Глава X. Я остаюсь

- Алло. Да Люб. Привет.
- Привет. Вот Серёж. Просила набрать тебе. Уж я ей объясняю, как могу.
- Скажи, что я на работе.
- Она настойчиво очень просила.
- Ладно дай ей трубку.
- Серёженька. Сыночек! Когда ты приедешь? Я тут одна совсем сижу.
- Мама, скоро уже. Через три часа кончается моя работа, и на дорогу ещё час.
- Как много ждать Серёженька.
- Подожди мама. Ты же знаешь, что когда ты звонишь, у меня всё валится из рук.
- Знаю, знаю. Извини. Я скучаю без тебя.
- Саша звонил?
- Звонил. Говорит, что не может на неделе подъехать.
- Конечно, не может. Ему через всю Москву переться, не то, что мне. Как ты себя чувствуешь?
- Так же.
- Хорошо мам, не нервничай. Ты услышала мой голос, и теперь тебе спокойнее. Я приеду. Жди. Не хотел, правда сегодня. Устал очень. Но приеду.
- Серёженька, если устал не приезжай.
- Всё приеду. Дай трубку Любе.
- Да Серёж, я тут, – взяла трубку Люба.
- Люб, как мама? Нормально всё?
- Да нормально, нормально. Руки мне все оттянула. Помыла я её сегодня всю. Радостная лежит, чистенькая, и на меня смотрит счастливыми глазами. Но, видать что-то всё равно не хватает ей. Тебя видать.
- Приеду я. Часа через три самое раннее, а то и позже может чуток. Ждите.
                * * *
               
Осень хотя и взяла в свои руки весь город, но не спешила его подмять под себя. Как бы играла с ним. То, окутывая дождливыми туманами, то возвращая опять тепло и солнце. Конечно уже не такое, как то, что было летом, но всё равно солнце. Радостное, тёплое, и чистое, без примеси сырости.
Листья не все ещё были на земле, и те, что приклеились к асфальту, закрепились в нём, как в бетоне, насмерть. Те же, что ещё трепетали на ветках, смотрели сверху вниз на своих промёрзших, а теперь загорающих на солнце братьев.
Видать лето ещё не ушло, а сидело где-то тут невдалеке, под кустами, и оттуда поглядывало на всё, что происходило на его, ещё так недавно потерянных территориях. Но сидело оно на чемоданах, будто ждало свой автобус до вокзала, а тот никак не хотел приезжать, или может забыл о своей важной миссии?
Сергей взял в привычку, ходить пешком от метро до мамы, а от мамы к себе только если оставались силы. А они оставались всё реже и реже. Но сегодня был замечательный относительно тёплый вечер. И главное, совсем отсутствовал ветер. Вся природа как бы затаилась.
Зазвонил телефон. Сергей взял трубку. Звонил брат.
- Алло. Привет Саш.
- Как дела? – спросил брат.
- Ну, Саш. Как-как? Сам знаешь, как. Ничего нового, то есть, – одна сплошная ж …   И на работе и дома без перемен. А у тебя как?
- Никак Серёж, все одно и то же. Понимаешь, я уже говорил, что жду пенсию. Когда она наступит. Ещё полтора года терпеть. Я не могу больше работать, понимаешь? Просто нет смысла.
- Да, я понимаю. Ты знаешь, у нас тоже всё гибнет. Разрушается прямо на глазах. Не знаю, сколько это протянется ещё. Но тебе проще, а мне до пенсии, как до луны.
- Сергей, ты же к маме идёшь? Позвони от неё мне. А то у меня денег на телефоне почти нет.
- Хорошо Саш.
- Ну, пока.
- Пока. Жди.

