Совместные роды

- Ты пойдешь со мной на роды? – этот вопрос Аля задала мужу прямо в лоб, без всяких экивоков и предварительной подготовки.


    Алексей мигом вспотел, затем похолодел, и с трудом взял себя в руки. Роддом в его представлении ассоциировался с чем-то жутким, сравнимым с застенками гестапо или полпотовскими узилищами.


    В них свирепые доктора с хищным блеском в глазах резко рвали из рук зеленые банкноты с чужими президентами. Медсестры и нянечки смотрели на всех мужчин с плохо скрываемой ненавистью. Леша, как и другие самцы, являлись для них первопричиной всех бед и безумных страданий, выпавших на злую долю прекрасной половины человечества.


    Да и сам Алексей пылких чувств к этому ответвлению семейства гиппократовых, если честно, не испытывал. Ну посудите сами – сдал жену в одном состоянии, а получил… Исколотые руки, огромные синяки на запястьях (никак пытали), пустой взгляд и израненная душа.


    Конечно сын дался непросто. Крупного, почти четырехкилограммового мальчика, хрупкая Аля никак не могла вытолкнуть на свет Божий. Не помог акситоцин, воды отошли, а родовая деятельность была очень слабой. Пришлось надрезать и выдавливать.


    В следующие счастливые годы о втором ребенке, как и о предстоящих родах, семейство не задумывалось. Лишь когда Максу исполнилось пять лет, Леша страшно захотел «нового» малыша. Чтобы сюсюкаться, прижимать теплое тельце во сне и вдыхать в себя сладкий, молочный запах младенца. Жена была не против, но… тут уже вмешался случай. Как и многие современные женщины Алевтина не могла забеременеть долгих три года.


   Темпераментный Леша впал в жуткую депрессию и отправился с женой по врачам. У Али все было более ли менее нормально, у Алексея тоже. Чтобы узнать это молодому отцу семейства пришлось сдать спермограмму. Что скрывается за этим хитрым словом, он понял лишь тогда, когда симпотная сестричка усадила его в мягкое кресло и с улыбкой протянула «мужской» журнал. Леша с тоской глянул на «глянец», он предпочел бы аппетитную медсестру, чем неживую диву, но все пришлось делать самому.


   Суховатый доктор в дорогих очках никак не мог понять зачем Леше второй ребенок, ведь один уже есть. - «Да анализы нормальные, но существуют и иные факторы, препятствующие зачатию плода». Услышав такое Алексей совсем захандрил и снова начал курить.


   Начал подумывать о том, что надо бы усыновить ребенка. Решив пока не говорить жене, Леша стал осторожно собирать сведения об этом непростом действе. Выяснилось следующее – здоровый новорожденный младенец стоил денег, тысяч пятьдесят – сто, естественно не гривен. Таких малышей внимательно отслеживали среди отказников и тут-же забирали. Детьми банально торговали, словно черешней на базаре.


   Чем старше был ребенок, тем меньше он стоил. Существенное удорожание малышей случилось после принятия американцами акта Магницкого и ответного закона Госдумы. Теперь иностранцы переключились на Украину и сразу «просадили» рынок. Деньги равномерно оседали в карманах чиновников, директоров детдомов и фирм-однодневок, оформляющих необходимые для выезда документы.  Дети возраста 10+ иностранцев почти не интересовали и поэтому отдавались бесплатно.


    Леша стал терять веру в человечество и на время абстрагировался от мыслей о малыше. Выход подсказал местный батюшка. В благочиние привезли икону Пряжевской Божьей матери, давней покровительницей чадородия на Руси, и отец Андрей настоятельно порекомендовал поехать на молебен.


   Тот чудесный июльский день Алеша запомнил навсегда. Удушающее южное солнце стеснительно спряталось за томную тучку, легкий полуденный ветерок нежно теребил низкие березки, а из-за соседнего бора тянуло прохладой неглубокого пруда. Высокий священник с мягким курским выговором аккуратно кадил, вплетая в аромат летнего дня резкий запах благовоний.


    Народа собралось много. Леша с трудом протиснулся к иконе, бухнулся на колени и впервые за свою жизнь по-настоящему помолился. Время остановилось, мир замер, а неясные слова молебна долетали словно сквозь вату.


    А через месяц Аля тихонько сообщила ошарашенному Алексею о задержке месячных. Теперь серая пастораль одинаковых дней заиграла безумной палитрой красок. Леша изучил кучу нужной, и не очень, литературы, заставил поменять рацион и трепетно следил за состоянием жены.


