Глава I. Энергия жизни

- Как тут у вас дела? – спросил Сергей, еще с порога, хотя и знал, что дела так себе.
- Не очень Серёж. Сам понимаешь. Целый день просит, чтоб я тебе позвонила. – ответила Люба.
- Кто там? Серёженька, это ты? – послышалось из спальни.
Надевая тапки, ответил:
- Да, мам, это я, а кто ж еще-то? Враги здесь не ходят. – прошёл в комнату к маме.
Люба была уже третьей сиделкой. Не выдерживали такой тяжёлой работы, в сложных условиях. И правильно, кто будет жертвовать своим здоровьем, и нервами из-за такой маленькой зарплаты. А платить больше Сергей не мог. Нет, деньги, конечно были, мамины, откладываемые с пенсии за последние годы. Но, кто знает, на сколько месяцев могло их хватить? А может и на год? Всё было не понятно. Ситуация зашкаливала своей неопределённостью.
Люба, женщина, лет сорока пяти, из-за внезапного инсульта лишившаяся пять лет назад мужа, уехала из Молдавии на заработки. Дочь училась в Кишинёвском университете. Надо было хоть как-то зарабатывать. Не имея высшего образования, Люба поначалу хваталась за любую работу, пока не вышла на патронажную службу сиделок, где и осталась на долго. Но, сейчас была на пределе от каждодневных сюрпризов, преподносимых больными и мечтала вернуться на Родину. Невысокого роста, полненькая, и глупенькая, каждую свободную минуту уделяла телевизору. Слава Богу, этих минут было мало, ведь оставаясь наедине с ним, погружалась в мысли о дочери, не понимая, что за передачу смотрит, время от времени переключая программы, скорее машинально, чем для того, чтоб найти что-то новое.
- Ну, как ты сегодня? ... – посмотрел в мамины глаза, - Вижу, так же. Улучшений нет.
- Но, в нашем положении, это уже победа, – вздохнула Люба.
- Согласен. Она хочет выкарабкаться, …  очень упрямая.
- Сыночек, иди ко мне. Сядь. Я хочу посмотреть на тебя.
Сел рядышком, взяв за руку. Тут же погладила его другой по спине.
- Рука уже начинает двигаться, я смотрю? – посмотрел на Любу Сергей.
В ответ на его взгляд, сказала:
- Да. Мы сегодня уже сидели. Но, не сами конечно. С моей помощью.
- И как?
Сделала знак глазами, что, мол, потом всё скажет, после, в другой комнате. Сергей понял, заранее расстроившись, ведь та имела опыт работы с людьми, пережившими инсульт в таком возрасте.
- Серёженька. Посиди со мной рядом. Я встану…  Знаю, что встану…  У меня есть силы. Я очень упрямая.
- Да, мам, я знаю. Ты не спеши. Это долгая история.
- Ты знаешь, какие они все сволочи, в реанимации? Ничего нельзя. С тобой даже не разговаривают. Ты для них не человек. Просто вещь какая-то. Больше не хочу туда. Всё сделаю, чтоб встать. Обещай мне, что не отдашь меня умирать в больницу. Обещаешь?
- Да мама. Ты сама прекрасно знаешь. Но, только если не будешь хулиганить.
- А-а-а. Перестань! Я не хулиганю! ...  Знаешь прекрасно.
- А кто всё время грозится убить себя? – жалостливо вставила Люба.
- Это я любя. Это я так, чтоб просто попугать.
- Мама, не надо больше такое говорить, и всё будет у нас хорошо. Люба для того с тобой и сидит, чтоб ты встала, и пошла сама. Ведь так?
- Так. Но она меня очень обижает…  кричит на меня.
- И вовсе я не кричу. Просто громко разговариваю.
- Думаю, что никто ни на кого не кричит. Просто с тобой очень тяжело совладать здоровому человеку.
- Я тоже здорова. Не надо мне говорить, что я больна. Я не хочу это слышать. Это не правда.
- Хорошо, хорошо, не будем об этом.
- Серёженька, послушай, что я придумала. Люба, дай нам листочек и ручку. Я нарисую.
Люба ушла за бумагой.
-Ну, что, что ты опять такое придумала? – не вынимая своей руки, из маминой, устало поинтересовался Сергей.
- Вот такой есть листочек, возьмите Мария. – запыхавшись протянула Люба.
Мама взяв тетрадный лист в левую руку, правой, ещё еле двигающейся, сжала карандашик.
- Люб, надо поднять её на подушку.
Принялись за дело.
