Луна на ладони продолжение

4
    В глубоких сумерках теряли свои очертания предметы, превращаясь во что-то бесформенное, бессмысленное или совсем исчезали в холодном пространстве. Время неспешно двигалось. Ленивый паук, продрогший, дремал в своей паутинке. Только сквозняки нарушали сонливость подвальчика — раскачивали паука в паутинке, свистели во всех щелях и теребили волосы на голове домовенка. Он проснулся от его легкого прикосновения и громко чихнул, подвальчик отозвался гостю густым простуженным эхом. Луна участливо заглянула в крохотное оконце и на мгновенье вызволила из темноты стены и потолок, и хлам, которым был завален подвальчик. Пора было убираться отсюда вон — домовенок не доверял маленьким, захламленным подвальчикам, в них всегда таилось что-то опасное, угрожающее ему. Но в глубине подвала он заметил небольшую дверь. Что-то таинственное кроется за ней?..
    Он пробирался бесшумно, в потемках едва различима была его проворная тень, казалось, он слился с тишиной и ночью. Воздух вокруг сгустился и плавал большими, жирными облачками, временами обволакивая домовенка своей непроницаемой мглой, и тогда казалось ему, что он нисколько не движется, а все время топчется на одном месте — тот же хлам вокруг, а заветная дверь не стала ближе. Настороже были его глаза и слух, всем чутьем своим он впивался в темноту — быть может, в глубине ее притаилась опасность…
    Вот и дверь — низенькая, кованная железом дверь, наверное, никакая сила не сможет ее открыть. Но отступать домовенок не собирался, кажущаяся неприступность раздражала его, распаляла неукротимое любопытство, желание заглянуть по ту сторону двери. Что-то кроется за ней?.. Навалившись на дверь, Буча толкнул ее. Но дверь, точно впаялась в стену,— не дрогнула, даже не скрипнула. Такого не может быть, чтобы дверь не открылась: все двери должны открываться. Он не отступит, он будет колотить в эту проклятую дверь, царапать ее ногтями и грызть, но все равно откроет и увидит то, что за ней кроется. Буча запыхтел и заворчал, точно в груди его клокотал и вырывался наружу пар. Он уперся всем телом в дверь, толкнул, пнул ногой и выругался. Но та невозмутимо стояла на своем. Внутри домовенка всколыхнулась злоба, взбешенный, он бросился на дверь с кулаками, точно на обидчика, и с завидным упорством долго изо всех сил колотился в неё, пока не почувствовал сильнейшую слабость во всем теле. Он рухнул перед дверью, уперся в нее головой и едва не разревелся. Тогда только он и заметил задвижку, из-за которой он промучился столько времени. Недолго думая, он сдвинул ее с места, и дверь тотчас с тяжелым скрипом отворилась перед ним.
    Впереди был маленький, узкий коридор, спускающийся вниз к небольшой двери. Она была чуть приоткрыта. Буча насторожился, прислушался. Тишина. Он прошел коридор и очутился в низком, каменном погребке. Весь он был заставлен ящиками и маленькими, пузатыми бочонками. В воздухе плавал сладковатый, кислый аромат. Приятно заурчало в животе, и домовенку непреодолимо захотелось попробовать содержимое этих ящиков,— что-то подсказывало ему, что все это вполне съедобное, во всяком случае, запах от них шел безумно аппетитный. Буча проглотил свесившуюся с языка слюну и устремился к ящикам.
    Сыр!!!
    Вот страсть! Вот где обжорство! Столько сыра сразу!.. Даже стены погребка, казалось, пропитались его сладким духом, да и сам воздух стоял густой и пьяный. Буча впивался голодными зубами в душистую мякоть, сыр таял на языке. Он торопился насытится, но сыра было так много… Вот еще один кусочек он отправил в рот, и еще один, затем другой и уже неторопливо, лениво смаковал сыр. Во рту было вязко, и тягучая, сладкая слюна медленно сползала в сытый и счастливый желудок. А вокруг стояли бочонки,— тяжелые, разбухшие от зрелого вина и терпеливо ждали своего часа. Буча подскочил к одному, выбил пробку,— облегченно с хрипотцой выдохнул бочонок и выплеснул из себя фонтанчик красного вина. Жадными губами, точно измученный жаждой, припал он к струе и стал глотать. Теплом разливалось по телу вино. Тело вдруг обмякло и стало непослушным, а разум терялся в счастливой, сонной туманности.