    УЗИ показало, что у него будет дочка. Тут Леша слегка растерялся, он-то не сомневался во втором сыне, а тут девочка… С Максом можно было поиграть и в войнушки, и в машинки, да и просто… пацан есть пацан. Теперь же ему предстояло изучить непростое искусство девичьих забав.


   Все было хорошо пока жена не загорелась бредовой идеей совместных родов. Еще несколько лет назад младенцев показывали счастливым папашам в лучшем случае через окошко, а теперь отцы отважно присутствовали в родзале, что еще недавно казалось невозможным.


 - Мне кажется, это не самая лучшая идея, - осторожно начал Алексей, ему требовалось время, для того, чтобы грамотно «отмазаться» от жуткой перспективы. – Что я там делать буду?


 - В «Казаков» играть, - парировала жена, - а что Олег и Сережа делали? Помогали своим половинкам, а ты… бессердечный! - в глазах Али блеснули слезы.


  Леша вмиг почувствовал себя полной, окончательно сформировавшейся, свиньей, и немедленно выкинул белый флаг. А что еще оставалось делать? Вначале кум Олежка, потом меньший брат присутствовали на родах своих первенцев и теперь свысока поглядывали на других пап, изредка сыпля мудреными медицинскими словечками. Наверное, они сначала тоже трусили, как перед прыжком с парашюта, зато теперь ходили гоголями.


  Алевтина «загуглила» адрес курсов по подготовке к совместным родам и уже в ближайшее воскресенье счастливая супруга вместе с хмурым Алексеем поехали на Святошино.


  Курсы были странные, а две проводившие занятие полненькие барышни явно «с приветом». Сначала на Лешу, как и на других пап, надели пыльные балахоны с толстыми животами, имитирующими беременность. Потом заставили поменяться с женами именами.


    Бедный Леха потел, постоянно чесал живот, натертый китайским синтепоном, и придумывая разные кары матерым мужененавистницам. Ну и бурчал, что естественно. Другие отцы страдали молча, один толстый паренек даже пытался что-то записывать в электронный блокнот.


   Дальше стало полегче. Смилостивившиеся барышни позволили снять ярмо и стали показывать фильмы на плоском телеке, мрачно мерцавшем на дальней стене.


   Первый фильм был голландским. В огромной, заставленной кучей мебели, комнате сидела масса народа. Кто-то пил чаек, кто, что покрепче. Бабулька вязала, тетки читали журналы, болтали и беззлобно посмеивались.


Роженица, немолодая женщина хорошо за сорок, висела на руках у огромной, похожей на русского гренадера, повитухи. Она глухо стонала и пыталась правильно дышать, что у нее, как объяснила ведущая, не очень получалось.


   Вокруг бегали разновозрастные и разнополые дети, красноносые пузатые мужики с треском откупоривали пивные бутылки, а в углу на тахте, усиливая впечатление полного дурдома, громко храпел лысый дедуган мафусаиловского возраста.


    Леша представил, как Аля висит на руках повитухи в их кухне-студии, а близкие, включая многочисленную родню тестя из Закарпатья, сидят рядышком, бродят по дому, курят на улице, пьют, естественно не пиво, и содрогнулся. Это не лезло ни в какие ворота. Вскоре голландка благополучно разродилась и начался новый фильм. Он был еще покруче первого.


      Кинец был жестким, так сказать, не для слабонервных. Правда наш, вернее московский. К сожалению плюсы этого «шедевра» на этом и заканчивались.


     В большом полупустом зале стоял громадный аквариум, там по грудь в воде плавала немолодая женщина, в окружении очередной «группы поддержки», в лице старших детей и двух мужиков, ласково держащих роженицу за руки. Была вся эта тусовка в чем мать родила и принадлежала к какой-то светоносной церкви новых язычников или старых христиан, ну в общем как-то так.


   Они, то ли солнцу поклонялись, причем светило им заменяла тусклая лампа на потолке, то ли были вегетарианцами, то ли нудистами, а может всеми и сразу, этого Леша так и не понял, уж больно сбивчиво ведущие объясняли смысл их воззрений.


   На резонный вопрос Алексея: - «Какого бобика эти дятлы голяком плавают, или они тоже рожают? Трудно плавки одеть, тут же дети?» - толстушка смешалась и сказала, что община пропагандирует близость к природе.


