Студенты часть 2-я
Только написав эту работу, я тотчас бросился её перерабатывать - но переработал только 1-ю часть, которая именно в таком виде здесь и помещена. Фактически, переработка несколько улучшает текст, но не привносит в него ничего существенно нового. Поэтому остальные части решаю публиковать без изменений, как они есть. Здесь предлагаю 2-й фрагмент этой работы, который состоит из живых художественных сцен, некоторого непрерывного действия. В конце даётся подробный рассказ студента, попавшего в больницу. В третьей части будут одни размышления. В четвёртой - снова воспоминания и мысли о жизни, а в конце - опять художественные сцены. Т.о., возникает достаточно стройная 4-частная композиция, более широкая, чем "Жизнь студенческая", в которой есть только описания, и совсем нет художественных сцен. В то же время в этих 4-х частях видна некоторая фрагментарность, и поэтому их можно рассматривать как большой набросок к (если Бог даст!) будущему большому художественному произведению.)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПЕРЕД ЗАЧЁТАМИ
Я думаю, читателю надоели лишь общие картины нашей студенческой жизни и мои общие размышления. Попробую добавить немного действия. Приведу конкретную историю, которая тоже произошла во время сессии - только, пожалуй, уже не в первый, а во второй год. Разумеется, здесь тоже что-то собрано и обобщено - и всё же основа этих событий реальна. Рассказ пойдёт от лица самого обычного, рядового студента.
"Кончался осенний семестр и приближалась зачётная сессия. Я с горем пополам приближался к этому непростому рубежу в моей жизни. Одновременно я старался замечать и то, что происходит в жизни моих товарищей. Так, оказалось, что я уже давно не видел на занятиях одного нашего студента. Это был студент, который ещё первой осенью, в первые дни занятий привлёк моё внимание. В нём было что-то необычное, что-то свободное и естественное. Он будто не подчинялся окружающей обстановке, а жил как бы отдельно, "сам по себе". Впоследствии я узнал, что он человек одарённый, сочиняет стихи. Короче, он меня заинтересовал. Я с интересом к нему приглядывался, радовался его удачам, огорчался его учебным проблемам. И вот теперь я вдруг заметил, что его уже две недели практически нет в институте.
Он был приезжий и жил в общежитии. Я пробовал узнать о нем у знакомых - но, как ни странно, никто мне ничего не сказал. У наших студентов было не очень принято интересоваться жизнью друг друга. Конечно, в общежитии ребята видели друг друга - но в личную жизнь предпочитали не вмешиваться. К тому же, как я уже сказал, он обладал одной особенностью. Если другие студенты старались всё же держаться компаниями, то он жил как-то особняком. Поэтому вполне могло случиться, что с ним что-то необычное происходило - но это никому не было известно.
Не добившись ничего с моими товарищами, я решил попытать счастья в учебной части. В самом деле, он мог туда приходить, и там могли знать, что с ним происходит - может быть, он заболел, или уехал. Мне казалось, что обратиться с этим вопросом к нашему инспектору вполне естественно. Как же я не знал наших порядков, нашей атмосферы на факультете, как же я ошибался!
Когда я пришёл на приём к инспектору, она долго не могла меня понять. Я вновь и вновь объяснял ей, что моего товарища нет на занятиях, что может быть, с ним что-то стряслось, может быть, он заболел, и что она могла про это знать. Наконец, она как-то напряглась, исподлобья посмотрела на меня, и недоверчиво спросила:
- Я только не понимаю, для чего же Вы своего товарища выдаете?
Я был шокирован. Невозможно было сильнее исказить мои намерения и слова. Тут же я понял её странный и извращённый взгляд на эти предметы. Судя по всему, она считала, что студенты могут только прогуливать и только скрываться от учебной части. Других отношений между студентами и инспектором она не предполагала. И при этом все студенты должны были быть солидарны в своём желании прогулять и скрыться, они должны были друг друга защищать и выгораживать - а учебная часть должна была их "выводить на чистую воду". И поэтому моё искреннее желание узнать что-нибудь о товарище и, может быть, ему помочь она воспринимала чуть ли не как предательство - именно так это выглядело в привычной для неё системе. По её понятиям, я должен был только "выгораживать" перед ней товарища, и всеми силами доказывать, что он исправно присутствует на всех занятиях - и поэтому она даже не могла понять смысла моей просьбы и моих намерений.
Я ещё раз подивился на странность и извращённость её понятий.
— Ну хорошо, — сказал я, — Я вовсе не думаю, что тем, что я пришёл сюда, я могу ему как-то повредить, или чем-то его выдаю. Надеюсь, что с ним всё в порядке, и что он через некоторое время сам сюда придёт. Я думаю, что тоже зайду - надеюсь, что через некоторое время что-то уже будет известно.
Она еще немного подумала, исподлобья глядя на меня.
— Имейте в виду, что если он теперь после этих прогулов сюда придёт, я его к экзаменам не допущу, - вдруг сказала она.
Тут уже я не выдержал.
- Ну что Вы за человек!.. - чрезвычайно эмоционально воскликнул я, - Вам до живых людей совершенно дела нет! С человеком, может быть, беда случилась, может быть, он заболел - а Вы думаете только о допусках и зачётах! Вы бы хоть немного о студентах подумали - они тоже ведь нормальные, живые люди!.. А с такими сотрудниками, как Вы, и с такой учебной частью все студенты только и будут прогуливать, и совсем учиться разучатся!..
Она сделала непроницаемое лицо.
- Совершенно напрасно Вы здесь кричите. Это никак не поможет вашему товарищу, а моё дело здесь за порядком следить.
Так я от нее ничего и не добился.
Потерпев неудачу в учебной части, я решил обратиться к товарищам, которые ближе его знали. Он учился в нашей группе, но с нашими студентами почти не общался, а общался с какими-то другими, которые, видимо, были ближе ему по характеру. Также и жил он не со всеми, т.е. не на том же этаже, и даже не в том же крыле (поскольку у нас знакомые студенты старались держаться ближе друг к другу), а на другом этаже, по существу, среди студентов другого курса. И вот, я решил узнать студентов, которые были ему ближе, которые жили с ним в одной комнате, или в соседних комнатах, и поэтому могли что-то знать. Поговорив со своими студентами, мне, наконец, удалось узнать про таких. Мы пошли в другую аудиторию, где занимался другой курс, и нашли высокого студента, который, как оказалось, жил с ним в одной комнате. Он с некоторым удивлением глядел на нас. Наконец, он спросил:
- А вы, собственно, кто ему?..
- Мы его одногруппники, нам интересно знать, куда он пропал, - поспешили объяснить мы с товарищем.
Высокий студент ещё некоторое время размышлял.
- А зачем он вам? - спросил он вдруг.
Мы снова объяснили, что мы волнуемся, и хотим знать, не случилось ли чего, и всё ли с ним в порядке.
Высокий студент некоторое время оценивающе нас рассматривал.
— Странный вы народ... — сказал он, наконец, — Суетитесь, бегаете, хотите разузнать что-то о человеке... У нас так вообще-то не принято. Живёт человек и живёт - и вовсе не принято в это вникать. У него своя жизнь, свои дела. Может быть, ему захотелось куда-то уехать. Может быть, ему надоело учиться, и он захотел поразвлекаться. Каждый сам взрослый человек, сам за себя отвечает. Бегать за ним и разузнавать вовсе не обязательно.
— Но он в комнате-то хоть ночует? - ухватился я за одно из его предположений, - Вы его хоть в корпусе-то видите?..
Высокий студент некоторое время молчал.
— Если вы так уж непременно хотите знать, - сказал он несколько высокомерно, - То его действительно уже несколько дней нет в комнате. Но я не понимаю, из-за чего горячку пороть. Я думаю, что он просто решил домой съездить. Он нас в известность обычно не ставит. Когда надо будет — вернется. Думаю, что он взрослый человек — сам в своей жизни разберется...
По крайней мере, кое-что нам удалось узнать. Оказывается, он уже несколько дней в своей комнате не ночевал. Но что это значило - то ли он действительно уехал домой, то ли случилось что-то нам неизвестное, может быть, какая-то беда - было пока не ясно. Однако, я не чувствовал в себе сил относиться к этому так же, как этот высокий спокойный студент. Конечно, я понимал, что он прав, и что у каждого действительно своя жизнь, и каждый сам за себя отвечает - и всё же мне не улыбалось быть таким же равнодушным и безразличным. Меня тревожила мысль, что всё это может быть и так, а может быть, за этим скрывается и какая-нибудь неприятность. И эта последняя мысль побуждала меня к тому, что надо, может быть, всё же побольше разузнать.
Здесь ещё раз надо сказать пару слов о том, почему этот студент меня так интересовал. Дело в том, что он ещё прежде сыграл важную роль в моей жизни. Ещё в первые месяцы учёбы, когда всё вокруг было так мрачно, он проявил ко мне внимание - и этим заметно скрасил для меня это, самое трудное время. Я тогда пребывал в полном одиночестве, мне трудно было общаться с людьми - а он сам подошёл ко мне, заговорил, несколько раз пригласил к себе в общежитие. В этом смысле иногородние сильно отличались от нас, москвичей - трудности их собственной жизни побуждали их внимательней обращаться с людьми. Так между нами установилось что-то вроде дружбы. Потом мы, правда, стали общаться реже, у него была своя жизнь, у меня своя - но всё же какие-то отношения сохранились. И вот теперь, помня его доброе отношение ко мне и чувствуя, что в его жизни складывается, быть может, что-то не так, я просто не мог относиться к этому безразлично.
Не добившись ничего на факультете, я решил идти к нему в общежитие. Это было не так просто - он жил теперь в другой комнате. Иногородние студенты часто переселялись - некоторые раз в семестр, но раз в год-то уж точно. Поэтому теперь он жил не там, где жило большинство наших студентов, и где я прежде его встречал, а где-то в другом месте. В принципе, конечно, это можно было узнать, поскольку это не было тайной - но с тех пор, как он отдалился от наших товарищей, большинство из них даже не знало, в какой комнате он живёт. Лишь теперь, разыскав с помощью одного из товарищей студента, который был с ним близко знаком, я мог уточнить это, и прямо спросил у него номер комнаты. Тот, снова смерив нас несколько оценивающим взглядом, всё же сказал. Теперь я мог продолжить свои поиски.
У СТУДЕНТОВ
На следующий день после занятий я решил поехать в общежитие. Оно находилось совсем недалеко от нашего института. Это был серый кирпичный пятиэтажный корпус, или, вернее, несколько корпусов, которые стояли здесь поблизости и образовывали как бы "студенческий городок". В одном из них и жили наши студенты. Ещё здесь среди корпусов стояло невысокое двухэтажное здание из розового кирпича, в котором помещалась студенческая столовая и, кажется, прачечная. Впрочем, не знаю, что там ещё было кроме столовой, я этим никогда не интересовался, а просто запомнил, что там была высокая труба, из которой всегда, в любую погоду в небо валил плотный белый пар.
Я вошёл в корпус и сразу стал искать нужную комнату. Это оказалось на третьем этаже, совсем в другом конце коридора. Я остановился перед дверью, размышляя, что же именно я хочу делать. Встречаться второй раз со студентом, с которым мы уже виделись на занятиях, я вовсе не собирался (т.е. не возлагал никаких надежд на встречу с ним). Видимо, в тот раз он уже всё сказал. Скорее всего, я хотел повидаться с другими ребятами из его комнаты - а также, может быть, с жильцами соседних комнат, которые могли близко его знать. Я подумал вдруг, что сам-то я зато никого здесь не знаю, и почувствовал себя вдруг неловко и неуверенно. Поистине, все мои планы узнать что-то о моём товарище были "писаны вилами на воде"!
На моё счастье, в коридоре появился незнакомый студент, который, похоже, направлялся как раз к этой комнате. Мы столкнулись с ним буквально перед дверью.
- Послушай, - не очень уверенно начал я, - Ты здесь, наверное, всех знаешь. Меня интересует Сергей Петров, который вот здесь, в этой комнате живёт. Ты ведь здесь с ним общаешься, его знаешь? Так вот, что он сейчас и как, всё ли с ним в порядке - потому что и в институте его неделю нет, и в комнате, говорят, он уже несколько дней не появлялся.
Студент взглянул на меня спокойно. Наверное, это был один из тех простых, доброжелательных студентов, с которыми всеuда приятно было встретиться и в институте, и в общежитии.
- Ну да, понятно, что он сейчас "в бегах", - сказал он с улыбкой, - Но ты-то сам кто, и почему это тебе так важно знать? Насколько я помню, ты здесь у него никогда не появлялся.
- Я его однокурсник и одногрупник, - убедительно сказал я, - и мне очень важно знать, что с ним сейчас, потому что он мой товарищ. И я вовсе не хочу быть таким же равнодушным и безразличным к другому человеку, - вдруг добавил я, горячась, - и совсем про него ничем не интересоваться, как это принято... у некоторых!..
