Иерусалимский синдром. день третий

День третий
Тель-Авив. Тесные, как карман, магазинчики. Надписи, похожие на пляшущих человечков Конан Дойля. Редкие деревья, завязанные узлом. Праздничные флажки на балкончиках. Звёзды Давида на окнах. Шестицветные радужные лесбийские полотнища. Улочки довольно неряшливые. Почти все стены в трещинах и замазанностях: видимо, морской климат треплет дома.  Полгорода на утренней пробежке вдоль моря. Тысячи, тьмы бегущих.
Город перетекает в Яффо. Маяки, яхты, средневековые решётки, подворотни. Непредсказуемые кубики кварталов.
Путь в глубь страны.
Марсианские пейзажи. Чуть ли не русские берёзки. Цветущие бугенвилии. Дорога – лента Мёбиуса.
Иерусалим.
Перекрученные тысячелетние оливы Гефсиманского сада. Восемь из них лицезрели Бога.
Долина Кедрона. В ней Церковь наций с древнегреческим портиком, украшенном праздничной византийской мозаикой. Православная церковь Марии Магдалины из  местного камня сливочного цвета, с золотыми московскими куполами. Тысячелетнее кладбище праведников. Раскалённые камни, камни, камни. Здесь гробница Богородицы и Иакова, могила Авессалома. Когда Господь придёт судить человечество, он спустится с Масличной горы и по этой долине сделает первые шаги.
Купол Скалы, как перевёрнутая золотая пиала. Это монумент на месте, с которого, по преданию, вознёсся пророк Мухаммед.
Стена плача. Иудеи в талесах молятся. Ошалевшие путники пихают в щели свои папильотки  с пожеланиями, как будто с одноклассниками на уроке записочками перекидываются.
Монастырь Успения Богородицы. Одновременно, как звездолёт и как первобытная пещера.
Всё это вызывает скорбь, восторг, детское любопытство, ужас, растерянность, потрясение, усталость, безграничное счастье, ощущение победы, дерзости. Это и награда, и наказание.
Город - белый голубь и чудовищный  спрут. Улицы, словно ребячьи скакалки, раскручиваются то вверх, то вниз. Неровные, как игра в классики. Изломанные, словно любимая игрушка, которую давно пора на свалку, но не отдам ни за что: любимая!
Рынок в старом городе. Торгуют минорами, арабскими галабеями, христианскими иконами и распятиями.
Под ногами плиты в огромных дырах, как у сыра Маасдам, истёртые до зеркального блеска миллионами ног. По ним шелестят иудеи в полосатых узбекских халатах, в шляпах штраймл, отдалённо похожих на сомбреро, но украшенных собольими хвостами. Над ними несётся с ближайшего минарета призыв муэдзина. Мусульманские женщины в чёрных чадрах. Христианские паломники бичуют себя, следуя путём Страстей Господних. Европейские туристы озабочены только отпадными селфи.
Люди живут на этом месте  шесть тысяч лет. Это двести сорок поколений. Двести сорок раз человечество поменялось полностью. А город жив.
Через шесть тысяч лет что останется от нас? Мы сможем оставить что-то, что всё ещё будет потрясать людей через шесть тысяч лет?
Храм Гроба Господня. Место, где убили Бога.
Нижний ярус – египетская мощь. Монструозные камни. Выше античные шоколадные колонны с пышными коринфскими капителями, похожими на страусовые плюмажи цирковых наездниц. Мистические мраморные лабиринты на полах,  как в фильме «Твин Пикс» - и да, ощущение ужаса!
Грозди и гирлянды паникадил и лампад, всех форм и цветов радуги. То как лампа Аладдина, то как чаша Грааля, то как новогодняя иллюминация.
Пристройки, скворечники, веранды, галереи, лесенки, ниши, абсурдно вставленные купола, часовни, каменные балдахины. Вдвинутость, стиснутость, перепады, контрфорсы, ниши, взлёты и падения. Непредсказуемость и нелепость подмосковной дачи, поделенной между десятком наследников, каждый из которых надстраивал и перестраивал свою часть в соответствии со своим представлением о прекрасном и своими финансовыми возможностями.
Точное определение: храм принадлежит шести различным конфессиям, и они уживаются в нём именно, как многочисленные наследники, - с трудом. Но уживаются!
Слоновьи свечи, заплаты, готические своды, круглые купола, арабские решётки, библейская беспощадность, игривые балкончики, под которыми впору петь серенады. Перекошенность, как у Пизанской башни. Пряничность окладов. Сляпанность, пещерность, руинность.
Всё вместе – словно фараонова пирамида, дворянское собрание, планетарий, цирк, какая-то космическая матрёшка, где одно мировое явление вложено в другое.
Бедуины-экскурсоводы. Расстриги-бенедиктинцы. Араб – вылитый Джеймс Бонд в тёмных очках.
Подножки, поставцы, шкатулки, ступени в никуда, а может, на небо.
Кубик Рубика Истории, который кто-то тысячелетия никак не соберёт, и всё вертит и вертит. Мозаика, неправильно собранная. Бессмысленный и великолепный конструктор. Божественный хаос, непредсказуемость гения.
Кувуклия. Часовня с Гробом Господним.
Похожа на танк, на сарайчик, на колесницу Джагернаута. Балюстрада, как на дворце в Архангельском. Часовня, словно просфора, слепленная из пепла, тёмная и страшная.
Из-под пятницы суббота, с миру по нитке, ни рыба ни мясо: Откровение!
Ощущение катарсиса. Очищения.
Сердцевина мира.
Всё и сразу. Библия. Крестоносцы. Загадки тамплиеров. Исполнение желаний. Место Страшного Суда. Убийство Бога. Главное чудо на Земле: Воскресение!
Энергетика места потрясает. Начинают трястись руки, кружится голова, так сильно, что перед глазами  разворачиваются и сворачиваются Вселенные, распахивается Космос, и ты ощущаешь изнанку событий и суть вещей.
Недаром говорят об Иерусалимском синдроме. Такая форма сумасшествия, когда человек одержим идеей мессианства.
А, может, это не безумие вовсе, а озарение?
Добирались сюда с огромными трудностями, многие на последние деньги.
И всё это зря?
Как жить после этого? Как возвращаться в обычное существование? Как выпалывать сорняки из собственной души и быть достойным этого города, этих встреч и прикосновений?
Из этого должно получиться что-то. Уникальное, неповторимое, переворачивающее душу и мир.
Кого-то надо спасти. Что-то исцелить, исправить. Изменить Землю  к лучшему.
Как нам всем уживаться теперь в нашем крошечном мире?
Как научиться любить друг друга?

День последний
Водитель, похожий на грустного гладиатора, отвозит меня в аэропорт.
-Где вы так научились говорить по-русски? – удивляюсь я.
-Родом из Белоруссии. Приехал сюда в девяносто первом.
-По зиме не скучаете?
Грустные-прегрустные глаза, тяжёлый вздох:
-Привык.