                * * *

- Иду! Иду! – кричала Люба откуда-то издалека, бряцая в руках связкой ключей. – Это ты Серёж?
- Я. Я. Открывай смело. Со мной ещё несколько с автоматами.
Люба, конечно же, узнала его голос, но решила проверить и, открыв две внутренние, деревянные двери, подошла к наружной, приквартирного тамбура и заглянула в глазок, чтобы убедиться, Сергей ли там на самом деле.
- Ой, а то сам знаешь, что по телевизору говорят с утра до самого вечера, одни убийства, одни убийства.
- Серёжа! Это ты? – встрепенулась на звук мама.
- Я.
- Мария сегодня в ударе, намучалась я с ней. Еле, еле выдержала до вечера. Все нервы вымотала. И это ей не нравится, и то. Есть отказывается. Еда не нравится. Компот не пьёт. Потом правда поела. Я уж, и так, и сяк. Еле-еле тебя дождалась. Ты хоть поговори с ней. А то знаешь, как оно тяжко, не от работы, а от того, что тебя не слышат, и не хотят слышать. – Быстро, быстро, шёпотом, скороговоркой, рассказала Люба, в приквартирном тамбуре, дополняла уже в прихожей.
- Что вы там шепчетесь? При мне надо говорить громко. Я всю жизнь отработала преподавателем, и не позволю, чтоб за моей спиной шептались.
- Мама привет, – наклонился над мамой, поцеловав в щёку.
- Ты зря её слушаешь. Она тебе врёт! Всё неправда! Не так было. Почему ты не хочешь послушать свою маму, а не эту Любку1?
- Вот видишь Сергей, что твориться, – всхлипнула Люба. – Нет, уйду я с этой работы! Не могу я больше так мучиться!
- Серёжа, никуда она не уйдет. Ей идти некуда, она не из Москвы. Говорит так, чтоб ты понервничал. Цену себе набивает!
- Не могу это всё слушать с утра до вечера, пойду в комнату отдохну пока, – всхлипнула Люба.
- Мама, я не смогу найти ещё одну, очередную сиделку. Понимаешь?
- И не надо нам сиделок. Я скоро сама всё буду делать. Не надо мне никаких сиделок. Она готовить совсем не умеет. Я её учу, а она мне: - «Я лучше знаю, как надо готовить». Ты представляешь, какая наглость!?
- Мама, я тебя умоляю, не начинай. Зачем тебе все эти войны? Почему ты не хотела учить языку внучку? Зачем ты это делала? Ведь она же такая упрямая, как и ты. И в итоге чего ты добилась? Что Лиза сама его выучила.
- Зачем ты так со мной разговариваешь? Я занималась с ней, как могла. Она бестолочь. Дурочка, твоя Лиза. Ей не нужен язык. Хотела уехать за границу из этой страны. Вот зачем он ей был нужен! И ты мне такое говоришь, что я с ней не занималась! Да, как ещё только занималась! Она не способная к языкам!
- Ладно, мам. Пускай не способна. Успокойся. Я тебя умоляю. Разве так можно. Разве это всё уже имеет какое-либо значение?
- Для меня имеет! Огромное! Ты очень плохой сын! Зачем ты меня обзывал, и обижал? Ты злой человек.
- Да мам, я злой человек. Хорошо. Но я исправлюсь. Я уже исправляюсь.
- Тебя только могила исправит.
- Зачем ты всё время кормила кошку, и не слушала меня? Зачем каждый раз перекладывала мои вещи? Я никогда ничего не мог найти.
- Перестань говорить чепуху! Это всё чепуха! Я не могла смотреть, как животное погибает от голода! Как издеваешься над ней!
- Я не издевался. Теперь знаю; ты только делала вид, что ненавидела её, а она всё время сидела с тобой рядышком, пока меня не было дома. Часто, приходя с работы, наблюдал эту картину. Сидят мама, и кошка, и смотрят телевизор. Ты её очень любила. А когда сильно любишь, то начинаешь портить предмет любви.
- Кого я любила? Это, вонючее животное?
- Ты её любишь. Больше чем меня.
- Прекрати говорить мне гадости!
- Всё. Хватит об этом. Как ты сегодня? Пытались вставать?
- Не хочу говорить с тобой. Спроси лучше у своей подружки.
- У какой подружки?
- Знаешь у какой, - отвернулась к стенке, - у Любы.
- Она мне не подружка, а твоя сиделка, и ты не хочешь себя с ней вести хорошо.
Люба, услышав, что говорят о ней, ответила из другой комнаты:
- Она Серёжа сегодня села на кровати. Точнее я посадила. И сама сидела. Пытались подниматься с ней. За руки тянула. Кто его знает, может и получится у нас.
Подойдя к порогу маминой комнаты, продолжила:
- Надо ей ходунки покупать. Знаешь такие?
- Как в детстве что ли?
- Да, нет, не такие. На четырёх ногах, с ручками. Посмотри в интернете.
- Хорошо, куплю в выходные. Чем чёрт не шутит? Её надо поднимать. У неё есть желание и тяга к жизни.
- Не шутит, – передразнила мама.
- Мам, Саша просил от тебя перезвонить. У него на телефоне нет денег. Я сейчас ему наберу. Будешь с ним говорить?
- Буду.
- Хорошо. Набираю.
- Алло, Саш, говорить можешь?
- Да.
- Тогда на, – передал трубку маме.
- Да Саша. Да.
- Мама я приеду в воскресенье, Серёжа знает. Я с ним говорил. И мы пойдём с тобой гулять.
- Уже холодно на улице. Я боюсь простудиться.
- Не бойся. Думаю, что будет ещё тепло.
- Сашенька, как у тебя на работе? Ты не пьёшь?
- Мама, на работе всё нормально, хорошо. Устал я очень. Не могу больше находиться во всей этой глупости, непрофессионализме… Нда… Я не пью. Почти не пью мама. …  Всё нормально.
- Не пей Сашенька. Всё будет хорошо. Я начну ходить. Мы с Любой занимаемся.
- Что тебе привезти мам?
- Ничего не надо, у нас тут всё есть. Сам приезжай.
- Приеду мам, приеду. Ладно, передай трубку Серёже. Пока. Жди. Целую.
Сергей взял трубку у мамы, и продолжил разговор.
- Саш, короче ходунки нужны. Я посмотрю в Измайлово. Если куплю, дам знать.
- У меня нет денег Серёж.
- И не надо. Мамина пенсия пока не кончилась. И у неё ещё, ты знаешь, в евро было. Я их к себе на квартиру перевёз. Ладно, тогда посмотрим, как пойдёт.
- Хорошо. Я подъеду в воскресенье часов в двенадцать.
- Жду. Пока.
Спрятал телефон в карман, и сказал Любе:
- Может, покажете мне ваши достижения? А я, если что подстрахую, а заодно и посмотрю. Всё равно же тренироваться нужно.
- Мария, как вы, согласны?
Мария молча, кивнула. Продолжая обижаться, но, при этом, горя желанием, показать Сергею свои достижения.
Они с Любой, с большим трудом усадив маму на край кровати, сели по обе стороны от неё, как перед дальней дорогой, чтоб перевести дух. Одновременно встали, взяв Марию за руки, и стали её тянуть на себя, но не в полную силу, а как бы слегка, по чуть-чуть. Мария, уже с заметной волей в мышцах проявляла интерес к поднимательному движению.
Ей даже удалось оторвать попу от дивана сантиметров на десять, пятнадцать. И это было огромным достижением в её ситуации. Инсульт парализовал левый бок. Это была нога, рука, и часть лица, которое от этого выглядело перекошенным. Но, еле заметная улыбка проскользнула больше в глазах, чем на её лице, несмотря на усталость от неимоверного напряжения от поднятия.
- Мама, давай садиться. Сможешь сама? Если нет, то скажи. Придётся тебя ловить сзади.
- Смогу. Давай попробуем.
Начали опуск Марии на диван. И он удался. Более того; помогала сама разворачивать её на постели, упиралась, и отталкивалась ногами от спинки дивана. Несомненно, это огромная удача.
Наконец все работы по восстановлению первоначального положения, были завершены, и Мария смотрела на них со счастливой улыбкой на глазах.
Да, судя по всему, могла встать. Её жизненная энергия не хотела заканчиваться. И, похоже, было на какой-то новый её источник. Что-то буквально подталкивало Марию, заставляя встать на ноги. Она не хотела уходить. Жаждала оставаться рядом со своими детьми и внуками. Что бы забыть все обиды и неприятности, которые были у неё с ними. Но для этого требовались не только таблетки, но ещё и желание к смирению. Нет, не к одному примирению, но и какому-то внутреннему согласию с окружающими. Пониманию, что все они могут, и имеют право на своё личное мнение, и не только её желание решает всё вокруг.
Сергей видел силу и тягу остаться среди родственников, из желания быть рядом с ними.
Сегодня Мария как бы говорила своими достижениями: - «Я остаюсь!».
И Сергей почувствовал это.

