Улыбка Джокера

Странно, что воображение всё ещё рисует призрачные замки. В них звучит клавесин, и свечи оплывают, на тщательно начищенный еще утром канделябр, плодя миражи. Воздух дрожит, теряя последние лоскутки тумана, и вот уже иллюзорный мир оживает голосами. Смеется шут, протягивая мне серебряный кубок. Оглядываюсь. Беспокоюсь. «Мне ли? Моя ли это сказка?» Крепкая рука пожимает мои пальцы. «Твоя. Здесь все твоё». Киваю, соглашаясь, подхватываю с блюда яблоко и бегу, оставляя за спиной тепло рук и смех шута. Я спешу успеть рассмотреть этот мир – «Мир, где я счастлива».

Мои босые ноги скользят по холоду мрамора, а взгляд по бархату штор, ликам предков. Я бегу. Мимо. К распахнутым в счастье дверям, за которыми вечное лето, в котором вечно молодая женщина бежит черед луг навстречу алым парусам надежды…

Взгляд опрокидывается в глазах зеркального отражения, и тонкая трещина рассекает зеркало надвое, ссоря и навеки разделяя «Все ещё будет» и «Забудь! Это уже не для тебя»… Хохочет шут и лицо его сминается, превращая улыбку в оскал клоуна-Джокера. Серебряный кубок падает и рассыпается осколками стекла.

- Ну, что же ты? На выпей! – рука моего Грея протягивает мне другой стакан. Слезы капают в воду смешанную с корвалолом - фрегат покидает гавань и дверь в лето закрывается, оставляя меня в ноябре. В висках еще бьется « Мне больше не стоять у этих мачт на корабле, презревшем порт смиренья», а на лице уже расцветает дежурная улыбка.
- Спасибо! Так что: чем будет вечерять? Плов? Или курицу просто запечь?
- Плов, - и муж достает казан.

… и чуть уловимо звенят бубенцы на шутовском колпаке, мешая смириться: «улыбки чужие всех джокеров суть – никто же не знает, как горек наш путь».