5
    В беспамятстве пролежал домовенок всю ночь. Во сне ему стало дурно, и погребок вздрогнул от его громкого, надрывного рычания. Буча очнулся. Больным и разбитым встретил он свое новое утро,— затянутое мраком и густым винным воздухом. Он не знал время, но чувствовал, что уже скоро день, и надо бы подняться, облегчиться и начать ходить. «Вот полежу немного еще и встану.»— уговаривал он себя и не двигался. Страшная слабость кружила голову, она отяжелела и, как будто налилась свинцом, а тело точно вдавлено было в каменный пол. «Встану. Сейчас я встану…»— больной, бормотал домовенок и незаметно погрузился в дремоту, вконец измученный страшной болезнью.
    Ночь. Безмятежно и долго длился сон. Вдруг неизвестно откуда возникла черная кошка, она урчала и сыпала искрами в воздухе, а затем лизнула спящего в нос. Буча проснулся. Вокруг никого. Тишина. Однако явно чувствовался на носу след от прикосновения кошки. Буча проснулся проголодавшимся, и сыр занимал его больше всего. Немного подкрепившись он стал обследовать погребок.
    Наверное, он был, давно заброшен. Никто в доме, как видно, не знал о существовании сыра, никто не пил вина из этих старых бочек. На всем была ветхая пыль и паутина. Низкий, сводчатый потолок терялся в темноте, но весь погребок можно было сразу охватить одним взглядом. В глубине погребка Буча обнаружил большой ларь, доверху засыпанный отборным орехом. Довольный, домовенок начал обживаться. Спать он устроился на верхней полке, кое-как утеплив ее каким-то тряпьем, и теперь всегда прежде, чем уснуть, глубоко зарывшись в свою пастель, он накрепко запирал дверь погребка и, бывало, вскакивал с полки, чтобы проверить, закрыта ли дверь. Он безумно боялся, что вдруг объявится некто и все у него отнимет. Но проходило время, и домовенок стал привыкать, что вино и сыр всегда принадлежали ему.
    Прошло с тех пор всего немного лун, домовенок прижился в погребке и был очень доволен собой и тем, что было у него,— большего для себя он и не желал: сыр, вино!.. и одиночество. Крысы не беспокоили домовенка, пропали и страхи.
    Одно удовольствие было ему — бродить по дому в сумерках, когда дрема закрывает глаза его обитателям и тихо нашептывает сны под завывание сквозняков. Ночь. Древняя ночь — все замерло в ней,— все чувства и взгляды, и бесконечная суета…  Лишь одиночество порой накатывало на домовенка, но всякий раз он прогонял это горькое чувство, утешая себя тем, что дышит одним воздухом с домом и его обитателями и, как будто был совершенно счастлив. Далеко от погребка забирался он, не подозревая даже, что десятки глаз наблюдают за ним из своих укрытий,— обитатели дома до смерти боялись его, и старались не попадаться ему на глаза.
    И уж тут-то Буча расхрабрился. Еще издалека почуяв кошек, он замирал, а затем, оставаясь незамеченным, крался в темноте и, выждав удобный момент, вдруг выскакивал со страшным воплем… Какое было ему удовольствие видеть страх в глазах обезумевших кошек. Несчастные надолго лишились покоя, теперь повсюду подстерегал их этот маленький безумец. А Буча всего лишь забавлялся.
    Случилось как-то забрести ему от погребка дальше обычного. Времени было за полночь. Он шел не спеша и, казалось, не замечал ничего,— мысли домовенка крутились вокруг сырного состояния — по самым скромным подсчетам всего сыра должно было хватить на весь его жизненный срок. Он как раз остановился на десятом ящике, пытаясь умножить его содержимое на время. Но в этот момент чей-то злобный голос потребовал:
—…так выбирай же, босая морда, что тебе лучше: убраться вон и забыть Хозяйку или… мы разорвем тебя на куски тут же, не сходя с места.
    Кто-то мерзко заблеял, затем раздался жуткий вопль, сопровождаемый грязной руганью, и тут же все стихло. Застигнутый голосами, Буча недовольно нахмурился, остановился, стараясь уловить чутким слухом возмутительные звуки.
— Раздери тебя нечистая, подлый Босяк!— опять закричал все тот же голос,— Ты ударил меня.