Студент загадочно улыбался и смотрел в потолок.
- Ну конечно, наш Серёга заварил порядочную кашу!.. - продолжал он, кивая, - Весь семестр ничем не занимался. Всё время на вечеринках, иногда даже видели пьяным. С девчонкой тут какой-то роман крутил. Всё время ходил по общежитию, бренчал на гитаре... На лекциях, разумеется, совсем не появлялся... Короче, порядочную кашу заварил наш Серёга, не знаю, кто теперь её будет расхлёбывать - наверно, он сам.
Я смотрел на него во все глаза. Выяснялись какие-то странные вещи про моего давнего приятеля!..
- Скажи, - сказал я несмело, - что же, он правда здесь вёл такой странный образ жизни? Но что с ним сейчас? Почему я слышал, что он последние дни даже в комнате не ночевал?
Весёлый студент снова присвистнул.
- А кто же его знает, почему не ночевал!.. Какие причины могут быть у здорового, полного сил студента?.. Может быть, оставался у каких-нибудь своих приятелей!.. Может быть, с той же Сонечкой роман крутил!.. Вообще, ты знаешь, чего у нас здесь только ни происходит!.. Множество здесь есть возможностей для студента с пользой и весело жить.
Я слушал его с большим удивлением.
- Но ты сказал, что он теперь находится "в бегах". Что это... за "бега"?
- Известно, какие "бега"!.. - студент снисходительно улыбнулся, - Конечно, от учебной части!.. Ведь если он теперь, после таких прогулов там появится, то его, конечно же, ни к зачётам, ни к экзаменам не допустят! Вот он и старается там не появляться. Решил, видимо, последний раз, "по полной" насладиться жизнью - а уж там будь что будет! А может, вопреки ожиданиям, что-нибудь и придумает.
- Но как же? - испуганно спросил я, - Ведь ему всё равно придётся там появиться, брать допуск. Какой смысл оттягивать этот момент?..
- А уж это один бог знает, - снова задумчиво покачал головой весёлый студент, - Кто разберёт, какие мысли могут прийти несчастному студенту, когда он уже всё провалил и никаких надежд не осталось? Кто сможет это понять?..
- Но неужели же нет никакого выхода, и это конец?.. - испуганно воскликнул я, - Должно же быть какое-то средство?..
- Средство?.. - переспросил разговорчивый студент, - А вот на средства наша студенческая братия очень хитра! Обязательно в последний момент что-нибудь придумает! Так, недавно у нас здесь один знакомый студент так же исчез во время сессии. Появляется после экзаменов - а оказывается, что он в это время ездил домой, и привёз оттуда справку, что он всё это время болел. Ничего, учебной части пришлось проглотить... А то есть и другое средство...
- Так может, наш Сергей тоже поехал домой?.. - оживлённо воскликнул я.
Студент снова покачал головой и задумался.
- Не знаю, я за ним не наблюдал...
Он снова немного помолчал.
- Слушай, если ты действительно хочешь о нём побольше узнать, - серьёзно сказал он, - тебе надо вот с кем поговорить. Сергеев, он тоже живёт на этом этаже, в другом конце коридора. Вроде, они последнее время были близки, и наш приятель мог с ним говорить более откровенно. А с нами что-то последнее время нет - мы можем только предполагать, что находится у него на уме. Да! - воскликнул вдруг он, - почему бы тебе не направиться к Светочке? Особа очень известная, я думаю, он у неё последнее время и дневал, и ночевал. Может быть, ты там у неё его и найдёшь. Я-то, конечно, за ним туда не пойду (добавил он, усмехнувшись). Да потом, если что узнаешь, и к нам заходи, - закончил он.
Я узнал у него номера комнат и остался в коридоре - а он, наконец, зашёл в дверь. Разговор с этим студентом оставил во мне двойственное впечатление. С одной стороны, он меня успокоил - появилась возможность, что мой друг Сергей спокойно пребывает в корпусе - у других своих друзей, или у этой незнакомой мне девицы. С другой стороны, я узнал много странных, тревожащих сведений о его жизни - о его разгуле, и о неприятной учебной ситуации, в которую он попал. Друг мой, которого я уважал и к которому относился как-то особенно, неожиданно предстал передо мной в новом свете. Но, впрочем, многое из этого могло быть и неправдой. Я решил подождать немного, отдохнуть и пообедать - а потом продолжить моё "расследование".
СЕРЬЁЗНЫЙ РАЗГОВОР
Я решил выйти на улицу и пообедать в столовой. Когда я приходил сюда, я любил здесь обедать - в отличие от огромной столовой в здании нашего института. Там всегда было множество народа и большая очередь, и я всегда, когда приходил туда, чувствовал себя как-то неприкаянно и неуютно. Этот яркий искусственный свет, и множество столиков с подносами, и множество людей за ними, и этот сильный постоянный стук вилок и ложек - всё это меня как-то утомляло и раздражало. А здесь помещение было небольшое; в окна врывался естественный свет; и очередь была небольшая, так что вполне можно было спокойно и без лишних усилий пообедать.
К тому же я нашёл знакомых студентов и встал с ними в очередь. Гораздо приятнее было ожидать приближения к раздаче, участвуя в беседе. Потом мы все вместе сели за свободный столик у окна. Там, за стойкой, гремели кастрюли и чаны, от них поднимался пар - а здесь мы сидели рядом с белой тюлевой занавеской, почти при свете солнца, и весело общались. Студенты вели шутливый разговор, как обычно, "подкалывали" друг друга. Вот такие компании, такие студенты мне нравились.
Поэтому, наверное, я и решил после столовой не погружаться сразу снова в моё "расследование", а зайти к ним. Они были гостеприимны и с радостью меня принимали. Некоторое время я провёл в чистой светлой комнате, в которой, кроме меня, находились два студента. Один из них в тренировочном костюме лежал на кровати, а другой сидел у стола и что-то читал. Потом тот студент, который лежал, встал и куда-то вышел, и я остался наедине с тем студентом, который читал. Его звали Игорь. Увидев, что он отвлёкся от книги и тоже сидит отдыхает, я решил с ним заговорить. Мне хотелось побольше узнать про здешних студентов, про их отношения и про их жизнь.
- Послушай, Игорь, - начал разговор я, - А ты откуда сюда приехал?
- Из Тулы, - просто ответил он.
- А здесь вообще, наверное, самый разный народ? Из самых разных мест?
- Ну да, кто откуда. Из самых разных городов. Есть с Украины, с Сибири. С Урала, с Кавказа.
- И что, наверное, трудно здесь живётся? Наверное, непросто - вот так всем, вместе?
Он неопределённо пожал плечами.
- Да почему трудно? По-моему, нормально...
Это была черта многих иногородних студентов. Несмотря на то, что, несомненно, в общежитии жилось очень непросто, что это требовало напряжения всех внутренних сил, они как-то не любили говорить об этом, и считали свою жизнь вполне нормальной.
- Но тебе здесь нравится?
Он задумался.
- Нравится - не то слово... Просто приехал сюда, и живу, и других вариантов у меня нет.
Продолжать разговор в таком тоне было неловко - я будто ждал, что он пожалуется на свою жизнь и станет мне рассказывать о своих здешних проблемах. К счастью, он сам спросил:
- Я вижу, ты часто к нам сюда приходишь. Тебе здесь нравится?
- Да, я люблю сюда приходить, - с готовностью ответил я, - Мне кажется, что я начинаю чувствовать себя здесь лучше, что здесь я начинаю более интенсивно и полноценно жить.
- А что, обычно ты чувствуешь себя плохо?.. - как-то запнувшись, спросил он.
Я немного задумался и смутился.
- Да, если честно сказать, то обычно неважно... - не очень уверенно сказал я, - Признаться, мне бывает одиноко... И из-за учёбы какое-то напряжение... А сюда к вам придёшь - и расслабишься, и будто снова хорошо...
- Ты ведь живёшь с родителями? - задумавшись, спросил он.
- Ну да, я ведь москвич...
- И как они у тебя? Как вы ладите?
Тут уж пришла моя очередь пожимать плечами.
- Не знаю... Наверное, нормально... Уж как получается...
- И ты любишь с ними дома бывать?
Я серьёзно задумался.
- Не знаю... Пожалуй, нет... Пожалуй, меня сюда больше тянет...
Он серьёзно и внимательно смотрел на меня.
- Так ты к нам почаще приходи, - наконец, сказал он, - Мы тебе всегда рады. Ты нам не мешаешь. Только ты знаешь, что свободные кровати не всегда есть, и поэтому мы не всегда можем оставлять тебя ночевать.
Я с благодарностью смотрел на него. Как он с помощью самых простых вопросов смог понять самую главную проблему, которая меня волновала, и с каким вниманием и сочувствием сумел к ней отнестись! Конечно, здесь, в общежитии такие проблемы не могли его волновать - но, может быть, именно это делало его таким понимающим и чутким.
- А что это за книга, которую ты читаешь?
Он показал мне обложку книги.
- Толстой.
- Как, ты читаешь Толстого!?..
Он с удивлением взглянул на меня:
- А почему нет?..
- А ты знаешь, я всё это время, с тех пор, как началась учёба, совсем не могу ничего читать!.. Всё это кажется мне таким не соответствующим нашей теперешней жизни!.. Там - какие-то проблемы, человеческие отношения, а здесь - только лекции, экзамены, усталые студенты, одиночество в большом городе среди людей... И мне кажется, всё то совершенно не нужно в нашей жизни. Оно совершенно ничему в ней не соответствует, ничего в ней не объясняет. Ты знаешь, я последнее время совсем не могу читать Толстого. У него всё так возвышенно, такие сложные характеры, их духовные поиски - а меня, например, больше всего волнует этот студент, который недавно выбросился из окна, и как было его спасти. А об это Толстой ничего не говорит. И поэтому мне теперь не нравится классика - она о нашей жизни почти ничего не говорит. раньше я любил читать - а теперь как "отрезало". Я чувствую, что я "выпал" из культуры.
Мой товарищ внимательно слушал меня.
- Не знаю, мне нравится... - сказал он, пожав плечами.
- Мне кажется, - оживлённо продолжал я, - что раз уж произошел такой "разрыв", раз уж нас отрезало от человеческой культуры, то у нас должна быть своя культура! В которой описывается наша жизнь, наши проблемы. Вот такую книгу я бы с удовольствием почитал! Но только я не знаю, где она, и есть ли такие. Или, может быть, кто-нибудь её ещё напишет?.. Знаешь, мне иногда хочется такую книгу написать!
Мой товарищ внимательно смотрел на меня.
- А ещё что-нибудь ты любишь? - продолжал он разговор, - Песни, музыку?..
- О да, - я оживился, - особенно вот этих, современных авторов! Знаешь - "Машина времени", "Воскресение"... Мне кажется, это про нас. Мне, например, особенно нравится вот эта песня - "Я люблю ходить один, и смотреть в чужие окна". Вот это точно про меня! Представь себе - огромный город, и в нём молодой человек, совершенно один. И нет у него родной души, и не с кем даже поговорить. А вокруг холод, ветер, вьюга метёт... И вот он ходит по городу и смотрит на горящие огни. Множество окон, и множество домов - и за каждым окном какие-то свои люди, какая-то своя жизнь... Но это всё чужие, незнакомые люди, и никто его не знает, никому до него нет дела... И вот он ходит, одинокий, вечером среди вьюги, и только смотрит на горящие окна...
Я смутился и замолчал.
- Но только, мне кажется, я уже нашёл людей, которым не всё равно, которым есть до меня дело, - закончил вдруг я, - Здесь, у вас я не чувствую себя одиноким, и я уже совсем не тот молодой человек... Поэтому я так благодарен вам, и поэтому я хожу к вам.
Игорь внимательно слушал.
- Ладно! - сказал он вдруг, - Заболтался я тут с тобой! А мне ведь ещё к зачёту готовиться, в читалку надо идти заниматься! Ладно, - окинул он меня взглядом, - ты тогда здесь оставайся, отдыхай - тем более все наши ушли по делам. Лучше дождись кого-нибудь - а вообще можешь выходить, куда тебе надо, дверь не надо запирать. Вечером, конечно, ты домой поедешь - у нас сегодня здесь негде ночевать. Ну, давай!..
С этими словами он взял свои тетрадки и энергично, по-деловому вышел из комнаты.
Мне сегодня здесь было хорошо. Во-первых, мне всегда нравилось быть в этой комнате - здесь было как-то спокойно, и душа отдыхала. А во-вторых, сегодня удалось разговориться с моим знакомым студентом, и мы с ним лучше друг друга узнали. Некоторое время я отдыхал в знакомой комнате, глядя на снег и заходящее солнце за окном.