Удалось произвести данный манёвр, в полусидящем состоянии облокотив маму на подушку. Она посмотрела на карандаш из ИКЕА, с неким удивлением, словно это мало знакомый ей предмет и попыталась донести руку с ним до листочка, который был зажат в левой руке, беспомощно лежащей на животе.
- Я сама не могу повернуться. Помогите мне, пожалуйста.
Взяв из шкафа первую попавшуюся книгу, подложил маме под руку с листочком, вместе с Любой повернув её слегка на бок.
Тут же, пыхтя, и сосредоточившись, как ребёнок, принялась что-то выводить на бумажке. Ничего не получалось. Выходили одни каракули. От этого злилась. Сергей понял; должен ей помочь.
- Мам, ты что рисуешь?
- Не мешай мне.
- Пока ты не скажешь, что ты рисуешь, я не смогу тебе помочь. Пойми же. Я может и сам всё основное смогу нарисовать за тебя.
- Квартиру, квартиру я твою рисую
- Мою? Может свою?
- Свою. Да. Свою. Конечно свою.
- Тогда давай я сам всё нарисую, – попытался взять из маминых рук листочек и карандашик Сергей.
Но, не тут-то было. Сдавалась только с боем.
Но, боя не произошло. Проколупавшись, таким образом, ещё минуты две, сдалась. Взял в руки инструмент, и тут же нарисовал квартиру, знакомую с самого детства. Ведь вырос в ней, родившись в ближайшем роддоме. Появился на свет после того, как родители с его старшим братом переехали в этот новый дом.
Приняв из его рук обратно в свои, инструмент, и чертёж, Мария не сразу узнав знакомые ей прежде очертания, явно с большим трудом распознав их, провела одну линию поперек второй комнаты двухкомнатной квартиры, которую сейчас занимала Люба, а ещё совсем недавно, Вера, и Валя. А почти год назад, до всех сиделок, Сергей.
- Серёж, она комнату разделить хочет. Говорила мне сегодня, – догадалась Люба.
- Вот, посмотри. Давай комнату большую разделим? Люба не против. И ты вернёшься. Не будешь снимать квартиру. Будем жить все вместе.
- Нет мам, прекрати, не надо. Я снял квартиру совсем рядом. Всего пять остановок. И по-другому, нам нельзя, ты знаешь.
- Серёженька, подумай над этим. Хочу быть с тобою рядом. Мне тяжело без тебя.
- А Саша, он тоже твой сын, и живёт отдельно. Он тоже приезжает к тебе. Почему же ты так заботишься обо мне?
- Перестань. Я тебя прошу. Вот сейчас ты опять уйдёшь в свою не знаю, какую там ты имеешь квартиру, и останусь тут совершенно одна. А я хочу, чтоб ты жил рядом со мной.
- Мама, мне сорок шесть лет. Я давно взрослый. У меня двое детей. И… Хорошо, я подумаю. Ладно.
- Подумай сынок. Ты никогда не любил думать…  А в этой жизни постоянно, надо думать. На то она и жизнь.
- Ладно мам, я пойду с Любой поговорю о расходах, в соседнюю комнату.
- Хорошо.
Сели по обе стороны журнального столика в роскошные, громоздкие и бестолковые кресла. Со стороны казалось, что они из дворца. И только понимающий человек знал - это дешёвая подделка. Кроме них в комнате находился огромный шкаф «Стенка», и полуразрушенная кровать, без спинки, а также телевизор на тумбочке с вензелями.
- Понимаешь Серёж, она не встанет. У меня много больных было таких. Чтобы она не говорила, но прошло уже около трёх месяцев после инсульта, а тенденций к улучшению практически никаких. Обычно сразу видно потенциал. А здесь надеяться не на что. Слава Богу, речь восстановилась.
- Ой, Люба, я и не надеюсь уже ни на что.
- Ладно, Серёж, посмотрим. Но, если надумаешь, переезжай сюда, ко мне в комнату. Как-нибудь разделим её пополам. Но телевизор мне оставь. Без него не могу.
- Нет. Не вернусь, пока мама не поднимется.
- Ох, Серёжа. Она не поднимется.
- Значит, не вернусь.
- Чего вы там шепчетесь? Я всё слышу, – послышалось из маминой комнаты.
- Пойду к ней, – сказал Сергей.
- Что вы там шепчетесь как заговорщики? Я всё слышала.
- Ничего ты не слышала мам. Не обманывай. А мне надо уже, действительно, идти. На дворе осень. Надо ещё добраться до этой съёмной квартиры.
- Как ты быстро. Не посидел совсем, и уже бежишь. Я же целый день тебя жду. Целый день.
- У тебя есть телевизор.