 - А отец из этих мужиков, кто? Или они того… оба папаши? – Лешу заинтересовало, кто из этих трясущих куцыми «дудочками» в такт завываниям роженицы чудаков, является родителем будущего ребенка. Выяснилось, что папаша тот безликий дохлячек с рыбьими глазами, который прилепился к аквариуму с другой стороны, а «нудисты» - духовные братья странной семьи.


    Больше всего Лехе понравился аквариум. Не такой, где рыбешку детвора держит, тут и акуле места хватило бы. Где они такой только откопать смогли? Хотя что сказать, Москва много крупнее Киева, ну и шизиков, соответственно, гораздо больше. Прямо пропорционально населению. Поди заказывали аквариум за границей, скинулись разок в складчину и рожают теперь по очереди. Ни тебе доктору платить, ни в кассу официально, ни нянечке и санитарке… сплошная экономия.


   Жила в их городке странная семейка. Решили ребенка в ванной рожать, книжек разных начитались, упражнения всякие делали… Хорошо соседи скорую вовремя вызвать успели. Едва акушер малыша спасти смог, да и горе-мамашу в придачу.


    Леша представил Алю в аквариуме, Макса в нарукавниках… правда братьев духовных у него нет, как-то не обзавелся, времени не было, зато кумовья есть – целых два. Громадный, как Кличко-старший, Виталька, и чуть меньше, но тоже не маленький – Олежка. – «Тем хоть не стыдно плавки снять, мужики, что сказать, со знаком качества. Опять же зрителей порадовали бы, вернее зрительниц, мужьям вряд ли понравилось…»


   Но тут его мысли прервала роженица. Она в очередной раз яростно прокричала, обращаясь к электрической лампочке, и наконец исторгла из своего чрева синюшный плод. Вода вокруг нее заалела от крови, а радостные духовные братья сипло запели прокуренными голосами, и принялись, словно заправские коты, лакать воду вокруг женщины.


 - «Дебилоиды!» - обреченно подумал Леша и шумно вздохнул. Судя по выражению лиц соседей, ребята были одного с ним мнения.


 - Ну, что, понравилось? Высказывайте свои мнения, - ведущая Оксана выдавила из себя улыбку. Общество молчало, переваривая увиденное, и не зная, что сказать.


 - Не всех больных война убила, - резюмировал правдоруб Леша, остальные интеллигентно промолчали. – Любопытно сколько такой аквариум стоит? - Аля больно ткнула его в бок локотком, а Оксана обожгла негодующим взглядом.


 - Ладно, если не хотите высказываться, - вздохнула вторая ведущая, Зоя, - посмотрим третий фильм.


   Леша приготовился лицезреть очередной эпизод «Кошмара на улице Вязов», но судя по всему ужастики у девочек закончились. Последний фильм всем понравился. Снимали его харьковские ребята, занимающиеся совместными родами во второй столице.


    Показывались главные герои - молодые ребята, муж с женой, их жизнь и подготовка к родам. Никаких жующих родственников или голых братьев, трясущих своим «хозяйством», в такт безумному завыванию. Поликлиника, постановка на учет, анализы, лечебная физкультура, улыбчивые доктора и сильно накрашенные медсестры.

 
    Все как в жизни, без сектантских закидонов и громадных аквариумов. Голос за кадром обстоятельно разъяснял внимательно слушающим парам, какие документы необходимо подготовить, что из анализов можно сдать в день родов, что надо сделать заранее.


    Отдельно разъяснялось поведение мужа в родзале. Парнишка стоял у изголовья любимой и нежно массировал ей шею. Потом дышал вместе с ней, сверяя ритм по наручным часам, в критический момент выхода ребенка держал жену за руку и стоически вытирал со лба пот.


   «Туда», чего больше всего боялся Леша, не заглядывал, да и вообще к врачам не подходил. Они были сами по себе, он с женой сам по себе. В финале с симпатичным хлопчиком он вымученно улыбался в камеру. Занавес.


   До Леши вдруг дошло, что ничего страшного в этом нет. Он вспомнил, как Аля рожала первенца, как он обрывал телефон приемной, пытаясь узнать, что с женой. Как нервно тыкал купюры охранникам, безуспешно пытаясь попасть внутрь. Тщетно. Долгих семь часов он томился диким ожиданием, курил, неумело молился, в общем делал то, что было позволительно в той ситуации.