Она никогда не хотела ни от кого зависеть, не быть ни для кого помехой. А всё произошло именно так. Зачем, почему это случилось? Для чего это все было нужно? Наверно, как наказание за то непонимание, что было у Сергея с мамой последние годы, когда был вынужден жить у неё. И любила, и пыталась переделать, под такого, каким представляла себе. Хотела, чтоб у него всё было хорошо, чтоб стал, как все вокруг, «нормальные» люди. Ей казалось, что все логичны, и только её сын дурачок. Хотелось помочь ему исправить ошибку, залатать тот сбой в программе, который, видимо, произошёл ещё в детстве. Возможно, винила в этом себя. И с ещё большей силой пытаясь работать над своими ошибками.
Он бы, безусловно, снял квартиру, если у него проявилась постоянная женщина. Но они появлялись, и уходили. Всё происходило так быстро, что и не имело смысла снимать жилплощадь. Ему уже начинало казаться, что достаточно двух-трёх встреч с человеком, и уже видит его насквозь. Все его заморочки, недостатки, отрицательные качества. Научился даже моделировать ситуации. Ему ничего не стоило представить, как может выглядеть человек, в тех, или иных обстоятельствах, придуманных им, для него тут же, спонтанно.
С такими возможностями не было никакого смысла начинать поиски человека как такового, а уж для семейной жизни, и подавно. Сколько же прошло встреч, расставаний. Иногда они чередовались между собой, а иногда шли параллельно, то есть сразу две истории, иногда три. Но всё это происходило как-то само собой, случайно, непроизвольно. Не по воле Сергея, а скорее по его безволию.
Признаться, что безвольный человек, не было сил. Никогда так не позволял себе распускаться. Может потому, что раньше рядом с ним всегда присутствовала жена, и это понятие для него было свято. Но сейчас, в виду полного отсутствия жён, если можно так сказать, не было никакого смысла следить за собой. Только просеивал выбор, стараясь найти хоть мало-мальски подходящего для совместной жизни человека.
Но, всё время происходила какая-то одна и та же ошибка. И её совершал добровольно. В том-то всё и дело, что по своей воле.
Но, что же делал не так, не как все? А, может наоборот именно, как все?
Был очень близок к открытию, но, никак не происходило. Сначала казалось, что причина в том, что ищет повтор. То есть копии своей бывшей жены. Но, совсем не стремился к подделкам, и понимал; второго такого человека больше нет. Просто ему нравился определенный образ поведения, общения, некая холодность и неспешность в движениях. Возможно, даже надменность.
Видимо определённые человеческие качества и формируют в какой-то степени внешний вид. Если человек холоден, то мимика его лица, и все движения будут определены. Из-за того диапазона жестов и движений мышц, что изображают эту холодность. Так можно сказать и о всех других чертах, выделенных подсознательно в круг его поиска.
Квартиру пришлось снять для другой женщины, для Суши. Ведь она спала с ним вот уже пятнадцать лет. Срок не малый.