- Но я его не смотрю. Там всё мне не интересно. Я вспоминаю…  Вспоминаю всех…  Прошлое…  А тебя всё время нет рядом.
- Но, и в прошлом меня нет. Я знаю, что оно без меня.
- Перестань. Ты в настоящем и должен быть здесь, рядом со мной.
- Мама, я каждый день захожу. Ты знаешь. И ещё в воскресенье мы с Сашей тебя вывозим на коляске кататься. Всё нормально. Не переживай. И не трепи нервы Любе. Всё будет хорошо. Если ты не доведешь ещё и её до бегства. С тобой всем очень тяжело. Будь умницей. Дай я тебя поцелую.
- Не пойду с вами гулять! Ты меня перевернёшь на коляске. Боюсь с тобой ездить.
Сергей склонился над мамой, поцеловав в щёчку. Улыбалась, но только глазами. У неё поднялось настроение. Но, Сергей знал; всё это ненадолго, до раннего утра. Часов до пяти. Проснувшись, даст жару Любе. Но, что делать? Та за это получает свои, хоть и маленькие, но деньги.
Сергей вышел в коридор, и стал надевать свою, уже осеннюю обувь.
- Сынок, а ты придёшь завтра?
- Да, мам. Обещай мне, что не будешь пугать Любу самоубийством.
- Не буду. Не буду. Только ты приходи. Мы с Любой будем тебе звонить часов в восемь утра, ладно? Это не рано?
- Нет. Нормально. В это время я уже на работе. Пока.
Поймал своими глазами Любин взгляд. Был полон отчаяния, и безысходности.
- С пол пятого она начинает. И понеслось. Ох. Ну, ладно. Иди уже, иди. Всё равно, ещё до твоего прихода, заранее, таблетку снотворного выпили. Нам спать давно пора. У неё уже глаза совсем закрываются. Всё, пока. Завтра придёшь?
- Да. Если что, то позвоню. И ты звони.
- Мам пока, - бросил напоследок он через Любино плечо.
- Спокойной ночи Серёженька.

Вызвал лифт, не побежал по лестнице, как в детстве, а ведь это был всего лишь шестой этаж. В доме провели капитальный ремонт десять лет назад, и старую кабину лифта заменили на современную, но совершенно неуютную, зато с антивандальным покрытием.
Вспомнил, как в детстве с друзьями вылезал самостоятельно из застрявшей между этажами кабины, открыв деревянные двери и отжав металлическое колесико на замке основной, железной, наружной, поэтажной двери.
Это было очень давно, лет тридцать пять назад, а то и больше. Теперь, всё внутри лифта выглядело современно и технологично. Но всё равно не покидало ощущение, что детство где-то совсем рядом. Может, прячется в соседнем подъезде, и не уходило никогда, было рядом, просто дремало, где-то закутавшись в складках пальто.
Лифт не скрипел, как раньше. Ехал увереннее и спокойнее по накатанным своим предком рельсам. На первом этаже двери самостоятельно открылись, и перед глазами засияла душераздирающая дыра осенней улицы, освещённой раскачивающимся на ветру фонарем. Так, как наружная дверь подъезда была не просто открыта, но ещё и подпёрта камнем. Внутренняя, же привязана вплотную к электро-шкафу, расположенному у самой стены.
Современный фонарь, хоть и был оснащен датчиком света, рассчитанным на автоматическое включение, когда наступали сумерки, при этом никоим образом не был закреплён на столбе, кроме как за крюк в своей верхней части. Это позволяло плавно подыгрывать ветру, передвигая по асфальту световое пятно, сплошь усеянное листьями, приклеенными к влаге луж.
Пойду пешком, решил Сергей.
Оказалось, что не только этот один фонарь вторит стихии, а ещё и многие другие подыгрывают ему в своем осеннем танце.
Весь этот создающий тревогу свет, сопровождал его до самого, такого неуютного, отталкивающего своей пустотой жилища. Несмотря на не поздний час, на улицах практически никого не было, и только в многочисленных окнах горел свет. Но, кое-где его не было. И эта темнота как бы объединяла уличное пространство с домами в одном, едином настроение.
Город уже сидел в уюте квартир, перед телевизорами, смотрел мыло, но некоторые, подобные Сергею, не могли ещё добраться до своего дома находясь в пути. Ему показалось; именно эти запоздалые прохожие, и были теми, кто действительно сейчас, в этот момент не понарошку, а по-настоящему жил, не виртуально, а во всю мощь своей души.
Возможно они не знали этого, а может, догадывались о чём-то, или подходили совсем близко к отгадке. Но, то, что это были совершенно не те, сидящие перед яркими, цветными, плоскими экранами телевизоров люди, было совершенно точно.
