Егорка часть 2 глава 1-2

Глава 1


Любопытство и страх, ведь Егорка никогда не летал и даже не видел близко самолёт, смягчили боль расставания. В последнюю минуту одна из женщин сняла с себя большую шерстяную шаль и завернула в неё Юличку. Во время полёта Егор не раз  мысленно поблагодарил эту женщину.
Этим рейсом самолёт доставил партизанам медикаменты и боеприпасы. От партизан забирал раненых. Носилки с ними тщательно закреплялись. Посадочных мест было всего два, на них  посадили Егора и Юлю, пристегнув ремнями.
В самолёте не было иллюминаторов, и дети ничего не могли видеть, но ощущения были не из приятных. В какой-то момент их сильно тряхнуло раз, потом ещё и ещё. Затем самолёт резко накренился и пошёл вверх. Именно в этот момент Егор расслышал сквозь рёв двигателя, как скулит от страха Юля. Хотя Егору самому было очень страшно, и к горлу подкатывала тошнота, он мысленно выругал себя за невнимание к девочке. Протянув руки, мальчик расстегнул её ремень и пересадил Юлю к себе на колени. Самолёт сильно болтало и Егор, хотя и с трудом, пристегнул своим ремнём обоих. Он почувствовал, как трясётся малышка от страха, или от холода, а скорее всего от того и другого вместе. Но вскоре малышка согрелась и перестала дрожать, да и самолёт уже  пошёл на посадку.
Раненых перегружали в машину, а когда из самолёта появился Егорка с Юличкой на руках, офицер, руководивший погрузкой, растерялся.
- А вас, ребята, куда? - спросил он.
- Не знаю. – ответил Егор. – Вообще-то нам в детский дом надо.
- Знаешь что, я отвезу вас в госпиталь, а там разберётесь.
Егор запрыгнул в кузов к раненым, а Юличку офицер забрал в кабину. Добирались  больше часа.  Госпиталь располагался в двухэтажном кирпичном здании похожем на школу. Ни смотря на раннее время, здесь кипела работа. Санитарки и медсёстры меняли повязки, кого-то вели на осмотр, кому-то поправляли постель, но, как только подошла машина, все бросились переносить раненых.
К детям подошла пожилая санитарка. Сопровождающий раненых объяснил ей, в чём дело и она, подхватив на руки спящую Юлю, повела Егора за собой. Привела в небольшую коморку с кроватью и стулом, раздела девочку и уложила, накрыв серым солдатским одеялом. Тяжело вздыхая, она повернулась к Егору и застыла, глядя на его седую голову. Потом тихо проговорила:
- Ты, сынок, тоже раздевайся и отдохни, тепло у нас. Всё равно, пока раненых не примут, вам тут придётся посидеть. Я попозже приду за вами.
Егор разделся и присел на край кровати глядя на спящую Юлю. Она вообще много спала. Слабенькая от частого недоедания, девочка сном восстанавливала свои силёнки, а точнее сберегала те, что у неё ещё оставались. Правда, в партизанском лагере их кормили не плохо, но восьмидневный переход сильно подорвал её силы. Егор думал о том, что будет с ними дальше, с чего ему начинать и решил, что правильнее всего начинать с военкомата. Уж там-то должны им помочь. С этой мыслью он и уснул, обняв рукой сестрёнку.
Их накормили обедом, накормили так, что Юля, похлопав себя по округлившемуся животику проговорила:
- Наеясь от пуза, -  но подумав, добавила – Егой, мозьно я хъебусек в кайманчик поёзу, потом скусаю.
Егор кивнул головой и на добрые слова санитарки – Деточка, зачем тебе хлебушек, я вечером ещё каши принесу, полную миску – произнёс:
- Пусть возьмёт, ей так спокойней.