НЕЗНАКОМЫЙ СТУДЕНТ. СВЕТОЧКА
К вечеру я решил продолжить моё "расследование". Мне предстояло познакомиться с каким-то незнакомым студентом и с девушкой, у которой любил бывать Сергей. Именно перед этими ответственными делами я и набирался сил у друзей в комнате. Я предвидел, что разговоры могут оказаться непростыми, и мне не хотелось, чтобы они закончились так же бесполезно, как разговор с тем, первым студентом на занятиях. Кроме того, мне казалось, что к вечеру будет проще застать тех людей. Поэтому я не пошёл искать их сразу, а по мере сил, насколько это было возможно, "подготовился".
В первую очередь я решил зайти к тому незнакомому студенту. Мне казалось, что разговор с ним будет более полезным, чем с какой-то неизвестной девушкой. Снова поднявшись на третий этаж, я пошёл в другой конец коридора. В комнате действительно оказался какой-то студент - но как оказалось, это был не он. Я вступил с ним в короткий разговор, во время которого он смотрел на меня как-то подозрительно. Разговор этот мне, честно говоря, не очень понравился.
Сначала этот студент, так же, как и первый знакомый моего приятеля, стал интересоваться, почему я проявляю к нему такое внимание, и почему так вмешиваюсь в его жизнь.
- Здесь каждый - взрослый человек, - говорил он мне буквально те же слова, - Могут быть у студента в жизни и трудности, и неприятности. Но он сам и должен эти проблемы решать. И наблюдать за ним, а тем более вмешиваться в его жизнь - это совсем не правильно.
Тут уже я не выдержал.
— И что же это у вас здесь за жизнь такая!.. — воскликнул я, — Человек, может быть, в беду попал, может, ему какая помощь нужна - а никто здесь даже пальцем не шевельнёт!
- А откуда ты знаешь, что он в беду попал? - резонно возразил незнакомый студент, - Судя по моим впечатлениям, такого вывода сделать нельзя. Правда, на занятия не ходил и всю учёбу, похоже провалил - но зато кутил здесь по всему этажу, по коридору ходил и на гитаре бренчал. Теперь вот, наверное, наверное, перед сессией домой уехал. А может, как некоторые студенты у нас делают, и в больницу лёг. Провалить сессию - это ведь ой как не сладко, надо как-то выпутываться...
- Слушай, - вплотную подошёл я к этому студенту, - ты ведь наверняка что-то знаешь!..
Он отстранился от меня и уклончиво ответил:
- Да что я могу знать... Я ведь с ним почти не общаюсь, мы с ним, в общем-то, не друзья... Так, может быть, краем уха что-то заметил, или слышал... Ты вот лучше действительно с Сергеевым поговори. Они с ним действительно приятели, душа в душу. Вот он действительно что-то может знать.
- А когда можно найти Сергеева, когда он придёт? - скорее спросил я.
- Ну, это не просто, он здесь редко бывает. Сейчас много занимается, приходит обычно поздно. Но ночевать, конечно, придёт. Слушай, ты, пожалуй, попозже зайди - может, и застанешь его. Совсем к ночи он, конечно, приходит.
Я поблагодарил и повернулся уже уходить.
— Слушай, это ведь сразу видно, что ты не наш, не здешний... - напоследок сказал незнакомый студент, - Сразу видно, что ты москвич. У нас здесь люди совсем не так всё воспринимают. Никому и в голову бы не пришло гоняться за этим студентом. Ну да ладно, я ведь ничего - ты ведь всё-таки доброе дело делаешь, от души - так что наведывайся, заходи...
Я кивнул и вышел из комнаты. Этот разговор оставил во мне не очень приятное впечатление. Я снова услышал ту мысль, что я, может быть, слишком суечусь, что я напрасно вмешиваюсь в чужую жизнь. С другой стороны, я по-прежнему ничего не знал про моего знакомого - и даже мог бы сказать, что ситуация стала выглядеть ещё более неопределённо. То ли он сейчас спал в какой-то другой комнате со своими друзьями, то ли развлекался со своей девушкой, то ли уехал домой - а то ли вообще что-то непонятное... Честно говоря, я начинал чувствовать тревогу. Но, впрочем, что делать, было ясно, у меня оставался ещё один шанс - повидаться со Светочкой.
Когда я поднялся на четвёртый этаж и постучал в нужную дверь, мне долго никто не открывал. Я уже подумал было, что здесь никого нет - но тут изнутри раздался какой-то шорох, что-то упало, послышались шаги - и дверь ненамного приоткрылась. На меня глядела какая-то девушка, довольно смазливая, со слегка накрашенными глазами и губами и с завитыми на "бигуди" волосами. Она была в только что наброшенном халате, как будто бы только встала.
- Я хочу узнать про Сергея **-ва, - назвал я фамилию моего приятеля, - Вы ведь его знаете, он сюда приходит? Я его товарищ, и я за него переживаю. Когда он был у Вас последний раз, всё ли с ним в порядке? Его не было на занятиях уже много дней. Я боюсь, не случилось ли с ним чего. Вы ведь его знакомая, Света?
Она некоторое время испуганно смотрела на меня, потом кивнула и снова скрылась за дверью. Я решил ждать. Честно говоря, я чувствовал себя неловко, как бы не в своей тарелке. Мне было не по себя, что я так вот разбудил незнакомую девушку, и что она разговаривала со мной в халате.
Через некоторое время за дверью снова послышался шум, и дверь снова приоткрылась, на этот раз пошире, и выпустила обитательницу этой комнаты в коридор. На этот раз она была одета - в туфлях и кофточке. Когда дверь открывалась, я успел заметить, что обстановка в комнате какая-то необычная - прямо напротив двери внутри стоял какой-то шкаф, который загораживал всю комнату и не давал возможности видеть, что делается внутри.
Хозяйка комнаты снова закрыла дверь, и теперь стояла передо мной, прижимаясь к стене и как бы защищая от меня свою комнату.
- Что Вы хотите знать? Кто Вы? - снова спросила она.
Я повторил свою просьбу, и особенно ещё раз уточнил, действительно ли она Света, подруга моего приятеля Сергея.
Она кивнула.
- Вы ведь с ним близко знакомы, Вы с ним общались? - продолжал спрашивать я, - Всё ли с ним в порядке, здоров ли он? Собирается ли сдавать экзамены? Мне пришлось к Вам прийти и Вас побеспокоить, потому что о нём ни в институте, ни в корпусе никто ничего не знает.
Обитательница комнаты с испугом глядела на меня.
- Я т-тоже н-ничего не знаю!.. - сказала она дрожащим голосом, - Я с ним давно не виделась, он очень давно не приходил... Ничего не могу сказать Вам... Извините...
Мне действительно было очень неловко вести этот разговор. Вот тут у меня действительно возникло чувство, что я вмешиваюсь в чужую личную жизнь.
- Но Вы хоть можете сказать, где его можно найти? С кем он общается, где он может быть?
Она прямо и испуганно смотрела на меня, и отчаянно мотала головой. После этого она, давая понять, что разговор окончен, снова юркнула в дверь и закрыла её изнутри.
Разговор этот оставил во мне тяжёлое чувство. В первую очередь выяснилось, что мой друг Сергей вовсе не общался с ней последнее время, что он вовсе у неё "не дневал и не ночевал". Правда, я понимал, что здесь дело было "деликатное", и что она может быть, по какой-то причине сказала неправду. Но, с другой стороны, хотя она и была испугана, но, по-видимому, вполне искренна, и поэтому у меня не было больших причин сомневаться в её словах. Потому-то они и подействовали на меня, как удар грома, и повергло меня в глубочайшую тревогу.
Но ещё больше, быть может, повлияли на меня сам облик этой девушки, сама обстановка этой комнаты, сама эта ситуация, о которой я ничего не знал. Выяснялись какие-то новые обстоятельства в жизни моего товарища. Я невольно думал о том, кто была эта девушка, кто был он ей, кто была она ему. Вряд ли настоящая его возлюбленная, по-настоящему близкий человек, будущая жена. Скорее всего, просто знакомая, которая помогала ему "развлекаться" в этой странной, беспорядочной обстановке. Я невольно думал о наших студентах, которые, имея естественную жажду общения с женщинами, далеко не всегда удовлетворяли её правильным и естественным, и часто случайным, беспорядочным образом. В глубоком раздумье спустился я по лестнице вниз.
НОЧЬ В КОРПУСЕ
Здесь я снова постучался в ту комнату, где надеялся встретиться с Сергеевым - незнакомым студентом, который мог сообщить мне ещё некоторые детали. Но в комнате на этот раз никого не было. Тогда я спустился ещё на один этаж, и снова пошёл к моим знакомым студентам. Мы все вместе сходили в столовую и поужинали. Потом походили на свежем морозном воздухе во дворе. Был уже вечер, зажглись фонари. Прямо под фонарями, в снегу компания незнакомых студентов играла в футбол. Потом вернулись в комнату, и Игорь предложил всем сходить в душ. На меня какое-то приятное, успокаивающее действие оказывали эти льющиеся струи. Особенно запомнились мне большие капли воды, которые блестели на кафельных плитах в ярко освещённой раздевалке.
Наконец, мы снова все были в комнате - отдохнувшие, посвежевшие и чистые. Игорь напомнил мне, что места для ночлега сегодня нет, и что я должен ехать домой. Но была ещё одна цель - разыскать того незнакомого студента. Недавно, когда мы возвращались из столовой, я незаметно сумел забрать с вахты свой студенческий, и мне казалось, что теперь я полностью распоряжаюсь своим временем. Попрощавшись со знакомыми студентами, а снова поднялся на третий этаж и снова постучался в ту же комнату. На этот раз в ней был всё тот же, прежний студент.
- А Сергеева всё ещё нет, - сразу сказал он мне, уже как старому знакомому.
- Но ты как думаешь, он сегодня вернётся? - спросил я.
- Думаю, что должен - но когда точно, неизвестно. Может и довольно поздно прийти. Так что тебе, я думаю, лучше попозже зайти.
- Может быть, мне у тебя подождать? - с надеждой спросил я.
- Это сколько же, интересно, ждать придётся? - усмехнулся он, - Нет уж, ты где-нибудь в другом месте подожди - а если получится, попозже зайди. А не получится - так значит, в другой раз. Ты ведь москвич, здесь не живёшь, тебе, наверное, домой надо... Так что уж извини, может, и не удастся тебе сегодня его найти, не обессудь...
В смущении я вышел из комнаты. Что мне было делать? Я сегодня приехал сюда, и всё-таки кое-что узнал, хотя было далеко ещё до полной ясности. Главная надежда у меня была именно на эту встречу и на разговор с этим студентом. Когда я ещё смогу так же приехать в корпус, я не знал. Студент этот приходил домой именно вечером, и, значит, каждую минуту повышались шансы его увидеть. Студенческий свой я предусмотрительно с вахты забрал, так что теперь никто не знает, что я в корпусе, и не будет тревожить моих знакомых студентов и меня искать.
Короче, всё в этот раз складывалось как-то само. Я должен был остаться и дождаться этого незнакомого студента. Наверное, после этого я ещё успею домой - но, даже если и не так, то по такому случаю можно было переночевать и в корпусе - если и не в комнате у моих товарищей, то в коридоре, как-нибудь, в креслах, один раз. Иначе эти поиски "следов" моего пропавшего товарища слишком затягивались.
Итак, я решил остаться. Некоторое время я свободно ходил по корпусу, возвращаясь время от времени в знакомую мне комнату и спрашивая о ситуации. Я даже сходил ещё раз в душ, и ещё в читалку, и сидел там с полчаса - просто, чтоб провести время. В очередной раз, наведавшись в заветную комнату и узнав, что Сергеев ещё не пришёл, я решил отсюда уже не отлучаться. В глубине коридора было большое окно с подоконником, с которого прекрасно просматривались все двери. Я устроился на этом окне, и принялся наблюдать. Если бы кто действительно пришёл и открыл эту дверь, я бы непременно заметил. Впрочем, в коридоре было достаточно народа, люди входили и выходили в разные двери - но нужного мне человека не было. Наконец, появились какие-то двое студентов и вошли в нужную дверь. Я скорей устремился, чтобы заговорить с ними - но это оказались совсем другие люди. Я пробовал расспросить у них про моего приятеля - но они ничего не знали. А время всё шло. За окном был уже поздний вечер. В какой-то момент я посмотрел на часы и понял, что метро уже закрылось, и что я не смогу попасть домой. Оставалось здесь ночевать. Я сидел некоторое время на подоконнике, рассматривая знакомую дверь, но никто новый не приходил. В последний раз я решился постучаться в комнату - может быть, я как-то невзначай задремал, и его пропустил. Студенты уже ложились, нужного мне человека всё не было. Знакомый студент с удивлением заметил, что мне давно бы уже пора быть дома. Я ещё немного посидел на подоконнике, в последней надежде дождаться. Возможно, этот студент сегодня решил не ночевать дома, или с ним что-то случилось. Я же начал уже очень сильно уставать. Все мышцы от долгого сидения на подоконнике у меня затекли. Было жестко и неудобно, стекло за спиной было холодное. Наконец, я не выдержал и пошёл искать себе лучшее место. В холле у другого окна я нашёл большое кресло, и скорее расположился в нём. Здесь было удобнее - но здесь я, конечно же, уже не смог бы заметить появления того студента. Моя последняя сегодняшняя затея не удалась. Мне уже очень хотелось спать, сознание временами как-то мутилось. Последнее, что я заметил - что рядом со мной, в том же холле, в других креслах, сидит и так же спит в креслах какой-то студент. После этого я провалился в сон.