   А здесь он будет рядом, сможет вместе с женой пережить тяжелый момент родов, и радоваться, когда девочка покажется на свет. – «Интересно, на кого она будет похожа? На него, или на Алю? Пусть бы на жену. И вообще, чего он боится?»
    Но его мысли опять прервала Оксана:


 - А теперь, когда вы посмотрели все фильмы, давайте поиграем.
  Все облегченно вздохнули и расслабились. Выбивавшийся сквозь тяжелую портьеру лучик света совсем завял, когда «урок» закончился. Три часа пролетели незаметно, и Леша с удивлением понял, что все ему здесь нравится. Девчонки-ведущие Зойка и Оксанка, оказались приятнейшими созданиями, добрыми и отзывчивыми… Немного смущали первые два фильма, но возможно они тоже были своего рода обучением, правда слегка шоковым…


      Первая игра была на тему – врач в приемном отделении вымогает взятку. В практике такого еще не было, надо быть полным идиотом, что требовать деньги у роженицы, но в программе данная игра имелась. Каждый из отцов выходил из этой ситуации по-разному. Генрих и Коля заплатили, Толик вызвал милицию. Леша и тут отличился, он сломал безликому доктору челюсть и уехал вместо родзала в «обезьянник» за казенный счет.


      В следующих двух ролевых играх он тоже быстро выбывал из турнира в силу холерического темперамента и неуемной энергии. Раз его опять забрали в отделение за драку с санитаром, а потом просто выставили за двери охранники.


     Леша взял себя в руки и принялся договариваться с «персоналом», роль которых по очереди выполняли ведущие и участники. Вообще медперсонал, охрана и даже гардеробщица оказались премерзейшими созданиями. Они все хотели одного – денег! Причем обладали отвратительными и склочными характерами, и при малейшем конфликте вызывали милицию, роль которой выполнял подслеповатый добряк Генрих.


   Приходилось платить. Но тут ведущие усложнили игру и сильно урезали бумажные евро из «Монополии». Леха первый попал под раздачу, ибо получил на «сотку» меньше и долго уговаривал гардеробщицу пустить его в туалет для персонала, обычный оказался на ремонте. Бездушная тетка требовала «двадцатку», за что в обычной жизни ее следовало бы утопить в вышеозначенном сортире.


    Леха решил сэкономить и сбегал «до ветру» за угол, где его тут же поймала всевидящая милиция в лице толстяка Генриха. Страж порядка взял «сотку» и дойдя затем до родзала, Алексей вовсе обанкротился, его «евро» кончились на начальной стадии игры. Но он и тут выкрутился, и банально «кинул» доктора. Пообещал денег «после», и не дал. Подозрительный эскулап, роль которого исполняла Зойка, просил наперед, но тут уже уперся Леша, мол, сразу платить не буду.

 
    Вообще игра всем понравилась и абсолютно разрядила обстановку. Ребята перешли на «ты» и чувствовали себя словно приятели на вечеринке.


   На обратном пути Аля долго молчала и только пытливо поглядывала на своего возбужденного мужа. Тот раскраснелся, как утюг, и с удовольствием разглядывал огни большого города, узкую сиреневую полоску надвигающейся ночи и мерцание молодой Луны.


 - Дырку просверлишь, - Леша весело подмигнул. – Да пойду я, пойду. До смерти интересно глянуть на этих птеродактилей в белых халатах. Неужели они и вправду такие, как в игре.


   Приняв решение, он успокоился, и с присущей ему энергией принялся готовиться к предстоящему событию. В жизни с них никто взяток не требовал, доктора были подчеркнуто вежливы и корректны. Даже Такшеев, врач, которого порекомендовали Леше приятели, отказался назвать сумму гонорара, мол, потом.


   Незаметно пролетела золотая украинская осень, с ее ласковыми теплыми днями и неожиданными холодными дождями. Со вздохом убрался восвояси злюка ноябрь и незаметно подобралась зима. Она в этом году была с капризами, то лютовала по неделе кряду сибирскими морозами, то отступала, оставляя за собой слякотный черный снег, мрачную сырость и пустоту в душе.


   Но все когда-нибудь кончается. Пришел час и зазвенели холодные ручьи, ярко заблестело мартовское солнце, земля вздохнула и очнулась от спячки – пришла весна.


   Аля за это время округлилась, стала плаксивой, как все беременные, чувственной и очень обидчивой. Леше стоило больших усилий сдерживаться и вымученно оправдываться за несуществующие провины.