- Мама, сегодня уже четверг. Я наверно завтра не приду. Устал так мотаться. Ладно. Продержишься тут с Любой? Не будешь её учить готовить?
- Перестань юродствовать!
- Люба, как у вас тут с памперсами?
- Мало совсем. Но я экономлю. Кончаются.
- До субботы хватит?
- Ну, смотри. По два в день идут. Их всего пять осталось. Сейчас ты уйдёшь, я ей на ночь надену. Потом завтра два. Потом на ночь, до утра. И того четыре. Один аварийный есть.
- Хорошо, тогд в субботу сначала в аптеку заскачу. Бесплатные видишь, как сложно оформить-то? Уже три месяца делаем, и толку никакого.
- Ладно, мам. Тогда я пошёл. Если что, звони, – Сергей поцеловал маму в щёку и стал собираться обратно.
 
Вечер был тёплым, безветренным. Не стал дожидаться приблудного, вечернего автобуса, пошёл пешком по Средне Первомайской улице. Она начиналась через квартал, а далее шла всё время прямо, пересекая светофоры всех парковых улиц, что попадались в обратном направлении соответственно с номерами по убывающей.
Вся его дорога превратилась в одну сплошную «зелёную улицу». Есть такая формулировка у профессиональных водителей. Это, когда на всех светофорах в момент пересечения вами перекрестка, на пути следования, горит только зелёный цвет.