Он ушёл, оставив Юлю в госпитале под присмотром этой доброй женщины и уже через час беседовал с военкомом. Рассказывал, как партизанили, как попали в отряд им. Щорса, как его с сестрёнкой отправили на большую землю. Военком слушал внимательно, много спрашивал, потом долго читал сопроводительное письмо. Егор не знал, что там написано и кто его писал. На вопрос военкома: - А, что же ты не сказал, что был проводником в отряде? – он лишь пожал плечами. Вскоре на руках у Егора была бумажка с адресом, куда он должен обратиться. Прощаясь, военком крепко пожал Егору руку и строго предупредил:
- Если что-то не так – звони. Телефон я тебе написал. Или приходи. Запомнил? Обязательно!  Я дежурного предупрежу.
Егор вернулся в госпиталь уже к вечеру, но добросердечная санитарка тётя Варя, даже слушать не стала о том, что они куда-то пойдут на ночь глядя.
- Всё равно уже всё будет закрыто. Завтра с утра и пойдёте. – говорила она.
Егор был совсем не против остаться в госпитале, почему-то будущее его страшило, А здесь было тепло, уютно и спокойно. Вечерком к ним заглянула главврач, посидела, поговорила, выпила стакан чая и за разговором укачала на руках Юличку. Уходя сказала Егору:
- Если не уладишь завтра дела, возвращайся. Поживёте здесь, сколько понадобится.
Егор размышлял о том, что хорошо иметь дело с военными, всё предельно чётко и ясно, но что-то принесёт им завтрашний день?

Ещё не было девяти часов, а Егор с Юлей уже сидели в коридоре Исполкома в ожидании начальника, который где-то задерживался. Рядом с ними примостился невысокий и какой-то взъерошенный мужичок. Он долго устраивался на табурете, вздыхал и охал. Наконец не выдержал и обратился к Егору:
- Ты, сынок, по какому вопросу?
- В детский дом нам надо – ответил Егор.
- А, так ты его можешь и не ждать. Иди вон в ту дверь, там тебе всё и обскажут. Там она сидит, кто этим ведает, Лиса Патрикеевна.
Егор поблагодарил мужичка и пошёл к указанной двери.
- Войдите, - услышал он на свой робкий стук. Взяв Юлю за руку, Егор вошёл в комнату и замер. Таких женщин он в своей жизни ещё не видел.  Её рыжие волосы были красиво уложены, губы ярко красного цвета напоминали по форме сердечко. Белоснежная кофточка вся в каких-то бантиках и оборочках. Она действительно чем-то напоминала лису.
- Ну, что, насмотрелся? – Егор от растерянности кивнул головой. – Давай, что у тебя там? Небось, сестрёнку в детский дом хочешь пристроить? – Она взяла листок бумаги, которую ему дали в военкомате. – О – о – о! И тебя то - о – же? Вроде взрослый парень, какой тебе детский дом?
Потом женщина долго рылась в бумагах на столе, что-то складывала и перекладывала и наконец, посмотрев на стоящих перед ней детей, сказала:
- Девочку могу пристроить в детский дом, но только ехать придётся в Челябинск, несколько наших детдомов всё ещё на Урале и раньше лета они вряд ли вернуться. Ну, может до лета её кто-то возьмёт к себе… у вас здесь знакомые может какие есть или родственники? А вот что с тобой делать, не знаю. Могу в колонию для несовершеннолетних, она недалеко. Согласен?
Егор смотрел на женщину непонимающими глазами. Ему казалось, что она шутит, но на её лице не было и намёка на шутку.
- Нет! Нас нельзя разделять! Я отвечаю за неё. Я слово дал. И я не преступник!
Юля всегда очень тонко чувствовала Егора и сейчас, взяв его за руку, неожиданно произнесла:
- Баба Яга! Ти, баба Яга!
Егор опустил глаза на малышку и улыбнулся.
- Пойдём, Юличка, пойдём.
- Ах ты, маленькая дрянь! – Неслось им в след.
Дети шли по коридору держась за руки. Мужичок сидел на том же месте и увидев их радостно заулыбался.
- Вы не подскажете, откуда здесь можно позвонить? – спросил  Егорка.
- Пошли, пошли за мной. Сейчас покажу.