  Пролетел очень опасный седьмой месяц и беременность вышла на финишную прямую. Леха купил в аптеке набор для партнерских родов, одел его и долго смотрел в зеркало. Теперь он крепко смахивал на хасида, те каждый год приезжали в Умань на какой-то праздник. Странная, как у евреев-ортодоксов, шляпа, кургузый халатик и широкие штаны – «я у мамы дурачок». Ну точно герой рассказа Шолом Алейхема. Довершал наряд жутко пахнущий больницей намордник, от которого тотчас захотелось избавиться. Но делать было нечего. Леша со вздохом снял дорогущий костюм и аккуратно спрятал его в шкаф. Дожидаться дня «Х».


     Последний месяц тянулся бесконечно. Аля стало все труднее ходить и делать даже самую простую работу, она почти все время лежала на тахте и листала журналы. Леха трудился, как раб на галерах, но более или менее справлялся, не считая мелких «косяков», присущих любому мужчине, входящему в роль временной хозяйки.


    Май заливал землю слепящим солнцем, обрушивал дикую какофонию весенних звуков и одуряющих ароматов цветущего зелья. Парочки гуляли в парках и скверах, обнимались, а сногсшибательные девчонки сводили с ума водителей длиной своих юбок.


   Но Леше было не до весеннего безумия. Он лихорадочно всматривался в календарь, уже давно прошли все установленные сроки, а жена все также безмятежно смотрела слезливые сериалы. По ночам его мучили кошмары, он плавал в аквариуме с тетей Орысей из Мукачево, а бедная Аля никак не могла разродится. Причем тетка имела сногсшибательную фигуру Николь Кидман, крепкие груди доярки и мощный зад верстальщицы, очевидно на Лехино подсознание крепко давило давнее воздержание. Как говорится голод – не тетка.


 - Леша у меня воды отошли, - нырнувшая в сон Алевтина выглядела очень натурально, и Алексей с трудом влился в новую реальность.
 - Давай собирайся, Максима я уже разбудила, по дороге завезем его к маме.


    Только теперь до Леши дошло, что то, чего он со страхом и нетерпением ожидал последние недели, началось. Холодный ком ледяным сугробом бухнул в пустой желудок, руки затряслись, а сердце дико заухало, как старый филин. Так обычно случалось в юности перед дракой. Когда минутная стрелка школьных часов не торопиться завершать свой унылый бег, последний звонок одновременно раздражает и страшит, а противник кажется много больше и сильней, чем в действительности.


    Потом это пройдет, а холодная ярость разом смоет страх и боль. Нужно лишь перетерпеть, подавить испуг и в награду придет азарт схватки и чувство, что тебе подвластно все. Леша солдатиком подскочил с кровати и бросился в душ, перед родзалом необходимо было помыться.


 - Лобок побрей, - строго сказала жена, - я уже…
 - Зачем? – хрипло спросил Леха и с ужасом посмотрел на свои трусы, - На курсах об этом ничего не говорили…
 - Шучу, - впервые за несколько недель улыбнулась Аля, широко и очень беззащитно, как раньше.


   Дальше события понеслись, как в старом черно-белом кино, где люди быстро бегают на экране и молча, словно выброшенные на лед рыбы, широко раскрывают рты. Машина, теща и сонный Макс с синим ранцем за плечами. Залитая рубиновым светом наступающего дня пустынная дорога, запах леса, окраина Киева, Борщаговка, роддом.


   Как в тумане появился Такшеев и мягко уговаривал Леху успокоится, пугая, что его страх непременно передастся жене. Титаническим усилием он взял себя в руки и выхлебал предложенный доктором, остывший кофе из красного девчачьего термоса. Кофеин подействовал немедленно, и Леша побежал напяливать на себя костюм «молодого хасида».


   В родзале, где партнерская пара оказалась спустя десять минут, было прохладно. Из большого окна мягко стелился яркий солнечный свет, первые прохожие мерно шли по своим делам, а нечастые автомобили уже успели испортить запахи майского утра выхлопной отравой.


   Рожать Але предстояло на столе. Они это знали. Доктор принес длинную треногу с капельницей и большой резиновый мяч, такой Леша купил сыну пару лет назад в ЦУМе. Алевтине поставили иголку, соединенную с банкой на штативе, но вместо того чтобы лечь на кровать заставили ходить по палате, время от времени прыгая на красном мячике.


