Глава 2. Крылья птицы

Под покровом ночи из королевского замка, плотно закутавшись в тёплые плащи, выехали десятеро. У сёдел каждого были приторочены арбалеты, в ножнах ждали своего часа острые мечи. Небольшой отряд двигался без шума, кони мягко ступали по свежему выпавшему накануне снегу, лишь доносился мягкий хруст из-под копыт. Вьюга давно отбушевала, празднества в честь помолвки Оссии с Эгбертом в замке утихли, и теперь все, знать и челядь, мирно спали.

Но небольшому отряду воинов было не до отдыха. Они и рады были бы выпить вина, повеселиться с хорошенькими служанками, уснуть в тёплой сухой кровати наконец, однако приказы господ не оспаривают. Мужчины в молчании ехали по направлению к одинокой башне, которая возвышалась поодаль от замка. Говорят, раньше она была частью Старой крепости, пока не построен был нынешний замок. Как только строительство было завершено, старое строение опустело. Большую часть зданий разобрали по камешку, а башня служила кладовой. До недавнего времени.

Слухи о том, что там томилась старшая королевна, были правдивы. Однако люди поговаривали разное. Те из слуг, кто периодически привозил туда продукты и всё остальное необходимое для хотя бы сносного существования, не были в восторге от пленницы. Они не видели её лица, лишь становились жертвами проделок её дьявольского ворона, которого так и окрестили — Чёрный Дьявол. Однако зла они на "бедную госпожу" не держали: у кого угодно в заточении характер может испортиться, будь то простолюдинка или благовоспитанная королевская дочка.

Иные и вовсе небылицы рассказывали, мол, королевна в темнице томится, потому что нажила её королева от злого лесного демона. Вот и повадилась королевская дочь по замку ночами бродить, соки из людей выпивать. Убил бы король нечисть, да сжалился, родная кровь всё же, вот и решил с глаз прогнать, но жизнь оставить. И будто бы косточки человеческие найти в башне-то можно, а что черепки это, так колдунья чарами глаза отводит. 

Конечно, байкам, что ходят среди челяди, дружинники Эгберта не верили, справедливо полагая, что если человек там и вправду бесово, оно же фейское, отродье, кровь у него такая же красная, а копья и мечи оставляют те же смертельные раны. Отец Этельстан дал благословение на этот небольшой поход, а потому все члены отряда были совершенно спокойны, ибо сказано в священных книгах, что те, в ком вера сильна, не подвластны никакому чародейству. И горе тем, кто допускает в своё сердце даже толику греха, через эту щель отрава древней магии пробьёт броню.

Лишь когда отряд достиг башни и спешился, Торвальд, что вёл своих воинов, подал голос:

— Её высочество на самом верху, на первых этажах несколько слуг да пара приставленных к, кхе, покоям, охранников. Делаем всё согласно приказу нашего короля, понятно? 

Торвальд говорил тихо, но его услышали, спутники молча кивнули и, наконец, вошли внутрь. Кольчуги под плотными суконными плащами не издавали ни звука, а мягкие подошвы сапог позволяли идти совершенно бесшумно. Все обитатели нижних ярусов башни оказались застигнуты врасплох, даже стража, которая обязана была нести караул, на деле мирно спала за столом, на котором стояли пустые кружки из-под эля. 

Свою работу отряд Торвальда сделал мастерски — все обитатели нижних ярусов башни были убиты во сне. Осталось лишь открыть люк и подняться на самый верх, однако тут у самых молодых стали сдавать нервы.

— Может, ну её? Вдруг и правда ведьма? — Эстерин с опаской посмотрел наверх, на массивный железный люк, под которым была лестница. — А ну как знает уже, что мы здесь, и только и ждёт, когда мы поднимемся?

Рианнон действительно не спала, её чуткий слух уловил шум внизу ещё тогда, когда дружинники вошли внутрь. Предчуствие её не обманывало, чужаки несли с собой смерть.

— Они пришли убить меня, — сказала Рианнон сама себе, поднимаясь со своего места. — Этого не будет.