ОБЛАВА
Я проснулся ранним утром. Небо за окном над соседними домами светлело. Мне показалось, что в корпусе царит какой-то странный шум. Я выглянул в окно. У подъезда стояла какая-то казённая машина. Из неё выходили люди в милицейской форме. Они распределялись вдоль корпуса, некоторые входили в подъезд.
Мимо по коридору промчался какой-то студент с вытаращенными глазами.
- Облава, облава! - истошно кричал он.
- Какая облава?.. - спросил я неизвестно у кого.
Мне неожиданно ответил студент, который спал рядом со мной в соседних креслах.
- А это есть здесь такое развлечение для студентов, - сказал он, - Два или три раза в год устраивают облаву, или "чистку" этого корпуса. Вот так же с раннего утра его оцепляют, и вылавливают всех, кто живёт здесь нелегально. Здесь же, знаешь ли, мой дорогой, просто какой-то Вавилон! Куча народу живёт здесь совершенно без прописки. Вот их-то время от времени и "вычищают". Из-за этого, собственно, и весь этот шум, и эти люди в зелёной форме. Вот так, значит, дорогой, что и нас с тобой сегодня выловят. Ну и повезло же сегодня нам!..
- А меня... а меня... а меня - за что?!.. - задохнулся я от волнения, - Я же просто здесь в гостях, я здесь товарища своего искал!..
- Ну, святая простота, надо же быть таким наивным!.. - усмехнулся сидящий студент, - Думаешь, я не понимаю, отчего ты здесь в кресле спал?.. Значит, у тебя здесь своего места нет, значит, ты посторонний. Если бы ты был прописан здесь, ты бы сейчас спокойно на своей койке спал. А им, собственно, только того и надо. Тех, кто прописан здесь, у кого документы есть, они оставляют - а у кого что-то не в порядке, тех задерживают до выяснения личности. Тут неважно, просто ты в гостях, или нелегально живёшь в корпусе. Главное, что застукали тебя здесь в неурочный час. Потому что рассуди сам - даже если ты здесь был в гостях, то что ты здесь делаешь таким ранним утром?.. Они ведь специально именно в это время облаву устраивают. Ведь те, кто даже был здесь в гостях, они вечером должны были уйти, а если человек здесь остался - то он кто?.. Во всяком случае, это непорядок, и он нарушитель. Вот они и вылавливают всех таких людей без разбора, что называется, "берут тёпленькими".
Мной вдруг овладело возбуждение, как всегда бывает при приближающейся опасности. Я ещё не верил, что никакого выхода нет, и что всё окончится так бесславно.
- А ты сам-то что? - спросил я, - Тебя это что - тоже по-настоящему касается?
Разговорчивый студент рассмеялся.
- А то как же! Я, пожалуй, первый кандидат! Я ещё в прошлом году сессию не сдал - и с тех пор вот так здесь перебиваюсь. Так что меня в первую очередь возьмут. Ну да ничего, как-нибудь переживу, я уже привык!..
Я встал со своего места и направился вглубь коридора. Неужели в самом деле нет никакого выхода?.. Может быть, вновь пойти на второй этаж к моим товарищам, зайти в комнату, затеряться среди них, смешаться с ними... Но я действительно здесь не живу, у меня нет прописки, и я только подведу их. Может быть, скорей бежать в умывальную, фыркать и плескаться там, делать вид, что я чищу зубы?.. Так я скорее сойду за местного обитателя, и меня, может быть, не тронут. Да, но я же не смогу заниматься этим бесконечно - когда-нибудь мне придётся оттуда выйти!.. Может быть, спрятаться в читалке, или в душе - на человека, сидящего в столь ранний час над книгами, скорее всего, не обратят внимания, а с моющимся в душе человеком вообще странно разговаривать!.. Но, видимо, именно по этим причинам, в целях лучшего успеха облавы, двери в читалку и в душ оказались закрыты. Мне пришла мысль, что может быть, можно вылезти в окно с первого этажа - попроситься к кому-нибудь в комнату, или через кухню. Я на всякий случай выглянул в окно с лестницы, но об этом не могло быть и речи - всюду на улице виднелись синие формы, весь корпус был оцеплен.
Я пока принял на себя самый непринуждённый вид, заложил руки за спину, и принялся прогуливаться по корпусу, как будто я всегда жил здесь (правда, непонятно, почему я при этом был в ботинках и зимней куртке!). Мне подумалось, что если вот так спокойно идти, то можно спуститься на первый этаж, тихо и незаметно пройти мимо охраны, не привлекая ничьего внимания выйти из корпуса - и уехать. Уж не знаю, почему мне пришла такая необычная мысль.
В корпусе же тем временем творилось нечто невообразимое. Люди в синей милицейской форме уже разошлись по этажам. На каждом этаже уже было по нескольку "представителей порядка". Они входили в комнаты, проверяли документы, вытаскивали спрятавшихся студентов из шкафов и из-под кроватей. В корпусе действительно оказалось огромное количество нелегально проживавших студентов. Это были, в основном, те, кого уже отчислили в прошлом году - и они теперь пытались восстановиться, но при этом не желали менять привычный образ жизни, и по-прежнему, прячась, оставались в общежитии. Студенты, которые легально проживали в корпусе, часто охотно шли навстречу своим бывшим товарищам. Они принимали их в комнатах, готовы были их "приютить", и часто даже расстилали для такого гостя прямо на полу матрас. Конечно, это не могло продолжаться вечно - с годами студенты, проживающие в корпусе, менялись, и могло, наконец, наступить время, когда у человека не оставалось здесь никого знакомых. Но были и такие, которые ухитрялись находить здесь всё новых и новых знакомых, и таким образом могли оставаться нелегальными обитателями корпуса по нескольку лет.
Мне приходилось здесь таких встречать. Возможно, некоторые из них давно уже и не пытались восстановиться - но просто никак не могли расстаться с привычной обстановкой. Студенчество, этот корпус стали для них уже "местом обитания", и они уже никак не могли от этого отказаться. Такие студенты попадали, конечно, в ловушку. Они всё крутились и крутились в этом "замкнутом мирке" - и не могли сделать из него шаг в свою реальную, свободную, взрослую жизнь. Некоторые всё брали и брали год за годом академический отпуск, всё переходили и переходили снова на младший курс - и таким образом оставались по многу лет "вечными студентами", что, конечно, со всех точек зрения было не очень здорово.
И вот теперь всех этих студентов вылавливали и выдворяли из общежития - хотя, конечно, скорее всего, ненадолго. Разумеется, через некоторое время они снова вернутся сюда и заживут здесь лучше прежнего - но, по крайней мере, для порядка, для соблюдения некоторых правил нужно было время от времени их выселять, проводя вот такие "чистки".
Вот, например, студент, которого в какой-то комнате вытащили из-под кровати, и теперь тащат по коридору и вниз по лестнице. Он истошно вопит и вырывается - но стражи порядка спокойно и уверенно делают своё дело. Вот студент, который сидел рядом со мной в креслах, и тоже, наконец, попался. Он полон внутреннего достоинства и какого-то чувства неотвратимого и неизбежного. Спокойно он идёт за своими "стражами", чтобы пережить в отделении выяснение личности, и потом спокойно вернуться назад.
Всех этих студентов сводят вниз и сажают в большую милицейскую машину, которая стоит у подъезда. В ней есть специальное заднее отделение, закрытое решёткой, специально предназначенное для транспортировки правонарушителей. В таком виде их отвозят в ближайшее отделение милиции, и там с ними разбираются.
Но мне нужно было что-то делать. Бездействие и пассивность угнетали меня. В таких случаях реальной серьёзной опасности человек сделает что угодно, лишь бы пойти ей навстречу, проявить себя, и, таким образом, разрешить ситуацию. Поэтому я не стал отсиживаться в тихом месте, и не пробовал проникнуть в комнаты, где проверка, может быть, уже прошла - а, наоборот, как можно свободнее и заложив руки за спину стал спускаться вниз по лестнице. Результат не заставил себя ждать. Ко мне сразу же подошёл человек в милицейской форме и спросил:
- А Вы из какой комнаты, молодой человек?
Я что-то невразумительно пробормотал.
- Ваши документы, пожалуйста.
Я показал студенческий.
- Вы здесь живёте?
- Нет, я товарища навещал...
- А почему же в такой ранний час?..
Сочинять что-либо бесполезно. Если я скажу, что живу здесь в одной из комнат, они всё равно посмотрят по списку и обнаружат, что это не так. Очевидно, что я оставался здесь в корпусе ночью, хотя я здесь не прописан.
- Я товарища искал, который здесь пропал... - неуверенно говорю я, - Поэтому мне и пришлось ночевать в корпусе.
- Ну, вот с этим мы в отделении разберёмся...
Меня тоже сажают в милицейскую машину. Здесь уже сидят тот парень, которого тащили по лестнице, тот, который разговаривал со мной перед началом облавы, и ещё несколько студентов. Мы все сидим злые, и почти не смотрим друг на друга. К нам подсаживают ещё несколько молодых людей. Наконец, когда заднее отделение заполняется, машина трогается. Мы едем в утренних сумерках по заснеженному городу. В зарешёченное окошко видны сугробы и ближайшие дома, изо ртов наших вырывается пар.
Наконец, нас привозят в ближайшее отделение. мы оказываемся в небольшом помещении, где за загородкой сидит милиционер и с каждым из нас что-то выясняет. Наконец, очередь доходит до меня. Милиционер требует паспорт, но паспорта у меня, конечно же, нет. В целях выяснения своей личности я догадываюсь дать ему свой домашний телефон. К счастью, кто-то из родителей оказывается дома. Он подтверждает мой адрес, и что я действительно здесь живу, и, таким образом, снимает с меня страшные подозрения. Милиционер не хочет себе лишних хлопот, и отпускает меня на все четыре стороны. Я снова выхожу на свежий морозный воздух. Возвращаться в корпус теперь, конечно же, невозможно. Похоже, моя "миссия" по розыскам пропавшего товарища не имела успеха. Мне ничего теперь не остаётся, как возвращаться домой.
ЧТО-ТО ВЫЯСНЯЕТСЯ...
Наступила, наконец, зачётная сессия. Я напряжённо занимался. Зачёты были для меня, пожалуй, самым тяжёлым временем. Приходилось прямо в аудитории, в присутствии преподавателя решать тяжёлые задачи. Я ужасно уставал. Задачи были непонятными и не решались. Мне почему-то казалось, что стоит сосредоточиться, напрячься - и всё получится, будет замечательно. Но дело было совсем в другом - в понимании и ясном сознании. Я сидел над тетрадками, напрягался - но всё равно ничего не получалось. В таком напряжении я и проводил дни.
Однажды, проведя таким образом бессмысленно часа два, я вышел отдохнуть в коридор. У другой стены я увидел знакомого студента. Я, правда, не сразу вспомнил, где я его видел - из-за этого сиденья над задачами сознание у меня было достаточно туманным. Он, однако, сам узнал меня, подошёл и пристально вглядывался.
- А я смотрю - ты, или не ты... - сказал он, рассматривая меня, - Мы ведь с тобой всего один раз виделись. Помнишь, вы с товарищем приходили к нам на лекцию, чтобы узнать про нашего Сергея?.. Я тогда вам толком ничего не сказал. Ты как, ходил тогда в корпус, узнал что-нибудь? Там ведь есть у нас ребята, которые лучше в этом разбираются...
Я теперь сразу узнал его - это был тот немного высокомерный студент, к которому мы вместе один раз приходили прямо на занятия, с которого и начались мои приключения в корпусе.
- Нет, я в облаву попал, так ничего и не узнал, - понуро ответил я.
Он рассмеялся.
- Ох уж эта замечательная облава, которая была четыре дня назад! - воскликнул он, - После неё в корпусе, мне кажется, стало в два раза меньше жильцов! Так значит, ты тоже невзначай попался! Ну, поздравляю, поздравляю - ты ведь, как-никак, доброе дело делал - и пострадал!
Я понуро кивнул.
- А вот мне зато удалось кое-что узнать, - с некоторой гордостью продолжал он, - Я тут пообщался с его близкими друзьями - и неожиданно выяснились интересные детали... Правда, пока ещё всё довольно туманно, и до конца не всё понятно...
Я так и ухватился за него.
- Как, тебе удалось что-то узнать?.. Ну так что с ним, где он?.. Он здоров - по крайней мере, он в Москве?..
