Древняя книга

Аннотация:
То ли сотворение мира, то ли его перерождение. Есть Творец и двое людей: мальчик и девочка. Цепь случайностей – люди лишаются возможности общения с Создателем. С каждым поколением – эта пропасть растёт. Во второй части мы видим истории жизни людей, символизирующие человеческие пороки, питаемые желанием быть, как боги. Но кто-то преодолевает тьму внутри себя и выходит на свет с открытым и чистым сердцем по отношению к окружающим его людям. К середине книги разрывается связь с околобиблейским сюжетом. Люди снова начинают искать своего Небесного Отца. Они творят правду и милость. Побеждают коварных и жестоких. Но не это приводит их к счастью. Счастливыми оказываются только те, кто обрёл Бога снова и встал на путь исполнения Его воли. В последней главе в формате хронологического хаоса описывается история трёх друзей. Вот, 12 век до н.э., Синайская пустыня. Судьба разлучила мальчишек. Но их пути схожи: они верны принципам веры, любви и надежды. Они верны своему Господу. Они вершат историю.

Текст:
«Так сказал Господь: если ты обратишься, то Я восставлю тебя, и будешь предстоять пред лицем Моим; и если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста. Они сами будут обращаться к тебе, а не ты будешь обращаться к ним.» (книга пророка Иеремии 15:19)

«Я древний мир себе таким представил,
Не понимая замыслов Творца,
Я нёс свой взгляд нечистыми устами
Бесцельно заблудившимся сердцам.

Читал, и образы иные оживали,
Бог говорил, как есть, я возражал.
Не насыщались, кто мой хлеб жевали,
Нелепой выдумкой я разум заражал.

Преодолеть и стать ещё сильнее,
С гордыней мнения пытаясь совладать,
Я к Богу обратился, но не смея
Надеяться на Божью благодать.

И сам черпал из сердца вдохновенье,
Желая мир, как лучше, повернуть,
Но увязал в болотище сомнений,
Пока не предал Господу свой путь.

Всё возвращалось на места, как нужно.
Вот, небеса открыты надо мной,
Вот, дождь – я с Папой за руку по лужам,
Счастливый, направляюсь к нам домой.»

(«Покаявшийся», 2015)

Оглавление

Древняя книга. 1
1. «Я древний мир себе таким представил» 2
«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло» 2
«В раю во время прохлады дня» 3
«Ибо крепка, как смерть, любовь» 6
«Кто согрешит тем, что слышал голос проклятия» 9
«Сильный столкнулся с сильным, и оба вместе пали» 11
«И за преступников сделался ходатаем» 13
«Не горело ли в нас сердце наше» 16
«От тщеславия твоего ты погубил мудрость твою» 22
«И дал дары человекам» 28
«Не пощадит он в день мщения» 35
«И память о них предана забвению» 36
2. «Читал, и образы иные оживали» 40
«Перестань гневаться и оставь ярость» 40
«Их конец – погибель, их бог – чрево» 45
«Алчба ленивца убьёт его» 47
«Лукавство языка удали от себя» 50
«И вся красота её – как цвет полевой» 54
«В жадности своей не щадил ничего» 64
«Или глаз твой завистлив оттого, что я добр» 69
«Слышал я это, что сила у Бога» 73
«Не будь побеждён злом, но побеждай зло добром» 79
«Положить их на весы, все они вместе легче пустоты» 83
«Волшебством твоим введены в заблуждение» 90
3. «Преодолеть и стать ещё сильнее» 94
«И поклонялись, и служили твари вместо Творца» 94
«Называя себя мудрыми, обезумели» 102
«Не раскаялся народ, увидев войну» 107
«К свободе призваны мы, братия» 111
«Остановитесь и познайте, что Я – Бог» 117
«Земля, поедающая живущих на ней» 120
«Когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших» 123
«А мира нет» 130
«Дети, храните себя от идолов» 133
«От истины отвратят слух и обратятся к басням» 136
4. «И сам черпал из сердца вдохновенье» 139
«Впрочем, спасётся через чадородие» 140
«Пустите детей и не препятствуйте им» 143
«Но совершенная любовь изгоняет страх» 145
«Но подавая пример» 150
«Дом Мой домом молитвы наречётся» 153
«Но вы – род избранный» 155
«Они враждуют на меня, а я молюсь» 157
«Помни Создателя твоего в дни юности твоей» 160
«Много замыслов в сердце человека» 165
«Доколе день дышит прохладою, и убегают тени» 172
«Всё испытывайте, хорошего держитесь» 174
«Но настанет время и настало уже» 178
«После огня веяние тихого ветра» 183
«Мудрый сердцем принимает заповеди» 199
«Горе одному, когда упадёт» 202
«Лето кончилось, а мы не спасены» 206
«Блаженны вы, когда исполняете» 228
5. «Всё возвращалось на места, как нужно» 232
«Так бегите, чтобы получить» 232
«Не стал тогда же советоваться с плотью и кровью» 233
«Избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых» 236
«Забывая заднее и простираясь вперёд» 239
«Они со всею верностью посвятили себя» 250
«Те, которых весь мир не был достоин» 253
«Время, когда выходят цари» 259
«Доколе не восстанет священник» 279
«Слова, прежде речённые святыми пророками» 295
«Поднимут крылья, как орлы» 301
«Но способность наша от Бога» 307
«Возвысь с силою голос твой» 310

1. «Я древний мир себе таким представил»

«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло»

И заступил Он на Свою землю. Иссохший дёрн и репьи, крапива и сухие палки пижмы выстилали её полотно. Поодаль непроходимый бурелом навивал тоску, источая ужас вековой тьмы. Редкий кузнечик мог заглушить крики ворон, сторонящихся здешних мест, и солнце с неохотой закатывалось в эту глушь. На месте ручья не было ничего.
«Какая же красота!» – вдумчиво произнёс Он.
 И стала земля прекрасной… Его сердце начало разгораться непередаваемой радостью и запылало, глаза блестели искрами, его окружила аура Света и Огня. Он шёл по бурелому, а за ним тянулся светящийся шлейф, распространяя Свет. В лес вернулось Солнце, и тьма расступилась… Тогда прикоснулся Он к камням и песку, изображавшим землю, и обратились они почвой плодородной, Земля просыпалась… И дыхание Его разнесло по всему свету чистый Воздух, разгоняя дымные облака, клубящиеся по следу горящих полей… А слёзы Его счастья падали в Землю и стекались в единый ручей. И вот уже бурный поток уносил Воды в прекрасное озеро Вискара, возникшее на месте болотистого оврага…
И посадил Он великие Сады. Как Он любил их. Они росли, они дышали и жили вместе с Ним: каждое деревце, каждый листочек и лепесточек цветка. Он разговаривал с ними, они отвечали Ему, они тоже любили Его, своего Создателя…
В Его Садах появились чудесные звери-животные: добрые и свободные. Они гуляли под великолепное пение звонкоголосых птиц. И в Его озере плескались золотые рыбы. Все они любили своего Творца. Его окружал Рай…
Никто сейчас уже, наверное, не вспомнит, когда в Его хижину (это была небольшая расщелина в скалах) зашли бродяжки. Мальчик и девочка – худые, грязные и продрогшие. Была пасмурная ночь, и гроза изредка рассекала установившуюся гармонию темноты с тишиной. Он не спал, Он думал, о неведомом нам. И Он видел, как далеко за холмами приближаются к Его приюту две потрёпанные фигурки, они видели только дорогу перед собой. Наконец туча не выдержала и прорвалась. Не позавидуешь тому, кто ощутил этот ливень не себе, а такие были. Промочив всё и ковыляющих беспризорных детей до последней нитки, вдобавок Природа ещё хорошенько проветрила их. Озябшие, они просили о милости, во имя всего Святого. Но вышел Он из своей малозаметной пещерки, поросшей высокими кустами. Вышел Он, вселяя Веру в лучшее и Надежду на спасение. Вышел он с Любовью в сердце, даровав её каждому. Вскоре, согревшись в его пещерке, дети уже спали с неподдельным счастьем на лицах…
На следующий день мысли не беспокоили Его, и Он мог отдохнуть, может быть в последний раз.
Однажды Арон (это имя сохранила история за мальчиком, пришедшим в ту ночь к Нему) расскажет Ему историю встречи с Ярой (как стоило уже догадаться, это имя той самой девочки, которая была с Ароном).
Потрёпанный жизнью и подранный бродячими собаками, он не ведал пути. Он – маленький Арон – заночевал на опушке леса в кустах орешника, там же и подкрепился. Утром он захотел пить и стал искать ручей. Это была горная речушка, разбиваясь о камни в брызги, она спешила к водопаду. Арон наклонился, чтобы насладиться прохладной влагой, как увидел дальше вниз по течению в реке барахтающееся полубезжизненное тельце, хладнокровно уносимое в пучину водопада. По камням и заваленным деревьям он добрался до водопада и, когда уже казалось, не было шансов на спасение, он схватил рукой лохмотья, тонувшей малышки. Он вытащил её на берег и в своей беспомощности стал молиться. Он просил спасения для маленькой девочки, лет пяти, а самому ему было тогда всего восемь лет. Он призывал людей, просил небеса, просил весь свет помочь спасти её. И она ожила. Это произошло примерно за год до появления этих детей в Его Садах.
Годы стирали предшествующие. Повзрослел Арон, подросла Яра. Они уже не помнили о том, как попали сюда, а Его они считали своим Отцом, а ведь было в этом Зерно Истины.
Как любили Арон с Ярой гулять по Его Садам. Это прекрасное созерцание покоя, эта умиротворённая музыка природы, когда «смысл» становится лишним словом. Он разрешал им есть любые плоды, играть с любыми животными, только не причинять им вред. Даже мысли об этом не было в их головах.

«В раю во время прохлады дня»

Арон стоял под яблоней и наблюдал за сочным и красным яблоком, почти на самой верхушке дерева. Обычно так он просил у яблока спуститься к нему. Но это, упрямое, долго висело и как будто отзывалось: «Я ещё немного дозрею и стану самым вкусным».
- Ну, и ладно, - подумал Арон, - вот же есть ещё яблоки.
И, звонко веселясь, три яблока упали к нему под ноги. Он поднял их и побежал к Яре. Она в это время отдыхала на полянке, о чём-то перешёптываясь с ромашками. Сначала она услышала шорох, привстала и заметила, как от кустов в её сторону кто-то еле ползёт. На змею не похоже что-то. Всё ближе и ближе, пока она не смогла разглядеть в нём подобие человека. Это был дряхлейший старикашка с мутными глазами.
- Помогите, - шипел он, - воды.
Она зачерпнула в лист лопуха воды из озера и подала ему. Он отхлебнул, после чего его стошнило.
- О, я случайно, - сказал он.
И эту картину уже наблюдал Арон.
- Кто вы? – спросил он у старика.
- Я кто? Моё имя совсем вам не знакомо, а те, кто знает его, обращаются ко мне Могадишо, что означает в наших краях «Украденная жизнь». Может, вы мне дадите поесть, добрые люди? Если бы вы знали, как долго я не ел.
«А стошнило так, всё равно, что с утра до отвала наелся», - подумал Арон, но ответил:
- Вот, угощайтесь, яблочки.
- Ага, о-очень признателен, - огрызнулся дед тоном, будто слышал мысли Арона.
- А что с вами случилось? - продолжила разговор Яра.
- Да так, неприятности там всякие, - начал было Могадишо, но перевёл разговор, - у вас здесь мило, чьё всё это?
- Хотите, будете нашим гостем? – отвечала вопросом на вопрос Яра.
- Всё это общее! – дружелюбно добавил Арон.
Уловив мотивы добродушия в словах Арона, Могадишо разговорился, поведав о своей нелёгкой участи: как он ещё парнем пошёл в лес и заблудился. Долго ли коротко ли бродил, но вышел из леса древним старцем. «Казалось, что прошло сто дней, а прошло сто лет. Нет, не знаю, что ел, не помню, что пил, и пил ли я, но вот я здесь. И проклинаю этот лес, эти спокойные небеса и ваш юношеский задор».
- Я сожалею, - сказала Яра.
- Нет, не ты сожалеешь, девчонка, а я, - возразил старик, доедая яблоки.
- Чем мы могли бы вам помочь, Могадишо, - поинтересовался Арон, чувствуя за собой вину, когда помышлял о причинах тошноты старика.
- Просто разрешите мне остаться здесь хоть на денёк, до завтра, - будто бы дожидаясь этих слов, сказал Могадишо.
Ни день прошёл, ни два – две недели уже минуло, а старик всё оставался. Хозяин Садов наблюдал за ним, но они не общались.
Теперь Арон всё дольше стоял под яблоней в ожидании своего великолепного яблока, но оно продолжало твердить: «Погоди, ещё не время». Тогда Яра подошла к Арону и сказала:
- А ты сорви его, вон Могадишо советует, и правильно, что оно висит, всех соблазняя, сорви Арон.
- Могадишо, говоришь, советует? А что? Сорву, правда, - согласился Арон и полез на дерево.
Путешествие было недолгим, яблоня раскачалась и скинула наглеца на землю.
- Не, так ты не сорвёшь, - включился Могадишо, - на, возьми Камень и сбей, - и протянул камень.
Но Арон, не заметив этого, поднял камень с земли и запустил. Камень скользнул мимо. Яра, глядя на это, выхватила булыжник из рук Могадишо и кинула сама. Смачно булыжник раскрошил яблоко, только ошмётки мякоти окропили их лица. В это время упал камень, брошенный Ароном, и попал точно в лоб Могадишо. Удручённые происшедшим Арон и Яра сидели, словно в прострации, думая о чём-то.
- Да, не поели яблочка, обидно, - подытожил Могадишо, потирая лоб.
Прошло ещё две недели. Хозяин Садов наблюдал за Могадишо из своих пещерных покоев, но не выходил.
Могадишо подошёл к молодым, достал два венка из одуванчиков и сказал:
- Смотрите, это вам, я сплёл.
Они заинтересовались.
- О, интересно! Покажи как, - спросили они в один голос.
- Ну, вот же, рвёшь цветок, - он сорвал тюльпан, - потом ещё один, сплетаешь с другим. Всё просто.
- Ну-ка, - воскликнул Арон, схватив розу, потом крапиву, и, получив неприятную порцию боли, отпрянул. «Что это с ними?» – подумал Арон, - обычно такие нежные.
- А у меня получится, - самонадеянно восклицала Яра, припоминая яблоко и камень, схватившись за стебель татарника, завлекающий красными цветочками, - ой, ай, я, кажется, тебя Арончик понимаю.
- Не торопитесь, - встрял Могадишо, - вот вам на первый раз Перчатки, рвите в них.
Они надели перчатки и сорвали по колокольчику. Но потом, замечая, что цветок засыхает, Арон возопил:
- Что, что такое, колокольчик вянет, Ярочка, мы больше не услышим его песен.
- И мой, посмотри, тоже, о нет, - поддержала Яра.
И колокольчики на прощанье в канон запели, подчиняясь очень печальной мелодии: «Всё по-прежнему, и Солнце не спряталось, а я ухожу один, и я один-дин-динь…»
- Я никогда не слышала таких грустных песен, - плакала Яра.
Арон обнял её.
Минуло ещё два месяца, Могадишо, очевидно, окопался здесь надолго. А Хозяин Садов всё наблюдал, Он намеренно не хотел знакомиться с Могадишо и терпел, у Него не было сил попрекнуть Своих любимых детей Арона и Яру.
Могадишо, ссылаясь на общую слабость, просил Арона принести поесть. Принёс Арон плодов-овощей разных: капусту, морковь, репу, - и протянул их старику. Яра бегала, собирала жёлтые листы опавшие с деревьев. Она уже перекусила морковкой, да и Арон успел стрепать капустки.
- Подите сюда, - сказал дряхлый Могадишо, - давайте поедим вместе.
- Не понял, зачем? - спросил Арон.
- Ну, на прощанье, я ухожу завтра, - упрашивал немощный.
- Всё равно не понял зачем, но давайте, - пробормотал Арон.
А Яра подумала: «Завтра, значит. Тогда ведь он тоже говорил на денёк, завтра, вроде как, исчезну, ан нет». Будто бы услышав это, Могадишо добавил:
- Теперь точно завтра.
Они сели на землю, разложили овощи. Старик кряхтел, вертелся и, наконец, сказал:
- Так не удобно. Земля сырая что ли? Ноги все отсидел, нагибаться за пищей. Давайте свалим сосну. На пень еду положим, а сами на её ствол сядем.
- Да нет, не будем, - воспротивился Арон.
- Ну, что вам стоит уважить старика, - начал всхлипывать Могадишо, - ведь я должен был быть таким же молодым как вы, я бы сам справился, а вместо этого я дед, пледом одет. Кому она нужна – эта сосна? - он нереально ловко вскочил, достал откуда-то из штанов Топор и начал рубить. Потом захрипел и свалился, - ну, пожалуйста.
Яра не выдержала:
- Смотри, Арончик, дед совсем… аж упал, ну, вот, - она взяла топор, ударила один раз по сосне, - давай, ну, помоги ему.
- Да, да, помоги мне, внучек, я же дед, ну же, - вкрадчиво уговаривал Могадишо.
Арон, поддержав Яру, взял топор и одним махом срубил сосну.
- Так, да. Вы этого просили, Могадишо? - грозно воскликнул Арон.
Но Могадишо не было, он исчез. Тогда выбросил Арон топор этот куда-то и, обращаясь к Яре, произнёс:
- Что это, где он? Вроде бы всё также, но что-то изменилось.
- Мне страшно, - отозвалась юная Яра.
Они опомнились и побежали в Его пещеру, но пещера была пуста, Его больше здесь не было. «Случилось что-то очень плохое, - догадывались они, - что-то непоправимое».

«Ибо крепка, как смерть, любовь»

Вскоре пришла зима. Ужасная, холодная, с трудом Арон и Яра перенесли её в пещерке. Еды, которую обычно заготавливал Он, не хватало; костёр, который обычно разжигал Он, теперь почти не согревал; Его присутствие покинуло эти места.
Весной Арон начал строить избёнку, теперь хотя бы зима была им не страшна. Позже здесь возникнут и другие избы, и на этих землях раскинется деревушка.
Уходили годы, и появился у Арона с Ярой сын, которого назвали они Грамшем. Это был крепкий мальчонка, который очень любил животных и растения. Ему передалась способность родителей – разговаривать с животным миром. Забрела в эти земли хромая гиена, рассказавшая о злобных детях, обкидавших её камнями. Злоба на детей зародилась в сердце у Грамша. Как можно, не понимал он, творить насилие над этими зверушками, беззащитными созданиями.
Через три года после появления Грамша в их семье родился ещё один мальчик, его имя стало Рэван. Это был худенький мальчуган с узкими глазами и слегка заострёнными ушками. Рэван повсюду бегал за старшим братом. Но Грамш редко обращал на него внимание, и подолгу играл с новым другом – хромой гиеной Пукой. Пука также очень любила Грамша. Она даже охраняла его сон, не смыкая глаз.
Рэван, как и его брат умел разговаривать со зверьми, но Пука никогда не отвечала ему. Она чувствовала, что в нём существует зародыш непонятного презрения к меньшим братьям.
И вот братья выросли. У Рэвана была молодая жена – Чадра, а Грамш, он не искал человеческой любви. Он постепенно научился разговаривать с деревьями. Тому дару, который не перешёл к нему от родителей. Состарившаяся Пука уже не поспевала за другом в долгих странствиях по лесу. Тогда Грамш сидел с ней и ждал, пока она отдышится. Грамш ещё не замысливал создавать семью. Но Чадра, жена Рэвана, любила Грамша и однажды, ещё до замужества, открылась ему, но старший брат, естественно, воспринял это, как что-то не серьёзное, и остудил пыл любвеобильной девушки. Тогда Чадра поклялась отомстить. Рэван, конечно, ничего не знал об этом. Чадра даже пыталась ночью проникнуть к Грамшу в спальню и обвинить того, что он, якобы, силой затащил её к себе и надругался, но бдительная Пука не впустила её. И после, того как она стала женой Рэвана, она продолжала провожать взглядом его старшего брата, и по её лицу можно было прочитать гримасу чего-то недоговорённого. Вся эта затянувшаяся проблема имела в итоге довольно непредсказуемую развязку.
Грамш и Рэван отправились в лес для того, чтобы старший брат обучал младшего языку деревьев. Пука, понятное дело, пошла с ними. Но как они шли! Старушка Пука каждые полчаса останавливалась и отдыхала. Это бесило Рэвана, и он выдавал что-то по типу этого:
- Мы так и до зимы прогулку не закончим. Ишь ты, комок дряблой шерсти запросил привал. В который раз… за этот час, а?
- Пойми, брат, она уже не молодая. Смотри, как дышит. Моя хорошая, - отвечал Грамш, поглаживая Пуку.
Ночью они легли спать. И только два огонька Пукиных глаз не смыкались, но и Рэван не спал. Он наблюдал за гиеной и говорил:
- Я знаю, ты слышишь меня и понимаешь. Ну, ответь, зачем увязалась за нами? Мы с братом пришли языки познавать, ты-то к чему? Мало тебя в детстве камнями детвора побила, и на старость лет туда же себе?
В первый и последний раз отвечала ему Пука: «Я не укусила тебя ещё лишь потому, что ты брат моего единственного настоящего друга – Грамша».
- Может быть, ещё скажешь, что разорвала бы меня, гнусная гиена, ну-ка, попробуй, - возмутился Рэван, провоцируя Пуку.
Он схватил палку и пошёл на гиену. Она спокойно сидела, не шелохнувшись. Это насторожило Рэвана, он испугался даже подходить к гиене. И, решив спугнуть Пуку, кинул в её сторону палку.
- На-ка, жри, - почему-то прохрипел он.
Конечно, он и не собирался попадать в неё, но роковой бросок был сделан, и палка с силой ударила Пуки прямо в голову. Гиена недовольно взвизгнула и упала замертво с пробитой головой. Похожий исход ожидал и Рэвана, такая же череда случайностей. Он сначала опешил, кинулся к тельцу гиены и тряс её:
- Ты же притворяешься, ну, нет же, зачем я кинул эту палку, о, нет, Пука, что же это? - голосил Рэван.
Когда Пука издала свой прощальный визг, проснулся Грамш. Первое, что он увидел, это, что чей-то силуэт бежит к Пуке и начинает её толи трясти, толи душить. Спросонку, Грамш в один прыжок был рядом с Пукой, а её обидчик уже летел в сторону ближайшего куста, брошенный Грамшем. Жестокая судьба решила, что срок Рэвана уже отмерен. С размаху он ударился о камни рядом с кустами, не успев даже вскрикнуть. Позже Грамш увидел, что столь стремительно вылетал из его рук его младший брат, и, что он мёртв. А неподалёку было его любимое животное, его самый надёжный друг, и также мёртвый. Представляете себе его состояние. С плачем, переходящим в рёв, он метался от одного тела к другому:
- Пукочка, милая, ну, вставай. Он убил тебя, но зачем? Зачем, братишка, зачем ты вообще пошёл… Я же не видел, что это ты, ой, глупый. Ну, пожалуйста, оживите, ну не умирайте.
Он прижимал к груди тельце Пуки и стонал:
- Дружочек, ну, проснись, как я без тебя, тебе ещё надо жить, ты бы нас всех пережил, ты бы жил…
И толи он услышал это, толи ему приснились слова Пуки: «Ну, что ты Грамш? Я всё равно буду оберегать тебя, а Рэван, он простил тебя».
Когда утром Грамш открыл глаза и увидел кедры, тянущиеся к солнцу, тогда он ещё надеялся, что это был просто кошмар. Но кровь, под рукой тело недвижимого друга, в стороне мёртвый брат с малиновым от крови лицом – всё тело Грамша обмякло.
В деревню возвращался Грамш. На спине он нёс погибшего брата, а в руках перед собой милую его сердцу, бездыханную Пуку. Он всё рассказал, как было. Рассудительные Арон с Ярой опечалились, но молчали. Кричала Чадра:
- Ты, тупой верзила, убил моего мужа.
Грамш решил уйти, чтобы не мозолить глаза жителей деревни, и без того не понимающих его образа жизни. А Чадра прокляла его. И в этом Проклятье собралась вся ненависть неразделённой любви, насмешка над потерявшим нелепого друга и уныние от смерти мужа.
- Ты получишь своё, я заклинаю. Ты хотел общаться со зверьём и с травой, огурцами там всякими. Ха, теперь общайся только с ними. Пусть глаз человеческий не видит тебя, и пусть боится любой человек голоса твоего и прикосновений твоих, ибо тебя нет. А ты, будь проклят, перестанешь понимать человеческой речи, отныне, - орала Чадра вслед уходящему Грамшу.
Она изгоняла свою любовь, больше никогда она не встретится с ней, ведь Грамш уходил от неё навсегда.
Он уже исчез в дебрях леса, а Чадра всё проклинала, пока злость не переросла в бессилие. Она начала осознавать, что её любовь – Грамш – покинул их (чему способствовала, именно, она), забрав предварительно жизнь Рэвана. Чадра пятилась назад и всхлипывала. Она пятилась до тех пор, пока не перестала ощущать под собой твердь. Она оступилась с края скалы и упала на камни, там найдя свою смерть, обретя свой покой. Но её Проклятье сбылось.
Всевышний дал Арону и Яре ещё одного ребёнка, и тоже сына. Он получил имя Велес, и он уже не понимал языка природы.
Так просто. Срубленное дерево лишило человека общения с Ним, как говорят теперь с Богом, с Творцом и Создателем всего сущего; мы не видим Его и часто не понимаем, даже многие не верят в Его существование, но Он с нами и помогает преодолевать тернистый путь к Вечному Счастью. С убитой гиеной человек потерял дар речи в общении с природой. А с убитым человеком, братом Грамш лишился возможности говорить с людьми, понимать их, но не только он. Проклятье Чадры разнеслось ветром на весь мир и пало тенью на многие будущие поколения людей.

«Кто согрешит тем, что слышал голос проклятия»

Велес был смиренным человеком, ничего плохого он не совершал, да и хороших поступков за ним не было замечено. Незаметный человек незаметно ушёл из жизни, оставив после себя потомство, потомство, возродившее впоследствии искусство Магии.
Но ещё до этого возникнет вопрос: как получилось, что только одна династия, основанная Велесом, чудом спасётся от водной Стихии? Прошло очень много лет со времени братоубийства. Но семя Велеса, единственное в роду Арона, как все считали, развилось и заселило многие земли.
Человек по имени Свалх мастерил плот, ибо, как рассказал он всем вокруг, прольётся дождь, которого не знала земля, и сорок дней будут оплакивать небеса погибших от этого плача.
- Отец, ты, наверно, пьян, - говорил ему сын его Свола.
- Я не пьян, я видел. Это был не сон и не пьяный угар. Только мы сможем спастись, - возражал Свалх.
- Сорокадневный дождь максимум может вылиться в гигантскую лужу. Мало кто даже ноги-то замочит.
- Это ты сейчас говоришь.
- Ты заметил? Что я сейчас говорю, уникальный дар, - саркастически подшучивал сын.
- Не смейся, Свола, не тот случай.
Свалх смастерил-таки плот, но оставались доски, и он уже делал лодку. Когда построил лодку, снова остались доски, и он задумался о ковчеге.
- И в этой бочке ты будешь жить? – острил проходящий мимо Свола.
- «Эта бочка» сохранит тебе жизнь, - пытаясь что-то внушить сыну, отвечал Свалх.
Чета Свалха из-за его затеи стала мишенью для всеобщих насмешек.
- Вон, пошёл, дурачок, который строит себе дом, чтоб путешествовать по морю, - шептались везде, где появлялся Свалх, - а это кто? Свола, что ли? Похоже, думал, что его не узнают, какую-то накидку нацепил, повезло ему с папашей… А здесь и его два брата Сверек и Свегор, никогда не мог их отличить: один светлый, другой тёмный, но такие же, как отец… Смотрите, жена полоумного, ну, того, что предсказывал дождь. Ага, представляете, дождь предсказал, ну, вот, его жена, Помирта.
Однажды Свола ворвался в ковчег к отцу и кричал:
- Ты не видишь, надо мной смеются все, кому не лень, по твоей вине. Ты нас позоришь. Мне стыдно, что у меня такой стрёмный отец. Девушки даже сторонятся меня, друзья делают вид, что не узнают. А из-за чего, из-за кого, всё из-за тебя и твоей плавучей хибары.
Свалх не смотрел на сына, он слушал его и думал: «Почему Свола так жесток и глуп, что не верит ему?». Эмоции переполняли Свалха, но он молчал.
- Я теперь ничем не лучше чучела или, как его, пугала, что у нас на огороде, только на него пальцем никто не показывает, - продолжал Свола, - я не хочу этого. Ну, что молчишь? – он потрепал отца за плечи, - молчишь, ты и вправду обезумел. А я потратил лучшие годы, добывая для тебя доски. Проклинаю тот день, когда тебе приснилась эта лодка, когда ты родился и тебя проклинаю. Ты нам преподнёс, так нежданно, этот подарок. Мы теперь всеобщее посмешище. Проклинаю.
И Свалх не выдержал:
- Возьми себе свои проклятья и будь с ними. Я получил знамение и исполнил свой долг.
Пока они ругались, двое младших сыновей сидели в соседней комнате ковчега и переглядывались, слушая ругань Сволы. Неужели, он смел оскорблять отца? Помирта кормила животных, которых Свалх поселил в ковчеге, так как сарай и загон для скота пошли в качестве сырья для постройки ковчега.
- Какой долг, не смеши? – бесился Свола.
Никто не замечал, что за окном была ужасная гроза, и шёл сильнейший дождь, который земля ещё не знала. Он не прекратился и ночью и ещё два дня хлестал, не переставая. Потом волной разобьёт плотину, и огромный поток сотрёт их деревушку с лица земли, подхватив только миниатюрный в сравнении со стихией ковчежец. Их вынесло в море и, спустя ровно сорок дней, прибило к берегу.
Тяжело им пришлось эти сорок дней, тянувшиеся месяцами. Пищей для них был скот, который был в ковчеге, с пресной водой было сложно, но хуже всего то, что над ними довлела неизвестность. Свола умолял отца простить его, он целыми днями ползал за ним на коленях.
- Успокойся, Свола, я не держу зла на тебя, я понимаю, в это сложно было поверить, - в который раз отвечал Свалх.
- Но я помню, ты проклял меня, отец, тогда, в день начала. Ты сказал, чтобы я взял, забрал себе свои проклятья, - волновался Свола.
- Сынок, говорю ещё раз – не беспокойся. Всевышний благосклонен к нам, вот и голубь, посланный мной, не вернулся – близко земля. Не сегодня-завтра мы снова пройдёмся по матушке-земле, травку поприминаем, - замечтавшись, говорил Свалх.
«Ага, как же, голубь не вернулся, потому что устал лететь и утонул, наивный отец», – думал уже Свола.
Когда ковчег причалил к берегу, и все из него выходили, то последним вышел Свола, и его парализовало. Он упал, как подкошенный. Свалх кинулся к нему, но тот ничего не мог сказать, не мог пошевелиться. Он только уставился на отца, словно, говоря: «Вот оно – проклятье».
Проклятье Свалха действительно отозвалось на его сыне, ибо не каждый мог читать заклинания, а лишь избранные. На утро Свола умер, не оставив потомства. Свалх долго плакал, не отходя от могилы сына. Больше Проклятье Свалха не распространилось ни на кого, так как поразило проклинавшего. В отличие от другого проклятья, пущенного намного раньше и при других обстоятельствах. Оно не было отправлено назад к проклявшему, к Чадре.
На этом заканчивается история о Свалхе. Но загадка не решена. Ковчег, сделанный далеко не мастером, даже не отвечал нормам герметичности, однако, вода не тронула его обитателей. Одно ясно, что кто-то оберегал их в том опасном морском путешествии.
Странно, но точно такое случилось одновременно во многих местах по всему миру: под действием дождя реки, преодолевая плотины, уничтожали целые поселения. И там уже никто не ведал пощады. Всемирным Потопом называли то, что случилось, потомки.

«Сильный столкнулся с сильным, и оба вместе пали»

Двадцать пять лет кануло. Не было уже на свете ни Свалха, ни Помирты. Сверек и Свегор возглавляли род. У них уже было много детей, и даже бегали маленькие внучата.
- Ты помнишь то плавание, - говорил Свегор брату.
- Да, это удивительно, как мы выжили, - отвечал Сверек.
- Вода любит нас.
- А давай построим, - начал Сверек.
- Храм, да, в честь величия Водной Стихии, - перекрикивал его Свегор.
- Ты мысли мои прочитал.
На том и порешили.
И строили они великое творение, не воздвигаемое ни разу ещё со времён Появления Садов. Огромными каскадами хрустальные потоки несли свои монолитные воды, казалось, с самых небес. Не только Свалхов род трудился, много людей помогало в создании этого Храма. Огромные селения возникли вокруг небывалого строения. Со всего мира съехались люди посмотреть на аквистонское чудо. Совокупность селений, возникших вокруг, назвали Аквистоном, что переводилось, как «Водное царство». И вот, когда Храм уже был почти построен, на самом его верху стояли две фигуры и о чём-то спорили.
Это спорили братья. Сверек говорил, что храм следует именовать «Сердцем Аквистона», а Свегор возражал и требовал назвать его «Амулетом Свалха», в честь отца.
- Так ты ковчег отца назови.
- Нет, отец сам назвал его «Разбарианда» – «Лань, бегущая по волнам», и я не смею менять названий.
- Может, спросим у народа, - предложил Сверек.
- Народ не знал нашего отца – они не поймут.
- Раз не поймут, тогда «Сердце Аквистона».
- Отцу было бы приятно, - настаивал Свегор.
- Уверяю тебя, ему всё равно.
- Да он мёртв, но так память о нём будет жить.
Если кто знает про Мир и Ярость Стихий, то он поймёт. Во всех начинаниях их Силы заодно, но когда люди превозносят какую-то Стихию, позабыв о Всевышнем, то они, истинные Его служители, начинают противиться. Храм в честь Водной Стихии был поставлен для поклонения и благодарения не Господа, а Его слуг. И Вода вопияла к Господу уничтожить несправедливость. Силы Земли, всегда оберегавшие людей, не могли мириться с людским кощунством. Но Господь был милосерд к людям, только Его Великая Справедливость не выносила людского греха и поклонения Природе.
Разговор на вершине храма уже перерос в брань и сводился к тому, кто из братьев главнее.
- Я назову, как захочу, я старший, - кричал Сверек.
- Старший – не значит лучший, - перечил Свегор.
- Ты ж подшучивал над отцом, когда он строил ковчег, ты говорил: «Надеюсь, это не огромный гроб».
- Я это не в насмешку говорил, просто ассоциации рождались в голове. А сам-то смеялся над ростом мамы и, когда она что-нибудь говорила, шептал мне: «Откуда этот голос? Ах, вот же, лилипуты наступают».
- Не смей, ничтожество, про маму, - возмутился Сверек и занёс кулак над Свегором.
- Куда ручонки суёшь? - мощный Свегор схватил брата за руку.
Может, были расклады такие, чтобы этого не случилось, но проснулось Проклятье Чадры и влетело в души братьев. Враждующие братья громко кричали что-то друг другу. Но сначала они не слушали друг друга, теперь уже перестали понимать.
Земное напряжение достигло апогея. И вздыбилась Земля посреди храма, рухнуло чудо, сотворённое братьями. А сами они сорвались с крыши, и теперь уже их неподвижные тела покоились на земле. Проклятье Чадры разнеслось по всему Аквистону, залетая в каждый дом. И люди переставали понимать друг друга. В ужасе они бежали отсюда, кто куда.
Так первый оплот всеобщего единения был низвергнут, усилив разобщение между людьми. Позже были построены Храмы всем четырём Стихиям, но это другая история. На месте Аквистона по сей день безмолвная пустыня.

«И за преступников сделался ходатаем»

И снова Летопись вспоминает о колене Велеса. С именем Натана связаны многие события. Он – человек, первым сохранивший историю в вечности. Он единственный в роде не потерявший языка его древних предков: Свалха, Велеса и Арона, после крушения Храма в Аквистоне. Ему открылись многие тайны, и он оставил послание своим потомкам. Прочтут, правда, это послание гораздо позже, и никто не будет знать имени его отправителя. Поэтому об этом я поведаю в своё время, не нарушая хронологии. Но без сомнений можно утверждать, что Натан говорил с Ним, с Богом. И это был переломный момент в жизни Натана, и всю свою дальнейшую жизнь он посвятил клятве, данной Богу.
Натан был очень добрым человеком и безобидным. Его родители умерли рано, и он жил один. Натан был не особо красивым внешне, зато обладал прекрасным внутренним миром. Он был храбрым, но, вот, в отношениях с девушками робок. Почему-то люди не доверяли ему, хотя он был всегда искренен. Он никогда не грубил людям и на грубость отвечал рассудительностью, несмотря ни на что люди в округе недолюбливали его.
В среде бесцветных людишек, видящих «чёрно-белыми» глазами, он сливался с дорожной пылью, но не для Бога.
Натан – это человек, следящий за тем, чтобы не наступить на муравья, блуждая по дороге. Он плакал над сломанными деревьями, погибающими под рукой человека животными и людьми, он плакал над несвоевременно отобранными жизнями.
Он стал избранным. Три раза за свою жизнь Натан разговаривал с Богом.
Ему было тридцать два года, он сидел посреди дороги и пытался приставить на место хвост, кем-то зверски убитому котёнку. «Ну, за что тебя, бедняжечка?» – не понимал Натан. Его сердце просто пылало скорбью, и жалость к беспомощным животным притупляла все остальные чувства. Он собрал останки котёнка в кучку и понёс в лес, чтобы закопать. Но что за напасть? На самой опушке он встретил барсука на трёх лапах и выжженными глазами, Натан позвал его, но барсук, услышав человека, стремглав отшатнулся в кусты. Дальше в лесу он увидел небольшого волка. Тот еле дышал, его тело было изрублено топором. Натан не выдержал. Он аккуратно положил остатки от котика на землю, но подняться с колен уже был не в силах. Он восклицал: «О, Всемогущий, Сила, управляющая нами, Великий Бог! Я, Натан из захолустья близ Валерана, умоляю Тебя – спаси эти невинные сотворения Твои, помоги им, ради всего святого, что есть на свете. Я клянусь, что никогда не отвернусь от Тебя, буду почитать Твои заветы и следовать Твоим повелениям. С этой секунды и до конца существования моего».
Случилось странное явление. Из рук Натана желтая дымка протянулась к небесам и растаяла в облаках. Затем на лес пролился золотисто-розовый дождик, сопровождаемый звонкой переливистой мелодией. Капельки исчезали при соприкосновении с землёй. Бог наградил Натана даром исцеления животных и растений. Волчок приподнялся, похромал для приличия и, обрадованный таким исходом событий, убежал дальше в чащу. Котёнок, недоумевая вертел головкой. Несмотря на произошедшее с ним, видимо, он не успел испустить дух. Потом поднялся и, прыгая одновременно всеми четырьмя лапами, побежал, помахивая из стороны в сторону приросшим хвостиком. Из кустов на Натана смотрел тот барсук, но теперь уже полностью здоровый.
Незаметно сзади к Натану подошёл Дедушка. Они начали разговор с произошедшего чуда и постепенно перешли к совершенно другим, гораздо более важным вопросам. Они долго беседовали, и Дедушка рассказал Натану всю историю со времён Возрождения Мира, к тому же Натану были открыты события ближайшего будущего. И Натан решил всё это записать. Он изобрёл значки, понятные только ему, он не знал письменности. Своими значками он изобразил всё услышанное от лесного Дедушки-Сказочника, он запомнил всё.
Новоявленный ветеринар Натан очень долго писал, постепенно совершенствуя свой собственный рунный алфавит. Через семь лет он закончил текст и приложил к нему ключ в виде рун.
Скоро он снова встретится с Богом.
Люди получили в дар от Создателя Жизненную Сущность, но единственное, что они признали в ней, это плотские наслаждения и другие удовольствия, получаемые человеком в процессе жизнедеятельности.
Зокан и Баселия – эти два города являлись оплотом человеческого разврата и грехопадения. Земля, на которой происходили столь извращённые распутства, непередаваемые словами, выносить этого не могла. Но в памяти ещё сохранились эпизоды, связанные с Аквистонским Храмом, произошедшие тогда горькие события и плачевные последствия – размежевание народов – стали мотивом многих песен, рассказывающих о предпосылках войн. Поэтому Силы Земной Стихии не смели вершить кару. Но все Стихии были едины во мнении, что с пороком Зокана и Баселии нужно навсегда покончить.
Натан снова повстречал того лесного Дедушку, и Тот открыл ему, что истинно является Творцом всего. Бог поведал Натану о каре, которая должна свершиться в Зокане и Баселии. «Как же могло произойти, что Создатель допускает уничтожение Своих творений?» – недоумевал Натан.
На окраине Зокана жил парень со своей мамой, его звали Данкан, как раз около семи лет назад он встретился с Натаном. Десятилетний Данкан брёл по дороге с заплаканным лицом и нёс в руках умирающую горлицу. Натан попал сюда в поисках бумаги или пергамента, для записей Божьего Повествования. Целительные способности, полученные Натаном, помогли в излечении горлицы Данкана. С этого момента Натан и Данкан стали неразлучными друзьями. На протяжении семи лет Данкан помогал Натану в написании чудесных историй. Но с мамой Данкана Лантаной Натан не был знаком, хотя Данкан часто рассказывал своему учителю о ней, а дома его разговоры были только о Натане и его невероятных сказках, а ведь тогда даже Натан считал их сказками. «… И теперь, - думал Натан, - эти прекрасные люди погибнут в Зокане, по вине остальных, но разве нет праведников в Зокане и Баселии».
Некогда просто Дедушка, сейчас, окружённый удивительным светом, Бог находился пред ним и внимательно слушал.
- Даже если три праведника остались в этих городах возможно ли, чтобы Вы сохранили эти города? – осмелился Натан.
Улыбнулся Бог, и Натан понял, что ради всего трёх праведников Бог сохранит жизнь городов, кишащих падшими в грехе. Но потом природин лекарь прикинул, что кроме Данкана и его мамы там нет праведников. «Их всего двое, - в ужасе думал Натан, - и им уготовано место в одном гробу с грешниками».
- А двое, если их только двое, - опомнился Натан, но Дедушки-Сказочника уже не было рядом.
Из Валерана добежать хотя бы до Баселии составляло около двух суток, а до Зокана, так ещё больше. Всё равно Натан побежал, он должен был спасти невинные жизни, такие дорогие ему. К вечеру он видел с пригорка вдалеке, как сильнейший разряд молнии озарил небо и дальние холмы.
В «сердце» Бога была бесконечная Любовь к Его детям. Силы стихий не обладали этой всеобщей любовью, они могли испытывать только чувства благодарности к некоторым людям. Сейчас Силы Огня были призваны уничтожить Зокан и Баселию. Град молний поразил дома, и великий пожар охватил моментально оба города, спасшихся от стихии не осталось.
Всё ещё, на что-то надеясь, Натан бежал. Уже вдали показались руины Баселии. Когда он подбежал ближе, не было слышно ни стонов, ни криков, ничего кроме потрескивающих углей домов, явный признак того, что выживших здесь искать не придётся. Пробираясь сквозь дым, он всё бежал, дальше. Между Баселией и Зоканом простиралось нагорье, а за ним поле. Когда Натан вбежал на гору, он уже видел оттуда разрушенный Зокан. Его глазам предстала та же картина, которую он пронаблюдал здесь в Баселии. «Разве могли погибнуть невинные Божьи чада Данкан и его матушка Лантана, - не мог поверить Натан, - я не верю в это».
И вдруг он увидел, как из небольшого проёма в горах выходили такой близкий ему Данкан и его мама.
- Данкан, посмотри какой опечаленный человек, не только мы спаслись, - проговорила Лантана.
- Да, это же Натан, мам, - Данкан приходил в изумление, вглядываясь в черты человека, стоящего недалеко, - это Натан, Натан, - последние слова Данкан договаривал уже в момент прыжка навстречу Натану.
Еле заметные слёзы сползли по щекам Натана:
- Милый Данкан, вы с матушкой спаслись, какое же счастье, а я думал, что уже поздно.
- Вот, познакомьтесь, учитель, это моя мама идёт, это и есть Натан, мам, - то в одну, то в другую сторону обращался возбуждённый Данкан.
- Очень рад знакомству с вами, Лантана, вы даже моложе выглядите, чем я себе… я себе представлял.
- Я тоже рада познакомиться, Натан.
Симпатичная Лантана сразу запала в сердце Натану, он не мог оторвать глаз от неё.
- Ну, правда, моя мама просто красавица, - продолжал разговор Данкан.
- Правда, - зачарованный отвечал Натан.
- Вы меня смущаете, - вступила в диалог заалевшая Лантана.
- Извините, мы нечаянно, - неказисто оправдывался Натан, - но как вы спаслись? – наконец-то Натан вспомнил, что сразу хотел спросить.
- Я спал, и вдруг Кто-то постучал, - начал вроде Данкан, - мам, расскажи ты, у тебя лучше получается.
- Это стучал какой-то Старичок, - продолжила Лантана, - мы думали сначала, что Он Нищий. Впустили, поели, что было. И внезапно Он сказал нам, что мы хорошие люди, что нам не место в греховном стане, что нужно уходить и не заботиться о вещах. Он говорил это так внушительно, что мы, не задумываясь, пошли за Ним. Он довёл нас до этих гор, а потом куда-то пропал. Когда мы обернулись, от Зокана осталось то, что видно отсюда.
Натан понял, о ком шла речь, что это был за Старичок. «Неважно трое, двое или один праведник. Бог спас бы их всех, праведник не может попасть в одно пекло с грешником», - такая мысль закралась в душу Натана. Они все вместе шли в сторону Валерана.

«Не горело ли в нас сердце наше»

Уже около трёх месяцев Лантана с сыном жили в доме Натана. Любовь Натана к Лантане, так как теперь та симпатия уже стала любовью, с каждым днём разгоралась всё сильней и сильней. Его мысли были только о ней. Он краснел перед ней, как мальчишка, опускал глаза и не мог найти слов для разговора. Он никогда не противоречил ей и прибегал на малейший её зов. Он читал ей книги, написанные по словам Бога, но, как только заканчивал читать, тогда снова волна стеснительности накатывалась на него, и он запирался в свой мирок мыслей и грёз, сочиняя предлоги для разговора, но никогда не используя их.
Лантана, хоть и привыкла к вниманию мужчин, но она, как ни странно, была непорочна. А Данкан был ей не родным сыном. Он был сыном её сестры. И когда та умерла вместе с мужем от чахотки, трёхлетнего малыша взяла на воспитание Лантана. В детстве она жалела ранимую душу Данкана, сейчас боялась, что он не поймёт и возненавидит, поэтому Лантана никогда не говорила Данкану про настоящих его родителей, а он никогда не спрашивал ничего про отца. Итак, Лантана искала достойного человека, коего в Зокане не было. Таких добрых и отзывчивых людей, как Натан, она никогда не встречала. Она понимала, что нравится ему, и постепенно привыкала к нему.
Данкан хотел, чтобы его учитель и его мама стали одной семьёй. Эти два самых дорогих ему человека должны быть счастливы. А мужа лучше Натана для его мамы он и не мог представить. Но Лантана избегала разговоров об этом с сыном, а Натан и не заикался о своих чувствах вслух. Что-то не так было в Натане для Лантаны. Внешность не волновала её, что-то другое. Натан, казался ей аморфным, слабым и каким-то беспрекословным со всеми. Его плечо не было для неё каменной стеной, но не всё было так безнадёжно.
Как-то вечером в их дом постучали. Потом, не дожидаясь, кто-то стал ломиться в дверь и что-то орать. Натан, как обычно, перед сном читал свои истории Лантане и Данкану, и на этот раз он заговорил о Дедушке-Сказочнике, его перебил стук в дверь.
- Ты что – спишь, валенок? - кричали снаружи.
- Кто там? - спросил Натан, подходя к двери.
- Отворяй, это я Сеоп, не тяни.
- Вы ошиблись.
- Слушай, ещё секунду я здесь постою, и ты – труп.
- Хорошо, я открою, и вы убедитесь в ошибке.
Натан открыл дверь. Снаружи стоял какой-то здоровый мужлан, подвыпивший и разгорячённый. Натан его не знал, а мужик недоумевал:
- Ты кто? А где этот, седой, Па-артилап? - заревел здоровяк.
- Что за Партилап я не знаю, но его здесь точно нет.
- Ты что, дурака из меня здесь разыгрываешь?
- Послушайте, вам бы протрезветь и проспаться, но не здесь, давайте выходите.
- Эге, потише… Мне нужно башмаки залатать, если не найду проклятого «Протри-лапы», то ты их начнёшь делать.
- А, сапожник, Понт Руват, так вон, смотрите, его дом, где свет горит.
- А, понял, ну, ты ничего… Если я тебе, ну, нахамил там, ты держи меня в курсе.
- Всё нормально, до свиданья.
- Не, ну, я зайду ещё – так сказать, извинюсь.
- Не стоит, идите.
Натан закрыл дверь. Ему было очень неудобно за случившееся перед Лантаной. Он даже как-то неловко прощенья попросил за беспокойство. Тут встал Данкан и, одеваясь, сказал:
- Ну, мне пора, я должен идти.
Он уходил в свою мастерскую. Поначалу Натан пытался передать ему способность к исцелению, но, как не пытался Данкан, у него не выходило. Ведь этим даром был наделён только Натан. Тогда Данкан решил попробовать себя в искусстве, стал выдалбливать скульптуры из камня. И сейчас он направлялся доделать какой-то фрагмент. Он работал вечерами и ночами, так как в это время к нему приходило вдохновение.
Данкан ушёл, Натан, закрывая за парнем дверь, обратился к провожающей сына Лантане:
- Вы не беспокойтесь, Лантана, всё будет хорошо.
- А как вы думаете, Натан, этот человек ещё вернётся, как обещал? - спросила Лантана.
- Да, нет, он уже, наверно, завалился где-нибудь и храпит, - ободряюще отвечал Натан, сопровождая это смешной гримасой, на что Лантана улыбнулась.
Их разговор снова перешёл на лесного Дедушку, как в дверь постучали.
- Эй, это я, громила-Сеоп Жилганский, от башмачника, - снова вламывался нетрезвый мужик.
Натан подумал и открыл. Здоровяк вошёл без приглашения, Натан начал его выпроваживать:
- Вы извинились и уже уходите, - с утвердительной интонацией произнёс Натан.
- Не, ну, я вижу, ты чего-то мрачный. Не веришь мне?
- С чего вы это взяли? Вам же пора.
- Всё иду, иду…
В это время из комнаты выходила Лантана, чтобы убедиться в том, что незваный гость ушёл. И мужик, уже будучи в дверях, увидел её.
- Это что за цветок с таким заморышем? – обнаглел, дальше некуда, пьяноватый верзила.
- Я не вижу с вами цветов, - не теряя достоинства, сострил Натан.
Теперь, когда Лантана здесь, он не станет церемониться, он должен защитить её.
- Не понял, вроде бы я получается заморыш? - мысль исказила физиономию вломившегося.
- Заметьте, вы это сами сказали.
- Что ты за умник такой? Ты сидишь здесь, бабу я забираю, завтра, может, приведу, понял, - распорядился мужик из Жилгана.
- Что ты подразумеваешь под бабой? Если свою голову, то, спасибо, завтра и впредь она здесь будет не кстати. Так что давай, ноги в руки и исчезни, - оставив приличия для других, говорил Натан.
- Так всё – ты труп. Баба собирайся, - обратился он к Лантане.
Натан взял мужика за грудки и вытолкнул за дверь. Удивлённая Лантана подбежала к окну, хотела посмотреть, что будет происходить во дворе. А там всё было быстро. Натан свернул мужика, причём почти протрезвевшего, в три погибели и кинул в кусты. Напуганный силой Натана мужик, который не мог даже пошевелиться в его руках, вскочил и опрометью побежал восвояси. Натан вернулся в дом взволнованный, состоянием Лантаны. А она встречала его с улыбкой. Теперь в её глазах он стал героем. Сияя, она спросила:
- Ну, так что за Дедушка встретился вам в лесу?
И Натан, улыбаясь в ответ (он не мог сдержать улыбку, когда на него смотрела Лантана), рассказал всё: об исцелении животных, об этих историях и о предречении гибели Зокана и Баселии.
Наутро, когда вернулся Данкан, Лантана рассказала ему о происшедшем.
- Вот это Натан, я и не подозревал, - восхитился Данкан.
- Он такой таинственный, - откровенничала мама с сыном, - и скромный и ещё добрый.
- Мам, - улыбаясь, отвечал Данкан, - это неспроста, ты говоришь только о Натане.
Натан, по-прежнему, краснел от смущения и запинался, как только подходила Лантана. А её поначалу привязанность, потом восхищение перерастала во что-то более сильное. Она засматривалась на его голубые и глубокие, как море, глаза. Её смешили жесты и мимика Натана. В выражении его лица она узрела любимые для себя черты. Однажды она призналась Натану, что не мать Данкана. Она объяснила, почему она молчит и не откроет приёмному сыну правды.
- Милая Лантана, - Натан сам не поверил себе, он сказал «милая», - не нужно терзать себя этим, вы для него больше, чем мама, и не важно, скажите вы ему всё или нет.
В это время Данкан стоял в соседней комнате и всё слышал. Он вернулся раньше, когда ещё все спали, поэтому Лантана думала, что его нет дома. Данкан теперь не знал, что делать, но понимал одно, что ничего не изменилось в его отношении к маме, Лантана – всё та же его любимая мама. И он вышел на кухню, где беседовали Натан и Лантана.
- Я люблю тебя ещё больше, моя мамочка, - вот, что сказал Данкан.
Лантана расплакалась и обняла сына. Всё было ясно, и разговор продолжения не требовал. К вечеру уже забыли об этом, и огромная ноша соскочила с Лантаниной души.
События, описываемые далее, произошли в начале зимы. Выпал первый снег. Данкан блуждал один в горах, между развалин Баселии и Зокана. Как раз там, где они спасались от Кары Небесной. Он двое суток не был дома, так как уже неделю вдохновение не посещало его. Он шёл куда-то вдаль, пока не очутился здесь. Вдохновение внезапно снизошло на Данкана-скульптора. Он наклонился к земле и, сгребая в кучу снежок, принялся лепить. Пальчик за пальчиком, ресничка за ресничкой – он вылепил прекрасную девушку, обращённую взором к истлевшему Зокану.
Это чудесное изваяние запало в сердце юноше. «О, девушка моей мечты, я должен найти её среди людей», - мечтал он. Всю зиму простояла снежная статуя на том нагорье, и никто не коснулся её. А весной Данкан встретил девушку, по имени Шаванна. Её лицо. Это было точно такое же лицо, которое он слепил  там, на холме близ Зокана. Данкан водил её в те горы, но там ничего не было. Толи льдышка, не выдержав весенних лучей солнца, растаяла, толи ожила девушка и обратилась Шаванной, никто не знает. Об этом многие народы слагают песни и мифы, но никто не знает всей правды. Когда-нибудь всё узнается.
Данкан отвёл Шаванну в свою семью. Они поженились и жили счастливо, оставив после себя много детей. Одним из которых был Варак – самый искусный мастер тех времён. Ещё Летопись сохранила имена их дочерей: Гилтеки, которая была великим лекарем, знаменитым на много миль вокруг, и Хобитны, не совсем обычной девочки.
Странным был конец у этой истории. Будто бы не умерли Шаванна и Данкан – исчезли, а там, где был их дом, забил минеральный ручей.
Но это случится позже, а пока Натан и Лантана никак не могут открыться друг другу и признаться в любви. Натан-романтик сочинил прекрасное стихотворение – оду для Лантаны, но хранил его в тайне. И случилось страшное для Натана, и прекрасное для развязки узла этой затянувшейся влюблённости – он выронил бумажку с одой в комнате Лантаны. Она заметила листок, подняла и, не читая, да она бы из-за особого рунного алфавита не смогла бы прочесть, отдала Натану.
- Что это? Скажите, пожалуйста, - поинтересовалась Лантана.
Натан покраснел, не зная, куда деться, хоть провалиться сквозь землю, но соврать любимой женщине он не мог:
- Это стих, я написал, - вскользь проговорил Натан.
- Прочитайте, интересно.
- Но… хорошо.
И Натан прочёл изумительные строки о любви, которые позже барды воспоют в своих песнях. Лантана, заворожённая чтением, таила надежду, что стихи для неё и вдруг спросила:
- Как чудесно, очень повезло той девушке или женщине. Такой мужчина так красиво говорит о своей любви. Скажите, кому вы их посвятили?
Отступать было некуда, сейчас или никогда, и Натан решился:
- Вам, милая Лантана, я люблю вас.
Не ожидавшая прямолинейности Лантана смутилась:
- Вы же серьёзно, дорогой Натан, - она его раньше так никогда не называла.
- По-моему, с такими вещами нельзя шутить, по крайней мере, себе я этого не позволяю.
- Значит, вы любите меня, так знайте, что и… и я вас тоже.
- О, милая Лантана, я и не смел надеяться. Вы же не из жалости это говорите?
- Как может хрупкая женщина жалеть сильного мужчину? Я никому такого никогда не говорила, только вам.
- Моя любимая, вы согласитесь разделить со мной дни, оставленные нам Богом.
- О, так неожиданно, сразу. Я, ой… согласна, кажется.
Они сыграли тихую свадьбу и зажили счастливо, у них родился сын, и дали имя они ему Дувержал.
После того, как исполнилось сыну десять лет, явился Натану странный старик, он называл себя вершителем судеб и призывал Натана отвести сына в земли Мории и убить его там.
- Ты должен выказать мне свою преданность, - говорил старик.
И Натан не смел отказаться от Клятвы Верности.
Опечаленный, никому не говоря ни слова, Натан разбудил Дувержала, и они пошли в Морию. В дороге им встретился тот же странный старик, которого про себя Дувержал прозвал Гурпачи, что означало на древнем наречии – «Кривое Ухо», так как одно ухо старика было повёрнуто горизонтально, параллельно земле.
- Идём же, я покажу где.
Дувержал ничего не понимал, Натан плёлся, как во сне. Они подошли к большому камню, напоминающему алтарь.
- Ложись туда, Дувержал, - командовал странный старик с перевёрнутым ухом.
- Я никогда не предам Бога, - сказал Натан, - но предать родную кровь я также никогда не посмею.
- Ах ты, безбожник, как посмел ты.
Наречённый Гурпачи старик потянулся костлявыми ручишками к сыну Натана. А тот убрал сына. В глазах старика сверкнула Молния Ярости, его волосы развивались на ветру, он походил на живое воплощение возмездия всем и вся. Казалось, он вырастает в гигантское чудовище. И внезапно между Натаном и Гурпачи вырос огненный столп, постепенно превращаясь в того Дедушку из леса. Старик Гурпачи исчез. Теперь только сердце Натана успокоилось, а Дувержал уснул.
- Кто приходил сюда, выдавая себя за Вас? - занервничал Натан.
Сияющий Дедушка приложил палец к губам, указывая на спящего Дувержала. Они возвращались в Валеран, Натан нёс на руках сына. И Божий посланник пояснил Натану, что произошло. Позже слова об этом появятся в записях Натана.
Через убийство сына Натан (и через него всё человечество) лишались способности исцеления природных созданий. Кроме того, были бы очернены земли Мории, где уже появились на свет прародители четырёх великих культур. Но то, кому это было нужно, осталось загадкой. И в книге об этом ни слова, и Натан не знал. С тех пор пошли по свету всякие лжепророки, разрушая у людей веру не только в человека, но и в торжество Добра.
Дувержал проснулся тем утром, ничего не помня, только седой клок волос появился в копне его кудрявой шевелюры.
В семье Натана и Лантаны ничего плохого больше не происходило. Они жили спокойно до своих последних дней. Бог больше не приходил к Натану. И ещё одно: книги, которым Натан посвятил всю свою жизнь, пропали, ходили слухи, что они сгорели в камине его дома, в одну из небывало холодных зим.