   Леша покорно таскал капельницу, потел и украдкой поглядывал на часы, ибо они опять заснули.


   Родзал зеленел веселенькими обоями с косоглазыми китайцами-лунтиками. Мультяшные герои неестественно кривились в улыбке, еще больше нервируя Лешу. По центру опасно белела американская кровать для партнерских родов. Правда так она только называлась, места там было только для роженицы. На ней громоздились многочисленные подушки, два шеста по бокам и куча разной фигни, типа шнурочков-проводочков.


   По бокам вытянутой комнаты блестели прозрачные медицинские шкафы, попавшие в арт-хаусный родзал из старого кабинета. Напротив шкафов, в компании со шведской стенкой одиноко и неприкаянно грустил унитаз.


   Все это Леша рассматривал, вышагивая с капельницей словно кремлевский постовой, нарезая круги за женой. Та страдальчески морщилась, но стойко катилась колобочком по цветастому ковру.


    Акситоцин все никак не хотел начинать действовать, и доктор уложил Алю на кровать. Продолговатая комната как по мановению волшебной палочки наполнилась людьми. Кроме доктора Такшеева и очень приятной акушерки Сонечки, в родзал заглянул подтянутый мужчина в модных джинсах и голубой безрукавке. Ему было хорошо за пятьдесят. Он бегло глянул на роженицу и по старинке проверил пульс, прижав палец к запястью, поглядывая при этом на дорогие часы. Это был анестезиолог.


  Пару минут постояла троица врачей в разных халатах, у одного он был белый, у второго – небесно-голубой, а третий щеголял и вовсе в ярко-алом. Они вполголоса переговаривались между собой, изредка указывая на Алю.


   Пару минут постояла троица врачей в разных халатах, у одного он был белый, у второго – небесно-голубой, а третий щеголял и вовсе в ярко-алом. Они вполголоса переговаривались между собой, изредка указывая на Алю. На смену им гуськом забежала группа интернов в небрежно накинутых халатах. Девчонки там были бомбейские, но в конец деморализованный Леша даже не глянул на них. Все это время он стоял напротив кровати, неловко облокотившись на шведскую стенку.


   Прошло уже два часа, но несмотря на все усилия Такшеева и Сонечки, ничего не получалось. Девочка упорно не хотела появляться на белый свет.


 - Сергей Николаевич, надо Анфису звать, - Сонечка умоляюще посмотрела на враз осунувшегося Такшеева. Что-то шло не так. Леша мигом оказался возле так пугающей его кровати и вопросительно посмотрел на доктора.


 - Плод крупный, - Такшеев устало улыбнулся, и пользуясь небольшой паузой, хлебнул воды из пластиковой бутылки. – Не переживай, все будет хорошо, - и попытался изобразить на лице веселое выражение. Вышло это у него плохо.


  Тем временем в родзал вплыла рубенсовских размеров дама в плотно обтянутом атласном костюме немыслимого розового цвета. Прям пеньюар, а не одежда для больницы. На голове у нее топорщился диковинный шиньон, с кокетливой корзиночкой по центру. Наверное, он был призван заменить собой головной убор.


   Несмотря на размеры двигалась акушерка стремительно, словно изготовившаяся к прыжку пантера. Она решительно отстранила доктора и ловко ощупала живот Али.
 - Кончай курить, Сережка, и бери скальпель - безапелляционно заявила она, - надо надрез делать, иначе ничего не получиться, кесарить ее поздно, плод уже пошел.


   Голос у Анфисы был густой, тяжелый с легкой хрипотцой. Такшеев покорно вздохнул и несколько раз сжал-разжал тонкие музыкальные пальцы.
 - Леша ты здесь? – Аля с трудом приподняла голову, пытаясь рассмотреть в окруживших ее людях мужа.


   Леха слабо кивнул и взял холодную руку жены в свою липкую от пота ладонь. Ему было плохо. Такого страха, да что там страха – ужаса, он не испытывал еще ни разу в жизни. Даже когда его зверски избили урки на Троещине, спальной окраине Киева, и яростно махали прямо перед лицом поверженного подростка опасной бритвой. Немыслимо закололо в боку, предательски задрожали колени. Захотелось закрыть глаза и оказаться за тысячи километров отсюда, от этих косоглазых лунтиков, американской кровати и коренастой акушерки.