Он провёл их мимо множества закрытых дверей и завёл в комнату, где пожилой мужчина сидел за столом и одной рукой яростно щелкал костяшками счёт. Его правый рукав был заправлен под ремень.
- Трохимыч, здорово! – Радостно воскликнул мужичок. – Выручи ребятишек, позвонить им надо.
- Иваныч! Сколько лет, сколько зим! Давно приехал?  - Дружески улыбаясь, произнёс бухгалтер, одновременно подвигая аппарат Егору. Мальчик набрал номер и на том конце тот час подняли трубку, словно ждали звонка.
- Здравствуйте, это Егор Зимин…
- А, Егор, здорово! Что, помощь нужна?
- Да, а как вы узнали?
- Да ведь если бы не нужна была помощь, вряд ли бы ты позвонил. Ну, говори, что и как?
Егор описал ситуацию, военком громко чертыхнулся и проговорил;
- Егор, сиди там и жди. Если до обеда вопрос не решат, позвони снова. Если меня не будет, ответит дежурный. Он будет в курсе.
- Парень, а ты кому звонил? – Задал вопрос Трохимыч.
- Военкому.
- Хорошо, ой, как хорошо! Иваныч, а возьми ребят к себе. Твои-то когда возвращаются?
- В июне. Должны в июне, а сейчас март только.
- Ну, подождут. Я вижу они ребята самостоятельные.
- Так ведь не я решаю.
- А я тебе помогу. Сейчас пойду к нашему начальнику, прошел он недавно в кабинет, дверь приоткрытой оставлю, а ты прислушивайся, потом подыграешь мне. И ты парень не подведи. Ничего не понимая, Егорка вышел вслед за мужчинами. Трохимыч решительно вошел в кабинет начальника, оставив в двери небольшую щель.
- Здравствуйте, Владимир Николаевич. – Донеслось из кабинета. – Что это вы, как не в себе? Призывают?
- С чего ты, Иван Трофимович, это взял?
- Дак, с военкомата звонили, вами интересовались…
В этот момент громко и требовательно зазвонил телефон.
- Чёрт возьми! Третий раз звоню! – загремела трубка.
- Дела, дела! Да, здравствуйте. Да. Нет. Нет. Я не в курсе. Что вы говорите! Я сейчас же разберусь с этим. Перезвоню, конечно, перезвоню! До свидания.
Дверь распахнулась, и на пороге кабинета возник мужчина с красным лицом. Он быстро промокнул лоб носовым платком.
- Так, кто? Вы от военкома? Ага, хорошо… Ты, Иванович, посиди, не до тебя пока. – Глянул на Ивана Трофимовича – позовите мне Эллу Павловну.
Трохимыч что-то прошептал своему другу на ухо и пошёл по коридору, по пути передав поручение начальника. Вскоре мимо детей и Ивановича проплыла  Лиса Патрикеевна, как назвал ее, их неизвестно откуда взявшийся помощник. Войдя в кабинет, она плотно закрыла дверь. Разговор сразу пошёл на повышенных тонах и Иванович, подмигнув Егору, потянул на себя ручку, сделав небольшую щель.
- Ты что, совсем дура? Парня военком прислал, а ты его в колонию? Запомни, я не буду здесь работать, и тебя никто здесь держать не будет.
- А куда я его дену? Ему тринадцать, а может и больше. Документов-то нет!
- Мне всё равно. Это твоя работа. Иди, ищи место и чтобы быстро!
Женщина выскочила из кабинета, злобно стрельнула глазами на сидящих Егора и Юлю и громко застучала каблуками. Наступила тишина. Выждав пару минут, Иванович поднялся с места и тихо проговорил:
- Ну, ребятки, я пошёл. Дай Бог, чтобы всё получилось.
Егор чувствовал, что что-то затевается, но не мог понять что именно. Прошло достаточно много времени, но вот отворилась дверь, и Егора позвали в кабинет. Он взял почти уснувшую Юлю на руки и вошёл. Иванович тут же перехватил у него ребёнка, при этом незаметно подмигивая мальчику. Начальник весьма дружественным, и от этого выглядевшим неискренним, жестом пригласил Егора сесть.