«От тщеславия твоего ты погубил мудрость твою»

Минуло пятьдесят лет. Дувержал спал. Было видно, как под его веком вращается глазное яблоко. Он видел сон.
«Будто бы два быка одинакового окраса столкнулись лбами. И один, уличив момент, распорол рогами брюхо второго. И вдруг стадо коров и буйволов, стоящее на стороне хитрого быка-победителя, понеслось и смяло даже своего предводителя. А второе стало убегать, приминая траву, догоняющее стадо уже выкорчёвывало её. Вскоре, поле за полем, вся земля была истоптана, и ни малейшего живого клочка на ней не было. Схватились стада. И ярость сражалась против ненависти, хитрость против силы, жестокость против страха. Ни одной коровы не осталось в живых. Только один старый бык, в котором угадывались черты Дувержала, стоял посреди поля, недоумевая, и что-то стонуще мычал».
Но гораздо раньше, когда Дувержал был ещё мальчишкой, ему приснился другой сон. Это был страшный сон. Мальчишка проснулся и рассказал сон отцу: «Пап, послушай, я боюсь. Небо затянуло тучами, и ничего не было видно, солнце закрылось от нас. Были слышны голоса, но, говорю, ничего не было видно. Вскоре же молния осветила землю. Стало видно, как дядя ведёт мальчика на казнь, там стоял большой пень, а к нему прислонён топор. Рядом был странный худой старик, он был палачом, и все называли его Гурпачи. На его лице была страшная маска, но под ней было нечто более ужасающее. Я знаю это, и я рад, что не видел, как он снимает Маску Гурпачи, так называли маску. Никто не сказал, в чём виновен мальчик, его просто положили на пень, и палач уже занёс смертоносный топор. Он опускался. Вдруг молния потухла, стало опять темно, а я слышал этот звук, это был звук хрустнувшей шеи. И я проснулся. Пап, но тем мальчиком был я. А приведший его дядя – это… это был ты, пап», – мальчишка крепко прижался к отцу. Этот сон сбылся бы, но воля Всевышнего и выбор отца спасла Дувержала, вырвав из памяти те ужасные впечатления.
Натан знал теперь о даре прорицания у его сына, но никому не говорил, так как знал, что злые люди всегда найдут почву для своих гнилых семян. Этот дар принёс Дувержалу много хлопот. Его предсказания несли с собой всегда несчастья. В Валеране его прозвали Гелдоор – что переводится, как «о Беде Кричащий».
Сверстники его не любили, у него не было друзей, ведь когда он приходил, то сообщал о новом горе. В чьих-то головах зародилась идея, что он своей мыслью порождает случающиеся беды. Но он не обладал силой мысли. Он всего лишь видел вещие сны. Только вот идея о мысли, творящей судьбу, не умрёт, и пройдёт ещё немало столетий, а, именно, Сила Мысли ляжет в основу произрастания Колдовства.
У Дувержала был любимый котик – Рьяка – чёрного цвета. Дувержал не понимал Языка Природы, в отличие от отца, но с котом они понимали друг друга даже взглядом.
Постепенно люди стали шарахаться в сторону от Дувержала. А потом, увидев издали его малыша Рьяку, они гнали кота прочь. Но, так как для большинства обычных людей все чёрные коты одинаковые, любой чёрный кот становился для них симптомом появления Дувержала Гелдоора и его Дурных Вестей.
Один очень мнительный человек по имени Клохна увидел Рьяку, кота Дувержала, спящего на лужайке перед избой своих хозяев. «Ага, вот исчадие напастей», – Клохна схватил кота за шкирку, не реагируя на вопли и извороты чёрного животного, куда-то поволок его. Ходят слухи, что он пытался утопить его в бочке – но Рьяка выпил воду, потом сжечь – но, выплюнув воду, Рьяка затушил огонь. Он скинул его со скалы, кот упал, но встал и, хромая, кое-как побежал. Клохна настиг его, закопал живым в землю и сел на том месте. Но, словно крот, Рьяка прорыл себе выход на поверхность, а там стоял, смотрел огромными зелёными глазами на Клохну и смеялся. Потом исчез. Это так напугало Клохну, что его сердце не выдержало, и он умер.
Вернувшийся Рьяка плакал перед Дувержалом, просил защитить, потом кот поведал свои горести Натану, который сложил песню о Рьяке, названную «Чёрный зверёк, мешающий людям». Эта песнь перепета множество раз, кто знает, может, она стала причиной того, что глупая примета о чёрном коте, «кричащем о горе», сохранилась и по сей день.
Как только Дувержал вырос, он покинул Валеран. Купил коня и ускакал в земли далёкой Вестфалии, которые располагались на берегу реки Марицы. Там никто не знал Дувержала, и его дар расценили, как Божье Благословение, так как он предсказал рождение сына в бездетной семье Бехила – царя здешних земель. И вот надежда на продолжение рода разгорелась заново, у царя появился сын, которого он назвал Поранко. Царь озолотил Дувержала. Меньше года назад он был простым путником с Востока, а сейчас стал одним из самых богатых людей во всей Вестфалии. Здесь Дувержал нашёл жену Истеку, здесь же родились его сыновья-близнецы: Дувин и Дувмат. По сохранившемся Хроникам, когда появился на свет Дувин, он вырвался из рук повитухи и своей ручонкой вытащил за руку брата своего Дувмата. Они были не просто братьями или неразлучными друзьями, как что-то единое, как правый глаз и левый глаз, то, что не видит один, видит другой и наоборот. Все в округе уважали этих отважных ребят. Они были гордостью своих родителей, и царь Бехил любил их, как родных. Но бывают и чёрные полосы в жизни.
Дувмат, когда ему было семнадцать лет, пошёл в лес. Там он искал Ягоды Стюкили, которые хорошо утоляют голод, они просто необходимы в долгих походах, а именно такой предстоял ему и брату его. Дувин же тем временем готовил сумки. Они отправлялись в далёкий Валеран, чтобы повидаться с дедом.
Долго не мог Дувмат найти этих ягодок. Стало смеркаться, и он решил переночевать в лесу и, как раз, искал подходящее место. Постепенно темнота сгущалась. И вот уже в шаге перед собой ничего не было видно, а место для ночлега Дувмат ещё не выбрал. Он шарил и вдруг наткнулся на кого-то и, испугавшись, отпрыгнул. Незнакомец рассмеялся, казалось, что он видит в темноте, как при свете.
- Страх! Как он меняет людей. Научиться управлять им, не только своим – это, значит, управлять людьми, - раздался голос.
- Кто вы? - вглядываясь в чёрную пустоту, вопрошал Дувмат.
- А зачем тебе это? Ты, встретив меня днём, не узнаешь, - таинственно произносил незнакомец.
Но Дувмат, ориентируясь на голос, уже был рядом с ним и заломал его так, что тот не мог пошевелиться.
- Эй, отпусти, - заволновался незнакомец.
- Скажи своё имя, - настаивал Дувмат.
- Я, Суле, что означает «Ночное видение», переводя с древнейших языков, не используемых ныне. Для меня темнота не существует. О наступлении ночи я узнаю по небесным светилам. А тебе я дам новое имя Эдирне - «Третье светило».
Дувмату понравились эти слова, он отпустил Суле. На небе загоралась заря, и теперь Дувмат уже видел, что перед ним дряхлый старик с жёлтыми зрачками. И только он посмотрел на глаза старика, как Суле пристально впился взглядом в глаза Дувмата, что тот не мог пошевелиться даже. И вдруг какое-то мутное облако болотного цвета перешло из Суле в Дувмата, и его зрачки пожелтели, но зоркости это не прибавило, случилось что-то более серьёзное. А что, пока никто не знал. Суле исчез, испарился вместе с болотным туманом.
Дувмат уходил из леса недовольный, его терзало чувство чего-то недоделанного, но в то же время ничего не хотелось делать. Пришедши домой, он сразу сообщил брату в надменном тоне, что поездка на родину отца отменяется, но про ночные происшествия умолчал, что-то внутри не давало ему этого сказать.
Прошла неделя, а он нашёл себе новых друзей, редко разговаривал с семьёй, ещё реже с братом. Всем говорил, что теперь его имя Эдирне, что он «Третье светило», после Солнца и Луны. Прошло ещё время, он совсем отдалился от семьи, водил непонятные знакомства. А в это время царь Вестфалии Бехил умер, и его сменял Поранко, но Дувмат, а уже больше года Эдирне, воскликнул на площади, где происходила торжественно-траурная передача правления:
- Чем он славен, тем, что сын отца? Да мы все такие же. Сможет ли он управлять Вестфалией? - его голос звучал грозно и туманом обволакивал всех собравшихся, - я стану вашим царём.
Поранко в ужасе бежал. Все, подчинённые этому туману, соглашались с кандидатурой Эдирне. Спустя ещё два года, Эдирне посягнёт на свою семью.
Два года прошло. За это время вокруг Эдирне собралась непонятная клика. Один из них, особо приближённый к Эдирне, Чейтаб был освобождён из тюрьмы, где десять лет он выполнял каторжные работы, а до этого он был беспощадным убийцей. Теперь же стал вторым лицом в городе, но его чёрный умишко уже вынашивал план становления первым лицом.
Как бельмо на глазу была для Эдирне семья Дувержала, его самого родная семья. «Эти людишки имеют уважение в городе, а кто они такие, если я Третье Светило, и почему, собственно, третье, а не второе. Нет, какое второе – первое. Я-то могу обойтись без Солнца и Луны, а они-то без меня нет. Ну, всё равно Эдирне – это красивое имя. И этот Дувин, как он посмел вперёд меня покинуть утробу нашей матери, ну, я ему отомщу», - размышлял Эдирне.
- Так, Чейтаб, собери побольше своих головорезов, наведаемся к Дувержалу, - обратился он к начальнику охраны.
- Да, мой господин, - подчинился Чейтаб, а сам подумал: «Когда он расправится с Дувержалом, тогда я без труда расправлюсь с ним».
Это было то самое утро, когда Дувержалу приснился сон про быков. Дувержал проснулся от громких стуков в дверь и каких-то криков с улицы. Дверь открыл Дувин.
- Так, думаю все здесь, - источая вопиющую гордыню, вошёл Эдирне, - взять их, они затеяли заговор, - командовал он своим приспешникам.
Но Чейтаб поправил:
- Не взять, мой господин, а скорее, наверно, убить. Ведь так?
- Ну, погоди, я пока не желаю их смерти.
- Мой господин, причём здесь вы, остальные желают, - Чейтаб, усмехнувшись, взглянул в сторону отморозков, пришедших с ними, - Вот, Поранко, он, скорее всего, метит на ваше место; Дувержал, ваш отец, но он же, точно, унижал вас, считал ниже себя, кричал на непослушного голыша; а этот Дувин – первенец – разве не заслуживает смерти, - продолжал он.
- Первенец? Какой же он первенец? Я первый ребёнок, я сейчас сам убью его, - рассвирепевший Эдирне схватил канделябр и махнул им, но Дувин увернулся.
Дувин подскочил к Эдирне, выхватил у него канделябр, бросил на землю и сказал:
- Ты предал нашу дружбу, - развернувшись спиной к брату, Дувин уходил.
Эдирне, тяжело дыша гневом, сплёвывая пену, поднял канделябр и занёс руку над головой брата. А Проклятье Чадры уже снова пробудилось, без него здесь, конечно, не могли обойтись, оно витало над головами братьев.
В это время спускался Дувержал, и, увидев такую картину, он закричал так, что голос его был слышен, наверное, даже в далёком Валеране:
- Ты что делаешь?
Испуганный Эдирне уронил канделябр. И тогда Дувержал рассказал свой сон.
- Твой же подхалим Чейтаб убьёт тебя, а потом земля задохнётся от смрада, исходящего от разлагающихся трупов всего человечества, - заканчивал Дувержал.
- Ты всё врёшь, нарочно придумал, - возражал Эдирне, - я его создал, без меня он сгнил бы в тюрьме.
- Без тебя, сын, ничего бы этого не случилось.
- Чего этого?
- Ты слеп или глуп, по-твоему, всё в порядке? Сын пришёл казнить отца и всю семью из-за того, что ему стыдно за их существование. Ему – самому… а кому хоть, кто ты – простой самозванец, возгордившийся своими жёлтыми, не как у всех, глазами, да?
Чейтабу надоел этот трёп, и он сказал:
- Хватит, заткнись старик, - и он протянул свою руку к Дувержалу.
- Отойди, Чейтаб. Здесь я, и только я повелеваю, - воскликнул Эдирне, - ты – раб обыкновенный. Когда позову, тогда возникнешь.
- Не ори. Ты повелеваешь? Ты бы этого хотел. Но ведь на самом деле ты – никто, - внезапно перебил его не выдержавший Чейтаб.
- Как ты смел? Люди взять его, - закомандовал Эдирне.
- Не угадал, они со мной. Не так ли? – обращался Чейтаб к здоровенным мордам, осадившим двор дома Дувержала.
- Да, Чейтаб, - прогудели пришедшие с Эдирне и Чейтабом.
Но, не слушая этой перебранки, говорил Дувержал:
- Сын, твоя гордыня застилает твой взор. Дувин, - обращался он уже к другому сыну, - ты же видишь, что твой брат не в себе, с ним случилась беда.
- Да, вижу, уже давно, ещё тогда заметил, когда его глаза поменяли цвет, - отвечал Дувин, на время отошедший в тень.
Вдруг молчаливый Поранко сказал:
- Ещё тогда, когда он сверг меня с трона отца, я понял, что Дувмат или Эдирне окутан тьмой.
Дальше говорил Чейтаб, обращаясь к Эдирне:
- Теперь ты мне не нужен, - и он занёс саблю над Эдирне.
И только сабля, рассекая воздух, хотела распрощаться с Эдирне, как канделябр, поднятый с земли, остановил её полёт. Это был Дувин. Неожиданно снова проснулось братское единство на миг. Как одно целое, они сражались с головорезами, завалившими к ним в дом, пока последний бандит не лежал окровавленный у их ног. Где-то у двери валялся Чейтаб, напоровшийся на свою же саблю. И витавшее под потолком Проклятье Чадры вдруг было уничтожено. Оно погибло, конечно, последствия её сохранились, но оно больше не разъединяло людей, теперь они враждовали только по своей воле.
Гибель Проклятья Чадры сопровождалась сладковатым ароматом, который разнёсся по всему дому. Этот аромат вселял в людей на какие-то минуты понимание, пока не рассеялся со сквозняком. И в одну из этих минут Эдирне осознал, что натворил. Он кинулся к ногам отца и умолял о прощении. И этим он разрушил узы ещё одного заклятья – Пелены Суле. Эта пелена была наложена в тёмном лесу, когда Дувмат искал Ягоды Стюкили. Суле – это было необычное воплощение чего-то. Он искал в человеке порок и своей пеленой усиливал его. Заговорив о «Третьем светиле», он узрел честолюбие в молоденьком Дувмате, потом превратил это в величайшую форму гордыни. Но через мольбы о прощении, через унижение Дувмат смог уничтожить чары Суле. И эта пелена болотного цвета вышла из него и разлетелась на множество маленьких капелек, а ветер развеял её по Миру.
Дувмат снова стал Дувматом. А имя Эдирне сохранилось лишь в многочисленных грамотах, прославлявших Эдирне, написанных при его главенствовании. Теперь царём был избран Поранко, и он продолжил дело отца, выступая за мир, покой и справедливость.
Семья Дувержала всё-таки уехала в Валеран, всё-таки они взяли с собой этих чудесных Ягод Стюкили. Когда-то Гелдоор, теперь Дувержал Вольдеор – «Кричащий о судьбе», возвращался к отцу. Натан и Лантана были очень счастливы видеть сына, внуков и невестку Истеку. Поколение в Валеране сменилось, и редко кто вспоминал о том, что Дувержал был «Горевестником», только какой-нибудь плесневый дед или бабка. А разве их кто слушает?
Прошло ещё много лет. Покой, приходящий к людям в старости, позволял оглянуться назад и оценить оставленный после себя след. След Дувержала был следом доброго человека, и, именно, это приносило тот самый покой.
Дувержалу снился сон.
«Это была весна, такая смутная, нечёткая, где-то далеко щебетали птицы, как-то неясно расцветала земля. Потом было лето. Уже более отчётливая картина. Палящее солнце, зелёный мир, голубые-голубые небеса, счастливые животные резвятся на этом Празднике Природы. Иногда приходит дождик, чтобы утолить жажду земли. Далее осень. Заваленное дерево, облетели листья, засыпав тропинки, потом грязь поглотила листья. Две птицы улетают в тёплые края, а их родители остаются в гнезде. «Летите, мы здесь перезимуем», – говорят птицы-родители. Затем пришла зима. Белые деревья спят, спят животные, и весь мир засыпает. И снова весна. Это уже яркая весна. Две птицы вернулись в своё гнездо, но там уже не было их родителей».
Свой сон Дувержал рассказал наутро Истеке. «Мирная картина жизни», - подумали они вместе. На следующий день они уже не проснулись.

«И дал дары человекам»

Много ходило слухов о чудо-пророках, читающих вещие сны. Но в чём обвиняли некогда Дувержала, то породилось через поколение от него. Один из детей Дувмата – Гердаш был необычным мальчиком, по крайней мере, в сравнении с остальными детьми Дувмата, а их, к слову, было у него двенадцать. Дувмату было только пятьдесят восемь лет, когда случилась ужасная трагедия в его жизни. Из всего, что было ему дорого, он не потерял тогда лишь своих детей и жизнь, впоследствии и то, и другое в сравнении с утратой потеряют для него всякую ценность.
Это случилось в горах, куда он отправился со своей женой Реверой и сыном Гердашем, которому было тогда двенадцать лет. Остальные его дети остались в Пусторе – селении близ Валерана, в котором они жили. Кроме них в горы пошёл и его брат Дувин, прозванный Гереосаром (что означает «Подавший руку»), с женой Лепакой и двумя сынишками близнецами Сином и Крином, которые были ровесниками Гердаша. Дувин, семья которого жила недалеко от Пусторы, оставил дома двух дочерей: Ведину и Альчевину – и маленького сына Турлина, которому в тот день исполнилось три года.
А взяли они с собой своих двенадцатилетних сыновей за тем, чтобы посвятить их в «Макечи» – Воинов Гор, чего когда-то не сделал Дувержал со своими детьми, так как жили они в далёких краях. Воины макечи – это самые уважаемые мужчины и парни на много миль вокруг. Их талисман – это кольцо с жёлтым переливающимся камнем Разолитом – «Солнечным самоцветом», но вправленный в кольцо его уже величают, как Кристалл макечи. Этот Кристалл должен обрабатываться в виде какой-нибудь фигурки. Только мужская половина населения посвящалась в макечи, хотя были исключения. Ведина, дочь Дувина Гереосара, в своё время упросила отца, и теперь она носила перстень с жёлтеньким камнем в виде звёздочки. Альчевина же никогда не увлекалась боями, кланами и клятвами, цветы и книги – вот, что она любила больше всего. Но о детях Дувина Летопись вспомнит позже. Здесь будет сказано о детях Дувмата.
Старший сын Дувмата Лат – это означало «Нахохлившийся голубь»; второй сын Бахия – «Свернувшийся ёж»; далее Стенат – «Улыбающийся олень»; Нуро – «Дремлющий кот». Потом Ревера родила Дувмату трёх подряд дочек, которые не посвящались в макечи. Их звали: Сипелькаа – «Заморская пальма»; Мавриника – «Цветущая акация»; Суписта – «Безмолвная иволга». Следующим был Гердаш – «Рыжий муравей», он не был рыжим, зато радужная оболочка его глаз была оранжевой; девятым же в списке детей Дувмата был Горел – «Горькая полынь»; за ним Коплант – «Зимующий снегирь»; потом Реудат – «Своенравная собака»; последний Бажида – «Зелёный ящер». С каждым именем связана своя история воспетая бардами.
Перстень Гердаша был с минеральным жёлтым муравьишкой – работа хорошего мастера. А Дувин припас сыновьям такие перстни: Сину с камнем в виде полумесяца, а Крину – в виде креста.
Но ужасный белый мрак лавины разрушил все планы. Задержавшийся на минуту в пещере Дувмат пережил своего брата. Он вышел. Там, где было ущелье, по которому они шли ещё вчера, теперь было грязно-ледяное поле. Из семи – он один – это слишком тяжёлое испытание. Наверно, поэтому Высшие Силы толи сжалились над ним, толи были другие причины, и он вдруг услышал детский стон где-то совсем близко. Это был его рыжеглазый сынок. Присыпанный снегом, он лежал неподалёку в кустах, плача от боли: у него была сломана рука. Дувмат возвращался с Гердашем на руках в Пустору, принося горестные вести.
За год после этого случая Дувмат постарел больше, чем за последние десять лет – он ощущал себя на семьдесят. И всё это время Стенат – третий сын Дувмата сидел и перебирал слова Гердаша, засевшие в его памяти. Этот разговор случился год назад, накануне катастрофы, произошедшей в горах.
- Стенатушка, а зачем мне идти в эти горы, - испуганным тоном спрашивал Гердаш.
- Ты станешь настоящим мужчиной, братик, - отвечал Стенат, - защитники гор – это великие воины.
- Но я слышал, что в горах опасно, много снега, может задавить людей. Я… Мне той ночью показалось и теперь уверен, что завтра точно так и будет.
- Не говори этого, Гердаш, беду ещё накликаешь.
- Мы с папой не погибнем, не волнуйся, - задумчиво произнёс Гердаш и добавил, - мне показалось.
- Ну, всё, спи, - убаюкивающе прошептал Стенат.
Стенат всё рассказал отцу, но только через год после тех ужасных потерь.
- Да, он в деда, тоже сны видит правдивые, - безразлично заключил Дувмат.
Но ничего от предков на самом деле не передалось рыжеглазому Гердашу. Кроме гордыни, некогда посеянной в душе отца его – Дувмата, обзываемом тогда Эдирне. Конечно, это была не та её крайность, способная давить родную кровь, но высокомерие – могло стать вторым именем Гердаша.
Тот разговор Стената с отцом слышал ещё один человек, как раз Гердаш, тогда-то он вспомнил про деда Дувержала, в свою бытность видящего будущее во снах.
Бедняга Гердаш, как мы уже сказали, в душе был очень тщеславен, но мало кто в доме обращал на него внимание. Все как-то суетились, им было не до него. Так было до трагедии в горах, также всё осталось и после. Если раньше отцу было некогда общаться с сыном, то сейчас ему было вообще не до кого. Мать Гердаша, вот, возможно, что только она замечала своего сына. Он строил домики из песка, показывал ей, а она радовалась вместе с ним, казалось, что искренне. Ах, я же забыл, ещё два маленьких глаза наблюдали за строительством Гердаша. Однажды случилось следующее. Тогда на свет появился малыш Бажида, и он очень сильно заболел, мать не отходила от младенца ни на минуту. А брошенный всеми Гердаш лепил песочные домики и жаждал, чтобы кто-то порадовался этим строениям вместе с ним.
- Мама, - как хвостик, он ходил за матерью, - пойдём, посмотрим, какой домик чудный я сделал.
Но мать отвечала, что ей некогда, что его младший брат сильно болен, и она должна оставаться с ним. Нудный Гердаш не отставал:
- Ну, пожалуйста, - хныкал он.
Шестой день болезни был особенно тяжёлым, Бажида начал задыхаться, не переставая, кашлял, а глупыш Гердаш ползал на коленях за матерью и умолял поиграть с ним в песочнице. Ревера не выдержала и закричала:
- Что же ты пристал? - она быстро побежала к тому месту, где возвышался небольшой кривоватый домик, но в конструкции чувствовалось усердие и аккуратность, присущие его строителю, - мне надоело, вот, - она раздавила ногой этот хрупкий домишко, - наконец-то ты отстанешь, Гердаш.
Рыжие глазки постепенно набухали слезами. За углом плакал ещё один человечек. От самого родного и близкого создания Гердаш никак не ожидал такого.
- Что ты делаешь, - бросился он собирать превратившиеся в россыпь песка башенки, - там же человечки жили, они все, все поумирали там, их засыпало, хоть бы тебя так же засыпало. Да, - его плач перекатился в истерику.
Потом вызвали какого-то знахаря, и вскоре Бажида пошёл на поправку. Но отношения Гердаша с матерью не изменились. Ревера долго извинялась перед сыном, но он не был способен на прощение. Через две недели его мать погибла, и лишь тогда он понял, что лишился единственного человека на земле, который его любил.
Он уже не лепил из песка. Он рос, как отшельник. Эти вспышки ярости у него изредка случались, поэтому братья не часто касались его. Парнем он не пользовался спросом у девушек, так как его рыжие глаза отпугивали их. Он был очень своенравен и эгоистичен, а его ни во что не ставили. Как же он возненавидел этих букашек-людей, которые окружали его. Хотя этот рыжеглазый мальчонка также ни во что не ставил людей, которые не были интересны ему, выходит, он и сам не лучше своего окружения. Однажды Гердаш украл деньги у отца и купил себе дорогие одежды, ходил в них, показывая тем самым потрёпанным братьям-работягам, что он выше их. А те только посмеивались. Помните о старике в лесу, с которым тёмной ночью беседовал Дувмат; помните о той Пелене Суле, которой одноимённый старик одарил Думата и которая разлетелась по всему миру, вселяясь малюсенькой частицей в человека и пробуждая в нём гордыню? Словно семя в плодородной почве эта частица могла прорасти, а в каменистой иссохнуть. Сын своего отца, Гердаш позволил семени гордыни прорасти.
Возможно, вы уже заметили, что слова Гердаша оказывались пророческими, но никакого отношения это к Дувержалу не имело. Хотя рыжеглазому сыграет на руку то, что его дед в своей бытности видел вещие сны. Он стал выдавать себя за ясновидца. Не подумайте, что с легкомысленно брошенного им слова погибла его мать и родственники в горах. Это не слово. Мучительная работа мысли. После того случая в песочнице, когда Ревера растоптала песочные городушки сына, как же мучился Гердаш. Эти проплаканные ночи. Он думал и негодовал. «Она предала меня, мне эта жалость не нужна, пусть себя пожалеет», – чёрные мысли затуманили его глаза. Он строил образы, в голове проигрывал варианты смерти своей матери. Он бился в подушку и кричал, что ненавидит её; опомнившись утром, он ненавидел себя за эти ночные мысли; но всё же он жаждал мести.
Также он не любил дядю Дувина, так как, когда он заходил к ним в дом, то трепал его по голове, подмигивал, чего-то спрашивал. Этого не понимал и не любил Гердаш. Он думал: «Я что щенок? Он меня по голове трепет, нашёлся тут дядька». С дядей у него ассоциировалась и вся семья дяди. Поэтому, когда он узнал о походе в горы с дядей Дувином, тётей Лепакой и их двенадцатилетними сыновьями-близнецами, то автоматически в его гнусные размышления по ночам добавились и эти родственники. Гердаш представлял, как огромной льдиной, несущейся впереди снежной волны, сбивает их всех, а потом навечно накрывает этой снежной крышкой. Но откуда появилась эта сила мысли, способная создавать образы, мозаикой складывающие будущее. Бог наделил его. Тогда не рождалось злых детей. Только внешние факторы могли повлиять на характер Гердаша. Он был не готов и не способен нести бремя дара, он не любил свои глаза, пугающие окружающих и его самого. Он должен был творить Добро. Но сотворил зло, и это не был конец.
За несколько минут до катастрофы Гердаш проснулся в пещерке. У костра сидели Дувин с женой, Ревера и Дувмат. Дувин говорил:
- Да, братик, хороший у тебя сын должен вырасти, он своевольный, не даёт себя в обиду. Макечи – это для него, только я не пойму, почему он всегда такой настороженный и никогда не поддерживает разговор.
Продолжила Ревера:
- А я что учудила – разрушила его трогательный домик, ну, он меня тогда разозлил. Я не выдержала, что ж я так разошлась? Он теперь и разговаривать со мной не хочет.
Это всё слушал Гердаш и плакал. Потом все выходили, Дувмат задержался (он гасил костёр), а Гердаш, осознав всё, кинулся за остальными с криками: «Постойте!» Было поздно. Бесшумный убийца уже ушёл. Маленькой ледышкой зацепило Гердаша, и он упал в сторону и неудачно приземлился на руку. Сошедшая лавина была беззвучна, поэтому Дувмат ничего не слышал. Об остальном повторяться нет смысла.
Прошли годы. Гердаш красуется в цветных одеждах, купленных на украденные у отца деньги. Его братья и сёстры работают в поле: кто пасёт овец, кто полет грядки, Стенат плёл корзину.
- Я здесь, - начал Гердаш, никто не оглянулся.
Только Стенат его слушал, но на него не смотрел. Гердаш продолжил:
- Ладно. Я бы не стал врать. Это невероятным покажется, но мне приснился необычный сон, - слова звучали заученными фразами, но кроме Стената его всё ещё никто не слушал, а Гердаш не смолкал, - Вы все, вся моя родня и отец в моём сне вы целовали мои ноги, - уже внимательно слушали его братья и сёстры, - а Лат натирал мне спину маслом, Бахия махал опахалом, а храбрый Стенат стоял на страже, он смотрел, чтобы никто не подошёл и не обидел меня.
- Ты чего там мелешь? - пренебрежительно произнёс Бахия.
- Повтори ещё раз, что ты сказал, - гневаясь, подошёл Лат, - и я тебе шкуру спущу.
- Эй, Лат, успокойся, - заступился Стенат, - он же шутит, а-то вы привыкли, что он молчит, пускай говорит.
- Говорит, а не заговаривается, - возразили в один голос Сипелькаа и Мавриника, - ноги какие-то ему целовать, прям-таки.
Самолюбие у большинства детей Дувмата граничило с гордыней.
- Что можно было расценить в моих словах как шутку? - возмущался Гердаш, - вы сами всё увидите, так будет. Это же не сон… - начал вроде бы он, но опомнился и замолчал. Об этом ему говорить не стоило.
Лат взбесился:
- Я убью эту козявку.
- Я не желаю вам плохого, но также не хочу для вас ничего хорошего. И мало чего хорошего будет у вас, - вновь говорил Гердаш.
- Так, кто его заткнёт? - отозвался с поля Бахия, - я сам это сделаю.
Стенат недоумённо произнёс:
- Гердаш, ты уже обратил на себя внимание, это всё заходит слишком далеко.
- Ха, я не придумываю, - злорадно смеясь в лицо Стенату, голосил возбуждённый Гердаш, - ты охранять меня будешь ото всех, как и сейчас. Посмотри, они готовы растерзать меня, не могут представить себя униженными предо мной. Но ты не такой, ты милосердный.
Обстановку разрядила, пришедшая на поле Суписта, которая принесла обед.
- Я доделал корзину и ухожу, так что поостерегись, братец, - собираясь уходить, заключил Стенат, обращаясь к Гердашу.
Гердаш остался без защиты посреди поля, начинённого негодующими по отношению к нему людьми, его родными людьми. Даже пятнадцатилетний Горел смотрел с ненавистью на брата, заявляющего о своём превосходстве. Гердашу показалось, что Лат бросился к нему, он развернулся и со страху помчался в сторону полесья. Лат же на самом деле даже не шелохнулся, он только крикнул, увидев убегающего Гердаша:
- Беги, малявка, набегаешься, и не такие дебильные сны приснятся.
Не оглядываясь, бежал Гердаш, подгоняемый ветром. Зелёные кусты сплетали перед ним свои лапы, но прорывался через них Гердаш, не взирая на царапины. Не разбирая лесных троп, он убегал. И выбежал на небольшую незнакомую дорогу. Солнце уже покидало небеса. Гердаш оглянулся. Ему было неведомо, где его дом, и откуда он прибежал. Настоящий страх подкрадывался к Гердашу.
Сумерки спускались в лес. Он брёл по этой дороге, не зная, что всё дальше и дальше отдаляется от дома. С вечером пришёл и холод. Свой халат Гердаш потерял на каких-то кустах во время недавней пробежки от собственной тени. Продрогший он плёлся куда-то и вдруг услышал зловещий хохот. Оглянулся, но никого не было, он подумал, что это его братья смеются. О, как он был рад им. Гердаш побежал на хохот, но там никого не было.
-Не прячьтесь. Бахия, это ты? - воскликнул он.
В ответ снова раздался хохот. Но хуже всего то, что это действительно был не Бахия – это разбойники лесов устроили охоту. Дорогая рубаха Гердаша свидетельствовала о состоятельности владельца. Знали бы они, откуда эта одежда у Гердаша, то, возможно, дали бы ему милостыню. А сейчас он был для них богатеньким папиным сынком, заблудившимся и тем самым взвалившим на себя охапку приключений.
Всё ещё надеясь, что это его братья подшучивают, метался Гердаш от куста к кусту. Страх и злоба на братьев одолевали его. Он свалился под деревом и задумался: «Они не поверили, они пугают меня в лесу, но придёт время, и они склонятся предо мной». Он начал строить немыслимые комбинации в своём воображении. Как его братья и сёстры умоляют его простить их, унижаются, и Дувмат – отец – пришёл на поклон к сыну. Но не успел рыжеглазый парень всё это осмыслить до конца: тяжёлая рука схватила его за шиворот, а другая прикрыла рот. От испуга Гердаш потерял сознание. Очнулся в жалкой берлоге, в грязном и вонючем углу. Был слышен храп. Он огляделся. Подле выхода сидел человек у костра, видимо, охранял. Остальные спали. В дальнем углу на шкуре медведя спал, очевидно, предводитель этого сброда. «Разбойники», – заподозрил Гердаш. Но убежать он не мог. Его руки и ноги были связаны туго верёвкой, а во рту мешался кляп.
Наутро бандиты уже понимали, что в углу связанный валялся обычный парень из здешних мест. Но отпускать они его не собирались, хоть какие-то деньги за него они надеялись получить. Долго они вели парня из леса, пока, наконец, не вышли в полупесчаную степь. Вдали показался караван. Главарь разбойников Шамид поприветствовал начальника каравана Бех-Юлая.
- Куда путь держишь? - поинтересовался Шамид.
- На юг, назад в Сэндорию, - ответил арабский купец.
- У меня для тебя есть кое-что, - указывая на Гердаша, говорил Шамид.
Так Гердаш был продан в рабство в далёкую, неизвестную страну Сэндорию, что означало «Беседа в песках».
А тем временем, переполошившись, братья прочёсывали лес в поисках Гердаша. Даже маленький Бажида был здесь. Горел нашёл халат Гердаша, испачканный кровью, видимо, Гердаш порезался о колючки, пока убегал от своей тени. Но братья решили, что на Гердаша напал злобный зверь, и этот халат – последнее, что от него осталось. Так думали те, кто хотел в это верить. Стенат был не таким. В своих поисках он набрёл на логово разбойников, которые ушли отсюда за час до его появления. Пошарив в полутьме, он бы так и ушёл, если бы не колечко с жёлтым каменным муравьём, которое он нашёл там. Стенат рассказал об этом братьям, но те лишь развели руками, и тут заговорила Сипелькаа, старшая из дочерей Дувмата:
- Стенат, разбойники ли, звери, к чему все эти разговоры? Отцу будет спокойнее, если он узнает, что Гердаш погиб в пасти зверя, к тому же это выбор самого Гердаша, его никто не гнал.
- Он не погиб, - возразил Стенат, - и я встречусь с разбойниками.
Но не суждено было Стенату говорить с разбойниками. Только растерзанное тело Шамида ждало его в логове, оно шептало:
- Кем же он был, что кара так скоро настигла нас? - после чего бандитский лидер испустил дух.
В лесу дикие звери задрали всю банду. И даже ловкий Шамид, хоть и добежал до убежища, но он был смертельно ранен: Медведь половину скальпа содрал с него. Но это не случайность. Неугомонная мысль Гердаша обрекла банду на эту тяжкую смерть. Стенат возвращался домой. Словно след на песке, смытый морской волной, тлела надежда на нахождение Гердаша.
- Ну, вот, Стенат, его, видимо, всё же загрыз зверь, - цинично успокаивала Сипелькаа, - я отцу уже всё рассказала, что его сын в тяжелейшем единоборстве с медведем погиб, смертельно поразив зверя.
- Да ну, пусть так, - согласился Стенат, - тосковать и волноваться за ненайденного Гердаша для старого сердца отца – это слишком тяжёлое испытание, а время – прекрасный лекарь.
Сипелькаа была непревзойдённой лгуньей и выдумщицей, так что убедить отца ей не составило большого труда.

«Не пощадит он в день мщения»

Но теперь перенесёмся в далёкую Сэндорию, куда въезжал богатый караван, к которому месяц назад присоединился рыжеглазый паренёк с силой Творящей Мысли. Он – вольнолюбивый, гордый малый – был продан в рабство. Научившись управлять мыслью, он не сумел постичь одного. Его мерзкие и чёрные желания, спрограммированные злым умишком, исполнялись очень быстро, но отменить их он не мог. Добрые же, благопобуждающие образы, даже для него самого, не воплощались. Сила его мысли в добром творении была недостаточной для создания реального образа, поэтому освободиться от рабства он сразу не сумел. Только коварный план станет для него дорогой к свободе и огромной власти.
На чужеземца-раба многие обращали внимание. Его рыжие глаза вызывали большой интерес. Женщины, привыкшие к роскоши, которым уже надоела песочная повседневность, видели в нём тайну. И одной из очарованных им была жена фараона. Её звали Малекка. Гердаш возмужал и стал очень смазливым на внешность. Предрасположение Госпожи Сэндории играло на его стороне. Из обычного раба он стал особо приближённым ко дворцу фараона рабом, личным пажом Малекки. Я не берусь утверждать, что у них была любовная связь, ведь История умолчала об этом. Малекка была тоже очень молода – пятнадцать лет, а уже стала женой фараона, но её воспитание и внутренние убеждения не позволяли ей изменить супругу. И я склонен этому верить. Другое дело сам Баши – это имя фараона. От каждой служанки у него было по ребёнку, и лишь малолетняя Малекка всё ещё не носила во чреве будущего фараона пустынь Сэндории. Баши изменял Малекке и после женитьбы. Малекка была верна. Однажды Баши приснился сон, и он рассказал его жене:
- Представь, такой явный сон, будто я купаюсь в реке. И, о, Небеса, это было вино. Вместо воды – вино. Я пил его и пьянел, но, кое-как выкарабкавшись из воды, то есть вина, я подполз к столу – надломить хлеба. Но вместо него на столе лежал громадный камень. Такой явный сон, что я не знаю, что и думать.
- Послушай, господин Баши, - отвечала Малекка, - что необычного в этом сне? Ведь они всегда такие непонятные.
Этот разговор слышал ещё только один человек на земле – паж Малекки Гердаш. Он понял, что пришло его время. Выйдя из-за ширмы, он обратился к фараону:
- Господин Баши, в своей великой мудрости вы и сны видите вещие. В своих краях я славился тем, что мог читать сновидения, и я могу рассказать вам секрет вашего сна.
- Раб, ты подслушивал, - возмутился фараон, - это твои последние минуты.
- Успокойся, господин, - вступилась Малекка, - ведь если он умрёт, мы никогда не узнаем, о чём был твой сон.
- Да, ты права. Говори, - пробурчал Баши.
- Как будет угодно, - склонился Гердаш и начал, - Река вина свидетельствует о расточительстве виночерпия, он не жалеет вашего имущества, разливает дурманящий нектар, а камни вместо хлеба – это алчность хлебодара, ибо ворует он из ваших закромов.
- Ловко ты придумал, но я проверю, и если это выдумка, то ты умрёшь. Если же правда, то умрёт хлебодар, виночерпий и ты. Ты за подслушивание.
Но не зря Гердаш обладал силой мысли, сигналы его образов начали сгущаться, и вскоре благополучный для него план уже воплощался наяву.
Виночерпий вымыл полы в винодельне, и довольный переливал вино по кувшинам из бочки. Бочку он отставил в сторону и разглядывал цвет напитка, когда вошёл фараон. Баши потребовал поднять бочку. Вымытый пол везде высох, а под бочкой солнечные лучи не смогли испарить влагу. Объяснений никто не слушал, фараон решил, что под бочкой были следы пролитого вина. Виночерпий был обречён. Хлебодар вёз зерно с мельницы в амбары фараона. Путь его пролегал мимо собственного дома. Ночью пошёл дождь, и, чтобы не промочить зерно, хлебодар поставил мешки к себе в сарай. Наутро сарай уже обшаривал фараон со слугами. Так по случайности и хлебодар лишился жизни.
- Могущественный, благородный и справедливый Баши, если ты прикажешь убить пажа, - говорила Малекка, - то во всём мире не останется человека, способного толковать твои мудрые сны.
Этих слов и нежного поцелуя хватило, чтобы сохранить жизнь Гердашу. Но каким жестоким стал урок жизни для поистине аккуратного виночерпия и безмерно честного хлебодара. В ту ночь был зачат наследник фараона Баши. Но судьба распорядилась так, что наслаждаться положением фараона тому наследнику придётся недолго. Не дольше часа.

«И память о них предана забвению»

Жизнь Гердаша в Сэндории уже совсем отличалась от рабской. Он вроде бы читал сны фараона, хотя в действительности они не были вещими. Такими их делал Гердаш, он вдыхал в них материю. Он был окружён наложницами и очень сильно приблизился к фараону. Возможно, Баши доверял ему больше всех во дворце, ну, может, кроме Малекки и родившегося сына Халифа. Существовавшая симпатия между Гердашем и Малеккой осталась, но они уже намного реже виделись: он был увлечён попавшей в его руки властью, она своим чадом.
Был ещё один сон у фараона, о котором упоминает Летопись. Через три года Баши обеспокоенный подозвал к себе Гердаша, и очень тихо рассказывал ему сон:
- Это ужас, как будто я умер и лежу в гробу, какой-то худой и бледный. Похороны там, Малекка вся чёрная, и тут приходит Казатон. Ну, которого я назначил собирать с народа подати в казну. Заходит, посидел на моём троне. Стал ногами у моего изголовья, такой упитанный, и молитву бормочет, я не выдержал и проснулся. Верно, он хочет сместить меня.
- Не спеши, господин, - уже без церемоний, как раньше, разговаривал Гердаш, - выслушай, ведь мне сегодня тоже снился сон. Только в моём сне было три гроба. В одном был ты, господин Баши, в другом твоя жена Малекка, а в третьем лежал я. Наши тощие тела едва наполовину заполняли пространство саркофагов. А Казатон, действительно толстый человек, молился у наших изголовий. Казалось, что он молился вечно, но встали мы из своих усыпальниц и кланялись ему, благодарствуя за молитву.
Хочется пояснить. Казатон был близким другом Гердаша, и это был тот, пожалуй, первый случай, когда Гердаш задумался о ком-то кроме себя. Ведь всё про свой сон он, конечно же, придумал, в его голове уже родилась фантазия, которая толковала этот вещий, в кавычках, сон Баши.
- А Халиф, что было с ним? - испросил фараон.
Не думая, Гердаш отвечал:
- А с ним всё было в порядке, он спал в колыбели.
- Ну, что ж, о чём наши сны? - не терпелось фараону.
- Всё просто. Ты – это первый человек здесь в Сэндории, после тебя идёт Малекка, твой сын ещё мал и мало влиятелен, так что третьим человеком в Сэндории можно считать твоего толкователя снов, то есть меня.
- Ну, я согласен, - вмешался фараон.
- Так вот, Казатон – это не самый значительный человек в твоих владениях, господин, как сама Сэндория не так влиятельна во всём Песчаном Краю. Гораздо большую роль здесь играет Валеран и прилегающие земли, что во сне означало тебя, господин; Вестфалия – Малекка и Палестина (тогда Палестиной именовались земли, простирающиеся на весь Аравийский полуостров) – очевидно, что это я. Эти плодородные страны лишатся плодородия. Сильнейшая засуха поразит эти земли, и долгие годы они будут голодать, и вынужденные, они обратятся за помощью в Сэндорию. Тогда уже ты, господин, управляя Сэндорией, поможешь им встать на ноги. И они будут благодарны, и платить подати. А Халиф, скорее всего, обозначал запредельную Колхиду (в те времена Колхидой называли земли Древней Греции), засуха которой не коснётся, и её люди не придут на поклон сюда. Но, как только Халиф станет твоим наследником, тогда Колхида воспрянет из неизвестности.
Того не подозревая, Гердаш напророчил о скором величии Древней Греции, вот только Халиф не наследовал фараонства вслед за Баши. Не испытывая судьбы, Баши всё-таки казнил Казатона. Мы уже говорили раньше, что все попытки доброго программирования Гердаша заканчивались ничем, и Казатона спасти силой своей мысли он оказался не в силах.
Всё сказанное исполнилось через три года. И Палестина просила подаяния, и далёкая Вестфалия, и некогда богатейший Валеран. Сэндория начала процветать. Эти годы были очень урожайными: скот давал большой приплод, и поля приносили многие продукты. В тот год и пришла родня Гердаша из Пусторы в эти земли, как он и обещал перед своим исчезновением.
И Лат стоял на коленях перед Гердашем, который раздавал хлеб попрошайкам, и даже младшенький Бажида и дряхлый Дувмат. Конечно, никто не узнал Гердаша в его нынешнем обличии. А он в свою очередь был безмерно рад видеть близкие ему лица в этих далёких землях. Он жаждал обнять их, но не смел раскрываться, так как не вполне доверял им. Он даже помог им устроиться при дворе фараона.
Лат стал банщиком фараона, а Бахия всюду ходил за Баши с опахалом в руках. Стенат по просьбе Малекки стал начальником всей стражи. Коплант – виночерпием, Реудат – хлебодаром, сёстры стали прислуживать Малекке. Сипелькаа стала советчицей Малекки по вопросам макияжа и косметического ухода. Она добывала различные омолаживающие травы и делала отвары. Мавриника занималась шитьём и всем, что касалось нарядов, а смиренная Суписта убирала за госпожой, кроме того она стала врачевательницей при дворе. Четвёртый сын Дувмата – Нуро – сумел втереться в доверие к самому Баши, и через некоторое время тот сделал его сборщиком податей, чем три года назад занимался печально упомянутый ранее Казатон. Горел угодил в темницу, но благодаря стараниям Гердаша и Стената был выпущен. Всё-таки хорошей работы ему не нашлось, и он стал шутом у Баши – такова была цена за освобождение. Бажиду Гердаш взял во дворец к себе и тайно учил чему-то. Дувмат остался один в чужом краю и горевал.
Через год Гердаш зайдёт к отцу и всё расскажет ему. Тогда, видя слёзы отца, он будет искренен, как никогда. Он расскажет и о гибели матери, и о разбойниках и о своей возмещённой гордыне и творящей мысли. Отец воспрял, несмотря на страшные рассказы о материализации злобных замыслов сына. Но от отца никто не узнает о тайне Гердаша, процветающего у них перед глазами у собственных родственников, ведь свои рыжие глаза он всегда скрывал под парчой.
Не поговорив с детьми, Дувмат на следующий день уйдёт из Сэндории. И только дежурящий у ворот Стенат увидит знакомый удаляющийся силуэт отца. С тех пор больше нет достоверных сведений о Дувмате. Но говорят, что он вернулся в Пустору и умер в тех же горах, где подо льдом покоились самые дорогие ему люди.
Десять лет ещё правил Баши после возвеличивания Сэндории. Но потом слёг с тяжкой болезнью. И снился ему сон, подозвал он к себе Гердаша и рассказал:
- О, ближайший и вернейший Гердаш Ёсфот, что означало «Разгадывающий сны». Я видел сон. Будто бы змей обвивает меня, потом сдавливает шею… И задушил. Вдруг подошёл человек в чёрном одеянии и забрал змея, я не видел его лица. Что это?
- Я попробую угадать. Ты неизлечимо болен и до завтра не доживёшь, болезнь удушит тебя, - выносил приговор Гердаш.
С ужасом смотрел Баши в ухмыляющиеся рыжие глаза. Он на миг потерял сознание, словно сон вернулся к нему: «Человек в чёрном повернулся лицом, и на месте глаз ярко светились два рыжих огонька». Баши снова вернулся в сознание.
- Так это ты, ты послал болезнь, - в предсмертной агонии кричал фараон.
И вновь говорил Гердаш:
- За всю свою жизнь, Баши, ты видел лишь один вещий сон, и волей судеб он стал твоим последним сном. Я не умею читать снов, и я не читал твоих снов. Я их претворял в жизнь своей мыслью, и ты прав твоя болезнь – это моих мыслей дело, но не только.
- Я покончу с этим, - воскликнул Баши, но сильнейший приступ удушья остановил отсчёт дней его жизни.
Гердаш взял в жёны Малекку и занял место фараона. Только тогда он поведал  своим братьям и сёстрам, что он тот самый Гердаш – их родной брат. На эту новость все отреагировали по-разному, и лишь Бажида был спокоен. Малекка долго оплакивала мужа, но природа взяла своё, через год она забеременела уже от Гердаша и родила ему сына, которого назовут они Дайрутом. Не долго продержатся они у трона разбогатевшей Сэндории, ведь подрастал Халиф – сын Баши. И он ненавидел мать, так как считал, что она предала память об отце, а Гердаша-самозванца он ненавидел ещё больше, за то, что тот сел на его место – место наследника Баши.
Через три года после смерти отца Халиф свергнет их обоих, но и сам не насидится на сэндорийском троне. Он заманит Гердаша и Малекку в хижину, в которой заживо сожжёт их. В предсмертных муках Гердаш сотворит последний образ. Не считая образа пробитого молнией Халифа, это будет образ его младшего брата Бажиды, мило беседующего со своими многочисленными потомками. Там будут и дети Стената, и Суписты и остальных сыновей и дочерей Дувмата, а также потомки Дайрута, сына Малекки и Гердаша. Но не мог знать Гердаш, что Халиф уже расправился с его самым младшим братом, с любимцем его Бажидой. Сотворённый дождь потушил пожар в хижине, но ни Малекка ни Гердаш не спаслись – добрые образы не получались у рыжеглазого горемыки. Обгоревшая избёнка, раздробленный молнией труп Халифа и убегающий человек с бешеными криками, что он этого не хотел – это последняя сцена из жизни Гердаша.
Место правителя не пустовало, и фараоном стал один из многочисленных детей Баши от наложниц. Это был настоящий тиран – Кэгорт. Но во время его властвования окончательно угасло неожиданно встрепенувшееся пламя свечи величия Сэндории. Он умер, не оставив потомства, и колено Баши затерялось в бесконечных придворных интригах, сплетаемых из паутины власти.
2. «Читал, и образы иные оживали»

«Перестань гневаться и оставь ярость»

Это был лучший день за последний год. Лат заходил в дом, и за плечами у него висела целая котомка хлеба и другого съестного. Те ковардашки и объедки, которые они нашли неделю назад в разваленном погребе где-то посреди Палестины, можно было выкинуть. Теперь они могли есть, не испытывая к еде и к себе отвращения.
- Настоящий королевский обед, - сказала Суписта, выставляя на стол продукты, принесённые Латом.
- Нам дадут ещё. Нам нечем пока заплатить, но мы будем работать и зарабатывать своё пропитание, - отвечал довольный Лат.
Бахия в предвкушении предстоящей пирушки урчал в углу, обсасывая деревянный сухарь.
- Бог смилостивился к нам, мы не умрём от голода, дети мои, - прошептал с кровати старина Дувмат.
- Что за Бог? Отец, это великолепный Баши смилостивился, и его добрый советник Ёсфот, только поэтому мы сегодня не продолжим голодную агонию перед смертью, - перечил Лат.
- Нет, - рассердился Дувмат, - Баши и этот Ёсфот – они простые люди, наделённые властью.
- Но и ты кланялся им обоим, отец, - перебивал Лат.
- Да, кланялся, - соглашался подхриповатый Дувмат, - моё самолюбие превратилось в прах с первым огрызком, найденным на улицах Пусторы. Когда я и мы все неделями не держали во рту травинки, когда я вместе с вами работал на богачей Валерана и Шилдана, не покладая рук, чтобы заслужить эту травинку из их оскудевающих амбаров, а сегодня они – эти богачи – пришли с нами в Сэндорию на поклон любым фараонам. Умерло самолюбие вместе с нашим умершим от голода мангустом Вишли, когда мы доедали его останки, ты же помнишь, Лат. Если есть единственный способ сохранить жизнь, то я сделаю это, ибо Бог оставил меня жить однажды, и я не стану транжирить его милосердие. Унижение – это не самое худшее в жизни. И пусть хлеб есть у этого Баши, но даёт его нам Бог.
- Тебе видней, отец, - нехотя отвечал Лат.
Краски дня постепенно насыщались. Суписта сготовила из принесённых продуктов поистине королевские яства. Все, очень довольные, садились за стол, и все приходили в восхищение от убранства стола. Огромная семья, ведь только младшие сыновья Дувмата не имели ещё своих детей. Дувмат смотрел на всех: детей, невесток, зятьков, внуков и внучек, – и по его морщинистым щекам катились слёзы. Он вспоминал тогда и Гердаша, и Реверу, и брата Дувина. Но плакал он от счастья.
Реудат где-то на улице возился с собаками, его все ждали. Потом он прибежал, сел за стол и схватил из стоящей перед ним чаши вкусную грушу. Лат смотрел за ним. Было видно, как его ноздри расширяются. Он занервничал ещё тогда, когда все, не прикасаясь к выставленным блюдам, ждали Реудата, а теперь он нашёлся и немытыми руками полез, да ещё начал есть вперёд отца. Это привело Лата просто в бешенство.
- Ты что делаешь, заморыш? - заорал он.
От испуга Реудат уронил грушу и разбил ей кувшин с соком. Это взбесило Лата ещё сильней.
- Выйди из-за стола, поешь после всех, - кричал Лат.
- Успокойся, милый, - уговаривала его жена Челоба.
А Реудат извинился:
- Простите, - сказал он и сел.
- Я сказал, выйди, - не мог угомониться Лат.
- Но почему, что за несправедливость? - обиженно возражал Реудат.
- Пошёл вон, я сказал, - в приступе гнева выбрасывал крики изо рта Лат.
- Брат, что ты так кричишь? Все тебя слышат, - пытался успокоить Лата Коплант, вступаясь за младшего брата, - он же ничего сверхъестественного не натворил.
- Ах, не натворил? - Лат взмахнул своей горячей рукой, - можешь валить вслед за этим.
Самовлюблённый Коплант напряжённо встал, взял Реудата за плечо и скомандовал:
- Уходим.
Суписта, убиравшая разлитый сок, остановила их:
- Ну, что вы, в самом деле? Подождите, он угомонится.
- Не я, между прочим, устраивал этот гомон, а если он сел за стол, пусть не будет свиньёй, - кипел Лат.
- Ну, всё, Лат, не бери всё это близко к сердцу, - говорила добрая Суписта.
- Тебе их жалко, так никто же не держит, вперёд за ними, - продолжал тупить Лат, - кто-то ещё уже наелся?
- Ты заходишь слишком далеко, братец, - наконец, выступил Стенат, - а срывать непонятно откуда взявшуюся злость на Суписте и братьях, я не позволю, прекрати портить всем настроение.
- Слушай, ты можешь проваливать тоже, - слегка остудившись, говорил Лат.
Стенат без лишних слов обратился к Суписте:
- Ну, что уходим, сестрёнка?
Отвечал Дувмат:
- Никто, никуда не пойдёт, Лат сядь и успокойся. Мы продолжим трапезу все вместе. Бажида, позови своих братьев.
- Так, да? Тогда я уйду и поем после, - прокипел Лат.
- Как хочешь? - говорил ему Дувмат.
Исковерканная прелюдия обеда на обед особо не повлияла, только не для Лата. Он мрачный сидел в своей комнате и всех потихоньку ненавидел. Но постепенно гнев уходил. Челоба принесла ему тарелку вкусностей, и он, ворча, смёл всё содержимое.
Якобы обиженный Лат утром пошёл ко дворцу, спросить о работе. На плантации его, конечно, никто отправлять не собирался, этого бы не позволил Гердаш, величаемый здесь Ёсфотом.
- Эй, банщик, - обратился Баши к банщику, - тебе пора седые волосы расчёсывать, сидя на завалинке.
С этими словами Лат был назначен новым банщиком, причём личным банщиком фараона.
- Огромное спасибо, вам, господин Баши, - благодарил Лат.
Радостный, забыв вчерашний обед, Лат возвращался домой, теперь он каждый день сможет обеспечивать семью съестным.
Последний год оказался очень тяжёлым в жизни Лата. Он и до этого был не очень выдержанным, а после голодного года, в который умер его десятилетний сын Павон; после улиц захламлённых истощёнными трупами знакомых; после тяжёлой болезни Челобы, жены его, которая только сейчас начала поправляться – его нервы крайне расшатались. У него был ещё старший сын – Гронко, с которым у Лата были очень натянутые отношения. Что-то постоянно не нравилось Лату в сыне. Он придирался к нему, и даже Челоба не могла ничего поделать.
Сейчас Лат пришёл домой, нашедший неплохую работу. Он похлопал по плечу сына, поцеловал жену и сел отдыхать. Сыну больше ничего и не было нужно, чтобы запылать счастьем. Он крутился возле отца и выполнял любые его просьбы. Эту непрочную идиллию испортил Коплант. Он проходил мимо комнаты, где, развалившись на стуле, отдыхал Лат.
- Коплант, - окликнул его Лат, - подай, пожалуйста, стакан с соком, пить хочу.
- Сам встань и возьми, - огрызнулся Коплант.
- Ты забылся? Я твой старший брат, - горячился Лат.
Коплант, что-то пробурчав, наверное, обидное, ушёл в свою комнату. Но неожиданно раздался голос семнадцатилетнего Гронко, отличавшегося хорошим слухом:
- Эй, ты не груби моему отцу.
Теперь уже Коплант был разъярён.
- Что?! Сотри молоко с губ, недоносок.
- Это ты кому там бормочешь? - съязвил Гронко.
- По тебе плачет ремень, щенок, - Коплант шёл на Гронко с верёвкой в руках, - сейчас он перестанет плакать.
Гронко схватил Копланта за руку, держащую верёвку, и сказал:
- Как ты узнал, что он плачет?
Тогда Коплант понял, что он уже не сможет справиться с Гронко. С каждым днём обстановка в доме становилась всё более невыносимой, пока Лат не решил, что его семье пора подыскать новое жильё. Так, первым дом Дувмата покинул старший сын со своей женой Челобой и сыном. Вскоре все дети Дувмата разбегутся, и старик останется тосковать в одиночку. Коплант с Реудатом найдут себе жильё вблизи фараонова дворца, так как станут работать на него, Бажиду Ёсфот заберёт к себе во дворец для некоего обучения. А остальные незаметно по очереди покинут свою большую первую семью.
Отношения Лата с сыном после того инцидента стали очень хорошими. Гронко заметно вырос в глазах отца. А Лат в глазах сына был и без того непререкаемым авторитетом. Лат, бывало, срывал зло на домашних, на Челобу, но терпеливая Челоба старалась не обращать на это внимания. Жизнь шла своим чередом. И, вот, в их доме, спустя пять лет, появился тот самый банщик Кустантэ, которого сменил Лат. Он просил и умолял, чтобы ему вернули, то есть уступили, рабочее место.
- Мне это очень необходимо, - уверял он.
Но Лата не было дома, а все эти напрасные уговоры Челобы были сродни воды в решете. Ужасные рассказы о том, что родные дети Кустантэ гонят его, якобы бездельника, из дома: пусть не живёт на чужих харчах, – сильно тронули Челобу. Она даже поговорила об этом с мужем, когда тот вернулся с работы. Вскоре вновь появился бывший банщик, и теперь он уже рассказывал о своей невыносимой жизни Лату. Лат, несмотря на его жёсткость, был порядочным человеком. Он вошёл в положение Кустантэ и обещал подумать. Только Гронко, который дважды слышал один и тот же заученный монолог о никудышной жизни в исполнении Кустантэ, не верил ему.
- Отец, - говорил Гронко, - верь не словам, верь мыслям, их ты можешь прочитать только в его глазах. Даже плачущие глаза могут лгать.
Лат удивился. Таких здравомысленных слов от своего сына ему ещё не приходилось слышать. «Как же он вырос!» – думал Лат и радовался. Откуда, решите вы, Гронко почерпнул эти идеи? Он был очень мыслящим человеком, его мысль работала с большей скоростью, чем у большинства его сверстников. Впоследствии он станет знаменитым мудрецом, но рассказы о нём сохранит лишь Великая Летопись.
Лат решил сам найти этого бывшего банщика и снова поговорить с ним. Он шёл в район, где предположительно жил Кустантэ и обдумывал, что сказать этому жалкому старику. У прохожего он поинтересовался:
- Подскажите, пожалуйста, где здесь живёт Кустантэ, бывший банщик фараона, и его семья.
- Да, вон дом ополоумевшего деда, - отвечал прохожий, - только нет у него никакой семьи, и никогда не было. Если только мы об одном и том же человеке говорим?
- Не знаю, спасибо, - небрежно ответил Лат и пошёл в дом, на который указал прохожий.
Мысли Лата уже перепутались. Он не знал, что думать. Нет семьи, означало, что нет детей, которые выгнали бы его из дома за иждивенничество. С твёрдым решением всё выяснить Лат стучал в дверь Кустантэ. Дверь открыл не ожидавший ничего подобного бывший банщик и сразу, не дав времени Лату на расспросы, начал гнуть свою линию:
- Я – лучший банщик. Когда натираешь мылом спину фараона, как приятно оно скользит по коже, оставляя пенный след. И ты знаешь, что главное – не уронить его. Мыло очень хорошо прячется в воде. Пока оно в руках, оно послушно, но в воде даже рыба более покладиста.
Слушая этот бред, Лат сердился.
- А полотенце, - продолжал Кустантэ, - оно собирает в себя все капельки, зацепившиеся за тело, но необходимо смахнуть все. Он чистый, фараон чист. Пусть он убивал, пытал и казнил, но банщик смоет эту грязь с него исповедальной водой и очистит. И чистенький фараон.
- Я не хочу этого больше слышать, - перебил его Лат, - ваша ложь не принесла вам пользы, я остаюсь на своём месте.
- Нет, вы не понимаете, - полз старик Кустантэ за Латом, - никто не вправе мыть фараона, никто не умеет этого делать. Пять долгих лет я сидел здесь, думая, что я плох. Я тренировался. Но теперь мне ясно, что фараона мыть дозволено только мне. У меня есть этот дар. Кусок грязи, фу, я аккуратно смахиваю его, потом натираю спину и смываю влагой.
- Я ухожу, - объявил Лат.
- Ты не уходишь, послушай, - уже плохо контролируя себя, Кустантэ цеплялся за полы Латова халата, - ты не банщик, ты плохо умылся, ты вообще хоть что-нибудь умеешь делать.
Лат стал отцеплять этого липучку от себя, но Кустантэ так схватился, что порвал халат. Лат злился. Вот, он отцепил прирождённого банщика, но тот изловчился и укусил Лата. Приступ гнева овладел старшим сыном Дувмата. Он схватил Кустантэ и отшвырнул в сторону. Теперь тот затих. Испуганный Лат подбежал к нему. Неподвижный старик смотрел стеклянными глазами в потолок. «Зачем я кинул эти косточки, вообще? Он же слабый, он бы ничего не смог мне сделать и без этого. Этот гнев, он владеет мной. Бог, освободи меня от него», – думал Лат. Тогда он дал себе зарок, не волноваться по пустякам, лишь бы старик выжил. Кустантэ всё лежал без движения. И вдруг потянулся руками к горлу Лата.
- Я, не ты, я – банщик, величайший на земле, - вопил он.
Лат благодарил небеса за то, что старик остался жив, он даже не слушал его слов.
- Вникните, Кустантэ, - сказал он, - вы, безусловно, лучший банщик, но жизнь несправедлива. Разве вы не заметили что я, к примеру, мог бы стать лучшим из дровосеков или фараонов, но опять же крайняя несправедливость жизни сделала меня банщиком, а фараоном – Баши. Чем я не фараон?
- Да, - согласился Кустантэ, а в его взгляде прослеживалась сложнейшая работа мысли, - ты… вы правы, разрешите мне вымыть вас.
Лат ликовал. Наконец-то ему удалось перехитрить старика.
- Да, конечно, можете вымыть, но не меня, а полы в моём доме, если хотите, но платить вам я не стану.
- Я сделаю это, - отвечал бывший банщик.
Этот случай сильно повлиял на характер Лата. Он стал более сдержанным, и теперь только в их дом пришёл долгожданный покой. Старый банщик заходил к ним иногда и мыл полы. Этот старик был отчасти помешан на чистоте, но семья Лата относилась к нему благосклонно. Больше ничего не сказано в Летописи о Лате. Дальше она говорит только об его потомках.
Гнев и злоба, произрастаемые в людях, способны любые, самые лучшие начинания превратить в прах. Люди, часто не замечая того, психуют и срывают зло на других по мелочам. Но добрые отношения с этими другими гораздо важнее тех мелочей, из-за которых начинался весь сыр-бор. Не позволяйте своей злости управлять вами, ведь потом вы уже не сможете управлять ей. Злобные, нервные люди никогда не обретут покоя и счастья, не победив в себе зачатки гнева.

«Их конец – погибель, их бог – чрево»

Как же Бахия – этот обжора и это ещё слабо сказано – пережил тяжёлые голодные времена в Пусторе? Это и впрямь удивительно, хотя есть разумное объяснение.
Однажды он вместе с братьями ушёл в Шилдан, чтобы просить подаяния. Везде отказывали, отвечая, что нет работы, которую можно оценить так высоко, целой крохой хлеба. Нельзя забывать, что истощались запасы даже самых зажиточных горожан. Но один богач по имени Чворец поддакивал остальным, невнятно прогонял попрошаек, ничего вразумительного не говоря. Бахию насторожил очень уж здоровый цвет его лица. Ночью он был уже в амбаре Чворца. Огромные мешки сухих фруктов, чёрствого хлеба и гнилого мяса обнаружил он там. Жизнь приучила Бахию открывать любые замки незаметно. Несмотря на свои габариты, он был неприметным и тихим человеком. Когда его не было, этого никто не замечал, зато, когда о нём вспоминали, он всегда был на месте. Человек без комплексов и без принципов. Чворец не заметил даже, как через неделю один мешок постепенно исчез. Поработал Бахия. Но второй по старшинству сын Дувмата не отличался заботой и беспокойством о близких ему, поэтому никому о своих уже запасах не рассказывал. Он просто ходил в горы, где у него сначала лежал один мешок, потом больше, и наедался. Он боялся, что этого добра не хватит ему самому.
Как-то раз, подходя к своему укромному местечку, у него что-то сердце начало покалывать. «Верно, неладное творится с моими припасами», – решил Бахия. Так и было. Мешок с запасом сухарей был размётан по земле. Несколько антилоп учуяли благоуханье или в этом случае скорей зловонье пищи и уже наслаждались чувством боли в раздувающихся желудках.
- Ах вы, твари, убирайтесь, - завопил Бахия, когда увидел эту картину, - почему вас ещё не сожрали?
Антилопы похватали ртами ломти хлеба и побежали врассыпную. Одна маленькая антилопа замешкалась. Толи от голодного бессилья, толи от испуга. Она спотыкнулась, и разъярённый Бахия настиг её. Он придавил антилопку и хотел душить, но насколько он был удивлён. Одна взрослая антилопа подбежала к нему и мощным ударом задних копыт сбила с тела своего ребёнка. Немного ошарашенная всем произошедшим маленькая антилопа вскочила, начала метаться из стороны в сторону, но потом опомнилась, увидела своих сородичей и убежала за ними. Бахия в это время лежал на земле с пробитой головой и без сознания. Долго ли пролежал бы он там ещё, истекая кровью, если бы не проходила мимо женщина по имени Лачка. Она приложила к его голове кусок глины и смогла остановить кровь. Вскоре Бахия вернулся в сознание, и Лачка помогла ему дойти до Пусторы. Сама Лачка была также из Пусторы. Полгода назад она стала вдовой, ещё до нулевого урожая её муж утонул в реке.
Лачке не нравился толстый Бахия, но помочь она была должна. Бахия никогда не встречался с женщинами, не видел он в этом необходимости. Да, и девушки на толстяка не заглядывались, а отказаться от еды и укрепить тело было невозможно для его силы воли. Когда Лачка вела Бахию в Пустору, они немного поговорили. На вопрос, что там случилось, она услышала лишь пару-тройку фраз: «Кто-то ударил… я шёл за хлебом… они убежали». Из этого она заключила, что Бахия заработал где-то хлеб, нёс его в Пустору, чтобы поделить, но на него напали голодные разбойники, а он их разогнал, потом сзади его стукнули по голове. Эту историю она рассказала в деревне. Теперь все считали, что Бахия совершил подвиг, правда, песен о нём никто не сложил, так как голодным бардам в тот год было не до этого, а позже всё это как-то забылось. Так, вот, Бахия незаслуженно стал героем в народе. Случалось такое ранее и впредь случится, когда слава будет незаслуженно доставаться людям недостойным её. Но пока не об этом. Теперь уже все почти незамужние женщины и вдовы в Пусторе набивались Бахии в жёны. Когда он сам в первый раз услышал о своём мнимом геройстве от отца, то сначала хотел сказать всем правду, но слава не дала этого сделать, потом обман зашёл настолько далеко, что возможность реверса исчезла.
Ранее было сказано, что Бахия был без комплексов. Теперь становится видно, что он просто избегал общения с девушками, поэтому доселе его робость в общении с противоположным полом не проявилась. Этот Бахия не мог держаться в окружении женщин спокойно, когда же разговор касался интимной стороны, то он очень смущался. Но Лачка, не желавшая носить до последнего вздоха Платка Вдовы прокладывала тропки к его сердцу, непривычному к женской ласке. Их постельная близость была ещё до свадьбы, именно после этой близости и пошли разговоры о свадьбе. Так как, во-первых, от этой мысли не могла отказаться сама вдова, во-вторых, теперь уже под сердцем она носила ребёнка Бахии, а, в-третьих, сам Бахия был так впечатлён ночью близости, участие в которой он принимал такое же, какое и простыня под ним, что Лачка в его глазах стала самой лучшей женщиной на свете.
Их свадьба была единственной в тот голодный год во всём Валеране. Незадолго до отъезда в Сэндорию Лачка уже родила дочку Чешку своему супругу. Лачка кормила ребёнка своей огромной грудью, поэтому дочурка выжила, хотя прибытие в изобильную в те времена Сэндорию было не лишним.
В Сэндории Бахия смог устроиться опахальщиком у фараона, конечно, с подачи нераспознанного брата, величаемого в Песчаных Краях Ёсфотом. И жизнь постепенно входила в мирное русло. Но приехал в Сэндорию разорившийся в конец и оголодавший некогда шилданский богач – Чворец, тот самый, у которого Бахия потихоньку поедал запасы. И волей шутливой Судьбы попросился он работать слугой в дом к порядком разбогатевшему Бахии. Ни тот, ни другой друг друга не узнали. А знали ли они друг друга вообще? Только теперь уже слуга Чворец начал поворовывать у своего процветающего хозяина. Кроме того, пригляделась Чворцу жена Бахии – красивая женщина с пышными формами, да и Чворец в сравнении с Бахией был куда казистей. Не ухаживающий за собой и оттого ещё больше полнеющий Бахия раздражал жену. И однажды, года через два после переезда в Сэндорию, она от него ушла. Пронырливый Чворец уже не был слугой у Бахии, он уже обжился в этих краях и неплохо. Он продавал воду караванам посреди пустыни. Чворец сманил Лачку от Бахии. Дочку Чешку Бахия не отдал. Хотя вряд ли он расстроился из-за ухода Лачки, ведь самое главное в его жизни – еда – осталась с ним.
Ненасытность и чревоугодие исказили человека, повернув его ценности совершенно в другое русло. Так заплывшее пухлое тело Бахии соответствовало и аморфности, и обмяклости его характера. Внутренний мир его был также расплывчат, и кроме вкусного обеда в его желаниях ничего больше не прослеживалось. Человек не справился с зовом живота.