  Сейчас ее будут резать. Его Алю, тонкую и воздушную, словно спустившуюся из волшебного сна фею. И возможно она умрет, а потом будет долго лежать на этой проклятой американской кровати.
 - Ты бы шляпу снял, мужчинка, - мощная Анфиса в упор посмотрела на шатающегося Алексея и тихонько толкнула его плечом.


 -А? – беспомощно протянул Леша и бессмысленно уставился на акушерку.
 - Шляпу, говорю, сними, - Анфиса неожиданно улыбнулась, показав ровный ряд ослепительно белых зубов, и от этого сразу стала очень симпатичной. – Родится сейчас ребенок, кто у тебя, мальчик, девочка?
 - Д-девочка, - хрипло выдавил медленно оживающий Леша, - Вроде…


 - Вот, вот, - одобрительно кивнула преобразившаяся Анфиса. – Родится сейчас девочка, такая же красивая, как мама, - женщина указала на Алю, - которая справлялась с очередной схваткой. – И смелая, как… - Анфиса скептически оглядела трясущегося, как осиновый лист, Лешу, - Папа, а ты этот ушлепский балахон натянул. Сними… испугается еще.


 - Так по правилам… - начал было Леха.
 - Плюнь, - доверительно сообщила акушерка, - И того… выйди покури малехо в коридоре.


 - Бросил, - решительно выдохнул Леша, - Я тут у окошка постою, можно?
 - Ну постой, постой, - милостиво разрешила властная Анфиса. – Только не мешай, и того… в обморок не шмякнись.
 - Не шмякнусь, - пообещал Леша и с наслаждением снял до смерти надоевшую «ермолку».  Он медленно отошел к окну и мысленно застонал: - «Зачем я только на это согласился»?


   В голову тотчас полезли черные думы, но Леша не углублялся в них, больше всего в эту минуту его раздражало собственное бессилие, невозможность хоть чем-нибудь помочь жене. В окно смотреть не хотелось. Там ходили счастливые, и не очень, люди, и им не было никакого дела до страданий Али. Про ребенка он не думал, его как-бы не существовало, все мысли были только о жене.


   На глаза попалась криво приколотая английской булавкой маленькая, размером с календарик, иконка. Такие часто раздают на приходах в дни престольных праздников. На ней Богородица кротко прижимала к себе Младенца и сочувственно смотрела на вконец отчаявшегося Лешу.


  Теплая волна благодарности накрыла его с головой. Колени подкосились, он почувствовал ужасную слабость и едва не рухнул на пол, хотя только что обещал не делать этого.


 - «Матерь Божья. Помоги Але, пожалуйста. Ты сама рожала, и знаешь, как это тяжело, а моя жена такая хрупкая.» - Леша крепко зажмурился и до боли сжал кулаки.


  Когда он открыл глаза, то ничего не изменилось. Также стонала жена, врач и акушерки негромко переговаривались, но в тоже время страх полностью отступил.
- Эй, папаша, - Анфиса резко повернулась, к Леше, - ты того… метнись кабанчиком, кой чего прикупить надо. Леша выхватил из рук доктора рецепт и путаясь в длинном халате помчался на первый этаж, там располагалась аптека.


    Наступил звездный час Алексея. Все уступали ему дорогу, беременные мамочки смотрели с восхищением и не стесняясь ставили его в пример своим хмурым мужьям. Те судя по всему совместно рожать явно были не готовы. В аптеке он сбивчиво попросился без очереди и получил новую порцию комплиментов от дам и ненавидящих взглядов их супругов.


   Бегать пришлось еще два раза. То капельницу купить, то ампулы какие-то. Но Леша не роптал, он был готов гонять по роддому хоть до вечера, лишь бы не стоять в муторном оцепенении возле одинокого унитаза.


   Момент рождения ребенка он пропустил. Влетев в третий раз в родзал он не услышал привычных стонов Али и менторского рыка Анфисы: - «Тужься, еще, еще…»
   На животе измученной жены лежала девочка, его девочка. Леша ощутил дикую слабость, будто и в правду сутки гонял по больнице. Он медленно подошел к страшной кровати и осторожно посмотрел на ребенка.


   Девочка была крупной, совершенно лысой, белой-белой и чистенькой. В фильмах, которые он смотрел на курсах, дети были до жути страшными, в крови и каких-то пленках. Посмотришь на таких и ребенка не захочешь. Маша, имя они придумали сразу, как узнали, что будет девочка, молча крутилась на мамином животе и пыталась ухватить маму за небольшую, но полную молока грудь.