Чародейка понимала, что вряд ли справится со всеми, кто пришёл за ней, у воинов внизу было много железа, а их самих окружали чужие, враждебные ей и её родичам силы. Выход оставался только один — открыть проклятую дверь, ведущую на крохотный балкончик. В прошлый раз её останавливала боль, которая пронзала руки и всё тело каждый раз, когда Рианнон касалась железной ручки.

Снизу слышались шаги и голоса, люди были прямо под люком, и нельзя было терять ни секунды. Страх оказаться пойманной и убитой в этот раз оказался сильнее обычного желания вернуться на свободу. Дверь открывалась наружу, и Рианнон навалилась на неё всем телом, чтобы сдвинуть с места. Боль, которую причиняли железные кованные детали даже сквозь ткань, была невыносимой, но ещё невыносимие были мысли о смерти. Если и суждено было Рианнон погибнуть, её смерть не должна быть столь бесславной. А уж если за ней пришли действительно те, о ком со страхом переговаривались служанки в башне, меньше всего чародейка хотела попасться им живой.

"Не смогу превратиться, брошусь вниз так", — думала Рианнон, с ужасом понимая, что за спиной раздался скрежет люка.

Дверь с трудом поддалась, когда королевна почти потеряла сознание от боли. Рианнон упала на заснеженный парапет и свежий воздух принёс облегчение. На востоке уже занималась заря, если бы на улице было лето, которое так любила королева Лиадан, воздух бы полнился пением соловьёв. Но вместо нежного дыхания тепла королевну встретил колкий морозный ветер да грай воронья вдалеке. 

— Держи её! — раздался возглас за спиной.

Рианнон встала, не оборачиваясь назад, она не должна была терять и малой толики доступного ей времени. Фэйри одним прыжком вскочила на зубчатую стену, которая была ей по пояс и, не раздумывая, прыгнула вниз, моля всех древних богов и богинь магии помочь ей в этот миг. Помедли она хоть мгновение, за край плаща схватилась бы рука Торвальда, но пальцы поймали лишь воздух. Мужчина посмотрел вниз, ожидая увидеть бездыханное тело, однако вместо этого на огромных крыльях взмыл чёрный ворон и, громко каркнув, полетел на север.

— Стреляйте в неё, стреляйте! — заорал он, понимая, что придётся бросаться в погоню за проклятой птицей в случае неудачи.

Король Эгберт живьём сдерёт кожу со всего отряда, если они вернутся без доказательств смерти старшей королевны. Короткие арбалетные болты засвистели в воздухе и не без злорадства Торвальд увидел, как одна из стрел пробила крыло птицы навылет. Однако проклятая тварь, хоть и замедлила полёт, и не думала снижаться. Торвальд повернулся к своим и коротко мотнул головой. По коням.

Боль и страх гнали Рианнон вперёд. Пробитое крыло едва слушалось, однако стоит ей сдаться, позора и гибели не избежать. Она летела на север, где виднелся старый-старый лес. Люди не ходили туда, боялись. Говорили, там живёт бессмертное зло, однако кому как не фэйри знать, что это далеко не так. 

Птица обернулась, всадники не сбивались со следа, а сил на то, чтобы сотворить отводящее глаза колдовство, у Рианнон не было. Оставалось лишь надеяться на то, что в лесной пуще ещё остались те, кто может ей помочь. Только бы добраться. Хотя бы до опушки, а если повезёт, она сможет пролететь чуть дальше. Люди не знатоки колдовских лесов, где им сыскать одну единственную птицу в чаще?

Чем ближе подлетала Рианнон к лесу, тем быстрее силы оставляли её, а погоня всё не отставала. Она уже не летела так высоко, а арбалетные болты несколько раз прорезали воздух совсем рядом. Раненое крыло двигалось с трудом, и королевна уже почти не летела — падала. Ветви вековых деревьев наконец укрыли её от глаз всадников, однако она не верила, что они отступят. 

Рианнон почти выбилась из сил, однако упала на мягкий зелёный мох лесной поляны лишь тогда, когда потеряла сознание от потери крови и боли. Если бы королевна могла оглядеться, то увидела бы, что оказалась на болоте, едва подмёрзшем. Однако мох был по-прежнему мягок, будто королевская перина, а остатки осенней листвы всё ещё алели и желтели на зелёном покрывале. Увидела бы она и холм, вход в который был обозначен двумя вертикально стоящими глыбами. Они были покрыты мхом и лишайником, однако на древнем камне ещё можно было разглядеть чародейские знаки, что слабо мерцали в слабеющем свете луны, солнце уже вот-вот взойдёт.