«Алчба ленивца убьёт его»

Вот, кто тяжелее всех перенёс муки голода, так это Нуро. Нуро не отличался живостью, и созерцание его флегматичных телодвижений отправляло наблюдающего в другой, замедленный мир. Он никогда не спешил. И если он сказал, что что-то сделает, это совсем ничего не значило. Он мог сделать, мог и не делать. Он не был человеком ни слова, ни мысли. Его мысли… Я не знаю, о чём он думал. По-моему, он не утруждал себя работой мысли. Его братья спозаранку уже работают в поле, он подходит за час до обеда. Работает с неохотой, хотя сами эпизоды, когда он работал, припоминаются с трудом. Поэтому в голодный год у него возникли некоторые трудности с пропитанием. Вернее сказать, голодная смерть бродила невдалеке от него.
Нуро лежал на смертном одре, и только Стенат с Супистой носили ему миниатюрные кусочки съестного. Не разбирая, он заглатывал их – его дни продлевались.
- Борись, браток, - шептала ему Сипелькаа.
Они родились с ней в один день, и она очень переживала за него. Но откуда взяться этой борьбе, если в душе Нуро воля таким же обрубком, как он сам, лежала на смертном одре, но, правда, уже очень давно и дольше самого Нуро. Дувмату было стыдно смотреть на умирающего сына. Он – сам старик, а бодрствует и ищет свой хлеб. Этот же развалился на койке и ничего не делает, чтобы продлить муку жизни.
Но больше других за Нуро ухаживала девушка по имени Паблиста, она сама попросилась в дом к Дувмату, поскольку была влюблена в Нуро. Он же до этого не обращал на неё внимания. А здесь на смертном одре он вообще никого не замечал. Она-то и спасёт ему жизнь.
Тогда ещё в землях Валерана не знали о процветании Сэндории. Но из далёких странствий вернулся брат Паблисты – Взил. Он ещё юношей убежал на юг, там подзаработал и теперь возвращался домой. Тогда он ещё не знал, что и отец его, и мать погибли, осталась только сестрёнка Паблиста. Никто не заметил его приезда, все были удручены своим горем. Его дом пустовал. Скверное предчувствие охватило его. Взил зашёл к соседям, спросил про свою семью. Тощая бабка отвечала, что умерли родители его, а Паблисту можно найти в доме старика Дувмата. Взил направлялся туда и вдруг увидел опечаленную сестрёнку, выходящую из Дувматовой избы.
- Паблиста, - окликнул он её.
Удивлённая, она обернулась, но, увидев брата, не узнала его. Он же напротив сразу же узнал её и по-быстрому всё рассказал. А она поведала о горестях, случившихся здесь. Крохи семьи воссоединились. Кроме того, для Паблисты забрезжил свет спасительного пути в Пески.
Продукты, привезённые Взилом, способствовали быстрому восстановлению Нуро. Пока же он умирал, во снах ему являлась чудная девушка, и помогала она ему. Теперь он видел её наяву. Это была Паблиста. Удивительно, но в этом вопросе он не медлил: предложил Паблисте стать его женой. Она согласилась, но не так скоро, и не в условиях похорон в соседнем доме. Нуро это тоже понимал.
Взил разнёс вести о сытой Сэндории по всей Пусторе. Чуть позже об этом узнали и во всём Валеране, кто-то сообщил даже в Вестфалию. Но из Вестфалии немногие добрались до Сэндории: большинство погибли по пути через нищий и пустующий Валеран. В Колхиду вестфалийцы опасались податься, так как никто не знал, голодают ли там. Северные земли вообще казались вестфалийцам слишком уж тёмными, а раз все зовут в Сэндорию, значит, это хороший выход из голодного тупика. Проезжая мимо Палестины, пусторский караван сообщал о плодородии в соседней Сэндории.
В Пустынях, не доезжая до Сэндории, Нуро и Паблиста поженились. Врождённая леность Нуро чуть не привела его к гибели, но соседская девушка вернула его к жизни, больше которой полюбил он Паблисту. Эта взаимная любовь продолжалась до последней минуты их жизни и способствовала рождению десятерых детей: старшие сыновья Вермут, Кшелс, Рапид; дочки Ундина, Маковка, Зера, Ксина и Филия; два младших сына Магдавики и Лобистан.
Поговорим о лени. Она разлагает человека, как человека, созданного по Божьему образу и подобию, то есть самого способного творить. Человек-творец, подвластный лени, лишается сначала желания, потом умения и, в конце концов, возможности что-либо создавать. Скрытый сам по себе смысл жизни теряется вообще, и необходимость в нём отпадает. Тогда возникает вопрос: чем этот человек отличается от камня по сути, ведь внешний облик и внутреннее устройство человека и камня совершенно различны? Нуро не обдумывал своей жизни до Паблисты, но после встречи с ней он изменился. Теперь все его мысли были направлены не на собственный физический покой, а на создание счастья для любимой жены. Совершенно изменился его внутренний мир.
Однажды фараон Баши гулял по улочкам Сэндории, осматривая свои владения. Он подошёл к огромной каменной скульптуре в виде Баши, смотрящего вдаль.
- Какая махина! - высказался Баши, стукнув по статуи ногой.
Лучше бы он этого не делал. Громадный каменный кусок откололся от его ладони и падал, неся с собой смерть, придавленным под ним. Охрана Баши ничего не подозревала. Неподалёку проходил Нуро с поменявшимися взглядами на жизнь. Он-то и увидел стремительно падающий осколок. Растолкав охрану, он в прыжке сбил Баши, по инерции унеся его в сторону. Через секунду грохнулась каменная ладонь Баши. С трудом осознавающий происшедшее Баши встал, отряхиваясь. Но он не забыл поблагодарить своего спасителя и пригласить его на ужин.
Уже в своём дворце он кричал:
- Где этот скульптор, ему не жить.
На что особо приближённый Гердаш Ёсфот отвечал:
- Он умер в прошлом году, господин Баши.
- Ах, умер, значит, наказание к нему пришло до свершения задуманного им преступления, - остывал фараон.
В этот же день со своих мест была изгнана вся личная охрана фараона.
На ужин во дворец пришёл Нуро со своей беременной жёнушкой. Баши был ему очень рад.
- Проходи, мой незнакомый спаситель, - приветствовал фараон Нуро.
- Очень рад и благодарен за приглашение, господин Баши, - отвечал Нуро.
Тогда встрял удивлённый Ёсфот, не ожидавший встретить здесь своего родного брата:
- Да, это брат вашего банщика и начальника стражи городских ворот. Не так ли?
- Да, господин, это так, - признался Нуро.
- Кстати, - заявил фараон, приглашая гостей к столу, - вспоминая о начальниках стражи, у меня освободилось место начальника личной охраны. Не хотел бы занять его?
- Вы уже сами ответили – не хотел бы занять его. Да, я спас вас, но я не тот герой, который сможет это делать периодически. Вот, мой брат Стенат из городской стражи, он бы справился с этим ремеслом, - отвечал Нуро.
Несмотря на отказ, фараон не рассердился на Нуро. После давней истории с Казатоном, сборщиком податей, Баши не назначал этой должности, а сам занимался этим, хотел занять этим Гердаша, но тот, вспоминая о конце Казатона, не соглашался. Теперь, когда Баши жаждал отблагодарить Нуро, он предложил ему этот высокопочтенный пост.
- Но не говори мне, дорогой гость, что ты не справишься с работой по собиранию податей, - усмехаясь, говорил Баши, но в его голосе звучала нотка, не терпящая отказа на этот раз.
- Это столь великодушно с вашей стороны. Достоин ли я? - интересовался Нуро.
- Достоин, достоин, всё решили, – заключил Баши.
Со следующего дня Нуро Безелисо, что означало «Внезапный спаситель», собирал подати для фараона. Его не подстерегала участь Казатона. И до последних дней Баши он был сборщиком податей.
Со смертью Баши и убийством Гердаша с Малеккой многое изменится. Нуро уйдёт со своего поста и, забрав всю свою семью, покинет Сэндорию, отправившись в соседнюю страну по Песчаному Краю – Арабику. После смерти Кэгорта, беспощадного тирана, Нуро ещё заедет в Сэндорию по пути в Валеран. Там останутся его старшие сыновья: Вермут, Кшелс и Рапид. Больше не суждено будет им повидать ни отца, ни матери, ни сестёр, а о рождении младших братьев Магдавики и Лобистане они даже не узнают. Здесь пример, когда человек, несмотря на свои пороки, смог повернуть жизнь к счастью.

«Лукавство языка удали от себя»

Мы уже упоминали, что Сипелькаа, старшая из дочерей Дувмата, была превосходной лгуньей. Она тогда убеждала Стената, что отцу их незачем знать правду о неопределённости нахождения Гердаша, что она соврала отцу о гибели рыжеглазого сына под лапами громилы-медведя. На самом деле она солгала и Стенату. Ведь отцу она рассказала совершенно иную историю. Будто бы Гердаш гулял по полю и проклинал отца. Он обзывал его всеми немыслимыми словами якобы, винил в гибели матери, проклинал, требовал смерти и в итоге решился убить отца. Но в этот момент он подошёл к обрыву. Внизу глубокое озеро плескалось влекущими водами. А он так разошёлся в своих обвинениях касательно Дувмата, что не заметил обрыва. Он упал. Лат бросился к обрыву, Гердаш утопал. Тогда брат нырнул за ним, но смог достать только его расшитый халат. Ужасную историю сочинила Сипелькаа. К тому же, когда Стенат подошёл к отцу с сочувствием по поводу потери Гердаша, то Дувмат резко прервал его:
- Такова его участь!
Больше в доме не упоминали о рыжеглазом брате.
Для соседей Сипелькаа придумала совсем другую историю. Описала в подробностях, как разбойники убили Гердаша, а затем братья отомстили разбойникам, не пощадив ни одного – всех предали смерти. Позже возникнет совсем другая история, придуманная другим человеком, она-то и станет известной всему миру. Тактичные жители Пусторы даже не заговаривали больше с семьёй Дувмата о грустном исходе Гердаша.
Сипелькаа обманывала очень часто даже в тех случаях, когда этого не требовалось совсем. Ложь вошла у неё в привычку. Эти миллионы мелких и не очень обманов Хроники не сохранили. Но, когда заходит речь о Сипелькаэ вспоминается одна история. Это был тот самый голодный год. Сипелькаа всё ещё была не замужем. В детстве, не лишним будет упомянуть, у неё были близкие отношения с одним мальчиком, ничего развратного не думайте даже. Они мечтали о будущем. Она доверяла ему все свои сакральные тайны, а он рассказывал ей свои. Но потом он куда-то пропал. Может, поэтому у неё не складывалось серьёзных отношений с мужчинами.
И вот из Каросты, соседнего селения, также расположенного в валеранских владениях, прибыла семья. Мать – старушка и её сын – Пафрис. Это был статный юноша – очень красивый внешне. Почти все девушки и женщины Пусторы, позабыв о голоде и о замужнем теперь уже «герое» – Бахии, переключились на новичка. Сипелькаа не была исключением. Но Пафрис приехал сюда не в поисках суженной. Он искал лекарство для своей матери, которая была тяжело больна неизведанной болезнью. Она мучительно доживала свой укороченный срок. Пафрис объездил весь Валеран: от Мории на западе и до Каросты на востоке, от северных земель Валерана, Шилдана и Страшных Гор до южной Пусторы – в поисках лекарства. Но всё тщетно. В бреду, его мать сообщила о каком-то фрукте – шопине, мякоть которого способна победить болезнь. Никто не знал здесь, что это за фрукт такой – шопина. Девушки навещали его, интересовались здоровьем матушки, сочувствовали, но он не обращал на них внимания. Его приоритеты были иными.
Однажды и Сипелькаа, набравшись смелости, постучала к нему в дом. Он открыл с кислой физиономией. Она представилась, он грубовато отвечал, упомянув о здоровье матери.
- А, что с ней? - поинтересовалась Сипелькаа.
- Какое дело? Ты ведь не для неё сюда пришла, ко мне вы все примеряетесь, - без интонаций заключил Пафрис.
Сипелькаа не ожидала такого разговора, её планы были раскрыты. Но всё равно, он всего лишь сказал правду ей в лицо. Ведь она, действительно, пришла соблазнить его. А, поняв его скорби, она быстро перестроилась:
- Нет, я и впрямь желала помочь. Насмотревшись на волков, ты и собаке не доверяешь своего стада, - ответила она.
- Ты, помочь? Ну, что ж извини, я тут наговорил, извини, правда. Я представляю, что ты обо мне подумала: самонадеянный парень, плачущий на весь город, - изменился в голосе Пафрис.
- Ну, что ты? Я хотела помочь и, уж точно, не обвинять тебя в твоей заботе о матери. Но скажи, чем она больна? Однажды я спасла человека. Он лежал на земле и не дышал, всё тело его было в струпьях. Я никогда до этого не видела мертвецов, поэтому сильно испугалась, но помочь я была обязана. Не знаю почему, я начала рвать траву вокруг и посыпать его. Вскоре он задышал и ожил, - сочиняла Сипелькаа.
- Удивительно, может, ты сможешь и маме моей помочь? Я знаю, что некий фрукт – шопина – сможет её вылечить. Ты случаем не знаешь, где его можно отыскать? - цепляясь за соломинку, просил Пафрис.
- Шопина?! Конечно, я знаю об этом фрукте. Он такой… вкусный, я обязательно найду его, - отвечала моментально Сипелькаа, абсолютно не понимая, что за шопину ей предстояло найти, сети обмана она плела основательные.
- Но скоро ли ты найдёшь? - спросил ободрившийся Пафрис.
- Ну, может быть завтра или послезавтра.
- Пожалуйста, поскорей, милая красавица.
Сипелькаа покраснела. А Пафрис на прощанье от радости поцеловал её в щёчку. Она порхала домой. Два дня уже не ела, и потому порхала с такой лёгкостью, что казалось, она на мгновение взлетает.
На следующий день Пафрис пришёл сам, но Сипелькаа, увы, не предоставила ему заветного фрукта. То же случилось и послезавтра. На третий день она уговорила его подождать, но он понимал, что здесь вообще нет фруктов, откуда же тогда возьмётся эта экзотическая шопина здесь.
Теперь уже Сипелькаа задумалась. Её обман, как распрямившаяся пружина, стал поистине гигантским и оттолкнул её от любимого человека намного дальше, чем ширина пропасти, разделявшей их до знакомства. Что же делать? Раньше ложь не играла с ней таких шуток и не имела обратной стороны. «Возможно, правда всё изменит и снова сблизит нас», – тщетно подумала Сипелькаа. Она пришла к Пафрису.
- Прости меня, любимый, я солгала. О шопине я слышала впервые и не смогу достать её нигде. Здесь кроме сухого пня больше ничего из растительности добыть невозможно. Я боялась подойти к тебе. Женщина, набивающаяся на любовь мужчины, – это необычно. Но когда я пришла, ты даже не смотрел в мои глаза и не видел в них моей любви к тебе. Ты смотрел сквозь меня и в душе скорбел. Я придумала всё это, чтобы ты услышал меня. Слышишь? - говорила в слезах Сипелькаа.
Посмотрите, какой финал ждал обманщицу. Пафрис уже не слушал концовки. Все надежды разрушены, шопины не найти, а мать, очевидно, не спасти.
- Скройся от меня, уйди и никогда не подходи ко мне, убегай. Если я увижу тебя, прокляну, - жестоко кричал Пафрис.
Убегала лёгкая от недостатка пищи в животе Сипелькаа.
Как раз на следующий день в Пустору приехал Взил брат Паблисты. Раньше Взил и Сипелькаа были знакомы. Сипелькау одолевали горькие мысли. Её брат Нуро умирал, любимый Пафрис прогнал её, а желудок кусал за живот. И тут она увидела Взила в своём доме, приносящего пищу её брату. И он обернулся, сразу узнав её.
- Сипелькаа, ты почти не изменилась! - воскликнул Взил.
- Ты тоже Взил, только бородка слегка искажает детские воспоминания, а детская наивность превратилась в мужественность, - ответила ему Сипелькаа.
Они немного поговорили о его приключениях в основном, и тут Сипелькаа вспомнила об этой злосчастной шопине. Тогда она спросила у Взила:
- А не знаешь ли ты что-нибудь о шопине, таком вкусном фрукте?
- Вкусном? Ты шутишь? Он горький, но очень полезный. Его в Сэндории едят, когда горло болит.
- А у тебя нет его с собой? - продолжала она.
- Для тебя всё, что угодно, вот, он, - порывшись в котомке, Взил достал шопину.
- Ой, спасибо, миленький, - она расцеловала его и убежала.
Всё ещё лёгкая, но уже снова порхающая, она бежала в дом Пафриса. Он открыл, не спрашивая, но, увидев её, хотел закрыть дверь.
- Погоди, у меня с собой шопина, её из Сэндории привёз мой друг, - восклицала она в закрывающуюся дверь.
Пафрис впустил её со словами:
- Ты снова врёшь, но теперь всё это ерунда. Взгляни туда, моя мать больше твоей лжи не слышит, она не дожила до этих минут.
- Нет, я не вру, вот шопина, - она протянула фрукт Пафрису, - попробуй, может она ещё жива, ну, попробуй.
- Пошла, вон, - бешено заорал Пафрис так, что бедняжка Сипелькаа вздрогнула.
Она ушла, и только захлопнулась дверь, как об неё разлетелась на куски шопина, брошенная озлобленным Пафрисом вслед Сипелькае.
Да, я, по-моему, забыл сказать, что Взил был тем самым мальчиком, с которым в детстве откровенничала врунишка из Дувматова семейства. Сипелькаа шла назад, обиженная на Пафриса, расстроенная смертью его матери и ненавидящая себя за обман. Часто говорят о яме, вырытой для другого, в которую попадает сам копальщик. Обман – это, прежде всего, капкан для себя. Но выдумка не всегда является ложью. Безобидные догадки, сказки и шутки – не принесут вреда, чаще всего заведомо известно об их надуманности, либо они несут толику правды, а случается, что истина принимается за обман. Человек с чистым сердцем никогда не позволит себе опуститься до обмана со злым умыслом или способного причинить боль, кроме того, этот человек и сам разглядит правду в пучине лжи.
Всю ночь Сипелькаа думала и мучилась, и лишь под утро уснула с улыбкой, вспомнив о возвращении Взила. Постепенно они сблизятся, и невинные детские воспоминания об откровениях перерастут в серьёзное чувство – называемое любовью.
Пафрис после смерти матери убежит из Пусторы, виня весь мир. Но его ждала безжалостная участь. Болезнь матери оказалась заразной и передалась ему. Он только начинал забывать о матери, устраивая свою жизнь в Вестфалии, и вдруг симптомы убедили его в возродившейся болезни уже в нём. Обезумевший, он бежал в Пустору в поисках спасительной шопины. Но в Пусторе не было ни одного человека. Все двинулись в неизведанную Сэндорию. Пафрис метался от дома к дому, он не хотел умирать. Тогда пришёл он на могилу матери и плакал, вспомнив всё, пережитое им. Там на могиле матери он и умер.
А Сипелькаа и Взил сыграли свадьбу в тот же день, что и её брат Нуро с Паблистой, сестрой Взила.
В Сэндории Сипелькаа быстро устроилась. Малекка – жена сэндорийского фараона – углядела в ней невероятную ухоженность и безупречную правдивость в словах и сделала ответственной за свой макияж и уход за внешностью вообще.
У Взила и Сипелькаы родилось трое детей: сыновья Кантор и Растер, а также младшенькая дочка Сапфира с небесно-голубым цветом глаз.
Спустя много лет Сипелькаа и Взил вернутся в Пустору, с ними также уедут Растер и Сапфира. Но Кантор останется в песках, продолжая род Дувмата в Сэндории. Именно его дети задумают объединение валеранцев и свержение сэндорийцев с трона, положив начало нескончаемым войнам, пришедшим в Песчаные Края.

«И вся красота её – как цвет полевой»

На предыдущих страницах иногда встречалось имя Мавриника. Бесспорно, это была самая красивая девушка Пусторы. С ранних лет мужское население оказывало ей изрядную порцию внимания, приучив к восприятию собственной неотразимости, как чему-то, присущему только ей одной. Избалованная мужским интересом, она была безжалостна к своим поклонникам. Испытание красотой ей давалось с трудом. К восемнадцати годам постоянные мужские знаки внимания уже приелись ей и стали надоедать, а непривлекательные внешне парни теперь вообще раздражали её. Ей же казалось, что все вокруг не сводят с неё глаз. Такие (несводящие глаз) были всегда, но не все. Увидев некрасивого парня, она думала: «На что надеется этот?» Хотя этот в девяносто девяти процентах случаев ничего даже не помышлял. Он просто случайно шёл по той же улице, что и она. Разновидность гордыни, обуявшей семейство Дувмата.
Эта девушка, если встречала парня, который ей нравился, сначала вроде бы слушала его, ходила за ним, потом находился более симпатичный на тот момент, а предыдущему она разбивала сердце. От парня к парню, смущение сменялось наглостью. Однажды она встретила мужественного, красивого и доброго парня по имени Каир. Всё это случилось за несколько лет до Голодного Бедствия. Каир познакомился с Супистой, младшей сестрой Мавриники, в Мории. Они ездили туда получать навыки лечения, знания о целебных травах и умения оказания медицинской помощи. Потом оказалось, что они из одного селения, так как, несмотря на ваши представления, Пустора простиралась на многие мили, и не все там были соседями. Обратно Суписта и Каир возвращались вместе. И по обещанию Каир зашёл к своей новой знакомой, которая была очень миленькой, и потому, конечно, понравилась ему. Тогда он попал в поле зрения Мавриники. До него, кстати, не доходили слухи об этой красавице.
Уверенная в своей сногсшибательности Мавриника откровенно разговаривала с красавцем другом своей сестры, в смысле на откровенные темы. Она произвела на него сильное впечатление. И хотя прошёл всего лишь месяц с момента их знакомства, они поженились.
У них жизнь складывалась не лучшим образом. Нежелание Мавриники иметь детей заставляли Каира задуматься о совпадении его избранницы с девушкой его мечты, плюс частые скандалы, которые провоцировала она же. Ещё такая история. За Супистой, о которой мы упоминали, ухаживал статный парниша. Писал стихи, дарил цветы, делал умопомрачительные комплименты. Суписта, обычно сдержанная, бегала по дому смущённая, но довольная. Парня звали Ченц, и он был смазливо красив. С ним Суписта ощутила прелесть поцелуя и нежных прикосновений. У неё замирало сердце, когда он поглаживал её по щеке, по плечу. Мавриника, не видящая от мужа подобных нежностей, подарков и сентиментальностей, позарилась на сёстрино.
Примерно через год после женитьбы это случилось. Мавриника сидела в спальне, в доме, построенном её мужем. К ним в гости зашли Суписта с Ченцем. Они выпили чаю. Вскоре Каир вспомнил о каких-то делах (он был лекарем теперь и наведался к старику Пложеру, проверить его самочувствие), но обещал вернуться через полчаса. Мавриника проводила Суписту с Ченцем в спальню, где они удобно расположились, и разговаривали. Тут разговор зашёл о яблоках, которые были в сумке у Суписты. Тогда она вспомнила, что собиралась занести их Бзенде, одинокой старушке, по пути к сестре и Каиру.
- Ченц, Мавриника, - вдруг произнесла она, - это же яблоки для Бзенды, их нужно отнести.
- Ну, ты же вернёшься? - спросил Ченц.
- Да, скоро, - растерянно отвечала Суписта, ожидавшая, что её возлюбленный пойдёт с ней.
Так Мавриника осталась с Ченцем наедине. Он умел вести себя с женщинами. Он осыпал комплиментами соскучившуюся по ним первую красавицу Пусторы, сымпровизировал четверостишие о её божественной внешности. Его не смущало, что перед ним замужняя девушка, к тому же сестра его любимой. Они сидели рядом на постели. Он восхищался её шелковистыми волосами, прозрачно-голубыми глазами, соблазнительными губками. Постепенно его взор опускался всё ниже и ниже: на грудь, талию, ножки Мавриники, – его захватило немыслимое вожделение. Мавриника, очарованная речами, слегка наклонилась в сторону Ченца. Он принял её в свои объятия. Их губы слились в поцелуе. Конечно же, всё зашло ещё дальше, но интимных подробностей этой измены История не сохранила. Каир, вернувшись, узрел очень пикантную сцену, которая произвела на него очень сильное впечатление. Схватив голого Ченца за шиворот, он выкинул его в дверь. Наорал на Мавринику, кинул ей какое-то тряпьё, чтобы та оделась, и вышел. Он ходил по улицам и обдумывал случившееся. Мавриника, уличённая в прелюбодеянии, осталась одна и очень сильно переживала, но больше не из-за измены, а о ярости, с которой супруг разговаривал с ней, припоминая брата Лата в моменты кипения. Удручённая отсутствием нежности Ченца в муже, она впала в уныние.
Ченц оделся и попёрся к Суписте. На его удивление в доме Дувмата её не было, тогда он вспомнил, что она пошла к бабке Бзенде, занести той яблоки. Суписта действительно была там. Вваливший Ченц стал упрекать Суписту в том, что та за разговором с бабкой забыла про обещание скоро вернуться. Суписта извинилась, но в глазах у неё можно было прочитать отрешённость. Как вы догадались, она всё видела. Добежав до Бзенды, она отдала яблоки, и опрометью помчалась назад. Вернувшись и открыв дверь, она увидела всё, что происходило между Ченцем и её сестрой. Целомудренная Суписта закрыла глаза и выбежала. Из зажмуренных глазок закапали слёзы, она бежала, не разбирая дороги, и в итоге вернулась к Бзенде.
Пытаясь всё забыть, добрый Каир вернулся, но перед ним предстала Мавриника, молчаливо собирающая свои вещи, намереваясь уйти.
- Дорогая, Мавриника, не волнуйся, - нежно говорил Каир, - не терзай себя, я всё уже забыл, будем считать, что ничего не было, но впредь этого не должно повторяться.
- Ты забыл, значит, - хмуро отвечала Мавриника, - но я не забыла, как ты орал на меня, как будто я тряпка половая, ты и на тряпку так не орёшь. Отойди от меня, я ухожу – наша свадьба была ошибкой.
Когда проблема развернулась этой стороной, то Каир опешил, он не знал, что сказать, и Мавринику держать не стал.
Что же с Супистой? А она не могла терпеть больше Ченца. Каждое прикосновение, каждое слово и даже взгляд его на неё были ей противны. Когда он наклонился, чтобы поцеловать её на прощанье, то она отпрянула и, не повернувшись, убежала домой.
В этот вечер Мавриника вернулась в дом к отцу. Она ещё пару раз виделась с Ченцем, пока он не надоел ей, как и все предыдущие. Несмотря ни на что, Каира она считала лучшим из всех парней, которых она встречала. Она чувствовала перед ним вину, поэтому не осмеливалась вернуться. А Каир с головой ушёл в своё рабочее ремесло.
Всё входило в привычное русло, но только Ченц не мог успокоиться. Обычно он бросал своих пассий. Мавриника поиграла им и выбросила. Он хотел отомстить.
Это произойдёт через полгода после той мерзкой измены Мавриники своему мужу. Уже пять месяцев Ченц наблюдал за ней, как она меняла спутников через день, выбирая самых лучших, всегда из макечи, то есть отважных. Это были сильные, красивые и храбрые парни, которые боготворили её. «Хорошее она нашла занятие, - думал озлобившийся Ченц, - но не долго твоё хобби продлится теперь».
Мавриника шла домой с ярмарки через небольшую липовую посадку. Там на неё накинулся человек в чёрной маске, зажал рот и поволок куда-то. Их никто не видел.
Незнакомец притащил её в старенькую хибару. И начал жестоко избивать. Он бил её по лицу и кряхтел, потом со злости толкнул. Она упала на раскалённый противень лицом. Запах палёного мяса наполнил комнату, а крик боли заглушил всё вокруг.
- Твоя красота прогорела, - отплёвываясь, прошипел маньяк.
Но Мавриника не слышала его голоса, она потеряла сознание. Уходя, он выронил колечко макечи с жёлтой разолитовой маской в центре.
К утру Мавриника пришла в себя. Она находилась в заброшенной кузнице. Всё тело болело, а лицо сильно жгло. В полупрострации она вышла и, пошатываясь, пошла домой. Зайдя в дом, она снова лишилась чувств, но подоспевший Стенат поймал её. От созерцания её обезображенного ожогами лица по его телу пробежали неприятные мурашки. Он представил эту картину. Тут подоспела Суписта. Она стала готовить отвары и лекарства. В итоге через неделю раны и болячки зажили, но остались следы от ожогов и шрамы, уродующие прекрасный лик Мавриники. Наблюдая себя в зеркало, она изгоняла из себя амбиции красавицы, ведь было из-за чего. Увидев её на улице, прохожие посмеивались, молодые парни сторонились, а знакомые делали вид, что совсем не знают её. Так пришла эра уродства. По крайней мере, для Мавриники это была самая глобальная проблема на тот момент.
Её интересы менялись, она увлекалась теперь шитьём и рисованием. Прошёл один год, ничего не забывалось, но душевная боль притупилась. Мавриника пошла покататься на лодке. Она так часто делала: сядет в лодку и рисует свои модели платьев – тогда к ней приходило вдохновение. Озеро плавно покачивало её судёнышко, это не мешало ровному скольжению угля по белой плиточке. Она наклонилась к воде, чтобы посмотреть на своё отражение. Рябь воды искажала черты её лица, и шрамов было не видно, это ободряло её. Она наклонилась ещё ниже, и лодка перевернулась. Неожиданность, волнения по поводу погибающих творений первого модельерства и лодка, зацепившаяся за платье, способствовали погружению Мавриники ближе ко дну. Но с берега её случайно увидел некий парень по имени Далст. Он здорово плавал. В момент он уже был возле неё, отцепил от лодки и вытащил на берег. Она не успела нахлебаться воды и поблагодарила спасителя. Потом заволновалась о своих рисунках:
- Как жаль, что их не вернуть, - сказала она.
- Чего не вернуть? - поинтересовался паренёк.
- Да, так. А можно ли узнать имя моего спасителя? - спросила Мавриника.
- Я – Далст. А как ваше имя? - ответил тот.
- Мавриника, я дочка Дувмата. Как хорошо, что вы здесь оказались.
- А я гулял, вдруг вижу, лодка переворачивается, и не стал терять времени.
Он отвёл её домой, пообещав завтра проведать. Назавтра он ранним утром стоял в дверях дома Дувмата с красивой лилией и тремя плиточками, на которых были изображены модели платьев. Мавриника была очень рада спасённым из воды плиткам и польщена подаренной лилией. Но лучше всего то, что он всё-таки пришёл.
Скажем несколько слов о Далсте. Это смелый и сильный парень из рядов макечи. Он отличался не внешней красотой, но красотой души, он был спокоен и романтичен. Возможно, поэтому у него ещё не было девушки. Он был очень тактичен, и, заметьте, никогда не спросит у Мавриники о происхождении шрамов на лице. Ведь, несмотря на них, она запала ему в душу. Он видел прекраснейшие глаза и улыбку, стройное тело и угадывал внутренне богатую натуру. Он прозревал в ней борьбу между циничной эгоисткой и милосердной святошей. Да, он полюбил её, как никого не любил.
А что она? Уже полгода они были знакомы. И полтора года шрамы не отпускали её. Свои ценности она поменяла. В любви для неё стало важно чувство, а не инстинкт. В Далсте она видела надёжного друга. Однажды она спросила его о его кольце: раз он макечи, то пусть покажет свою реликвию ей.
- Прости, Мавриника, но я не могу, оно уже давно пропало. Помнишь больше года назад, в Пусторе на площади была ярмарка, когда палестинские торговцы привозили свои товары: ковры там, ещё что-то. В тот день утром я ещё видел его в последний раз, на следующий день оно пропало, может, соскочило.
- А какое оно было, расскажи? - умоляла Мавриника.
- Кольцо, понятное дело, обычное, а, вот, камешек разолита был огранён в виде маски, - отвечал он.
- А что это означало? - не отставала она.
- Отец говорил, что пусть маска моя будет только в кольце, но никогда не на лице или того хуже на сердце. И никто не смеет назвать меня двуличным, никогда не ищи в моих словах скрытого смысла. Я не притворяюсь и не лгу. Никому не лгу: ни себе и тем более ни тебе.
- Почему «тем более»? - с улыбкой проговорила Мавриника.
Далст замешкался, но сказал правду:
- Ты очень дорога мне, Мавриника. Я не собирался пока говорить этого, но я тебя люблю, прекрасная Мавриника, я не прошу ничего взамен. Просто не разрушай того, что есть у нас.
Она улыбнулась и убежала. Вернувшись, она разговорилась об этом со своим братом Стенатом.
- Не взирая на моё уродство, он любит меня. Зачем ему лгать?
- Шрам, он пройдёт. Ты самая красивая девушка, и, насколько я разобрался в нём за эти полгода, - отвечал Стенат, - то он не станет обманывать. А что ты?
- О, я не знаю, - задумалась Мавриника, потом взглянула на кольцо Стената, - А знаешь, он тоже макечи? Вот, у тебя кольцо с олешкой, а у него пропало, он рассказывал, что на нём было изображение маски. Это означает, что он всегда искренен.
Услышав об этом, Стенат посмотрел на Мавринику и заинтересованно произнёс:
- Я слышал о кольце с маской. Постой, когда я, Бахия, Лат, отец и дядя Дувин ходили в ту кузницу. Ну, знаешь? То нашли там кольцо, подобное тому, о котором ты рассказала.
Вошедший Лат уже слышал концовку и вступил в диалог:
- Да, кольцо с маской. Вы о нём говорите? Оно, возможно, соскочило с того подонка, что издевался над тобой, сестрица.
Тут они все трое очень заволновались. Мавриника отрицала:
- Нет, не может быть, глупость какая-то. Это другое кольцо. Далст никогда бы так не поступил.
Решили всё спросить у Далста. Следующим утром, как ни в чём не бывало, Далст зашёл к Мавринике и принёс вышитое цветами им самим полотенце, чтобы подарить той, которой вчера он признался в любви. Открыл Стенат.
- Привет, ребята, - произнёс Далст, направляясь к Мавринике, но дорогу ему преградил Лат.
- Погоди, парень. Я, давно, правда, уже, кольцо макечи нашёл на площади с камешком в виде маски. Слыхал, что подобное было у тебя.
- Неужели? Действительно, у меня было с маской, - взволнованно отвечал Далст.
- Посмотри. Ни это? - Лат показал кольцо.
- Это, оно, спасибо, - Далст протянул руку к кольцу.
- Теперь я скажу, где нашёл его на самом деле. В заброшенной кузнице около леса. Там кто-то избил и покалечил нашу прекрасную Мавринику, через день было найдено кольцо на месте преступления.
- Но когда это случилось? Я кольцо потерял в день Палестинской Ярмарки.
- В тот самый день это и случилось, - уже разозлившись, отвечал Лат.
- Я не знаю, как это кольцо оказалось в той кузнице, в детстве, давно, я всего раз бегал туда с друзьями.
- Ты забыл? Со Стенатом месяц назад вы ходили в Каросту, вы заходили туда?
- Я просто забыл.
- Может, ты также забыл о той злосчастной ярмарке, когда напился и напал на Мавринику, отволок её в кузницу, а там потерял кольцо? - выдавал свою версию голосящий Лат.
- Можешь дальше не продолжать, я этот бред слушать не намерен, - Далст повернулся, чтобы обойти Лата, но там ему путь преграждал Бахия.
Далст повернулся назад на Стената, но тот отвёл взгляд, ведь всё указывало на Далста. Мавриника сидела в уголке и плакала. Встал Дувмат и произнёс:
- За тебя только твоё слово, против – кольцо, на месте преступления твоё кольцо.
Наутро был публичный суд на главной площади Пусторы. Судьёй был избран уважаемый всеми здесь Дувин Гелеосар. Он выслушал всех: Далста, Мавринику, Лата, – и держал речь:
- Бесспорно, в кузнице над Мавриникой издевался мерзавец, заслуживающий сурового наказания. Далст сейчас молчит, но он отрицал свою вину, кричал, что за Мавринику жизнь отдаст. Против него то, что его кольцо было найдено на месте преступления. Но он мог потерять его там раньше, хотя сам же утверждает, что в тот день оно было на нём, потом потерялось. Против него и то, что после ярмарки его не видели, а он говорит, что искал на площади кольцо, потом пошёл спать. Его кольцо мог подкинуть извращенец, чтобы отвести подозрение от себя. В пользу Далста его нежное отношение к Мавринике, как она и сама говорит. Обвинение в лице Лата предлагает повесить его. Но пусть судьбу Далста решает ни кто иной, как сама Мавриника. Веришь ли ты ему, деточка?
Толпа гудела. Далст печально смотрел на Мавринику. От неё он принял бы любой вердикт. Если она скажет, что не верит ему, он и сам подумает, что врёт. Но она сказала:
- Он должен жить.
Дождавшись этого, встал Каир, бывший муж Мавриники, и произнёс:
- Далст – этот парень навсегда останется с клеймом прокажённого. Что это за правосудие? Вроде бы решили, что он виновен, великодушие Мавриники спасает его от смерти. Ведь у него абсолютно не было повода к нападению на неё. Если б он был пьян и не разбирал, что делает, то не стал бы тащить её в заброшенную кузницу, а издевался бы прямо в рощице, где иногда ходят люди. Если вы скажете, что он был обижен на весь мир, так как у него не было девушки, то тогда вас всех можно обвинить в чём угодно: Бахия на Лата, что тот старше, Лат на Бахию, что тот младше, Дувин на Дувмата, что у того детей больше, мальчишка Горел на меня, что я говорю, а ему слова не дают, Ченц на Сипелькау, что та женщина и так далее.
- А у кого был повод? - перебил Дувин.
- Например, вы могли подумать, что хотя бы у меня, так как мы расстались с ней не на самой дружественной ноте, - подставлял свою голову Каир, - или тот же Ченц, она ведь бросила его. Пладан-гигант тоже, помнится, был расстроен тем, что она отшила его. Он жаловался мне. Но Пладан не при делах, я на ярмарке был с ним. И, кстати, когда мы под утро возвращались домой, то я встретил Ченца. Он налетел на нас с разбегу.
Тут решил высказаться Далст:
- Я вспомнил, когда я искал кольцо на площади, то меня видел же Ченц. Он пробегал мимо, а я ещё сказал: «Не беги, к утру успеешь», – а он брякнул: «Да, отвали ты», – и побежал дальше. Я помню его днём на ярмарке, он возле меня крутился, а потом весь вечер я его не видел.
Тогда закричал Ченц:
- Ты чего там выдумываешь? Я, может, тебя тоже вечером на ярмарке не видел, а ночью, откуда я знаю, кольцо ты искал или потерял.
- Значит, ты его видел ночью? - спросил Дувин, - но почему, когда спросили всех: «Видели ли Далста той ночью?» – ты молчал?
- Причём тут я? - вопил Ченц, - кольцо его нашли, а не моё. Я, вообще, не вхожу в состав этих долбанных макечи. И их побрякушек не таскаю.
Вдруг начал говорить малолетний Горел:
- Эй, вы ж мне, точно, в ту ярмарку показывали, небось, забыли, перстенёк с жёлтым камушком, как у макечи. Вы ж показывали. Откуда оно у Вас?
- Тебя спрашивали? - грубил Ченц, - просто кольцо. Я не помню, откуда взял его и куда дел.
Дувин, обращаясь к Горелу, спрашивал:
- А ты не помнишь, как выглядело кольцо?
- Помню, - ответил Горел, - так же, как то, которое у вас дядя в руках, только пальцев ваших, сжимающих кольцо там не было.
Толпа начала возмущаться. Ченц, чувствуя напряжение, закричал:
- Посмотрите на этого уродца, - он показал на Далста, - зачем такие живут? Убить его и дело с концами, а она, эта Мавриника, получила своё, я считаю.
Вдруг Ченц увидел, что братья Мавриники направляются к нему. Он быстро сориентировался и побежал. Он укрылся в той самой заброшенной кузнице. Забежал и закрыл дверь прямо перед носом у Каира, самого быстрого бегуна Пусторы. Стенат подбежал следом и, не дожидаясь помощи громилы Пладана или Лата, он вышиб дверь. Стенат вошёл, за ним Каир и все остальные. Перед ними лежало стонущее тело Ченца, проткнутое железным прутом. Видимо, с разбегу он налетел на него. Через час он умер.
На площади остались двое. Далст и Мавриника. Все остальные наблюдали смерть Ченца. Мавриника виновато говорила:
- Я понимаю, такому открытому сердцу, как у тебя, нелегко переживать обвинения во лжи. Извини меня, пожалуйста, я очень скверно себя ощущаю. На твоём месте я бы даже не стала слушать, но ты слушаешь, - она впервые в жизни извинялась.
- Ведь всё раскрылось, слишком многое указывало на меня, а ты меня не достаточно хорошо знала, чтобы бездоказательно верить моим словам. Я нисколечки не держу обиды, - радостно отвечал Далст, - эй, мы снова друзья?
- Я бы хотела этого, - вытирая слёзы, и улыбаясь, говорила Мавриника.
Далст обнял её. Теперь почему-то он ещё сильней любил её.
Далсту спалось не очень-то хорошо этой ночью, но причиной был не вершившийся днём над ним суд. Его волновали только три слова: «Он должен жить». Их произнесла Мавриника. «Что значит, должен? Кому должен? Почему она не сказала «будет жить» или «пусть живёт»?» – мучился Далст. Но он не смел утешать себя мыслью, что необходим ей, поэтому уснул, решив, что из её уст прозвучала всего лишь жалость.
Наперегонки соревновались дни. Шрамы на лице Мавриники становились всё менее заметными. И вскоре исчезли вовсе. Возможно, некий посыл существовал в словах и действиях Ченца, в ту жуткую ночь в заброшенной кузнице. Но о Магии тогда ещё говорить не приходилось.
Теперь Далст не мог, как раньше, спокойно в одиночестве ходить на охоту. Ведь он стал известным на всю Пустору. Увидев его доброту, многие девушки бегали за ним. Раньше такого не было.
Красота вернулась в жизнь Мавриники, но она сама изменилась. Больше никаких случайных мужчин и борделей. Она сидела целыми днями и шила различные одеяния. А главное – это её эмоции, когда она видела улыбающуюся или мило беседующую девушку рядом с Далстом, в ней что-то закипало. Она чувствовала негодование к девушке, предательство со стороны Далста, хотя ясно понимала, что он ей ничего не должен. Он имеет право улыбаться, разговаривать и встречаться с любой девушкой.
После того публичного суда над Далстом прошло три месяца. За Мавриникой ухаживали многие красавцы, но ближе остальных подобрались к её сердцу двое. Один – это Мендонка. Красавец, очень обаятельный и очень весёлый. Он развлекал Мавринику больше, чем братец Горел, который был очень юморным мальчуганом. Дни, проведённые с Мендонкой, отличались друг от друга в корне. То он придёт, прикинется, что получил задание от главы Валерана – спрятать её. И весь день они скрываются по дворам и кустам. Или как-то зашли в поле, завязали глаза и пошли, взявшись за руки. Через час сняли повязки и весь оставшийся день искали обратную дорогу. С Мендонкой скучать не приходилось. А, вот, второй – Нулепсид. Томный взор, мускулистый, загорелый стан, чёрный волос, белоснежная улыбка – соблазнительный красавец. Он говорил только о любви. А она не слушала музыки его речей, она любовалась им. Все дни с ним сливались в один вечный и прекрасный день.
Но был ещё один парень, который очень отличался от остальных, и в сердце Мавриники ему принадлежало особое местечко. Он из всех был не самым красивым, если не сказать – самым некрасивым, но Мавриника всё равно испытывала к нему симпатию. Он робко и со стеснением заикался о любви, и в этом была прелесть. Он казался оплотом силы, мужества и доброты. Но ради неё – хрупкой девушки – был готов на всё. Может, вы угадали в нём Далста?
Её осыпали предложения о замужестве, но теперь она тянула. Выбор разума был между Мендонкой и Нулепсидом, но сердце медлило, ждало кого-то иного. Далст, углядев поклонников, стал редко заходить к Мавринике, так как не хотел стеснять её своим присутствием. Но один погожий день решил всё.
Утром зашёл Нулепсид и долго мурлыкал о любви, заключив Мавринику в объятья. Смысл его слов указывал в постель. Попозже прибежал Мендонка. Он быстро говорил, что за ним кто-то гонится, и, если она захочет, то может бежать с ним, но возврата не будет. Это была его очередная придумка. Ещё не ушёл Нулепсид, который и не собирался уходить, Мендонка зовёт навсегда с собой – неопределённость доставала Мавринику. В обед совершенно случайно зашёл Далст. Он говорил, что соскучился, но потом увидел обоих протеже Мавриники в беседке. Начал извиняться за визит и пятиться назад. С приходом Далста гармония в душе Мавриники начинала упорядочивать чувства, и вдруг он так скоро уходит.
- А можно, я пойду с тобой? - спросила Мавриника.
Далст опешил:
- Да, конечно, конечно.
И они вдвоём ушли. Мендонка с Нулепсидом прождали до вечера, но, не дождавшись, так и свалили. А Мавриника и Далст гуляли и разговаривали обо всём. С наступлением ночи изучали звёзды. Наблюдали закат и восход, умывались в росе. Не выспавшийся Далст находился в состоянии некоторой эйфории, поэтому он осмелился предложить Мавринике руку и сердце. Она также не выспалась, отсюда и её эйфория, которая заставляет думать и выбирать сердцем. В итоге она согласилась выйти замуж за Далста. О своём решении она никогда впоследствии не пожалеет.
Она поставила условие, что свадьба должна состояться в этот же день, боясь, что эту хрупкую гармонию может развеять дуновение завтрашнего дня. Этот необычный ритуал они провели сами для себя, ведь важнее всего, что их обещаниям свидетелем был Сам Бог. Они впервые поцеловались. И Мавриника испытала притяжение к своему новому и последнему мужу. Он был уже не просто добрым другом, защитником в её глазах, теперь она мечтала о детях именно от Далста. Через девять месяцев она родила мальчика, которого они назвали Постольмом. Позже у них родился ещё один сын – Виерс. И затем дочка – Блика.
О дальнейшей судьбе Мавриники рассказывается мало. Только, что в Сэндории она стала шить наряды специально для фараона и его жены. Её работой восхищались даже за пределами Песчаных Краёв. А Далст в Сэндории обрабатывал кожу и другие материалы для прекрасных платьев, создаваемых его супругой. О них сохранилась одна песня, которая со временем, перепетая многими бардами, поменяет и сюжет, и смысл, и даже своих главных персонажей.

«В жадности своей не щадил ничего»

«Я не дам вам ни капли воды, если вы не дадите взамен мне хотя бы двух капель», – однажды сказал он. Единственный из детей Дувмата, которого на воспитание взял себе некий Арчил, валеранский богач. В семь лет этот мальчик ходил в шелках, ел редчайшие и вкуснейшие блюда и общался с детьми высшего света всей валеранской округи. Его имя Коплант. А случилось это вот так.
Заехал Арчил Бакендас в Пустору, проездом из Палестины, а как он попал туда, уж это не многим ведомо, да и нам не важно. В Пусторе Арчил не собирался останавливаться, но повозка его так не думала. Она рассыпалась прямо перед домом Дувмата. Дувмат, увидев это, выбежал с желанием помочь. Отдал свою телегу и сказал:
- Берите мою телегу, а я вашу сделаю, тогда и поменяемся снова.
- Да, ладно, сделаешь – оставь себе, - ответил Арчил, - не ожидал я, что в Пусторе такие приветливые люди. А знаешь, что? Я, пожалуй, отплачу тебе так: хочешь Клинок Егуда, он дороже твоей хибары, намного дороже.
- Нет, спасибо, ничего не надо.
Тут вышла Ревера, жена Дувмата, поинтересоваться происходящим.
- Тогда, может, жене твоей что нужно? Вот, алмазное Ожерелье, называемое Слёзы дочери Йифтаха, во всём Песчаном Краю ничего подобного нет.
- О, нет, - отвечала Ревера, разобравшаяся в обстановке, - очень признательна, но я не смогла бы принять.
- Да, что вы все? - возмутился Арчил, - Ага, я вижу, жена твоя на сносях. Так вот, обещаю озолотить ребёнка этого.
- Эка ж вы удумали? - одобрил Дувмат, - Ребёнка ещё нет на свете, он и не откажется.
- Ну, и порешили. Прощайте, добряки.
Арчил уехал, и его больше не видели в этом селении никогда. А у Реверы и Дувмата родился сын Коплант. Поехал как-то Дувмат в Валеран, чтобы торговать овощами, и взял с собой шестилетнего Копланта и пятнадцатилетнюю Суписту. Суписта сидела и следила за морковью, а маленький Коплант за помидорами. Сам Дувмат сидел возле огромной повозки, загруженной огурцами. Мимо них проходила какая-то богато одетая ребятня. И малец, лет девяти, схватив один помидор, пошёл дальше. Коплант встал, схватился за торчащую часть помидора и сказал:
- Отдай сюда.
Потом он сдавил помидор так, что внутренности овоща выплеснулись на наглого мальца, испачкав весь его роскошный прикид. Это стало шоком для избалованного сынка богатея, и тот заревел. А хнычущим мальцом оказался сын Арчила Бакендаса. Арчил был где-то поблизости, и снова неважно по каким делам, он услышал плач своего сына и подошёл. Увидев испачканное платье Валенока, так звали сына Арчила, он злобно крикнул в сторону Дувмата:
- Кто испачкал моего сына? Если этот шкет с тобой, то вы большие деньги заплатите за платье.
- По-моему, - отвечал Дувмат, - это вы уплатите стоимость помидора, которым ваш шкет умылся.
- Вот, так всегда, - начал злиться Арчил, - приедет какой-то деревенщина в город и начинает указывать, пока указку не сломают.
- А вы не пугайте, мы не из пугливых, - дерзил Дувмат богачу.
- Ах, вот оно, что? – раздувал ноздри Арчил, подошёл к повозке с огурцами и опрокинул её.
Из телеги посыпались огурцы. Потом Арчил, усмехаясь, взглянул на повозку, а сбоку на ней было его имя и значок, обозначающий его династию. Арчил вгляделся в крестьянина и, естественно, узнал в нём Дувмата. Гнев сменился радостью и он воскликнул:
-Эй, ты же тот самый мужик, который мне с телегой помог, в этой, как там, Пусторе, кажется, я ещё наградить тебя обещал, извини, братец.
-  Ну, ну, награды не нужно больше, за помидоры и морковку, спасибо, что не раскидал по всей площади.
- Ладно, тебе. Я заплачу, а, помнится, я обещал ребёнка твоего озолотить. Ну, и как, родился?
- А что ж ему не родиться-то? - вопрошал Дувмат.
- Во, и что ж я не знал?
- А с чего бы тебе знать?
- Ну да, я и забыл, но слово своё сдержу, где твой ребёнок?
- Вон, перед тобой.
- Так это ж он? Ха. Что б меньше мороки, я возьму его в свой дом, обеспечу всем и воспитаю сам.
- Думаю, не стоит. Вы бы за огурцы заплатили.
- Не думай, я так решил, - заключил Арчил.
За огурцы Арчил забыл заплатить, взял маленького Копланта и повёз его в свой особняк. Дувмат ехал назад с одной Супистой.
Поначалу раз в месяц Коплант навещал свою семью, а потом всё реже и реже. Постепенно в стан его качеств добавились наглость, высокомерие и ощущение вседозволенности, а бережность превратилась в жадность. Да, ещё доброта почти полностью покинула его сердце. Валеран и богачи испортили мальчугана. Он ко всему прочему стал чураться своей родни, как некогда его отец в отдалённой Вестфалии.
В двадцать лет он совратил молодую жену Арчила. Арчил узнал.
- Я дал тебе всё, а ты позарился на большее, - кричал богатей.
- Твоя жена не больше, чем всё, - без тени смущения отвечал Коплант.
- Я убью и тебя и её, - свирепел старый богач, снимая со стены Клинок Егуда, тот самый, что однажды предлагал Дувмату.
Но, пока он снимал этот клинок, со стены посыпался весь дорогой арсенал его коллекции вооружения. Арчила насмерть проткнуло Копьём Шамгара, привезённым из Арабики.
В этот момент в комнату вошёл Валенок, сын Арчила, с которым в детстве Коплант повздорил из-за помидора. Их отношения до сих пор были не гладкими. Конечно, Валенок винил Копланта в смерти отца, хотя прекрасно понимал, что то была случайность, а когда Лесча (вдова теперь Арчила) и Коплант поженились, Валенок негодовал. Коплант с Лесчей представили эту свадьбу, как своего рода жест милосердия Копланта для безутешной Лесчи. И в память об Арчиле: раз старый богач доверял Копланту, значит, и его жена сможет на него положиться. В голодный год Лесча умерла. Но Коплант не горевал, он подбивал уже пути к избраннице Валенока – Фистисфее.
Фистисфея также была из аристократов, на бедняков Коплант даже не смотрел. Он подарил ей Ожерелье, называемое Слёзы дочери Йифтаха, в память о великолепной первой ночи. Когда Фистисфея под утро вернулась домой, она рассказала мужу о том, что разговорилась с тётушкой дотемна, а ночью возвращаться домой не решилась, так как история с нападением на Мавринику дошла и до Валерана и уже много лет держала в страхе молодых девушек. Валенок уже, было, поверил, но его взгляд скользнул по шее жены и остановился на ожерелье.
- А откуда это ожерелье? - спросил он.
- Что? - замешкалась Фистисфея, - Ах, это. Это же тётушка подарила, а ей какой-то шилданский поклонник, но он к несчастью умер, и тётушка раздаёт его подарки.
Но Валенок узнал Ожерелье, называемое Слёзы дочери Пинхаса. Ещё бы, Арчил так дорожил им и не раз упоминал об уникальности этого ожерелья. Валенок не стал дальше выспрашивать, слушать ложь. Он отправился к Копланту и выложил все карты:
- Я знаю о связи между тобой и моей женой.
Прямолинейный Коплант ответил хладнокровно:
- Думаешь, удивил? Я тоже знаю. Ты вообще последний, кто о ней узнал.
- Так ты не отрицаешь?
- А я не стыжусь. Фистисфея статная девушка – не подстать тебе.
И вдруг взгляд Валенока упал на бюст в углу, на котором висело Ожерелье, называемое Слёзы дочери Йифтаха. И он удивлённо произнёс:
- Откуда оно здесь? – показывал он на ожерелье, - такое же на моей жене.
- Здесь откуда? Не знаю, по-моему, твой отец из Палестины или из Сэндории привёз, - ответил Коплант, - На твоей жене говоришь такое же? Вот, именно, что такое же, но не это. Неужели я такой дурак, что отдам кому-то такую бесценную вещь. Ты знаешь Глодхэса – ювелира из Мории? Вот, он-то как раз – удивительный мастер подделок.
- Ты обесчестил меня, - вырвалось у Валенока, - защищайся.
И Валенок схватил стул и намахнулся на Копланта. А тот в свою очередь попятился назад, нашарил в углу что-то и подался вперёд. Стул пролетел мимо, а то, что было в руках у Копланта, пронзило тело Валенока. Как ни странно, это снова было Копьё Пинхаса. Копьё это было интересно тем, что оно имело по заострённому наконечнику с каждой стороны. И теперь один наконечник омывала кровь сына, а на другом конце засохла кровь отца.
Вдруг в комнату вбежала ошарашенная Фистисфея. Она не могла понять, что здесь произошло. Она должна была прийти к Копланту, как они вчера договорились, а здесь такой сюрприз. Коплант начал ей внушать, что всё это нелепость, случайно вышло, самооборона. Теперь она понимала, что Коплант убил её мужа. В страхе она пятилась от него. Коплант хотел обнять её и успокоить, но она отпрянула от него и в тот же момент наскочила на злосчастное Копьё Пинхаса.
В голодающей стране Копланту не составило труда убедить всех в случайности жертв рокового копья. Только брат Фистисфеи – Фариск – не поверил в байки Копланта. Он читал в лукавых глазках Копланта ужас правды, и он не совпадал со слухами, витавшими по Валерану и выпущенные нынешним владельцем поместья Арчила Коплантом. Фариск был очень проницательным парнем. Его внешность была не очень обычной: ростом он был высок, как и Коплант, но его глаза имели узковатый разрез, а уши были заострены кверху. Он не стал ничего никому говорить, но решил мстить. Следующей ночью он поджог дом Арчила Бакендаса, в котором проживал один только Коплант. Но, увидев пламя, он осознал, что натворил. Фариск ринулся в дом, чтобы спасти Копланта, но сам не смог выбраться и погиб там.
Копланта же дома в ту ночь не было. Он навещал отца и родню первый раз за весь голодный год. По возвращении в Валеран он узнал о потере дома и очень сожалел о похороненных под пеплом сокровищах, собранных Арчилом по всему Песчаному Краю и за его пределами.
От отца он узнал о скором отъезде пусторцев в Сэндорию и решил примкнуть к их рядам. Так он вернулся в семью, но уже другим, не как прежде. Часто грубил старшему брату Лату, да и отцу. А, вот, с братом Реудатом он сильно сдружился.
Человек, не воспринимающий нищету, стал нищим. Он жил с нищими, ел и одевался, как нищие. По пути в Сэндорию к нему подошёл старик Авдей, тоже из Пусторы, и попросил воды, а тот пожадничал, допивая остатки, и последние капли расплескал. Авдея напоил Реудат, бывший поблизости.
В Сэндории Коплант плакал о своей несчастной судьбе бедняка. В бытность богачом, он брезговал теми, кто окружал его сейчас. Возможно, что болото нищеты поглотило бы его, если бы не врождённая бережливость и её агрессивная форма – жадность. По протекции Гердаша он стал виночерпием. Но вскоре стал богатым виноделом. Сначала он воровал фараоново вино и торговал им за пределами Сэндории, а потом, накопив деньжат, посадил собственные виноградники. Даже лучшему другу и брату – Реудату – он не дал и капельки вина бесплатно, хотя и себе лишнего глотка не позволял.
В своей торговле он разорил многих конкурентов. Кстати, и Чворца – того самого, который продавал воду в пустыне, к нему ещё ушла жена Бахии, одного из старших братьев Копланта. Ценилось коплантово вино на весь Песчаный Край. И даже Баши приобретал у него вино, а не пил вино своего производства.
Жены у Копланта так и не было, хотя он жил с некой Кионгой, которая родила ему дочь Шелу и сына Ланита.
В год, когда власть в Сэндории сменилась повторно, то есть после смерти Гердаша и Халифа, Кэгорт – новый фараон – был недоволен сложившимся ходом виноторговли. Он приказал своим слугам припугнуть Копланта, чтоб тот выплачивал налоги за продажу вина, так как в мирном разговоре с ним не удалось прийти к согласию. Когда Кэгорт предложил платить ему десятую часть, Коплант ответил:
- Уже то, что я позволяю тебе за какую-то плату наслаждаться моим напитком, выше всякого бескорыстия.
Кэгорт боялся наглых людей, поэтому смолчал. Но своим слугам он сказал, чтобы, если не получится договориться, они разобрались с ним по-своему. Когда подосланные фараоном люди пришли на винодельню Копланта, то, конечно же, его там не нашли. Он заправлял всем, но ничего не делал. Тогда они пошли к нему в дом, где в тот момент, ожидая своего брата, отдыхал Реудат, он и открыл двери слугам фараона.
- Мы хотим поговорить с тобой от имени фараона о производимом тобой вине, - сказал предводитель тайной стражи Кэгорта Блекей, который до этого служил в тайной страже Баши.
- Но я не Коплант, его нет сейчас, - ответил Реудат.
Блекей и остальные решили, что он специально отнекивается и что разумного диалога с ним не выйдет. Тогда Блекей выхватил саблю и полосонул отвернувшегося Реудата. Тот замертво свалился. Люди фараона захватили винодельню Копланта, но от незнания вскоре виноградники завяли, и вино под названием «Ирсэндио» – «Кровь пустыни» осталось только в воспоминаниях.
Коплант возвращался и, увидев вооружённых людей у своего дома, решил не рисковать. Вскоре он узнает о смерти брата, отправит детей вместе с Кионгой подальше отсюда в Шилокию, а сам захочет забрать из своего дома богатства, накопленные за последние десять лет. Голоса жадности и алчности приказывали их забрать. Взвалив огромный сундук на плечи, Коплант уходил, но незамеченным остаться, было просто невозможно. Охрана ворот поинтересовалась у него, что это он ночью несёт такое тяжёлое. Верный себе Коплант отвечал:
- Ваше дело маленькое – открывать ворота. А большие дела вас не касаются.
- Назовись, - скомандовал глава охраны Кечур, так как к этому времени Стенат уже давно покинул службу у фараона.
- Я Коплант – великий винодел. А теперь открой ворота.
- Ты лжёшь, он погиб позавчера.
- Шестёрки грязного фараона убили моего брата.
- За оскорбление фараона – назначена смерть, - и с этими словами Кечур вонзил свой ятаган в живот Копланта.
Может, жадность или бережливость, а может, просто голос судьбы распорядился жизнью Копланта.

«Или глаз твой завистлив оттого, что я добр»

Реудат был на два года младше Копланта, поэтому они и сдружились. Когда Коплант изредка приезжал от своего благодетеля, больше всех других радовался Реудат, но со временем он стал размышлять и понимать больше. Он начинал завидовать своему брату. Сначала из-за того, что родители к Копланту были более снисходительны, а это и понятно, ведь они видели его раз в месяц, а то и в два месяца. Потом из-за денег, которые водились у Копланта. Реудат больше мельчайшей монетки – стерлетки, находимой на рынке, в руках не держал. С возрастом Реудат стал замечать, что девушки больше обращают внимание на брата Копланта. Но это происходило только потому, что с бедным Реудатом они не видели перспектив, богатый Коплант являлся выгодной партией. А о том, что они братья, девушки те не знали.
Конечно, нельзя отрицать, что Реудат любил своего брата, но зародившаяся зависть иногда выдавала такие штуки. В детстве частенько случалось такое. Братья, когда приезжал Коплант, вдвоём ходили на рынок за детскими покупками: какими-то игрушками, интересными штуковинами и различными фруктами. Коплант, естественно, покупал всё только себе. Тогда Реудат подходил к понравившейся вещи, брал её и говорил, что заплатит его братец Коплант. Это бесило Копланта, но казаться мелочным в глазах толпы он не хотел, поэтому раскошеливался. Вскоре бережливость подтолкнула Копланта к мысли – не брать с собой денег при поездках в Пустору. Но наказал он только себя, ведь Реудат мог спокойно обходиться без всех этих побрякушек с рынка.
Реудатова зависть к брату постепенно перерастала во всеобщую зависть при малейшем неравноправии: зависть к старшим братьям за их жён и детей, зависть к соседям за то, что они живут ближе к реке, зависть к жителям Валерана и Шилдана. В голодный год ему мерещились за углом жующие люди, он считал, что жрачку скрывают только от одного него. В Сэндории ему показалось слишком вольготным место Гердаша Ёсфота, и Реудат, будучи хлебодаром, помышлял обманом снять Ёсфота и занять его место, даже, может быть, если придётся пойти на убийство. Он слышал сказания и завидовал древним и вымышленным героям за их подвиги, завидовал Бажиде, что Ёсфот взял его во дворец к Баши. Он завидовал гонцам, приносящим вести со всех концов света. Зато он больше не завидовал Копланту, который, как и он, стал простым работником – виночерпием при дворе фараона. Наверное, он чувствовал в себе какое-то великое предназначение и унывал от своего малозначимого положения в жизни. Все ощущают свою уникальность, не только он, но честолюбие, передавшееся от отца, не позволяло мириться с ненужностью. Он сильно завидовал птицам, умеющим летать; при палящем солнце он завидовал жителям холодных северных широт, о которых доходили только слухи; в ненастный день, когда дождь и лютый ветер играли шутливые мелодии на рёбрах, он завидовал себе, обливающемуся потом. И эти его размышления всегда останавливались на одном: у него нет потомства. Из всей его родни только Бажида был ещё молод, и Гердаш умер давно уже, не оставив потомков, как считалось. Остальные обзавелись наследниками. Но всё это оборвалось в один единственный день. И это не была его смерть.
Это был переломный день и для Сэндории, когда со смертью всех прямых наследников престола к власти пришёл тиран и деспот – Кэгорт. Реудат уже не был хлебодаром. Он давно работал на винодельне брата и был довольно состоятельным. Узнав о гибели Гердаша и восхождении Кэгорта, его зависть только сказала: «Гердаш был никем, не лучше меня, вот, и судьба закономерно изменила ему». А ведь он уже знал, что Гердаш Ёсфот – это тот самый пропавший его рыжеглазый брат. Реудат продолжал мыслить: «А этот приблудный Кэгорт такой же смертный, как все, но он стал фараоном, а я остался никем». По Реудату можно было понять, что он способен только трепать задним местом об лавку, а для достижения замыслов он даже палец о палец не почешет. Судьбе надоело ждать его действий. Вдруг к нему подошла красивая девушка и спросила:
- Господин, вы очень бледный, может, вам что-нибудь нужно, вот, возьмите сочный манго.
- Спасибо, прекрасная незнакомка, - ответил Реудат, - я в порядке.
Она прошла мимо. Через минуту Реудата что-то дёрнуло. Он вскочил, побежал за ней по следу, но она исчезла. Он думал теперь только о ней. Мысли о зависти развеялись в прах, как и родились из ничего. Он начинал осознавать, что это не жизненная несправедливость, а логика жизни. Судьба не может быть у всех одинаковой. И, вот, за секунду он упустил свой шанс. Другие же цепляются за такие мгновения, осуществляя мечты. Бедняга Реудат метался по всей Сэндории целую неделю, пока, наконец, не узнал, где живёт его прекрасная незнакомка. Он узнал, что она дочка старика Брожара, который раньше держал кузницу, а теперь состарился, и эта кузница приходила в запустение. Он не стал стучать к ней в дом, а просто засыпал диковинными цветами всё крыльцо, конечно, там не было роз, чтобы девушка его мечты не поранила ног об их шипы. Розы он аккуратно расставил в корзинах по сторонам. Это всё он сделал ночью и теперь дожидался её. Когда утром дочь Брожара вышла на крыльцо, она обомлела. Чей-то голос окликнул её:
- Не хотите ли манго, прекрасная незнакомка.
Она обернулась и постепенно вспомнила этого человека, протягивающего ей сочный фрукт. Девушка засмеялась и хотела убежать, но Реудат окликнул её снова:
- Назовите хотя бы имя своё, прекрасная незнакомка.
- Иссевашана, - произнесла она.
Её имя означало на старом всеобщем языке – «Хрустальная Божья коровка». Не дожидаясь её новой попытки исчезнуть, Реудат продолжил:
- Какое чудесное. Это, верно, ваша матушка дала его вам? Редко здесь услышишь имя на старом валеранском наречии.
- А вы знаете, как оно переводится?
- Конечно, я всё детство провёл в Пусторе, валеранской провинции, и язык своих предков немного знаю, моя прекрасная хрустальная Божья коровка.
- Интересно, а как ваше имя.
- Я – Реудат, отец был не очень изощрён в выборе имён и назвал меня «Своенравной собакой», но собака – она же преданная.
- Да, преданность и верность, честность и справедливость – характерные качества собачек, а ещё они добрые.
- Извините за мою поспешность и некоторую назойливость, - перевёл разговор Реудат, - вы не желаете прогуляться, Иссевашана?
- С вами с удовольствием, но мне нужно по делам. Папа попросил сходить в Валию за некоторыми травами.
- Вы знаете, в Валию и мне неожиданно понадобилось за … травами, да, представляете.
- Ну, что ж – это великолепно.
- По-моему, тоже удивительно, что батюшка вас попросил сходить именно в Валию за травами, а не в Гремудон или Шилокию, - Реудат перечислил несколько сэндорийских пригородов, разросшихся с приходом сюда валеранцев и палестинцев.
По дороге они переговорили обо всём, и, честно говоря, их разговор был действительно интересным, ибо сошлись два человека с необычайно богатым внутренним миром. В Валии Иссевашана купила отцу для лекарства черничные листья и морковный сок. А Реудат за компанию корень чебурея, название которого он слышал впервые и вряд ли он его ещё когда-нибудь слышал бы впоследствии, если б не купил.
- А зачем этот корень? - спросила Иссевашана у сопровождающего её сына Дувмата.
- А? - задумался тот, - друг попросил, нужно этот корень заварить, и благотворно сказывается на зрении, - придумал Реудат на ходу.
- Знаете, Реудат, а я даже не знала. У меня отец плохо видит, и эти листочки с соком я взяла именно для него. Можно я ваш корень куплю у вас.
Реудат не ожидал такого поворота. «Надо же буркнул про зрение, сказал бы уши лечит», – думал он, но ответил:
- Вы шутите, возьмите его, конечно, никаких денег мне от вас не нужно.
- А как же ваш друг?
- А он и так хорошо видит, хотел корень использовать для профилактики.
- Вот, мы и пришли, - немножко огорчённо произнесла Иссевашана.
На землю спускались ночные сумерки.
- Ну, всего доброго. Сегодня, к сожалению, не удалось, а завтра мы обязательно погуляем, - пошутил Реудат.
Иссевашана засмеялась и зашла в дом. Засыхающие цветы Реудат собрал с крыльца, а утром ждал её с цветком в руках. Каждый последующий день их знакомства он дарил ей цветы.
Она очень обрадовалась, увидев его. Ведь она и не надеялась, что он зайдёт. Его последние слова про «погуляем завтра», наводили на странные размышления: «С одной стороны – шутка, а если подумать, то мы вроде бы гуляли, а Реудат говорит, что погуляем завтра, наверное, ему не понравился наш поход в Валию, и он больше не придёт», – думала всю ночь Иссевашана. Но утро было благосклонно, и Реудат ждал её с цветами.
- Прекрасный день, - сказал он, - и вы его сделали таким, Иссевашана.
Она улыбнулась:
- А знаете, что чудный корень чебурея действительно помог моему отцу. Зрение его улучшилось.
- Неужели? - удивился Реудат, - это же великолепно.
Реудат понял, что их прогулка до Валии не была случайностью, а его нелепая шутка про корень оказалась правдоподобной, кроме того, он осознал, что Иссевашана очень доверчива, и обещал пред Небесами никогда не обманывать эту девушку. Он рассказал, что придумал историю с корнем, чтобы проводить в Валию. Они посмеялись и пошли в парк.
Их дни сливались в бесконечное счастье. Он любил её, она любила его. Её отец благословил их, ведь Дувмат уже давно покинул Сэндорию и пропал. Реудат помогал Брожару отстраивать кузницу, чтобы вместе с ним снова заняться ковкой. И вскоре Реудат и Иссевашана сыграли свадьбу, а ночью они зачали сына, которого после рождения Иссевашана назовёт Жегеодатом, в переводе – «Лучшая собака земли», в честь его отца. Ведь спустя три дня после свадьбы Реудата и Иссевашаны произошёл тот самый случай, когда тайная стража во главе с Блекеем, перепутав его с Коплантом, лишила Реудата жизни. Так оборвалась нить гармонии и счастья Иссевашаны, Реудата и зародившегося Жегеодата. Иссевашана сохранила скорбь вдовы, больше в её жизни не было мужчины. Она воспитала хорошего сына, который продолжил дело своего деда Брожара – стал кузнецом. И первым, что он выковал, был щит, самый крепкий на земле с изображением в центре собаки, который он назвал Плечом Реудата.