- Егор, сколько тебе полных лет?
- Тринадцать и два месяца.
- Понимаешь, Егор… тут такое дело… Скоро начнут наши детские дома, а у нас их три, возвращаться из эвакуации, но они все для маленьких. Сестрёнку без проблем устроим, а вот что с тобой делать, прямо не знаю. Иванович говорит, было бы тебе четырнадцать, он бы тебя помощником к себе взял, и сестренка рядом.… У тебя документы сохранились, хоть какие-нибудь?
У Егора была справка выданная командиром отряда,  и Егор знал, что справка эта лежит на столе, перед начальником, но только сейчас он понял слова Ивана Трофимовича насчет - подыграть ему.
- Нет у меня документов, только справка от командира, но там год написан не правильно. Четырнадцать мне уже. Четырнадцать и два месяца.
- Ну, вот и решение всех вопросов! Мы исправим ошибку в справке и оформим тебя помощником к Ивановичу. - Владимир Николаевич облегчённо вздохнул и потёр руки. – Но вы понимаете, что болтать об этом не стоит лишний раз? Я надеюсь на вас.
Егор с Юлей вышли из кабинета. Вскоре появился Иванович с пачкой бумаг и очень довольной улыбкой на лице. Велев подождать его, он сбегал ещё раз к Ивану Трофимовичу, по всей видимости, хорошему своему другу и, вернувшись от него, позвал детей за собой. Выглянувший «Трохимыч» пожелал ребятам хорошо устроиться на новом месте. 
Чуть в стороне от здания стояла лошадь запряжённая в сани, куда и уселись Иванович и дети. Юличка была так счастлива покататься на лошадке, что не могла ни минуты усидеть на месте. Она вертела головой во все стороны и весело щебетала, вызывая ласковую улыбку на лице Ивановича. Он не сразу поехал домой. Нет. Подгоняя лошадку, Иванович выглядел не менее радостным, чем Юля.
- Егор, а Егор? А я ведь за то, что вас взял, знаешь, сколько выторговал у этого Владимира Николаевича? Ого-го! И досок, и одеял целых двадцать штук, и, что особенно важно, стекла! Пусть не много, но на три спальни хватит. Вот и фронт работы нам с тобой. Хотя работы та-а-м…, ну приедем, сам увидишь.
- А куда мы всё это загрузим?
- Мы сейчас только одеяла возьмём, а доски и стекло потом привезу, на машине. Как договорюсь, поедем с тобой, загрузим и я на машине, чтобы не дай Бог ни побили,  а ты на лошади вернёшься. Может, ещё чего раздобудем.
Загрузились быстро. Пока Иванович оформлял документы на доски и стекло, Егор получил и сложил в сани одеяла. Проезжая по улицам городка он увидел здание военкомата.
- Иванович, остановитесь на минутку. Зайду, поблагодарю за помощь и попрощаюсь.
Дежурный офицер, увидев Егора заулыбался:
- Здравствуй Егор. Военком на выезде, но велел кое что тебе передать, точнее вашему детскому дому. Нам уж тут всё доложили и красочно описали. Владимир Николаевич звонил. Ты ведь теперь, как бы помощник завхоза. И, как бы наш протеже, так что принимай.
Егор лишь удивлённо моргал глазами. В подарок военкомат выделил три ведра, шесть стульев и две зелёные портьеры. Когда Егор и дежурный  вынесли всё это к саням, Ивановича от радости едва не хватил удар. Он, не переставая тряс руку дежурного, благодарил его и передавал привет военкому. Наконец тронулись. Иванович, радостно смеясь, объявил:
- Вы прямо с приданным к нам едете.