Несколько высокомерный студент не отвечал сразу.
- Подожди, не суетись. Я же говорю, что точная картина не до конца понятна. Ты лучше скажи, что делает студент в трудной ситуации, когда на носу зачёты и экзамены - а он не справляется?..
Я смотрел на него несколько обескуражено.
- Как - что?.. Наверно, садится над книгами, начинает заниматься...
- Ну, это понятно!.. - нетерпеливо махнул рукой он, - Но если дело зашло уже слишком далеко, если заниматься бесполезно, если нет никакой надежды?..
- Тогда он, наверное, идёт в учебную часть, чтобы как-то прояснить ситуацию?..
- Ну, допустим. Только в нашу учебную часть идти всё равно бесполезно, потому что от нашей Крысы всё равно ничего не добьешься! Ну а потом-то, а потом?..
Я беспомощно опустил руки.
- Хоть убей, не знаю! Но только зачем ты у меня всё это выспрашиваешь - лучше, если что что знаешь, сам скажи!
- А потом, - студент сделал выразительный жест, - студент начинает кутить! Раз уж всё равно всё погибло, раз уж всё равно ничего не исправить - так, по крайней мере, нужно получить удовольствие, "жить на полную"! Вот, собственно, это мы и наблюдали. Кто устраивал с друзьями вечеринки, кто на них напивался, кто спал в чужих комнатах допоздна, кто пьяный ходил по коридору и бренчал на гитаре?.. Вот, собственно, все эти признаки студенческого неблагополучия и, так сказать, "последней предэкзаменационной агонии" мы и наблюдали. Так что не волнуйся, всё идёт точно по расписанию, без всяких отклонений, минута в минуту, - подмигнул он мне.
Я во все глаза глядел на него.
- Но что же с Сергеем?.. – воскликнул я.
- Подожди… Ну хорошо, первый этап мы выяснили – а какой же будет следующий этап?.. - продолжал методичный, обстоятельный студент.
- Хоть убей, не знаю! Да не мучь меня, не томи мою душу! Если что-то действительно знаешь - так прямо скажи!
- А потом начинается самое интересное, - обстоятельно, с расстановкой продолжал он, - Студент, как говорится, уже "оторвался" - но проблемы-то решать всё равно надо! Тут ему грозит отчисление, потеря стипендии, выселение из общежития... И вот тогда студент идёт "сдаваться врачам". Он говорит - "Делайте со мной, что хотите, лечите, как хотите, давайте академический отпуск - но только спасите меня!" И удивительное дело - врачи часто, как ни странно, помогают! Они дают студенту многочисленные справки, освобождают от экзаменов, действительно готовы дать академический отпуск но только при одном условии...
- При каком?!.. – в ужасе воскликнул я.
Студент оценивающе взглянул на меня.
- А вот этого я не буду тебе говорить, - вдруг, зевнув, сказал он, - Ты ещё маленький. Но, во всяком случае, Серёга, похоже, сейчас находится именно в этой стадии. Этапы сидения над книгами и этап "кутежа" он уже прошёл. Тут просто не может быть других вариантов! Тут всё развивается «как по нотам»!..
- А я-то думал, что ты действительно что-то знаешь! - разочарованно воскликнул я, - А ты просто так занимаешься общими размышлениями, просто передо мной тут рассуждал!..
- Нет, почему же, я вполне основываюсь на фактах, - ответил он, - Я тут позавчера беседовал с одним приятелем, с которым они вместе по ночам кутили, и потом вместе спали в комнате целыми днями - так он мне рассказал кое-что интересное. Сказал, что наш Серёженька долго ходил задумчивый, будто на что-то решался - а потом сказал так серьёзно, что он собирается сделать одну вещь. И ушёл в то утро, и больше его с тех пор никто не видел.
Я был страшно встревожен.
- Куда ушёл?.. Что это значит?
Студент несколько насмешливо взглянул на меня.
- А вот попробуй сам догадаться! У нас в институте каждый мало-мальски опытный студент знает, что это может значить. Как говорится в той песне - "You are in army now..." Дескать, мы все думали, что ты ещё в армии, а ты на самом деле...
Я ещё сильнее встревожился.
- Что ты имеешь в виду?!..
- Да ты не бойся, не суетись!.. – усмехнулся он, - Всё с ним в порядке! Просто мы тут все думали, что наш Серёженька сейчас трудится, напрягается, готовится к зачётам - а он, может быть, сейчас в одном месте лежит себе, развалился и отдыхает, как на курорте...
Я очень смутно понимал, о чём идёт речь.
- Слушай, выражайся яснее! Я так до сих пор и не понял, что с ним!..
- А вот ты в этом пойди и сам разберись! – несколько свысока глядя на меня, сказал он, - Ты ведь любишь всякие "розыски и расследования"! Вот пойди в нашу институтскую поликлинику, обойди всех врачей, и узнай, не обращался ли он к ним!..
Я наконец-то начал что-то понимать.
- Как, ты считаешь!.. - наконец, воскликнул я.
- Ну да, конечно!.. – улыбнулся насмешливый студент, - Я и удивился, почему ты сразу не догадался! У нас эту штуку любой студент знает!.. Я тебе серьёзно говорю – сходи!
- Хорошо, я пойду! - воскликнул я, - Но только всё же я вот что хочу тебе сказать! (всё-таки высказал ему эту мысль я) Вы здесь все неправильно живёте! У вас товарищ не справляется с учёбой, потом начинает кутить, напиваться, по коридору ходить и на гитаре играть! Потом в довершение всего обращается к врачам! И вот - никому до этого совершенно дела нет! Все спокойно продолжают заниматься своими делами, как будто это нормально! Он пропадает – а никто даже не думает поинтересоваться где он, его разыскать!.. Нет, я нигде не видел такого безразличного отношения к человеку! У вас там в корпусе какой-то удивительно равнодушный, чёрствый народ!
Высокомерный студент спокойно пожал плечами.
- А что тут сделаешь?.. Ведь это каждому мало-мальски опытному студенту ясно, что это значит, если его товарищ пошёл на приём ко врачам - и пропал. Где же теперь за ним бегать, где его искать?.. Ничего, отлежится недельки две или три – и вернётся!..
Я с трудом всё это воспринимал.
- Когда это случилось? - напоследок спросил я.
- Да уж, наверно, неделю назад... - ответил студент, и несколько свысока подмигнув мне, пошёл в другой конец коридора.
Я остался стоять, как громом поражённый. Я как-то, наконец, сообразил, что он имел в виду и что, вероятно, произошло с Сергеем. Но точно я ещё ничего не знал – и это предстояло ещё выяснить и уточнить. Я снова почувствовал неравнодушие к судьбе моего товарища, и не мог теперь откладывать этого дела. Я решил заняться этим прямо теперь.
У ВРАЧЕЙ
Скоро я выходил из института. Я не очень представлял себе, что делать. У меня мелькнула мысль, что лучше всего пойти в поликлинику и там попробовать у врачей что-то выяснить. Скоро я уже направлялся к зданию нашей поликлиники. Здесь мне тоже не совсем ясно было, как поступить - ведь я шёл не на приём, а только чтобы узнать что-то о моём товарище. Наконец, я решил подняться к нашему факультетскому терапевту, и там попробовать что-то узнать без очереди. Когда я сказал сидевшим у кабинета людям, что мне "только спросить", я сразу почувствовал на себе их недоброжелательство. Мне тоже приходилось не раз сталкиваться с такими вот людьми, которые, пользуясь доверчивостью и добротой пациентов, без очереди "на минутку" заходили в кабинет - и проводили там иногда по десять минут. Чтобы как-то снять возникшее напряжение, мне пришлось договориться, с кем я могу войти, и пропустить перед собой двух или трёх человек. Наконец, я решился и вошёл вместе с какой-то женщиной. За столом, как обычно, сидели врач и медсестра.
- А почему вас двое? - сразу обратился к нам врач, - Или вы вместе?.. Кто из вас сейчас идёт на приём?
Я скорей пропустил вперёд женщину и робко сказал:
- Мне только спросить...
- А если спросить, то и заходите отдельно, - перебил меня врач, - Что же, мы вас двоих одновременно будем принимать?..
- Мне очень надо, - вкладывая в свои слова всю возможную убедительность, объяснил я, - Я ищу человека, он пропал. По словам его знакомых, он последний раз был здесь, у вас. Так что это - последняя надежда.
- Это студент? - серьёзно спросил доктор.
- Да, он был здесь около недели назад.
- Как фамилия?
Я назвал фамилию Сергея.
- Леночка, посмотри, был ли у нас такой студент на приёме? И куда мы его потом направили?..
Леночка, медсестра стала рытья в журналах и картах.
- Вы пока посидите здесь, - указал мне доктор рукой на кушетку, - не прерывать же приём!
Он обратился к своим делам и стал разговаривать с женщиной. Я сидел на кушетке и послушно ждал. Мой взгляд упал вдруг на зеркало, которое висело на противоположной стене кабинета. В нём отражалось моё лицо. Я удивился, насколько весь мой вид был тревожный, болезненный, и какой-то "расхристанный". Лицо было бледное, глаза горели тревожным огнём, волосы как-то всклокочены, ворот рубашки, выглядывавшей из-под кофты, сбился. Сказывались, видно, и усталость после зачётов, и тревога о моём приятеле. Я машинально пригладил волосы и поправил воротник, и продолжал ждать.
Наконец, минуты через две Леночка что-то нашла.
- Вот, действительно, был такой студент, - сказала она, держа в руках карту, - Хотела все карты отнести в регистратуру, да ещё не отнесла. Помните, Владимир Витальевич, такой невысокий, с круглым лицом? Интересный такой студент - говорил, что у него всё болит. Ну, мы его и направили ко всем врачам.
- То есть как это - ко всем врачам?! - не выдержал я.
- Ну так, - объяснил на этот раз доктор, - Говорил, что живот болит - ну, мы его и направили к соответствующему специалисту. Говорил, что насморк - написали направление к лору. Голова болит - к невропатологу. Ну и так далее...
- И что же потом с ним было?!.. - воскликнул я.
- Не знаем, он к нам больше не приходил...
- Но вы мне хоть дайте названия этих специалистов и их кабинеты - я сам попробую что-нибудь выяснить!..
- Ну, это пожалуйста!.. Леночка, напишите молодому человеку номера кабинетов! А Вам успешных поисков! Не сомневаюсь, что ваш молодой человек в конце концов найдётся!..
Я скорей взял у сестры бумажку с названиями специалистов - и выбежал вон из кабинета. Последнее, что я видел в кабинете, было снова моё отражение в зеркале, с бледным, встревоженным лицом и страхом в глазах.
Я остановился перед кабинетом в недоумении. Куда мне было идти? Пораскинув немного умом, я всё-таки решил обойти этих специалистов. Начал я с самого простого и мне знакомого - отоларинголога. Потеряв также некоторое время в очереди, я, наконец, вошёл к нему. Да, оказывается, мой знакомый действительно у него был. Но при осмотре ничего у него не нашли. Не получив здесь желаемого, он, видимо, пошёл к другому специалисту.
Следующим я посетил того врача, который занимается желудком - до сих пор не могу запомнить и выговорить его название. Оказалось, что и его Сергей посещал. Но по его жалобам ему, видимо, назначили здесь лечение - однако не сочли этого достаточным для справки. Не найдя здесь возможности оправдать свои учебные пропуски, он, видимо, и отсюда ушёл.
Потом я сразу решил посетить невропатолога. Это казалось мне более реальным и более близким к желаемой цели. Ведь в самом деле, если он жаловался на что-то, то в первую очередь именно на усталость и трудности с занятиями а это имело самое прямое отношение к нервной системе.
У невропатолога оказался более интересный разговор.
- Да, приходил к нам один такой, жаловался на трудности в учёбе и переутомление...
- Ну, и что?.. - спросил я с надеждой.
- Дело в том, что он просил освобождения от занятий, а мы таких справок не даем. Их даёт другой специалист, вот к нему мы в таких случаях и направляем.
- Да, куда?!.. - воскликнул я, радуясь, что нашёлся какой-то след.
- Это Вам нужно на самый верхний этаж, в 4** кабинет, - как-то уклончиво ответил врач.
- Вы его действительно туда направили, и он туда пошёл?!..
- Ну да, сходите туда, проверьте - может, и узнаете что.
Радуясь, что что-то начало проясняться, я стремглав побежал вверх по лестнице. Вот и нужный кабинет. На нём почему-то не было вывески. Несколько человек, сидевшие перед дверью, хранили напряжённое молчание. Конечно, и перед другими кабинетами обстановка была довольно тоскливая, но здесь было что-то особенное - люди сидели какие-то особенно хмурые и замкнутые. Из-за этого я даже не решился просить, чтобы меня пропустили, и так и устроился в очереди за теми тремя людьми, которые сидели у кабинета на приём.