«Слышал я это, что сила у Бога»

Эта история будет о Стенате, самом добром, честном и сильном сыне Дувмата, о его любви и горестях, о его славе и пороках, о его жизни, о смерти и бессмертии. Уже не раз говорилось об этом великолепном человеке, и не хотелось бы повторяться.
Он был очень сильным парнем, и с физической силой его могла сравниться лишь сила его доброты. В Пусторе он был знаменит своими подвигами. То он спасёт кого-то из реки, то добудет ценное лекарство для умирающей старушки, то убедит прокажённого раскаяться. В Сэндории он столкнулся с другой проблемой. Его сделали начальником городской стражи, а, значит, и его вольные порывы урезались рамками порядка и сэндорийцам только ведомой правильности. Например, оскорбившему фараона положена была немедленная смерть.
Стенат внешне был красив, поэтому многие женщины Сэндории положили на него глаз. Одной из них была очень симпатичная Крузельда – лучшая подруга Малекки (жены фараона). Она, увидев Стената, пришедшего на поклон к фараону, упросила, чтобы его устроили в городскую стражу. Пришло время платить. Малекка вызвала к себе начальника городской стражи – Стената – и сообщила ему о предрасположенности Крузельды к нему. Но он ответил, что любит свою милую жёнушку Кассиопею, что у них растёт хороший мальчуган Тир. И также, что он ничем не может помочь ни госпоже, ни её хорошенькой подруге. Эти речи показались хамскими жене фараона, и, вообще, Стенат показался ей чересчур самонадеянным. Она всплеснула руками, приказала убраться и долго сидела, замышляя козни против Стената, не подстать Крузельде, которая уже на следующий день увлеклась новым мужчиной. Это был зрелый мужчина Бех-Юлай, тот самый, владелец каравана, привёзшего сюда Гердаша. Его жизнь была связана с разъездами, возможно, поэтому у него всё ещё в сорок лет не было жены. А двадцатипятилетняя Крузельда очень жаждала выйти замуж. Она написала письмо Бех-Юлаю, и стал вопрос, кто же его отнесёт. Малекка нашла посыльного из стражи городских ворот. Им стал Стенат. Человек, готовый ради Добра горы свернуть, стал почтальоном. Бех-Юлай, услышав полночный стук, настороженно открыл дверь и отпрянул, увидев громадного Стената.
- Это вам, - сказал тот, протягивая письмо.
- От кого?!
- Думаю в письме ответы на все вопросы, извините за столь поздний визит.
И Стенат ушёл. На следующий день Малекка попросила Стената выкрасть у Бех-Юлая его чалму, которая очень приглянулась Крузельде.
- Я не пойду на преступление, - воспротивился Стенат.
- Это не преступление – это игра. Крузельда отдаст чалму Бех-Юлаю, не волнуйся.
- Ну, если вы госпожа просите, то я сделаю это.
Украсть чалму у Бех-Юлая смог бы и ребёнок, она лежала подле открытого окна. Поэтому Стенат озирнулся, смахнул чалму и ушёл. На следующий день Крузельда сильно удивила Бех-Юлая, подарив ему его же чалму. Но на этом поручения Малекки не кончаются. И это осознавал Стенат. Теперь она сказала ему следующее:
- Стенат, это последнее задание, я верю, что ты беспрекословно выполнишь его. Завтра вечером ты должен напасть на Крузельду и приставать к ней, а Бех-Юлай, услыхав её мольбы о помощи, спасёт её. Посмотрим, какой он мужественный.
- Я эту глупость выполнить не готов.
- Тогда все узнают о твоём воровстве.
- Я не стану сейчас говорить много о подлости, но я готов ответить за воровство, это моё преступление.
- Итак, моё последнее слово – ты обязан.
Что ж, делать было нечего. Со своим уставом в монастырь не ходят, приходилось подчиняться прихоти жены фараона. Его мучила только одна проблема, как ему, чуть ли не самому сильному мужчине в Сэндории, поддаваться немолодому Бех-Юлаю, который в своей жизни бил ладонью только по своему лицу, и то, смахивая мух.
На следующий вечер Стенат пришёл в назначенное место, подошёл к Крузельде, и, когда появился из-за угла Бех-Юлай, она закричала, отбиваясь от Стената. Стенат слегка подыграл ей, делая вид, что пытается поцеловать её. Бех-Юлай, не колеблясь, подоспел, отшвырнул несопротивляющегося Стената. Бех-Юлай и сам не ожидал, что это будет так просто. В эту самую минуту Стенат испытал самый большой стыд в своей жизни, больший, чем ему предстояло испытать вскоре.
- Крузельда, всё в порядке? - спросил Бех-Юлай, понятно у кого.
- Да, ты спас меня. Какой-то бродяга домогался меня, - ответила Крузельда.
- Тогда он будет осуждён, - ответил Бех-Юлай.
Услышав это, в душе у Стената всё опустилось. Ведь он никогда не убегает, а сейчас это был бы лучший выход, но Стенат остался. Бех-Юлай собрал народ, и на следующий день был суд. Малекка тормошила Крузельду:
- Ты что не отговорила Бех-Юлая? Стенат всё расскажет, да распишет, я чувствую, в своих тонах – на нас же падёт тень.
- Я не могла. Уже поздно об этом говорить, ничего не воротишь, - ответила Крузельда.
Когда жена Кассиопея и все, знавшие Стената, услышали о суде, они не поверили ушам. Но это было. Судом управлял сам фараон Баши.
- По-моему, всё просто. Обвиняемый, он же начальник стражи, воспользовавшись своей силой по отношению к хрупкой девушке, домогался её. Повинен в смерти. Что ответишь?
Стенат говорил:
- Отвечу, что не повинен в смерти.
Баши оживился, вступив в диалог.
- Это почему же?
- Я не собирался причинять госпоже Крузельде ничего плохого, и она это знает.
- Откуда я это знаю? - выскочила Крузельда, покрывая себя.
- Неужели вы думаете, - отвечал витиевато Стенат, - что Бех-Юлай, действительно, без труда бы справился со мной.
Бех-Юлай задумался над словами Стената, да и в лице Стената Бех-Юлай видел что-то знакомое.
Вдруг выкрикнул Кулей-Сар – конюх фараона:
- Я видел две ночи назад, как Стенат украл что-то из окна дома Бех-Юлая, он ещё и вор.
Услыхав эти слова, Бех-Юлай, наконец-то, сложил воедино все догадки, теперь он вспомнил, где видел Стената. Этот бедняга приносил ему письмо от Крузельды. Бех-Юлай был очень уважаем в Сэндории, он встал, подошёл к Баши и сказал:
- Я ошибся. Чалма моя на мне, как вы видите, а этот человек не виновен. Я увидел, что большой мужчина разговаривает с маленькой девушкой, и мне показалось, что он к ней пристаёт. Она что-то говорила на эмоциях, и я принял её слова за крики о помощи. А это не так.
- Вот, тебе на! - отрезал Баши, - Крузельда, что ответишь?
- Я не причём, Малекка подослала его.
Малекка молчала.
- А ты стражник обвинённый, про это смолчал, что скажешь теперь? - это Баши обратился к Стенату.
- Говорить больше нечего.
- Ну, как нечего? Кто виноват? Тоже, небось, скажешь Малекка?
- Нет, - ответил Стенат, - если б это было так, я бы сразу говорил. Малекка ни в чём не виновата. Виноват закон, внушивший власть имущим, что их власть от Бога, и заставляющий народ безоговорочно выполнять их прихоти. Малекка, Крузельда – они жертвы самообмана, к которому привёл их этот несовершенный сэндорийский закон.
- Так, камень в мой огород, - сказал Баши.
Гердаш, наблюдая за всем из-за угла, видел, что Баши начинает нервничать. И вышел со словами:
- Мудрейший Баши, вы, очевидно, помните наш позавчерашний разговор.
Этот разговор был о том, что люди падают на колени при виде фараона в городе, а ему надоело созерцать их спины и затылки, гораздо приятнее видеть лица. И Гердаш тогда предложил фараону что-нибудь поменять в укладе. Баши согласился, что Сэндория требует перемен. Итак, Гердаш обращался к Баши:
- Вы уже давно заметили эти ляпы, выдуманные дедами, - Гердаш знал, что Баши не любил своего деда, - современное общество и вы – современный фараон. Вот, и человек говорит об этом, ненароком соглашаясь с вами.
Стенат посмотрел на Ёсфота, который вышел из-за угла, не прикрывшись парчой. Стенат видел рыжие глаза, в которых он читал своего брата. Брат вышел, чтобы защитить кровь.
- Всё верно, Ёсфот, мы думали об этом, и скоро выйдет продуманный новый закон, - отвечал Баши, - Что же с ним-то делать? - он указал на Стената, - а, ясно, всего лишь маленькая проверка. И мы убедимся, что Бех-Юлай, который не справится даже с собственным верблюдом, не мог одолеть начальника стражи. Стенат, ты успел послужить нам верой и правдой. Помнится, даже ты кого-то там спас, чуть ли не герой. Но герои, как гладиаторы, только что им поклонялись и, вот, уже презирают. И тебя будут презирать, если не сразишься со львом в клетке, как гладиатор.
- Но почему не с верблюдом? - неожиданно вступился Бех-Юлай.
- Не смеши меня, - оборвал фараон.
Уже никто не мог убедить фараона не делать этого, когда его глаза горели. Вечером Стената загнали в клетку со львом. Прыжки зверя не смущали Стената, он ловко уворачивался от когтей, ему и не с таким приходилось встречаться. Через десять минут он уже успокаивал побитого льва. Слава о Стенате – укротителе львов – разнеслась до самой Арабики.
Шли дни, жизнь входила в мирное русло, Бех-Юлай и Крузельда, несмотря на всё, поженились. Однажды Стенат, дежуря на городских воротах, увидел старца, покидающего Сэндорию. Он долго вглядывался ему вслед, пока сердце окончательно не убедило его, что это его уходящий отец. Стенат не раздумывал. Он сообщил страже о своём уходе и побежал за исчезнувшем в горизонте отцом. Догнал ли Стенат отца, о чём они разговаривали, почему Стенат вернулся один – останется тайной тех песков, в которых они остановились.
Недовольство у Баши вызвал самовольный уход Стената с места несения службы. Фараон вызвал его и допросил:
- Ты оставил всю Сэндорию беззащитной.
- Вы преувеличиваете мою значимость.
- Я не о твоей значимости говорю, а о твоей безответственности.
- По шкале моих ценностей последний разговор с отцом стоит гораздо выше бессмысленной службы на башне в пустыне, где за двое суток до нападения можно узнать о приходе врага.
- Со мной так просто мало кто разговаривает, ну, по крайней мере, дурацкая лесть нам не мешает вести умную беседу.
- Я бы не хотел больше быть в городской страже, - откровенничал Стенат.
- Отлично, тебя больше там нет.
- Ну, тогда, до свиданья, фараон.
Баши с огорчением, что Стенат уходит, посмотрел ему вслед. Фараон думал: «Что такого в этом человечище, что он сам (Баши), с лёгкостью отправляющий всех на тот свет, ничего не может поделать с ним». С этой загадкой так и умер Баши. А загадки не было, как ничего загадочного не было в спасении свалхова ковчега, если вы припомните Всемирный Потоп. Ведь не Баши писал судьбу людям. Только Бог. И только Бог решает, кому оставаться в плаваньи по жизни, а кому уже достаточно, чей ковчег уцелеет, а кто погибнет. Не было у Баши силы совладать с одним из избранных. Стенат в собственной ему манере продолжал жить.
Эта история произошла уже после смерти Баши. Был такой двадцатитрёхлетний парень Ваддей, который знал о славе Стената и ненавидел его за это, желая сам прославиться. И ему предоставилась возможность расквитаться с ненавистным героем, как он считал.
Стенат тогда предпринял поход на юг в поисках плодородных земель. Те далёкие земли называли Африкой, что означало «Первозданная природа». Многие пошли с ним, среди прочих был и Ваддей. В той экспедиции будут и Тир – сын Стената, Гронко – сын Лата, а также Кантор – сын Сипелькаы, кроме того, и другие жители Сэндории. Через неделю, когда они вышли из всех обжитых земель, и сердце начала подтачивать жара, им пришлось остановиться на ночлег, войдя в малюсенький оазис. Свою котомку Ваддей положил поближе к Стенату и оставил открытой. Наутро он залез в неё и не обнаружил трёх последних булочек, оставшихся у него. Он был счастлив: прославленный герой объел его. Ваддей бегал по раскинутому лагерю и всем сообщал о ненасытном Стенате.
- Ты что там шумишь? - спокойно прервал его Стенат, - твоих булок я не ел.
- Куда же они делись? Ты спал рядом с моим рюкзаком, и я забыл его закрыть, тебя нужно судить.
Тир оборвал словоизвержения Ваддея:
- Ладно, заткнись уже, твои булки – ты и ищи.
- Смотрите, - Ваддей перевернул свою котомку и высыпал, - Вот, - оттуда высыпалась куча шмотья и три булочки.
- Из-за этого весь разговор, - возмутился Стенат и добавил, - когда кончатся, обратись ко мне, я дам тебе из своих запасов.
- Обойдусь, - обиженно как-то рявкнул Ваддей.
Ещё через неделю ядовитая змея укусила Ваддея, но лекарей они с собой взять не подумали, поэтому сам Стенат высасывал яд из ноги Ваддея. На это Кантор, сын Сипелькаы, возмутился:
- Дядя, он же недавно готов был тебя сожрать из-за трёх булок, а ты рискуешь, спасая ему жизнь.
Стенат молчал. Ещё бы. Он не мог ни на секунду отвлечься, иначе яд змеи поразил бы и Ваддея и его самого. Ваддей впал в какое-то непонятное состояние, он бредил, а Стенат тащил его на себе. Тогда Гронко, сын Лата, предложил:
- Друзья мои, чем дальше мы идём, тем сильнее жара, тем злее змеи и беспощадней пески. Неужели смерть в песках от жажды ценнее жизни. Я верю, что там дальше есть первозданная земля, но намного ближе маячит старуха с косой. Мы погибнем.
- Дойдём ли мы обратно? - спросил бледный Ваддей.
- Тебя здесь оставим, - сказал Кантор.
- Нет, не волнуйся, перебил его Стенат, - ты останешься жить, и я один, если никто не поможет, донесу тебя. Ведь не весь путь был бессмысленным. Вспомните, в одном из оазисов мы обнаружили чудесных птиц, которых не видали доселе. Мы поворачиваем обратно, ибо Африка сегодня не пустила нас.
Гронко, Кантор и Тир – вы езжайте вперёд побыстрее. Возьмите припасов там и встречайте нас на обратном пути, так как к тому времени наш провиант иссякнет.
Ваддей поправлялся, но всё ещё не мог ступить на ногу, к тому же ослаб от недоедания. Весь остальной караван не стал ждать его и ушёл вперёд. Только Стенат остался с ним. Когда спустя несколько дней Тир, Гронко и Кантор уже возвращались с припасами за караваном и  встретили всю экспедицию, то ничего вразумительного о Стенате и Ваддее никто сказать не мог.
- Я поеду искать их, - сказал Тир.
- Где ты найдёшь его? - останавливал Кантор, - Кто знает, каким путём он возвращается?
- Родная душа знает, - ответил Тир и ускакал.
Гронко, было, хотел остановить его, но не стал. Через два дня Тир встретил отца, кормящего Ваддея с рук. Тир прихватил с собой ещё одного верблюда, на которого они погрузили Ваддея, и, не спеша, группка из трёх человек направилась в Сэндорию. За эту неделю Ваддей окреп, так как Тир привёз с собой достаточно продуктов, да и пустыня уже перемежалась поселениями, типа Шилокии.
Когда они вернулись, был день рождения Стената, и Ваддей подарил ему ту самую чудесную птичку из оазиса, которой он дал имя Колибри, то есть «Чудесная пташка».
- Этот малыш Колибри для вас, я очень признателен за всё, - сказал Ваддей.
- Спасибо, парень, - ответил Стенат.
Ещё долго жил Стенат, и в один из дней вечности он умер, но бессмертна песня в устах бардов о его бесконечной силе, честности и доброте.

«Не будь побеждён злом, но побеждай зло добром»

Эта бедная девчушка была очень доверчивой и доброй. От этого все её беды. Это я о Суписте, младшей из дочерей Дувмата. Ей казалось с самого детства, что живёт она в сказке. А как же иначе, ведь её окружала любовь и доброта. Её никогда не посещала злоба, но жалость и сострадание омрачали идиллию её возвышенного мира. Хотя в мечтах она видела мир ещё более прекрасным и искренне верила, что он таким станет, где не будет хромых и нищих, голодных кошек и кусачих собак, люди будут делиться с ближними своим счастьем. Спокойно складывающаяся жизнь её способствовала этому. Постепенно со временем, с первыми невзгодами и внезапной смертью матери тёплые, и безмятежные краски: розовый, голубой и салатовый – обретали холодноватую яркость: красный, синий и зелёный. Но в них не было мрачных оттенков. И, вот, Суписту коснулось нежное чувство влюблённости. Это был Каир. С ним, как упоминалось ранее, она познакомилась в Мории, изучая медицинское искусство. Возвращаясь домой, Суписта мечтала о том, что Каир будет за ней ухаживать, и что-то большее, чем просто дружба, возникнет в их отношениях. Но в Пусторе его приметила сестрёнка Суписты – красавица Мавриника. Суписта ушла с дороги, решив так: «Он мне ничего не обязан, а у Мавриники настоящая любовь, пусть они будут счастливы тогда».
Как-то раз она гуляла по парку. Была прохладная поздняя осень. И вдруг голубь упал в фонтан. Он барахтался, но выплыть не мог. Не мешкая, сердобольная Суписта полезла в студёную воду, спасать птицу. Она вылезла с промокшим голубем в руках, кстати, на ней тоже не было сухой нитки. Не пришлось дожидаться и ветра. Закрыв глаза, она что-то шептала. И вдруг её окутало тепло.
- Глупенькая, вы бы так совсем замёрзли, - сказал парень, накрывший её тёплой накидкой.
- Откуда вы взялись? - дрожа уже не от холода, а от соприкосновения с симпатичным юношей, спросила она.
- Мать с отцом породили, а вы знаете другие способы? - сострил он.
Целомудренная Суписта смутилась и замолчала. По дороге он говорил ей различные комплименты, и не редко они касались чего-то интимного. Суписте с одной стороны было приятно, в ней возникали какие-то чувства, сигнализирующие о закончившемся детстве, но с другой стороны почему-то она боялась его, его слов этих, его объятий, ведь он же помог ей не замёрзнуть в этом голом парке и укутал её.
Его имя было Ченц, оно переводилось с древнего языка как «Мерзость», только его родителям ведомо, почему они его так назвали. Он часто навещал Суписту, подолгу разговаривал с ней, осыпал комплиментами, читал любвеобильные стихи. Спустя два месяца он поцеловал её. На седьмом небе от счастья Суписта наслаждалась жизнью. В её мечтах был только Ченц. Она закрывала глаза, и его улыбка представлялась ей. Она ждала его прихода, и минуты разлуки были для неё годами. Она почти не спала и не ела. Она думала лишь об одном: «Какая же я счастливая, почему всё счастье мира пришло в мою жизнь, а как же другие?» Потом был тот случай с Мавриникой, Ченцем и яблоками для старухи Бзенды.
В одну секунду весь мир обрушился в пропасть. Измена Ченца была той чёрной каплей, которая превратила радугу её миропредставления в серые и мутные тона. Страшный, пасмурный мир предстал пред ней. Наглец Ченц заявился и упрекал её в том, что она задержалась у бабки Бзенды. А разве она задержалась? Она бедняжка прибежала назад к этой бабуле с разбитым сердцем и промокшей от слёз душой. Не скоро эти слёзы высохнут. Когда ушёл Ченц, она точно знала, что больше не выдержит встречи с ним.
Ченц пришёл утром, но в дверях его встречал Стенат с сообщением от Суписты:
- Парень, она передала, что всё знает, и забыла тебя, больше ничего.
Ченц всё понял и ушёл. Теперь Ченц увлёкся Мавриникой, а она с лёгкостью бросила его. Он хотел отомстить, уже известно, что из этого вышло. В конце концов, Ченц скончался в заброшенной кузнице.
Растерянная Суписта не вымещала злость на других, она не кричала и даже не плакала при людях. Она плакала внутри. Всё валилось из её рук. Возможно, если бы она открылась кому-то: Стенату, отцу или недавно ещё своей самой близкой подруге Мавринике, – то это озеро слёз вытекло бы из её души. Забыв о сострадании к ближнему, она бродила по Пусторе. Беда за бедой посещали эти края. Трагедия с Мавриникой, зла на которую Суписта не держала, затем исчезновение и последующие вести о смерти брата Гердаша. И без того серый спектр цветов жизни Суписты мрачнел. Уже самые мелкие неприятности сказывались на её состоянии. А потом пришли голодные годы. Суписта уже не страдала. Шрамы на сердце заросли, исказив его форму. Душа иссохла, глаза потускнели. Плюс ужасающее влачение по жизни в неурожайный год порождали в слабых людях безумные идеи. Мысль о смерти преследовала Суписту. Жизнь в несчастии сделала её чёрствой к самой себе. Но невозможность исправить, превратить несчастье в счастье или хотя бы в прежний покой – это угнетало её. Она впала в уныние, и жизнь потеряла для неё всякий смысл. Но руки наложить на себя она всё-таки не решилась, хотя была очень близка к этому.
Это было так. В доме Дувмата жил маленький мангуст Вишли. Суписта играла с ним раньше, а теперь она рассказывала ему все свои беды. Это хоть немного успокаивало её. Живой зверёк вроде бы слушал её, но не отвечал, он не мог дать совета, так как люди утеряли способность общения с остальной природой. Но если человек ещё может сжевать сухарь, то мангуст его разгрызть был не в силах. Голодный год стал последним для Вишли. Он умер, и Дувмат решил, что, пока его мясо ещё тёплое, его можно съесть. Трупик мангуста между собой разделили Дувмат, Лат, Горел, Реудат и Бажида.
Не смерть дорогого сердцу мангуста повлияла на решение Суписты, а навалившиеся горькие мысли о безысходности, которые нельзя было выплеснуть слушающему другу. Она затаила их в себе. Так она пошла к озеру. С высокого утёса смотреть было на воду страшновато. И, когда она глянула вниз, то всякие мысли о самоубийстве покинули её. Но ураганом её снесло с утёса. Благо, она успела зацепиться за корень какого-то сухого кустарника, росшего на вершине утёса. Она карабкалась, но оголодавшие мышцы не справлялись с задачей. Теперь её преследовала другая мысль: «Только бы выжить». Вдруг, когда уже совсем не оставалось сил, ветер поменял направление и подтолкнул её к вершине. Она ловко зацепилась за этот шанс. Вскочивши на утёс, она опрометью побежала домой, отгоняя грустные впечатления прочь.
В Сэндорию она ехала всё с тем же апатичным настроем. Вдруг в дороге стало плохо старушке Бзенде, вы же помните такую, ей было уже за сто, а голод подкосил её сильно. В караване было два лекаря: Суписта и Каир – бывший муж Мавриники. Они с Супистой не общались долгое время, да и не виделись. Он одно время уезжал из Валерана и жил в Палестине, но незадолго перед голодом вернулся. Итак, старушка начала задыхаться. Что могло кашлять в этом скелете, обтянутом кожей? Каир догадывался, что это палестинская лихорадка. Её могли подхватить только очень ослабленные организмы и только в землях Палестины. Как раз из Палестины они сейчас выезжали, встречая северные поселения Сэндории. Каир знал, что болезнь неизлечима, и протянет старушка не более двух недель. Но Суписта была другого мнения. Она утверждала, что если есть губительные симптомы: кашель, отдышка, горловая кровоточивость, – то есть и причина. Нужно лечить её не от кашля, нужно прочистить дыхательные пути, тогда, возможно, Бзенда снова нормально продохнёт.
- Возможно, с песком, вдыхаемым в этих пустынях, переносится какая-то болезнь. Так как известными нам травами мы ей помочь не можем, их просто нет – земля бесплодна, то нужно избавиться от гортанного нароста, - говорила Суписта, и Каиру ничего не оставалось, как согласиться с ней.
В горле у Бзенды образовались наросты, которые разрастались в среде, созданной опасным вирусом. Эти микробы жили недолго. Инфекции уже не было в организме старухи, но никудышные врачи продолжали бы поить её отварами, травами и отравами. Суписта сделала выводы из переставшей расти температуры, что борьба с инфекцией окончена. Обычно, когда температура входила в норму, то доктора считали, что больной поправляется, ещё чуть-чуть, и он выздоровеет, но через неделю он переставал дышать и жить. Теперь нашим лекарям предстояло сражение с осложнениями в виде нароста в горле. На выручку пришёл Каир. Он жил в Палестине, и в его практике были случаи, когда люди приходили с похожими наростами, только на коже. Тогда обычно солью Каир делал подобие компресса, и наросты отваливались. Промыли солью горло старушки Бзенды и на ночь приложили соль на шею. К утру она начала кашлять ещё сильнее, не прекращая. Но теперь уменьшилась кровоточивость, и кашель казался каким-то другим, более законченным что ли. Каир с Супистой перевернули старушку, и она выплюнула, откашлявшись, часть нароста. Прополоскали горло снова, и она вовсе откашлялась.
Суписта обещала Бзенде, что та доживёт до своего очередного дня рожденья. Уже в Сэндории она праздновала свой юбилей, а на следующий день умерла спокойно и тихо. Это случилось через три недели после излечения, и Каир с Супистой находились в растерянности. Но улыбка на мёртвом лице Бзенды успокаивала.
Суписта была очень привлекательной внешности, тем более теперь, когда жизнь закалила её. Каир обратил на неё внимание сразу. Но он вспоминал далёкие времена, когда они дружили, и он неожиданно сделал предложение Мавринике. Теперь он был уже не так скор на руку. Всматриваясь в глаза Суписты, он видел пустоту, но душа её, она скрывала очень многое, и он чувствовал этот бесконечно богатый внутренний мир. Каждый день общения с Супистой (а они первое время работали вместе в сэндорийской больнице) был для него праздником. Новая Суписта, обиженная на мир, не замечала улыбку во взоре Каира, смотрящего на неё. Она считала, что безразлична ему, ведь жизнь не раз обманула её. Хотя Каир ей очень нравился, она знала, что судьба не допустит ничего хорошего в её жизни, и с иллюзиями о любви необходимо было попрощаться. Она не проявляла своей симпатии к Каиру, поэтому он также не надеялся.
Но это случилось. Она уже стала работать при дворе фараона. Каир, привыкший видеть её каждый день, не мог вынести её отсутствия. Он пришёл к ней в дом, позвал её и признался:
- Суписта, милая Суписта, я уже давно не произносил подобных слов. Когда-то давно я пошёл за своим пороком – желанием, не взирая на чувства. Вышло что-то непонятное. Я о своей женитьбе на Мавринике. С тех пор я даже не искал любви. Но сейчас, когда я вновь общался с тобой, ты предстала в ином, более совершенном свете. Я не в силах и дня без тебя вынести. Я полюбил тебя. Терпеть больше, как ты понимаешь, я не мог и, вот, пришёл сказать тебе всё это.
- Каирчик, твои слова мне лестны, но не терзай моё сердце, я не выдержу, потому что в моём сердце осталось место лишь для последнего испытания в жизни.
- Я никогда не обманывал тебя и не смог бы, ты слишком дорога мне.
- Ну, хорошо. Я не знаю, рассмеёшься ты мне сейчас в лицо или нет, но я люблю тебя.
- О, любимая, - вымолвил Каир и подбежал к Суписте.
Их губы слились в поцелуе. На следующий день они поженились. У них родилась двойня: мальчик Кеолай и девочка Селея. Иссохшая душа Суписты снова расцвела. Счастье вновь пришло в её дом. И она была уже благодарна судьбе за те испытания в жизни, чтобы ощутить это прекрасное счастье.

«Положить их на весы, все они вместе легче пустоты»

Обожаемый всеми друзьями, он на самом деле плутал по жизни в одиночестве. Где появлялся он, там в тот же момент начинали звучать весёлые крики и звонкий смех. Он приносил радость в общество, радость, которую сам он познать не мог. Его шутки разносились на весь Валеран, превращаясь в афоризмы. Он был душой компании, но его собственная душа плохо справлялась со своими обязанностями. Довольно печальная жизнь предстояла Горелу – девятому ребёнку Дувмата и Реверы. Девушки восхищались им, друзья поклонялись, а враги уважали. Обратных чувств в нём не возникало. Но постепенно жизнь сглаживала острые углы его души, привыкал к скучному юмору друзей, к признаниям в любви. Но, вот, в чём его точно нельзя упрекнуть, так это в его отношении к семье. Он любил своих отца с матерью, сестёр и братьев, родственников больше своей собственной жизни. Он мог пойти на всё, чтобы защитить их. Но с другой стороны всё остальное своё окружение он считал контекстом своей жизни и, мягко говоря, пренебрегал этим окружением.
Он сильно переживал смерть любимой матушки, дяди с частью его семьи и, конечно же, пропажу брата Гердаша. Он – это тот человек, который ходил за Гердашем, как хвостик. Наблюдал из-за угла за песочными дворцами, возводимыми рыжеглазым братом. Найденный в лесу халат Гердаша он берёг очень долго, пока его не украли во время какого-то сэндорийского праздника, кажется даже, по случаю смерти Баши.
И, вот, однажды его посетила любовь. Это случилось незадолго до голодной жизни. Как обычно, он сидел с друзьями и веселил их, рассказывая о чём-то, о каких-то бочках, ну, не важно. Это было в Валеране, куда он приехал с семьёй по случаю ежегодного праздника мастеров «Лябуши», что означало «Золотые руки», но не в дословном переводе с древнего языка Первоистоков, а в своей целостности слово лябуши имело смысл, придаваемый словосочетанию золотые руки. Так вот, Горел чего-то шутил, и вдруг в Таверну вошла девушка, увидев которую, Горел замолчал. Вроде бы вся таверна шумела, пока Горел не замолчал. Замолкли все. Очевидно, весёлый смех компании Горела придавал разговорчивость и остальным посетителям. Вошедшая девушка невольно смутилась. На её приход обратил внимание только Горел, остальные обратили внимание на молчание Горела и огорчились. Друг Горела (назовём его имя, так как пару раз его ещё упомянем, хотя Горел не считал  его настоящим другом, он никого таковыми не считал) по имени Балам, в переводе «В воду смотрящий», обратил внимание на воцарившуюся тишину, на волнение Горела, на всё говорящий взгляд дружка-весельчака в сторону вошедшей девушки. Раз уж мы назвали имя его, то не лишним будет и внешность описать, несколько отличающуюся от среднестатистического пусторского жителя. Балам был высоким длинноволосым парнем с немного узким разрезом глаз, заострёнными ушами и стройным станом. Он шепнул что-то на ухо Горелу. На что Горел ответил вопросом:
- Ты о чём?
- О ней, - Балам указал на девушку.
Внезапная скорбь омрачила лицо Горела. Он вскочил из-за стола и выбежал на улицу, Балам выбежал за ним. Горел обернулся:
- Почему ты так сказал?
- Что я сказал? - наивным голосом вопрошал Балам.
- Ты сказал, что она долго не протянет, - бесился Горел, - с чего ты это взял?
- Да, нет. Я имел в виду, что твоё чувство к ней долго не протянет, не раз приходилось убеждаться. Обнадёжишь девушку и бросишь.
- Во-первых, я никогда и никому ничего не обещал, а, во-вторых, это совсем другое, такого чувства во мне ещё не рождалось – я готов взлететь. Да, и, в-третьих, почему я до сих пор здесь с тобой, а не разговариваю с ней?
Горел вбежал обратно в таверну, закрыв дверь перед носом поспешившего, было, за ним Балама.
Вбежавший Горел долго искал глазами девушку. Увидев где-то вдалеке мелькнувший силуэт, он побежал за ней вроде бы, но остановился в растерянности. Он испытал робость, которая до этого была ему незнакома. Противное чувство невидимой цепи, удерживающей его от знакомства с ней. Ещё одна попытка. Он дошёл до двери в соседнюю залу, но, только увидев её, остановился, потеряв решимость. Наконец, он разогнал предрассудки разума, это Горел иногда практиковал, когда мысли об одиночестве в толпе друзей навивали тоску. Он подходил. В это время девушка встала и, даже не смотря на него, проходила мимо. Он окликнул её:
- Девушка.
Ему хотелось убежать, выпрыгнуть в окно, забыть об этом слове, но делать было нечего, она услышала и оглянулась.
- Здравствуйте, - сказал он, - я Горел и хотел бы с вами познакомиться.
- Мне пора, - ответила девушка.
Именно этого Горел подсознательно боялся, что она не захочет разговаривать с ним, и он не нашёл ничего другого, чтобы ответить, кроме этого:
- Извините, что? Я сегодня слегка подглуховат.
Ей повторять нелепо брошенную в защиту своего достоинства фразу «мне пора» было уже не удобно, и она сказала:
- Я ухожу, то есть спешу.
- А, понял. Спешите? В смысле уходите, - повторил за ней Горел, - и я ухожу.
- Рада за вас, - улыбнулась девушка.
- Дарить радость другим – моё призвание, кстати, неимоверно рад, что увидел вас здесь, - храбрость возвращалась семимильными шагами.
- Рады, что увидели меня? Вы рады всем посетителям? Вон, глядите, дядя вошёл, вы рады его видеть? - спросила девушка.
Горел улыбнулся на её подколку и ответил:
- Очень хорошо, что вы уже не спешите.
- Спешу?! - не поняла девушка, - ах, да. Я, ну, конечно, тороплюсь.
- Так как же ваше имя? - настаивал Горел.
- Селеста.
- Красивое имя, у меня сестру зовут Суписта, имя похожее, - он осознавал, что это всё не очень интересно Селесте, поэтому моментально перевёл тему разговора, - Вы не против, если я вас провожу?
- Как хотите, - напуская гримасу безразличия, отвечала Селеста, которая на самом деле была очень рада этому знакомству, - Вас-то как зовут? - спросила она.
- Горел, я же говорил. А вас? Ах, да, Селеста. Шутка, - улыбнулся Горел.
Селеста прекрасно чувствовала даже самый тонкий юмор и улыбнулась. Этим она была близка Горелу. Он проводил её. По дороге узнал, что она из Мории, что семья её погибла. И она с братом приехала на праздник «Лябуши». Её брат Дамаск был великим мастером – кузнецом. Он-то победил на этом празднике. Морийцы всегда оказывались самыми лучшими мастерами во всём Валеране, да, и, пожалуй, на весь Песчаный Край. Кстати говоря, раньше под Валераном подразумевался весь Песчаный Край, вместе с Палестиной, Вестфалией, Сэндорией, Арабикой, нынешним Валераном, а также Колхидой, непознанной Африкой и многими другими землями на юге, востоке и западнее Колхиды. С центром в одноимённом городе. А теперь лишь небольшой клочок земли между Палестиной и Вестфалией, с центром всё в том же одноимённом городе.
Как прекрасно, когда любовь бывает взаимной! Это был тот случай. Через месяц Горел и Селеста уже сыграли свадьбу. Горел забрал супругу в Пустору, но и Дамаск вскоре также переехал туда. Дамаск не очень-то доверял Горелу. Оно и понятно, единственный оставшийся на земле родной человек для Дамаска в восемнадцать лет ушла из дома к Горелу. Скорее он чересчур волновался за сестру, но ничего поделать не мог.
Селеста забеременела и в голодный год родила Горелу сына, которого заранее они хотели назвать Лекором. И, вот, судьба, дав одну жизнь, забрала другую. Селеста не выдержала родов и умерла. Горел не мог найти себе места. Впредь у него больше не будет девушки, он останется верен Селесте до самой своей смерти, а ребёнка он совершенно не винил в смерти любимой. В её смерти он винил другого человека – Балама.
Горел ворвался к нему в дом и восклицал:
- Всё вышло, по-твоему, она не долго протянула, ты предрёк её гибель.
- Эй, причём тут я? - отнекивался недоумевающий Балам.
Горел, не дослушав, ударил кулаком Балама в лицо так, что тот пошатнулся. Потом подбежал схватил Балама за грудки и вопрошал:
- Ты этого хотел?
Балам вырвался из рук Горела, отшатнулся назад, наткнулся на скамейку, спотыкнулся и упал. При падении он головой ударился об угол стола, поэтому он больше никогда не поднимется. Так Горел стал виновен в смерти своего друга Балама. Но, как говорилось уже, в голодный год мало кто обращал внимание на очередную смерть, пока она не касалась их самих, но в таких случаях уже некому, как правило, было обращать внимание. Таким образом, кончина Балама никого не шокировала.
Теперь Горел редко смеялся. Дамаск упрекал Горела в том, что тот недоглядел за его сестрой. Дувмат постоянно твердил о том, что плач голодного грудного Лекора не даёт ему покоя. У всех были претензии к Горелу.
И в Сэндории вышел неприятный случай с Горелом. В Пусторе и в Валеране не было деспотичных правителей, а были всего лишь главы и наставники. Ну, это к общему сведению. В Сэндории всё было иначе. Каждый, имеющий власть, хотел насладиться ей в полной мере, и подчинённых там люди редко отличали от грязи. Фараон не был исключением. Лат посоветовал Горелу пойти поискать работу у фараона, который так легко сделал его своим банщиком. Горел вошёл с таким текстом:
- Вы же фараон? Ну, вот, я кое-что умею, и это я делаю хорошо. Поэтому скажите мне, кто вам нужен, и я прикину, стоит ли мне за это браться, конечно, обсудив заработок.
Гердаш Ёсфот покраснел, а фараон побелел от злости и успел только выкрикнуть:
- В темницу наглеца.
Ёсфот упрашивал Баши пощадить брата, но тщетновато. Стенат, узнав о заключении брата в темницу, пришёл к Баши. Ещё один из детей Дувмата позже смог бы подействовать на Баши – это Нуро, но его история произойдёт позднее, поэтому сейчас его Баши даже не знал. Как бы то ни было, начальник городской стражи и первый приближённый делали всё возможное, чтобы разжалобить фараона. Это удалось. Стенат призывал Баши войти в положение молодого парня, впервые столкнувшегося с жёстким законом, но фараон этого не воспринял. Осенило Гердаша. Он сказал Баши, что парнишка хотел устроиться шутом у фараона. А как показать свои способности – удобнее всего, когда ничего подобного не ожидают. Его шутки были приняты за наглость. Других путей к спасению Горела не было. И фараон изрёк:
- Значит, я шуток не понял? Приведите его, пусть подурачится, а я посмотрю, какой он шутник.
От сердец Стената и Гердаша отлегло. Тогда Стенат уже стал замечать в Ёсфоте близкие черты, хотя тот скрывался за парчой. Гердаш Ёсфот предупредил Горела, а Стенат сказал, что это единственный путь к спасению его жизни. Не хотелось Горелу становиться шутом. Да, он часто шутил, но при этом не терял достоинства. Люди смеялись над его шутками, теперь же люди будут смеяться над ним. Но лучше так, с печалью в бьющемся сердце, чем с улыбкой на отрубленной голове.
Разыграть шута Горелу удалось превосходно, но у него зародилась мысль, что Ёсфот нарочно захотел его сделать шутом, поэтому в душе у него появилась неприязнь к первому приближённому фараона, смотрящему из-под парчи и разгадывающему сны. Во всех поступках Ёсфота Горел искал отрицательные стороны. Нежные отношения Гердаша Ёсфота и Малекки в своих мыслях Горел извратил до какого-то заговора. Поэтому в его импровизированных сценках перед фараоном часто проглядывалась нить предательства и измены. Но в шутках фараон никогда не находил аналогий. Самое странное, Горелу казалось, что и Ёсфот ненавидит его. Поэтому однажды, когда на просьбу напиться воды Ёсфот подал ему бокал с водой, Горел вылил его на пол, боясь быть отравленным. Но неожиданно думы Горела о заговоре Гердаша против фараона получили почву.
При дворе фараона была старушка Касаша – очень добрый и хороший человек. Она была главным поваром во дворце. Подолгу они общались с Гердашем. Только ей он однажды открыл тайну своего пусторского происхождения. С первых дней пребывания, когда ещё никто не доверял странному рыжеглазому рабу из далёкого Валерана, бабушка Касаша была добра к нему. Он рассказывал ей о своём чувстве к Малекке и о том, что он никогда при жизни фараона не притронется к ней. Эта бабушка стала лучшим другом и Горелу. И он делился с ней своими радостями и горестями.
Однажды бабушка Касаша почувствовала недомогание и не стала вставать к завтраку. Она послала свою десятилетнюю внучку Кадару проследить за приготовлением завтрака. Из лучших побуждений Кадара поставила на стол дополнительно в виде десерта абрикосы. Только бабушка Касаша знала, как не выносил фараон абрикосов. Об этом знали, конечно, Малекка и Гердаш, но первым к столу вышел Баши. Его крики сотрясли стены дворца:
- Где эта старая бабка со своими абрикосами. Я уже говорил ей об этом. Её бы казнить.
Гердаш кинулся защищать Касашу:
- Это я попросил абрикосов, - хотя, конечно же, он никаких абрикосов не просил, - они мне кажутся такими аппетитными и вкусными, - он съел один.
Вошёл шут Горел, и само собой для себя решил, что Ёсфот всё подстроил специально, чтобы избавиться от милой бабушки. Баши не стал продолжать разговора и ушёл. Гердаш решил, что Баши успокоился, а на самом деле тот отдал приказ тайной страже во главе с Блекеем убить повариху. И Гердаш, и Горел и многие другие были безутешны, узнав о тайной казни Касаши. Горел винил Гердаша. А Гердаш решил отомстить фараону. Его мысль ускорилась, и родился образ о болезни фараона и его удушьи. Обратного пути уже не было, фараон был обречён и вскоре умер. Когда Гердаш женился на Малекке и занял трон фараона, то первым делом он вызвал Горела и сообщил ему, что больше не нужно быть шутом, что тот может сидеть дома, и о деньгах может не заботиться, поскольку он даст ему их по первой просьбе. Горел снова видел подвох. Он решил, что Ёсфот уволил его, обрекая на голодную смерть. Горела не было среди родственников, когда Гердаш раскрыл своё лицо, поведав о прощении и о своей любви к своей семье.
Горел в это время часто общался с молодым парнем по имени Халиф, сыном Баши и Малекки, которому светило фараонство только после смерти Гердаша Ёсфота. Горел сам предложил Халифу при достижении совершеннолетия публично выступить перед народом, чтобы они избрали его фараоном. У Халифа был другой план. Он говорил, что Ёсфота будет трудно убрать с трона, хотя его можно вообще убрать. Но Горел отказывался.
Эти три года после смерти Баши Горел не общался ни с кем из родни, кроме сына Лекора, поэтому не знал, что Гердаш – это и есть его любимый брат, о смерти которого он так долго скорбел. Халифу требовалось согласие Горела, ведь они стали друзьями и очень доверяли мнению друг друга. Халиф пошёл на хитрость.
В тот день он приготовил баню для Гердаша и позвал его со словами примирения, туда же пошла и мать Халифа – Малекка. Халиф не желал смерти матери, но думал так: «Если это суждено, то она погибнет вместе с самозванцем Ёсфотом». Чтобы Горел согласился, Халиф убил Бажиду, брата Горела, мечом с рукояткой из оранжевого янтаря. Этот меч принадлежал Гердашу, разгадывающему сны. В других доказательствах не было необходимости. Узнав об убийстве Бажиды якобы Ёсфотом, Горел согласился участвовать в убийстве Гердаша, которое было уже спланировано Халифом и подготовлено.
Горел с Халифом пришли к баньке, в которой Гердаш с Малеккой дожидались Халифа. Горел остановился в нерешительности метрах в пятидесяти от бани. Халиф подошёл бесшумно к бане, закрыл дверь на засов с обратной стороны и поджог. Когда Гердаш с Малеккой учуяли дым, то они подбежали к двери, но тщетно пытались выломать её, она открывалось внутрь избёнки. Окон не было предусмотрено в конструкции, только небольшие щели под потолком. Тогда и ударила молния, спалив Халифа на глазах у Горела, но дождь не начинался несмотря на все усилия мысли Гердаша. Положительных образов Гердаш не научился сотворять. Пустая гроза разбивала небо, когда дождь залил баню, спасать было уже некого. При виде страшной смерти Халифа Горел убежал. С застывшим ужасом в глазах он бежал прочь.
Лекор, сын Горела, в тот день навещал свою тётушку Суписту, которая, кстати, снова вместе с мужем Каиром работала в больнице, собственно созданной. Она случайно обмолвилась в разговоре с Лекором о том, что Гердаш Ёсфот её брат, и также брат Горела, пропавший некогда в лесу. Она и не подозревала, что ни Лекор, ни тем более Горел об этом не знали. Ведь Горел частенько рассказывал сыну о злоумышлениях Ёсфота-самозванца. Лекор прибежал домой, чтобы рассказать о новостях отцу, но дома его не было, потому он остался дожидаться папки. Горел вернулся взволнованный, очень бледный и с сумасшедшими глазами. Он промок под дождём, поэтому сел у камина, чтобы поскорее высохнуть. Лекор, услышав шаги, выбежал из своей комнатушки.
- Папа, ты не представляешь, что я сегодня узнал. Что я узнал! Оказывается, что Ёсфот – это тот самый твой брат, о котором ты думал, что он почил – Гердаш. Но ты не общался с роднёй все эти три года. А Гердаш сам три года назад рассказал им об этом.
Горел замер. Он сначала не слушал сына, думал о происшедшем с Бажидой, Халифом и в бане. Но моментально переменился в лице, услышав о Гердаше.
- Я, я не понял, что ты сказал. Ёсфот – это Гердаш? Откуда ты это взял, сынок?
- Тётя Суписта рассказала.
«О, что же это?» – думал Горел. В его голове резко менялась картина последних тринадцати лет. Он уже убирал надуманный скрытый смысл из воспоминаний о речах и поступках Гердаша, о слухах о нём. Выходило так, что Горел всё плохое о Гердаше для себя сам придумал. Рыжие глаза, которые всплывали из детства, вспоминая о Гердаше, такие же он видел в день, когда Гердаш освободил его от тяжбы шута, но Горел тогда не придал этому значения. Недавно лучший друг – Халиф предстал в раздумьях Горела злодеем, убившем двух его братьев, в том числе и Бажиду, а также свою мать. Злодеем, кара которого настигла практически сразу. Теперь Горел винил себя в смерти Гердаша, ведь с его позволения Халиф шёл убивать, и после гибели Халифа ещё оставалась возможность выломать дверь крематория для живых.
Вечером Горел вышел проветриться от тягостных мыслей. Он жалел, что не узнал брата. В памяти проплывали только два глаза с рыжими зрачками. Наутро он будет найден мёртвым возле своего дома с окровавленным ножом в руке. Общественность решит, что это было самоубийство. Самоубийцы не закалывают себя в спину, подумает Стенат. На самом деле это помешанный бродяга-разбойник, за ненадобностью изгнанный Гердашем со своего поста Блекей, в поисках денег и наживы воткнул нож в спину ничего не подозревающему прохожему Горелу и обчистил содержимое его карманов. Вскоре Блекею найдётся место среди вакансий нового фараона Кэгорта, но он будет жестоко казнён самим же Кэгортом. Сироту Лекора заберёт к себе Суписта с Каиром.
Так в один год погибнут сразу пять младших сыновей Дувмата, но они оставят после себя потомков, и оставят что-то для потомков.

«Волшебством твоим введены в заблуждение»

В семье Дувмата огромное горе: их младшенький сынок Бажида задыхается, и его смерть кажется уже неизбежной. Кто-то насоветовал позвать знахаря. К слову, ни раньше, ни после этого знахаря больше никто не встречал. Дряхлый старец в чёрном капюшоне повертелся вокруг бессознательного Бажиды, пробурчал бессмысленный монолог и хотел незаметно уйти, как вдруг Ревера – мать семейства окликнула его:
- Чем же отплатить вам?
- Всё отплачено, - ответил знахарь, но он так резко повернулся, что капюшон соскочил с его головы, и Ревера заметила, что одно ухо у старика необычно оттопырено.
- Скажите хоть своё имя, - сказала Ревера.
- Кто-то называл меня Гурпачи, - с этими словами знахарь вышел за дверь и, скорее всего, исчез.
Ветерок перелистнул страницу времени. Бажида уже подрос, и в Сэндории первый приближённый фараона Ёсфот был так благосклонен к нему, что взял лично обучать его во дворце.
Знания, которые давал разгадывающий сны, были необычными. Гердаш не учил Бажиду писать, считать или рисовать, но учил рисовать в мыслях. Впоследствии Бажида сам станет учителем – он будет одним из величайших тайных учителей. Хотя сам применить свои знания не успеет. Это всё потом, когда поднимутся древние рукописи Натана, и исказится Божье Слово.
Пока что Бажида богатый ученик. Он не понимает попыток Гердаша внушить ему что-то. Десять лет он бессмысленно посещал уроки Гердаша. И только потом, когда Гердаш показал свою силу, Бажида увлёкся этой непростой наукой – оккультизмом. Это случилось после того, как Гердаш силой своей мысли забрал жизнь фараона. Рыжеглазый сын Дувмата много говорил Бажиде, что бабушка Касаша умерла слишком рано, что петля астмы задушит фараона. Через три дня в приступе удушья скончался Баши. В страхе пятился Бажида от своего учителя, но теперь уже любопытство влекло его к Гердашу, к его загадочным урокам по ускорению мысли.
Теперь уже на уроках Бажида вёл беседу с учителем и братом. Кстати, именно факт, что Гердаш – это его брат, успокоил и лишил Бажиду зародившегося страха при виде учителя. А узнал об этом Бажида от самого Гердаша, который на следующий день после восхождения на трон открылся перед братьями и сёстрами. Тогда лишь Стенат не удивился, он давно уже разгадал лицо под маской Ёсфота, а Горела там не было вообще, поэтому он и узнал обо всём слишком поздно, либо в своё время по задумкам юморного рока.
Бажида не стеснялся спрашивать у Гердаша. Вечером он обдумывал каждое слово, услышанное из уст учителя. И однажды он пришёл к Гердашу с закономерным вопросом:
- Как я смогу разрушить созданный мною образ?
Этот вопрос задал Бажида брату незадолго до того, как молния превратила Халифа в факел.
- Ты не должен заканчивать его, - ответил Гердаш мгновенно.
- Но если он уже спроектирован, а я не желаю его воплощения?
- Если ты сомневаешься, то не создавай его вовсе, ибо только вся твоя воля и энергия способны сотворить нерукотворный сюжет судьбы.
Бажида был хорошим слушателем, но плохим учеником. Он так и не смог сотворить ни одного образа. Но была и ошибка, то есть недомолвка в словах Гердаша. Он не объяснил брату, что первое заклинание станет направлением последующего воображаемого творения. И сотворённое зло, не даст сотворить Добра, и не сможет исполниться противозаклинание, спрограммированное на своё заклятье. Ибо уста, говорящие зло, молчат о Добре. Собственные противозаклинания к образам воцарения Добра также занесут инфекцию зла в подсознание познавшего эту науку, и больше он не сможет воплощать свои добрые замыслы с использованием Магии, тогда в нём возобладает тёмная личина. Но всё-таки были и будут случаи, когда злодеи очищали Душу и Дух, а Добро становилось для них единственным приоритетом.
Вернёмся в секретную комнату тайных уроков, где Бажида тщетно пытается лишить свою думу латентности.
Мы уже отмечали, что предыдущий фараон Баши часто изменял своей жене Малекке. И до и после свадьбы. Это событие примерно совпало с первым днём появления Дувмата и его детей в Сэндории. Баши позвал в свою опочивальню наложницу по имени Каната, которая была дочкой поварихи Касаши. Через девять месяцев родилась девочка. Мать дала ей имя Кадара и воспитала по канонам целомудрия. Заприметил Бажида эту красивую девочку десяти лет отроду. И больше не мог думать ни о чём. Он целыми днями проектировал образы их будущего, но в нём не хватало искры, чтобы сжечь оболочку мнимости образа. Сила мысли не давала результата.
Что было дальше, мы сейчас расскажем, дайте перевести дух. Бедняжка Кадара узнала о смерти своей добренькой бабулечки Касаши от Гердаша и долго не могла смириться с этим. Она ходила и плакала. Хуже всего, что она чувствовала и свою вину, хотя, честно говоря, виновны в смерти были лишь Блекей, тайная стража и фараон Баши, совершившие это убийство. Всегда весёлая Кадара теперь потеряла улыбку. Минуло три года. При правлении Гердаша жизнь стала намного свободней. Кадара осталась во дворце. Все знали, что она дочка Баши, но во дворце она осталась по той причине, что Малекка и Гердаш с теплотой относились к ней и к её матери.
Бажида стоял у колонны и смотрел, как тринадцатилетняя Кадара расставляет цветы в корзинах по залу. Больше никого не было. Тогда Бажида вышел из-за колонны и сказал:
- У тебя хорошо получается.
- Меня мама научила букеты составлять, - ответила его маленькая любовь.
- Ты так хорошо разбираешься в цветах, знаешь почему? Потому, что сама цветок, - осмелился Бажида.
Девчонка рассмеялась, но продолжала ставить корзины по местам.
- Тут в вазе фрукты, хочешь чего-нибудь, я подам, - говорил Бажида.
- Нет, я их уже поела.
Как будто не услышав, Бажида продолжил:
- Вот, апельсины или бананы, вот, ещё абрикосы.
- Абрикосы? Зачем абрикосы? - у этой девчушки появилась боязнь абрикосов, даже упоминания о них.
Кадара уронила корзину.
- Что случилось, малышка? - подбежал Бажида.
- Моя бабушка умерла из-за абрикосов и из-за меня, - уже плача, отвечала Кадара.
Бажида вспомнил эту историю, понял свою ошибку и стал утешать:
- Не плачь, прекрасная малютка. Ладно? Если бы ты подговорила море, и оно забрало бы к себе твою бабушку, то была бы на тебе вина. А так Баши, он сам решал убивать или нет бабушку Касашу, он не стихийное бедствие, он мог не казнить её, и он получил по заслугам, - Бажида прижал к себе Кадару.
Она потихоньку успокоилась.
- Да, действительно. Баши был злым, а бабушка добрая, вот, он и приказал убить её, - размышляла вслух Кадара.
- Ну, всё, ты не плачешь, - шептал Бажида, не выпуская Кадару из объятий.
Он наклонился к её лицу и поцеловал в губы. Она отпрянула. Бажида и сам, наверное, от себя этого не ожидал. Но приступ вожделения овладел им, и он накинулся на маленькую девочку, закрыв ей рот. Он изнасиловал тринадцатилетнюю Кадару. Потом же опомнился, бросился извиняться, но молчала Кадара, пристально глядя в потолок. Только, когда он ушёл, она разразилась плачем.
Случилось так, что следующее утро было тем самым, когда Бажиду убил Халиф. Бажида успел только подумать, так как он видел своего убийцу с мечом Гердаша в руках, что Кадара нажаловалась своему кровному брату и подослала его расправиться с насильником. С ненавистью в сердце к Кадаре сделал последнее дыхание Бажида.
Воссевший на трон Кэгорт отрёкся ото всей родни и прогнал многих своих кровных братьев и сестёр из дворца, в том числе и Кадару с матерью Канатой. Кадара была беременна и родила слабенького мальчика, которого она назвала Баженда, что означало – «Зелёная лягушка». Где и как они устроились неизвестно. Знамо лишь то, что в пятнадцать лет Кадара умерла, увязнув в зыбучих песках. А Баженду воспитала Каната.
Что же оставили дети Дувмата и Реверы после себя? Свои слабости и победы, ошибки и проявления мудрости, своих детей. У каждого из детей Дувмата осталось в Сэндории по сыну, чтобы продолжить род пусторцев среди сэндорийцев, несмотря на то, что судьба их разбросает. Но случится так, что однажды спустя четыре сотни лет род Дувмата снова объединится, и многие беды добавятся к остальным.
Дети Дувмата были потомками Первоистоков. Так как Арон и Яра наследовали Землю после её Падения и Возрождения. Бог неустанно следил за ними и помогал им, как следит Он и помогает всем остальным людям, посланным после перерождения Земли.
Но что-то или кто-то не отрывал внимания от колена Арона. Ведь появились на земле сущности, вроде того, помогшего Арону и Яре разорвать нить общения с Богом, некто Суле, вселивший порок в душу Дувмата и тот же Гурпачи. Ведь не зря он заставлял Натана убить сына, чтоб обрезать ветвь Первоистоков, не зря он в младенчестве посетил Бажиду, поскольку платой за исцеление больного ребёнка он сделает больным мир. С его подачи первое заклинание появившихся Магов будет на руку злу. Так новая ипостась миропонимания – магия – станет сотрудничать со злом. За Гурпачи числятся и другие проделки.
Но зло же не победит. Своей жизнью многие дети Дувмата доказывали, что только Добро – это истинная ценность в земном мире. Добро, творимое во славу Бога. А других миров нам людям пока познать не дано. Да, и не надо пока.
