Ехать нужно было семнадцать километров. За городом на ходу поели. У Ивановича в узелке лежало три картошки, два солёных огурца и кусочек хлеба. Ребятам же, из госпиталя, положили целую буханку хлеба, узелок соли и полный котелок каши, перевязанный чистой тряпицей. Котелок Егор поставил на самый низ вещмешка, пообещав, если сможет, вернуть его. Обошлись запасами Ивановича, все остальное, приберегая на потом. Юля вскоре уснула. Добро одеял было много, и она спала в тёплом уютном гнёздышке.

Глава 2

Детский дом располагался на окраине села Берёзовка. Старинная дворянская усадьба из восьми спален, зала и кухни. Во дворе находились хозяйственные постройки. К усадьбе примыкала берёзовая роща, сейчас стоявшая голой, но всё равно красивой своими белыми, стройными рядами берёз. Огромная, когда-то застеклённая веранда смотрела пустыми глазницами окон  на восход солнца. Как же здесь должно быть красиво летом, думал Егор, на следующий день, обходя территорию детского дома. А сейчас всюду виднелись следы присутствия фашистов. Когда-то к входу в здание вела берёзовая аллея, сейчас от неё остались одни пни. В самом доме не осталось ни одного целого стекла, да и рамы сохранились не везде.
Иванович водил Егора по усадьбе и рассказывал, как хорошо здесь было до войны. В детском доме, кроме лошади, было две коровы. Сено на зиму всегда выделял колхоз. Всюду росли цветы и были сделаны хорошие детские площадки.
- Я сам их делал – говорил Иванович – и качели, и карусели. Хорошо, что меня Галина Васильевна, директор, сразу же, как освободили наш город от фашистов, отправила сюда. Я тут и охраняю, и, что могу, ремонтирую. Вот Мария Фёдоровна со мной. Она тоже здесь до войны работала. Как я приехал, она сразу и пришла. Копошимся вдвоём, готовим помещения к приезду. Вот теперь три спальни застеклим, рамы я уже отремонтировал. Потом кроватками займусь. Мария Федоровна всё убирает. Знаешь, как она вёдрам обрадовалась? Да и столики со стульчиками надо, малыши ведь, а эти варвары всё изгадили, что не сожгли, то сломали. Надо бы пни, что от аллеи остались, выкорчевать, вот тебе и дрова, да нечем. Всего одна лопата. Зато теперь мы вдвоём, дела быстрее пойдут. Ох, Егор, Егор! Тебе бы учиться надо, а мы вот такую шутку с тобой сыграли.
- А я и буду учиться, - прерывая несколько сумбурную речь Ивановича, проговорил Егор. -  И работать буду, и учиться. Вы не думайте, я смогу.
-  Ну, дай Бог, дай Бог. Вот тут у нас видишь, сарай когда-то был у хозяина, добротный. Мы его на комнаты поделили, для персонала. Одна твоя будет. Юля пока с тобой поживёт, а потом в группу пойдёт со всеми детьми. Топчан, стол, табурет, мы тебе смастерим.

Так началась новая, мирная жизнь Егора с Юлей.
Работы было много, но Егор нашёл время сходить в школу. Она тоже была разрушена фашистами во время отступления, однако там, в сильно разрушенном здании, Егор встретил женщину, учительницу этой школы. Она собирала и сносила в одно место обрывки карт, оставшиеся учебники и школьные тетради, не переставая при этом тихо бормотать:
- Вандалы, какие вандалы! Разве это люди? Звери, нет, хуже зверей…
Егор, поздоровавшись и познакомившись с женщиной, узнал, что она преподавала в этой школе, и попросил её позаниматься с ним, вспомнить программу четвёртого класса. Познакомившись поближе, Лидия Павловна, так звали учительницу, понимая, как занят Егор, начала сама приходить к ним в усадьбу. Как-то незаметно, отзанимавшись с Егором, она стала всё чаще задерживаться у них, помогая Марии Фёдоровне. За лето Лидия Павловна хорошо подготовила Егора, но, поскольку школа в селе так и не открылась, они продолжали заниматься по программе пятого и шестого класса. Осенью сорок четвертого года Егор сдал экзамены и, перейдя в седьмой класс, начал посещать уже открывшуюся школу. А победной весной сорок пятого года, с отличием закончил семилетку

Ну, а пока, весной сорок третьего, Егор трудился с Ивановичем на восстановлении детского дома. Летом они встречали прибывших детей. На подводу усадили старших пяти и шестилетних, а в машину, которую им выделил госпиталь, всех малышей. Сорок восемь детей,  четыре воспитательницы и заведующая, Галина Васильевна.
