешь собой? – сказал муж.
- Да, Слава, действительно рисковала, но спасибо умному начальнику колонии, выручал меня. Я его здорово измучила.
- Не видать, чтобы ты его измучила. Назначил тебя на должность старшего зоотехника колонии.
- Неужели всё-таки назначил? Я не давала согласие.
- Вот видишь, я ему смешал все карты. Жалеет, что уезжаешь.
- Это к лучшему. Я не способна работать в колонии. Тут главное – действовать в рамках закона, а для меня этого условия не создали. Животные не понимают этих законов. Они телятся, болеют. Им нужен врач, а врача нет. И охраны нет, чтобы его привести. Вот что хочешь, то и делай: или равнодушно смотри, как гибнет животное, или иди на нарушение закона. Ну, ладно. Теперь уже всё позади. Может быть, удастся в Ульяновске устроиться в школу. Но это потом, а сейчас пойду, предупрежу начальника участка, что ты приехал за мной. Подумаем, кому передать скот и документы.

Клавдия Ивановна пришла в контору. Кривеч сидел за своим столом, внимательно читал поданные ему бухгалтером на подпись бумаги, довольно подробно расспрашивал его о том или ином документе и ткнув несколько раз ручку с пером в чернильницу-непроливайку, не спеша расписывался. 
- А Клава Ивановна! Ну, как дела у тебя? – как бы между прочим сказал он, бросив на неё мимолётный взгляд.
- Уезжаю от вас. О чём и пришла вас уведомить. Муж приехал за мной.
- Как это так уезжаешь? А кто будет работать? – спросил он, оторвав взгляд от бумаг. Ручка так и застыла в его руке. Так, милая дело не пойдёт! Я не согласен! Вот так захотела и уехала. Это бы и я захотел и уехал. Агроном захотел и уехал. Нет, начальник колонии не отпустит. Время военное. Имеет право не отпустить.
- Он уже отпустил. Муж с ним разговаривал.
- Ну, вот тогда пусть сам и работает, раз отпустил. – Это не серьёзно. Со временем пришлют вам зоотехника мужчину и будете с ним работать душа в душу, без конфликтов.
- Не нужен мне зоотехник мужчина! – произнёс он повышенным тоном, отвернулся от неё и стал смотреть в окно.
- А пока найдут зоотехника, возьмите временно Соню. Она человек энергичный, деятельный, хорошо разбирается в животноводстве, не хуже бригадиров других участков. Тем более, я её постоянно держала в курсе всех моих зоотехнических дел. Я знала, что рано или поздно придётся ей передать скот. Больше некому. Как вы считаете?
- Да мне теперь уже всё равно! Хуть саму чёрту передай! – крикнул он и бросил ручку на стол. Она покатилась и упала на пол. Бухгалтер поднял её, положил на стол, удивлённо поглядывая то на Кривеча, то на Клавдию Ивановну.
- Ну, хорошо. Я пойду с ней поговорю.
Клавдия Ивановна ушла. Кривеч приказал немедленно запрячь в линейку лошадь и подписав остальные бумаги, тут же помчался к начальнику колонии.
 По распоряжению начальника колонии Клавдия Ивановна передала всё поголовье скота участка бригадиру Соне. Вечером Кривеч, агроном и фельдшер с жёнами пришли к Клавдии Ивановне. Начальник колонии не приехал, сослался на неотложные дела.
Кривеч некоторое время сидел молча. Но несколько рюмок водки выпитые им, привели его в хорошее расположение духа
- Вот ведь как бывает, товарищ капитан. Сперва я не хотел с Клавой Ивановной работать. Ох, как не хотел! Аж, нож к горлу, - он провёл ребром ладони по шее, - даже дело дошло, стыдно сказать, ну она тебе рассказывала. Значит, поскублись малость.
- Ничего не рассказывала. На работе всякое бывает.
- А потом у нас дело пошло хорошо, - продолжал Кривеч. Первое место заняли по колонии. А теперь вот она уезжает, а я места себе не нахожу. Как я буду без завтехнички?
- Да хватит тебе одно и тоже и дома и тут гутарить, сказала жена Кривеча, - вот пусть лучше Мефодич расскажет, каких страстей они натерпелись с Клавдией Ивановной, когда их волки чуть не загрызли.