Но то Рианнон. Любой человек, кому не дано зреть сквозь завесу чар, увидел бы и в самом деле болото, да только страх и ужас сковал бы сердце. Мох был бы бел от сухости, деревья стояли бы голыми, а холм казался бы склепом. Во тьме входа поджидали бы призраки один страшней другого, в тумане вокруг слышался бы бестелесный шёпот, и ни один лучик солнца не проник бы на поляну.



Все десятеро на несколько мгновений остановились как вкопанные у самой кромки вековечного леса. И, пусть восходящее солнце уже окрасило в розовый макушки не заснеженных деревьев, добровольно заходить дальше никто не хотел. Кони храпели и вставали на дыбы, чуть не скинув своих всадников, и никакая многолетняя выучка не помогла лошадям сохранить самообладание. 

Торвальд не считал себя трусом, однако и сам чувствовал опасность, исходящую от того, что таится в лесах. Были ли то легендарные эльфийские стрелы, разящие без промаха, или злое колдовство, не оставляющее надежду на спасение, он не знал. Может, ни то ни другое, может, притаилось во тьме страшное чудовище. Не просто так ходили слухи о тех, кто навсегда заблудился в этом лесу и не вернулся обратно. Особенно часто в последнее время пропадали молодые юноши и красивые девушки из окрестных сёл и деревень. И хоть знали все, что дорога в проклятый лес заказана, так всё одно — шли несчастные, покорные чужой воле. 

Если кого и удавалось спасти, не дав выйти из дома, то не находили потом несчастные покоя. Юноши грезили о девах прекраснее лунного света, как весело танцевали они в своих зелёных платьях, как зазывали присоединиться к ним. Девушки же чахли от тоски по эльфу, бледному как снег. Волосы у него были чернее вороного крыла, в зрачках горели, маня, болотные огни, губы у него были алы, а играл он на флейте так, что стоит лишь раз внять музыке, как век больше не найти покоя.

Не раз отправлялись разгневанные люди в лес в поисках губителей, однако возвращались всё с пустыми руками, если везло не попасться на глаза лесной нечисти. Большинству таких вершителей самосуда позавидовать было нельзя, пропадали они без вести. Изредка на опушке находили белые кости, да река порой выносила на берег обрывок одежды. 

— Говорят, девки козлоногие тут живут, — сказал молодой Арни, — ну, это, лицом красавицы, сиськи как яблочки, талии, всё при них, а под юбку глянешь, так там копыта! — уверенно закончил он свою короткую речь, будто сам лично оную козлоногую девку видал и под юбку заглядывал.

Торвальд хмуро глянул на Арни, дурень парень, какие девки с копытами? Он не знал местных легенд, однако в одном был уверен точно: всё это либо выдумки крестьян, которым нечем заняться зимними вечерами, либо самая настоящая бесовщина. И тогда это не красотки вовсе, а дьяволицы, а раз так, то и молитвы нужные он помнил наизусть.

— Местные постоянно о них твердят, слуги в замке короля Донована, например... 

— Вы чего, черти, лясы точите, отговорки ищете? — не выдержал Торвальд.

Воины замолкли и, на самом деле желая оказаться отсюда как можно дальше, тронули коней. Животные боялись и дрожали, копыта переступали неуверенно и медленно, но, всё же, ослушаться хозяев они не смели. 

Несмотря на рассветную пору в лесу было темно, а воздух казался таким густым, будто пробирался отряд сквозь толщу воды. Лес не любил незваных гостей, это слышалось в недовольном скрипе старых деревьев, а воины то и дело ощущали на себе недобрые взгляды, однако стоило обернуться, так позади была пустота. Земли вокруг были занесены снегами, однако здесь не было ни снежинки, в лесу будто навсегда застыла осень. 

— Смотрите в оба, — велел Торвальд, — она ранена и не могла далеко уйти. Да и может она и не птица теперь, а в своём настоящем облике.