3. «Преодолеть и стать ещё сильнее»

«И поклонялись, и служили твари вместо Творца»

О магии, её происхождении и силе писали часто, и кто во что горазд. Её называли навыком, привилегией, даром. Постепенно она заняла своё место среди искусств. Человеку вручено Сверху желание созидать и творить. Люди создают удивительные вещи, но при помощи чего-то, что есть в мире. Из ничего создавать намного сложнее. Танец, музыка и литература – это те категории творчества, которые часто относят к производящим с пустого места, то есть в них творят без подручных неживых предметов. Но танец рождается из движений, дарованных Богом, музыка – из звуков, точно, придуманных Богом для нас. Литературные произведения появляются из мыслей. Мысль – это ль частица Великих вселенских знаний, поставляемая в умы, или нечто, возникающее из ниоткуда? Я бы мечтал, чтобы мысли всех людей были Божьими мыслями. Итак, в любом случае сюжет рассказов не порождает жизнь. Самостоятельно воссоздать жизнь никто из людей не способен. Только Божий Дар человеку – воспроизведение потомства дают возможность получить живое существо. Из ничего Бог сделал всё и создал жизнь. И человек хотел научиться делать также.
Время стирало Первые Знания, но оставило в памяти Предысторию Рождения Земли. Первые люди были сотворены из праха земного, но Дыхание Бога дало им жизнь, они стали дышать, есть, плодиться, развиваться, мыслить, чувствовать и жить. И человек слепил из песка фигурку и дунул на неё. Мог бы, и плюнуть или кинуть в неё что-нибудь. Она не ожила, и оживить её смогло бы лишь Божье Дыхание. Загадка своей слабости терзала человека долгое время. Первый Мир рухнул, и был другой мир. Но желание прославиться перед Богом мучило и избранных жить дальше. Они задумались над мыслью, творящей нечто из небытия и из небытия рождаемой.
Вопросы порождали недомолвки и разногласия. У Бога есть ответы на все вопросы, но человек, уверенный в своём величии и всесильности, не обращался к Богу. Забыв прежнего Истинного Бога, он даже напридумывал себе удобных богов, с которыми он смог бы сравняться. Мысль, дарованная для улучшения жизни, стала её смертным приговором. Она же взрастила магию. Магия появилась тогда, когда некая мысль обрела земную оболочку, и когда эту мысль человек научился контролировать.
Изучая древние рукописи, Битар не спал уже третью ночь. Его добрый брат Бецай принёс ему ещё несколько свечей, так как огарки прежних отказывались освещать что-либо. Они вдвоём жили в лачужке, которая спасала только от беспрепятственного наблюдения за звёздами. Ветер гулял сквозь щели в стенах, дождь и опадающие листья заваливали через крышу, холод приходил от земли, поскольку пол в хибаре был земляным. Тепло исходило от одеяла, от свечек и от дыхания жильцов. Осень хотела их доконать.
У Битара и Бецая был ещё один брат – Баседжо. Он являлся священником или, вернее, жрецом и владел огромным храмом. Он был средним из братьев, но отец перед смертью оставил его заправлять всем, так как старший Битар посмеивался над дряхленьким отцом, который ненавидел насмешек над собой. Кстати, Баседжо изгнал братьев из своего храма по собственной воле. Причина была следующей: Битар всегда говорил о Боге так, будто Всевышний – это его приятель, с которым ему хотелось обсудить делишки и всякое такое. Богобоязненный Баседжо запретил появляться брату в своём доме и храме. Бецай просил смилостивиться над Битаром, и за это моментально был изгнан вслед за старшим братом.
Баседжо Рохли, что, не знаю уже на каком наречии, которых к тому времени появилось больше сотни, означало «Баседжо – чересчур правильный», говорят, что он сам придумал себе это прозвище, итак, он был чрезвычайно богат, так как имел связь с фараоном. Он разносил по всей стране несуразицу о божественном происхождении фараона, а ритуалы и различные причуды стали его образом жизни, его привычками. В них Баседжо испытывал жизненную необходимость.
В эти времена имена уже почти ничего не значили для людей, хотя несли глубокий смысл, заложенный древними предками. Однако встречались такие имена, смысл которых сохранил в себе истину далёких времён. Например, имя Иисус до сих пор означало «Сущий спасает». Битар, к примеру, значило «Уверенный в своей правоте». Но этого никто уже не помнил. Всё же однажды он поменяет имя и запомнится в истории уже с новым именем.
Дряхлый совсем дед стучал в подобие двери лачуги Битара и Бецая. Бецай отворил. Перед ним на коленях стоял старик в плаще с огромной ношей, капюшон закрывал лицо. Старик просил приюта. Бецай впустил его, но, попробовав поднять мешок деда, он почти сразу бросил эту затею. Битар кое-как помог ему. И, измучившись, они внесли эту ношу всё-таки в дом. Наутро старик скончался, но Бецаю перед смертью он сказал:
- Если ещё когда-нибудь встретишь меня, то гони и не внимай мольбам. Дорога моя плата за смерть, но ещё дороже стала плата твоего далёкого прадеда за жизнь, - и умер.
Иссохшее тело старика с оттопыренным в бок ухом братья закопали возле дома. Битар развернул мешок деда и вынул оттуда стопку бересты, плиток, телячьей кожицы и ещё каких-то дощечек и бумажек с надписями и знаками. Их-то и принялся изучать Битар.
Удивительные рукописи, которые принёс старик, было ни что иное, как записи Натана, то есть Слова Истины, поведанные ему Ангелом в лесу. Интересную историю имеет путешествие рукописей Натана. Давным-давно это случилось. Мирная жизнь старичков Натана и Лантаны текла своим чередом. Натан сочинял какие-то баллады, и вдруг в их дом постучали. Это был старый дед, который спустя много лет стучал в хибару Бецая и Битара. Гурпачи, так окрестил его малютка Дувержал, сын Натана, при первом знакомстве. Но Натан в этот раз не узнал старика, а впустил в свой дом просящего согреться, поесть и пережить ночь. Ни Натан, ни Лантана сами этой ночи не пережили. Гурпачи отравил ужин, который они разделили с ним. Затем он нашёл рукописи Натана и кинул их в камин, но не сжигало пламя Слов Истины. Сгорел только один листок – листок с натановым алфавитом, только этот листочек с крючками сопоставлялся с существующим уже тогда валеранским алфавитом. Расшифровать незнающим было бы нереально. Итак, Гурпачи собрал все записки в мешок и покинул его обитель. Никто из людей никогда не узнает об этом ночном визите. А бумажный пепел от листка с шифром породит слух о сожжении Натаном своих сказок.
В руки Битара кроме записей Натана попала ещё одна очень древняя книга, которая свидетельствовала о Создании Земли, о Падении людей и в ней были некоторые слова о Перерождении. Жаль, что Битар не мог понять ничего из этой книжки. Какие-то жалкие сопоставления позволили ему прочитать несколько страниц натановой книги. Бецаю он вообще не позволял читать этих книг, считая его не способным к размышлениям и недалёким в любом плане. Бесплодные месяцы расшифровок озлобили Битара, он потерял зрение и максимум, что узнал из книг, что некто Арон (это имя в переводе значащее “Чтобы возобновить”) является первым земным человекоподобным созданием. Естественно это было не так, но Битар доверял своей логике.
Случилось так, что первый жрец фараона Баседжо Рохли, спустя пять лет после изгнания братьев, расхаживал по бедным районам Сэндории и одаривал бедняков сладостями. Наткнулся он на сарай Битара и Бецая. Увидев там своих братьев, он ахнул. Он-то думал, что их нет в Сэндории, и они где-то далеко живут припеваючи. А оказалось, что они влачат жалкое существование возле процветающего брата. Они не виделись пять лет. Баседжо вошёл, и голос его задрожал, покатились слёзы. Он бросился обнимать Битара, который успел только повернуться в его сторону. Тогда младший Бецай подбежал и обнял обоих своих братьев. Момент, когда чувства и эмоции переполняли их сердца, закончился. Баседжо расспрашивал, как же они жили без него. Потом он увидел раскрытую книгу перед Битаром.
- Чего это ты читаешь? - поинтересовался он, подошёл и взял книгу.
- Как видишь. Ничего разобрать не могу, а ты можешь чего-нибудь разобрать и понять? - ответил Битар.
- Это шутка? Я не могу понять, - Баседжо посмотрел на брата, - здесь же ничего не написано.
Битар, испугавшись за книгу, выхватил её из рук Баседжо, но увидев, что закорючки на месте, облегчённо вздохнул:
- Я уже испугался.
Бецай всё ходил вокруг да около и мечтал прочитать её, но Битар запретил ему, поэтому даже ночью Бецай не смел ослушаться брата и тайком прочесть несколько страниц. И, вот, представился удобный момент.
- Ты что, действительно что-то хочешь вычитать с пустого листка? Пойми, читать между строк – это не пытаться прочитывать то пустое расстояние, разделяющее строки, а в самих словах искать другой смысл. Здесь пустое расстояние между строк превратилось в целую книгу. Может, по-твоему, это собрание междустрочных смыслов, - засмеялся Баседжо, предлагающий нелепые догадки.
- Ты не видишь этих иероглифов? - недоверчиво посмотрел Битар, - ну-ка, Бецай прочитай, ты-то хоть видишь их – эти непонятные буквы?
Обрадованный Бецай взглянул в книгу на странице, где раскрыл её Битар, и читал: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Битар удивлённый смотрел на него, а Баседжо разгневался:
- Вы здесь с ума посходили, или меня желаете свести? Я забираю вас в свой дом.
Своенравный Битар хотел, было, отказаться, но жизнь в тепле манила больше. Он взял с собой все кипы рукописей. Он был шокирован чтением Бецая, но больше читать Древнюю Книгу его не просил, он чего-то боялся. Бецай же, познав премудрость сей Книги, не мог ходить стороной. В любой представившийся момент, когда Битар не следил за Книгой, он прочитывал её. Баседжо целыми днями проводил замеры, подсчитывал и записывал. Он хотел оставить в истории книгу глобального масштаба о жреческом деле
Но отвлечёмся от них и расскажем немного о Гурпачи. После Возрождения Земли были избраны люди, продлившие жизнь на земле: среди них были Арон и Яра, Септа и Лютец – родители Могадишо и другие. Однажды, гуляя в лесу, Могадишо встретил некую сущность – Суле, после чего Могадишо лишился своей молодости, петляя тёмными тропками леса. Но Могадишо вышел из леса, проклиная тот день, когда вошёл в него. Он рыдал и винил всех и вся в своём горе, он призывал силы, способные ему помочь. Тогда был послан к нему Ангел, который раскрыл несколько истин Могадишо, в частности такую: чтобы избавиться от старой внешности, он должен измениться внутри, стать светлее, отогнать пороки похоти и чревоугодия. Он был готов к этому, но в ухо ему вещал некто другой. Его звали Шатой, он был демоном, что означало «безбожник». Он говорил о мелкой услуге, за которую он мог исполнить любое желание. И главное, что отказываться ни от чего не надо будет. Шатой направил Могадишо в сад Яры и Арона и потребовал испортить идиллию, разрубив Божью нить. Топор Могадишо в руках Арона разрубил эту нить.
Тогда Могадишо просил желание:
- Я хочу быть снова, каким был, но жить к тому же вечно.
Молодость демон вернул ему, но через пятьдесят лет Могадишо вновь состарился, через сто на него было страшно смотреть, а ему ещё предстояла вечная жизнь. И он взмолился, но нить прямого общения с Богом была разорвана, и его снова услышало зло. Шатой поприветствовал старого во всех смыслах знакомого:
- Чего желаешь опять?
К тому моменту тело Могадишо так иссохло, что одно ухо отвалилось, тогда он попросил:
- Приделайте ухо, чтоб я не рассыпался.
Ухо было приделано, но как-то вкривь – оно стало оттопыренным в бок.
- Мы не знали, кому это поручить, но нашёлся ты, очень кстати, - начал Шатой, - ты должен привести на казнь одного ребёнка.
- Но я же не загадал желания, - возмутился Могадишо.
- А ухо?!
- Ухо? Я хочу другого, я хочу смерти.
- Слушай сюда! Сначала расплатись за ухо, потом же проси смерти. Итак, ты приведёшь на казнь ребёнка, который появится ещё не скоро, потом ты выполнишь ещё одно распоряжение, только тогда смерть заберёт тебя.
- Но это нечестно, - кричал Могадишо.
- Только вот этого не надо, с Ангелом о честности, пока было время, мог бы подискутировать, но ты выбрал мою сторону.
К моменту рождения Дувержала Могадишо уже не помнил своего имени. Этого самого Дувержала и необходимо было привести на казнь, и этот самый Дувержал даст новое имя старику, обманутому одним из демонов. Новое имя было Гурпачи.
Раз уж Дувержал остался жив, то Гурпачи поручили убийство Натана и Лантаны, а также кражу таинственных рукописей Натана. Последнего греховного задания, награда за которое была смерть, Гурпачи вскоре дождался. Так сложилось, что если хоть кто-то из семьи прямых потомков Арона попросит Гурпачи о помощи, то Гурпачи будет вправе взять любую плату. И эту плату назначал хозяин тьмы.
Гурпачи вылечил плоть Бажиды, но в его душу вложил проклятие скитания. И после смерти душа Бажиды бы не могла успокоиться, пока кто-нибудь из его потомков не успокоил бы этой души. Но задача Гурпачи состояла и в том, чтобы подвигнуть потомков Бажиды к диалогу с душой своего предка. Но рукописи Натана и малопонятная Древняя Книга, которую демон Шатой дал Гурпачи, достав из царства смерти, которым управлял хозяин всех демонов и бесовских сущностей, хозяин грехов и действительный властитель мира – сатана, то есть «противник Бога», его также называли дьяволом, что значило «клеветник» или «лукавый». Итак, книг Натана и Древней Книги было не достаточно, чтобы подвигнуть далёких детей Бажиды к общению с ним. Нужна была малюсенькая книжечка, в которой сам Бажида записал несколько выводов из слов Гердаша о воплощении мыслей. Гурпачи искал эту книгу около четырёхсот лет. Но он нашёл эту книженцию в зыбучих песках, среди останков малютки Кадары.
Теперь только Битар обратил внимание на это подобие блокнота. В ней было сказано: «Если ты чего-то хочешь, то должен мысленно абсолютно уверовать в осуществимость своего желания. Если я не смогу уверовать в осуществимость, то попробуйте кто-нибудь из потомков…». Все остальные книги Битар забросил. Рукописи Натана он нещадно разбросал по дому. Нерасшифрованную книгу он продал на рынке за бесценок, так как торговец именем Силуф, покупающий её, сказал, что за пустую книгу он дорого не заплатит. Тщетно Битар пытался уверовать в осуществимость своего желания, пока в их доме не появился всё тот же некий старик.
Бецай открыл дверь на стук. Перед ним стоял скиталец, который требовал разговора с Битаром. Бецай узнавал в затемнённом капюшоном лице знакомые черты. «Неужели, этого не могло случиться, чтобы тот умерший старик вернулся, как и обещал?», – думал он. Да, вернулся, чтобы доделать начатое. Увидев Битара, он оттолкнул в сторону Бецая и направился к старшему брату.
- Эй, слушай меня, ты мечтаешь воплотить мысль, как ты собираешься этого достичь без моей помощи?
Удивлённый Битар заинтересовался словами незнакомца, поэтому ответил:
- В одной книжке я прочитал послание древнего человека своим потомкам, в книге мало понятного, но не зря книга попала ко мне. Кажется, поговорив с ним, ну, с предком, я бы раскрыл эти секреты, - потом Битар опомнился, - А вам-то чего надо, кто вы?
- В книге сказано о воплощении мыслей и желаний, твоё желание увидеть предка, написавшего эти строки для тебя?
- Ну, не обязательно для меня он написал.
- Ведь книга у тебя, значит, для тебя.
- Логично.
- Тебе повезло, что твой предок скитается, поэтому я устрою вам встречу.
Старик повёл Битара в старую хижину, где развёл огонь и произнёс:
- Запиши слова.
Битар записал, за диктующим стариком в капюшоне: «Души предков, блуждающих пред чертой смерти, но лишившиеся плоти, позовите того, кто нужен мне».
- Так, теперь перепиши это на мёртвом языке, постой-ка, ты же не знаешь его, - опомнился старик, - сейчас научишься.
Он достал из кармана что-то и кинул в огонь.
- Что это? - спросил опешивший от всего происходящего Битар.
- Язык дохлой крысы, не волнуйся, тебе его есть не придётся.
Потом старик пробубнил что-то над костром и лёгким движением что-то невидимое бросил в Битара. Битар встрепенулся.
- Теперь переводи, - заключил старик.
На удивление самого Битара, он начал что-то записывать под словами, надиктованными старцем.
- Теперь скажи, - продолжил старик, - что нужно, чтобы оживить и позвать мертвеца?
- Откуда я знаю-то?
- Не тупи, говори.
- Ну, - подумав, отвечал Битар, - к примеру, чтобы оживить цветок, нужна вода и ещё земля. Животному, не знаю, может, кровь. Чтоб оживить что-то в памяти, необходимо напоминание об этом.
- А чтобы позвать?
- Оклик, колокольчик, ну, ещё…
- Всё хватит. Да, ты верно мыслишь. Кровь, землю и ту книжку, которая напоминает тебе о предке, - говорил старик, - ты брось это всё в огонь, произнося заклинание, переписанное тобой, взывая к нему. И просто знай, что предок твой непременно появится.
- Погоди, где же взять кровь?
Старик усмехнулся, приблизился к Битару и быстрым движением полосонул ножом по ладони Битара. Из раны закапала кровь.
- Разве ты не видишь кровь?
Битар припал губами к ранке. Старик знал, что предок появится, потому что сети сатаны не пускали душу Бажиды, исцелённого силой зла, в усыпальницу. Но всё это до поры до времени.
Когда Битар совершил этот странный ритуал, который сопровождался огненными вспышками и какими-то голосами, то вдруг появился полупрозрачный облик человека над костром. На самом деле Бажиду вызвал сам старик, но своими действиями он дал уверенность в себе Битару, ведь Битар подумал, что это сделал он. Он прошёл психологический барьер Магии. Старик только добавил:
- Теперь колдуй без меня, я своё отмучился, - и убежал старик в капюшоне.
Битар не стал его останавливать, он был поражён появившемся призраком.
- Скажи, это ли мир? – спросил явившийся Бажида.
- Да, я вызвал вас в мир, чтоб вы помогли мне решить проблему воплощения мыслей.
- Ты читал её, мою книжку? Ну и как тебе она?
- Ну не очень, она вон сгорела.
- Ты напоминаешь мне меня, такой же какой-то… прямолинейный.
- Вы поможете мне.
- Ты о волшебстве, о созидании материи из воздуха, да. Я книжку свою завещал своим потомкам, но погиб, не оставив потомства. Но коли я разговариваю с тобой, значит, так тому и быть. Успокой меня, и я поведаю тебе то, о чём знаю.
- Как я могу успокоить вас?
- Я умер, но не был отомщён. Я терзался сотни лет, не найдя покоя в смерти, ибо смерть моя не была справедливой. Я любил девушку, но она предательски подослала своего брата убийцу, который оборвал мою жизнь. Кто знает, что она про меня наговорила брату, поэтому его чувства понять можно. Но эта девчушка, из-за неё я до сих пор скитаюсь.
- Расскажите мне о местах, где вы скитаетесь, - перебил его Битар.
- Потом, я всё расскажу позже, сейчас о главном. Мстить той негодной Кадаре, ну, этой девчушке, бесполезно, она умерла, я думаю, уже. Но у неё должно было остаться потомство. Она оборвала моё семя, так отомсти, прошу, за меня, уничтожив её потомков, дай мне спокойно уйти в загробную жизнь.
- Я попробую, но кто они эти потомки, я их не знаю.
- Поклянись мне парень, я верю в тебя.
-  Да, я клянусь и не отступлю от клятвы, - произнёс Битар.
- Очень хорошо, я чувствую, что не долго мне ещё мучиться в неизвестном скитании, - ответил Бажида и исчез.
Битар ошарашенный побежал домой. Он принялся собирать разбросанные по дому страницы натановых рукописей, надеясь найти хоть какую-то зацепку в деле потомства девушки, брат которой убил Бажиду.
А тем временем Бецай видел, как старик с Битаром заходили в хижину, наблюдал странное сияние вокруг неё и дождался, когда старик выйдет. Бецай подбежал к нему и сдёрнул капюшон. Как он и ожидал, это был Гурпачи.
- Так это вы? Вы предупреждали не впускать вас тогда ещё, но я не думал, что мёртвые возвращаются.
- Ты не верил незнакомцу, больше ничего не исправишь. Нам не удалось обмануть, того кто научил нас обманывать.
- Про кого вы говорите?
- О, - протянул Гурпачи, сделав страшное выражение лица, и его глаза зажглись огнём, он прошептал, - это я о дьяволе. Запомни, мёртвые иногда являются. Ибо порталы смерти могут открываться, закрываться, одних пропускать, других оставлять, а некоторые теряются там. Себя я сегодня освободил, но жалко мир, ведь он не принадлежит себе. Можно я расскажу тебе об этом?
- Конечно, пожалуйста.
- За моё недоделанное зло, не стану говорить какое, поскольку он запретил. Итак, он – князь тьмы, называемый сатаной, отправил меня на вечные мучения. Однажды в зыбучих песках я отыскал книгу среди костей юной девочки по имени Кадара, родившей одного единственного сына Баженду от Бажиды – младшего сына Дувмата. Ну, всё, хорош, историю бередить. В этих песках я задыхался, полностью пропитался песком, но умереть не мог. Я был лишён смерти. Когда я отыскал книжку, тогда я спокойно вылез из песка, отплёвываясь им ещё долгое время. Книжку ту сегодня в костре сжёг твой брат. Так вот, князь тьмы обнаружил, что я не полностью выполнил работу, он не отблагодарил меня небытиём, а наказал муками. За то, что я служил ему, один из демонов подкинул ему идею посадить меня навечно в зыбучие пески, из которых нет возврата. Представляешь задыхаться каждую минуты своей жизни, и знать, что она никогда не кончится. Но это кончилось через пять лет, как видишь. Сегодня я отработал на сатану, мой дух уже погиб. И всё же я горьтко сожалею о том, что соделал. И наконец-то я усну и не проснусь. А может, и нет.
И Гурпачи упал ниц. Больше он не вернётся в мир и не причинит новых бед. Бецай похоронил его тело. Он задумался тогда впервые над устройством мира, о силах, которые руководят им, и не спал всю ночь. «Оказывается всё, что я читал в той Древней Книге, которую продал Битар, правда, и дедуля с оттопыренным ухом тоже рассказывал о Бажиде», – размышлял Бецай. Он начинал что-то понимать, находить смысл, ведь Древняя Книга была им прочитана. Как он жалел, что её нет под рукой, чтобы перечитать заново. Он искал общения с Богом, вскоре это случится, когда его окликнет Ангел.
Так, наконец, появится человек, который начнёт говорить об Истинном Боге. Не том боге, с которым жрецы подгоняют родственные узы фараонов, не том боге, рукотворное изваяние которого стоит в храме посреди Сэндории, и которому многие поклоняются, но о Том самом Боге, создавшем всё и любящем Свои творения. Боге, о Котором забыли, и Который никогда не забывает о нас.

«Называя себя мудрыми, обезумели»

И снова начались бесконечные перечитывания Натановых каракуль. Битар искал в них ответы на вопросы, поставленные его далёким предком. Он собрал разбросанные рукописи и сложил, но хронология и порядок были нарушены. К неразборчивости в языке добавилась несуразица последовательности. Но разве ведомо было Битару, что Натан умер ещё до переселения в Сэндорию, и в своих заметках он ни словом не обмолвился о неизвестных ему временах. Ведь Натан не был пророком.
В своих поисках Битар обратился к некому Миддо, который изучал древние исторические свитки и установил, что его предком был сэндорийский писец при фараоне Кэгорте по имени Кантор (сын Сипелькаы и Взила). Миддо мало интересовался историей других людей, но и в своей генеалогической линии он не обнаружил никого старше Кантора. Битар и Миддо стали работать совместно, штудируя старые папирусы и рукопись, оставленную Натаном для своих потомков. Родословная Битара тоже обрывалась на непонятно откуда взявшемся в Сэндории Баженде.
В то время часть жителей Сэндории находилась в рабстве, и они служили сэндорийцам. Исторически сложилось, что это были переселенцы из северных земель: Валерана, Вестфалии и Палестины. Но в старой переписи переселенцев, проведённой ещё при Баши, ничего не было сказано о семье Дувмата. Поэтому потомки Дувмата не были рабами. Они все занимали достойные места: кто при фараоне, как Баседжо – верховный жрец, кто в других городах Сэндории, но все они почитались за исконных южан. Почему же в перечне о переселившихся народах нет и словечка о семье Дувмата, покинувшей оголодавшую Пустору? Это случилось в годы правления Гердаша Ёсфота. Он сам, предвидя, возможно, будущее, уничтожил имена своих родственников из списка переселенцев. Таким жестом он на четыреста лет обеспечил покоем и процветанием своих потомков и потомков своих братьев и сестёр.
В сотрудничестве Битар и Миддо стали лучшими друзьями. Это может показаться удивительным, но они всё-таки разобрали язык написания Натаном своих «сказок». Но и там всё заканчивается на рождении младенца Бажиды, но ничего о том, что интересовало Битара. Не упоминалось даже имени Кадары. Это обстоятельство побудило Битара сжечь перевод натановой бредятины.
Как-то Миддо спросил у Битара, с чего он так заинтересовался прошлым своих праотцов. И тот рассказал ему о чудном старике и о призраке, пришедшем из пламени костра. Он рассказал о Кадаре и о задании, полученном от предка. Может быть, ничего бы не произошло, если бы этого разговора случайно не услышал Бецай, спавший в этой комнате так тихо, что ни Битар, ни Миддо не заметили его присутствия и услышавший разговор брата с Миддо. Тогда Бецаю открылась вся картина истории.
Бецай дождался, пока уйдёт Миддо, и окликнул брата. Удивлённый его присутствием Битар разгневался:
- Как ты сюда попал?
- Я не попадал, а уже был здесь ещё до вашего прихода.
- Может, теперь уже выйдешь.
- Но я хотел тебе сказать.
Битар перебил его:
- Кому-нибудь другому, ладно? Всё-всё иди.
- Я о том, про что вы говорили с Миддо, о Кадаре, - зашептал Бецай.
- Так ты всё слышал? Не вмешивайся, чурбан, в чужие дела. Ты ничего не знаешь.
- Может, я знаю не больше, конечно, чурбана, но я, по крайней мере, в отличие от него могу рассказать тебе всё, что знаю.
- Ладно, я выслушаю тебя, но не затягивай. Сказал и ушёл – понятно?
- Ага, ясно.
- Это всё?
- Это ничего.
- Хорошо, я не буду перебивать.
- История эта началась давно. Со времён переселения северных народов.
- Какое отношение это имеет к нам?
- Я думаю, ты поймёшь. В Пусторе жил человек по имени Дувмат с женою Реверой. У него было двенадцать детей. И однажды чёрная полоса жизни захлестнула белую.
- Вот это текст!
- «Не буду перебивать», помнишь? Голод обрушился на весь Валеран, и эта семья среди прочих приехала сюда. Одного из детей этого Дувмата звали Бажида, а он в свою очередь имел виды на внебрачную дочку фараона, которую звали – Кадара. Я не знаю, что там произошло, но она от него забеременела.
- Он её что – обесчестил?
- Ну, кажется, да. Бажида сам потом погиб вскоре. А Кадара родила от него сына Баженду. Ты ведь должен помнить историю, помнишь, папа рассказывал про парня Баженду? Он ещё во время прогулки фараона какого-то воскликнул что-то вроде того, что фараон назначен нам свыше, его тот фараон взял во дворец.
- Отец рассказывал о своём каком-то далёком прадеде, помню, который заявил о Небесном Помазании фараонов и стал первым жрецом. Неужели ты хочешь сказать, что мы потомки той Кадары и некоего Бажиды. Кроме всего, ещё вдобавок мы переселенцы из Пусторы? Ты болеешь на голову. Это бред.
- Думай, что это бред, если тебе от этого легче. А не бред, что человек, которого мы с тобой похоронили, возвращается через пять лет и учит тебя, потом появляются призраки? Можешь называть меня по-всякому, но правды не изменишь. А в исторических свитках, которые ты изучал, разве ничего не значится о пусторце Бажиде?
- Не значится, и о Дувмате, или как там его, тоже ничего. Ладно, ты успокойся, приди в себя, а я пошёл, - закончил Битар.
- Я тогда вздремну, - вставил Бецай.
Битар не мог просто так забыть фантазий Бецая, он думал. Дошло до того, что он решил по древним свиткам пересчитать всех переселившихся в Сэндорию. По именам их оказалось пятьсот двадцать три тысячи семьсот сорок два, но историческая летопись фараонов называла другое число – пятьсот двадцать три тысячи семьсот пятьдесят четыре, то есть разница составляла двенадцать человек. Битар пересчитывал раз за разом, и раз за разом сохранялась та же разница. Он мог ошибиться, но мог ошибиться и вписавший своё число в летопись фараонов. Тогда он задумался, что отец, мать и их двенадцать детей дают число четырнадцать. Разве он знал, что к тому времени Ревера уже погибла в лавине.
Вскоре его взгляд упал на списочек имён, единственное, что осталось от сожжённого перевода Натановых рукописей. Там как раз фигурировали имена, упомянутые Бецаем: Бажида и Дувмат. Позже, перечитывая историю фараона Баши, Битар наткнулся на имя Гердаша Ёсфота, который далее неизменно зовётся просто Ёсфотом. Но однажды всё ж проскользнуло имя Гердаш. Это же имя значилось в списке имён, на сохранившемся листочке от перевода рукописей Натана. Миддо, помогающий Битару в поисках чего-то, вспомнил, что это имя ему знакомо из детства, но при каких обстоятельствах он его слышал, пока Миддо не помнил. Постепенно всё в уме Битара начинало срастаться: Гердаш оказался в Сэндории раньше своей семьи, судя по записям в летописи Баши, поэтому не был указан в переписи не являясь переселенцем, отсюда всё равно разница тринадцать, один человек получается лишним. Битар решил, что между последними словами Натана о его правнуках и переписью в Сэндории прошёл довольно значительный отрезок времени, и один человек мог не дожить или не пережить голодного года. Его мучил лишь такой вопрос: почему же в свитках нет имён этих таинственных детей Дувмата. По этому поводу Миддо предложил свою версию: этот Гердаш или позже Ёсфот был влиятельным человеком при Баши, исходя из фараоновской летописи. Он мог запросто уничтожить сведения о своих родственниках из списков, тем самым приравняв к коренным сэндорийцам. Кроме того, что в этом была логика, в этом была ещё истина.
Пересматривая Библиотеку Дворца, Миддо и Битар усиленно искали книги, повествующие о времени, прошедшем между смертью Баши от удушья и воцарением Кэгорта. Уже четыреста с лишним лет семья Миддо, начиная с Кантора, вела эту библиотеку, но впервые кто-то задумался о тех трёх годах, которые разделяли Баши и Кэгорта. И теперь только Миддо вспомнил о книге, которую ему в детстве читал отец вместе с другими сказками, эта книжка разительно отличалась от других. Именно тогда Миддо слышал это нездешнее имя Гердаш. Он перерыл весь свой дом, тщетно разыскивая эти сказки. Перед его глазами мелькала рукопись его далёкого предка Кантора, названная «Кинфорра», что с их языка переводилось, как «Библиотекарь фараона». Миддо помнил, что в прошлый раз, когда он в неё заглянул, пыль и скука описания, никому ненужные подробные размеры книжных полок и зала для чтения, порядок оформления титульной страницы клонили в сон. Теперь он её открывал в надежде, что в ней указан старый список книг и их расположение, ведь могло быть так, что отец Миддо читал книгу со сказками о Гердаше, которую взял из Библиотеки Дворца и теперь уже отнёс обратно. Не знал Миддо, что книгу о жизни Гердаша, которую он мальчиком отождествлял со сказкой, писал его предок Кантор у себя дома и не носил в Библиотеку Дворца. И самое главное, что это была та самая книга, которую держал Миддо в руках. Ведь он ни разу не прочитал её полностью. А в середине была та самая история о правлении Гердаша. Когда он на этот раз раскрыл книгу, то по странной случайности она открылась именно на странице, озаглавленной так: «Гердаш Ёсфот, фараон Сэндории и сын Дувмата». Только здесь было упомянуто о бегстве Дувмата с детьми с голодных полей Валерана. Эти записи расставили всё и всех по своим местам. Теперь Миддо осознал, что и он сам, и Битар с братьями и многие другие потомки Дувмата происходят из колена переселившихся пусторцев. Он вырвал эти страницы и отправился к Битару. Он понимал, что если слова, написанные здесь, просочатся в народ, то люди вознегодуют к прохлаждавшимся во все годы зноя потомкам Дувмата, ведь они были такими же рабами в этих землях, как и все остальные валеранцы. Миддо и Битар решили молчать о своём происхождении.
Битара, конечно же, больше волновало другое. Поскольку он потомок Кадары, а призраку он поклялся уничтожить её потомков, то что делать? Он решился снова вызвать бестелесное создание мнимого предка. Он не позвал с собой Миддо, а пошёл один в ту хижину, где колдовал с Гурпачи. Битар разжёг костёр, кинул в него ингредиенты и произнёс заклинание вызова. Над костром вознёсся туманный лик шатающейся души Бажиды.
- Как же ты долго, - возмущался тот.
- Извините, я кое-что обнаружил.
- Кое-что?! Так ты перебил её потомков?
- Я об этом и хотел поговорить. Нет, я никого не перебил. Я раскопал сведения о том, что сам являюсь её потомком, поэтому не могу сдержать слова, данного вам.
- Ты её потомок? Это не просто слово, а клятва. Ты отступил от клятвы, но я не прощу. Будь ты проклят и вся твоя родня на сотни лет. И не изгладится Проклятие с лица земли, пока имеет власть на ней, закрывший от меня дверь усыпальницы.
- Не гневайтесь, вы один из-за своего недовольства хотите обречь целый род на кару.
- Я уже обрёк. Кажущееся счастье будет извращаться в самую горькую беду у всего твоего рода, а о тебе забудут, и имя твоё будет написано в истории строчной буквой.
- Я возился целый год с книгами, нашёл своих предков, начиная с Дувмата, Бажиды и его сына от Кадары Баженды, лишь для того, чтобы какой-то призрак проклинал меня весь день? Это, действительно, подло. Я хотел исполнить клятву, но я не самоубийца, поэтому не смог.
Пока Битар говорил это, призрак замолчал, потом произнёс:
- Погоди, кто твой предок?
- Баженда, сын Кадары, я же сказал, вы меня за это прокляли.
- Сын от кого?
- Во время переселения из Пусторы прибыл некий Дувмат, от его младшего сына Бажиды Кадара родила ребёнка, кажется, мне брат насочинял, что тот Бажида её изнасиловал.
- Всё ясно, - помрачнел и без того мрачный призрак, - теперь я открою своё имя. Я тот самый Бажида.
- Вы Бажида? Всё-таки мой предок, но у вас не было потомства. А как же проклятье?
- Я не знаю, что с проклятьем, но Кадара родила мне сына. О, Кадара, милый ребёнок, прости меня, - и душа Бажиды исчезла, похоже, наконец-то обретя свой покой.
- Постойте, - закричал Битар, но было поздно, Бажида больше не отзовётся на волшебные приманки колдунов.
 Битар шёл опустошённый. Ненужные поиски в течение года закончились ничем. Только нелепым Проклятием. Битар шагал домой, его остекленевший взгляд скользил по каменистой тропке. Он придёт и долго не сможет заснуть.
Никто ещё не знал, во что выльется Проклятье Бажиды для потомков Дувмата. Но, несомненно, оно станет самым жестоким Проклятьем на земле, ибо предок проклинал своих потомков. Откуда взял бездарный в искусстве воплощения мыслей и вообще в волшебстве Бажида силы для произнесения действенного заклятия, возможно, это и было условием, гарантировавшем смерть на века косоухому Гурпачи. Уже вскоре это Проклятье принесёт свои плоды, и безмятежная жизнь всего рода Дувматова закончится.
Битар сидел на кровати дома и суммировал мысли. Всё, ради чего он жил последние годы, было дорогой в тупик. Нет ничего, что хоть как-то напоминало бы смысл жизни. Так он уснул. Утром, слава Богу, его отчаянье пропадёт, и новый день увлечёт новыми заботами.

«Не раскаялся народ, увидев войну»

Баседжо, средний из братьев, главенствующий среди жрецов, как упоминалось ранее, писал книгу о своём ремесле. И надо же было Миддо оставить вырванные листки из «Библиотекаря фараона» на том же столе, где Баседжо разложил свои записи. Когда Битар напомнил другу об этих листочках, то было уже поздно, Баседжо прихватил их случайно с собой. Он понёс показывать свои записи фараону, так как тот интересовался всем, что происходит вокруг. Фараона звали Хегаван. Позже он прослывёт самым любознательным. Когда разоблачит потомков Дувмата в их рабском происхождении.
Уверенный в себе Баседжо подал «Рукопись верховного жреца» фараону и удалился. На следующий день уже не было в Сэндории человека, не знающего о том, что Кантор оставил в память о себе. Все внезапно ополчились против детей Дувмата. Тести гнали из своих домов зятей, свекрови – невесток, хозяева своих домоправителей, являющихся потомками Дувмата. Из больниц изгонялись заболевшие, из гостиниц постояльцы, из храмов молящиеся, принадлежащие колену Дувмата. Дети смеялись над ними, старики ворчали им вслед. Хегаван лично на главной площади оскорбил Баседжо, которого теперь прозвали Астен-Содей, что значило «Обманувший себя и других», затем фараон заключил эксверховного жреца под стражу. Вскоре и Миддо был уволен из библиотеки. Битара с Бецаем прогнали из дома, в котором они жили с братом ещё в бытность его жрецом. «Рабы должны жить на улице», – кричали им вдогонку. Ни один из потомков Дувмата не смог скрыть своего происхождения. Около полутора миллиона человек в один миг с небес были втоптаны в грязь. Они бежали из Сэндории в ближайшие окрестности, проклиная Баседжо и его семью.
Но Миддо не мог мириться со сложившемся положением вещей. Он понимал, что ничем не хуже расфуфыренных сэндорийцев, к которым только вчера ещё он себя причислял. Битар уговаривал его смириться, но, видимо, он плохо знал Миддо. Бывший писец из библиотеки начал с того, что освободил из-под стражи Баседжо. Ему достаточно было напомнить фараону о том, что люди его, небесами посланного, ценят лишь за заслуги жрецов, и не важно в Пусторе родился его далёкий предок или в Арабике. Хегаван, оказавшись под впечатлением, выпустил Баседжо при условии, что тот покинет пределы Песчаного Края. Затем Миддо лично обошёл всех потомков Дувмата с призывом к объединению. Не многие согласились, но в итоге образовалась мощная группа из семисот человек, способных повести за собой на край земли. Увидев активность Миддо, фараон заинтересовался его деятельностью. И, узнав, что он возмущает общественность, вскоре ополчился на него. Но к тому времени приближался праздник какого-то песочного бога, и Хегаван оставил всё, как есть, до окончания празднества. Миддо не стал терять времени.
В самый разгар празднования, когда на главной площади собрались почти все жители Сэндории, Миддо пробрался на вершину храма, и оттуда он кричал. Вскоре он обратил на себя внимание. Все подняли головы.
- Сегодня вы узнаете правду о фараоне, - говорил Миддо, - и мир покоробится от услышанного. Я не стану отрицать, что фараон посылается богами на землю. Но разве лучшие низвергаются сюда? Опостылевшие на небесах призваны закончить свой век среди смертных. Хегаван – это не божий избранник, а изгнанник. Если мы будем служить тому, кем пренебрёг бог, неужели бог оценит это благосклонно?
В этот момент стрела просвистела у него над головой. Это люди фараона замыслили снять безумца с крыши храма. Но Миддо продумал уже пути отступления. В такой толпе стража фараона не могла его найти, после того, как он спустился вниз. К тому же он переоделся, и в таком виде он добрался до пределов Шилокии, где его ожидали Битар и Баседжо. Ответные меры последовали незамедлительно. Миддо искали по всем домам оставшихся в Сэндории потомков Дувмата и жестоко наказывали их за не предоставленную информацию. Постепенно эта размолвка переросла в вооружённое противостояние, когда те семьсот человек, отобранные Миддо, взялись за своё дело. Повсюду потомки Дувмата начали объединяться. Против войска фараона, которое он послал по прилежащим к Сэндории городам для истребления детей Дувмата, выступило весьма значительное ополчение. Хегаван со своей армией был вынужден отступить. Он потребовал переговоров с Миддо. Бесстрашный Миддо сам явился в штаб к фараону для ведения переговоров, самостоятельно затянув петлю на своей шее. С ним был Бецай, на глазах у которого при входе в шатёр был предательски со спины убит его спутник Миддо. Фараон отправил мальчишку Бецая назад с печальной вестью и с напутствием: «Не возвращайся сюда».
Паника пришла в стан ополченцев из колена Дувмата вместе с вернувшимся Бецаем. С этого момента началась военная тяжба, обрушившаяся на Песчаный Край. Но несмотря ни на что очень быстро в ополченских рядах валеранских пришельцев воцарилась дисциплина. Вскоре их женщины, дряхлые старики и дети приспособились работать для нужд армии, а мужчины учились воевать. Их обучали опытные воины: те семьсот человек, последовавшие за Миддо изначально. Топоры, косы и вилы в руках ополченцев сменились современным оружием, так как они заняли просторы Шилокии, в которой были сосредоточены основные военные кузницы Сэндории. Они также имели в распоряжении огромную конницу. В эти дни людей вёл за собой Баседжо. Он к тому же установил порядок в обществе ополченцев, поделив его на двенадцать частей по коленам детей Дувмата, и назначив там предводителей. Колено Лата возглавил бывалый воин из армии фараона Тус, на их знамени был изображён голубь, ведь название этой птицы было в имени самого Лата в переводе с древних языков. Вообще на знамёнах всех родов были изображены животные или растения, присутствующие в именах основателей этих родов. Армия Латинов, как их прозвали остальные, насчитывала почти девяносто тысяч человек. Доспехи их имели сизоватый оттенок. Воины часто в бою пользовались топорами, выкованными в форме голубя, и копьями, которые они метали очень далеко. Они отличались своим упорством и храбростью. Мускорн возглавил род Бахии. Бахийцами называли их члены остальных родов. Прежде Мускорн находился в рядах тайной стражи фараона, но, как и прочие потомки Дувмата, лишился своей престижной должности. На знамени Бахийцев было изображение ёжика. Их ряды насчитывали семьдесят тысяч человек. Доспехи и шлемы воинов были покрыты острыми шипами. В бою они пользовались палицами. Это были очень сильные и отважные бойцы. Следующим идёт колено Стената. Оно насчитывало наибольшее число людей. Приблизительно триста тысяч человек дало семя Стената за эти четыреста лет. Возглавлял войско Стенатян, как их называли, обычный пастух Утрин. Эта армия носила на своём знамени лик оленя. То были умелые в бою ребята, а их предводитель Утрин был лучшим воином во всей среде ополченцев. Почти все Стенатяне были на конях. Они составляли основную часть ополченской конницы. Итак, Нурийцы – потомки четвёртого сына Дувмата – Нуро. На знамени их был нарисован милый котик, свернувшийся колечком. Это были самые стойкие воины, сражающиеся до последнего. Возможно, по этой причине их было меньше всего: каких-то пятьдесят тысяч. А звук их рожка, напоминающий мурлыкающего кота, нельзя было ни с чем спутать, если только кроме мурлыканья самого кота. Вёл этих воинов Сужарий, бывший пекарь. Пришло время сказать о Сипелькатах – потомках Сипелькаы. Их шлемы были украшены пальмовыми ветвями, такая же ветвь изображалась на их знамени. Они составляли вторую часть конницы и насчитывали двести тысяч человек и, соответственно, коней. В бою они часто пользовались массивным экзотическим оружием, вроде двусторонних секир. И вообще стиль их боя был довольно нетипичным. Отдельно скажем об их предводителе Клите – родном брате подло убитого Миддо. Он тоже до всего этого работал в библиотеке фараона. И даже, когда фараон начал истреблять последователей Миддо, Клит оставался верен фараону. Только после того, как на его глазах был убит брат, он бежал из лагеря Хегавана. На знамёнах Мавриникийцев красовалась чудная акация. Воины отличались ловкостью и пластикой в своих движениях, подобно самой Мавринике. Их предводитель – Ледесмо – был очень хорошим дипломатом, он и до этого выполнял похожие функции при фараоне. Армия насчитывала сто двадцать тысяч человек. Кроме всего прочего Мавриникийцы были самыми искусными лучниками. Потомков Суписты называли Супистоны. Их было порядка ста десяти тысяч людей и воинов. Самая странная армия – так считал Баседжо, и вы бы с ним согласились. Они шли неслышной поступью, их рожки не играли, а команды отдавались только жестами. На знамени была вышита бледная иволга с очень проницательным взглядом. Они никогда не шли в бой первыми, а когда нахлынивали волной, то противники от неожиданности теряли контроль. Их возглавлял древний старец Аграз. Когда он застывал, давая команду остальным – «остановиться», то многие принимали его неподвижную позу за несвоевременную смерть старика, но все без исключения уважали его. Кроме всего прочего они отлично метали дротики, что позволяло им не сближаться с противником в бою. Род Гердаша насчитывал восемьдесят тысяч человек. Вёл этих людей некий Сусваф, до этого имеющий смутное прошлое. Он на кого-то доносил, кого-то предавал, даже побывал в сэндорийской тюрьме. Все воины – Гердашины, то есть потомки Гердаша, были облачены в ярко-оранжевые плащи. На знамени и на доспехах был запечатлён муравей. Воины эти были стремительны и молниеносны. Своей реакцией и скоростью они обескураживали врагов. Дошла очередь и до Горельтян – детей Горела. Их предводителем был некогда знатный лекарь – Зутас. На знамёнах они изображали стебли полыни, напоминая тем самым о своей принадлежности к колену Горела. Очень меткие воины, они были вооружены арбалетами. И часто наконечники их арбалетных стрел были смазаны ядом. Их ряды насчитывали до ста восьмидесяти тысяч человек. Коплантовцы – ещё одно колено Дувмата – теперь уже по линии Копланта. Их было приблизительно шестьдесят тысяч, а на их знамени располагался образ бордовогрудого снегиря. Их одеяния также были ярко-бордовыми. Они славились хитростью в бою. Все подручные средства, включая оружие самих противников, они использовали для своей защиты. Их тренировал и водительствовал над ними воин по имени Пострак, до этого являвшийся путешественником. Теперь колено Реудата, Реудатиты, символом которых был щит, выкованный их далеким предком. Возглавлял их, разумеется, в прошлом кузнец Растинари. На знамени, как, кстати, и на щите, была изображена собака. Главным отличием этих воинов была их дисциплина. Они были абсолютно не подвержены панике, а слово командира было законом для них. Число их было где-то сто сорок тысяч человек. Наконец, перейдём к заключительному роду Бажидейцев, то есть потомки Бажиды. Их предводителем стал, как уже понятно, Битар, но звали его теперь иначе. Число их было около ста тысяч человек, а изображением на знамени служил ящер. Они были наряжены в зелёные мантии. По вооружению они сильно отличались от остальных, как воины они были слабы. Но Битар учил их иному искусству ведения войны, которое вскоре принесло свои плоды.
Каждая армия или орден, носила доспехи определённого цвета. Латины, как говорилось ранее, имели ярко-сизые цвета, Бахийцы – коричневые. Стенатяне одевались в белые доспехи, Нурийцы – в кроваво-красные. Сипелькаты ходили в жёлтых доспехах, Мавриникийцы – в васильково-синих. Супистоны, как уже становится понятно, облачались в бледно-серые одежды и растворялись в тумане, Гердашины, уже мы выяснили, были в оранжевом. Горельтяне носили тёмно-зелёные доспехи цвета кедровой хвои, а Коплантовцы – тёмно-бордовые. Реудатиты были приверженцами фиолетовых цветов, а Бажидейцы не изменяли зелёному, приближенному к салатовому, цвету.
Кроме всего прочего был особый орден, который насчитывал полторы тысячи человек. Они облачались в чёрные одежды. Это были жрецы,  священники и судьи. Баседжо также входил в этот круг людей. Они имели большую власть, чем главы остальных орденов, и, в отличие от остальных, среди них можно было встретить потомков всех детей Дувмата. Женщины, дети и старики носили одежды традиционных цветов своего ордена. Но был в этой среде один человек, который не брал в руки оружия и не надевал цветастых доспехов. Он был облачён в небесно-голубую одежду, в руках его был посох, в глазах читалось счастье. Он не одел ни салатовых мантий своего ордена, ни чёрных одеяний судий. Он был сам по себе, и это многим не нравилось, но Баседжо относился к этому спокойнее остальных, ведь тем человеком был его брат Бецай.

«К свободе призваны мы, братия»

Ещё до разделения на ордены произошла такая история. Битар и с ним двадцать человек блуждали вблизи Сэндории, выслеживая армию фараона. И неожиданно попали в засаду фараоновских лучников. Рой огненных стрел обрушился на Битара и компанию. Прошитые факелами валились наземь друзья Битара. Сам Битар успел спрятаться под телегу. Он мечтал только об одном – быть подальше от этого пекла. К нему полз раненый друг, из спины которого торчала горящая стрела. Увидев пламя на спине боевого товарища, Битару неожиданно представилось уже забытое местечко, где он на пару с каким-то стариком призывал душу своего предка. В голове заговорили голоса на том неизвестном мёртвом языке, которому научил его тот старик – Гурпачи. От ужаса Битар покрылся капельками пота. Друг подполз, передал кристальный кулон и испустил последний дух на руках Битара. Уже лучники приближались к нему, натянув тетивы своих луков. Битар зажмурил глаза, вытирая ливень пота с лица. В мыслях вертелась непонятная фраза на мёртвом языке, которая начиналась словом «маг». Когда он убрал руки от лица, то с ладони прямо в огонь, тлеющий возле погибшего друга, упала ресница. Битар увидел злобные лица, жаждущие его смерти, и тогда он закричал то, что подсказывал голос, затмевающий мысли. В память Битара врезалось, как остриё стрелы остановилось перед его лицом, потом он, как будто моргнул, и очутился в другом месте, где ещё вчера останавливался с приятелями на привал. Сначала он решил, что кошмарный сон закончился и реальность воспряла только сейчас. Он долго не мог понять, что с ним произошло. Но кулон в руке, который передал ему перед смертью друг, был по-прежнему в его руке. Потихоньку он вспоминал фразу, сказанную перед чудесным спасением, которая переводилась так: «Сон наяву, позволь мне быть дальше отсюда, где я останусь жить».
Битар побежал в лагерь ополченцев, и по пути, взобравшись на холм, он увидел вдалеке человек пятьдесят лучников, обирающих тела погибших его друзей. Теперь он осознал всё. Вернувшись, он никому не рассказал о своём спасении, кулон приятеля потерял где-то в траве. Только начал собирать людей из своего рода и рассказывать им странные вещи о сотворении из воздуха материальных вещей. Он показывал фокусы и заставлял обращаться всех к нему не по имени, а Маг, то есть «Сон наяву». Постепенно Бажидейцы, собирающиеся вокруг Мага, отделились от остальной массы. Они одевались в салатово-зелёные одежды и общались почти всегда только в пределах своего рода. Когда колено Бажиды организовало свой орден Магистера, то есть «Последователи Мага», тогда и остальные колена начали отделяться друг от друга.
Впоследствии то, чему учил Битар свой народ, назовут Магией, а людей, пользующихся ею – магами. Никто из магов подлинно не знал, к каким силам они обращались при творении своих иллюзорных материй. Они смотрели на первосвященников и жрецов, которые несли своим богам жертвы, и смеялись над их тщетными мольбами, кичась тем, что им для осуществления своих желаний не требуется приносить жертв. Разве они знали, что на алтарь сатаны была положена их душа?
Битар очень сильно заболел, подхватив какой-то вирус, изучая болотистые травы. Он кашлял, долгое время бился в лихорадке. В это время его замещал ученик по имени Ерохва. Надменный старик с непреклонным характером. Но спустя многие месяцы болезни жар у Битара спал, и он ослабевший вышел посмотреть на солнце. Он увидел худосочных людей с хитрыми лицами – ещё полгода назад его друзья – завёрнутых в ярко-зелёные халаты, собирающихся в тёмных домах, при свечах, злословящих друг друга, с мутными пристальными взглядами опустошённых глаз. Им было всё равно до других. Они были заняты только магией. Когда Битар захотел найти Ерохву, чтобы узнать, что произошло с Бажидейцами, то был вежливо препровождён обратно в свою комнату отдыха. Теперь на дверях стоял стражник, кроме того, невидимая стена мешала преодолеть расстояние от кровати до двери. Испугавшись, Битар вылез в окно и пополз. Вдруг он наткнулся на какой-то предмет. Это был тот самый кристальный кулон, который перед смертью ему вручил друг восемь лет назад. Тогда горечь наполнила сердце Битара. Он осознал, что всё это натворил он сам. Исковерканные люди, ненавидящие ближнего. Битар заплакал. Он прошептал: «Я – Битар, я – не маг, я не хочу быть им. Это зло. Пусть оно покинет нас».
Не помня как, он выполз за изгородь, отделяющую владения Бажидейцев. Тогда он вскочил и побежал. Добежал до лагеря своего брата Баседжо. Кинулся и умолял успокоить его. Баседжо сказал:
- Братишка, твой грех ещё можно исправить, принеси на жертвенник овечку и пять ветвей каштана.
Битар, сделав это, так и не испытал облегчения. Он сидел в хоромах брата и медленно сходил с ума. Кроме всего прочего, он постоянно чувствовал взгляд, наблюдающий за ним. Это Ерохва наложил на него заклинание мании преследования, пытаясь, таким образом, убрать с пути помеху для полной власти над Бажидейцами.
Через месяц этих непонятных страхов Битар вышел на двор и увидел вдалеке маленькую голубую фигурку, приближающуюся к нему. Это шёл его младший брат Бецай. Он нёс с собой покой. Бецай прочитал в глазах брата непреодолимый страх и, приблизившись, сказал:
- Не бойся, брат. Ты же знаешь, что Великий Господь есть с нами, и Он любит каждого из нас, в том числе и тебя. Почему же ты волнуешься о том, чего Он никогда не допустит?
- Разве ты знаешь, о чём я волнуюсь?
- Никто не поднимет на тебя руку без ведома Господня.
- Сколько полегло людей и моих друзей, в том числе, без Божьего ведома?
- Если тебя станут игнорировать, пренебрегать тобой, твои собственные дети – ты останешься милостив к ним? Когда они будут нарочно поступать против твоей воли, то ты простишь их? Они призовут врага твоего себе в помощники и назовут его отцом, а ты по-прежнему будешь любить их? Не принесут воды, когда ты ослабнешь и попросишь их, не озлобишься ли ты в душе? А потом вернутся с опущенными головами домой и будут просить убежища – твой дом всё также будет открыт для них?
- Мои дети? Так не поступят даже ненавидящие меня, но если в старости они отрекутся от меня, то я возьму с них моё благословение. А причём здесь Бог?
- Ты лучше поможешь чурающемуся тебя или своему близкому другу?
- Почему ты не отвечаешь на мои вопросы?
- Однажды ты поймёшь, что мир не сможет решить все твои проблемы, а только создаст новые. Тогда ты обратишься к Всевышнему и будешь спрашивать у Него.
Битар смотрел на брата, устремившего взгляд к небесам. Бецай продолжил:
- Он – наш Отец.
Тогда только до Битара начал доходить смысл сказанного Бецаем. Он постепенно обдумал каждое слово, врезавшееся в его память. Тогда снова ободряюще заговорил Бецай:
- Не думай, что тебе нет прощенья. Раскайся пред Богом, но не перед жрецом, помазавшим сам себя на служение Господу, - потом Бецай начал молиться вместе с Битаром.
В то время в кустах стоял прогуливающийся Баседжо, и он слышал этот разговор. Он внимательно слушал слова младшего брата. Его смутила только последняя фраза про жрецов. Она ему не нравилась. Конечно, не всякому понравится камень в его огороде. Может, огород он расположил не там? Но, размышляя и слушая молитву Бецая, он всё больше приходил к выводу, что этот человек говорит не от себя, а из его уст выходит истина. А, значит, нелестное о жрецах было обличением свыше. Баседжо, переосмысливший свою жизнь, вышел к братьям и молился с ними вместе. Перед ним стоял такой же Битар, познавший что-то новое. Бецай смотрел на братьев с радостной улыбкой. Старшие братья уже перестали считать его никудышным мальчишкой, сегодня он им открылся мудрецом.
Вскоре Баседжо сложил свои полномочия вождя ополченцев. Его заменил Желустав – фанатик жертвоприношения. Также Баседжо больше не посещал собраний лицемерных жрецов, теперь он напрямую обращался к любящему, а не наказывающему Богу. И Битар позабыл свои страхи по поводу изменённых Бажидейцев, а предал себя в руки Всемогущего Бога. Братья, по примеру Бецая, нарядились в светло-голубые балахоны и ходили, наставляя потомков Дувмата. Эти три брата стали истинным примером посвящения себя Богу. Вскоре они опостылят власть имущим в среде ополченцев, и их изгонят вон с угрозами не возвращаться. Тогда же им явится Ангел Божий, поведавший им о призвании потомков Дувмата покинуть пределы Сэндории и вернуться в землю предков, где обещана им была счастливая жизнь. Это означало, что Бецаю и братьям его нужно вернуться в ряды ополченцев и подвигнуть их к переселению на север Песчаных Краёв. И судьба предоставила удобный случай.
К тому времени Хегаван собрал огромную армию и шёл, чтоб стереть потомков Дувмата с лица земли, ведь они единственные, кто огрызнулся против власти сэндорийских фараонов. В тот день произошло великое кровопролитие. Ни Желустав – нынешний предводитель ополченцев, со своими жертвами не поймёшь кому, ни Ерохва с мракобесием и колдовством наперевес были не в силах остановить войско сэндорийцев. Желустав был вынужден смириться пред волей фараона. Но не помышлял Хегаван брать пленных, его желанием было истребление наглецов. Ещё не знали ополченцы, сдавшие оружие сэндорийским солдатам, что уже заготовлены для них огненные печи, молотилки с железными топорами и казнящие пилы. Так хотел наказать рабов Хегаван. И когда фараон, почивший на лаврах, устроил пир, накануне дня казни, то явились ему три брата. И говорил Баседжо, а Битар и Бецай стояли в стороне, прикрытые капюшонами плащей. Хегаван был в комнате один, и он очень удивился всему, что произошло.
Баседжо произнёс:
- Не жреца, оскорбившего тебя, ты видишь пред собою, но посланника. И сказываю тебе: «Отпусти народ Мой». Не своим именем призываю, но устрашаю властью Небес.
- Раб, ты забыл о славе своего господина, пади на колени, и ты умрёшь быстро.
- Ещё быстрей ты свалишься с трона, на который ты сам себя усадил.
Волнение захлестнуло Хегавана, и он потянулся к кувшину с водой, но Баседжо взглядом проводил кувшин, и в миг вода в нём обратилась кровью. Хегаван уронил кувшин, и тот разбился, расплескав кровь по полу. Фараон позвал стражу и приказал принести воды, но стражники со страхом отвечали, что реки и колодцы заполнились кровью. Тогда фараон созвал своих жрецов, мудрецов и алхимиков. И некто из них именем Сер-Балай спокойно сказал:
- Нет в этом чудес. Я имею с собой два мешочка с таинственными порошками и вот, что я могу соделать, - он плюнул на землю, достал из мешочка немного красного порошка и высыпал на слюну. В момент она побагровела. Затем достал из другого белый порошок и сделал то же самое, а потом продолжал свою речь, - я скажу вам секрет: в первом мешочке была красная краска, а во втором соль. Теперь слюна стала красной и солёной, вот, вам и кровь. Это наука.
Фараон ехидно взглянул на Баседжо, но тот пристально смотрел на алхимика Сер-Балая. Внезапно этот алхимик закашлял, и из его рта потекла, не прекращаясь, кровь.
- Вот, вам кровь, - произнёс Баседжо, но потом смирил бушующую кровь Сер-Балая.
Хегаван приказал схватить незваных братьев, но их уже не было. Тогда он, озлобившись, объявил о казни захваченных неверных рабов, рождённых в колене Дувмата. Но снова явились братья и теперь уже перед множеством народа, живущего в Сэндории, и говорил Битар фараону:
- Не убоялся ты знамений Всевышнего, и собрал ты дом Дувмата по тюрьмам своим, и избивают палачи твои детей Реверы, но остановись. Не потерпят вреда они от побоев, но ранами их покроются тела сэндорийцев.
- Вот и ты, который начал войну со мною, - и фараон показал на него пальцем, но увидел руку свою, обезображенную проказой.
Оглядел Хегаван народ свой, и ужас объял его. Изуродованные лица смотрели на него и плакали. Тогда встал один из алхимиков именем Саранджа и воскликнул:
- В моём пузырьке есть яд, - он плеснул его на руку свою, и покрылась рука струпьями, - это есть кислота.
И отвечал ему Битар:
- Смотри, властью Божьей пусть они исцелятся.
Тогда раны на телах сэндорийцев и фараона исчезли, только алхимик Саранджа мучился от боли, ведь кислота сжигала его руку. Спустя мгновение одним взглядом Битар исцелил его. И снова фараон не успокоился и хотел схватить братьев, но и на этот раз они растворились пред его очами.
Но ещё больше ожесточилось сердце Хегавана. Он приказал немедленно вывести пленённых ополченцев и устроить им казнь. И когда их повели, неожиданно из среды связанных и избитых людей выдвинулся человек в небесно-голубом плаще. Он скинул капюшон. Это был Бецай. За ним неотступно следовали его братья.
- Перемешались мысли, - произнёс Бецай, - и огонь искажает форму сердца. Гордыня и гнев делают своё дело. Мудрость обратилась в безумие, а забота в гнёт. Если человек не признаёт знамений свыше, то, что он скажет, когда пред ним предстанет Сам Бог? Но достоин ли он смотреть в лицо Создателю? Не собственным побуждением открыл я свой рот, но по Божьему изволению. И было сказано мне забрать с собой Детей Первоистоков из колена Дувмата. И к завтрашнему утру я должен вывести их за пределы Сэндории. Я уведу их из Песчаного Края.
- Я не верю тебе, - отозвался Хегаван.
- Слушающий слова пророка исполнит Божью волю. Говорю тебе, что к утру, если не покинет народ этот земли сэндорийской, то пошлёт Господь к вам Ангела-губителя. И поразит Сей Ангел самое ценное сокровище для человека в каждом доме, к чему прилепилось его сердце, будь то первенец, жена или изба. И не спасётся ни стар, ни млад; ни женщина, ни мужчина; ни раб, ни господин его, ни ты, фараон. Но всякий, кто захочет уцелеть, пусть повесит на своей двери веточку вербы, в знак послушания Богу. И тогда Ангел, будоражащий покой, пройдёт мимо, увидев такую веточку.
- Зачем я только тебя тогда отпустил, когда была возможность прикончить вместе с Миддо? Ты никак не помешаешь мне расправиться с этими людишками, - свирепел фараон.
- Всё в Божьем плане, но неужели во тьме ты продолжишь казнь? – после этих слов тьма объяла Сэндорию.
Только слышались крики: «Не отпускайте их, ведите обратно, утром расправимся с ними». Пришло утро. А вместе с ним плач и скорбь, доселе невиданные здесь. Ночью произошло великое разорение в Сэндории. Лучшее из жизни многих ушло навсегда. Были разрушены многие дома и умерщвлены люди и скот. Умер наследник фараона. Удивительно, но вербовые веточки украшали только двери тюрем, куда были помещены потомки Дувмата. И Ангел, который пришёл воздавать за непослушание, не излил из своей чаши погибели на них. Все слышали слова Бецая, не многие поверили, но теперь они убедились в прорицательности этих слов. В слезах фараон бежал к тюрьмам и, открывая двери, кричал:
- Уходите прочь, навсегда. Никогда не возвращайтесь, ибо вас здесь не ждут. Вы проклятие моего народа.
Тогда освобождённые потомки Дувмата собрались вместе и стали вопрошать, кто поведёт их из Песчаного Края. И кто-то вспомнил о Бецае. Это был парень Иншас – сын мага Ерохвы. Он сказал:
- Пусть Бецай ведёт нас.
На что воспротивился Желустав:
- Не я ли был вашим вожаком?
- А не вы ли привели нас к погибели, - отвечал ему Иншас.
Уже Ерохва осекал своего сына:
- Ты бы не совался в дела взрослых, пока это не твой удел.
Но народ воспринял предложение Иншаса с интересом, и Бецай повёл свой народ далеко в землю, в которой родились их праотцы. На пути им предстояло преодолеть огромное море Валенсия, что означало «Морской полумесяц», так как оно располагалось полумесяцем. Но они всё шли по пескам, и только горизонт вдали напоминал о конечности этого пути. Все знали, что им предстоит преодолевать море, но моря не было. Тогда слово держал Ерохва:
- Разве вам не понятно, что Бецай не ведает, куда идёт. Он не приведёт нас в землю предков, поскольку не знает туда дороги. Мы давным-давно должны были приблизиться к морю, - и послышался шум среди народа.
Тогда сказал Бецай:
- Не ропщите, лучше оглянитесь назад.
Все оглянулись и увидели, что море уже осталось позади, и из него берут начало их следы. Тогда народ закричал о чуде, и все восхваляли Бецая, а он призывал их благодарить Господа за чудесную переправу.
Это были чудеса, которыми Господь одаривал детей Дувмата. Ведь они послушались Его слова. И были другие чудеса: когда Он поил и кормил их в пустыне, оберегал от нападения ядовитых змей, давал им ночлег и тень от палящего солнца. Он выражал Свою любовь и мечтал о взаимности, когда дети назовут Его снова Папой.