Наконец, моя очередь подошла. С некоторой неуверенностью вошёл я в кабинет, не зная, что меня там ждёт. Мне сразу показалось, что врач какой-то странный - слишком весёлый и приветливый, как-то уж чересчур.
Увидев меня, он сразу стал искать на столе карту:
- Так, Вы у нас кто?
- Я... н-никто, я не для себя, я товарища пришёл искать... - заплетающимся языком сказал я.
- Но Вы на приём записывались, карту заказывали?
- Я... человека ищу, он сюда к вам приходил, и потом пропал...
Кажется, он начинал что-то понимать.
- Какого человека?
- С-студента, м-моего однокурсника...
- А когда он приходил?
- П-примерно неделю назад... Его к вам из 2** кабинета направили... Сергей П-ов. (я назвал фамилию)
- Так, Оленька, посмотри пожалуйста, что там у нас неделю назад было?.. Так, говоришь, был такой студент?.. Ну да, помню, помню... Такой необычный студент, жаловался сразу на всё. Мы ему всё леченье предлагали, а он всё твердит и твердит - кладите меня в больницу! Ну, раз просит, то что ж - неужели отказывать? Нам это тоже хорошо - больше серьёзных пациентов. Так что он прямо отсюда так и отправился в стационар. Обследование закончится только через две недели. Конечно, хорошо, что люди к такой серьёзной помощи прибегают - но только меня некоторое чувство гложет, что он вовсе не для лечения к нам приходил...
Я потрясённо слушал его.
- Так что жив, жив ваш товарищ, - продолжал разговорчивый доктор, - в отделении сейчас прохлаждается!
- А... г-где это, можно его навестить?..
- Ну конечно!.. Оленька, напиши, пожалуйста, адрес больницы!..
Доктор вдруг с увлечением взглянул на меня.
- А что, молодой человек, может быть, и Вас туда положить?.. Вон, у Вас вид какой бледный! Наверное, переутомляетесь, недосыпаете, с учёбой не справляетесь…
Я с ужасом смотрел на него.
- Нет, нет, не надо!.. Мне надо зачёты сдавать!.. Я лучше в следующем году к вам обращусь!.. – воскликнул я.
- Ну что ж, приходите, - приветливо ответил доктор, - Всегда будем Вам рады. Мы любим студентов, и всегда готовы сделать для них всё, что попросят…
Оленька, наконец, написала на бумажке адрес. Я схватил его и, не глядя, вылетел из кабинета. Когда я в коридоре, наконец, мельком взглянул на бумажку, то, конечно же, убедился, что это была та самая, известная всей Москве больница! Я скорей сбежал по лестнице вниз, схватил пальто и выбежал на морозный воздух. Здесь через некоторое время я остановился, думая, что делать мне дальше. Неужели ехать туда? Сил моих на это больше не было!.. Я и так потратил на моего приятеля слишком много сил!.. Этого, нового испытания перенести уже я не мог!.. Мне ведь нужно было ещё зачёты сдавать!.."
Мне кажется, теперь самое время выслушать "другую сторону". Я, как некий режиссёр, помещаю здесь то мои собственные размышления и воспоминания, то предоставляю слово другим людям. И вот теперь, мне кажется, пора предоставить слово студенту, который всё время присутствовал в этой истории, но так ни разу в ней и не появлялся, находился как бы "за кадром". Конечно, мне придётся здесь что-то домысливать и строить догадки - и всё же я надеюсь, что может быть, получится что-то, близкое к реальности. Кстати, насчёт предыдущей истории - кому-то могло показаться, что в ней уже начало прогладывать что-то несерьёзное, какой-то юмор. Наверное, это не случайно - наша институтская жизнь была такова, что относиться к ней полностью серьёзно было просто невозможно! Теперь, однако, постараюсь быть более серьёзным. Итак, рассказывает тот, другой студент...
ПРОБЛЕМЫ ТАЛАНТЛИВОГО СТУДЕНТА
"С самого начала моя московская учёба складывалась не слишком удачно. Это началось ещё в первом семестре. Из-за обилия нового материала я очень уставал, и в конце концов полностью потерял контроль над собой и "выключился".
Тут ещё обстановка в нашем корпусе. Здесь обычно не спят допоздна, буквально весь корпус до половины ночи "гуляет". Из-за этого почти нет возможности заниматься. Ляжешь в конце концов ночью - и потом спишь полдня, никак нет возможности утром нормально подняться. Из-за этого невозможно попасть на лекции. У нас по утрам всегда в комнате царило какое-то "сонное царство". Правда, иногда всё-таки заставлял себя, вставал утром пораньше и отправлялся в институт на лекцию - но всё равно от этого не было никакого толку, невозможно было от недосыпания ничего понять, и всё равно на лекциях приходилось спать.
А тут ещё человеческие отношения. Это - большая проблема в нашем корпусе. Народ здесь собрался самый разный, у каждого свой характер, свои цели и стремления - и нужно как-то найти среди этого своё место, как-то научиться в этой обстановке жить. Конечно, есть и явления товарищества, взаимопомощи. И всё же, как и всегда среди людей, здесь царит некая "конкуренция", некое стремление "завоевать своё место под солнцем". Сталкиваются характеры, образы жизни, человеческие стремления. Кто покрепче, поприспособленней - остаются "на поверхности", а другие скатываются "на дно". Так что здесь нужно быть очень внимательным, надо, как говорится, "держать ухо востро". Чуть зазевался - и пропал. Здесь нужно очень стараться "поставить себя".
Вот, к примеру, у нас тут недавно один парень повесился в туалете. Конечно, слабый был, спортом не занимался - это понятно. Тоже потерял контроль над учёбой, перестал справляться. Но главное, я думаю - то, что он какой-то "одинокий" был, не общался ни с какой компанией, ни с кем особенно не дружил. Потому что здесь, когда особенно трудно станет и не видно выхода из проблем, всё-таки очень важно - иметь друзей, с кем-нибудь общаться. Даже в совершенно безвыходной ситуации это даёт силы жить, как-то поддерживает. А он не сумел этого найти, не сумел правильно "поставить себя". Только бродил бледной тенью по коридору - и всё глубже увязал в своих учебных проблемах.
И вот, холодным ноябрьским утром его наши в нашем туалете, висящим на трубе. Для всех это было полной неожиданностью. Потом уже стали вспоминать, как он последнее время жил, и что его могло к этому привести. Вспомнили, что сессии плохо сдавал, что этой осенью у него были пересдачи. Что последнее время слишком много над книгами сидел - видно, совсем перестал всё понимать. Но главное - что слишком замкнулся, "ушёл в себя", с другими совсем не делился, видно, только внутри себя всё это переживал. И вот результат! Конечно, всё это в голове не укладывалось. Ну, не справлялся с учёбой, ну, здоровье потерял, ну, не сложились отношения с товарищами - но чтобы покончить с жизнью!.. Конечно, от этого всем стало не по себе. Товарищи потом вспоминали, что да, был какой-то хмурый и замкнутый, что ни с кем почти не общался - но вроде бы ничто не предвещало такого финала! Я тоже иногда видел его на нашем этаже, такой одинокий необщительный студент - но кто же мог знать!.. Он на третьем курсе учился. Мы все, конечно, были потрясены и какое-то время подспудно, будто какую-то тайну обсуждали это событие - но потом перестали об этом говорить. Чтобы сохранить здесь здоровый рассудок и чтобы здесь выжить, нужно держать себя подальше от таких событий.
Вот такие дела у нас здесь происходят. Я думаю, что такие ситуации возникают оттого, что человек в какой-то момент как бы "теряет себя", и теряет здоровые, добрые отношения с другими людьми. Ведь человеку, для того чтобы нормально жить, нужно иметь какую-то цель в своей жизни. А какая цель у студента? Удержаться в институте, дотянуть до пятого курса, благополучно закончить институт. Дальше этого он не видит. И когда вдруг эта цель перестаёт осуществляться, оказывается недостижимой, то у него может возникнуть ощущение, что вся его жизнь кончилась, что она бессмысленна. Тут, конечно, могут быть и другие причины - но мне сейчас не хочется глубоко в это вникать. И единственное, что может его спасти, что ещё может дать ему какую-то другую опору в жизни - это опереться на здоровые, естественные человеческие чувства - любовь, дружбу, товарищество. Но если учёба отняла у человека возможность даже и этих чувств - то всё, он погиб, у него уже нет выхода. Тогда всё вокруг покажется ему слишком мрачным, бессмысленным - и может случиться всё что угодно, вплоть даже до таких событий. По крайней мере, так я себе это объясняю. Не знаю, достаточно ли ясно я всё это описал.
Но я начал с того, как складывалась моя учёба. Первый семестр, конечно, был самый трудный - но я всё-таки каким-то чудом его сдал. Возможно, дело было в том, что с нас и не слишком требовали. Вряд ли у руководства курса была цель сразу же, в первую же сессию выгнать как можно большее число студентов. Поэтому усталости и нервотрёпки было много - но в конце концов все наши выдержали сессию и остались.
Второй семестр, как мне показалось, был легче. Не было уже того страха и тревоги, было чувство, что важный рубеж преодолён и удалось удержаться, а главное - и это, может быть, действительно было самым существенным - что наступила весна. Весной всё действительно выглядит как-то яснее и проще. Мы с друзьями встречались, проводили вместе за столом в комнате допоздна. Днём перед корпусом на площадке играли в футбол. Я познакомился весной с одной девушкой. Короче, было чувство, что всё как-то успокоилось и жизнь налаживается.
Ко второй сессии я даже готовился не в читалке, а в парке недалеко от нашего корпуса. И сами экзамены прошли сравнительно спокойно. Возможно, начало лета действовало на всех - и на преподавателей, и на студентов. Возможно, просто я был более спокоен и чувствовал себя лучше после занятий на свежем воздухе. Во всяком случае, эти экзамены я достаточно спокойно сдал. И у меня, честно говоря, возникло чувство, что всё - трудные времена позади, я и мои товарищи вышли на "ровную прямую", и что учёба теперь пойдёт спокойно и неплохо. Я, честно говоря, немного расслабился - и с этим чувством и уехал домой.
Но осенью началось что-то новое. Во-первых, дома я совсем выкинул из головы учёбу и совсем не занимался. Выяснилась очевидная вещь - что я занимаюсь нашими учебными науками только по необходимости, под страхом приближения сессии - а сами по себе они меня совершенно не интересуют. Во-вторых, я, наконец, серьёзно занялся тем, что меня действительно интересовало.
Но здесь нужно коснуться одной особенности моей жизни. Я с детства люблю писать стихи. Собственно, для этого я, может быть, и поехал в Москву - чтобы развить и укрепить свой талант, чтобы, так сказать, с его помощью "завоевать столицу". С этим связана, быть может, ещё одна проблема. Дело в том, что поступил я всё-таки в технический институт. В школе я учился хорошо по многим предметам, и, в том числе, проявлял способность к наукам. Когда встал вопрос о поступлении, всё-таки решено было идти в технический ВУЗ - это казалось как-то прочнее, надёжнее. Но привлекала меня по-настоящему именно поэзия, и вообще литература. Так началось это странное положение - что я учусь в техническом ВУЗе, но связываю свои главные надежды именно с поэзией. У меня собой была поэтическая тетрадка, куда я заносил свои новые стихи. В ней была также начатая поэма. Из стихов рождались песни, и поэтому у меня с собой всё время была гитара.
Но в течение первого года почти не было возможности всем этим заниматься. Осенью нервотрёпка, переутомление и страх экзаменов совершенно поглотили меня - так что было не до вдохновения. Весной обстановка стала получше, так что я даже написал довольно много стихов. И вот, наконец, вторые экзамены, после которых я почувствовал, что всё, наконец, стало спокойно - и можно вернуться к главному делу.
Дома летом я всё ходил по полям и сочинял стихи. Я снова почувствовал себя человеком. Я вновь убедился, что талант мой при мне - а перед этим довольно сильно сомневался, не разрушил ли его последний год учёбы. С этой же мыслью я и вернулся осенью в Москву. Я теперь решил по-настоящему заняться главным делом. В этом не нужно было мне себя понуждать или совершать над собой некоторое насилие - в некоторые дни стихи так сами и шли, только успевай записывать. Я, кроме того, возлагал надежды мои на гитару. Не всякий умеет воспринимать стихи "глазами". Но яркая, интересная песня, которая звучит в компании друзей за столом под гитару - по-моему, это был лучший способ найти путь к сердцам моих молодых товарищей.
Но я не учёл одной важной вещи - что в это же время продолжалась и наша обычная учёба. Появились новые предметы, новые курсы лекций. В них становилось мне всё больше непонятного. Первые контрольные в октябре я не написал, первый коллоквиум не сдал. Но главное - что у меня начало возникать ко всему этому почти физическое отвращение. Я почти физически не мог сидеть на лекциях. Мне вдруг как-то окончательно ясно стало, что всё это "не моё". Не лучше обстояло дело и с моими домашними занятиями. Только что вроде сидишь над заветной тетрадкой со стихами, и мысли так свободно и ясно текут, а возьмёшь после этого учебник - и сразу какая-то тупая головная боль. Конечно, здесь сыграли роль мои поэтические занятия. Я с новой силой ощутил, в чём мои способности, к чему я призван - и вся эта сухая и скучная наука потеряла для меня всякий смысл.