И королевские дружинники действительно осматривали всё очень внимательно, но следов проклятой ведьмы нигде не было. Шла бы она пешком, можно было выследить, а тут... Вокруг не было никого, живого ли, мёртвого ли. Лесная нечисть, что наводила ужас на бедных кристьян, решила, видать, не показываться воинам на глаза. А может быть всякие твари появлялись лишь в ночи?

Всадники продвигались всё глубже в лес, пока не наткнулись на большую болотистую поляну с холмом, а на ней нашли то что искали. Бледная ведьма лежала, не шевелясь, на жухлом мхе. Рукав чёрного платья был порван, и сквозь разрезы была видна тёмная кровь, и никто не мог сказать точно, красна она или нет. Других ран видно не было, однако падение с высоты мало кому оставляло шансы на выживание. 

— Померла что ль? — предположил Оглаф, дородный детина, добрых шесть с лишком футов росту.

— Так сходи и проверь, — Торвальд спешился, его примеру последовали и остальные.

Оглаф неуверенно пошёл вперёд, в то время как его товарищи нацелили арбалеты на Рианнон, решив, что лишним не будет точно. Кто-то шептал молитвы, поддавшись жутковатой атмосфере самого леса. Со стороны холма налетел порыв ледяного ветра, принёсшего с собой горький полынный запах. Кони заржали и бросились врассыпную, оставив своих хозяев один на один с тем ужасом, который скрывался в страшном древнем каирне, хотя люди прозвали такие места Сидами.

Оглаф поёжился, когда подошёл к ведьме совсем близко. Мысленно он повторял все молитвы которые знал, такая его охватила жуть ни с того ни с сего. Взрослый могучий мужик боялся склониться над хрупкой мёртвой или, по крайней мере, полумёртвой, женщиной. Но за ним смотрели его соратники и командир, позволить себе трусость означало навлечь позор. Оглаф присел на корточки и дрожащей рукой дотянулся до горла в том месте, где была сонная артерия. С какой надеждой он ожидал нащупать под своими грубыми пальцами мёртвое бездыханное тело, а не едва различимые удары сердца!

— Она жива, — прошипел он, поднимаясь. 

— Ну так что стоишь, бери голову и уходим, — приказал Торвальд.

Оглаф кивнул, моля и нового бога, и старых богов, дать ему храбрости. Не боялись же они этой девки в башне, а тут и сами точно сельские бабы. Воин вытащил меч из ножен, и он показался слишком тяжёлым для его руки, а в ушах звенел чей-то смех. Краем глаза он увидел как мелькнули между деревьев золотые локоны. 

— Что же ты медлишь, — прошелестел тихий голос совсем рядом.

Оглаф вздрогнул, во все глаза глядя на возникшего из ниоткуда человека. Хотя назвать существо, что будто соткалось из ночного мрака, человеком не поворачивался язык. Перед Оглафом стоял самый настоящий Дини Ши, холодный как зимние вечера, жестокий как смертельно опасный мороз. Он не был похож на добродушных эльфов, что нередко благоволили людям, а порой сочетались с ними браком. Стоявший на поляне мужчина был высок и тонок, но тощим его назвать было нельзя, он был гибок, строен и смертельно опасен. 

Торвальд и его спутники замерли, не в силах отвести взгляда от фигуры на поляне. Они бы и хотели нашпиговать его железом, но пальцы их не слушались, а руки дрожали. Взгляд эльфа ненадолго останавливался на каждом, и всякий, кто смотрел ему в глаза, видел там болотные огни перед тем, как разум окончательно помутился. 

Арбалеты падали на землю из ослабевших рук, Оглаф выронил свой меч, он хотел бежать отсюда прочь и не оглядываться до самого королевского замка, однако эльфийские чары были слишком сильны. Не знали десять солдат, кого повстречали сейчас на лесных болотах, да и знать не могли. Имя незнакомца было забыто ещё задолго до того, как люди освоились в Эрин, лишь страшные легенды ходили о нём от отца к сыну, от матери к дочери. Даже бессмертные эльфы не любили вспоминать о своём тёмном собрате, когда над холмами опускалась ночь.

Торвальд, проваливаясь в беспамятство, напоследок услышал лишь бормотание Арни:

— Они существуют...

Совсем рядом мелодично рассмеялась женщина.