Знал, а точнее чувствовал, что маме осталось жить совсем чуть-чуть. Может месяц, или два. Обещал не бросать, ещё в больнице, когда её перевели из реанимации в терапевтическое отделение. Тогда, не могла ещё говорить. Только что-то шептала, и хрипела. Но, видел её глаза. Они были наполнены энергией жизни.

Последние годы отношения с мамой становились хуже и хуже. Что-то необратимое происходило с её головой и психикой. Замечал это, изредка заезжая, так, как жил у жены.
Любая проблема, глупость, становилась для мамы тупиковой, не решаемой задачей, не имеющей выхода. Кто его знает, что послужило причиной такого изменения в её характере?
Кто-то из родственников говорил; это произошло ещё давно, когда Сергей был в армии. Мария очень переживала за него и вот постепенно, после этого, начали происходить перемены в её характере. Были незаметны, но длились долгие голы. Все думали, что человек стареет, и характер меняется. Но, разве возможно изменить характер? Поменяться может всё; внешний вид, возраст, даже пол, но только не он.
Мария всех очень напрягала. Ничего не требовала от детей и внуков, скорее помогая им. Ей нравилось её независимое положение, которое давали ей квартира, пенсия, и возможность поступать, как ей самой захочется.
Но, после смерти мужа, понимала, что является последним звеном, которое хоть как-то держит цепь родственных отношений двух семей. Сергея и его брата.
К тому моменту, и он, и его брат развелись. Сергей даже успел два раза. Сейчас, в его жизни была полная неопределенность. Второй брак, продержавшись одиннадцать лет, завершился тем же, что и первый. В итоге у него было двое детей. Дочь от первого брака и сына от второго.
Многие говорят; хорошо иметь двоих детей, мальчика и девочку. Но не могут добиться таких результатов. А у некоторых есть и то, и другое, но, не понимают своего счастья, видя вокруг только плохое, не умея разглядеть вплотную лучшее, что у них есть, что многим не будет дано.

Подходил к дому, где теперь жил. Кирпичная пятиэтажка, очень удачно расположенная, и аккуратная на вид. Снаружи облицованная дорогим, фасадным кирпичом.
Снимал однушку, на втором этаже. Комната имела два окна, на торцевой, и дворовый фасады. Проблем с парковкой также не было.
Но, даже несмотря на то, что дома его ждала кошка, которая уже прожила с ним пятнадцать лет, квартира не отдавала уютом. Будучи вся заставлена мебелью, скорее походила на музей истории быта восьмидесятых годов, чем на обычную квартиру.
Даже дверь в комнату открывалась куда-то вовнутрь, в стену, как на корабле из-за нехватки места. А ведь оно было, просто на нём стояли сохранившиеся в идеальном состоянии экспонаты музея.
Пробравшись на цыпочках мимо «интеллигентной» соседки с первого этажа, отличающейся от других жильцов идеальным музыкальным слухом и сурово бдевшей при этом моральный облик всех проживающих в доме жильцов, очутился перед своей дверью. Уже собирался вставлять ключ в замочную скважину, нервничая из-за того, что киса орала как резанная почуяв его за дверью, как услышал снизу повелительное:
- Серёжа, это ты?
- Да, я Ольга Максимовна, – обреченно ответил, потеряв при этом последнюю силу, припасённую на то чтоб провернуть ключ и наконец войти на условно свою территорию.
- Как мама?
- Нормально, не встаёт. Еле шевелится.
- Ну, ничего. Подожди ещё. Всё нормально будет. Подруга твоя целый день орала. Голодная наверно. Ты ей оставляй что-нибудь пожрать, жалко мне её. Ведь живая же. Я бы забрала её. Но никак собаку забыть свою не могу…  умерла пару лет назад.
Память о собаке стояла на подоконнике её квартиры, в виде собаки, сделанной из глины, покрытой глазурью и обожженной в муфельной печи. В магазинах определенного уровня и направления продаётся много таких собак, а также кошек, и вообще других животных.
- Она не голодная. Просто такая порода. Всё время есть хочет. Я же говорил, что из-за неё собственно и снял квартиру. Её мама всё время кормила. Покупала корм втихаря.
- Серёженька. Но ведь она у тебя такая худышка!
- Она лысая просто. Вы же знаете, это порода такая.
- Знаю я всё прекрасно, но уж больно худая, – с этими словами Ольга Максимовна постепенно подкрадывалась ко второму этажу, и если бы у неё не зазвонил домашний телефон, Сергею опять, в очередной раз, пришлось выслушивать лекцию про то, как надо ухаживать за сфинксами. Тем более, если они ещё и не совсем чистокровные, а помесь с Корниш Рексом.