   По курсам Леша знал, это делается, дабы усилить лактацию. Маленькие губки требовательно теребили сосок, но молока еще не было. Густое, как кисель, молозиво, пойдет позже, и даст ребенку столько калорий, что тот сможет уже в первые дни начать быстро набирать вес.


     Девочка чуть повернула голову, и Леша смог рассмотреть ее лицо. Он словно посмотрел на свою детскую фотографию. Большие глазки, чуть вздернутый носик, высокий лоб, немного оттопыренные ушки… Лешины глаза от переизбытка чувств густо наполнились слезами, и молодой отец понял – еще секунда и он разрыдается, как юная институтка.


 - Режь пуповину, - Анфиса сунула Леше в руку кривые ножницы и ловко протянула серую кишку. Тот машинально перекусил ее и содрогнулся от отвращения. В этом действе было что-то давнее, дремучее. Леша мысленно дал себе клятву больше не резать никаких пуповин, никому и никогда. 


   Аля, про которую он совсем забыл, все это время пристально смотрела на дочку. Для нее она олицетворяла весь мир и ничто больше не заботило ее. Алексей тихо присел рядышком и тихонько погладил слипшиеся волосы:
 - Ты как?


    Она ничего не ответила, только рассеяно улыбнулась, не отводя глаз от Маши. Но долго так сидеть ему не пришлось. Анфиса как-то незаметно исчезла, Леша даже не успел поблагодарить ее. Вместо нее пришел тот самый анестезиолог, успевший уже накинуть халат.


 - Мы сейчас жену твою подошьем немного, - сказал Такшеев, - а ты дочку держи.
   Он усадил Лешу на высокий табурет без спинки и показал, как придерживать ребенка за спину. В этом роддоме детей принципиально могли брать только родители.
  Подтянутый доктор о чем-то тихо спросил Алю, затем быстро набрал в шприц из ампулы и ловко вколол препарат в вену. Уже через несколько секунд Аля хрипло застонала, и Леша увидел такое, что опять впал в шоковое состояние. Глаза жены оставались открытыми, но зрачки исчезли, словно Аля превратилась в зомби. Кроме этого она жутко стонала и все время пыталась сбросить с себя дочку.


 - Что ты с ней сделал, скотина? – осатаневший от пережитого Леша впал в такую дикую ярость, что совсем перестал себя контролировать. Одной рукой он придерживал Машу, второй – безуспешно пытался поймать анестезиолога за шею, с явным намерением придушить мерзавца. Ушлый доктор также ловко, как он по-видимому делал все, ушел от встречи с крепкой рукой и быстро ретировался в незакрытую дверь.
 - Успокойся, Леша! - натужно кричал Такшеев прямо в ухо, - Она через десять минут проснется! Мне ее зашить надо, кровью ведь изойдет.


  Леша мигом остыл, и почувствовав раскаяние, опустил руку. Ему стало стыдно. Но доктору было не до сантиментов, он взял кривую иглу с толстой ниткой и начал с такой силой зашивать, что спящая Аля затряслась, как в лихорадке.

 
   А еще через пять минут она стала просыпаться. Ей снилось что-то очень хорошее. Аля мило улыбалась и одними губами напевала песенку. В дверь заглянул анестезиолог, очевидно он хотел узнать состояние роженицы. Мучимый раскаянием Леша бросился было к нему, желая на коленях попросить прощения, но доктор не понял его высокого мотива и на всякий случай опять смылся.


  Потом он отобрал у санитарки бутыль с раствором и собственноручно вымыл жену. Рассчитался с персоналом, и в сотый раз извинился за свое поведение. Отвез жену в палату и пошел на улицу звонить.


   Яркое солнце ослепило его. Леша некоторое время молча смотрел на телефон, затем решительно спрятал его в карман. Говорить ни с кем не хотелось. За эти несколько часов он неузнаваемо изменился.


 - Что брат, на родах был? – к нему незаметно подошел невысокий белесый паренек в клетчатой рубашке. В углу рта он держал изжеванную сигарету.


 - Спички есть?
 - Бросил, - Леша даже не обернулся, блаженно улыбаясь майскому солнцу. Парнишка что-то еще долго говорил, жаловался, но Леша его не слышал. Он вдыхал в себя полной грудью запах уже отцветающей сирени и улыбался. Он был счастлив.