«Остановитесь и познайте, что Я – Бог»

Вот, народ уже миновал пределы палестинские. И остановились они на привал. И Бецай воззвал к народу своему:
- Господь наш, ведущий нас в края, нами давно забытые, но приготовленные для нас, заповедует нам Слово Своё.
И сменились все краски, приобретая более тёмные и насыщенные оттенки. Ветер вздымал приглаженные пески, солнце потускнело. Но появился на мгновение другой Свет и ослепил всех. Тогда раздался Голос:
- Внемлите Мне, Богу своему. И нет других богов подле Меня. Вы были рождены от Сотворения по образу и подобию Моему. И нет иных Творцов кроме Меня. Как милостивый Отец, Я возлюбил вас, а вы возлюбите Меня искренне, как благодарные дети. Мне нужна любовь в ваших сердцах, но не жертвы на каменном алтаре. Всякий, послушавший Меня, уже не станет перечить Слову Моему из-за своей любви, простирающейся ко всем людям. Не явился Я вам во всей Славе Своей, дабы не устрашились вы. И также, чтобы по своему суеверию не воссоздали изображений и изваяний Лика Моего, и не стали поклоняться творению рук человеческих. Помните Я всегда с вами. И Моё благословение на вас, пока вы ходите пред лицом Моим.
Голос стих. И снова прозрели люди. Они дивились произошедшему и не могли спать в эту ночь. Часто люди просеивают слова Истины через решето своего мировосприятия. С чем-то соглашаются, а в то, что не соответствует их желаниям, они не верят. Были такие среди вышедших из Сэндории: Желустав, например, всегда верил, что жертвоприношения умилостивят Бога, а в сегодняшнем Слове прозвучало нечто иное; Ерохва не мог усвоить то, что любовь в нём должна распространяться на каждое творение земное; был также Кемгавар, старший жрец при Желуставе, который поклонялся идолам, изображавшим богов, и не мог отказаться от этого. Они стали источником недовольств, которые привели к большим переменам.
Первым выступал Ерохва. Он говорил так:
- Бог доселе сопутствовал нам и помогал, хотя мы поклонялись божкам, изображающим Его, мы умасливали Его жертвами. А что касается нашего отношения к людям – это наши собственные чувства, и они не связаны с нашим отношением к Богу.
Желустав сказал следующее:
- Как же вы не видите, что Бецай и его братья просто хотят повелевать нами. Их фокусы направлены на то, чтобы устрашить нас. Вы искали свободы, но попали в их сети плена, а что будет дальше?
Наконец завершал Кемгавар:
- Вы будете поклоняться «мнимому» Богу, оставаясь в неведении? Или вы существуете в реальности? Зачем делать то, чего вы не понимаете? Разве не было у нас довольства, когда мы кадили вылитому из золота тельцу? Разве не может магия делать тех чудес, которые были нам показаны? Разве не эти братья были виновниками того, вспомните, что фараон ополчился на нас? Выбор за вами: идти за Желуставом и прогнать самозванцев, или быть рабами у этих самозванцев.
И были изгнаны Бецай с братьями из среды потомков Дувмата. К удивлению лишь два человека не поддерживали речей Желустава и его клики. Это был Иншас и Хестол, кстати, сын Желустава. Они не были друзьями, но в этом они были едины. Они искренне верили в то, что Бог говорил с ними, и что Бецай вёл их в место, обещанное им всем Самим Господом.
Однажды случилось им встретить в пути продовольственный караван из Сэндории. Среди прочих там был некий торговец Силуф, предлагающий всякие ненужные вещи. Он показывал волшебную чистую книгу, в которую, по его словам, ничего не возможно вписать. Он также сообщил о том, у кого он приобрёл эту Древнюю Книгу:
- Давным-давно книгу продал мне Битар, ну и дел он наворочал по всей Сэндории. С момента его последнего пребывания там с братьями, когда ещё горделивые рабы ушли вместе с ним, многое изменилось. Хегаван стал добрейшим фараоном, он отменил безжалостные повинности, и сосредоточился на изучении земли, туда на юг в неизведанную Африку.
Это заинтересовало всех, находившихся в палатке Желустава, в которую и был приглашён торговец. Особенно Ерохва уставил свой лукавый взгляд на сумку торговца Силуфа.
- Когда Битар продал тебе эту книгу, про которую ты говоришь? - спросил Ерохва.
- Ой, давно. Ещё задолго до всех этих дел. Его тогда ещё никто не знал. А что тебя это так интересует?
- Продай мне книгу, за этот золотой перстень.
- Не смеши, у меня полно этих украшений, дай что-нибудь ценное.
Желустав, конечно, следил за разговором, и его начинало раздражать то, что какой-то торговец без почтения ведёт себя в их лагере. Наконец, он не выдержал:
- Схватить этого проходимца, - разразился Желустав, указывая пальцем на Силуфа.
К торговцу подбежали два огромных воина и заломали руки. Ошарашенный этим Силуф, начал шарить испуганными глазками по людям, присутствующим в палатке, но не находил в их лицах сострадания. Тогда высказался Иншас:
- Не гостеприимством, так неуважением к пришельцам, отличаемся мы. Не врага и не раба своего ты приказал схватить, вождь. Но человека, пришедшего с миром, ты пожелал ограбить. Отпусти и сохрани честь свою.
- Как ты разговариваешь с господином своим. Ерохва, угомони своего наглеца-сына, - орал Желустав.
- Я давно заметил, - отвечал Ерохва, - что он, хоть и сын мне, но во всём идёт наперекор нам, он позорит меня.
Тогда в разговор вмешался Кемгавар:
- Он не кланялся на горе соделанному мной идолу, изображающему бога, дарующего нам пищу. Он, значит, не желал, чтобы мы насытились. Ерохва, в нашем стаде завёлся волчара.
Усмехнувшись, говорил Хестол – сын Желустава:
- Не тебя ли, Кемгавар, спас Иншас в то время, когда окружили тебя сэндорийцы и подожгли твою палатку, тогда ты благодарил его, а сегодня негодуешь против него. Да и ты, отец, вспомни, сколько он добра принёс, когда мы ополчением стояли против фараона, если бы не он добывал тогда воду, то мы бы погибли от жажды. Пусть мы дети, и вы считаете себя более опытными в жизненных вопросах, да это так, но вы передаёте мнение сложившееся и навязанное вам в течение жизни. Мы же вносим новые искры, для поддержания костра, а вы не способны их воспринимать. Отец всегда считает себя умней сына, так что я готов к тому, что вы на миг выключили свои уши, пока я говорил.
Торговец Силуф теперь только осознал, что он находится в стане тех самых потомков Дувмата, которые оставили Сэндорию в поисках лучшей судьбы. Он трепетал в руках верзил, скрутивших его. Хестол не стал дожидаться ответа своего отца. Он приказал стражникам отпустить торговца. Они послушались его. В благодарность за это Силуф протянул ему и Иншасу книгу. Потом, уже усаживаясь на верблюда, он добавил:
- Моя жизнь – это, похоже, и есть то ценное, чего я просил.
С тех пор Хестол и Иншас стали лучшими друзьями. Древнюю Книгу они, не глядя, передали Ерохве, чтобы как-то смягчить те волнения, которые произошли в момент инцидента с Силуфом. Постепенно всё забылось, но осталось одно в умах людей, что ни Иншас, ни Хестол не приемлют точки зрения своих отцов. Ерохва, помучившись над секретом книги, передал её Желуставу, а тот отдал книгу Кемгавару. Вот, он-то и начал допытываться до книжной тайны. Когда Ерохва начал интересоваться о Древней Книге, Кемгавар отвечал что-то невнятное. Он чувствовал, что в ней есть нечто сокровенное, и не хотел отдавать её никому. Тогда он уже, зная, что Ерохва так всё не оставит, решил бежать из стана Дувматовых потомков. Он разбросал свои одежды по лагерю и окропил их собственной кровью, тем самым, сымитировав нападение на него зверя. Этой ночью он удирал. Обратно в Сэндорию, по следам, оставленным на песке их отрядом. Долго ли коротко ли, в мучениях и жажде он вышел к морю Валенсия в том месте, где оно соединяется с другим морем Межузорой, что переводилось как «Гавань всех народов». Со времени, когда он покинул лагерь Желустава, ему пришлось скитаться четыре года, прежде чем выйти к устью Валенсии и Межузоры.
В лагере все действительно восприняли его исчезновение так, как будто его растерзал зверь. И о книге уже никто не вспоминал, даже Ерохва. Теперь все были озабочены другим, что за месяц, ведомые Бецаем, они преодолели всю Палестину, а за полгода странствия с Желуставом во главе они не прибыли в долгожданную Пустору. И это наводило на мысли. Ведь никто из них не знал о Проклятии Бажиды, которое он адресовал своим потомкам, явившись Битару. Теперь оно тенью будет преследовать их ещё долгие годы.

«Земля, поедающая живущих на ней»

А что же Бецай с братьями? Они благополучно добрались до Пусторы, обустроились там и непрестанно молились за народ, блуждающий по пустыне. Там в Пусторе они женились, и у них появилось потомство. Жену Бецая звали Астира. Она родила ему двух сыновей Несталифа и Горация, а также дочку Тибосу. Баседжо женился на Девертине, от которой у него был сын Иджулай и дочь Зильченца. Наконец, Битар взял в жёны Форлану. Его потомство было следующим: самая старшая дочь Пестила; потом три мальчика близнеца, которых звали Деам, Шонам и Вестам; последним был ещё один сын по имени Мелькап. Они жили в покое, пока не были снова призваны, помочь своему народу.
Более полугода потомки Дувмата уже бродили по бескрайним пескам Каразии, «Заманчивой пустыни», на востоке Палестины. Лучше сказать, эта пустыня занимала территорию всей Палестины, и лишь небольшие поселения тянулись по её западному краю, вдоль морского побережья. Настроение у Дувматян ухудшалось с каждым днём. Одно лишь оправдание находил Желустав перед народом. Он говорил, что Бецай с братьями прокляли весь народ от обиды за изгнание. Народ успокаивался, ведь он тогда не знал, какой срок скитаний отмерил им Господь. Но Всевышний не оставлял этого народа, он посылал им воду и пропитание.
Однажды, спустя три года влачения по пустыни, они вышли к необычному городку, под названием Слистэ, что дословно переводилось, как «Островок». Городок стоял, окружённый стенами, посреди лесистого плоскогорья, что само по себе редкость в здешних местах. С холма Утрин, предводитель Стенатян, отличающийся зоркостью, рассмотрел с сотню воинов, блуждающих по городу, торговые лавки, дома, в основном встроенные в городскую стену, храм и несколько больших дворцов. На следующий день было решено штурмовать эту пустынную крепость.
На утро первым проснулся Иншас, и он был порядком озабочен. Ему приснился сон. И там во сне к нему говорил Ангел и сообщал о том, что городишко Слистэ не нужно осаждать, что там живут миролюбивые люди, и они примут их всех, как гостей. Он рассказал свой сон прилюдно, и народ впервые за многие годы решил прислушаться к его словам. Действительно, когда они подошли к крепостным воротам, то их уже ждали с хлебом-солью и приглашали войти. Там Слистэрцы устроили им тёплый приём, мало того, они смогли разместить весь народ, порядка миллиона человек (остальные погибли в жестоких столкновениях с фараоном) на ночлег. Утром они распрощались с Дувматянами, хотя те были готовы задержаться ещё на недельку.
Желустав, напрягся по поводу, что его вместе со всеми остальными мило, намёками выдворяют отсюда.
- Просто наглость, - рассуждал на повышенном тоне он со своими приближёнными, - нас в двадцать раз больше, чем их. И они думают, что уйдём мы, а не они. Наивные.
- Отец, надо и честь знать, - вмешался Хестол.
- Теперь ты будешь говорить о чести, не хуже твоего дружка Иншаса?
- Послушайте, когда вы забываете о чём-то, то это нормально, что вам об этом напоминают, - говорил Иншас.
- Снова за своё. Да, я прикажу разбросать прах от этого Слистэ по всей пустыне. И как никто об этом городке ничего не слышал, так никогда и не услышит.
Это был единственный раз, когда Ерохва не мог понять злости своего товарища Желустава, поэтому он остудил его пыл:
- Быть может, ребята слишком резки в своих высказываниях, но жители этого города ни в чём не провинились перед нами. Уйдём с миром, мало ли что, хоть будет обитель, если придётся возвращаться.
Эти слова успокоили немного Желустава. Он приказал собираться, и через три часа Дувматяне покинули стены этого городка. И ещё два года они беспорядочно блуждали по пескам, пока не зашли на север, в земли дальневосточного Валерана, где также были только редкие деревушки по шесть домов.
Пустыня, казалось, была бесконечной. Но зоркий глаз Утрина снова обнаружил вдали крепостную стену. Это было очень хорошей новостью. Потому что уже более месяца этот народ непонятно чем питался. Если бы кто спросил у них: «А что вы ели вчера?» – то они только бы развели плечами. Но также Утрин заметил стражников в тяжёлом вооружении, он не мог разглядеть их лиц, но по поведению было видно, что они не самые дружелюбные. В пустыне Дувматянами приходилось сталкиваться с агрессивными жителями небольших деревень, и иногда приходилось их проучивать так, что пепел деревни смешивался с песком, поэтому потомки Дувмата были готовы встретить сопротивление со стороны горожан.
Город, к которому приближались сэндорийские изгнанники, назывался Каплица, смысл в этом названии был примерно следующий: «Раз ты прохожий, то проходи мимо, не задерживайся». Двух соглядатаев отправили наши скитальцы. Это были Утрин и Клит, брат погибшего Миддо, предводитель Сипелькатов. Когда они постучались в ворота, то им никто не отворил, пока они не стали ломиться в двери. Суровый стражник спросил:
- Какого дела вам здесь надо?
- С нами люди, мы хотим остановиться у вас на привал, - отозвался Клит.
- Нечего, идите, куда шли.
- Постойте, позовите главу города, - воспротивился Клит.
- Так, я впущу вас, но я за вами слежу.
Стражник провёл соглядатаев по узким улочкам и привёл в тёмный замок. Утрин всё это время изучал обстановку, улавливал малейшие недосказанные речи, угадывал настроение, витающее в воздухе внутри городских стен.
- Кто такие? - грубо вопрошал царь города по имени Марзольт.
- Мы уже долгое время бедствовали в пустыне и просим у вас приюта на время, - ответил Клит.
- Пошли прочь, этот город закрыт для проходимцев, - безмятежно грубил царь.
- Это не очень мудро, так встречать пришельцев, - рассердился Клит.
- Не мудро тебе говорить мне это, и угрожать мне, - отвечал царь.
- Я передам своему предводителю ваш ответ, а потом приду с его новыми вопросами, - Клит продолжил.
- Больше не приходите. Ни ты, ни второй – немой. Мы выпустим вас в последний раз, - уже совсем не контролируя себя, рычал Марзольт.
Соглядатаев вытолкали за пределы Каплицы. Они, как оплёванные, возвращались в свой стан. Там они доложили о происшедшем Желуставу. Утрин сообщал, что у них, видимо, очень сильно налажено военное ремесло. Его опытный глаз уловил каждую деталь. Это обстоятельство насторожило Желустава, и он предложил Клиту и Утрину снова сходить в Каплицу и разведать ещё больше. На это внимательный Утрин отвечал, что это опасно, и что царь Марзольт не шутил, когда угрожал больше не выпустить их.
- Что я слышу? Ты боишься? - ехидничал Желустав.
- И впрямь, Утрин, ты что это? - вторил господину скорый на руку Клит.
- Хорошо, мы пойдём, - пробурчал Утрин.
Они снова подошли к городским воротам, и снова их приход сопровождался долгой долбёжкой в дверь.
- Вы что ль снова? - хрипел стражник, - валите, вас не велено впускать.
Клит начал шуметь. Он требовал их впустить, позвать самого главного. Тут он в очередной раз размахнулся, чтобы ударить кулаком в дверь, но она распахнулась, и Клит ввалился внутрь города. Он поднял глаза: перед ним с надменным лицом стоял царь. Клит поднялся, отряхиваясь. Из-под его плаща показался блеск клинка. Все стражники, обступившие его, заметили это. Тишину нарушил Утрин:
- Простите моего друга, он не смог при виде вас удержаться на ногах.
Все рассмеялись, только Клит недовольно поглядел на друга. Тогда уже говорил Марзольт:
- Вы опрометчиво поступили, что пришли сюда, отведите их в темницу.
Утрин показал пальцем Клиту соблюдать спокойствие, чтобы не накликать беду. Клит, как ни в чём не бывало, наклонился отряхнуть плащ от сена, приставшего к нему после падения, но стражнику, подошедшему для сопровождения посланников Желустава в тюрьму, показалось, что Клит потянулся за своим оружием, и тогда он немедля вонзил свою саблю в его спину. Раздался вздох Клита, и он упал на руки подоспевшего Утрина. Ловким движением Утрин увернулся от удара копья и с умирающим Клитом на руках выскочил за ворота города. Вдогонку ему были посланы несколько стрел, которые не достигли цели. Он добежал до лагеря и принёс истекающего кровью Клита. Его слова были следующими:
- Спасайте парня. Нужно уходить. Эта твердыня не для нас.
Поздно вечером Клит скончался на глазах у своей жены, которая носила во чреве его наследника. Больше Желустава ничто не могло задержать в попытке покорения Каплицы, разве что жители этой крепости только.

«Когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших»

Проснувшись рано утром, Хестол побежал к отцу и сообщил, что на этот раз ему приснился сон, в котором Ангел предупреждал о том, что не следует сражаться с Каплицетами, потому что всё равно армия пустынных бродяг потерпит полное поражение.
- Оставь эти байки при себе, потом своему другу расскажешь, - не реагировал на это Желустав.
- Прошу, отец, ты подвергнешь напрасной гибели тысячи человек.
- Не зли меня, сын, я не думал, что ты такой трус.
На этом разговор был окончен. Собиралось огромное многотысячное войско. Из каждого ордена было отобрано десять тысяч лучших воинов и магов. Войско Сипелькатов повёл третий брат Миддо и Клита Сонтем. Ему было всего восемнадцать, но он уже довольно ловко обращался с холодным оружием. Остальные отряды возглавляли их прежние предводители. К обеду громадная масса, издали напоминающая заплаточное одеяло, двинулась на Каплицу.
Как морская волна разбивается о камень, так и потомки Дувмата столкнулись с непроходимой твердыней. Ещё не подойдя к городу, отряд Бажидейцев лишился своего предводителя. Метко пущенная стрела пронзила грудь Ерохвы. Орден «Последователей Мага» не носил доспехов, а одевался в лёгкие мантии, как уже говорилось, поэтому они стали наиболее лёгкой добычей для лучников, осаждаемого города. Но так как они шли впереди дисциплинированных Реудатитов, то свернуть не имели возможности, приходилось идти вперёд.
Тяжелее всего пришлось Бахийцам. Они первыми шли и попали в ловушки, заготовленные горожанами. По три человека было насажано на штыри, внезапно вырастающие из-под земли, часть растворилась в огненных рвах, некоторые были раздавлены под валунами. Первым к воротам прорвался Мускорн – предводитель Бахийцев, там же он погиб: на него сверху была вылита бочка кипячёной смолы. Обжигаемый смолой, он полез по стене, не имея при себе лестницы, цепляясь обгоревшими пальцами за каменные выступы. Сверху в него летели камни, палки, кухонная утварь, даже телега, но он взбирался. Потом один воин из Каплицетов метнул ядовитый дротик, пронзив шею Мускорна. Парализующий яд мгновенно остановил верхолаза. Но он не рухнул: смола на его теле начала застывать, и он, таким образом, прилип к стене. Последним усилием он повернул голову, чтобы осмотреть свою армию, но испустил дух. Да и что бы он увидел. К тому моменту все бойцы в коричневых доспехах были уничтожены подчистую.
Латины бежали с мощным тараном, чтобы выбить ворота. Двери долго не поддавались. Однако вскоре по ним поползла трещина. Но таран удерживали уже всего два человека, остальные были убиты. Когда предпоследний таранщик был пронзён копьём, посланным со стены, тогда падающим таранным бревном раздавило и последнего таранщика. Тус видел, как погибали его соратники, но он преодолевал разрушенный мост и не мог им помочь. Теперь же он на полном ходу бежал к воротам. В медвежьем прыжке Тус выбил дверь своим телом. За воротами его ждали около двадцати копьеносцев. И только он успел встать на ноги, как двадцать копий одновременно прошили его тело. Лёжа в предсмертной агонии, Тус ещё пытался вынуть одно из копий, попавшее ему в живот, но вскоре он скончался.
В раскрытые ворота ворвалась жёлтая конница, ведомая Сонтемом, братом Клита. Экзотическая техника шокировала обороняющихся, но сила была на их стороне. Один за одним они выбивали Сипелькатов из седла и добивали лежачих, не успевших оправится от падения, воинов. Сонтем целую ночь слушал наставления Утрина, поэтому он знал, как по улочкам пробраться к замку царя. Он ухитрился выскочить из окружения и галопом помчался к замку. Добравшись до места, он спрыгнул с коня и побежал по коридорам полутёмного замка. Но, вот, его бег сменился тяжёлой ходьбой. Грузно ступая, он вошёл в главную залу, в которой возле трона метался напуганный его визитом Марзольт.
- Я брат подло убитого здесь воина, - еле-еле прохрипел Сонтем.
Только теперь Марзольт разглядел остриё меча, торчащее из солнечного сплетения Сонтема. Марзольт видел в окно приближающегося к замку бойца на коне. И приказал своему тайному стражнику притаиться за одной из стен и прикончить проныру. Сонтем всё ещё стоял и смотрел в глаза Марзольта. К этому времени подошёл тайный стражник по имени Куций, который и воткнул меч в спину Сонтема. Долго длился этот безмолвный диалог Марзольта и Сонтема. Умирающий парень подавлял своим пронзительным взглядом и царя и своего убийцу. Уже кровь хлынула из горла Сонтема, он начал покашливать и, наконец, рухнул. Марзольт облегчённо вздохнул.
Тогда то ли телами, то ли ещё чем-то Каплицеты загородили брешь в двери, но Супистоны, сложилось ощущение, что просочились сквозь стены. Плавными движениями они перерезали гортани воинам Каплицы. Они непринуждённо уворачивались от рассекающих воздух мечей. Казалось, что они просто взмахом руки повергали своих противников, но это были умело применяемые дротики. Предводитель Аграз методично расталкивал своих противников, только после соприкосновения с ним они уже не поднимались. От смерти не поднимаешься. И хотя его единомышленники гибли, он продолжал свой путь сквозь редеющую толпу. Он тоже пробрался по улочкам на какую-то площадь. Вдали он увидел человека, держащего в руках маленького ребёнка.
- Выбрось свои ножи, или я прикончу младенца, - кричал тот человек.
Аграза покоробило. Он вспоминал давно забытую историю. Когда он в юношестве, ограбив торговую лавку, убегал от стражников. Но они окружили его. От безысходности он схватил пробегающего мальчонку и приставил нож к его горлу. Стражники остановились и стали уговаривать отпустить ребёнка. Но вдруг испугавшийся мальчишка дёрнулся, и лезвие ножа располосовало главную артерию. Мальчик умер, и сам Аграз упал на колени, как подкошенный, стражники схватили его. Суд не состоялся над ним, так как в то время новый фараон приходил к власти и устраивал амнистию заключённым. Но суд совести и по сей день терзал Аграза.
- Вот, смотри, я всё выбросил. Только прошу тебя отпусти ребёнка, не порань его, - умолял старина Аграз.
- Подойди ближе, - уже командовал мужик, держащий ребёнка в заложниках.
- Отсторони свои руки от малыша. Что там у тебя в руках? Не дай Бог, ты навредишь ему, - серчал Аграз.
- Ещё чуть-чуть, и ты увидишь, что я держу в руках. Глупец, это мой сын, я никогда и волоса не трону с его головы, - прокричал мужчина с ребёнком.
А в это время под Агразом открылся люк. Это был каменный мешок глубиной порядка двадцати пяти метров. Слышен был лишь шлепок от удара падающего тела Аграза о камень. Тот мужик снова захлопнул крышку люка. Агразу должно было там погибнуть, но этого не произошло. Собрав остатки сил, влача раздробленные кости, он полез вверх. И он вылез. Он открыл люк и воскликнул:
- Скверно ты поступил, но мы поступили ещё хуже, ворвавшись в ваш дом и угрожая вашим детям. Прости меня, - всхлипнув, замолчал навеки Аграз.
Мужчину поразило случившееся. Он подтащил тело Аграза к своему дому и долго думал: «Ведь это не звери, а люди пришли к нам, а мы расставили на них силки». Его сынок смотрел на погибшего воина и немного прослезился.
- Смотри, Квинта, он даже не знал тебя, но готов был защитить ценой своей жизни, помни, как тебя оценил этот благородный воин, и будь достоин оказанной им чести, - наставлял отец своего трёхлетнего сына.
В это время Коплантовцы проломали где-то в стене проход и ввалились с тылу. Они попали в огромное помещение, в котором прятались женщины, дети и старики. Пострак кричал своим людям, чтобы они не прикасались ни к женщинам, ни к кому. А нападали только на вооружённых солдат. Но бойцы не слушали своего предводителя, они терзали испуганных женщин, мучили стариков, издевались над детьми. Один из воинов по имени Гестана схватил молодую девушку, чтобы изнасиловать её. Он разодрал её одежды. Но к нему подскочил Пострак и приказал отпустить бедняжку. Гестана, держа девушку за волосы, обернулся в его сторону и просто плюнул. Тогда Пострак схватил Гестану и отшвырнул в сторону. Разъярённый Гестана обнажил меч и ринулся на главенствующего своего отряда. Обманным жестом Пострак увернулся от меча Гестаны, подставив ему подножку. Потеряв твердь, Гестана упал, но от неожиданности он не успел убрать меч и наткнулся на него. Увидев это, кто-то подбежал к Постраку с обвинениями: «Что ты сделал?» Другие стали его защищать. Заведённые люди уже не контролировали себя. Простые жители Каплицы: старики, дети и женщины – рассредоточились по углам и щелям, в страхе спасаясь от смертоносной руки захватчиков. Среди Коплантовцев началась потасовка. Они уже сражались друг против друга, а Пострак наблюдал со стороны и приходил в ужас от этого бессмысленного кровопролития. От этой сечи разрушились колонны, поддерживающие своды и крыша обрушилась, придавив под собой большую часть Коплантовцев. Женщины, дети и старики, забившиеся в проёмы, спаслись от смерти. Облако пыли висело над обломками. И тогда из этой каменной свалки показалась рука, потом голова. Вылезал человек в бордовом плаще. С замиранием сердца смотрели на это зрелище женщины и старики с детьми. Человек поднял глаза. Это был Пострак. Возле него стояла девушка, которую он защитил от Гестаны. Она протянула ему руку. Он, чувствуя благодарность, посмотрел на неё, улыбнулся и тоже протянул руку, зажатую в кулак, чтобы опереться на неё. Но внезапно девушка убрала свою руку, явила из-за спины другую руку, в которой она держала рапиру, и пронзила ей сердце Пострака. Он даже не успел опомниться. Он разжал кулак. В его руке была верёвочка с кулончиком и надписью: «Любимой дочке Вечелике от родителей». Он ещё успел сказать:
- Это же вы обронили, возьмите? - с этими словами он умер.
Стражники со стен уже переметнулись вниз, оголив фланги. Этим моментально воспользовались Дувматяне. Отряды лучников-Мавриникийцев справа под водительством Ледесмо и арбалетчиков-Горельтян, возглавляемых Зутасом, слева взобрались на стены крепости. Но со стен стрелять что из лука, что из арбалета по мечущимся внизу горожанам было всё равно, что тыкать пальцем в небо. Поэтому и Горельтяне и Мавриникийцы получили команду спуститься. Ледесмо немного задержался на стене. Он хотел окинуть взглядом всю местность. Он стоял на самом краю стены и видел закатывающееся солнце, вдали он смотрел на лагерь своих, где мирно горели костры. «Знают ли они, какая здесь сеча?» – размышлял он. Потом он обернулся и увидел на противоположной стене в дыму тёмную фигуру, напоминающую вражеского воина. Ледесмо поднял лук, и моментально стрела взвизгнула, покидая его сжатые пальцы. Это была золотая стрела, которая являлась чем-то символическим для него. Он всегда вынимал её из тела жертвы. Но в этот раз только он отпустил тетиву, как почувствовал укол в районе живота. Он пошатнулся и, оступившись, сорвался вниз, разбившись о камни земли. Той тёмной фигурой, как ни странно, был Зутас. Кстати у него тоже была своего рода стрела талисман, выкованная из золота. В суматохе он забыл её вынуть из тела убитого Каплицета, но теперь возвращался за ней. Выдернув стрелу, он поглядел на другую сторону стены. Там в солнечных лучах был заметен тёмный силуэт лучника, доставшего свой лук. Не теряя времени, Зутас вставил свою любимую стрелу в арбалет и спустя секунду выстрелил. Он попал, но и сам попался. Стрела, пущенная с того конца, вонзилась ему прямо в шею. В его глазах потемнело. Он поплёлся, не разбирая дороги, пока дорога не кончилась, и он не свалился с городской стены. Его ждала та же участь, что и Ледесмо. Камни, выстилающие периметр Каплицы с внешней стороны, шансов выжить не оставляли. А лучники и арбалетчики, не обученные рукопашному бою, попав в месиво, не смогли противостоять сильным Каплицетам.
Динамично прорывалась в укреплённый город армия Реудатитов, соблюдающая строгие команды Растинари. К тому моменту, когда были стёрты с лица земли восемь отрядов осады, его войско понесло потери погибшими только восемьдесят человек. Они уже были внутри и придерживались интересной тактики. Когда на них шёл один противник, они выставляли против него троих, когда шло трое, то его встречали девять. Благо преимущество было. Сам Растинари сражался мощно. Он напоминал волка в бою. Горожане не могли противостоять чёткой организации в рядах Реудатитов. Поэтому они использовали против них заготовку, откладываемую на крайний случай. Это заряженные ядрами пушки. Они поджигали порох, и ударной волной выбрасывало ядра. Мало этого, так ещё ядра взрывались при ударе об любой предмет. За несколько залпов войско Растинари было конкретно прорежено. А сам Растинари был контужен, и у него был выбит меч. В затуманенном состоянии он шёл по городу. К нему подбегали вражеские солдаты, пытаясь зарубить мечом, но он удачно отмахивался щитом, на котором была выгравирована собака. Пока вдруг его не остановил вражеский солдат с миниатюрной пушечкой, из которой вылетело маленькое ядрышко. И от этого ядрышка невозможно было закрыться щитом. Оно летело очень быстро. Сквозь кольчугу оно пробило сердце Растинари и не взорвалось, но остановило жизнь могучему воину.
Мощным ударом обрушилась конница Стенатян на неприступные стены Каплицы. Это оставался последний оплот силы у Дувматян. Так как непоколебимый монолит армии Нурийцев уже крошился в городских стенах под напором каплицейской обороны. Да и быстрые Гердашины, прорвавшиеся в гарнизон врага с первых минут боя вслед за Латинами, тоже надламывались. Теперь ворвалась в город кавалерия Утрина. Под его мечом погибли и стражник, прикончивший Клита и приближённый стражник Куций, который вонзал меч в спину Сонтема, и стражник, пустивший стрелу, поразившую Ерохву. Но, несмотря на свои навыки боя, Стенатяне оказались не совсем готовыми к подобным условиям сражения. На узких улочках не очень удобно быть верхом на коне. Многие слезали с четвероногих друзей, но на земле их ждала вражеская стая, подготовившая сценарий смерти спешившегося всадника.
Всё меньше оставалось Дувматян в городских пределах Каплицы. Стройная конница Утрина исчезла, как пар. Нурийцы под опекой Сужария тоже походили на отдельные очаги столкновения, а не на что-то масштабное. От Гердашинов не осталось никого кроме Сусвафа – их предводителя. Хотя ему-то не доверял Желустав больше всех. Он думал, что этот фараоновский шпион убежит с поля боя в числе первых. Но Сусваф сражался, как мог. Он подбежал к Нурийцам и сражался рука об руку с Сужарием. Утрин, лишившись своего войска, также примкнул к стойким воинам в ярко-красных латах. Он сражался вместе с Сужарием и Сусвафом. Доселе эти три воина были непримиримыми врагами. Они укоряли друг друга, никогда не соглашались с мнением другого, даже доходило до драки, но теперь они сплотились и втроём повергали врага. Остальные Нурийцы гибли, но эта троица не сдавалась. Потом Утрин вспомнил, что ему необходимо проникнуть в замок Марзольта, чтоб захватить царя. И он побежал в замок, но кроме бездыханного тела Сонтема он никого там не обнаружил. Велико было его удивление, когда он обернулся, чтобы покинуть тронный зал, а его уже окружали около двухсот озлобленных глаз. Не долго думая, Утрин стал прорубать сквозь них себе проход. И не было уцелевших под его рукой. Он вернулся к тому месту, где несколько минут назад оставил своих сотоварищей. Но только два плаща: красный и оранжевый – ещё развивались на ветру, сигнализируя о незаконченной битве. Махнув своей белой накидкой, Утрин ринулся к ним. По-прежнему Сусваф и Сужарий вершили суд над Каплицетами. Утрин присоединился к ним.
Но силы заканчивались, а вражеские воины ополчались с большим усердием. Тогда сверху обрушилось какое-то каменное сооружение. Троица отпрыгнула в разные стороны, чтоб не погибнуть под его обломками. Теперь Сусваф взбежал на лестницу и наверху громил неприятеля, Сужарий внизу возле лестницы, а Утрин на другом конце этой площади. Сужарий пробивался наверх к Сусвафу. А Сусваф не видел его, он уходил дальше по городской стене, умерщвляя врага. И вдруг подлая ступенька сыграла роковую роль в жизни Сужария: она обсыпалась, и Сужарий поскользнулся. Этого хватило, чтоб трое Каплицетов воткнули в него свои мечи. Он упал. Тогда все, сражавшиеся с ним, бросились наверх добивать Сусвафа. Сужарий из последних сил достал свой кошачий рожок и начал дуть. Он хотел показать своим боевым друзьям, что ещё жив, мол, держитесь и вы. Но один из защитников крепости, взбирающийся по лестнице, увидел кровавое тело Сужария, трубящее в рожок. И он проткнул его копьём. Но рожок Сужария продолжал звучать. Он снова и снова втыкал копьё, но рожок не смолкал. Тогда он выхватил топор и отрубил голову Сужарию. Только после этого закончилось мурлыканье рожка. Услышав, что рожок замолчал, Сусваф остановился на мгновенье. И тут же он был убит мощным ударом палицы.
Только Утрин ещё сражался. И никто не мог одолеть его. Он, понимая, что все погибли, решил покинуть Каплицу, взобрался на башню и свистнул своего коня Аиглая, которого он оставил за пределами города, дабы тот не попал под сечу. Имя Аиглай означало «Дружище». Только прибежал конь, и Утрин уже хотел спрыгнуть ему на спину, как один из Каплицетов именем, кстати, тоже Аиглай схватил его коня.
- Отпусти коня, я уйду и больше не вернусь, - говорил Утрин.
- Нет, спускайся. А то конь умрёт, - отвечал человек, поймавший коня.
- Что он сделал тебе?
- Он – ничего, но ради цели – убить тебя, я могу пожертвовать конём.
- Послушай, - в этот момент над ухом Утрина просвистела ядовитая стрела, и он на секунду замолчал, - животные – это друзья, - просвистела ещё одна стрела, - мой конь не замешан в конфликте, и он имеет право жить.
Тысячи глаз были устремлены на Утрина. Вот, вышел Марзольт. С улыбкой царь смотрел на белую точку, спускающуюся по лесенке, ведущей к вершине башни, так как Утрин решил исполнить волю врага, но сохранить жизнь конику.
- Ты не немой, братец, как я опрометчиво заметил ранее. Ты – тупой. Жертвуешь жизнью ради коня, - произнёс он.
- Я тебе не братец.
Вдруг на вершине башни показались городские воины, которые взобрались на неё с другой стороны. Теперь уже Утрин был в ловушке. Видя это, воин Аиглай, державший коня Утрина, пронзил этого коня своим копьём. Лошадь заржала и свалилась замертво. Увидев смерть своего лучшего друга – коня Аиглая, Утрин прокричал:
- Суть жизни не в убийстве, но суть смерти в спасении, - с этими словами он прыгнул вниз с середины башни.
Там его ждали кверху поднятые копья. Он с размаху напоролся на них, но нашёл в себе силы привстать и доковылять до умирающего коня. Испугавшийся убийца коня убежал куда-то. Никто не мешал Утрину. Все смотрели, как погибающий воин, призывает проснуться свою лошадь. И конь Аиглай открыл глаза, поднял голову, но встать был не в силах. Окровавленными руками Утрин помогал ему приподняться, но его самого нужно было поддерживать, он еле стоял на ногах. За ним наблюдали и девушка Вечелика, убившая Пострака, и отец с сыном Квинтой, и Аиглай, поразивший его верного коня. Они недоумевали, откуда пришли эти необыкновенные люди. Утрин выбросил свой меч, который тянул его к земле, но тут же пал. Это случилось после того, как ещё одно жало пронзило его тело. То была стрела, пущенная Аиглаем, который убоялся, что Утрин окажется бессмертным. Последнее дыхание оставило тело великого воина Утрина.
А тем временем к стану Дувматян подползал человек в зелёном одеянии. Это был Ерохва. Он из последних сил полз, чтоб рассказать всем о коварной встрече, подготовленной Каплицетами. Удивлённому Желуставу он только успел сказать:
- Они убили меня, - и он погиб.
Безутешный Иншас бросился к отцу, но было поздно. Его больше не было. До вечера все ходили по лагерю со странным предчувствием беды, навеянной неожиданной смертью Ерохвы. Вглядываясь вдаль сквозь сумерки, Хестол видел, как тёмные фигуры заделывают пробои в городских воротах. Он понимал, что оттуда больше никто не вернётся. Погибли все, как один. И одно тело Ерохвы, красноречиво говорило о падении ста тысяч. Желустав не собирался оставлять всё, как есть.

«А мира нет»

И снова утром Хестол упрашивал своего отца не воевать с Каплицетами, не жертвовать всем ради ничего. Так как во сне к нему опять было Слово. Ангел возвестил, что не останется живого человека, ослушавшегося воли Божьей. В том, чтобы не трогать Каплицу была воля Божья. Теперь уже весь народ решал. И только два человека: Хестол и Иншас – не одобряли вторжение в город. Остальные же были ведомы жаждой мести, высокомерными порывами и просто завистью к мужеству горожан. Им хотелось втоптать Каплицетов в грязь, но сами упадут в эту грязь.
Теперь уже собралось огромное войско из четырёхсот тысяч воинов, правда, ведомы они были не опытными военачальниками, так как все вожди не вернулись из вчерашнего поединка. К удивлению Дувматян бойцы Каплицы ждали их на большой равнине, разделяющей лагерь пришельцев и город. Жители Каплицы хорошо подготовили местность к сражению и с первых же минут боя перехватили инициативу. Всё закончилось за пять часов. Только топот уходящих Каплицетов был слышен после боя. Никто не уцелел и не попал в плен из потомков Дувмата, вышедших в сражение. Все погибли. Желустав просто обезумел. Он кричал, что нужно собирать всех людей и идти давить поганки, пока они не оправились. Но позднее пришёл в себя.
Ночью вновь был сон к Хестолу. Там Ангел говорил о том, что Он отдаст им твердыню песков. И возьмёт её Иншас с армией своей, силой, дарованной не от Бога, но по Божьей милости. Хотя за непослушание, за то, что Дувматяне ходили на Каплицу, было завещано им, что кроме двух человек никто из них не дойдёт до пусторских степей. И не войдут они в землю предков, пока не обновятся роды их. И было сказано:
- Тебе Я говорю это, ибо ты придёшь в края, которые обещаны вам. И придёт с тобой ещё один человек, который слушает Слова Мои. Но не скоро вы доберётесь до предназначенного вам жилища.
И во сне был указан ему Иншас, который тоже доживёт до исполнения обетований. Сначала Хестол поведал свой сон Иншасу, а потом говорил с отцом. На что Желустав вознегодовал:
- Ты и сам по-волчьи завыл. Ты знаешь, что орден «Магистера» был уничтожен за первые полчаса боя, и ты хочешь, чтоб я снова их пустил в бой. Это самоубийство.
- Отец, довольно уже ошибок. За неподчинение Богу уже народ лишился возможности увидеть края мира Дувмата и его детей. Один раз сделай так, как прошу не я, но Господь.
- Пусть будет по-твоему, но это последний раз, когда я прислушался к твоему бреду. Пускай этих слабаков с их фокусами прикончат кровожадные каплицейские твари.
Девяносто тысяч магов и ворожеев двинулись к стенам Каплицы. Если все призывали каких-то духов, то Иншас, продвигаясь, призывал Имя Господа. Он молился: «Если на то Твоя воля, Всевышний, то будь прославлен сегодня. Яви свою мощь и погрузи в забвение негостеприимного неприятеля. Не хочу войны, но подчиняюсь начальству, насаждаемому Тобой, о, Владыка». И был ответ к нему:
- Войди и не бойся, город уже приготовлен для тебя. Не осталось живого в Каплице. В твоей власти сжечь его или уберечь от разрушений. Есть один мальчик в городе – позаботься о нём, ибо возмужает он и будет ходить под покровом Небес, пред очами Моими, и Рука Моя направит его.
Когда Иншас поднял глаза, то к удивлению для себя он обнаружил, что армия, следовавшая за ним, куда-то пропала, а сам он уже находится внутри города. Там он видел ужас кровопролития. У входа безжизненное тело Туса, проколотое связкой копий. Неподалёку возле лестницы с рожком во рту голова Сужария, отделённая от тела. Море трупов всей его армии, которая только что выходила под его предводительством на смертный бой. Он даже не успел на сражение. Мёртвое тело девушки с кулончиком на шее обвивало руками труп Пострака. Бездыханный Растинари был прикрыт своим щитом, когда Иншас поднял голову, то сверху на него смотрели два остекленелых глаза Сусвафа, свисающего с лестницы. Погибший Утрин лежал на теле своего истинного друга – коня Аиглая. Иншас услышал стон. Он подбежал и увидел человека, из груди которого торчала рукоятка топора.
- Кто ты? - спросил Иншас.
- Помоги мне, моё имя Аиглай, но ты ведь не покинешь меня, - отвечал раненый человек.
- Конечно, помогу, - но не успел договорить Иншас.
Его конь встрепенулся. Отбежал, встал на дыбы, да так, что Иншас выскочил из седла. Тут же с разгона конь пробежал по телу недобитого Аиглая, раздробив его череп. Опешивший Иншас подозвал коня. Он понимал, что коня под уздцы вела рука Божья.
Потом он услышал плач малыша. Иншас побежал на этот плач, виляя по закоулочкам. В одном из проходов он обнаружил труп человека в короне, из чего заключил, что здесь покоится местный царь Марзольт. Наконец он выбежал к площади. Плач раздавался с другого конца. Он пробегал мимо глубокого колодца с раскрытым люком, от которого тянулся кровавый след. Там он нашёл окровавленное тело Аграза и тело ещё одного человека, а между ними сидел мальчик и плакал. Иншас спросил его имя. Мальчик ответил, что Квинта, что значило «Единственный», так как он был единственным ребёнком в семье. Иншас же нарёк ему имя Джаред, что переводилось, как «Оставленный жить». Впоследствии его будут именовать Квинта Джаред, что вполне соответствовало всему случившемуся.
Иншас вывез малыша из города. За воротами его ждали около десяти тысяч Бажидейцев, которых, видимо, он оставил здесь. Но сам он ничего не помнил. Он, выходя, только сказал:
- Там искать больше нечего.
Сложно объяснить, что произошло. Но оставшиеся воины рассказывают, что Иншас оставил их в лесочке на случай отхода, чтоб они помогли им отбиться от преследователей, а сам с восьмидесятитысячной армией понёсся в город. Огонь и дым, крики и лязг оружия раздавались в Каплице ровно полчаса. Ещё через полчаса вышел Иншас с мальчонкой на руках.
- Наконец-то, мы хорошо поедим. В этом городе, конечно, - заключил Желустав, встречая Иншаса.
- Если только трупного мяса своих друзей, - интонацией, не лишённой доли сарказма, отвечал Иншас, - там больше нет ничего. Одно, что мы можем сделать полезное – это похоронить погибших.
Желустав замолчал, он всё понимал. К вечеру все тела были захоронены вблизи города. Из смолы вылепили фигуру бойца и присмолили к тому месту, где ещё недавно висел Мускорн. Дувматяне дали новое название этой крепости: Ариас, что переводилось следующим образом «Город, которого нет». Утром скитальцы поспешили покинуть эти места, теперь в их рядах не было пятисот тысяч погибших, но был каплицейский мальчик по имени Квинта Джаред.

«Дети, храните себя от идолов»

Расскажем о Кемгаваре, оставившем лагерь Дувматян, и пожелавшем искать счастье в одиночку. Он, помнится, вышел к морю спустя четыре года после того, как покинул своих соплеменников. Перед ним огромное море и больше ничего. Сзади бесконечная пустыня, и туда больше не хочется. Кемгавар пошёл вдоль берега. Не мало он брёл, но вышел к одинокой гавани, где не было ни души. Теперь он позабыл о всяких ритуалах и обрядах, которые проводил, будучи жрецом. Он хотел одного не умереть от голода. Он взывал ко всему, что видел. К песчаной земле, прося пшеницы; к сараю, упрашивая дать хоть одного ягнёночка; к морю, выпрашивая рыбу. Он просил у сирени плодов, но тщетно. Тогда он поднял глаза к небу и произнёс:
- Если Ты там, Создатель, то сжалься. Пока мы слушали Тебя, Ты кормил нас, мы были Твоими детьми. А сейчас, что же, Ты позабыл о нас? Прошу откликнись.
В тот момент на горизонте показался корабль. Обрадованный Кемгавар стал вопить, призывая судно не проезжать мимо. Корабль причалил к берегу.
- Я с вами, - кричал бегущий Кемгавар.
Теперь его только увидели и взяли на борт. Накормили и уложили спать. Это были путешественники из Колхиды, плавающие в Сэндорию, а теперь возвращающиеся домой. В эту гавань они заехали, чтобы забрать снасти, случайно оставленные здесь на пути в Сэндорию. Они заинтересовались этим человеком и решили, пока он спит, проверить его вещи. Только одна книга была в его сумке. Они подумали, что это дневник его записей, но в ней не было ни слова. Когда они рассматривали книгу, проснулся Кемгавар, а, увидев, что они роются в его вещах, набросился на них и отобрал книгу. Когда он открыл её, то к своему удивлению обнаружил в ней странные, еле заметные иероглифы, хотя только недавно, ещё на береге, он созерцал в ней пустые страницы.
- Что вы написали здесь? - вопрошал он.
Среди путешественников был знаток южного валеранского наречия, который ответил ему.
- Не волнуйтесь, мы ничего не писали, посмотрите – только чистые листы.
- Вы меня не одурачите, сотрите все свои каракули.
Ему больше не отвечали, так как решили, что он помешанный человек, а наоборот стали побаиваться, подозревая, что он может оказаться прокажённым. Но ведь, действительно, что-то случилось. Буквицы появились, но видел их только Кемгавар, так как он обратился к Богу с искренней просьбой. Но алфавит оставался для него закрытым, пока он бы не стал слушать и исполнять волю Небесного Владыки.
Кемгавар стал напастьем для Колхидов. С того момента, как он попал на корабль, они сбились с курса. И теперь их корабль скитался по безбрежным просторам Межузоры. И примерно через год они посадили Кемгавара в лодочку, дали пропитание и отпустили в открытое море. Жестоко, но только после этого они выправили фарватер к намеченной цели: домой в Колхиду. На третий день путешествия Кемгавара в лодке начался шторм. Когда всё стихло, только мокрое его тельце, лежащее на бревне, покачивающемся по волнам, выделялось на гладком рельефе морских просторов. И он снова просил помощи у Бога:
- Не Ты ли помог мне, не Ты ли соделал так, что я погибаю теперь здесь? Но не забывай обо мне, протяни Свою руку к моему плоту и доставь его к берегу.
Оторвав свои очи от небес, он увидел на горизонте землю. Как он ликовал. Почти выбившийся из сил доселе, теперь он плыл, как будто у него открылось второе дыхание. Через полчаса он, изнурённый до полусмерти, был на берегу. Когда он снова открыл глаза, то было утро, и восходящее солнце теребило его лицо. Он оглянулся по сторонам: плодоносные сады окружали его, а далеко впереди он мог видеть гигантские горные вершины. Утолив голод, он раскрыл книгу. Если раньше значки в ней были плохо просматриваемые, то теперь они были яркими. Кемгавар подумал, что это промокшие страницы усилили видимость закорючек.
И он, набрав плодов, пошёл вглубь горного хребта. Когда горы за ним сомкнулись, то назад они уже его выпускать не собирались. Больше месяца бедный Кемгавар бродил между скал и каменных нагорий. Когда его провиант закончился, тогда он снова вспомнил о Всевышнем:
- Ты уже не раз отзывался на мой зов, но что сегодня? Я гибну посреди огромных истуканов. Они молчат и своим молчанием пугают меня. Обереги моё тело от страданий. Ведь я живу пока лишь только с Твоего соизволенья, а так давно бы стервятников кормил. Бог, покажи мне дорогу домой.
 Тогда он только увидел невдалеке пещерку, в одном из горных утёсов. Он прошмыгнул в неё. Темнота не поглотила его, так как внутри скалы было множество проёмов, через которые свет просачивался в пещеру. Дальше пещерка расширялась, превращаясь в огромный зал. Там Кемгавар достал Древнюю Книгу снова. И теперь, может в свете лучей, сквозящих, через трещины в горной породе, может с чего-то ещё, но крючочки в книге показались очень знакомыми Кемгавару. Он почувствовал, что стоит напрячь память и он вспомнит язык, на котором написано послание в книге.
Тогда он на радостях построил жертвенник. Набрал каких-то камешков, бросил на жертвенник свою сумку, разрезал палец, окропил кровью алтарь и начал выбивать искру. Вскоре он смог разжечь огонь на жертвеннике и спалил в нём свою сумку, в которой носил книгу. «Это обязательно должно понравиться Богу», – размышлял Кемгавар, пританцовывая возле алтаря. Вдруг в его голову полезли глупые мысли. Он вспомнил Ерохву, который не мог раскрыть секрета книги. «Вот, глупец, хотел казаться умнее, чем был на самом деле, – восклицал в душе Кемгавар, – Кого он пугал? Меня, самого меня, который увидел нечитаемое. Когда я вернусь, я буду смеяться ему прямо в лицо». В этот самый момент Ерохва, пронзённый стрелой, на последнем издыхании подползал к лагерю. А Кемгавар не успокаивался. Он нашёл где-то в углу пещеры громадный булыжник, напоминающий по форме корову и начал кланяться ей, называя её своим богом:
- Вот, ты где прятался, ты помог мне, я благодарен за всё.
Он подошёл и поцеловал камень. Потом снял свой халат и начал очищать этот камень от грязи. Вскоре Кемгавар открыл книгу, но в ней было пусто. Он решил, что здесь слишком темно и поднёс к горящему алтарю, но в книге было пусто. Он зарыдал, но Древняя Книга теперь молчала для него. «Я сам себе придумал эту глупость, там ничего и не было. Эти путешественники вписали туда что-то, но в воде всё смылось. А я здесь туплю. Это просто кусок бумаги. Он не достоин моего внимания», – нервничал Кемгавар. Тогда он бросил книжку на алтарь, развернулся и покатил камень, похожий на корову. Когда он вышел из пещеры, то камень не пролазил за ним. Он подёргал его, потом плюнул и пошёл. Вдруг горы содрогнулись, испугавшись, Кемгавар побежал прочь оттуда.
Он выбежал из горного массива и попал в деревушку, где люди приветливо встретили его. Это были поселения Мории. Но он даже не знал, где это. И не оставлял надежды вернуться в Сэндорию. У хозяев, которые приютили его, было небольшое судёнышко, на котором они ловили рыбу. Однажды, спустя год, он сел в то самое судёнышко и уплыл, так как в Мории его весть о поклонении идолам не нашла отклика, люди только озлобились на него. Но всё же бесследно его появление в Мории не закончилось, некоторые начали делать из металла фигурки, изображающие бога и преклоняться пред ними. Около года носило Кемгавара по морям. Он питался рыбой, а пил дождевую воду. И, вот, всё-таки, разбившись о камни, его кораблик остановился на берегу. Теперь он снова видел впереди пустыню, а сзади теперь было море, которое он возненавидел отныне. И он шагнул в песок.
А что же с Древней Книгой? Со временем зарос бурьяном проход в пещеру, который жрец из колена Дувмата – Кемгавар завалил камнем. И великая гора под названием Карадрас, что означало «Сохранивший Слова Отца», стала на долгое время склепом для Откровений Божиих, вписанных в эту книгу.

«От истины отвратят слух и обратятся к басням»

Долгие годы странствий укрепили вышедший из Сэндории народ. Прошло десять лет с тех пор, как прогнали они Бецая с братьями. Не было народу тому покоя всё это время. Их теперь гнали отовсюду. Ни одна деревня не принимала их, так что приходилось силой забирать у них дары. Прознал об этом палестинский правитель Компор и вознегодовал на наглых попрошаек. Он собрал сильную армию и двинулся искать их по пустыне. А когда нашёл, решил истребить.
Но не падали Дувматяне под разящими ударами мечей и топоров. И не сгибались под натиском копий и роями стрел. А палки, дубинки и прочие деревянные орудия, так вовсе ломались при ударе о тело Дувматянина. Испугался Компор при виде всего этого, но отступать не решился. Только когда «Последователи Мага» стали применять свои издевательские волшебные штучки, вроде живого воспламенения, только после этого Компор предложил мир. Дал дары и убрался восвояси.
И снова сбились с пути дети Дувмата. Не пошли они за Компором, а когда решили догнать, чтоб спросить дорогу до Пусторы, то отклонились далеко на восток. И там под палящим солнцем нашли они бормочущего человека, который лежал на песке.
- Кто ты, оборванец? - спросили разведчики у человека.
- Неужели ты тоже человек? - не верил своим глазам продолжающий лежать человек.
- Я на твой счёт не очень уверен, - самодовольно отозвался на это один из разведчиков.
- А ты будь уверен, - привстав, отвечал человек.
- Ладно, старик, есть какие-нибудь пожелания.
- Позови кого постарше, малыш.
Разведчик разозлился и хотел ударить старика, но бывший с ним рядом товарищ остановил его руку и промолвил:
- Старик сбрендил, а ты не поймёшь. Давай позовём вождя Желустава, и он скажет, как поступить.
- Да, позови вождя, - призывал старик, изменившийся в лице.
- Без тебя знаю, - оборвал старика первый разведчик.
Пришедший Желустав смотрел на бродягу и видел что-то знакомое в его лице, но не мог вспомнить.
- Скажи нам своё имя, - произнёс, наконец-то, он.
- Это слишком просто, попробуй угадать.
Желустав развернулся к своим людям и скомандовал:
- Собираемся и уходим.
- Э, погоди, подожди, я скажу своё имя, но ты присядь, - заволновался дед.
- Послушай мне всё равно, - сказал Желустав.
- Позови Ерохву, может, он окажется прозорливей тебя, - снова принялся за своё старик.
- Откуда ты его знаешь? Хотя какая разница, Ерохвы всё равно уже нет с нами. Так что твоя информация застарела.
- Что значит, нет с вами, а где он?
- Его нет вообще, он погиб – пять лет уж как. Но всё пока, не до тебя старче.
- Меня зовут Кемгавар, может, припоминаешь такого жреца, так это я.
Желустава немного перекосило. Он вгляделся в черты старика и сразу узнал его. Потом начались расспросы, как да чего, даже небольшая пирушка была устроена по этому поводу. Но на следующий день к ним в стан ворвался блуждающий лев и набросился на Кемгавара. Поздно спохватившиеся охранники успели прикончить льва, но спасти Кемгавара не получилось. Он погиб точно так, как себе и предрёк.
И ещё двадцать лет с этого момента не выпускала пустыня детей Дувмата. В тот день скончался Желустав, когда народ вышел к восточному морю Пантикапея, что переводилось, как «А дальше только вода». Но всё оказалось не совсем так. Потому что ночью, когда лагерь Дувматян уснул, к берегу причалили корабли, значит, за этим морем есть суша, где жили причалившие. Около двухсот тысяч человек сошли на берег и, увидев спящих людей, напали на них. Около пяти тысяч Дувматян так и не успели проснуться. Но те, которые открыли глаза и увидели перед носом мелькающие ножи, те уже не ложились. По десять человек одним ударом срубали Хестол с Иншасом. Но корабли пребывали, а пустынные бродяги были не вечны. Тогда маги начали действовать. Они наложили ряд заклинаний да таких, что налётчики оказались парализованными. Тогда сравнительно легко разрешился конфликт. Прибывшие с кораблей потребовали перемирия. Они называли себя выходцами из далёкого Фаерана, но никто из потомков Дувмата не представлял себе того, где он находится. Чужеземцы имели не очень привычный облик. Будучи гораздо выше Дувматян они всё равно казались более лёгкими. У них были уши заострены кверху, а глаза имели узковатый разрез. С этого момента фаеранцы последовали за нашими скитальцами.
Ещё через пять лет скитальцев ожидала новая битва. Но теперь уже они вышли к западному морю Межузоре. Там с севера шла огромная армия невысоких плотных наёмников. Их бороды затмевали лица, а гигантские топоры сгибали до земли коротышек. Ещё издали увидели их зоркие фаеранцы, которых в стане Дувматян было где-то чуть больше ста тысяч. Не сказав ни слова, фаеранцы двинулись на врага. Дувматяне, как всегда, спали. Только дикие стоны разбудили их. Когда глянул Хестол на север, лишь кровавое облако стояло пред его очами. И бросил Иншас клич, и поспешили маги на помощь фаеранцам в стычке с карликами. Но рука магов карала и своих и врага. Когда они опомнились, то было уже поздно. Жалкие единицы разбегались с поля брани. Низкие тяжеловесы на север в Морию, а лёгкие долговязы в лагерь Дувматян. Разнесли оставшиеся в живых морийцы весть о грозных великанах, которые прибыли, чтоб уничтожить всех лилипутов. А фаеранцы навеки запомнили тех малюток, которые за полчаса стёрли с лица земли сто тысяч хорошо подготовленных фаеранских воинов. И зародилась между ними непримиримая вражда.
И прошло ещё пять лет. В то время Бецаю снился сон, в котором Ангел открыл, что ему с братьями нужно навсегда покинуть свои дома и вернуть народ в обетованный уголок. Не колебались братья. Они попрощались с домашними и вновь шагнули в пустыню. Когда они нашли измученных Дувматян, то лишь двое смогли узнать братьев. Это были Иншас и Хестол. Ведь обновился род детей Дувматовых, и не было теперь среди них тех, кто ослушался воли Отца Небесного, подчиняясь приказу смять Каплицу. И, вот, опять шёл народ за Бецаем и не знал горя. Из камней высекал Битар воду, по велению Всевышнего, у небес просил Баседжо пищу, и Господь посылал её, избавлял Бецай от болезней и ран всех, приходящих к нему, силой, дарованной Богом. И вскоре вышли они и увидели зелёные сады Пусторы. И прокатилась слеза по щеке Бецая, взглянувшего издалека на свой дом. Ведь он знал, что не велено было ему возвращаться. И он слушался Бога. Последний привал был у детей Дувмата, прежде чем они вернулись в землю предков. Но следующим утром сразу трое: Битар, Баседжо и Бецай – не проснулись. Хестол захоронил их вблизи бурной речушки. И народ скорбел об усопших вожаках. И тогда вспоминали великих героев из потомков Дувмата. Кто-то из народа вспоминал об Утрине – великом воине, некоторые говорили, что Гронко, некий судья, был выдающимся человеком – его знала вся Сэндория, но потом тихий голос Хестола произнёс имя Бецая, громким эхом подхватил его Иншас, и весь народ, не смолкая, восхвалял этого предводителя. Отошёл Хестол с Иншасом. Они задумались о том, что люди видели во всём заслугу людей: Бецая, например, но не Бога, это огорчало их.
Тогда встал Иншас и поведал о том, что нынче Ангел сказал ему: «Нужно завязать глаза народу твоему и подвести к земле, которую видели вы с вечера, но ещё не ступили ногой на неё».
- А как же мы перейдём речушку? - послышались протесты, народ ещё не совсем успокоился, но постепенно люди стихли.
- Доверьтесь Богу нашему, он с нами, - ответил Иншас.
И он повёл народ по волнам речушки, называемой Бивак, что переводилось «Священный брод». Хестол замыкал шествие. И только когда он стал ногой на берег, тогда сняли повязки потомки Дувмата. Теперь-то они обрели, наконец, утраченную родину. Они обосновались в Пусторе. Выбрали себе предводителя – Иншаса, а Хестол стал возглавлять армию. И на время земля смогла вздремнуть, не пробуждаемая ударами мечей.






































4. «И сам черпал из сердца вдохновенье»

«Впрочем, спасётся через чадородие»

А пока потомство Дувмата мирно похрапывает, мы перенесёмся в стародавние времена, которые описывались в похороненной в скалах Древней Книге и частично в Натановой рукописи.
Неожиданно быстро разрасталась деревушка, которую основали Арон с Ярой. Сначала Лютец и Септа пришли к ним, но они вскоре погибли в Удушливых Болотах. Но зато вслед за ними пришли не меньше десятка человек, также сохранившиеся при Перерождении Миров. Была среди них и чахнущая девушка Чадра. Её принёс некий человек по имени Кинос. Семнадцатилетний Рэван дразнил Пуку, когда в дверь постучался Кинос. Рэван открыл ему дверь, но впускать не собирался. Он не знал этого человека, и вообще странники в те времена были редкостью. Когда Рэван обратил внимание на стонущую девушку на руках у незнакомца, тогда он поинтересовался в чём дело:
- Ей плохо?
- Помогите, прошу, - начал тот самый Кинос, - я нашёл её неподалёку отсюда. Не знаю, что с ней случилось.
Бледная девушка сразу приглянулась Рэвану. Среди остальных пришельцев не было ещё молоденьких девушек, а те, что подрастали из детей, были всего лишь для него подругами. Он провёл Киноса в хибарку, показал постель и предложил уложить туда девчушку. Пука запрыгнула на кровать вслед за положенным туда телом девушки. Рэван, рассвирепев, прогнал её:
- Пошла прочь, глупая.
К вечеру вернулись Арон с Ярой и их старший сын Грамш. Они уходили в лес за орехами на зиму. Грамш, войдя в дом, увидел тело девочки, еле вздыхающее на его кровати. Он прояснил дело у Рэвана и сказал:
- Нужно как-то помочь ей. Не можем же мы смотреть и изо дня в день провожать её в иной мир.
- А что могло с ней произойти? - вопросила Яра.
- Точно не знаю, - ответил Арон, - но, кажется, неподалёку в Удушливых Болотах обитает кто-то, забирающий человеческие силы. Ты же помнишь о неожиданной смерти Септы, а вслед за ней и Лютца. А когда Прохор ходил за ними, то вернулся опустошённым и через трое суток больше не вдыхал с нами утренней прохлады. Он тогда рассказывал о встрече с кем-то и предостерегал о похождениях в те края.
Грамш слушал отца очень внимательно. Он всем сердцем хотел помочь девчонке, но не знал как. Тогда в его голове появился план. Уже смеркалось, но это не остановило его – он куда-то ушёл. Ещё целые сутки и ночь девушка потихоньку умирала, а родители беспокоились за пропажу сына и его верного зверька. Рэван всё это время не отходил от койки больной девушки, наблюдая за её дыханием, движением век и редкими вздрагиваниями. К утру второго дня возвратился Грамш, неся в руках охапку листьев.
- Мам, ты завари, это колопея – что значит «Пора цветения», Чадре это поможет, - сказал он, протягивая листья.
- Кому поможет, ты сказал? - спросила Яра.
- Ну, этой девушке должно помочь.
- А как ты её назвал.
- Чадра, по-моему. Ей очень подходит это имя.
- Так, сынок, договаривай всё. Ты думаешь, я не понимаю, что ты что-то скрываешь? А где ты был?
- Ну, хорошо, мамочка, я был в Удушливых Болотах. Но всё обошлось.
- Грамшик, родимый, ну, зачем ты туда ходил? Прошу не ходи больше.
- Постараюсь, постараюсь, мам.
Яра отварила настой, и Грамш влил его в рот девушке, а жмыхом протёр лицо. Тогда девушка открыла глаза. Её взгляд сосредоточился на Грамше. С этого момента между ними пробежал какой-то огонёк. Тут же вбежал в комнату Рэван, восклицающий о выздоровлении девушки, которую, действительно, оказалось, что зовут Чадра.
Рэван стал ухаживать за красивой девушкой. Не оставляя её ни на минуту одну. Он приносил ей цветы, плёл венки, говорил красивые слова, угощал вкусными фруктами и однажды поцеловал. Но она полюбила Грамша. Её влекло к нему, и Грамш, к слову, тоже испытывал к ней что-то подобное, но он уступил младшему брату, не желая мучений для него. Он сам избрал участь мученика.
Спустя около года после появления Чадры в этих землях произошло одно интересное событие. Рэван, Чадра и Грамш пошли в лес за зимними запасами. И случилось так, что Рэвану срочно нужно было вернуться домой. Судьба привела любящие сердца на очную ставку. Они обсудили всю свою жизнь. И впервые Чадра открыла, что с ней произошло. Даже Рэвану она не могла этого сказать.
Вот, что случилось. Она шла издалека вместе со своими родителями. И когда ночью они забрели в болотистые леса, то с её отцом Госсарином стало происходить что-то странное. Он вскрикивал и плакал, бился в конвульсиях, но не сходил с места. Он причитал: «О, камни оживают, и, как лютые псы, несутся к нам. Нет, доченька, всё будет с тобой хорошо – тебя же не разорвут камни на куски». И вдруг он упал замертво. Тогда её мать Баразия подбежала к мужу, и ею овладел панический страх. Она стала вся трястись и бормотать несуразицу: «Голод и нищета, рвань и ветер, болезни и травмы – предел наших ожиданий». И мать упала замертво. Чадра недоумевала, но нашла в себе силы бежать из леса. Вдруг кто-то схватил её за руку. Она обернулась. Два ужасных жёлтых зрачка впивались в её глаза, пытаясь проникнуть в сознание. Её начали посещать страшные мысли, и она готова была упасть в обморок, как вдруг дёрнула руку и побежала. Не останавливаясь, она бежала около часа, разрывая одежду о ветки деревьев. И последнее, что она видела пред собой до потери сознания, это появляющуюся на небе зорьку.
Грамш с интересом слушал её рассказ. И вдруг Чадра сказала:
- Я не жалею, что Рэван пошёл домой. Те ягоды, которыми он наполнил свои котомки, никто никогда не ест – они пресные и хранятся не долго. Ты ему говорил, что лучше оставить место для орехов. А я рада, что и с ним не вернулась, потому что хотела с тобой остаться.
- Да? Вон, гляди, сколько орехов, - оборвал её откровенные речи Грамш, - и там тоже, смотри, нам повезло, пойдём собирать. Какие крупные!
Вечером они вернулись в деревушку. Рэван уже спал. На полу лежали его помятые ягоды. Грамш пожелал спокойной ночи Чадре и направился в свою комнату. Но вдруг она задержала его рукой, и, обняв, поцеловала. Он отшатнулся от неё и попятился в свою комнату. Чадра поплелась за ним.
- Что ты делаешь? - шёпотом произнёс Грамш.
- Я хочу быть с тобой, а не с твоим братом, - ответила Чадра.
- Это невозможно. Я люблю своего брата и не причиню ему боли.
- Но мне причиняешь, хотя я тебя люблю.
- Такая любовь не может быть благословенной. Так как я чувствую к тебе влечение, но всё внутри меня говорит, что в этих чувствах нет Истины.
- Истина в том, что если людей влечёт друг к другу, то они должны быть вместе, а Рэван, он всё поймёт.
- Мне-то ничего не понятно, а ты говоришь, что Рэван поймёт. Человек, ведомый чувствами, упадёт, а ведомый Богом Нашим – устоит.
- Хватит разговоров, я скажу, что ты напал на меня, и тогда мы вместе покинем эту деревушку, - при этих словах она скинула с себя одежду и добавила, - разве ты не любишь меня?
Грамш находился в растерянности. Между ним и Чадрой было пять шагов, которые она намеревалась преодолеть, чтобы упасть к нему в объятья и объявить на весь дом, что он домогается её. Но не успела она сделать и шага, как перед ней выросла рычащая Пука.
- Отойди, гиена - шипела Чадра, но напрасно, четвероногий друг вступился за Грамша.
Ничего не оставалось Чадре, как накинуть одеяния и уйти восвояси. С того момента отношения между Чадрой и Грамшем испортились. Он избегал встреч с ней, а она при виде его грубила ему. Рэван как будто ничего не замечал. Он предложил Чадре быть его женой, и она согласилась. Три года они жили вместе, но у них не было потомства. Но Господь послал им сына. Шёл восьмой месяц её беременности, когда погиб Рэван от руки брата.
Обезумевшая, проклиная всё и вся, Чадра оступилась с каменистого утёса. Её жизнь остановилась, но под её остановившемся сердцем билось ещё одно крохотное. И оно не хотело расставаться с жизнью. Малютка – сын Рэвана решил выйти на свет. Как обычно бывает в такие моменты, мимо проходил сутулый человек по имени Гофра. Он-то и заприметил младенца, отверзающего ложесна. Он знал, что окровавленной девушке ничем помочь уже нельзя, а вот малышу его помощь пригодится. Тогда он подобрал маленького мальчугана.
Гофра не был из тех, которые обосновались поблизости с домом Арона. Он и ещё пять человек проживали далеко в Глухомани. Накрыв тело Чадры большими листьями, взяв на руки младенца, он шёл к своим. Прибежавший сверху Арон уже не застал его. Он нашёл под листьями лишь бездыханное тело своей невестки. Подоспевшие остальные помогли ему похоронить девушку.
У Арона и Яры родился ещё один сын, которого они назвали Велес, то есть «Забота Всевышнего», но вскоре после этого, когда Велесу стукнуло два года, они умерли, ведь их земной срок стал граничным. За Велесом стала ухаживать девочка семи лет по имени Лафита. Её родители Бэрис и Дожа часто били её. Они не желали общения с Богом, да и вообще разуверились в Его существовании. Тогда же многие люди из этой деревни поносили Бога. И Стихии вознегодовали на людей. Воздух исказил свою суть. Зловоние наполнило деревню. Удушье поглотило многие жизни. И только десятилетняя Лафита, взяв с собой маленького Велеса, осталась жить. Они вдвоём ушли с гор и поставили шалаш неподалёку от леса. Господь оберегал детей и кормил их. Они выросли закалёнными в жизни, но смиренными перед Богом, ведь больше им ни на кого уповать не приходилось. Господь благословил их. Когда Велес подрос, то он полюбил красавицу Лафиту, и она хранила в своём сердце любовь к нему. Бог одарил их детьми, одним из которых был Валеэтрарх – прадед Свалха.