Приезд детей больше всех потряс Юлю. Сколько она себя помнила, если помнила вообще, вокруг неё были взрослые люди, а тут…  Юля не отходила от Егора. Он был её опорой. В этом новом необычном для неё мире кричащем, бегающем, смеющимся и плачущем одновременно, Юля боялась потеряться. Но дети есть дети и через месяц Егор уже с трудом находил её среди детворы.
Как-то очень незаметно Егор стал правой рукой  заведующей. Всё чаще ездить в город приходилось Егору одному. В какой-то мере ему помогала седина. Люди, глядя на седого мальчишку терялись. Вроде пацан, но судя по всему переживший такое, что им и не снилось. Поэтому он почти всегда получал всё, что нужно и даже более того. Егор часто  заезжал к военкому и постепенно военкомат стал, как бы негласным шефом детского дома. Помогали, чем могли, но особенно дороги были новогодние подарки. Где уж военком добывал сладости в это трудное время, никто не знал и, когда военком осенью добился отправки на фронт, его приемник принял это негласное шефство, как должное.
Помогал детскому дому и госпиталь. С ними Егор тоже не терял связи. Он привозил детей с концертами к раненым бойцам на праздники, да и просто так. Эти встречи любили и те, и другие. Госпиталь давно перестал быть  прифронтовым, и теперь сюда привозили тех, кого вырвали из лап смерти под обстрелами и подлатали в прифронтовых госпиталях. Здесь бойцы проходили лечение, порою очень длительное и тяжёлое. Дети очень старательно готовились к концертам, и раненые платили им громкими аплодисментами, от души хвалили и благодарили «артистов». После концерта детей обязательно кормили. Помогали по возможности то продуктами, то транспортом, то постельным бельём или списанными кроватями, но самым главным была медицинская помощь. Хотя дети болели редко, но от ушибов, царапин и синяков никто не был застрахован.
Ко всем своим многочисленным обязанностям Егору пришлось взять на себя и охрану детского дома. На дороге стали частенько баловать неизвестные, грабя местных жителей. У Егора был именной пистолет, подаренный ему командиром партизанского отряда им. Щорса, но хранился он в военкомате. В связи с участившимися ограблениями и с тем, что Егору приходилось часто одному везти грузы для детского дома, было решено вернуть ему пистолет, не смотря на его возраст. В отделении милиции выделили старенькое ружьецо для Ивановича. Таким образом, охрана детского дома была обеспечена.
Однажды на складе госпиталя среди всякой рухляди Егор нашёл старый станок. Кто-то из раненых подсказал ему, что это столярный станок, старый, но не поломанный, видно из школьной мастерской. Егор немедленно отправился к главврачу, объяснил ей, что Иванович прекрасный столяр и попросил у неё станок. Женщина разрешила Егору увезти его, но взамен попросила сделать хоть несколько костылей для раненых. Иванович был на седьмом небе от такого подарка. Он не только делал для госпиталя костыли, но раз или два в неделю приходил в госпиталь и занимался там ремонтом мебели, окон, дверей. Возвращаясь, он всегда нёс с собой несколько старых дощечек, брусочков или выпрямленных гвоздей.
- Иванович! Что вы делаете? – Возмущённо говорила Галина Васильевна.
- Ничего, мы договорились с товарищем полковником. Это плата за мою работу. Я ведь беру лишь то, что уже им не нужно. А вот нам все нужно, и стульчики, и столики. Вот я уже из этих отходов три стульчика сделал для самых маленьких. – И он торопливо шёл в свою мастерскую.