— Гаденыш! Бей его, Серый, бей!..— хором заорали другие голоса.
— А ну-ка, заткнитесь вы.— злобно прошипел Серый,— Что ж, босятская твоя морда, я в долгу не останусь.
    Предчувствуя нешуточную схватку, Буча поспешил на голоса, решив во всем разобраться на месте.
    В небольшой комнатушке свора разъяренных котов, загнав в угол одного несчастного, угрожала ему скорой и самой жестокой расправой. Предчувствуя драку, молодой рыжий кот отчаянно сверкал глазами на своих обидчиков, решив драться до последнего вздоха. Заметив такую решимость, некоторые коты трусливо отступили, спрятались за спины других, подзадоривая смельчаков громкими воплями.
    Тот самый Серый котище был впереди всех, он воинственно шипел и все ближе подступал к Рыжему, намереваясь кинуться в драку. Вот он весь изогнулся, замер, вытаращив свои глазища, и в такой жуткой позе заорал и заскреб когтями по полу. Но в тот же миг из темноты раздался крик, и в Серого полетела палка.
    Страшный переполох, разразившийся следом, разозлил Серого, он протяжно и глухо взвыл и уставился в темноту.
— Ты подлый, Серый! Злой.— услышал он чей-то возмущенный голос,— А чтобы один на один подраться? ты струсил, каналья!
— Ты кто?— с ненавистью в голосе прошипел Серый, высматривая из темноты своего обидчика, в душе его все клокотало злобой и желанием отомстить.
— Я — Буча.
    Тихий и насмешливый голос прозвучал в ночи, как внезапно прогремевший оглушительный гром, поразив слух Серого, как будто услышал он имя существа давно уже неживого.
— Буча?..— недоверчиво спросил кот, и голос его дрогнул.
    Серый прижался к полу, нервно застучал хвостом. Какое-то мгновение назад он отчаянно жаждал расправиться с соперником, но теперь почти забыл о нем, устремив свой взгляд в темноту, в которой притаился, наверное, еще более зловещий враг. Раздавшийся за спиной шум отвлек его от мрачных, терзавших душу подозрений. Он только успел обернуться, и в тот же миг получил сильнейший удар в нос. В глазах бедолаги рассыпались искры, и острая боль поразила все его тело. Только сейчас он вспомнил, что оставил Рыжего за спиной, и тот, воспользовавшись его временным замешательством, напал. Серый протяжно и отчаянно взвыл и попытался подняться, но рыжий кот крепко вцепился в его шею и прижал к полу, так что у Серого перехватило дыхание, и он оказался беспомощным.
— Отпусти.— захрипел Серый,— Отпусти, и я тебя не трону.
    В ответ раздался злорадный смех домовенка:
— А ты теперь смоги его тронуть.
    Рыжий еще крепче сжал клыки на шее недруга. Он слышал этот голос и был благодарен этому таинственному и неожиданному спасителю, однако не спешил отпускать поверженного на пол врага. С трудом подавляя в себе жгучую ненависть, совсем обессилевший Серый, скрепя сердцем, замер, смирившись со своим униженным положением.
    Только тогда домовенок позволил себе выйти из укрытия. Он остановился в трех шагах от котов и, потрясая в руках палкой, воскликнул:
— Буча! Я — Буча! Вот мое имя.
    И глаза его яростно сверкнули на ошеломленных котов.
    Рыжий, казалось, что струсил и растерялся: впервые он увидел перед собой такое невиданное, более чем странное существо, внушающее всем своим видом не то страх, не то удивление. Невольно он разжал свои зубы и уставился на домовенка. Глаза их встретились, и Рыжий вздрогнул, почувствовав, что сразу поймался на крючок. Только Серый отворачивал взгляд, стараясь не попасться на глаза Бучи. Он узнал в нем того мертвого, свалившегося однажды с потолка, и стало ему страшно. Как же ожил он, что теперь угрожает ему палкой? В эти минуты Серый сожалел, что не задушил поганца, была же такая возможность. В душе его закипела злоба. Из последних сил он вырвался из когтей Рыжего, царапнул его по морде и бросился вон из комнаты. В дверях он на миг остановился и зло прокричал:
— Как же я не задушил тебя!..