«Пустите детей и не препятствуйте им»

Интересная участь ожидала и ребёнка Рэвана и Чадры, которого Гофра принёс к своим единоплеменникам.
- Кого ты притащил? - возмутилась его жена Глантела.
- Ну, нам же Бог не посылает детей.
- Послушай, если ты утащил младенца у тех, что живут в горах, то это сильно подпортит нам жизнь. Пока ещё они не замечали нас, но с этого момента они заинтересуются пропажей и выследят нас, а тогда смерть.
- Не беспокойся, они не знают об этом чаде, - шептал Гофра, - он для них умер.
- Ты говоришь загадками. Нет, Гофра, завтра же мы покинем эти края.
- Ну, что ты придумала? А как же Дебра и Дик? Они же ждут пополнения в семье. Дебре опасны длительные переходы.
- Не глупи, всё пройдёт чётко, мы поплывём по волнам.
- Ты уже всё продумала, Глантела?
- Ты так говоришь, как будто первый день меня знаешь. Вспомни, когда Дик сорвался в море вместе с сучком, он не утонул, а поплыл на этом сучке. Мы сложим вплотную несколько сучьев и поплывём. Дебра будет спокойно отдыхать, но мы будем передвигаться дальше и дальше от здешних чужаков. Вообще не стоило сюда приходить.
- А Кузьбалос и Крахавита, они так стары, что, боюсь, долго не протянут.
- Ты уже надоел своими проблемами. Плывём, я сказала.
Через неделю они выплыли в открытое море. И с ними был маленький мальчик, которого они назвали Фаегундом. Всё дальше уносил плот этих семерых людишек от земли, а впереди была одна вода. Там в море, спустя пол года, случилось страшное. Дик стал гневаться и кричать:
- Где же Ты? Тот, Который называется нам Отцом. Ты кормишь нас этой рыбой, но мы хотим стоять ногами на земле. Ты оставил нас, а, может, Тебя нет вовсе. Водная Стихия взывала к Божьей Справедливости. Волны закачались и Дик выпал с плота. Он барахтался, но в этот раз сучка не было под ним. Он утонул. Дебра ужаснулась увиденному. Она ничем не могла помочь мужу, но у неё подходили роды. В сердечных муках она родила на свет Саратею. Её одолевал страх перед будущим. Вдруг начала голосить Глантела:
- Наши старики, они мертвы. О, Небеса Сотворивший, Ты послал нас на мучения. Лучше смерть, чем то, что Ты ещё придумал для нас.
Дебра слушала её причитания, и сама стала паниковать. Только что она родила дочь, и что теперь Вода поглотит её. Поддавшись голосу скорби, она воскликнула:
- Ты проклял нас что ли? Или Ты смеёшься над нами? Коли так, не хочу даже слышать о Тебе.
Тогда тучи закрыли небо. Волны стали приобретать высокую амплитуду. Причудливый плот подлетал над волнами. Водой сбивало людей с него. Но вскоре всё успокоилось. Когда шторм стих на плоту оставались два ребёнка и одной рукой зацепившийся за сучья Гофра. Он вскарабкался на плот и возопил:
- Всевышний, не трать наших жизней, дай мне поднять на ноги этих детей. Я знаю, что погибшие заслужили своей участи, но невинных ты сохранил. Благодарю за это. Дай мне лишь воспитать их, а потом забирай и мою жизнь.
Десять лет ещё скитался плот по морям. И всё-таки его прибило к берегу. Что это были за земли, никто не знал. Гофра, пошатываясь, ступил на землю, но его ноги подкосились. Фаегунд перебрался вслед за ним, но стал твёрдо на землю, потому что часто расхаживал по плоту. Потом перескочила на землю Саратея, и уже в падении Фаегунд подхватил девчонку. Весь день они бродили в поисках пищи. И к вечеру Фаегунд притащил три больших фрукта, а Гофра не нашёл ничего. Тогда Гофра понял, что дети подросли, и теперь его опека им ни к чему. Он снова взмолился Богу:
- Теперь ты возьмёшь меня, когда они способны стали выжить?
И раздался Голос:
- Они способны были выжить всегда, но ты жил, чтобы проявить себя. Ты верил в предназначение детей и ободрял их, да они заселят эту землю, от них произойдёт великий род. Но детоводителем был ты. Ты рассказал им о Боге.
- Я больше не знаю, зачем жить, Господь.
- Тогда ты можешь уйти туда, откуда не возвращаются, и я приму тебя, но тление не будет досаждать тебя.
- Да, Небесный Отец, исполни Свою волю.
И пред Гофрой открылся чудесный путь. Он ступил на него и пошёл, а четыре детских глазика провожали его взглядом, пока он не исчез из виду. Дети подросли и полюбили друг друга. Первым ребёнком у них был мальчик по имени Эльфиус, что означало «Родившийся навсегда». Потом у Фаегунда и Саратеи родилось много детей. Они заселили все эти земли, называемые с тех пор Фаераном. Спустя много-много лет некоторые жители этих земель совершат обратный поход на небольшом судёнышке. И только трое смогут добраться до Валерана: Курым и его сын Балам, а также друг Курыма по имени Фотрим. Но сам Курым умрёт почти сразу, подхватив какую-то болезнь. Но, вот, Балам оставит после себя след в Валеране. Хотя позже он станет жертвой потасовки с Горелом и погибнет. У Фотрима в Валеране родятся дети: дочь Фистисфея и сын Фариск, только они погибнут в голодный год. Но, несмотря на это, гораздо позже фаеранцы снова прибудут в валеранские края с огромной армией. Тогда они пересекутся с потомками Дувмата, и привнесут элементы их культуры в свою жизнь. Но это потом, а пока Фаегунд обнял миниатюрную Саратею, и они уснули, наевшись фруктов.

«Но совершенная любовь изгоняет страх»

Изгнанный на долгие скитания Грамш блуждал по лесам. Он разговаривал с деревьями и животными, и они отвечали ему. Но когда он вопрошал Господа, то с небес не было ответа. Он сильно переживал из-за того, что Бог молчит. Раньше он мог подолгу разговаривать с Небесным Отцом, ощущая Его незримое присутствие. Он не страшился расставания с людьми, ведь он не успел привязаться к ним. Он не боялся тёмных духов, бродящих под покровом ночи. С одним таким он однажды повстречался.
Это случилось в Удушливых болотах. Ещё тогда, когда Чадра только попала в их деревушку. Грамш побежал в лес. В потёмках он пробирался сквозь бурелом леса и взывал:
- Господь, охрани меня от зла.
Когда лапы деревьев закрыли остатки луны, тогда в самой чаще он увидел два жёлтеньких глаза. Это была некая сущность, порождённая сатаной. Злой бес Суле, выманивающий человеческий страх и раздувающий из него полный ужас.
- Кто ты? - спросил Грамш.
- Я возьму у тебя кое-что своё, - отозвался Суле.
- Своё? Мой карман пуст, я никогда не брал чужого.
- А я не о кармане твоём, загляни глубже внутрь себя. Ещё до твоего рождения я сеял страх, пришло время пожинать плоды.
- Твоё горькое семя не проросло во мне.
- Ты не представляешь, что я способен видеть в тебе. Да, ты не боишься ночных сумерек и хищных зверей, ты не боишься людской подлости и жестокости, хотя сам чрезвычайно мягкосерд. Ты даже не боишься за гибель своих родных – ибо в этом ты находишь волю Господню. Но Страх Божий живёт в тебе. Ты боишься не оправдать Его надежд, боишься обидеть Его.
- Это не страх – это любовь. Господь дал нам всё. Я преклоняюсь пред Его мудростью, знаю, что воля Его совершенна, и без сомнений ступаю по тропе, которую Он мне указал. Я послушен Отцу Всевышнему, и Он оберегает меня.
- Но твоя плоть будет гнить под мутными потоками дьявольских стяжаний. И дух твой не устоит. И душу поработит кудесник зла.
- Внутри меня ты можешь читать, но будущее не открыто пред твоими тусклыми глазками. Чем отвлекать меня, лучше скажи, чем можно успокоить сердечные раны, если ты их нанёс.
- А, ты о той бедолажке, которая здесь лишилась родителей. Люблю волевых людей: она из таких. Вот возьми листья колопеи, они быстро приведут девчонку в норму. Но взамен пообещай мне, что встреча со мной останется между нами.
- Ты хочешь что-то сокрыть от Господа?
- Ах да, и Ним.
- Если я не встречу того, от кого не смогу скрыть всей правды, тогда согласен.
- Во всём ты ставишь свои условия. Ладно, бери колопею и убирайся, а я покину эти горемычные болота.
Тогда Грамш вернулся и исцелил Чадру. Но потом она прокляла его, и сейчас он вынужден бестелесным скитаться по миру. И призывать Имя Господа. Много лет он вообще не видел людей. Однажды он вернулся в горы, желая посмотреть на близких его сердцу людей, но никого там не было. Только несколько человеческих костей. Горечь подобралась к горлу Грамша, и он закричал, только вороны взлетели в небо, испугавшись дикого вопля. Он уходил, потеряв всякую надежду на то, что на земле остались люди. Он шёл далеко и очень долго. Десять лет он не останавливался. И лишь шептал:
- Господь, Отец мой, скажи всё, что угодно, и я постараюсь исполнить, только скажи.
Мысли обременяли жизнь Грамша. Его терзала дума о безысходности и вечном блуждании. И он свалился под деревом, сомкнув очи. Ему впервые за многие годы снился сон.
«Вдали, будто бы, слышится жалобный голосок. Но что-то связывает его, что-то не даёт бежать на тот зов. Ноги и руки не слушаются его. Пред глазами нелепый туман. Наконец, он встряхнул головой и путы, словно, спали с него. Голос стал яснее. Он мчался на этот детский крик. Вдруг впотьмах он увидел человеческую фигуру. Пред ним предстала молодая девушка, запутавшаяся в колючих кустарниках. А рядом с ней с интересом прохаживался медведь.
- Отойди, громила, - скомандовал ему Грамш.
Медведь отошёл, а Грамш, подбежав к девушке, распутал вокруг неё кусты. Подал ей руку, но она с испугом смотрела в темноту, не протягивая руки. Он начал понимать, что она не видит его. Только сейчас он осознал весь ужас Проклятия Чадры. Люди станут шарахаться от него в стороны. Тогда он решил всё объяснить той девчушке:
- Не бойся меня, - при этих словах испуганные глазки девушки заметались по тёмным стволам деревьев, но он продолжал, - ты не можешь меня видеть, я стал невидим, - совсем отчаявшись, девушка начала пискляво плакать, - но я не обижу тебя. Давай я выведу тебя из этого леса?
Девушка не знала, куда ей идти, она только ответила дрожащим голосом:
- Вы невидимый?
По дороге она часто спотыкалась, но ловкий Грамш спасал её от падений. Он улавливал её. Всю дорогу рассказывал интересные истории из леса, и к рассвету они вышли на опушку.
- Там мой дом, - указала она вперёд, узнавая пашни своей деревни, - а как вас зовут?
- Грамш, а ваше имя? - с этими словами он надел ей на голову венок в форме сердца из распушённых одуванчиков
- Белесида.
- В добрый путь красавица, - проговорил на прощанье Грамш.
И девушка побежала в свою деревню. Он долго наблюдал за точкой, исчезающей на горизонте, потом снова вернулся в лес. Там он снова встретил своё любимое дерево, под которым любил спать и прилёг под ним».
Когда он снова открыл глаза, то был полдень. Он долго не мог разобраться: видел он сон или наяву встретил Белесиду. Он свыкся с мыслью, что это был чудесный сон. Однако таинственная девушка запала в его сердце. Он не мог забыть о ней ни на минуту. Он даже выбегал из леса в поисках тех самых пашен, до которых проводил её, но бесполезно, везде лес обрывался либо скалами, либо озером, либо безлюдной степью.
Он пытался забыться, но сердце просило искать. Больше месяца бесплодных поисков истощили Грамша. Выйдя однажды на поляну, за которой он, наконец-то, мечтал увидеть долгожданные пашни, но увидел продолжающуюся лесополосу – он запел. Это была дивная песня, призывающая Господа. В ней он просил Бога сжалиться над ним. Он воспел такие слова:
- Нет сил терпеть мучения души. Она, не переставая, стонет. Прошу тебя, Господь, утихомирь пульс сердца, на время остуди безжалостный его пыл. Взамен сложи на плечи мне все горести людей. Их беды, боли, тяжести – всё отрази на мне, но не терзай души. Дай на прекрасное создание, что видел я во сне иль наяву, ещё хоть раз взглянуть, и понесу всё бремя мира, и назовут меня Эмпат, «Согнутый под общим ярмом».
Молчали в ответ небеса. И вдруг он увидел пред собой собственную тень, про которую уже забыл. Он громко прославил Творца. Но в тот же миг его тело начало деревенеть. Руки превращались в ветви, а ноги в корни. Листья покрыли тело Грамша. Горьковатый привкус наполнил горло его. Он превратился в тополь. Его мысли рассеялись. Зато пришло облегчение, лёгкое забытье. Одно оставалось в его голове: благодарение Создателю. Так он зеленел, потом иссыхал, зимой листья опадали, и снова наступали времена расцвета.
Всё бы на этом закончилось, но его видение не было сном. Он, действительно, помогал девушке выбраться из леса. Теперь, когда она вернулась домой, она также не могла найти себе места. На все расспросы она молчала. С тех пор она вообще перестала говорить. Только в молитве обращалась она к Небесному Отцу, чтоб снова послал к ней избавителя, но теперь в обличии человека, а не безликого героя. К ней ещё до встречи в лесу сватался один парень по имени Живорк. Но после лесного происшествия она не отвечала ему. Он настаивал, а она не обращала внимания. Это продолжалось около трёх лет. Однажды Живорк напал на неё и пытался силой овладеть ею. Она рванулась, но стальные кулаки Живорка не выпускали жертву. Белесида не могла позвать на помощь, так как лишилась дара речи. Она испугалась мутных глаз Живорка. Она вырывалась, а он свирепел. Тогда она обернулась, и увидела, что не Живорк позади неё, а тот самый медведь, который в лесу бродил возле неё. Его лапа была в крови. Вдруг она посмотрела на пол, там лежал мёртвый Живорк с раздробленным черепом. Медведь пришёл защитить девушку от жуткого насильника. Она всё ещё не могла поверить в то, что человек, которого она знала с детства, хотел причинить ей боль, и уже его нет. В слезах она выскочила во двор и побежала, минуя пашни, далеко в лес. За ней еле слышно поспевал медведь-телохранитель. В лесу речь снова вернулась к ней. Безгласная в течение трёх лет, теперь она кричала, призывая Грамша, но ответа не было. Она металась от куста к кусту, но ответа не было. Тогда она вознесла свои очи к небесам:
- Господь, ты подарил мне эту любовь, но не отнимай её.
Вскоре она вообще заблудилась в лесу, да и медведь больше не следовал за ней. Она бежала и бежала, пока не выбежала на лесную полянку. Посреди которой стояло одно дерево – это был тополь. Девушка подбежала к нему и села. В тени она спокойно решила обдумать. Но мысли были одни и те же: где таинственный спаситель? Тогда она запела песню:
- О, Небеса Величественные, Вы – престол нашего Отца. Оттуда, куда даже птицы не залетают, Господь видит нас. Ты же слышишь, Отец? Я люблю того, кого никогда не видела. Но разве больше не увижу? В этом ли Справедливость Небес, которая уравновешивает облака? О, Боже, к Тебе взываю.
Вдруг тополь, под которым она сидела, зашелестел, хотя ветра не было. И полетел с него пух. Как метель зимой, пух проносился пред лицом Белесиды и складывался на траве в узор, напоминающий форму сердца. Девушка никак не могла понять, что происходит, но потом вспомнила про подаренный на прощанье венок из одуванчиков – он сильно напоминал этот рисунок тополя. Белесида подняла глаза. Шальная мысль пролетела в её голове: неужели тот, кого она ищет, из невидимки превратился в тополь. Она взмолилась:
- Господи, если это так, то помилуй нас и соедини.
И Грамш молился о воссоединении. Бог смотрел и радовался их чудесной, искренней, безнадёжной любви. И Он сделал Грамша человеком, разрушив все проклятия и благословив их обоих. Очарованная чудесным перевоплощением тополя в человека Белесида смотрела на Грамша, а Грамш говорил:
- О, милая Белесида, ты это не сказка, мной придуманная в бреду – ты здесь. Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, - отвечала Белесида, узнавая по голосу таинственного спасителя.
Они, обнявшись, пошли в её деревню. И теперь Бог вёл их, поэтому Грамш не сбился с дороги. Когда они пришли, то люди, жившие там, стали с опаской поглядывать на них, подозревая в соучастии при убийстве Живорка. Люди были скрытные, злостные. Они не любили друг друга. Тогда Грамш предложил Белесиде покинуть эти края и искать счастье на севере. Когда они ушли, здешние люди ещё больше озлобились. То они просили у Бога ветра, то дождя, на следующий день пришли с претензиями:
- Бог, Ты не хочешь делать так, как мы просим. Решил залить что ли нас? Теперь дай нам солнца и не скупись.
Силы Стихий не могли просто слушать этой наглости. И вместе с солнцем пришёл огонь, погубив всех людей, которые оставались там. Таким образом, из них остались живы только Грамш и Белесида, которые, добравшись до умеренных широт, обосновались там. Они посадили прекрасный сад, в котором сочиняли свои песни соловьи, а белки в дивном вальсе кружились с дерева на дерево. Зимой Небесный Художник раскрашивал узорами деревья, а лето снова наполняло изобилием жизнь Грамша и Белесиды. Своего первенца они назвали Эдолином, а освоенные ими земли стали называться Эдораном или Росэдораном, что означало «Светлый Эдоран». Барды ещё долго слагали песни об их чудесной любви.
С тех пор появились на земле три очага жизни: Валеран – «Путь полумесяца»; Фаеран – «След от креста»; Эдоран – «Звёздный прорыв», из которых произошли дальнейшие поколения. Валеранцы имели несколько племён: среди них встречались и люди, и совсем низкие невысоклики, а также средние между ними, прозванные карликами. Но все они были мощными и немного приплюснутыми, со смуглой кожей. Фаеранцы отличались от остальных своим высоким ростом, худощавостью, узковатыми глазами и вытянутыми немного ушами, кроме того, они знали о пути собственного исхода в Иные Чертоги. Эдоранцы – они тогда ещё могли общаться с Живой Природой. Но об их жизни известно очень мало, если не сказать, что ничего не известно. Даже Древняя Книга вскользь упоминает о них в начале своего повествования.

«Но подавая пример»

Эта история рассказывает о полном отречении людей от Отца, когда идолы заградили реальность Божьего присутствия. Терафимы обожествились и Стихии стали главной силой, движущей мир. Забыв о Творце, люди перестали бояться убивать. Когда Данкан вместе с Шаванною покинули Натана и перебрались в Морию, то там у них родилось трое детей. Расскажем побольше о них.
Первенцем был мальчишка по имени Варак. Он был невысокого роста, воинственным и все дела спорились в его руках, не зря его имя переводилось, как «Завёрнутые рукава». А его жену звали Бэйя, «Белая стрекоза». Однажды Варак выковал огромную секиру, которая могла разрубать железо, как масло. Он назвал этот топор «Дварфий», что означало «Подрубивший неприступность стен». Позже, когда у него родилось два сына, и старший был спокойным трудолюбивым работником, его звали Гномос, что значило «Покладистый молот», а младший буйным и напористым парнем по имени Казельс, то есть «Горячая голова», то этот топор Варак отдал старшему сыну для работы в лесу. Но Казельс приглядел этот топор для себя. Он вбежал и выхватил топор из рук брата.
- Казельс отдай мне подарок отца, - обратился к нему Гномос.
- Этот топор необходим мне, - и Казельс намахнулся на брата этим мощным орудием.
- Хорошо, забирай его, но война это лживый путь по жизни.
- Что я вижу, ты испугался?
- Ты путаешь брата со своим кровным врагом.
- А какая разница, если я жажду отцовского лицеприятия, а он благоволит тебе?
- Зачем ты ждёшь к себе добра, вставая на стези зла.
- Прочь с моей дороги, - с этими словами, прихватив топор, Казельс убежал.
Дальше жизнь развела братьев. Гномос трудился в обители отца, укрепляя морийские города, а Дварфий, так стали называть Казельса, обучал воинов Мории жестокому искусству беспощадной войны.
Следующим ребёнком у Данкана и Шаванны была девочка по имени Гилтека. Она занималась медициной и добилась больших успехов. Гилтека так и переводилось, как «Врачевательница жизней». Она была добрая и мало приметная девушка, хотя некто по имени Линган, «Разрушитель привычного», заприметил её. Он был высоким и мощным мужланом и очаровал маленькую скромницу. Ещё до их свадьбы он овладел ею. И у них родился маленький ребёнок. Линган начал кричать, что это не его дитя. «Этот зародыш не дорастёт даже мне до колен», – нервничал он.
- Назови его Халфлинг, так как он даже если подрастёт, то с трудом дотянет до половины роста отца, - язвил Линган.
- Халфлинг?! Да, - отвечала Гилтека, - я назову его, именно, так, потому что с древнего это означает, «Создавший нацию».
- Ха, посмеёмся над карликом.
- Этот карлик – твой сын.
- Даже не произноси таких слов при мне, блудница, откуда этот полурослик, я не знаю, - рассвирепел Линган.
- Я не заслужила, чтоб меня так называли.
Халфлинг вырос. Он, действительно, был ростом не выше отцовских локтей, но его проворству и ловкости можно было позавидовать. В Мории ему сразу же нашлось местечко для работы. Его пытливый ум был использован для мирных целей. Он предлагал нестандартные решения в любых ситуациях, и часто они оказывались самыми рациональными. Благодаря нему в Мории быстро развивалась наука. Тогда он был единственный таким юрким на весь Валеран, но со временем его потомки заселили обширные территории восточнее Валерана. У самого Халфлинга было пятнадцать детей. Эта малоприметная с виду нация оказалась самой непредсказуемой, неприхотливой и дерзновенной, не говоря об их искусстве бесшумно проникать туда, куда даже мыши не проберутся.
Была ещё одна дочка у Данкана и Шаванны. Она несколько отличалась от их остальных детей. Да, она была малюткой, но и Варак с Гилтекой не отличались выдающимся ростом. Но стопы ног её были волосатыми. Так, что она могла без обуви прогуливаться по острым камням. Она любила копаться в земле и озеленять мир. Местность вокруг своего дома она превратила в сад, если не сказать, что в лес. Она всегда носила в руках саженцы, поливала, удобряла, обрезала длинные ветки, рыхлила землю. Ей сразу нашлось местечко садовника, как только она подросла. Да, как говорилось ранее, её звали Хобитна, или в переводе с древнего «Мастерица садов».
Однажды она встретилась с храбрым пареньком. Он был беден и пришёл в Морию из Палестины. Она застала его за срыванием груш в её саду:
-Вам нравятся мои груши? - спросила она.
Паренёк испугался так, что выронил все груши, но ответил:
- Я признаюсь, что воровал их у вас.
- Но Бог взращивает их для всех, ешьте, пожалуйста.
- Благодарю, но я не могу пользоваться вашей добротой.
- Если не пользоваться добротой, то разве есть смысл в её существовании?
- Да, вы правы, а можно узнать ваше имя, - спросил паренёк, поднимая одну грушу и жадно её откусывая.
- Хобитна я, ухаживаю здесь за цветами и другими растениями.
- А моё имя Бейрут. Я убежал из Палестины. Там нас с братьями держали в рабстве, пока все мои братья не отдали Богу душу, трудясь на злобных хозяев.
- А вы давно ели в последний раз, - спросила Хобитна, замечая, как жадно проглотил Бейрут грушу.
- Вот, грушу съел, до этого похлёбку дал один старец на юге Мории, где-то дня два назад, а ещё раньше вообще только в Валеране. Повезло, там на праздник попал.
- Вам снова повезло. Проходите в дом у нас праздник.
- Здорово, какой праздник-то хоть?
- Когда к нам заходят гости – это становится праздником. Вы наш гость.
Сначала Бейрут отнекивался, но потом Хобитне всё-таки удалось втащить его в дом. Данкан с Шаванной хорошо приняли гостя. Он был досыта накормлен, и ему было предложено место для ночлега. Но среди ночи он проснулся и, чтобы не смущать больше гостеприимных хозяев, решил уйти. Хотя что-то держало его. В его сердце запала одна добрая девчушка, с которой он не хотел расставаться. Он видел, что она не совсем похожа на остальных людей, но он также видел её обаятельную привлекательность. С такими мыслями он покинул дом, но остался в саду, чтобы утром ещё разок взглянуть на маленькую очаровашку.
Утром Хобитна встала раньше всех. Она вышла в сад с обеспокоенным выражением лица. Но при виде растений она немного успокоилась, стала ухаживать за ними. Мимо проходили местные юноши.
- Вон, глядите. Этот непонятный субъект: мохнатая пятка, - кричал один.
- Ты что? Нет, это невысоклик-садовод, - отозвался второй.
- Шутите, ребят? Это человек-одуванчик, - ёрничал ещё один.
Бедняжка начала смущаться и прятаться в кустарнике смородины. Вдруг из сада раздался другой голос:
- Сейчас каждый из вас извинится перед этой прекрасной девушкой.
- Кто это там кричит? Её отец что ли? Выходи, коли ещё не испугался, защитник нашёлся, - возмутился один из пацанов-переростков.
Тогда вышел Бейрут. Он схватил двоих и с силой саданул их лбами друг о друга. А третьего, самого говорливого он теранул лицом о дорожку. Потом они все трое извинились перед удивлённой Хобитной и убежали.
- Вы здесь, а я думала, что вы уже ушли, спасибо вам, Бейрут, - сказала Хобитна.
- Как я мог уйти и оставить вас одну, чудесная Хобитна, разрешите, я буду вас оберегать всегда. Хотя… вот, только найду здесь работу.
- А вы можете работать в большом саду, там требуется охранник. И я там работаю.
- Это было бы самым подходящим ремеслом.
Вскоре Бейрут устроился работать в саду. Потом он предложил Хобитне замуж, она сразу же согласилась. Они поженились. У них родился сын, которого они назвали Хоббитель, что значит «Узор природы». Но однажды случилась беда. Это произошло спустя десять лет со дня встречи Хобитны и Бейрута. Мимо их дома проходила толпа подвыпивших бродяг. Бейрут сажал в саду молодой побег кедра. Вдруг из той шаблы раздался вопль:
- Это тот самый задира, который нас отоварил, меси его.
Человек пятнадцать навалилось на Бейрута. Пока было сил, он раскидывал их. Но они втыкали в него ножи, били камнями, и он начал ослабевать. Без памяти он упал на землю, и весь окровавленный один из бандитов схватил бревно и со всего размаха ударил по искорёженному лицу Бейрута. Это был тот самый, которым Бейрут однажды подмёл дорожку возле дома Данкана. Налётчики убежали, оставив Бейрута умирать. Но вскоре эти бандиты были наказаны. Они бежали в горы, где их накрыло шквалом камней. Живых не осталось.
Хоббитель вышел погулять и увидел изуродованного своего папку, держащегося за росток кедра.
- Мама, что-то случилось, - закричал он, - Папа, вставай.
Выбежала Хобитна. Умирающий Бейрут ласково смотрел на неё и прошептал:
- Воспитай достойного сына.
С этими словами он потерял сознание. Соседи позвали Гилтеку, сестру Хобитны, и лучшую целительницу в округе, но даже она не сумела помочь Бейруту. Это единственный пациент Гилтеки, которого она не смогла спасти. Долго переживала Хобитна смерть любимого, но, несмотря ни на что, воспитала хорошего сына. С сыном они перебрались жить на самый запад Мории поближе к морю. Там Хоббитель основал городок, которому дал имя своего отца – Бейрут, то есть «Возросший кедр». Это был самый зелёный городок на весь Валеран, и далеко за его пределами не было подобного. Спустя пятнадцать лет после смерти Бейрута умерла и Хобитна, так и не иссушившая слёз. Но Хоббитель уже был самостоятельным парнем. Он женился, у него было много детей, большей частью которые напоминали его самого и Хобитну, так как их стопы также имели волосяной покров. Спустя некоторое время такие хоббиты, как их стали называть, уже не были в новинку. Таким образом, была рождена на свет ещё одна раса – невысоких санитаров леса.

«Дом Мой домом молитвы наречётся»

С теми же именами связана ещё древняя легенда, о которой повествует Летопись. Эта история о четырёх храмах, построенных, как символ торжества Стихий. Ситуация с Аквистоном не научила людей.
Сначала это была идея Дварфия, проявить почтение к одной из Стихий. Как известно, он обучал воинов Мории. Он был неудержим и непреклонен. Постоянно увеличивая нагрузку, казалось, он не ведает усталости. Однажды он взял с собой элитных воинов, и повёл их в горы, чтобы там провести весьма изнурительное учение. Там был вулкан Сторимп – «Лестница из огня», который уже давно не извергался, и задача воинов состояла в том, чтобы спуститься на дно кратера этого потухшего вулкана. Дварфий спустился первым. Но что-то страшное произошло. Стала шататься земля, и она разверзлась, а оттуда хлынул поток расплавленной лавы. Дварфий не успевал уже вылезти из кратера, тогда он усмотрел в стене лощинку. Он забился в неё и молил Бога об избавлении, и огонь не задел его. Когда извержение прошло, и земля слегка остыла, тогда Дварфий вылез из убежища. Но верёвка, по которой он спускался в кратер, сгорела. Он стал звать своих воинов, но они не откликались. Тогда он полез по скалистым стенам кратера, но только потом его взгляд уловил порожки, сделанные остывшей магмой. Выбравшись наверх, он уже знал, что здесь, в этом самом кратере, он построит храм, чтоб там прославлять Бога. По дороге назад он встретил своих воинов, которые, увидев извержение, бежали. Они не ожидали увидеть своего наставника живым. Вскоре в кратере вулкана был построен храм, который получил имя Сторимп или «Пламя пощады».
А это произошло ещё выше в горах. Там Линган бродил с Гилтекой в поисках лекарственных трав. Их сыну было уже пятнадцать лет, и он помогал родителям. Линган поднялся на высокий утёс и сверху кричал:
- Эй, жена, лезь сюда, будем собирать парвику, траву молодости, её здесь полно.
Гилтека сказала сыну подождать их внизу, а сама, цепляясь за выступы, полезла к мужу. Сильный ветер развивал её волосы. Покачиваясь, она лезла вверх. Когда она взобралась, то Линган упрекнул её:
- Что так нерасторопно?
Она, не обращая внимания, стала собирать парвику. И вдруг поднялся сильнейший ураган. Вихрь вырывал даже деревья из земли. Эта ужасная буря застала Гилтеку с Линганом на самом краю утёса. Сын снизу смотрел, как колышутся его родители на скале. Вдруг порывом ветра снесло с утёса Лингана. Он разбился о камни насмерть. Но Халфлинг следил за мамой, и просил Бога, чтоб Он усмирил бурю, и чтоб мама не пострадала. И тут ветер прекратился. Обескураженная Гилтека спустилась вниз. Там её встречал сынишка. Они вместе бросились искать тело отца, но ему помочь было нечем. Он пошёл искать лекарства для исцеления чужих жизней, а потерял там свою. Гилтека с сыном прослезились над его телом, смастерили носилки и унесли в город. Но Халфлинг не забыл, как Бог ответил на его молитву. Позже, спустя десять лет, он построит на том самом утёсе храм, чтобы в нём люди могли благодарить Бога. Он назовёт этот храм Бралеска, как и называлась гора, на которой он расположен. В переводе Бралеска означало «Волнующее дыхание».
Далее Гномоса жизнь подтолкнула к созданию храма. Он был великим мастером. Кроме того, он слыл усердным хлебопашцем. Наступило засушливое лето. И посеянная пшеница ко времени жатвы едва выглядывала из земли. Предвиделись голодные времена. Тогда Гномос взмолился Богу, чтобы Господь дал пищу для людей. И вдруг на следующий день заколосились пшеничные поля. Гномос решил отблагодарить Бога и построить храм, в котором люди смогут, приходя, просить Бога о лучшей доле. Собрав урожай, Гномос стал посреди поля и начал копать землю, спустя год он построил великий храм Деувинч – «Земля, которая кормит». Он был счастлив, что появилась хорошая возможность благодарить Бога.
Ещё один храм был построен в городке Бейруте. Прошло полгода со дня смерти Хобитны, матери Хоббителя. Он в тот день, как обычно, ухаживал за садом, когда начали сгущаться тучи. Подул неприятный ветер с моря. Затем начал накрапывать дождь. Хоббитель ушёл в дом и стал наблюдать в окно за усиливающимся ливнем. Гроза прорезала небеса, взволновалось море. Вдруг огромная волна накрыла побережье. Хоббитель был в тепле и уюте, он смотрел, как волны вырывают некоторые молодые деревья и увлекают их в открытые воды Межузоры. Но потом он заприметил ребёнка, шмотаемого напористым прибоем. Хоббитель выбежал в дождь. Он, не взирая на лужи, бежал спасать человечка. Он поднял глаза, и увидел, как огромная волна накрывает его самого. Тогда он просил только одного: «Боже сохрани ту малютку, что невинна пред Тобой, прости меня за все беззакония, которые я натворил, и если в том Твоя воля, то забери лучше меня, но успокой море». Волна просто всполоснула его. Межузора ещё раз всколыхнулась и замерла. Хоббитель обернулся назад. Его дома больше не было, с ним расправилось море. Тогда он всмотрелся в синеву Межузоры, и вдруг увидел там маленькое тельце, держащееся за вырванную дверь его дома. Хоббитель нырнул и через десять минут вытащил на берег девочку, которая нахлебалась воды. Он откачивал её, не переставая благодарить Бога за чудесное спасение. Потом он сделает деревянный мостик прямо до того места, где спас девчонку, а на том месте он выстроит огромный плавучий храм, в котором люди смогут исповедоваться пред Небесным Отцом. Храм он назовёт Чедерпай, то есть «Вода тоже милует». А та девочка, которую звали Сара, что означает «Голубой песок», подрастёт и станет женой Хоббителя. Это будет очень счастливая и плодовитая семья. Но пока Хоббитель занят отстройкой своего погибшего домика.
Но не суждено будет тем храмам использоваться в том качестве, которое им предназначили строители. Ни Сторимп, ни Бралеска, ни Деувинч, ни Чедерпай не станут храмом для Бога. В них придут люди поклоняться Стихиям. Люди придумают имена богам и начнут класть жертвоприношения на алтарь. Появятся жрецы, которые станут играть на человеческой вере, таким образом, будут опошлены самые благие задумки. Но в этом вся человеческая простота.
Я не упомянул ещё об одном храме, который будет построен намного позже, но и он, созданный для общения с Богом, станет жертвой языческого склада ума, сформировавшегося у человека, после соприкосновения с духом зла.

«Но вы – род избранный»

Это происходило вскоре после падения Аквистона и гибели братьев Сверека и Свегора. Тогда на землю пришли разрушительные войны. Любовь покинула людские сердца. Не было братьев – были одноутробные, не было отцов и сыновей – были породители и выношенные, не было мужей и жён – были сожители. Беда грозила вновь зарождающемуся человечеству. Тогда существовало множество мародёров и бандитов, любящих поживиться за чужой счёт. Но не все мирились с этим. Тогда противостал злейшим парнишка по имени Макечан, то есть «Воюющий с невежеством». Он был прекрасным воином, но силы были не равны. Когда в очередную деревню совершала набег горстка бандитов, то неизвестно откуда, словно спускаясь с гор, появлялся Макечан и наводил порядок. Его любили простые люди, но и боялись. Его принимали за какого-то духа, потому что не понимали, как он узнавал о бедах. Люди забыли тогда о Боге, и не слушали пророчеств. Но Макечана направлял Святой Дух – это стало непостижимым для людских умов.
Шли многие годы, и настало время, когда пропал Макечан. Некоторые стали думать, что его вообще не было, только фантазия рисовала его, но он прожил свой срок: неизвестно откуда взявшийся и никому неведомо куда девшийся. Но позже то в одном месте появлялся воин, похожий на Макечана, то в другом. Его видели одновременно в двух расположенных далеко друг от друга деревнях. Но это не был он. Это пришла его смена. Молодые ребята, не терпящие несправедливости, уходили в горы и там создали орден «Макечи». Эти Воины гор теперь становились рукой закона. Когда пришли мирные времена, и банды перестали разграблять деревни, тогда макечи помогали беднякам высеивать зерно, пасти стада и строить дома. Так постепенно мир возвратился на землю.
Сто лет царил мир и покой, установленный силами макечи, но рождались и сыны погибели. Корысть и подлость терзала их изнутри. Они хотели брать не своё, а своё прятать подальше. Зависть и гордость переполняла их червивые сердца. Убийство было для них развлечением. А жестокость и различные психозы были их нормой жизни, удовлетворяя позывы гнилостных душ. Сначала воины макечи рубили зачатки террора на корню, но родились лжепророки, обосновавшие правомерность разумной жестокости и осудившие чрезмерное самоуправство макечи. Нашлись глупцы, которые поддержали эту позицию. Передышкой воспользовались кровопийцы, чтобы присосаться к мирным жителям намертво. Они организовали обширную секту, которая носила название «Громиты» - исковерканное несколькими диалектами название «Руки Грамша». Из древних историй сохранилась повесть об убийстве Грамшем своего брата Рэвана. Никто не знал причин, никто их не искал. Факт был на лицо: братоубийство, поэтому лучшего названия для безжалостных разбойников придумать было нельзя. Секта громитов учила смолоду убивать. Маленькие мальчишки, но ожесточённые на весь мир, пополняли её ряды. Макечи ушли на второй план. Громиты выслеживали воинов макечи и зверски убивали их. Поэтому если только недавно было престижно называться макечи, и в двенадцать лет отцы праздновали посвящение сыновей в макечи, то теперь это стало очень опасным, и только самые храбрые люди не видели другой доли для своих сыновей, как произвести их в макечи.
Знаете, что говорили лжепророки, осудившие культ макечи, когда взволнованные люди приходили к ним в поисках правды. «Вам ли, простолюдины, приходить сюда? Пошли вон», – так говорили они. Ведь их красноречие привело к тому, что людям, наверное, доселе не подозревавшим этого, вдруг понадобились управители, воеводы и те, которые будут думать за них, а ими понукать. Теперь слово управителя было закон. Кто осмелится перечить не назначенному всем народом, а выбранному богом? Люди скулили, но, не солона хлебавши, убирались восвояси.
Потом было падение Зокана и Баселии, в этих городах погибло много громитов, но не все. Позже пришёл голод в Валеран, но и тогда громиты не были полностью уничтожены. В то время большая часть громитов перебрались в Арабику, где они снова учинили свои порядки. А посвящение в макечи к тому времени стало давно забытым развлечением.

«Они враждуют на меня, а я молюсь»

В тяжкие годы родилась на свет Ведина – дочка Дувина, старшего брата Дувмата. Родители с дочкой жили в Шилдане, и они сильно хлебнули горя от рук громитов. Прошло двадцать шесть лет с тех пор, как Дувержал с детьми вернулись из Вестфалии. В тот день Дувина Гереосара не было дома. Послышался звон битых стёкол, и в окно спальни ввалился пьяный и грязный мужик. Было утро, и Лепака – жена Дувина – ещё спала. Она проснулась от грохота и увидела перед своим лицом тошнотворную физиономию разбойника в красной шапке. От ужаса она воскликнула. На крики матери в проёме двери показалась маленькая головка семилетней девочки – Ведины. Сначала пришедший через окно опешил. Он хотел извиниться, но при виде одной беззащитной симпатичной женщины и её дочки захохотал.
- Ты там, в порядке, Клос, - в разбитом окне показалась ещё одна кривая рожа.
- Наш шаромыга знает, как к девушке подкатить, - отвечал ему кто-то с улицы.
- Чего ржёте? Лучше гляньте, что я здесь нашёл, - раздался голос здоровяка в красной шапке, который каким-то образом влетел в окно дома семьи Дувина.
Лепака, укутанная в одеяло пятилась к двери, где стояла её дочурка Ведина. В окно смотрели две морды, и ещё одна, которая с глупой ухмылкой, приближалась к ней.
- Что вам здесь нужно? - собравшись с духом, уточнила Лепака.
- Я здесь живу, - хриплым басом юморил налётчик, приближаясь к ней.
Через окно в квартиру уже проникли два дружка и шарили по комнате. Здоровяк, которого они называли Клос, подошёл вплотную к Лепаке, прижав её к наличнику двери. Вдруг маленькая Ведина силой толкнула дверь, что она стукнула по голове Клоса. Разбойник с пробитой головой отскочил в сторону, а девочка бросилась на руки к маме. Лепака, подхватив дочь, побежала. Клос пришёл в себя и бросился за ними. Лепака хотела выбежать во двор, но там уже поджидал её один из бандитов. Малютка Ведина разревелась, видя, как мать её, словно загнанный зверёк, бегает с ней на руках от двери к окну. И везде появляются злые рожи проходимцев-бандитов. Их было всего трое, но казалось, что они были повсюду. И тут она зацепилась ногой за ступеньку и упала на пол, но не выронив дочери. Она сидела, зажмурив глаза. К ней подходил уже протрезвевший от лёгкой пробежки Клос в красном колпаке.
- Руки Грамша дотянутся докуда угодно. Ты что хотела от них убежать? Смотри сюда. Мы твою девку не тронем, если ты спокойно без дёрганий ляжешь вон на ту койку. Всё понятно? А не то убьём на фиг, - грозился всё тот же Клос.
- Я беременна, - возразила Лепака.
- Я сейчас расплачусь, - иронизировал противный Клос, - ложись, я сказал.
Тогда Лепака пошарила рукой по полу, нащупала какое-то ведро и запустила в насильника. Ведро чётко впечаталось в его харю. Рассвирепев, Клос подхватил ведро и бежал, чтоб глушануть им Лепаку, но вдруг замер с занесённым над головой ведром. Потом упал. А из его спины торчала небольшая окровавленная ёлка. Это Дувин вернулся домой, и, увидев нелицеприятное зрелище: мужлана, несущегося для того, чтоб нахлобучить ведро на голову его жене – решил действовать быстро. Быстрее всего было воткнуть с размаху в спину Клоса принесённую ёлку. Теперь Клос уже умер. С остальными громитами, посетившими его дом Дувин разобрался также быстро: одного прибил ведром, выпавшим из рук бездыханного Клоса, а второго уже убегающего защемил дверью. Оказывается, Дувин с утра ходил в лес за ёлкой, чтоб наполнить дом прекрасным хвойным благоуханием, а вышло вот как. Клос в красном колпаке, проткнутый ёлкой, труп, не вместившийся в дверной проём, и ещё труп, не вместивший в себя ведро, заплаканная Ведина, прижавшаяся к напуганной беременной Лепаке и остолбеневший Дувин посреди всего этого. Молва нашла это забавным, и ещё часто в местном театре игралась эта история. А роды у Лепаки были преждевременными. Тогда она родила близнецов Сина и Крина, но их судьба нам уже известна.
Через два года после близнецов в семье Дувина было новое пополнение: родилась девочка, которую назвали Альчевиной – «Разносящей свежесть». Она вырастет очень красивой девочкой, и все парни Шилдана будут сходить по ней с ума. Но пока она не выросла, она ещё младенец. Девятилетнюю Ведину отправили на рынок за тёплым пледом, чтобы укутать Альчевину. Но по пути ей снова встретился громит. В тёмном переулке он остановил девочку с пледом, желая отобрать его. Но Ведина ухватилась за плед. Этот громит дёрнул пару раз, но всё тщетно, тогда он дёрнул с силой. Ведина подскочила, но плед остался в её руках. Тогда бандюга начал шмотать её за другой конец пледа. Силы покидали девочку, но она зубами уцепилась за него. Уже и громит устал. Весь вспотевший он посмотрел на неё: два пристальных глазика впились в него, но зубы Ведина разжимать не собиралась. В тот момент на этот глухой переулок свернули люди, и бандит, оставив свою затею, скрылся. Измотанная Ведина поплелась домой.
Спустя ещё два года у неё была новая встреча с громитами. Тогда Дувмат приехал в Шилдан из Пусторы в гости к брату. С ним приехали сын Лат и внук Гронко. Гронко был лучшим другом Ведины, и они вместе пошли прогуляться на причал. Там-то их и нагрел развратный бандит. Это было довольно глухое местечко. Дети пускали лягушечки по водам реки, когда в зарослях показалась тёмная фигура, направляющаяся к ним.
- Мелюзга, чего здесь вынюхиваете. Что подглядывали, как я по нужде справлялся? Сразу видно больные, таких надо мочить, а то вырастет всякая шушера. Пацан тот, видно, что пень, а вот ты, девка, небось, его сюда привела. Да? Над мужиком хотела посмеяться. А чего смеяться, в громиты лохов не берут. У меня в штанах полный порядок, хочешь – посмотри и убедись, - мужик хотел скинуть штаны, но остановился, - а ты чего, пацан, зыришь-то? Дебил, что ли какой? На свои причиндалы любуйся, или не на что?
- Мне надоел ваш бред, - ответил Гронко, - мы уходим, а вам неплохо бы лечиться.
- Чего ты сказал, урод? - громит побежал к нему.
Гронко ловко увернулся, и они с Вединой уже приноровились убежать, ан нет. Ногу Ведины немного засосало в ил, так что потребовалось время для освобождения ноги. Этого хватило, чтобы жлобяра был возле неё. Он своим корявым кулачищей врезал по её лицу так, что искры посыпались из глаз. Тут подбежал Гронко и накинулся на громилу. Эффект был почти нулевым, если только, что бил жлоб теперь не Ведину, а Гронко. Ведина тем временем приходила в себя. Но когда она увидела окровавленное лицо Гронко, по которому маньячного вида громит продолжал трепать, тогда она подняла что-то с земли и набросилась на громита. Тут же громит упал с разбитым виском. Камень, который подняла Ведина, был очень острым и пробил голову маньяку. Теперь верзила лежал мёртвый, а дети в слезах и крови возвращались домой. В тот день Гронко показал Ведине колечко с жёлтым камушком, которое получил недавно, когда его посвятили в макечи. Жёлтый камушек в оправе был в виде маленькой совы, потому что имя Гронко означало «Мудрая сова».
Гронко рассказал Ведине, что макечи призваны защищать мир от таких, как громиты, и она загорелась этой идеей. Целый год она упрашивала отца, и вот, в день её двенадцатилетия Дувин согласился. Он сделал ей кольцо со звездой в центре. Это символизировало её натуру: вдалеке холодная, но привлекает взгляд, а вблизи тёплая и очень яркая. Хотя имя её означало – «Подарившая утешение». Так Ведина стала единственной девушкой, посвящённой в макечи, да вот пройдёт ещё семь лет и исчезнет традиция вверять своих детей в руки духа и смирения, храбрости и справедливости, силы и ловкости. Макечи больше не станет, а колечки на пальцах останутся всего лишь украшением. Но пока Ведина полна решимости искоренить из среды общества зло, навеваемое громитами.
Прошло ещё четыре года, и у Дувина с Лепакой родился сынишка. Его назвали Турлин, то есть «Добротный самородок». Неведомо, что уж имели в виду родители, давая сыну такое имя, но он стал великим человеком в своём роде.
Несмотря ни на что, ни на воинственность Ведины, ни на привлекательность Альчевины, ни на малый возраст Турлина, ни на гибель родителей и братьев, ни на голодный год и годы скитаний по Арабике, всё равно эта троица: Ведина, Альчевина и Турлин – была неразлучной. Они были жертвенны для тех, кого они любили, но любили они Бога. И Господь благоволил к ним.

«Помни Создателя твоего в дни юности твоей»

На глазах у Ведины выросла красавица Альчевина. Её прелесть была сравнима с лучезарным блеском росы, ярко переливающейся в лучах солнечного восхода. Она была всегда весела, её улыбка ободряла людей, а смех отрезвлял скорбящие души. В Шилдане таких больше не было. Годы голодного мора не потушили свечей её глаз. Она расцветала и оживляла всё вокруг. Когда она была ещё девчонкой даже глава Шилдана, у которого была красавица жена, уже приглядывал за ней, но его надежды скончались вместе с ним.
В Арабике, куда они перебрались в годину бедствий, жизнь складывалась очень тяжко. Ведина заменяла ей с братом и мать и отца. Но если Турлин был приспособленным к жизни юнцом, то Альчевина была очень изнеженной девчушкой. Это было в её крови. Если ещё недавно на весь Валеран гремели слухи о красоте Мавриники, то сейчас уже повсюду шептались о подрастающей красавице Альчевине.
В Арабике это маленькое семейство смогло удержаться от ига рабства, потому что Ведина знала толк в садовом хозяйстве и сразу нашла местечко при дворе фараоновского наместника. Так как Арабика находилась в подчинении у Сэндории, то наместника там из своих людей назначал сэндорийский фараон. Чудесный сад появился во владениях арабической земли. Сам Гар-Труарей – фараоновский наместник – дивился этому чуду. Мы не станем особо описывать сад, его красоту не передать словами, но возле Ведины была и другая красота: её младшая сестрёнка, которая быстро подрастала, приобретая женственность. И уже большая часть сэндорийских мужчин и почти вся мужская половина Арабики желали в будущем видеть её в своих опочивальнях. Да и в других концах Песчаного Края отыскивались потенциальные женихи для юной милашки.
Но и в душе Альчевина оставалась также прекрасна, как и внешне. Она ухаживала за собой, но это не было самолюбованием. Она кокетничала, но не была высокомерной и надменной. Господь охранял её от гордыни. Также она не была легкомысленным человеком. И отношения с мужчиной были для неё очень серьёзным шагом в жизни, поэтому она никому не давала повода, а искала единственного. Гар-Труарей – арабический владыка – был неплохим человеком, и он благосклонно относился к семье своего лучшего садовника. Альчевина росла вместе с дочками придворных, помогая сестре в саду. Турлин не любил больших залов, поэтому жил рядом с дворцом в хибарке садовника, в которую каждый день заходила Ведина, принося еду. Сама она, как и её сестра, жила во дворце. Вот, так и прошло время.
Не была Альчевина ещё взрослой, в свои двадцать два она была искренна и открыта, как в двенадцать. Её соблазнить было невозможно, но она не ждала подвоха от людей. Был некий Сатюх, которого очаровала она. Жениться он не собирался, а вот приятно провести время в компании с красивой девушкой был никогда не против. Он был не очень красив, но умён; не очень силён, но хитёр; не был добр, но скрывал это тщательно под маской лести. Он давно расценил свои шансы, как нулевые. А как же иначе, когда красавцы-богатеи съезжались со всех концов земли и все свои королевства клали к ногам Альчевины, она не разбиралась ни в чине, ни в росте – она искала своё счастье. Сатюх тешил себя надеждой, что она его просто не знает, а когда узнает, то влюбится, но не приближался и не знакомился с ней. Он считал, что судьба сама сведёт его с Альчевиной. Он сам был из вестфалийских земель, и, когда бремя голода коснулось и их, он перебрался в Арабику по морю. Он сразу заприметил валеранскую красавицу в этих землях. И с тех пор думал только о ней. Судьба не сводила его с желанной персоной, и он что-то замыслил.
Ещё даже года не прошло с момента приезда Ведины в Арабику, когда произошла описанная ниже история. Приближалась ночь, и Альчевина готовилась ко сну. Вдруг её подружка Кафростада (одна из придворных) постучалась в комнату Альчевины. Кафростада загадочно улыбалась и звала дочку Дувина поболтать в саду. Альчевина хотела спать и восприняла её призыв, как розыгрыш. Но подружка настаивала. Тогда Альчевина, не желая оскорбить подругу, стала собираться, но что-то тревожное вдруг она ощутила внутри:
- А почему бы нам ни поболтать здесь? - задала она вполне резонный вопрос.
- Ты что, здесь всё прослушивается, как говорят, стены и те с ушами, пойдём в сад, узнаешь. Ты ещё не догадываешься, что за разговор тебя ожидает? Странно-странно.
- Ну, идём, чего-то ты не договариваешь.
- Всё сейчас узнаешь.
- Я готова, пошли.
И они вышли из дворца, прошмыгнули в сад и исчезли во мраке ночи.
- Темно здесь, может, не пойдём дальше, - прошептала Альчевина.
- Да ты что, глупенькая, думаешь, я тебя в такую темень бы повела, если б дело не было важным. Это твой парень попросил позвать тебя.
- О чём ты, какой парень?
- Такой красавец. Не очень знатный, но обходительный.
- Нет у меня парня, пойдём назад.
- Как нет? Он, получается, обманул меня.
- Наверное, пойдём спать, Кафростада.
- Нет уж, пойду разберусь с этим шутником.
- Постой, - крикнула вдогонку Альчевина, но её подруга уже не слушала её, а скрылась за еловой веткой.
Из темноты раздавались голоса:
- Эй, ты где? Ты всё выдумал, проваливай отсюда, она тебя даже не знает.
- Где она? - говорил мужчина.
- Нет её, иди отсюда. Ты куда пошёл? Стой – это не твой сад. Сейчас позову стражу.
- Отвали, думаешь, я не в курсе, что сегодня вся стража на ночном балу в соседнем Арасэнаре.
Затем раздался звук, как бы шмяк, вопль Кафростады, и чьё-то тело упало на землю. Альчевина вся задрожала. Она не ведала, что там произошло, но боялась пойти и посмотреть. В тот момент из кустов высунулась голова мужика, потом рука, потянувшаяся к ней. Она успела одёрнуть руку, но мужик схватил её за вьющиеся волосы и притянул к себе.
- Не пущу тебя, - был слышен треск рвущегося материала.
 Не ведомо, что он делал после этого и что сделал бы, если б из кустов не выскочил кто-то с дубиной и не пришиб бы мужлана к земле. Этим кем-то оказался Сатюх.
- Кто вы? - дрожащим голосом спросила Альчевина.
- Я Сатюх, ваш спаситель, - отвечал тот.
С бледным ликом и в разодранном платье Альчевина казалась совсем беззащитным ребёнком, а в серебряном свете луны, она была ещё прекрасней. По неволе Сатюх притянул её к себе, чтобы обнять.
- Прошу, отведите меня домой, пожалуйста, - говорила она.
Но Сатюх не внимал ей, он заключил её в объятья и шептал:
- Вот, ты какая прекрасная, моя девочка. Никто не обидит тебя, я буду стеной между тобой и врагом. Не покидай, не уходи, я так долго ждал этой минуты, - и дальше всякий бред.
Потом он потянулся губами к её губам, но она отвернулась, тогда он поцеловал её в шею. И продолжал лобзать, не выпуская из стальной хватки. Она начала сопротивляться, но он держал её, продолжая раздирать её одежды. Она стала кричать. Тогда он одной рукой закрыл ей рот и повалил на землю. Он оголил её плечи, стал целовать, а она пыталась вырваться, но не могла. Все силы она потратила на схватку с предыдущим маньяком. Он надругался над ней, но никто не слышал её стонов. Хотя чей-то сон потревожил крик в саду.
В конце Сатюх заключил:
- Ты будешь моей женой, или я убью тебя.
Она молчала, глядя в небесную бездну, возможно, мысли у неё были такие: «Как же Ты, Бог, можешь смотреть на такое и допускать. О, Господь, невинна я пред Тобой, но наказана, но если и есть на мне вина, то помилуй душу мою». Сатюх гневался:
- А ты чего молчишь, пустышка, я не каждой такое предлагаю. Я же убью тебя.
Он схватил с земли дубину, которой оприходовал уже одного и намахнулся на не моргнувшую даже Альчевину.
- Сейчас я тебя убью, подонок, - раздался голос из кустов.
От страха Сатюх выронил дубину и побежал. Кто же на этот раз защитил её. Это был мальчишка Турлин. Он проснулся от пронзительного крика Альчевины, но не мог понять, что происходит, ведь крики стихли. Он вышел из своей хибары в сад и стал прислушиваться. Где-то вдалеке он услышал шорох, и, вот, теперь уже гнался за гнусным Сатюхом, чьё имя на валеранском диалекте обозначало «Подлая оса», а в Вестфалии, конечно, оно имело другой смысл. Он его не догнал, потому что вспомнил о лежащей в траве сестре, но крикнул:
- Когда-нибудь я отыщу тебя, и тогда твоя смерть будет печальна.
Возвращаясь, Турлин наткнулся на бездыханное женское тело, но это не была Альчевина, потом аккурат перешагнул через ещё один труп. И вот он увидел свою сестру. Она сидела на земле, поджав колени к груди и завернувшись в обрывки своего платья.
- Не бойся, сестрёнка, - сказал он, - тебя больше никто не обидит, ни тебя, ни Ведину.
И он сдержал своё слово.
Наутро Гар-Труарей, вернувшись с бала, узнал о случившемся, о погибшей Кафростаде и изнасилованной Альчевине. Тело мужика в саду вообще мало кого интересовало. Хотя Турлин навёл справки в каком-то кабаке. Им оказался Ксерот, родом из Шилдана, скорее всего из перебежавших громитов. Его видели накануне общающимся с неким молодым человеком по имени Сатюх. Они что-то обсуждали и, видимо, дело было денежное, потому что Ксерот засунул за пазуху мешочек. Этот мешочек нашли за пазухой мёртвого Ксерота, там были деньги. Один из приятелей Ксерота вечером оставил его возле дворца в обществе миленькой девушки, скорее всего Кафростады. Бедняжка Кафростада погибла, желая добра своей подруге. Сатюха так и не нашли.
Но бесследно не прошло его пребывание в саду. Альчевина забеременела, и через девять месяцев у неё родился мальчик по имени Алхим, то есть «Принёсший перемены». Потому что, не желая огласки, Гар-Труарей вежливо попросил Ведину с домом из дворца.
Примерно в то же время Ведина встретилась с Русланом, «Светлым странником», который оказался хорошим знатоком живой природы. Звери и птицы понимали его, и он мог догадываться об их чувствах. Рыбы принимали его за своего, когда он нырял в глубины северного моря, которое в Валеране именовалось Межузорой. Он в какой-то мере помогал её родне, хотя был сам беден. У Руслана и Ведины были родственные души. Они подолгу могли сидеть ночью и размышлять о запредельных северных землях: где солнце не жжёт, а земля даёт пищу, где люди живут в мире и любви, где нет таких слов: жажда и вражда, там всю землю выстилает зелёное полотно леса. Но мечты, они для того, чтоб люди всегда стремились к лучшему.
Познакомились Ведина и Руслан ещё тогда, когда она была садовником. Он нанимался в егери к наместнику, и она, увидев в нём неподдельную любовь к природе, поспособствовала. Позже его уволили, когда во время охоты, которую устраивал Гар-Труарей по поводу приезда Баши из Сэндории, Руслан выбежал и разогнал охотников со словами:
- В этом лесу я охраняю зверей, и никто не тронет и комара. Они наши безропотные меньшие братья. Всё, сезон охоты на братьев закрыт.
Но в глазах Ведины он возрос в тот день. До этого он был неприметен и чаще молчал, но теперь он стал для неё своеобразным героем. Она, увидев его в городе, бежала, чтоб поговорить с ним. Он оказался очень интересным собеседником. Он поначалу принял Ведину за красивую женщину с каменным сердцем, которая умеет лишь разбивать чужие сердца, и поэтому избегал общения, пока был егерем. Но теперь она открылась для него совсем по иному. И когда она проходила мимо его дома в небогатом районе Арабики, он, увидев её, выбегал и приглашал зайти. В тот самый миг их охватила любовь, которая будет с ними всегда. С его репутацией непокорного слуги, ему было сложно устроится работать, поэтому он открыл собственную лавку. Кстати, репутация имела обратную сторону: он стал знаменит в Арабике, и в его лавку народ часто заходил. Он продавал лекарственные травы, но очень дёшево. Потому что, как он сам говорил, я получил их бесплатно, поэтому даю вам их бесплатно. Но наместник собирает налоги и, если я не буду их платить, он закроет мою лавку. Так что, если вы желаете и дальше получать здесь желанные травы, то можете давать мне деньги для уплаты налогов. Народ давал ему какие-то гроши, но так как посетителей было много, то и грошей было много.
Он предложил Ведине и её дому остановиться у него. С тех пор дела у его лавки пошли в гору. Ведина и Руслан собирали травы, Альчевина продавала их, а Турлин заботился о пропитании. Вскоре любовь Руслана и Ведины обрела завет. Они поженились и зачали малыша, который родился и стал очень знаменит в своём роде. Его имя было Ведрус – «Искрящиеся слёзы радости». Этот мальчонка был немного младше Алхима, но сильнее его. И Алхим постоянно ходил за ним, чтобы тот поиграл с ним. Они стали очень хорошими друзьями.