Сначала я не придавал этому значения - думал, ближе к сессии сяду, поднажму - и всё пройдёт как обычно. Но к концу ноября, а особенно в начале декабря я понял, что это не так. Сесть, как следует позаниматься и наверстать мне никак не удавалось. Снова начиналась та самая тупая головная боль, а главное - я чувствовал, что теряю себя. Когда я садился за эти учебники и начинал разбирать эти мёртвые формулы, я чувствовал, что изменяю себе, своему призванию.
Контрольные и коллоквиум были по-прежнему не сданы. Прогулов тоже накопилось достаточно. С нашей Крысой в учебной части разговаривать было бесполезно. Короче, я чувствовал, что не справляюсь и всё провалил.
Что тут было делать? Ведь бывает же, в конце концов, что студенты попадают в такие трудные ситуации - какие тут могут быть выходы? Первый состоял в том, чтобы всё-таки пытаться сдать сессию - сидеть над книгами, зубрить, терпеть эту головную боль, униженно общаться с преподавателями, просить их "натянуть троечку", и т.д. В принципе это было возможно - но я чувствовал, что у меня не было на это сил. Как я уже сказал, я ощущал ко всему этому уже почти физическое отвращение, я уже понял, что это было "не моё".
Что ещё оставалось? В принципе, можно было перевестись на другой факультет или в другой институт. У нас были студенты, которые по каким-то причинам решали оставить обучение и шли туда, где попроще. Были и места, где охотно принимали "наших". Да, но это, видимо, было проще сделать москвичам, чем студентам из общежития. К тому же и процедура перевода, по-видимому, была не простая - и по крайней мере было нужно, чтобы у студента здесь, "на старом месте" было всё в порядке. Во всяком случае, я не знал, как это осуществляется, как за это приняться, с чего начать - и поэтому начинать не решался.
Можно было просто "признать своё поражение" и уехать в родной город. Так ведь, в сущности, поступали те, кого отчислили. Можно было сделать это прямо сейчас - и таким образом моё полуторагодовое обучение в Москве естественным образом было бы окончено. Но что-то внутри мешало принять этот вариант. Он действительно выглядел как полное и окончательное поражение. В самом деле, поехал в Москву, поступил в хороший институт, чтобы получить хорошее образование - и вот вдруг вернулся так бесславно, ни с чем. Мои бы в родном городе меня просто не поняли. Это казалось невозможным. Да и я сам каким-то внутренним чувством ощущал, что так нельзя. Действительно, так было принять, так всем ощущалось, что поездка в Москву и поступление в институт - это очень важное событие в жизни, и что за это надо держаться, и всеми возможными средствами стараться доучиться в институте и окончить.
И поэтому я в конце концов решил выбрать другой, "промежуточный" вариант. Он позволял и "оттянуть время" - и в то же время сохраниться в институте, так, чтобы через некоторое время, может быть, продолжить обучение. Во всяком случае, если бы всё удалось, то мне бы и сессию эту не пришлось сдавать, и я бы получил некоторый период отдыха, за который я мог бы оглядеться вокруг и решить, что мне дальше делать. Но это требовало серьёзных усилий, а главное - прохождения некоторого неприятного испытания, которое я ещё не знал, выдержу ли. Но у меня не было другого выхода, и я решился. Теперь я расскажу, что из этого вышло.
ПЕРЕД ОТПРАВКОЙ В АД
Об этом средстве я узнал от других студентов. Некоторые у нас действительно им пользуются. Предположим, студент совсем запутался, провалил сессию, и нет никакой надежды с этой ситуацией справиться. Тогда в последней надежде он идёт ко врачу. Не к такому врачу, который занимается кашлем, насморком, или, скажем, прыщиком на носу - а к такому, в ведении которого находятся болезни нервной системы. Видимо, потому, что у нас студенты часто переутомлялись, таким врачам была дана возможность достаточно серьёзно вмешиваться в учебный процесс. Так, они могли дать справку "задним числом", освободить человека от сессии - и даже вообще освободить человека от учёбы на полгода или год. Вот в этом-то случае и предполагалось особое "испытание". Человек должен был полежать недели три в специальном больничном отделении, как говорится, "под наблюдением". Я не знаю, получал ли он там какое-то лечение - по крайней мере, впоследствии, когда со мной это случилось, я не заметил, чтобы меня там как-то особенно лечили. Скорее всего, это была формальность - ну вот, "полежал", теперь можно давать академический отпуск. Такие студенты, которые таким образом получили "академку", у нас действительно были. Одного из них я видел вскоре после его выписки из больницы. Ничего, парень как парень, вроде вполне нормальный - только почему-то какой-то молчаливый и не хотел рассказывать, что с ним там было. Но ведь ничего - жив ведь... Это меня окончательно и убедило.
И вот, в начале декабря я собрался, и пошёл к этому врачу. К нему так сразу не попадёшь - нужно сначала пройти терапевта, потом невропатолога. Но мне удалось убедить этих врачей, что у меня именно нервное переутомление. И вот, наконец, я попал в нужный кабинет. Врач предлагал мне сначала какие-то тесты. Но скоро я почувствовал, что тестами сыт не будешь, поскольку они нисколько не приближают меня к моей цели. Во второй визит я набрался духу и решил поговорить с доктором "по душам". Я сказал, что не справляюсь с учёбой, что очень устал, что буду, скорее всего, переводиться в другой институт, и что это место, скорее всего, "не моё". Конечно, я перед визитом ко врачу старался поменьше спать, и жаловался теперь на проблемы с общением и памятью. Короче, я, с одной стороны, говорил всё, как есть, а с другой - приложил достаточно усилий, чтобы показать ему, что я действительно не здоров.
Неожиданно доктор отнёсся с пониманием. Наверное, к нему приходили и другие студенты, которые разочаровались в институте, не находили здесь своего места и искали в жизни каких-то иных путей. Возможно, он, как человек опытный и трезвый, решил таким людям помогать. Он объяснил мне, что можно взять академический отпуск - но для этого, как я и предполагал, нужно полежать в больнице. Я для убедительности изобразил серьёзное раздумье - и потом согласился. Он сказал мне, что на оформление документов уйдёт три дня.
- Ничего, - сказал он напоследок, - полежите три недели - и потом будете полгода отдыхать. Главное - в это время не расслабляться, а действительно стараться свои проблемы решать. А что побудете в этой больнице, ничего страшного - ваши многие как раз на втором курсе так делают.
Я должен был прийти сюда же через три дня, в определённое время, "с вещами и документами".
Скоро я вернулся назад в корпус. И вот тут - не знаю, то ли я дал какую-то "слабину", то ли так на самом деле и должно быть. Мне захотелось вдруг со всем здесь "попрощаться" - и с этим корпусом, и с моими товарищами, и вообще со всей этой достаточно неприветливой и неуютной обстановкой. Мы с друзьями накупили угощений и вина, и устроили "пир горой". Чтобы объяснить как-то это застолье, я всем говорил, что уезжаю на днях домой, и что, может быть, не буду больше учиться. Сказать правду про больницу я как-то не решался - язык не поворачивался. Ведь, хотя некоторые студенты и действительно у нас туда ложились, но общее отношение к этому было ясное - "крыша поехала", "с головой не в порядке". Поэтому я так про это никому и не сказал.
Мы пировали до глубокой ночи, потом ещё с гитарой ходили по общежитию, потом спали до полдня. Я старался петь песни, которые сочинил в этом корпусе - всё-таки чтобы была хоть какая-то "отдача". Так продолжалось три дня. Девушке своей я сказал, что меня теперь долго не будет - но не стал ничего объяснять. Думаю, что я был не прав - я её только напугал. Только одному или двум товарищам я решился сказать, что иду ко врачу, чтобы получить освобождение от экзаменов - так, чтобы они примерно могли догадаться, о чём идёт речь.
Наконец, на третье утро я собрал документы и некоторые вещи, сложил всё это в сумку - и отправился вновь к знакомому врачу. Здесь я получил на руки направление, и медбрат свёл меня вниз, во двор поликлиники. Здесь уже стояла медицинская машина - как оказалось, для одного меня. Мы сели в неё, и поехали по заснеженному городу. Я как-то особенно вглядывался в эти улицы, деревья, дома, идущих по тротуарам прохожих, поскольку не знал, куда я еду, и что меня там ждёт. Наконец - большие ворота, какая-то заснеженная территория с невысокими корпусами. Мы подъехали к одному корпусу, который оказался приёмным отделением. Здесь я показал моё направление, у меня отобрали документы и положили их в сейф. Мы снова сели в машину - и поехали на этот раз уже к окончательному "пункту назначения". Вот он - этот красный кирпичный одноэтажный корпус с небольшой лесенкой в несколько ступенек и запертой железной дверью. Мы снова позвонили - и через некоторое время выглянул человек в белом. Я показал ему направление, и санитар сдал ему меня "с рук на руки". Дверь щёлкнула, санитар запер её изнутри ключом, и я оказался в закрытом помещении. Вот место, где мне предстоит провести ближайшие двадцать дней!.. Что за странное место, что за странная обстановка!..
В АДУ
Я не хочу описывать все детали моего пребывания там. Буду описывать только самые характерные моменты. Вот, например, эти двери. Они здесь без ручек, а ключи, или, вернее, "отмычки" только у санитаров. Так что без посторонней помощи, сам никакую из дверей и не откроешь. Меня поначалу это очень смущало. Уж если попадёшь сюда - то и не выберешься!.. Но потом я стал относиться к этому спокойнее. В конце концов, я здесь по направлению, про меня знают и в нашей поликлинике, и в учебной части, и в приёмном отделении. Я должен выйти отсюда через 20 дней. В конце концов, не может быть, чтобы в наше время в Москве вот так вдруг, совершенно бесследно сгинул, пропал человек!..
Потом эта одежда. Здесь все ходят в каких-то светло-синих одинаковых пижамах. Из-за этого все как бы на одно лицо, и обстановка в коридоре и в палатах очень однообразная. И в то же время я заметил, что эта общая монотонная одежда очень успокаивает. Из-за неё как-то чувствуешь себя обычным, рядовым больным, и лишние мысли в голову не лезут. Мне даже понравилось через некоторое время ходить в такой пижаме.
Я как прибыл в отделение, меня в первую очередь повели в душ, а потом отобрали мою одежду и выдали эту пижаму. Но сумку с вещами не стали отбирать, и позволили её взять с собой в палату. Я этим особенно дорожил, потому что у меня там лежало несколько книжек и моя поэтическая тетрадка, в которой было ещё достаточно чистых страниц.
Палата оказалась большой комнатой человек на 12. Правда, когда меня привели, больных в ней не было, поскольку до обеда находиться им на своих местах не позволялось. Сразу после завтрака все палаты запирались, и больные должны были находиться в просторном коридоре - сидеть, гулять, вообще чем-то заниматься. В коридоре тоже стояли кровати, и на них находились, в основном, лежачие больные, которым позволялось лежать.
Санитар только ненадолго завёл меня в комнату, показал моё место и разрешил поставить сумку под кровать - и тут же снова вывел в коридор. Я смешался с больными и стал осматриваться. Какие странные лица, какое странное место!.. Совсем не как в обычной жизни! Все ходят в этих с иних одинаковых пижамах, сидят на кроватях и стульях, некоторые беседуют... До меня, понятно, никому дела нет - ну что особенного, пришёл ещё один "новенький"!.. Я стал вглядываться в лица - они здесь необычные, будто какие-то бесцветные, будто на какой-то одной мысли все давно сосредоточенные...
Да, эти лица!.. И за каждым - свой характер, своя судьба... Каких только людей я не встретил здесь за эти три недели! Откуда только ни собираются здесь обитатели - я думаю, это отделение можно рассматривать как "весь мир в миниатюре"!..
Некоторые попадают сюда из армии. Тяжело человеку служить, или он вступил в какой-то конфликт с начальством - и он обращается к этой области медицины. Некоторые там что-то натворили - и для них это была единственная возможность избежать наказания. "Улизнув" из армейской системы, человек попадал в эту, медицинскую систему. Для него начиналось хождение по новым "кругам ада". Вряд ли это было намного слаще. Людей подолгу держали, переводили из отделения в отделение. Это могло продолжаться по нескольку месяцев. Так, у нас здесь был совсем молоденький паренёк с Украины. Чтобы избежать каких-то своих армейских проблем, он решил подвергнутся медицинскому обследованию. В результате его довольно долго держали в таких же отделениях на Украине - а потом он какими-то неизвестными путями попал к нам в Москву. Когда я его встретил, всему этому шёл уже пятый месяц. Он бледной тенью ходил по отделению, подходил к каждому, доверительно заглядывал к нему в глаза и спрашивал:
- Вы не знаете, когда меня отсюда выпустят?..