Воспользовавшись затишьем на фронте, Сергей быстро вскрыл тяжело поддающуюся вскрытию дверь, и пробрался вовнутрь.
Суша запрыгнула на него, сходу и принялась лизать, целовать, и орать свои мяуканья во всё прожорливое горло.
Эта кошка таила в себе воспоминание о той, прожитой им жизни, когда у него была семья. Но, всё рушилось, словно бы накопившись постепенно, теперь одновременно пустив трещины рассыпалось на части. Мама, человек со сложной судьбой, воспитанная в детском доме всю жизнь старалась направлять, а точнее управлять судьбами своих детей. Отец умер раньше. И теперь, разведясь с женой, Сергей оставался один на один со своей матерью, не желающей мириться с возрастом, воюющей с миром, будто тот был самым страшным врагом для неё.
Его родители не воевали. По краешку их детства прошла война, оставив в их душах непоправимый след, коснувшись тем самым их детей. Не воюя, несли в себе память об этих четырёх годах, со всеми разрушениями, потерями и страданиями.
Сейчас, когда с его мамой вынуждена была жить сиделка, выживал в чужой для него квартире с этим существом, что согревало его душу. Знал Сушу всего на полгода меньше чем вторую жену. Эта кошка была необычным животным, прошедшим с ним рядом нога в ногу пятнадцать лет своей кошачьей жизни, никогда не убегая от него, если не считать последние полгода. Это было тяжелое время. Вроде он ушёл из маминой квартиры, зажив отдельной жизнью, и животное, казалось, никто не должен был перекармливать. Но, следовало для начала, как минимум, привести в Божеский вид. Иными словами, Суша должна была скинуть примерно сорок пять, пятьдесят процентов своего веса, чтоб выглядеть нормальной лысой кошкой.
Мы, люди живём стереотипами, навязанными через чужое мнение. Как правило, это телевизор.
То есть, если кошка лысая, значит она худая, а если ещё и постоянно хочет есть, значит над ней сильно издеваются хозяева. Кошка должна быть шириной, как любая другая, среднестатистическая. Никоим образом, не тоньше, а если толще, только лучше.
Если порода животного не подразумевает шерсть, это отклонение. Только древние Египтяне могли так ошибаться, считая эдакое извращение породой. Так думают многие, если не все.
И, сегодня, неимоверными усилиями ему удалось осуществить мечту пятнадцатилетней давности, с помощью диеты из натурального куриного мяса.
Замечательнейший человек, уважаемая всеми, добрая и отзывчивая, его тёща считала; животное следует кормить кошачьим кормом, не менее одной банки в день. Он был вынужден согласиться. Никакие попытки направить на переговоры, на кухню жену, с белым флагом, не принесли желаемого результата. Всё оказалось тщетно.
И этот её нынешний, подобающий возрасту и размеру, вес, дался Сергею слишком дорого. Наверно ещё никому не приходилось снимать квартиру для кошки, самому, при этом ютясь на оставшейся территории?
Это была не простая кошка. Теперь, благодаря резервации, сохранив свою игривость, выглядела не на свои годы, а гораздо моложе. Правда, были попытки побега. Но все пресекались сердобольной соседкой с первого этажа. И после длительных, и душераздирающих переговоров по мобильному телефону, уже вечером, Сергею передавалось под расписку разжиревшее за день, как минимум на две банки корма, тело домашнего животного, с начатой, четвёртой банкой, и фразой в придачу:
- «Она была такая голодная! Скажи честно, ты её кормишь вообще!?»
Вывод из приобретённого состояния занимал пару недель, в дополнение ко всем восстановительным мероприятиям, как побочный эффект, появлялась сто процентная проссанность съёмной квартиры.
«Охота» за животным не прекращалась и тут.

Сев на диван, Сергей откинулся на его спинку, закрыл глаза. Первый развод оставил тяжёлый след в его сердце. Но, кто бы мог подумать, что за ним будет второй, не менее лёгкий. Хотелось нащупать самое начало, с чего обычно завязываются отношения. Искал причину, почему, где, на каком месте сделал ошибку, где поступил неправильно. Может это не он? Не один виноват в происшедшем. Вспоминал. Бессвязные обрывки всплывали в памяти, перепутываясь друг с другом, опережая и вводя в заблуждение. С чего же это всё началось? Почему теперь так тяжело ему, если, ещё недавно был уверен, что рядом не его человек, ставший чужим, прежде бывший таким близким? Сейчас хотелось вспоминать, то, с чего начиналось…