Самый первый коммунист

      Довелось мне в юности со своим другом Витькой проходить зимнюю практику в совхозе, расположенном в отдалённом от города крымском селе. Сюда всего пару раз в неделю ходил расшатанный допотопный автобусик, да и тот «часто и густо», как говорится, ломался. Захотелось нам в глубинке побывать, приключений поискать на своё мягкое место. Вот и занесла нас сюда нелёгкая.
      Непросто вдали от цивилизации. Грязюка непролазная после осенних проливных дождей до сих пор держится. На большой единственной улице колея по колено, хорошо, что подморозило, но опять же – создался риск поломать ноги. Тут вам, братцы, не город, спасительных тротуаров ни тю-тю.
      Поселили нас в доме местного жителя, переселенца из Западной Украины. Много их тогда сюда переехало после Великой Отечественной в опустевшее жильё. Кто-то из местных жителей погиб, кого-то депортировали. Время такое было.
      Днём мы участвовали в ремонте трактора, загнанного в обширный сарай, под присмотром опытного тракториста. Помню, нужно было затянуть гайки головки блока двигателя после замены прокладки. В таких случаях полагалось действовать динаметрическим ключом, как нас в техникуме учили, а его-то тут днём с огнём не сыщешь.  Где ж она в глуши, повторюсь, цивилизация? Собственным «паром» тянуть надо, да до определённого момента. Наука –великая сила!
      – С какой силой тянуть надо? – спрашиваю.
      Окинул тракторист мою щуплую мальчишескую фигурку скептическим взглядом:
      – А тяни, как до ветру дуешься.
      Пошутил, значит.
      Упёрся я руками и ногами, потянул накидным ключом. Шпилька только хрясь – и лопнула. Потемнел лицом мой наставник, но ругаться не стал, потому как сам посоветовал. Обломок теперь высверливать надобно, а это дело непростое, умения требует.
      Но, слава богу, всё обошлось, испорченную шпильку вывернули.    
      Вечером нас всегда ожидал незамысловатый, но сытный ужин – горячая отварная картошка вволю, объёмистая кружка молока с пышным деревенским хлебом, и мягкая постель. Живи да радуйся! Кто из нас, бедных студентов, всё это оплачивал, до сих пор не знаю.
      Когда наступал выходной день, нас одолевала отчаянная скука. Судите сам: вокруг, до самого горизонта – распаханная степь, отороченная канвой пожухлых трав, припорошенных свежевыпавшим редким снежком, среди которых на устремлённых в белёсое зимнее небо бодыльях качаются и щебечут чижи со щеглами. Вот и вся любовь, как говаривал мой лучший друг Витька.
      Вечером, в большом пустующем доме (понарошку клубе) – танцы. Заскорузлые пальцы осоловевшего от выпитого самогона гармониста вспотыкачку извлекают рваную музыку из сверкающей зелёным перламутром роскошной гармони. Две девки-перестарки топчутся на пыльном дощатом полу, изображая вальс. Одна из них, Нина, с красивыми, цвета спелой вишни глазами (вот откуда у меня понятие о красоте женских глаз?) явно не заслужила одиночества. Но се ля ви, положительные парни давно женаты, а оставшиеся – сплошь пьянь беспробудная. Любовника завести реально, многие охочи до красоты и «свеженинки», да к чему всё это, только славу дурную наживёшь, ведь всё здесь на виду. А потому – играй, гармонь!


      В один из таких дней в поисках способа убить время Витька нашарил на платяном шкафу книгу без переплёта. По-моему, это было Евангелие. Он принялся читать его вслух с насмешливой интонацией. Все мы были тогда атеистами, нам старательно внушали, что религия – это «опиум для народа». Тем не менее, многие постулаты наставлений Христа совпадали с тогдашней государственной политикой.
      Долго паясничать Витьке не пришлось. Дверь из смежной с нашей комнатой кухни распахнулась, вошёл хозяин, молча отобрал книгу и положил на место.
      Не выдержав вновь наступившей скукотищи, я потихоньку взял её и продолжил прерванное было чтение, но уже с серьёзным намерением обнаружить что-либо запретное. Читал нормально, с интересом, и не сразу заметил сидящего на корточках у входа в комнату деда, а за ним – превратившуюся в слух бабульку. Испугавшись, что что-то нарушил, я замолчал.
      Через некоторое время дед задумчиво произнёс:
      – Правильно сказано: земля должна принадлежать тому, кто на ней работает. – И затем после паузы: – Так что же получается – Иисус Христос был коммунистом, а?

      
      Перед своим отъездом мы взяли в местном магазине бутылку водки «Зубровки», оказавшейся, кстати, препаршивейшим напитком. До сих пор вспоминаю с содроганием, а может быть, потому, что просто переборщили мы с «дегустацией».
      Дед захмелел. Пальцы рук его, лежащих на столе, сжались, как бы сгребая и захватывая что-то не видимое для нас, и он глухо выдохнул долго хранимое и долго скрываемое:
      – Мне бы землю.
      В его голосе было столько вырвавшейся на свободу заветной мечты, что по моему телу пробежала невольная дрожь.

      

      2017