- Да было такое дело, - сказал раскрасневшийся  от увеселительных напитков фельдшер, - ну, сами понимаете, зимой рано темнеет. Поехали мы с Ивановной в дальний гурд. Там у нас тёлки зимовали.  Отъехали от участка и, уже стемнело. Лошадь, как захрипит! Мы глядь назад, а там волки бегут за нами. Ну, думаю, крышка нам. Их целая стая. Сейчас начнут с боков лошадь драть. Говорю Ивановне: «на спички. жги солому!» Она чиркает спички. А солома отсырела и не загорается. Ну, я маленьким языком матюкаюсь. Ивановна не слышит, а мне вроде легче. Достал я из кармана отчёт за лекарства, дал ей, а сам гоню лошадь. Ивановна делает пучки из соломы, зажигает их бумагой и бросает на дорогу. Гляжу, солома кончается, а волки нас преследуют. Тут показалась зимовка и они, проклятые, отстали. Мы приехали в гурт, а сами зуб на зуб не попадём. Жена гуртоправа напоила нас чаем и мы малость согрелись. Всякое у нас случалось.
- Вот Ивановна уезжает. Так я выдам её тайну. Мне случайно пришлось подслушать её разговор с заключённым. Крышу-то с полевой будки Ивановна сняла, товарищ Кривеч, и подмывальники для коров сделала. Правду я говорю Ивановна?
- Правда. Сколько я просила вас, товарищ начальник, достать для фермы подмывальники. А что вы мне сказали? «Был бы завтехник мужчина, достал бы, а баба только ноет». Что мне оставалось делать? Взяла двух заключённых с фермы, привезла их в поле, раскрыли полевую будку, отвезли жесть в кузнецу и сделали вёдра. Ничего особенного не произошло. Я вам доказала, что и женщина зоотехник может работать не хуже мужчины.
- Ах, вон оно что оказывается, куда девалась моя крыша,- сказал смеясь Кривеч, - а я всё ломал голову, где она достала такие хорошие подмывальники? Денег не просила, значит за свои купила. Муж военный. Денег, думаю, много получает. Отчаянная она у вас, товарищ капитан.
- Но что касается денег, то их у неё совсем нет.  Аттестат она от меня не берёт. Хочет, чтобы я немного подкрепился после фронта. Ну, а то, что она не из робкого порядка – это верно. А тут ещё вижу обстановка заставляла такой быть.
- Да нет, думаю не обстановка,- покачав отрицательно головой, сказал Кривеч, - у Сары была та же обстановка, но она не рисковала и не работала.
- Товарищи! Мы пришли проводить нашу всеми уважаемую Клавдию Ивановну, а не на производственное совещание, - сказал агроном. Ивановна, сыграй нам чего-нибудь на мандолине, а мы послушаем.
- Хорошо.  Я сыграю вам свой любимый «Синий платочек», а вы будите петь вместе со мной.
 Она заиграла. Сначала робко, а потом всё смелее голос за голосом вливался в общую мелодию и, получилась хорошая песня. Все это поняли, были довольны и сами себе аплодировали.
- Вот видите, какой у нас получился хороший хор, - взволнованно сказала Клавдия Ивановна. Замечательные мужские голоса.
- А это потому, что ты, Ивановна, умеешь своей игрой и темпераментом зажечь в нас, как бы получше выразиться,  огонь что ли, - сказал агроном, - видишь, я оратор то плохой. Давайте споём украинскую народную песню «Чёрные брови».
- Они спели эту песню, «Тонкую рябину», «Вдоль деревни».
- Гости! Не надоели ли вам хозяева, встав с места, сказала жена фельдшера. Людям завтра рано ехать, надо выспаться. Пора нам до дома до хаты.
Все вылезли из-за стола, пожелали хозяевам доброго пути, простились и пошли домой. Рано утром пришла с центрального участка машина и отвезла Казьминых на станцию «Красный Кут». Они приехали в Саратов.  Старуха отказалась ехать с ними в чужой город. Они её проводили домой, а сами поехали на речной вокзал и пароходом поплыли до Ульяновска.

Далее - Глава 16. Победа
http://www.proza.ru/2017/12/04/937