    Буча ничем не ответил на слова взбесившегося кота, только презрительно усмехнулся и опять уставился на Рыжего. Долго длилось их молчание, наверное, больше минуты. Они топтались на месте и чувствовали себя неуютно оттого, что находились под пристальным разглядыванием друг друга, и не могли заговорить сразу, хотя и порывались что-то сказать. Рыжий хотел отблагодарить своего спасителя, но страх подавлял в нем этот порыв. Буча смотрел на кота больше из любопытства, пытаясь угадать, насколько опасен для него этот кот. Неожиданно у него возникло желание накормить Рыжего сыром, но тут же отказался от этой мысли, решив, что еще не время подкармливать кота,— кто знает, что ждать от него завтра. Наконец, Буча лукаво улыбнулся и, прищуря глаз, проговорил:
— А ты ловкач. Это ведь ты тогда спер у горемычной кусочек?
— Я ничего не украл.— несколько смутившись, заговорил Рыжий,— Она сама бросает мне хлеб. А в этот раз…
— Я не забыл. Помню.— оборвал кота Буча,— И ты остался без куска.
— Да. Но я не был тогда голоден.
— Конечно, ты же ловишь крыс. Ловкач!— улыбнулся Буча,— Ну, будь здоров, Босяк. Так ведь тебя кличут?..
    Он махнул коту рукой и зашагал прочь.
    Домовенок едва успел скрыться, как следом за ним возник голос, вкрадчивый, точно сквозняк пронесся в воздухе, и очень взволновал рыжего кота.
— А ты и впрямь ловкач.
    И в тот же миг, точно соткавшись из ночного воздуха, показалась проворная тень, бесшумно и грациозно она очутилась вдруг перед самым носом оторопевшего кота, и так близко, что как бы случайно задела его кончиком своего хвоста.
    Рыжий вдохнул запах кошки, и по телу его пробежала нервная дрожь, и сердце заколотилось бешено. Вот она — Чернушка! Он мог бы дотронуться до нее, если б она позволила. Если б посмел он. Только однажды ему случилось столкнуться с Хозяйкой. Это произошло на третий день после того, как он поселился в доме. Он гнался за крысой и почти уже настиг свою добычу, когда навстречу ему вдруг выскочила черная кошка. Она ловко перехватила крысу, в один миг задушила ее и бросила изумленному коту. Но Рыжий брезгливо отвернулся от мертвой, теперь уже не его добычи, и с недоумением уставился на кошку. Это нисколько не смутило ее, напротив, она хищно улыбнулась коту и тут же отгрызла голову крысе. Затем облизнулась и посмотрела в его глаза. Рыжий невольно вздрогнул, ему почудилось, будто капельки крови застыли в глазах кошки. Он растерялся и, смущенный, опустил голову и поплелся прочь.
    С тех пор Чернушка стала проявлять интерес к Рыжему, все в доме знали об этом и живо обсуждали. Только рыжий кот ни о чем не догадывался, едва ли подозревал он, что Хозяйка следует за ним по пятам в то время, когда сам искал с ней встречи. Иногда кошка позволяла ему издалека увидеть себя, но это видение длилось мгновенье. Затем тянулись мучительные часы томительного ожидания новой встречи.
— Ты совсем не похож на этих бездельников.— пристально разглядывая кота, заговорила Хозяйка,— Но берегись, ты нарываешься на неприятности.— она загадочно усмехнулась и совсем близко подступила к Рыжему и упрямо, как будто настаивая, проговорила:— А все-таки ты — Босяк. Я так хочу тебя называть.
— Как хочешь, Хозяйка.— робко, все еще чувствуя некоторую растерянность, не смея поднять своих глаз на кошку, пробормотал молодой кот. Ему все равно было теперь, как станет назвать его Чернушка,— Да, конечно, ты права — Босяк я и есть.
— Нет.— решительно перебила кошка,— Имя твое — Босяк. Не потому, что ты голодранец с улицы. Хватит мне этих мурзиков и прочих увальней. Отныне в этом доме именовать тебя будут так. Слышал?..— она пытливо посмотрела в глаза Рыжему и, как бы между прочим добавила:— Даже Буча так тебя назвал.
    Неожиданно кошка сорвалась с места и бросилась из комнаты, но в дверях остановилась и крикнула:
— Отчего же ты такой нерешительный, Босяк? Или ты не голоден?.. Тогда догони меня!
    И в тот же миг исчезла в темноте.
    Босяк, счастливейший из котов, прокричал что-то немыслимое во всю глотку и погнался за кошкой.