Осенью сорок четвёртого года Егор, бывший по делам в городе, случайно узнал, Что в соседнем районе восстанавливают плодово - ягодный питомник. В тот же день, управившись с делами, он поехал туда. Оказалось, что питомник ещё не открылся, но Егор сумел выпросить, вымолить для детского дома десяток яблонек, десяток кустов смородины и, как самый драгоценный дар, пять кустов красных роз. Заложили сад и каждый ребёнок, даже малыши, такие как Юля, приняли в этом участие. Раньше фрукты и овощи детскому дому выделял колхоз, на территории которого они находились, теперь надо было заботиться о себе самим. Зато уже летом сорок пятого года сварили первый компот из ягод смородины, а осенью сорок седьмого года дети получили по куску яблочного пирога и по целому яблоку из своего сада. И во всё это была вложена душа Егора. Галина Васильевна всё чаще заговаривала о том, что неплохо бы Егору принять на себя руководство детским домом. Он оканчивал педагогическое училище, ему исполнилось восемнадцать лет, но… через год Егора призовут на срочную службу.
- Я буду ждать тебя, Егор. – Часто говорила она, но Егор лишь улыбался в ответ, отрицательно качая головой.
- Галина Васильевна, у меня другие планы.
- Это связано с теми письмами, которые ты всё время пишешь? Извини, Егор, я не хотела быть столь любопытной, случайно вырвалось. Можешь не отвечать.
- Галина Васильевна, это вовсе не секрет. Просто к разговору не приходилось. Я пытаюсь разыскать партизан своего отряда: командира, Егора Матвеевича, жену его, Дарью Васильевну и других. Я ведь обещал им, что мы с Юлей приедем, да вот всё не выберусь. Хоть письмом дать знать о себе, но что-то никто не отвечает. Они сидели в кабинете Галины Васильевны и неторопливо беседовали. Такие спокойные часы выпадали очень редко.
В дверь тихо поскреблась Юля.
- Входи, Юличка – позвала Галина Васильевна. Она знала, что девочка не ляжет спать, не попрощавшись с Егором. Малышка проскользнула в кабинет и прижалась к коленям брата.
- Я сделала все уроки на завтра.
- А что вы сейчас учите?
- Мы пишем цифру один, крючочки и палочки. У меня всё получается.
- Матитец! – похвалил Егор девочку.
И она, пожелав им спокойной ночи, убежала в свою группу, зная, что если брат сказал шутливо её детское слово «матитец», значит он ею очень доволен.
- Галина Васильевна, я вот всё думаю, как хорошо, что теперь у нас не забирают семилеток. Как вспомню прошлый год, когда их увезли… это ведь, как ребёнка из дома забрать, из семьи.
- Я сама это едва пережила. Из-за этого и в Москву поехала. Вот ты с армии придёшь, а у нас уже новый корпус будет. Всё – таки старшие помогают с малышами: на прогулку помогают вывести, одеться – раздеться помогут и в группах помогают убирать. А когда им по тринадцать, по четырнадцать будет, представляешь, какие помощники вырастут? Вот тогда и огород разведём, всё для себя выращивать будем сами. Ты можешь Юлю представить взрослой?
- Нет, не могу. Я вот часто гляжу на неё и думаю. – У меня вроде, как и детства не было совсем. Матери я не знал. С тех пор, как себя помню всё с отцом ходил по лесам. Он никогда дома меня не оставлял. Потом, когда отец погиб, к партизанам попал. Меня как-то сразу, как взрослого приняли. Может из-за седины? Они ведь думали, я не знаю, что седой, ну а я делал вид, что не знаю. А потом сюда приехали. Я сразу работать начал наравне с Ивановичем и Марией Федоровной. Опять, как взрослый
- Да, Егор, война многих лишила детства, а многих и жизни лишила. А может тебе Егор съездить на родину? Я отпущу тебя на пару недель.
- Заманчиво, но нет. И дел невпроворот, и учёба уже началась. Если смогу, на следующий год, перед армией съезжу, а нет, так, когда вернусь, поеду. И Юля уже подрастёт.