Он уже не мог думать и говорить ни о чём другом. Однако, сроки его выписки оставались неизвестными. Он уже, наверное, забыл тот, внешний, свободный мир, и обстановка психиатрического отделения стала "его миром". Чтобы уверить врачей, что с ним всё-таки не всё в порядке, он время от времени прибегал к нехитрым приёмам - например, говорил, что помнить, как его "мама рожала".
Попадал сюда и "наш брат-студент". Так, я встретил здесь студента из другого института. Он уже давно наблюдался у психотерапевта, ещё с прошлого года. На него вообще его учебные неудачи произвели гораздо более тяжёлое впечатление, чем на меня. Он уже с прошлого года не мог сдать экзамены (теперь он учился на третьем курсе). Бесконечные и безрезультатные пересдачи повергали его в ещё большие тоску и отчаянье. Картину усугубляло то, что он должен был наблюдаться у специалиста по душевным болезням. Своё помещение в этот стационар он воспринял как гибель и крушение всего. Очевидно, что его учёба и его приезд в Москву не состоялись. У него не было творчества и планов и надежд на будущее, как у меня. Но другого выхода у него тоже не было. Разумеется, ему после этого отделения тоже полагалась "академка". Когда я первый раз увидел его, он всё время только лежал на своей койке, отвернувшись к стенке, и ни с кем не разговаривал. Я понимал его - это несладко, после бессмысленных пересдач и общежития оказаться в таком месте. Главное, никому до тебя дела нет, и никто к тебе не приедет. К некоторым здесь всё же приезжали - привозили одежду, продукты - а ты сидишь здесь в этом странном месте совершенно один! Но ему в действительности ничего не грозило - он действительно должен был получить академический отпуск, и ему до выписки оставалась всего неделя.
Были здесь и самые обычные москвичи, из своих спокойных и уютных квартир. Такие уже попадали, как правило, стараниями родственников. Я узнал, что есть семейные конфликты, которые решаются очень просто - вызывается соответствующая служба, и заботливые родственники требуют, чтобы их "неудобного" сородича поместили в психиатрическую больницу. Таких у нас тоже было несколько человек. Они были достаточно подавлены, и о своей жизни и о своих московских родных говорить не любили.
Вообще, как только сюда не попадали! Я, конечно, не смогу вспомнить всех вариантов и случаев. Но одна группа людей как-то особенно привлекла моё внимание. Они, казалось, были уже как-то связаны с этим корпусом, были чуть ли ни его "завсегдатаями". Выглядели они как какая-то "шпана". Это были, в основном, молодые ребята, слегка "уголовного" вида, которые вели себя в корпусе удивительно свободно, буквально как дома. Они здесь играли, буянили, не спали ночью, имели какие-то сношения со своими товарищами "на воле" через окно. Похоже, что этот корпус и был для них "родным домом". Возможно, что они скрывались здесь от правоохранительных органов. У них здесь были даже свои гитары, и по вечерам здесь стоял полный "тарарам". Некоторые из них употребляли "колёса" (т.е. наркотические таблетки), которые получали через окно "с воли".
Я с удивлением приглядывался к этим людям. Как это можно было в таком молодом возрасте избрать это место, чтобы проводить здесь долгое время, почти жить? Неужели не нашлось для них в жизни лучших мест?.. Но они неплохо устроились здесь, и даже получали удовольствие. Видимо, у них была какая-то договорённость с врачами. Врачи смотрели на многие их выходки "сквозь пальцы". Только иногда я видел кого-нибудь из их компании, лежащего ничком на постели и по многу часов на встававшего. Говорили, им колют какое-то лекарство, от которого ломит всё тело и человек на целый день "выключается". За это время я видел несколько человек, к которым применяли это средство. До сих пор не знаю, действительно ли это лекарство, т.е. применяется ли оно для лечения - или это всего лишь средство "успокоить" человека.
Были и другие, "тихие" больные, которые тоже проводили здесь по нескольку месяцев. Их кровати обычно стояли в коридоре. Вид у них был какой-то тихий и покорный. Они молча, спокойно лежали на своих кроватях, иногда что-то читали, в другое время спали. Короче, просто "жили" здесь.
Про одного я как-то услышал, что он лежит здесь уже целый год. Я поразился. "Как - целый год здесь, в этом тоскливом месте?.. Разве это возможно?.."
Как-то я подошёл к нему, и увидев, что он не спит, решился спросить:
- А у Вас дом, родные есть?.. Вас выпишут?..
Он как-то спокойно и даже беззлобно ответил:
- Дом-то есть, и родные есть... Но только куда мне идти?.. Там я никому не нужен. А здесь - и уход есть, и тепло, и кормят неплохо, а главное - люди вокруг!..
Вид у него был какой-то смирившийся и покорный. Я не нашёлся, что ответить, и отошёл. Вот, такие люди, такие судьбы!..
Но всё это впечатляло меня до того, как я оказался в самом дальнем коридоре нашего корпуса. Он находится далеко, совсем в другой половине, так что я поначалу даже не знал о его существовании. Кто-то мне сказал, что там лежат самые тяжёлые больные, и я решил однажды туда зайти.
Первое, что меня поразило - это запах. Здесь даже находиться поначалу было сложно. На освещении тоже экономили - горели какие-то тусклые лампы. Кровати стояли впритык одна к другой.
Здесь почти все больные были лежачие, некоторые из-за серьёзных нарушений совсем не вставали. Не могли сами пойти в туалет, нуждались в заботе сестры, иногда ходили "под себя". Сюда собрали больных, которых уже считали "безнадёжными". Никто к ним не приезжал, никто их не собирался отсюда забирать. Их уже и не собирались выписывать - они должны были провести здесь всю свою оставшуюся жизнь.
Я как вошёл туда, так мне стало очень не по себе. Я не выдержал там и двух минут, и скорей оттуда ушёл. Не дай бог оказаться в такой больнице в таком вот "вечном" отделении!.. Больше я в последующие дни в этот дальний коридор не заходил.
ПОСЛЕДНИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Строго, размеренно течёт жизнь нашего больничного корпуса. С утра - подъём и завтрак в небольшой столовой. Потом палаты запирают и нас выгоняют в коридор. Здесь мы и проводим время до обеда - сидим, читаем, разговариваем, или просто гуляем между кроватями - главное, чтобы человек был на ногах и не разлёживался на своём месте. Потом наступает время обеда. После этого палаты отпирают и нас пускают на свои места - после обеда можно отдохнуть. Здесь группа больных собирается, одевается, и в сопровождении санитара идёт в огороженный забором двор - дышать свежим воздухом. Я в это время обычно лежу на кровати и стараюсь занести кое-что в свою тетрадку. После этого в пять часов небольшой полдник - и ближе к вечеру ужин. До этого могут быть ещё трудовые занятия - мы все вместе сидим в столовой и склеиваем спичечные коробки, или собираем розетки. Наконец, после ужина открывают клубную комнату. Всё отделение к вечеру постепенно "расходится". Начинает шуметь и буйствовать та компания, о которой я уже писал. В клубной комнате в углу орёт телевизор. За другими столами раздаётся стук шашек. Здесь же ещё раньше, до ужина происходят свидания родственников с некоторыми больными. Наконец, ближе к отбою наступает настоящий бедлам. Какой-то парень из "блатных" забрался на стол, пляшет на нём и поёт. Его пьяная блатная компания подпевает. Кого-то хватают для острастки, тащат, привязывают его к кровати и делают ему укол. Пьяная блатная компания понемногу утихает. Ну прямо настоящий сумасшедший дом!..
Я заметил, как совсем по-другому тянется здесь время. Эти часы до обеда почти невозможно выдержать - будто целая вечность!.. Я не представлял, как я выдержу здесь эти три недели! Что уж говорить о людях, которые проводят здесь целый год!..
Ещё я заметил, какое значение в такой обстановке приобретают другие люди. В обычной жизни этого не замечаешь, потому что все на воле, и каждый живёт, в сущности, "сам по себе". Даже в нашем корпусе общежития, конечно, любишь и уважаешь товарищей - и всё же живёшь отдельно от них, и у каждого, в сущности, своя жизнь. Здесь это невозможно. В замкнутом помещении, отгороженные от реальной жизни и от всего мира, лишённые привычных дел, мы становились друг другу как-то особенно близки. Другие лица, эти люди, которых встречаешь в палате и в коридоре, становятся, по существу, твоими единственными жизненными впечатлениями. Не знаю, поверят ли - но я многие из этих лиц до сих пор помню - за три недели так отпечатались, что и не забудешь!..
Разговоры здесь как-то душевнее и мягче, взгляды - проникновеннее... Это всё оттого, что люди заключены вместе в четырёх стенах. Здесь просто невозможно слишком замкнуться в себе, не уделить внимания другому человеку - иначе не проживешь!.. Наверное, это защитная способность, которая рождается именно в таких условиях...
И вот, под влиянием этого закрытого пространства и этого вынужденного внимания друг к другу здесь рождается как бы "свой мир". Но какой же странный этот мир!.. Тогда, в эти три недели я в него как-то "вписался", привык - а теперь вспоминаю и удивляюсь, насколько же он отличается от всего, что есть в жизни!.. Главное, что там собираются люди совершенно разных социальных слоёв. Я теперь со многими, с кем я там каждый день виделся, просто не нашёл бы, о чём заговорить - а там мы прекрасно проводили время вместе, и заботились друг о друге, и задушевно беседовали... Наверное, это особенность таких мест.
Но с этой особенностью был связан для меня один странный момент. Уже ближе к выписке, за день или два, я ощутил вдруг странное чувство, что я... не хочу отсюда выходить! Действительно, впереди была неизвестность и неопределённость. Я совершенно не знал, как всё в моей жизни сложится. Поеду ли я домой, буду ли восстанавливаться в институте - всё для меня было как в тумане.
А здесь всё-таки была ставшая для меня уже привычной за эти три недели жизнь. Эти лица, ставшие для меня будто родными. И у меня вдруг мелькнула мысль - а что, если остаться здесь?.. Заботиться об этих людях, которым так трудно в жизни... Ведь я же за эти три недели убедился, что здесь - тоже жизнь!.. Странная, призрачная - но ведь поэтому-то она и становится как-то особенно щемяще-дорога! И люди здесь - тоже люди! И какая, в конце концов, разница, где быть - в студенческом корпусе, или в моём родном городе, или здесь - если иметь в виду заботу о людях, служение людям?.. Здесь даже нужнее...
Вот такие мысли приходили мне - но это было конечно, заблуждение, иллюзия!.. Нет, никак было мне невозможно оставаться здесь! У меня своя жизнь, свой талант, мне нужно пройти свой жизненный путь - и никак невозможно мне хоронить себя в этих стенах! Так, может быть, пару раз приду сюда, чтобы передать кому-нибудь передачу через окно - да и то если жизнь позволит, если будет время!..
И вот, наконец, день выписки. Врач последний раз беседует со мной, оформляет документы. Мне выдают одежду, а в приёмном отделении - паспорт. Наконец, я свободен, и могу идти на все четыре стороны. Снова - в общежитие, и в нашу институтскую поликлинику, оформлять академический отпуск! Как-то всё сложится, и как-то пройдёт этот год?.. Хорошо бы, чтобы удачно, и чтобы всё, что я пережил, было не зря!.."
Действительно, как всё сложится, и как пройдёт дальнейшая жизнь?.. Я, как автор, написавший от лица этого студента эту историю, мог бы здесь кое-что добавить. Конечно, я не имел в виду конкретное лицо, и собрал здесь многое от разных людей, из разных лет, и из своих собственных впечатлений. И всё же был у нас один студент, который пережил нечто подобное. Он действительно увлекался поэзией и музыкой, и где-то курсе на третьем действительно попал в это интересное место, и потом получил академку. Так вот, он после этого ещё года полтора всё крутился вокруг института и общежития, всё пытался восстанавливаться и продолжить обучение. Москва его, как говорится, "не отпускала". Но потом он всё-таки принял, на мой взгляд, совершенно правильное решение - вернулся в родной город, отучился там в несложном институте, и после стал заниматься любимым делом. Теперь у него интересные занятия, семья, много друзей - всё, как и полагается нормальному человеку. И в науках он оказался талантлив и преуспел - а у нас в Москве только напрасно мучался на нашем факультете! Вот как, оказывается, иногда всё кончается достаточно удачно! Остаётся только гадать - в чём же был смысл его приезда в Москву, и его двухлетней учёбы, и всего, что с ним произошло?.. Но это уже другой, более тонкий вопрос.
Я же кончаю этот раздел, состоящий из живых событий и сцен.
________________________
Свидетельство о публикации №217110901895