Последний год перед армией был так загружен работой, что для Егора пролетел, как один день. Ко всем его нагрузкам добавились занятия со школьниками, которые засчитывались ему, как практика. Уже второй год, как дети из детского дома ходили в сельскую школу, и вечерами Егор занимался с ними, проверял домашние задания, объяснял материал тем, кто что-то не усвоил. В результате все двадцать девять человек, первоклассников и второклассников учились на хорошо и отлично.
Проектная группа начала работу над проектом нового корпуса для старших детей. Большие светлые спальни, комнаты для занятий и отдыха, спортзал. Малышей решили оставить в старом, обжитом уютном особняке. Так же произошло несколько событий, касающихся лично Егора. Он, наконец-то получил ответ на свои письма в Осетию по адресу, оставленному ему Николаем Кантимировым. Письмо было написано, судя по всему, детской рукой с таким незнанием русского языка, что на разбор его ушёл целый вечер. Радость Егора смешалась с грустью. В письме говорилось, что Николай обидел всю родню, приехав с русской женой и маленьким сыном, который и разговаривать на их языке не умел. Она им не понравилась, и родители велели выгнать её и жениться на девушке, выбранной для него отцом. Сын должен был остаться с Николаем, но тот забрал жену и сына и уехал. Теперь никто не знает где он.
Егор радовался тому, что Николай жив и здоров, но грустно от того, что оборвалась ниточка связывающая их. Пришёл ответ и из райвоенкомата родного города. В нём сообщалось, что из всего партизанского отряда на учёте стоит лишь Иван Демьянович Сорокин, инвалид войны. Был указан его адрес. В тот же день Егор отправил Ивану письмо и с нетерпением стал ждать ответа. В письме он просил Ивана съездить, или сходить в село  Лесное (Дорогу через болото Иван знал не хуже Егора.) и хоть что-то узнать о Дарье Васильевне и Егоре Матвеевиче. Так же он снова написал в военкомат с той же просьбой.
Спустя два месяца пришло письмо от матери Ивана. Она написала Егору, что с войны Иван вернулся без ног и никуда поехать, и тем более пойти, не может. Она же ни о ком ничего не знает.
Осенью сорок восьмого года Егор готовился к службе в армии. За неделю до призыва Егора вызвал военком. Они были знакомы не один год, военкомат по-прежнему шефствовал над детским домом, и Егор с удовольствием поехал в город. Но на этот раз военком встретил Егора без улыбки и почему-то, пригласив сесть начал расспрашивать  о партизанском отряде, о Егоре Матвеевиче, о том, как и почему часть отряда осталась на острове. Отвечая на вопросы, Егор начал волноваться. Сердце сжималось от какого-то тяжёлого предчувствия. Наконец военком протянул ему лист бумаги.
- Не знаю, как сказать, прочти сам, Егор.
Егор начал читать, но вскоре буквы поплыли у него перед глазами. Он потряс головой и начал читать заново. Дочитав до конца, долго сидел, не поднимая головы, потом тихо произнёс:
-  Если бы я не был седым, наверное, поседел бы сейчас. Как такое могло случиться? Егора Матвеевича… на десять лет… в лагеря. Ведь там, на острове, и его жена была. Они сами не пошли с отрядом. Кто мог написать это? Если они все погибли, кто написал?
- Они все сами решили остаться?
- Да. То есть, нет. Егор Матвеевич приказом оставил двух проводников, чтобы потом вывести их могли. Один пацан, постарше меня, Борис, а второй Володька, у него нога болела, он идти не мог.
Егор с мольбой посмотрел на военкома.
- К кому мне обратиться? Я ведь свидетель живой, как всё это было.
- Думаю, понадобятся ещё свидетели. Ты в то время ещё совсем пацаном был. Необходимо разыскать кого-то ещё и желательно нескольких.
- Один у меня есть, тоже наш проводник. Он там же, в городе живёт.
- Хорошо. Но ищи ещё. Дело-то не простое. Ищи, Егор.
С тяжёлым камнем на сердце уходил Егор в армию.