«Много замыслов в сердце человека»

Однажды посетил Арабику некий восточный принц Джирезар, его имя имело перевод и на валеранском языке «Щедрая рука». Его конь захворал, но Джирезар так его любил, что отказался убивать. Еле-еле плёлся конь по улицам Арабики, а принц шёл за ним следом. Весь караван уже проследовал во дворец, расположенный недалеко от дворца фараоновского наместника. Вдруг коник оживился и направился к какой-то лавке. Там он сразу схватил какую-то травку и, по-быстрому, скромсал её. Это была лавка Руслана: «Бизардо: Живительная природа». За прилавком стоял трёхлетний мальчик и вопросительно смотрел на лошадь.
- Эй, малыш, я заплачу, ты позови маму, - сказал ему Джирезар.
Алхим убежал и позвал маму. Вышла Альчевина и сразила принца.
- Что ж вы лошадку не кормите совсем? - начала она, потом подошла к лошади и потрепала её по гриве.
- Такое впервые, она у меня умная, но я заплачу.
- А, всё ясно, она подхватила болезнь, но травка, которую она поела, исцелит её.
- Вот, возьмите деньги за расходы.
- Заберите деньги.
- Этого мало? - удивился принц
- Нет, что вы. Мы не берём деньги за травы. Просто люди дают нам деньги для уплаты налога, чтобы продолжать держать лавку.
- На что же вы живёте с семьёй?
- Земля кормит нас, она угощает нас своим изобилием.
- Ну, примите эти деньги для уплаты налога.
- Спасибо, вам, добрый человек, мы всегда рады помочь вам и угостить коня, - Альчевина рассмеялась и повернулась к подбегающему сыну, - Ну, что ты напугался, Алхим – это же добрая коняшка?
Джирезар попрощался и ушёл вместе с конём, но красавицы за прилавком он не забудет никогда. Конь его, действительно, поправился и уже вскоре носился, играя вместе с другими лошадьми. Промучившись всю ночь, наутро восточный принц твёрдо решил идти в лавку «Бизардо». Там его ждал сюрприз. Только начало светать, как он, будучи приглашённым на завтрак во дворец Гар-Труарея, был уже возле лавки Руслана. И Руслан на этот раз был за прилавком.
- Здравствуйте, - был вежлив Джирезар.
- Вас что-то интересует? - спрашивал Руслан.
- А вам эта лавка принадлежит?
- Да, вы здесь, кажется, впервые.
- Я только вчера приехал из далёких стран Лечаны, но здесь вчера был, ваша жена подлечила моего коня. Я бы хотел поблагодарить её.
- Моя жена? Ведина? А её сейчас нет дома.
- Ну, да она, передавайте ей привет. Хорошая у вас жена.
- Вы даже не представляете насколько хорошая, вы-то, небось, холостой.
- Да, как-то не сложилось.
- Угу, бывает. Ну, что ж, прощайте.
- Я зайду ещё к вам, - с этими словами Джирезар ушёл, слегка огорчённый.
Перед ним чётко обрисовался портрет его соперника, до этого он даже конкретно не представлял себе мужа своей красавицы. А теперь он был ясен. Это терзало Джирезара. За прошедшую ночь он настроил планов, которым теперь было не суждено осуществиться, он сам обнадёжил себя. Сейчас он решал забыть красавицу из травной лавки или бороться за неё. Он разумом понимал, что лучше забыть, но внутри не мог с этим смириться. Поэтому другим утром он снова был возле той лавки. На этот раз травы раскладывал Турлин, удивившись новому лицу, Джирезар попросил позвать Ведину. Турлин позвал её. Смущение было на лице принца. Он не узнавал в её чертах той чудесной девушки, которую уже видел однажды.
- Наверное, это ошибка, - проговорил он, - ваше имя Ведина?
- Да, с рожденья, а ваше позвольте узнать?
- Я – Джирезар, родом из Лечаны, а здесь проездом. Но я надеялся увидеть другую красавицу, которая однажды лечила мою лошадь.
- Вашу лошадь? Это должно быть ветеринарша Цианита. Она живёт на соседней улице.
- Но я видел её здесь.
- Такое возможно, она иногда бывает у нас. Она хорошая подруга моей сестры Альчевины, поэтому немудрено, что вы её здесь видели.
- А где конкретно?
- Да вы спросите Цианиту, её все знают.
- Спасибо, до свиданья.
Он побежал на другую улицу. Там встретил какую-то бабульку и стал донимать её расспросами.
- Не подскажите, где здесь живёт Цианита, у неё ещё маленький ребёнок?
- У Цианиты ребёнок? Вот это новость. А она скрывала, во, девка даёт! А Бертол тоже молчал, а старый скрытный дед!
- Так вы знаете её дом?
- А откуда у неё ребёнок?
- А я, почему должен знать?
- Вот, так все они мужики – заделают ребёнка, и почём они должны знать.
- Придумывайте, что хотите, хоть дом её покажите, пожалуйста.
- Если она тебе не показала, то и мне не следовало бы.
- Всё понятно, извините, что отняли у меня время, - Джирезар собирался уйти.
- Эй, погоди, милок, что ты так торопишься? Вон её дом, с красным наличником.
- Большое спасибо.
Джирезар подбежал к тому дому, на который показала бабуля, и постучал. Дверь открыл старый дедулька. Джирезар попросил позвать Цианиту.
- Она с подружкой беседует, я сейчас её позову. Вы присаживайтесь, могу чай вам дать, - начал, покашливая, дедок, которого звали Бертол, он был отцом Цианиты.
- Нет, спасибо, я чаю уже напился, благодарю.
Вдруг из комнаты вышла его долгожданная красавица. Это была Альчевина, она принесла для подруги некоторые травы, так как отец Цианиты Бертол слегка хворал.
- Это же вы, - увидев принца, удивилась Альчевина, - а что вы здесь делаете?
Джирезар хотел сказать: «Я люблю вас», – но вырвалось:
- Жду, вот, - потом еле слышно он произнёс, - вас.
- А, приятно было увидеться, прощайте, - Альчевина приняла его слова за сарказм.
- Подождите, немного.
- Я спешу. А, ясно, вы здесь должно быть потому, что коня лечите?
- Да, нет, он выздоровел уже.
- Тогда не буду вас отвлекать, она скоро выйдет.
Джирезар не понял последней фразы, но пока он думал, девушка его мечты уже скрылась за дверью. Спустя мгновение он кинулся за ней, но её уже не было. Он подбежал к первому встречному, узнать, куда делась эта девушка. Первым встречным оказалась опять та бабуля.
- Потерял что ли её, милок. Я не видела, как она выходила.
- Тогда извините.
Джирезар метался от улицы к улице, но найти её не мог. Утром он твёрдо решил снова наведаться в дом к ветеринарше. Первой, кого он встретил утром на улице, была та дотошная бабка по имени Кутафья. Она знала всё, что происходит вокруг и разносила слухи чуть ли не по всей Арабике, если не сказать по всему Песчаному Краю.
- Что, милок, по Цианите соскучился?
- Ага, - небрежно Джирезар бросил взгляд на неё, пронесясь мимо.
И вот, он уже стучал в дверь с красным наличником. Думая, что откроет Бертол, принц уже подготовил приветственную речь, но открыла дверь симпатичная незнакомая девушка.
- Здравствуйте, пока рано, мы ещё не принимаем больных животных, но, если у вас со зверьком что-то серьёзное, то прошу, проходите.
- А где Цианита? - не желая вдумываться во встречную преамбулу незнакомки, проговорил Джирезар.
- Должно быть, это вы вчера приходили, мне отец говорил, но вы слишком скоро ушли. Так что вас интересовало?
- Вы не помните? Я спросил о Цианите, где она?
- Вы же разыгрываете меня? Я…
В этот момент в дверь вломился мужчина с претензиями:
- Цианита, как же это понимать? Какой-то мужчина ищет встречи с тобой, бабка Кутафья рассказывает о том, что у тебя дети, что ты к тому же беременна. А это кто пришёл ни свет, ни заря?
- Собственно, вы тоже пришли ни свет, ни заря, - до конца не понимая всего, отозвался Джирезар.
- Я пришёл к своей девушке.
- Ну, вот и молодец, меня-то зачем вплели в свой разговор, я пришёл по другому делу, и не волнуйтесь не к вашей девушке.
- А моей девушке, зачем докучаете?
- Рад бы не докучать, но это она мне дверь открыла, как было миновать разговора с ней.
- Так кто же вам нужен? - наконец вмешалась в разговор сама Цианита.
- Цианита, - ответил Джирезар.
- Я – Цианита.
- Хорошо, мне нужна другая Цианита, она совсем не похожа на вас, и у неё есть ребёнок, ему на вид около трёх лет.
- А с чего вы взяли, что она может быть здесь, - поинтересовалась Цианита.
- Так я её вчера здесь видел, мы с ней беседовали даже.
- Может, не здесь. Тут по городу полно девушек, которых так зовут, - вступил в разговор вошедший парень.
- Здесь, меня ещё бабуля направила к дому с красным наличником. Открыл дедуля, хотел чаем напоить, потом позвал, по всей видимости, свою дочку. Он сказал, что она с подругой, я подождал, но потом она вышла. Я её сразу узнал, потому что встречался с ней раньше, но она не заставила меня долго с ней беседовать – сразу ушла. Я ушёл за ней.
- А про ребёнка вы той бабуле сказали? - уточнил жених Цианиты.
- Сказал, я же не знал, что она перепутает.
- Это вы, кажется, всё перепутали, - говорила Цианита, - вчера ко мне в гости приходила Альчевина, мы с ней беседовали. Потом пришёл отец и сказал, что ко мне молодой человек. Мы с подругой распрощались, а когда я вышла, то никого не было. Я подумала, что отцу причудился человек.
- А как вы сказали имя подруги, я, вроде бы, это имя уже слышал.
- Альчевина.
- Я был в лавке у Ведины, где я впервые встретил ту другую Цианиту, и там Ведина сказала мне, что Цианита часто приходит к моей сестре Альчевине.
- Да, это та Альчевина – у неё есть сестра Ведина, которая с мужем держат травяную лавку. Я, конечно, захожу к ним в лавку, но, может, какая-то другая Цианита тоже приходит к ним.
- Та ветеринарша и живёт на этой улице, она угощала мою лошадь целительной травкой.
- Первая часть про меня: я, действительно, ветеринар и живу, как вы понимаете, на этой улице, но вашей лошади я даже не видела никогда. Других ветеринаров в этой части города вообще нет.
- Мне, думается, что Альчевина – это та, которую вы ищите, - подключился снова неизвестный парень, которого, кстати, звали Алан.
- Алан, ты, кажется, прав, у неё и ребёнку Алхиму около трёх лет, - ответила ему Цианита.
- Ну, а Альчевину мне где хоть найти? - снова задавался вопросами принц.
- В лавке «Бизардо», она там живёт, - ответила Цианита.
В этот момент появился папаша Цианиты со словами:
- Гости, может быть, чайку.
- Нет, спасибо, в другой раз, - ответил Джирезар, выбегая, но в дверях задержался и добавил, - вы той бабуле объясните всё, как есть, а-то она наворотит сплетен. И всего вам доброго.
Цианита и Алан от чая не отказались. Они мило сели и обсудили возникшие вопросы. А через полгода они поженятся. Вот, Джирезар пока озабочен, не найдёт никак он своей красавицы. Много одинаковых следов, как же среди них найти нужные – довериться интуиции. Интуиция привела его снова в травяную лавку. За прилавком теперь оказалась Ведина.
- Здравствуйте, вы меня помните? Я разговаривал с вами. Не Цианиту я искал тогда, а Альчевину, позовите её, пожалуйста, - запыхавшись, говорил Джирезар.
- Здравствуйте, наконец, разобрались? Это хорошо. Вам повезло, ещё пять минут, и она бы ушла, - ответила Ведина, потом, повернувшись к двери, которая вела в дом, крикнула, - Эй, Альчевина, к тебе пришли.
Но никто не отзывался.
- Я пойду посмотрю, вы подождёте? - спросила Ведина.
- Конечно.
В стороне за происходящим наблюдал Турлин. Он не слышал разговора, а только по крику Ведины понял, что пришедший парень хочет видеть Альчевину. Тогда он подошёл к тому парню и спросил:
- Что ж это, то вы ищите Ведину, теперь вам необходима Альчевина? Вы уж определитесь.
- А, здравствуйте, я тогда просто перепутал, но сейчас, слава Богу, всё стало на свои места, - отвечал Джирезар.
- Здравствуйте. А зачем вам так срочно понадобилась Альчевина? Вы, случаем не ухаживать за ней намерились. Кто причинит боль ей, тот будет иметь дело со мной, - восемнадцатилетний Турлин посмотрел на двадцатипятилетнего Джирезара так, словно он старше восточного принца раза в три.
В голову Джирезара закралась мысль, что перед ним стоит муж Альчевины, он в тот момент был готов помыслить о соперничестве, но любовь уже проникла в его сердце, и он промолвил:
- С вами ей будет, наверно, лучше.
- С нами? Естественно, а вы что планировали её куда-то увезти? Нет, приятель, она останется в семье.
- Я никак не хотел разрушать семью вашу, если вы подумали об этом.
- Мы все трое поклялись друг другу, что не расстанемся никогда.
- Все трое? И малыш тоже, как его зовут – Алхим?
- Причём Алхим здесь? Мы после смерти родителей обещали друг другу, что всегда будем помогать друг другу и не покинем друг друга никогда.
- Я плохо сегодня соображаю, поэтому не буду впредь высказывать своих мыслей, а просто спрошу: после смерти чьих родителей?
- Моих родителей.
- Когда умерли ваши родители, то вы, Альчевина и кто-то третий дали друг другу это слово? Я правильно понял?
- Да, только третьим был не кто-то, а сестра наша Ведина.
- У вас с Альчевиной общая сестра?
- Не смешите меня, конечно.
- Значит, в каком-то смысле и Альчевина вам приходится сестрой.
- Не знаю, о каком вы смысле говорите, но в прямом смысле Альчевина – моя родная сестра.
Джирезар продолжал недоумевать:
- Она ваша сестра и у вас с ней ребёнок, у вас в Арабике это можно?
- Я не представляю, кто вам сказал такую ерунду. Альчевина просто моя сестра, как и Ведина, мы от одних родителей. Но детей у меня нет, у Альчевины есть сынишка – Алхим, у Ведины тоже есть – Ведрус. Теперь ваша очередь рассказать о себе, потому что я должен знать всё о человеке, который сначала искал одну мою сестру, которая замужем, а теперь спрашивает о другой.
Всё встало на свои места, и Джирезар успокоился:
- А, можно, я задам последний вопрос?
- Это он и был?
- Нет, вот сейчас: где отец Алхима и замужем ли Альчевина?
- Два вопроса. Скажу сразу, что она не замужем, но даже не пытайтесь охмурить её, я вам этого сделать не позволю. А насчёт ребёнка – эта грустная история. Какой-то маньяк по имени Сатюх, напав на бедняжку в саду, изнасиловал её, я тогда решил отомстить гаду, но его след простыл.
- Спасибо, что так откровенны. Я расскажу немного о себе. Родился я на востоке Валерана в горах, но родители в связи с катастрофами в тех местах и частыми сходами лавин были вынуждены искать счастье в других краях. Так я попал в Лечану – это богатая восточная страна. Там мои родители умерли, и местный король или ещё его называли мастер, вроде ваших фараонов, по имени Кайципьё усыновил меня. Так как он был бездетным, то мне перешёл его трон, но я отдал трон его брату Эйтебисяго, а сам остался принцем. Меня зовут Джирезар, так назвали меня родители, хотя в Лечане это имя тоже имеет перевод. Оно переводится, как «Шагнувший мимо пояса». Там символом власти мастера является золотой пояс Качерняу. Так что имя моё своеобразно предсказало мою судьбу. В Лечане, кстати, очень верят в судьбу, но также и в то, что появится человек, который научится управлять собой и повернёт свою жизнь наперекор судьбе. Там каждый стремится к этому. Мне же родители с детства говорили о Боге, который создал и любит нас, я не желаю перечить Ему. Отчасти поэтому я отдал престол Эйтебисяго – я не лечанец. Сюда я приехал по приглашению фараона из Сэндории. Мы будем обсуждать вопросы торговли. Эйтебисяго послал меня, Баши поэтому от гордыни сам не поехал, а назначил встречу с наместником. Он же не знал, что такие вопросы у нас решают не правители, а торговцы, поэтому на совет к наместнику Гар-Труарею я послал Гвонько – человека, который у меня в доме отвечает за покупки. Хорошо, что Баши этого не знает, а-то, скорее всего, на встречу вместо своего представителя он отправил бы верблюда. Потом я встретил чудесное создание, чьи глаза поразили меня своей глубиной, чьи черты лица привели меня в трепет, чей голос был слаще трели соловья. Но главное, что что-то вспыхнуло внутри меня, и теперь я, как заведённый, ношусь по этим песчаным улочкам, в поисках источника этого пламени. Я о вашей сестре говорю, об Альчевине – она очаровала меня.
- Как чудесно! - восхищалась подошедшая Ведина, - она уже ушла за травами, ну, не повезло, оказывается, вам сегодня, дружок. Хотя если вы и впрямь испытываете такие чувства, которые описали, то, я думаю, ещё немного подождёте. Приходите завтра. У нас просто сбилась немного торговля, если это можно так назвать, из-за проблем с налогами, их повышают постоянно, а вообще Альчевина всё время за прилавком.
- Жаль, что ж мне так не терпится увидеть её. А вдруг я опять ошибся, и это не та девушка?
- Та, вы описали точь-в-точь мою сестрёнку, - сказал Турлин.
- Тогда до встречи, - как с лучшими друзьями, расставался с ними Джеризар.
Он шёл домой с надеждой в сердце. Он мечтал о завтрашнем дне. Но потом его начали мучить глупые мысли: а вдруг завтра не наступит, а вдруг что-то случится с Альчевиной в тех местах, где она травы собирает, а вдруг она не примет его ухаживаний. Он не хотел об этом думать. И, наконец, успокоился, помолившись Богу, с верой, что Господь устроит всё лучшим образом, что Его воля совершенная и что Бог благословляет тех, кто послушен Ему.

«Доколе день дышит прохладою, и убегают тени»

Альчевина пришла домой очень поздно, но она была там, где Турлин не беспокоился за неё. Это на Светлой Равнине Каджан. Обратный путь пролегал по охраняемым улицам Арабики, поэтому никто не мог бы напасть на неё. Турлин и Ведина встречали её со словами:
- Сегодня парень приходил навестить тебя.
- Он уже не первый раз сюда приходит.
- Какой парень? - удивилась Альчевина.
- Турлин расскажет тебе, а я пойду спать, - отвечала Ведина, зевая.
- Это черноволосый парень, сразу видно, что не здешний. Ростом где-то, может, с меня, - начал описание Турлин.
- А как его звали? - перебила Альчевина.
- То ли Джирезар, или ещё как-то.
- Мне это имя не знакомо.
- Понятное дело. Ты его не знаешь, он тебя здесь увидел.
- А когда он приходил?
- Ещё днём. Он так желал тебя увидеть, но мы его уговорили прийти завтра.
Альчевина заулыбалась и произнесла:
- Ну, хорошо, братишка, а как тут поживал Алхим.
- Порядок, он с Ведрусом лазил по деревьям. Он уже спит.
- Я, кажется, поняла, про кого ты рассказывал, ну, ложись тоже спать, и я пойду.
Первые солнечные лучи, пробившиеся в покои Джирезара, не застали его в постели. Он уже спешил на долгожданную встречу. В руках его был огромный букет дивных цветов. В мыслях его всё перепуталось, и мелькало только одно имя – Альчевина. Вот, он уже видел вдали желанный домик с надписью «Бизардо». Лавка ещё не открылась, тогда он стал ждать. Минуты ожидания казались часами. Он не стал стучать, чтобы не создавать неудобства. И вот, он услышал голоса за дверью, понимая, что кто-то собирается открыть дверь. Но потом голоса стихли, а дверь осталась закрытой. Время ожидания слилось с вечностью, тогда он всё-таки решился постучать. Только он поднял руку, как дверь распахнулась. Навстречу ему вышла чудесная принцесса, которую он ждал. Джирезар замешкался, он забыл про цветы. Но всё же нашёл слова для приветствия:
- Доброе утро.
- Здравствуйте, - узнав его и засияв в улыбке, ответила Альчевина.
Потом беспокойство снова охватило принца, и он еле нашёл, что сказать:
- Я вот, пришёл, хотел увидеть вас, - потом он вспомнил про букет, - и желаю подарить вам цветы.
- Спасибо, они очень красивые.
- Вас зовут Альчевина, да?
- Да, а откуда вы узнали?
- Я вчера с вашим братом разговаривал – хороший паренёк.
- Мне сказали, что кто-то вчера приходил, видимо, это были вы?
- Да, меня зовут Джирезар, я с востока из Лечаны.
- Очень приятно познакомиться.
- Да, я тоже так рад, что встретил вас, - потом он замолк.
Возникла пауза. Джирезар не знал, как продолжить разговор. Альчевина произнесла:
- А вы тогда дождались Цианиту?
- Я же думал, что вас так зовут. Меня по ошибке направили туда, и по счастливой случайности я встретил вас там. Я вышел за вами, но вас уже не было, и я вернулся домой.
- А, я зашла в соседний дом к одной женщине Верчаке. Я обещала ей принести платье, которое больше не ношу, я его носила в пятнадцать лет, ещё в Валеране. Женщина эта маленькая такая, и платье ей как раз подошло. Она мама одного человека по имени Алан, он, кстати, будущий жених Цианиты, к которой вы заходили.
- Я же не к ней заходил, а вас там искал. Вы сказали, что жили в Валеране?
- Да, я там родилась. Жила в Шилдане, пока нас там не постиг голод.
- А я тоже родом из Валерана. Жил на самом востоке возле гор в городе Халдея. Но потом оказался в Лечане.
- Я слышала об этой стране. Там, говорят, люди не чтят Бога. Но как же можно, забыть своего Создателя, хотя и здесь люди только говорят, что верят в Бога, а сами кощунствуют, убивают и не доверяют Господу, - потом она прервалась на секунду и продолжила разговор совсем в другом русле, - вам, наверное, надоело меня слушать? Вы уже собираетесь уходить? Тогда я не буду вам мешать, задерживать вас. Пойду, травы выложу.
- Нет, я не спешу никуда, разрешите мне помочь вам разложить травы?
- Пожалуйста.
- А хотите, я помогу вам здесь сегодня с травами? - предложил Джирезар.
- Это было бы неплохо.
- Мы сможем общаться весь день.
И они общались весь день. Он рассказал ей обо всей своей жизни. А она о своей. Её совершенно не интересовало богатство, которое хранилось у него дома, гораздо важнее для неё было то, что она видела другое богатство, которое было в его сердце. Он был искренен. И она была открыта. Раньше она не могла доверить своих тайн никому, а сегодня она даже рассказала о страшной истории, произошедшей с ней в саду наместника фараона. Джирезар общался и с маленьким Алхимом. И у них зародилась дружба. Вообще Джирезар был простым человеком, и его чистое сердце привлекало людей. Сумерки уже застилали город, и время расставания неумолимо приближалось. Не хотелось уходить Джирезару, и Альчевина не хотела его отпускать, потому что в её сердце тоже зажглась искра от того огня, которым воспылало сердце восточного принца. Они полюбили друг друга вечной любовью, которую даровал им Господь. На следующий день Джирезар был у Альчевины ещё раньше. Спустя три месяца они поженились. И никогда не расставались. У них родилась дочка Аладья, которая станет лучшим поваром в тех краях, сын Алжир, который позже возглавит Арабику и ещё один сын – Аладдин, про которого народ сложит многие мифы. Его будут обвинять в общении с духами и в использовании их силы, но он имел общение только с Божьим Духом посредством молитвы. Фантазия людей заведёт их далеко, реальность была не такой. Он будет странствовать по всему Песчаному Краю, и помогать всем нуждающимся. Но не суждено будет ни Альчевине, ни Джирезару увидеть расцвет жизни своих детей.

«Всё испытывайте, хорошего держитесь»

Эта история будет о новых народах, которым даст основание потомство Дувина. Прежде всего скажем, что Джирезар, пришедший в Арабику из неведомой Лечаны, заберёт туда и жену, и всю её родню. Так что годам нищеты пришло на смену время изобилия. Позже они вернутся в Песчаный Край, но уже не попрошайками, а желанными гостями сэндорийского фараона Гердаша Ёсфота. Он-то и утвердил наместником в Арабике Руслана – мужа его двоюродной сестры Ведины. После прихода к власти в Сэндории Кэгорта первое время он не вспоминал об Арабике. Тогда соседняя страна процветала. Перебравшийся в эти края Гронко – сын Лата был назначен верховным судьёй всего Песчаного Края, но до поры, пока рука Кэгорта не коснулась этих мест в полной мере. Тогда посыпались головы. Ведина и Руслан, а также Альчевина с Джеризаром были умерщвлены по приказу Кэгорта его тайными палачами, возглавляемыми Блекеем. Они даже не успели проснуться, когда лезвия вражеских мечей уже располосовало их сердца. Турлин смог спастись, и спас он вместе с этим всех детей своих сестёр. Кэгорт не простил такого промаха своему слуге. И Блекей был незамедлительно казнён. Это произошло через два года после прихода Кэгорта к власти. Тогда и наместник в Арабике был сменён. Но пройдёт шесть лет с момента воцарения Кэгорта, и его не станет. Он выпадет из окна своего дворца. И ни один из его придворных не подойдёт к мучающемуся и стонущему повелителю и не поможет ему. Так он пролежит двое суток, а потом смерть заберёт его к себе. Тогда же народ восстанет и в Арабике, прогонит Гистемафа – наместника, выбранного Кэгортом, и потребует восстановления семени Руслана. Но ни Ведрус, ни Турлин не примут этого предложения, тогда право наследия перейдёт к детям Альчевины. Волей судеб Алхима не будет тогда в Арабике, и воцарится там пятнадцатилетний Алжир, который вскоре завоюет независимость арабических земель от грозного соседа – фараоновской Сэндории. Вернувшемуся Алхиму не понравится подобный расклад. Он покинет Арабику с желанием мести к своему одноутробному брату. Он уедет далеко на восток в Лечану, где найдёт любовь.
Ни одно, даже самое каменное сердце, не привито от чувства любви. Любовь поразила Алхима в Лечане. Это была внучка Эйтебисягу. Уже в те времена Алхим проявлял свой интерес к науке. Он обнаружил много закономерностей в природе на пути познания всего сущего. И это была его привязанность. Третью долю его сердца занимала накопленная злоба на своих близких из-за того, что его не дождались, когда решалась судьба власти в Арабике. Но расширялась одна лишь часть – это любовь к Серлугите – милой принцессе. Алхима хорошо принимали в Лечане, так как он был приёмным сыном Джирезара. И Эйтебисягу был не против его, и даже его сын Гуйониш – новый мастер Лечаны и отец Серлугиты был не против кандидатуры Алхима. Серлугита не испытывала любви к Алхиму. Она играла с ним, юлила, но чётко давала понять, что он не предел её мечтаний. Нащупать путей к её сердцу Алхим не мог. Но поиски этих путей так захватили его, что он забыл даже о ненависти к брату. Разве знал он, что десятки таких же, как он, уже скитались с разбитыми сердцами по восточным землям. Не к внешней плоти влечёт сердце, а к сердцу. Встретившиеся на пути Серлугиты сердца не привлекали её. Но Бог меняет сердца.
Однажды вечером Алхим пришёл к Серлугите. И он просил её прогуляться вместе с ним по ночным равнинам Лечаны. Много нового узнала тогда Серлугита о нём, но не больше, чем другом, оставался он для неё.
- Послушай, милая Серлугита, - промолвил Алхим, - я готов всё сделать для тебя, что тебе угодно.
- Зачем ты обещаешь так много, ведь многое нам не под силу?
- Я не всесилен, но для тебя хочу стать таким.
- Почему ты говоришь это? Очень многие вещи не подвластны нашим желаниям. Вот, взгляни на небо. Звёзды светят, и им всё равно, что мы желаем. Вдруг мы захотим, чтобы они упали к нам. Но ведь они не послушают нас. Ты же не можешь упросить звёзды спуститься на землю.
- Да, я не могу, но если ты этого желаешь, то я постараюсь сделать это.
Они разошлись в ту ночь. И Серлугита узнала очень многое об Алхиме, но концовка разговора оттолкнула её от Алхима, он обещал ей то, чего сделать он никогда не сможет. Иначе вёл себя Алхим. Он загорелся идеей: опустить звезду с небес. Попутно он разработал многие интересные экспонаты, которые позволяли взлетать, но всё было тщетно, и звёзды не приближались. Он не мог понять, когда идёшь к дому, он становится ближе, но почему, когда идёшь к звезде, то она не приближается. Тогда, наконец, он схватил меч и стукнул по металлическому каркасу своего неудавшегося устройства катапульты. Этот удар спровоцировал искру. И на мгновение Алхиму показалось, что это звезда, насмотревшаяся на его мучения, спустилась. Он часто видел искры, но не обращал внимания на их схожесть со звёздами. И его осенило. Он давно знал, что если бросать мелкую железную пыль в огонь, то она искрится в пламени. Тогда он развёл огонь и бросил в него немного железной пыли. Показались языки пламени, метающиеся в разные стороны. В тот момент он уже решал, как забросить эти искры в небо. Для этого пригодилась его конструкция.
Через неделю фейерверк тех времён был готов к демонстрации. Он поставил своего ученика возле катапульты и сказал, что, когда он услышит его крики: «Звёзды спуститесь к нам!», – тогда ученик должен будет запустить катапульту с зарядом. Сам же Алхим побежал к Серлугите, чтобы показать ей свои достижения. Она не была впечатлена его визитом, но интерес появился, когда он сказал, что звёзды послушались. Они снова шли по ночным равнинам. И тогда Алхим закричал:
- Звёзды спуститесь к нам!
Спустя мгновение раздался шум, и сотни звёздочек приземлялись на равнину.
- Я исполнил твоё желание, - Алхим обернулся к любимой.
- Я восхищена этим, но пойми, что моё сердце выбирает независимо от желания других людей, - грустно отвечала Серлугита.
Печальные известия ждали Алхима дома. Его ученик Кейфэн, который запускал катапульту, ослеп. Он смотрел за разорвавшимися искрами, и раскалённые металлические стружки попали ему в глаза. Последнее, что он видел – это бутафорский звездопад. Алхим пытался промыть глаза Кейфэну, но всё бесполезно. Такие последствия принёс первый салют. Он забрал зрение у человека. Потом подобный принцип ляжет в основу создания взрывчаток, и уже жизни потребуются вместо платы за это изобретение.
Кейфэн был первым учеником Алхима, но появятся другие. Их будут тысячи. И таких последователей станут называть алхимиками. Они будут изобретать и раскладывать по полочкам устройство природы, каждый раз пытаясь прикоснуться к невозможному, добывая золото из камня, элексир бессмертия или искусственный разум из кремния. Кстати, Лечана – это была страна, в которой жило много выходцев из Валерана, и которые чтили Бога. Алхимики не смогут объяснить Бога. Поэтому его они отменят. Свою лепту в это внесёт и Алхим.
Благодарный судьбе, он возведёт храм в одной из самых глубоких пещер Лечаны. Он скажет, что Бог через железку подсказал ему способ, сдержать слово. И тогда он назовёт храм Звонеро, что значит «Голос железа». Но алхимики будут использовать храм, как лабораторию, в которой они вознесут свои знания в своих представлениях до небес, чтобы поклоняться науке. Алхим благодарил Бога, но его ученики откажутся от Создателя, кичась тем, что сами не хуже творят.
Итак, Кейфэн, потеряв зрение, стал созывать людей, чтоб те помогали ему сооружать новые вещицы. Алхим уже не приходил к ним, он перебрался жить в тот самый храм Звонеро. Кейфэн продолжал вместо него. Позже Кейфэн погибнет при изобретении чего-то нового. Вместе с ним погибнет часть учеников и разрушится дом, в котором они творили. Тогда они придут в храм Алхима. И он будет вынужден покинуть его, когда новый учитель Иобик обвинит Алхима в бездельничестве. В тот момент Алхим попросит место при дворце Гуйониша. Это место найдётся для него, гораздо важнее поговорить о другом месте. Последнее местечко сердца Алхима, в котором не было Серлугиты – пристрастие к изобретениям – было вытеснено любовью к этой лечанской принцессе. Был в его сердце и Бог, и, как раз, любовь к Творцу, высвобождала эти пространства сердца Алхима, дабы его сердце вмещало всю любовь. Много уроков вынес Алхим из случившегося той ночью, когда он взывал: «Звёзды спуститесь к нам!». Во-первых, всё, что человек создаёт для удовлетворения своих желаний и своей славы – имеет оборотную сторону. И, скорее всего, ударит этого человека другим концом. Во-вторых, когда ты хочешь, чего-то достичь, то иди навстречу к этому, а не жди, что оно придёт само. И, в-третьих, обманом исполненное обещание – не исполнено. Словно сожжённая бумага. И прахом вознаграждается оно. Больше он  не мастерил. Господь открыл ему глаза на истину.
Перед отъездом в Арабику, чтобы примириться с братом, Алхим сделал последнюю попытку. Он вызвал снова Серлугиту на ночную прогулку. Он рассказал о дешёвом трюке, которые он использовал, чтобы убедить её в том, что звёзды повинуются сильным желаниям. Но она простила ему этот обман. Теперь уже он открылся для неё по-новому, но в воспоминаниях её он был ещё тем Алхимом, который говорил только об упущенном шансе стать главой Арабики и своих рукотворных безделушках. Они проговорили всю ночь. Её сердце обернулось к нему, но зорька трубила о расставании. Алхим попрощался и через несколько минут уже был в пути на Арабику. Там все его приняли с распростёртыми объятьями. И теперь уже неподдельная братская любовь возникла между Алхимом и Алжиром.
Прошёл месяц, и в городе появилась миловидная девушка нездешней внешности. В это время Алхим, выходя в сад, заметил, что она направляется в сторону дворца. Когда он вгляделся в черты её лица, то узнал Серлугиту. Он был счастлив, но причину её приезда понять не мог. Вдруг она заметила его и сразу узнала. Она бросилась к нему на шею, восклицая, что приехала к нему.
- Дорогая принцесса, что ты делаешь здесь.
- Говорю же, к тебе приехала. Или ты не рад?
- Погоди, я просто не могу поверить в это.
- А, может, ты нашёл здесь невесту?
- А, как же? Нашёл, вот же, она приехала.
- Ты меня нашёл?
- Да, моя любимая.
- Это я тебя нашла, я поняла, что люблю тебя такого, которого даже не знала. Ты изменился, чтобы растопить моё сердце.
- Меня поменял Господь, чтобы благословить нашу семью. Будь моей женой.
- Я согласна.
На свадьбу Алхим подарил Серлугите кольцо с ярким камешком ксорэдо, что переводилось, как «Упавшая звезда». По преданиям это был действительно обломок потухшей звезды, который упал на землю вместе с огнём и метеоритами, в день уничтожения Зокана и Баселии. У них появилось двое детей. Близнецы: мальчик – Бастан и девочка – Еранца.

«Но настанет время и настало уже»

Пока Алхим отсутствовал в Арабике, и Ведрус путешествовал. Но его привлекал север. Тот, о котором мечтали его родители. Он был свободен, как ветер, поэтому отправился в северные земли. Он сел на корабль, и путь его был прямым. Минуя Колхиду, Ведрус оказался в неизведанных краях. Дивные горные склоны, с которых виднелись бесконечные равнины и леса. И Ведрус шагнул туда. Эта страна называлась Кедрама, она была последней окраиной Валерана перед великим и манящим Эдораном. Дальше Ведрус не пойдёт.
Утреннее солнце припекает его правое ухо. Весёлые птицы сопровождают его поход пением. Ветерок колышет одинокие ясени. Ведрус не взял еды. Он голоден и мечтает о хорошем обеде. На его счастье в Кедраме живут люди. Это маленькие поселения, чаще одиночные дома, отделённые от цивилизации. Голодные беды не приходят в эти края, потому что люди кормят себя своими руками. Здесь живут смешанные народы. И кто только не заходил в эти земли. Люди привечают странников по-доброму. Вот, и Ведрусу был устроен тёплый приём. В Колхиде люди были не такими гостеприимными. Там соседи постоянно воюют друг с другом. Это в их крови, и они гордятся своей воинственностью. Но в Кедраме люди больше похожи на эдоранцев. Правда, изредка мятежный сосед – колхидяне – наведывается поживиться.
Итак, добрый дядя открыл Ведрусу дверь.
- Здравствуйте, - успел только произнести Ведрус, когда начал тот дядя.
- Проходите, проходите. Меня зовут дядя Фок. Вы присаживайтесь. Моя жена Уна, как раз ужин готовит. Расскажите о себе.
- Вы, наверное, меня не за того приняли, - говорил обескураженный Ведрус.
- Нет, мой опыт не обманет меня. Вы не бандит – вы же странник.
- Да, спасибо за всё. Моё имя Ведрус, я путь держу из далёкой Арабики.
- А, правда, что там солнце не смыкает глаз? - раздался тонкий девичий голосок.
- Это доченька моя – Аня, - вставил Фок, - это наш гость по имени Ведрус.
Сын Ведины взглянул в её сторону. И увидел там невысокую, но очень привлекательную девушку с русыми волосами, тогда он отвечал:
- Ночь вы имеете в виду? И там она бывает: тёмная, но звёздная. Зато солнце терзает духотой так, что даже тенёк не спасает.
- А я нигде не была, - снова говорила Аня, - моя мечта – увидеть далёкие края, но потом вернуться сюда.
- Если б я смог осуществить ваше желание, то я бы сделал это.
В этот момент вдруг вошла Уна и всех пригласила к столу. Еда была очень вкусная, хотя непривычная. Так как Ведрус был очень голоден, то он особо не разговаривал за столом. Ему приготовили мягкую постель на ночь, и он уснул. А утром засобирался уходить. Подойдя к Фоку, он сказал:
- Мне нечем отплатить вам, кроме благодарности.
- Оставайтесь у нас ещё, хотя бы на недельку, - возразил ему Фок.
Этого очень желал Ведрус. Ему так понравились эти добрые люди. Особенно приглянулась ему маленькая Аня, он хотел с ней общаться и общаться. Неделя пролетела удивительно. Только к концу недели случилась небольшая беда. Из Колхиды нагрянули разбойники и требовали вознаграждения взамен спокойствия. Они бы получили свою плату, если бы не Ведрус.
- Чего тебе, я не понял? - спросил он у разбойников.
- Этот дед платит нам дань, чтоб мы не разрушили его дом.
- Он – мой друг. И больше вам ничего не платит. Пошёл прочь вместе со своими отморозками.
Разбойников было четверо, поэтому они не испугались Ведруса. Не знали они, что, пока он жил в Лечане, изучал боевые единоборства, которые там зародились. Перепалка была быстрой. Вскоре все четверо валялись возле сарая. Потом Фок попросил отпустить их. Ведрус повиновался хозяину дома.
Ведрус остался ещё на неделю, чтобы удостовериться, что бандиты не вернутся. За это время симпатия между Ведрусом и Аней переросла в нечто большее. Теперь это было серьёзное чувство – любовь. И предстоящая разлука была невыносима для них обоих. У Фока Ведрус узнал, что до рубежа Кедрамы около двух недель конного хода. Тогда Ведрус обещал, что вернётся через месяц. Разве можно давать такие обещания? Они расстались, и Ведрус продолжил странствовать. Уезжая, Ведрус оставил Ане красную ленточку, которую он носил на руке. Эта ленточка досталась ему от матери, а та в свою очередь получила её в наследство от отца. Эта ленточка символизировала первородство Дувина. Таким образом, она стала семейной реликвией. Теперь Ведрус уже не останавливался у людей на привалы. Его кормила природа. Дивные сады и леса давали плоды, а ключи, бившие из земли, утоляли жажду. За полторы недели достиг Ведрус кедрамских пределов. На пути его была широкая и бурная река, именуемая Подняти-Дунай, что на их наречии обозначало «Вздымаемая ветром», которая впадала в море. Это было необычное море. Когда ныряешь в него и открываешь глаза, то ощущение, будто ты прогуливаешься по ночной степи. Поэтому название было у моря Пайлатэма, то есть «Морская ночь». И переправиться было невозможно. Ведрус повернул назад. Он планировал за неделю раньше вернуться в столь дорогой дом. Его мысли были только о возвращении. Но он сбился с дороги и отклонился немного на запад. Прошёл намеченный месяц его скитаний прежде, чем он отыскал нужную тропу. На две недели задержался Ведрус со своим возвращением. Всё это время питали его плодовые деревья и лесные ягоды. Уже издали, увидев непохожую на ту, что он знал избёнку, заволновался Ведрус. И действительно, от дома Фока остались только сгоревшие стены. Грусть посетила Ведруса. Он не знал, где искать полюбившуюся ему Аню и её родителей.
Сын Руслана и Ведины знал одно, что колхидские разбойники сделали это. Но не все колхидяне были разбойниками. Через три дня Ведрус уже рассекал на коне по бескрайним степям Колхиды. И вдруг на одной из низко склонённых веток липы он увидел красную ленточку. Он благодарил Господа, что Всевышний указывает ему путь. Ведрус остановился и прямо в этом месте смастерил избёнку, которая станет храмом для благодарения Господа. Он назвал этот дом молитвы Скарцепер, другими словами «Помеченное красным дерево». Но многие люди, находя этот дом в лесной чаще, стали благодарить лес, а не Бога, за этот своеобразный приют. Позже, когда от этого леса останется только рощица, храм тот станет – лазаретом, в котором сначала будут жить знахари, а позже появится культ, прославляющий силу народных целителей, но не Господа.
Всего три дня строил Ведрус эту избёнку. А потом, обратясь к Богу, он просил дальнейшего пути. И Всевышний научил его ходить следом зверя, ловить запахи и различать звуки. Следы, оставленные в лесу, были для него также различимы, как следы, оставленные на снегу. По сломанному сучку он знал, проходила здесь женщина или мужчина, или медведь.
А как же Аня? Прошёл месяц, через который должен был возвратиться полюбившейся ей пришелец. Ещё неделя минула. И вдруг в дверь раздался долгожданный стук. Обычно, когда приходили гости, Фок просил её спрятаться, пока не выяснит он, можно ли доверять такому гостю, поэтому разбойники, несмотря на частое посещение Фока, ничего не знали о существовании его дочери. Вот, раздался стук, и Аня, позабыв о предосторожности, побежала открывать. За дверью оказался грязный проходимец, восклицающий:
- Не этот ли мужик вас прогнал?
- Ого, мы эту девку первый раз видим. Ты, Лодус, не выдумывай про нас. С девкой мы бы справились, - отвечали ему.
Похоже, что это были те самые бандиты, но теперь их было десять человек, а Лодус, очевидно, был главарём. Долгих разговоров не было. Они сразу сожгли дом, а Фока с женой и их дочку погнали с собой. У Ани в голове крутились только одни слова: «Если б я смог осуществить ваше желание, то я бы сделал это». Потом она горестно думала: «Значит, он не смог, что-то помешало ему». Ведрус на неделю не успел. Но теперь он отставал от них только на сутки, зато шёл по следу. Две недели охотился на разбойников Ведрус. И вот, он выследил их.
Тогда темнело, и он ложился спать, как вдруг ветерок донёс до него запах костра. Ведрус помчался на запах, и вскоре этот костёр предстал пред его очами. Девять мужиков окружали костёр. Где-то в темноте виднелись ещё две фигуры. По следам, которые он видел ещё вчера, Ведрус предполагал, что разбойников десять и три пленника. Значит, одного не было, не было и пленника, а скорее пленницы.
Ведрус обошёл костёр стороной, и только тогда сквозь вопли бандитов он расслышал другие голоса. Это было недалеко. Ведрус пошёл на голос. Тогда он услышал следующий разговор:
- Эх, девка, по праву выиграл я тебя у тех жлобов, но что ж ты такая недотрога. Люблю сохранившиеся с зимы фрукты, а гниль не выношу. Если б не Годакус, давно б с тобой повеселился.
- Прошу, оставьте меня, потому что у меня есть другой любимый, - ему отвечала Аня.
- О нём забудь, всё. Я с тобой поразвлекаюсь и сбагрю в какую-нибудь мусорку, чтоб всякий пользовался.
- Лучше тогда убейте меня сейчас, чем порочить, но отпустите моих родителей.
- Не указывай. С ними у Лодуса свои счёты. А-то харя та дань отказывалась платить.
- Разве Господь создал нас, чтобы работать на вас? Ведь же нет.
- Всё заткнись. Апромус уже готов к небольшой встряске. Иди-ка сюда.
С этими словами Апромус упал на землю замертво. Аня подняла взгляд, и по силуэту она сразу узнала своего спасителя. Через пару минут уже огонь костра разметался по всей поляне, это устроил Ведрус. А разбойники в панике разбегались по кустам. Так были спасены родители Ани. Утром банда обнаружила труп Апромуса и пропавших пленников.
- Эта девка прикончила Апромуса, далеко они не уйдут, - со знанием дела говорил Лодус.
- Оставьте всё это, - возразил Годакус.
- Ты подвязался с нами, так что иди.
- Ты уже пять лет это трындишь, с тех пор, как я вместе с тобой обчистил того богача.
- Ты его тогда прикончил, так что ты такой же плохиш, как и мы.
- Но он достал ножик, я угрожал ему палкой. Хотя да, тогда инстинкт выживания заглушил остальные чувства. Так моя палка раздробила его голову.
- Эй, парень, ты же видишь? Ты такой же, как мы. Отомстим за Апромуса.
Но Ведрус даже не собирался уходить. Он следил за бандитами, чтобы отвести Фока с семьёй безопасным путём. Вот так он спас свою любовь. Они прибыли в Кедраму. Ведрус помог Фоку построить новый дом. И на новоселье вечером Ведрус спросил у Ани:
- А что значит твоё имя?
- В детстве у меня был рыжий волос. Это теперь он поменял цвет, поэтому родители назвали меня «Юркая белка».
- И пусть это не будет иметь отношения к моему вопросу, я всё равно скажу: Я люблю тебя Аня.
- Я никому этого не говорила. И, честно говоря, живя здесь затворницей, думала, что никому и не скажу, но я тоже люблю тебя.
- Давай завтра поженимся.
- Завтра?! С удовольствием.
Ровно три месяца прошло с их знакомства… в день свадьбы. Потом Ведрус подошёл к своей жене и сказал:
- Помнишь, я однажды сказал: «Если б я смог осуществить ваше желание, то я бы сделал это», я готов осуществить твои желания, милая.
- Я так люблю тебя, Ведрус, - ответила ему Аня.
Позже Ведрус отвезёт свою жену и её родителей в Арабику, где у Ани от него родятся семеро детей. Два первых мальчика: Гардинг и Тумер, потом девочка по имени Ледесма, после неё ещё один мальчишка Чирон, а оставшиеся все три девочки: Битиса, Аудезия и Кальторефа. Но, оставив детей, Ведрус с Аней ещё вернутся в Кедраму. Но не утешительная картина встретит их. Разбойники разорили многие селения, и жители в страхе прячутся по лесам.
Не долго думал Ведрус. Он стал собирать ополчение против бандитов. Спустя три дня их была тысяча. Нагрянувшие разбойники встретили сопротивление и убрались восвояси. Позже они вернутся с большой армией, но Ведрус обучил людей обороняться. И когда сабля Ведруса была занесена над головой Годакуса, тогда Аня воскликнула:
- Пусть он живёт!
- Сжалься над ним, Боже! - возопил Ведрус.
И он помиловал разбойника. Годакус шёл с кровавого побоища, переосмысливая жизнь. Он знал, что если тот человек простил его, то Бог, который в милости намного совершеннее людей, также может простить. Он взмолился о покаянии. И на его сердце пришёл мир. Так он добрёл до логова Лодуса и объявил о своём уходе из банды. Раздражённый Лодус не стал долго с ним разговаривать, а просто запустил топор в спину уходящему Годакусу. Так умер лучший друг Лодуса. В следующем сражении с ополченцами умер и сам Лодус, а оставшиеся единицы разбойников рассеялись по Валерану, примкнув к рядам громитов.
Зато на равнины Кедрамы и большей части Колхиды пришёл долгожданный мир. И принёс его Ведрус. Макечи в то время уже переродились, но людям нужны были герои, чтобы следовать их примеру. Таким примером стал Ведрус, и мальчишки Кедрамы подражали ему. Со временем это стал сильный клан следопытов. Их, его последователей, стали называть рэйнджерами, но ещё чаще ведрусами, хотя сам Ведрус даже не знал об их существовании. Они с Аней после расправы с разбойниками снова вернулись в Арабику, и тихо-мирно там доживали свою жизнь.

«После огня веяние тихого ветра»

Тридцать пять лет было Турлину, когда он встретил свою избранницу. До этого он много скитался, и Летопись сохранила историю его странствий. Но наша повесть не об этом.
Искушённый невзгодами жизни человек отдыхал в соломенном домишке на гамаке, попивая свежий ананасовый сок. Это была страна Эйкорта. Эта страна располагалась южнее Сэндории, но относилась ещё к Песчаному Краю. Небольшая граница с Сэндорией на северо-западе – это единственная нить к цивилизации. Бескрайний океан омывал всё северное и восточное побережье страны, на юге и на западе страна исчезала в бесконечных джунглях Африки. В Эйкорте жили в основном богатые люди, которым наскучила жизнь в суете. Здесь они расслаблялись. Ещё бы: ведь в Эйкорте гамак был самым распространённым их местом коротания дня. Всё за них делали слуги или рабы. Это ужасное слово рабы. Они не признавались за людей. Они были дешевле вещи. Они были послушны хозяевам, но вместо платы им оставляли жизнь. Откуда только у человека появилась мысль так унизить подобного себе, как это сделали с рабами. Рабами были коренные жители Эйкорты, а некоторые, так вовсе выходцы из Африки. Это были потомки Свегора – сына Свалха. У него был единственный сын, семя которого оказалось рабом колену своего брата Сверека. Но, кстати, коренные эйкортяне, как и все африканцы, внешне несколько отличались от других жителей Валерана. Их кожа была намного смуглее, носы шире, а тела крепче. Таким же был и их праотец – сын Свегора Агеро. У Сверека было два сына. И один из них Дюзай отличался от своих родителей. Он был немного ниже, разрез его глаз был уже, а кожа имела более золотистый оттенок, чем даже у самого Сверека. Потомки Дюзая заселили Лечану и страны дальше на восток. Старший сын Сверека Елисей был похож на своих предков, а земли, которые он наследовал, были, как раз, Сэндория, Арабика, сам Валеран и всё, что западнее его.
Вот, именно, потомки Елисея, однажды посетив Эйкорту, нашли там впечатлённых потомков Агеро. Потомки Агеро были очень добры к гостям и ухаживали за ними. Такое доброе отношение стало надмевать потомков Елисея. И они в итоге поработили потомков Агеро.
Итак, некий человек пьёт ананасовый сок, лёжа в гамаке, наблюдая в окно интересную картину. Мужчина с бледным лицом орёт на ещё совсем юную эйкортянку, дочку его рабыни. Этой девчонке было не больше пятнадцати лет, она была очень симпатичная, и ещё она никогда не поступала против воли хозяев. Мужчину того звали Сатюх. Он был богатым торговцем. Он занимался работорговлей, то есть торговлей рабочей силой. Из Эйкорты он брал людей и продавал их вместо слуг в Сэндорию, в Валеран, оправившийся уже к тому времени от голодного бремени, и даже в Лечане у него были клиенты. Но тех больше интересовали просто сами эйкортяне, поскольку они имели более тёмный цвет кожи по сравнению с лечанцами, а это было им в новинку. Рабами в Лечане до времени людей не делали. За таким ремеслом Сатюх быстро разбогател. Дьявольский промысел всегда отличался хорошим заработком. Вот, этот Сатюх разгневался на маленькую эйкортянку за то, что она не догадалась принести ему спелых бананов, когда он об этом помыслил.
- Ты должна понимать меня без слов, тварь, - кричал Сатюх.
- Я так не умею, - отвечала испуганная девчонка.
- Я тебя сейчас научу, неси плеть.
- Зачем?
После этих слов хозяин наотмашь ударил девчонку со словами:
- Ты что такая тупая?
Бедняжка упала на землю с окровавленным ртом. Сатюх окликнул других рабов, приказав им принести плети, а саму девчонку привязать к дереву. Рабы покорно выполнили это.
- Это плеть? - осмотрев плеть, разозлился Сатюх, - я буду сечь её, а не гладить, - тогда он сорвал с дерева упругую ветвь и сказал, обращаясь к рабу, принёсшему плеть, - А ты следующий.
Озлобленный Сатюх сорвал со спины девчонки какие-то тряпки. Вдруг выбежала мать девочки, со слезами упрашивая пощадить её дочку. Тогда Сатюх смачно хлыстнул своим прутом по лицу матери той девчонки. Дикий вопль разорвал тишину Эйкорты. Только Сатюх настрополился высечь юную эйкортянку, как его остановили чьи-то речи:
- Давай, прекрати это беззаконие.
- Кто это сказал? - озверевший Сатюх был готов разорвать нахала, остановившего его.
- Развяжи девчонку, - говорил человек, который пять минут назад пил сок в соломенном домике.
- Это не ваше дело.
- Это мне решать, что относится к моим делам. И если кто-то мне не даёт спокойно допить стакан, всего лишь стакан сока, то это уже мои дела. И я решаю свои дела сам.
- Что же помешало вашему спокойствию.
- Когда какой-то гоблин бьёт невинных и беззащитных женщин, девушек и даже мужчин, тогда я становлюсь беспокойным. Это тот случай.
- Понятно, не лезь сюда, если не хочешь неприятностей.
- Каких? - человек из соломенного домика вырвал у Сатюха хлыст, сломал его и выбросил.
На это Сатюх просто плюнул на землю и с остервеневшим лицом покинул двор. Человек, остановивший его, развязал девчонку, накинул на неё свою верхнюю рубашку, потом подошёл к её матери и предложил той пройти в его домик, где ей смогут оказать помощь.
- Жаиза, не ходи туда, хозяин тебе этого не простит, - хотел остановить её один из рабов, по имени Дунга, - это сейчас он злой, потому что кормит нас за свой счёт. Но ведь как добр он был к Ёзу и Кахаре, и к другим. Он показал им путь в большую жизнь. Он отвёз их туда, где люди знают всё. Там они теперь счастливо живут. Он и нас отвезёт в те чудесные края.
- В тех чудесных краях он отдал их в рабство к другим хозяевам, может, даже хуже, чем он сам, - ответил ему человек, недопивший свой сок, - так что, идите, Жаиза, в мой домик, там вам обработают рану на щеке.
- Спасибо, господин, я сама справлюсь, я знаю травы особые, - отвечала Жаиза.
- Вы сейчас назвали меня господином, но нет среди нас другого господина, как только Господь Бог.
- Да, и солнце может отказаться дарить свет, если мы будем служить только людям, а про тех господ забудем. И пески будут забирать наших детей, если мы не возблагодарим господина песков. И лютые звери ворвутся в наши обители, растерзав нас, если мы перестанем чтить богов, покровительствующих им.
- А, по-вашему, кто сильней господин солнца или песков? - уточнил человек, предложивший свою помощь.
- Ой, не знаю, не ведомо то.
- Говорю вам, один Творец и Создатель. Великий Бог сильнее и превыше всего сущего, не поклоняйтесь ничему. И никому кроме Господа Бога нашего не служите.
- Да, да, господин, - отвечала уходящая Жаиза.
Все рабы разошлись, только одна маленькая девчушка смотрела на спасшего её человека. Им был Турлин. Он в своих долгих путешествиях забрёл в Эйкорту и уже около полугода отдыхал в этой спокойной от междоусобных распрей стране. Эйкорта, вообще, так и переводилось «Наслаждайся покоем».
- Как тебя зовут, девочка? - спросил Турлин.
- Дэсинка, а позвольте узнать ваше имя, господин спаситель?
- Моё имя Турлин. Я с удовольствием помог тебе, потому что не терплю несправедливости. Здесь, в этой стране её через край. Но, пожалуйста, я такой же для тебя господин, как ты госпожа для меня. Зови меня просто Турлин. Всевышний – Господь, а нас Он создал Своими детьми. И все мы одинаковы пред Ним. И только тех, кто не слушается Его Слова, поклоняется другим богам и людям, Он наказывает. Но также и прощает раскаявшихся.
- А ты его видел?
- Вот, правильно, говори со мной в простоте, я твой друг. Нет, не видел, но я ощущаю Его дыхание на себе.
- Я тоже хочу этого.
- Тогда просто доверься Ему без оглядки, обратись к Нему, и Он поведёт тебя. Помни, Он любит всех своих детей. А когда дети любят Его, то Он счастлив.
Дэсинка подбежала к Турлину и обняла его.
- Отдельное спасибо, тебе за то, что помог мне избежать побоев. Но ещё больше я благодарна тебе за эти слова, - сказала она.
- Не забывай обращаться к Небесному Отцу, Он всегда тебя услышит.
- А как делать мне это?
- Ну, так же, как ко мне обращаешься или к маме своей.
- Хорошо.
- А сейчас иди. Твоя мама уже заждалась тебя. Вон, она в окно смотрит уже долго. Иди, Дэсинка, пусть Господь хранит и оберегает тебя.
- Ты запомнил моё имя? Никто его не помнит, кроме мамочки. До свиданья, дорогой друг.
Турлин посмотрел вслед убегающей темнокожей девчонке, а потом вернулся в свой дом. Стакан недопитого сока ждал его на окне. Гамак одиноко качался на ветру, сквозившем через окно. Завтра Турлину нужно было ехать назад в Арабику.
Настало утро. Турлин планировал попрощаться со своей маленькой подружкой, зайти к одному другу в соседней деревушке, но его караван так поспешно вышел, что ничего этого Турлин сделать не успел. Теперь он уже направлялся домой. Тем временем Сатюх не мог всё оставить, как есть. Он наведался к главенствующему в Эйкорте. Если только недавно им был наместник сэндорийского фараона Бушман – хороший приятель Сатюха, то теперь некий Гурлицанту – вождь народа. Он был коренным эйкортянином, и сами эйкортяне выбрали его после того, как власть в Сэндории выпала из рук сильного диктатора. Не прошло и полгода со времени, как Гурлицанту стал вождём эйкортян. Кстати, Турлин был знаком с этим вождём. Поэтому Гурлицанту посоветовал Сатюху не расстраиваться по поводу оскорблений, ведь Турлин всё равно покидал их земли, а спокойно жить. Сатюх был также очень влиятелен в Эйкорте. Народ любил его, потому что он обманывал их, говоря, что дарует им свободу и богатство на севере, продавая их в рабство. Они, будучи открытыми, верили ему. Но на этот раз он смирился. Вечером он устроил показательное избиение трёх рабов тридцатью ударами хлыста. Ими были: Дунга, за то, что принёс слишком мягкую плеть, Жаиза – мать Дэсинки и Горчи – это был отец Дэсинки. Он был очень болен и почти при смерти. Когда после десяти ударов розгами он потерял сознание, тогда Сатюх вместо него вызвал первого попавшегося раба, и наградил его оставшимися двадцатью ударами. Это была жена Дунги Зулька. Она была очень слабенькой женщиной. И умерла. Не знал Сатюх, что последними тремя ударами он одаривал уже безжизненное тело Зульки. Когда побитый Дунга подошёл к жене, чтобы поднять её, то обнаружил лишь бездыханное тело. Ужас боли источали стеклянные глаза Зульки. Угнетённый Дунга кинулся на Сатюха с криками, но Сатюх осёк его ударом хлыста по лицу. Потом Сатюх сходил за своей саблей и зарубил раба, поднявшего голос на своего хозяина. Ещё Сатюх искал саму Дэсинку, чтобы наказать, но она спряталась, тогда он объявил, что накажет вместо неё мать. После этих слов Дэсинка вышла из своего укромного уголка. Сатюх злорадно улыбнулся. Он не собирался публично наказывать её. Для Дэсинки у него была особо жестокая программа казни.
Он отвёл бедняжку в сарай. Привязал к какому-то шесту и бичевал. Шестнадцать рубцов отпечатались на нежной кожице девчонки, потом розга переломилась. Это был день рожденья Дэсинки. Ей исполнялось в этот день шестнадцать лет. Об одном только думала в эти минуты Дэсинка: «О, Господь, о Тебе так прекрасно рассказывал этот чудный Турлин. Ты же слышишь меня. Если я была виновата пред Тобой, то прости – я не хотела обижать Тебя. Прошу, не дай этому злому человеку вырубить из меня озверевшего раба, который ненавидит всех, но боится только палки и злого взгляда хозяина. Пусть не одержит он верха над любовью, которая питает мою жизнь. Я прошу, пошли мне защиту, Господь», – дальше она молилась уже вслух. И эти слова она кричала, потому что не могла терпеть боли от ударов розгами:
- Ты велик, Отец, который владычествует на небесах. Я ничтожна пред Тобой, но не для Тебя. Для Тебя я – дочь. Если я Твоё дитя, то защити. Где же тот прекрасный спаситель, который запал в моё сердце? Сама ли я его придумала? Или это был Твой посланник? Пусть не этот злой человек почувствует свою власть, но Ты проявишь славу великую.
В этот момент сломалась та самая розга на шестнадцатом ударе. Усмехаясь, Сатюх сказал ей:
- Уехал твой защитник, который запал тебе в сердце, - он произнёс это очень иронично, - ты ничтожество, как весь твой род, а замахнулась слишком высоко. Мы с ним одного племени. Даже если он придёт, то мы найдём с ним общий язык, но он не придёт, потому что уехал домой в Арабику. Ты, замарашка, ему не нужна. Плевал он на таких, как ты. Я только чего не пойму: почему розги, когда ударяются о твоё тело, так не орут, как ты? Ведь что ты, что розги – это просто вещи для работы. Ты предназначена, чтоб пахать, удовлетворять хозяина, прислуживать. Розги, чтоб подгонять нерасторопные вещи, вроде тебя.
- Никогда я не стану удовлетворять вас. Потому что я знаю, что вы ничем не лучше меня. Я не вещь, а человек. Вас человеком-то назвать не могу, - тихим голосом произнесла Дэсинка.
- Я хотел тебя ещё немного помучить и сразу убить, но сначала ты удовлетворишь меня, потом мне останется замучить тебя до смерти.
Тем временем Турлин ехал в Арабику. Он постоянно думал о людях, которые остались под гнётом злобных людей. Вспоминал Дэсинку, её мать. Потом он развернул своего коня и скомандовал:
- Дальше езжайте без меня.
- А что стряслось? - кто-то крикнул ему вдогонку.
- Я не допил свой сок, - донеслось уже только эхо до каравана.
Сатюх приближался к испуганной девочке, чтобы обесчестить её. Хотя там по отношению к рабам слово честь даже не употреблялось. Но чести в этих смуглых людях было гораздо больше, чем в их хозяевах. Малышка Дэсинка призывала только Бога, о котором ей рассказал Турлин. Даже прикоснуться не успел к ней Сатюх, как в сарай влетел Турлин. Он схватил Сатюха за хребет и швырнул об стену. Потом отвязал Дэсинку. На нём была рубаха. Он снял её и приложил на тело Дэсинки, чтобы прикрыть от пыли её раны на спине. Затем он обратился к Сатюху:
- Сегодня, я забираю у тебя всех этих людей, ты понял?
Сатюх что-то прохрипел в ответ. Турлин прошёл в лачугу родителей Дэсинки, объявляя о свободе. Радовался отец её Горчи:
- Я дожил до этого, - это были его последние слова.
Мама Дэсинки тоже была очень слаба после перенесённых тридцати ударов хлыстом. Она еле говорила, но смогла сказать:
- Дочка, я оставляю тебя в руках этого благородного человека.
В один день хоронили отца и мать Дэсинки. Но Дэсинка не чувствовала, что с её родителями случилось что-то плохое, она верила, что Господь позаботится о них.
Сатюх не мог всё это так оставить. В то время Гурлицанту звал к себе Турлина для разговора. Дэсинка стала повсюду следовать за ним, но Турлин предостерёг её, чтобы к вождю она с ним не ходила. Слава Богу, она была послушной. Потому что Гурлицанту приготовил западню для Турлина. Встретив с распростёртыми объятиями, вождь усыпил бдительность могучему воину – сыну Дувина. Тюрьмой оказалась комната, в которой Гурлицанту приветствовал Турлина. Это всё были проделки Сатюха. Он побывал у вождя народа эйкортского. Но Гурлицанту не мог пойти против человека, который помог ему занять пост вождя эйкортян, то есть Турлина. Также не смел Гурлицанту идти против Сатюха, который оставался влиятельным в стране по причине своего богатства. И деньгами соблазнил его Сатюх. План, который предложил Сатюх, был таков: поймать Турлина и заточить в темницу, а так как все его люди убыли в Арабику, то, когда они спохватятся, им можно будет сказать, что Турлин не возвращался в Эйкорту. Гурлицанту получил за это много золота и поддержку от Сатюха, который снова вернулся продавцом на свой грязный рынок людей. Правда, его бывшие рабы, включая Дэсинку, ушли в джунгли, чтобы там спастись от Сатюха.
Не ведала Дэсинка, что произошло с человеком, которого она полюбила. Но сердце её звало к нему. Не мог он просто так её покинуть. Хотя сомнения закрадывались, что он уже давно уехал в свою Арабику. Когда, спустя год, из Арабики приехали заволновавшиеся друзья Турлина, то им было сказано, что он не возвращался. А Дэсинка пробиралась ко дворцу вождя, чтоб посмотреть не приехал ли среди гостей её возлюбленный. Турлина среди них не было. Позже все уехали, но остался один человек – самый верный друг Турлина – Куресмо. Это был человек без возраста, и некогда Турлин спасал ему жизнь. С тех пор Куресмо чувствовал состояние друга на расстоянии: беда приключилась с Турлином, или он веселится. Сейчас Куресмо чувствовал беду. Уже давно он хотел вернуться в Эйкорту, но остальные утешали его. Теперь он не стал слушать остальных. Первым делом он заглянул в ту соломенную хижину, где год назад они с Турлином жили. Всё было по-прежнему, только не было больше по соседству большой деревни рабов, и вообще людей не было. В глаза ему бросился пустой стакан на окне, и в голове всплыли слова, которыми Турлин ответил ему: «Я не допил свой сок». «Кто же допил его, дружище?» – думал Куресмо. Он был очень наблюдательным человеком, он замечал малейшие детали. По песчинкам и веточкам на дне стакана можно было судить, что очень долгое время никто не прикасался к стакану. Этот стакан добавил беспокойства в душу Куресмо. «Год одинокий стакан был здесь, где же был ты, Турлин?» – печальные мысли посещали Куресмо. Только в этот момент Куресмо ощутил на себе чей-то взгляд. Он понял, что за ним наблюдают. Он даже понял откуда. Не подавая вида, он следовал к дереву, с которого кто-то следил за ним. Он сделал вид, что просто проходит мимо, но потом резко поднял глаза и произнёс:
- Что тебе надо ищейка?
На дереве сидела темнокожая девушка. Это была Дэсинка. Она испугалась от неожиданных слов Куресмо. Потом она нашла в себе силы спросить:
- А ты кто?
- Считай, что я никто.
- Но ты есть.
- Это наблюдательный ход.
- Я видела, что ты прибыл из Арабики, но почему не уехал с остальными?
- Это мои личные дела.
- После того, как ты зашёл в тот домик и притронулся к стакану, твои дела перестали быть личными, теперь они коснулись моих дел.
- Слезай оттуда.
- Попробуй снять.
Куресмо очень хорошо лазил по деревьям, но Дэсника ловко соскочила с дерева и переметнулась на крышу какого-то развалившегося сарая.
- Чего тебе надо? - спросил Куресмо.
- Это мой дом, - ответила Дэсника.
- Откуда ты знаешь, что я из Арабики?
- Когда сюда прибывают гости, то об этом знают все.
- Это понятно. Ты очень любишь наблюдать за гостями?
- Не все меня интересуют, а только из Арабики.
Тогда Куресмо, наконец, смог всмотреться в её лицо. Он узнал в ней ту девчонку, за которую вступился Турлин, противостав Сатюху. Ведь пока Турлин выяснял отношения с Сатюхом, Куресмо на страже следил за тем, чтобы никто пальцем не тронул его друга. Теперь он продолжил разговор с другой интонацией:
- Ты ведь та девчонка. Когда тебя хотел избить твой хозяин, Турлин вступился за тебя.
Дэсинка переменилась в лице и сказала:
- Откуда вы знаете об этом?
- Я видел всё из окна того домика, - он показал на соломенную хибарку.
- Что вы там делали? В том же домике жил Турлин?
- И я там жил. Мы были лучшими друзьями.
- Почему ты говоришь, были?
- Вот, уже год я не знаю ничего о нём.
- А разве он не уехал домой?
- Уехал вместе с нами, но потом развернул коня, крикнул: «Я не допил свой сок», как сейчас помню, и поскакал в сторону Эйкорты.
- Значит, он не возвращался в Арабику, - вслух рассуждала Дэсинка.
- Почему тебя так интересуют гости из Арабики? - Куресмо задал давно напрашивающийся вопрос.
- Я ждала Турлина.
- Значит, он не возвращался?
- Нет, он вернулся и спас меня от лютого зверя Сатюха. Он освободил всех рабов. Потом мы похоронили моих родителей. Вечером того дня я была в том соломенном доме. Я отдыхала на гамаке, а Турлин налил в стакан тропический сок, я даже не знаю из каких фруктов, а потом протянул его мне. Я попила и оставила ему. Затем мы долго с ним разговаривали. Я не заметила, что уснула, а когда проснулась, то он сидел и смотрел на меня, - всё это Дэсинка рассказывала с такой нежностью, как будто это было вчера.
Наблюдательный Куресмо сразу смекнул о милых чувствах этой девчушки к его другу. Потом спросил:
- Куда же делся мой друг?
- Всю неделю мы ходили вместе. Он в лес, и я за ним, он на коне скачет и меня спереди сажает. Но потом вождь позвал его к себе, а Турлин сказал мне не ходить с ним. С тех пор я его не видела. Я думала, он покинул Эйкорту.
- Это было год примерно назад? - возмутился Куресмо, - что же ты ничего не делала?
- Я думала, он уехал.
- Малютка, ты совсем не разобралась в нём. Он один из самых благородных людей, которых мне когда-либо доводилось встречать.
Дэсинка расплакалась:
- Что же с ним тогда могло случиться?
- Это надо выяснить. И если он жив, то ему сейчас не легко. Но я всё-таки надеюсь, что Гурлицанту не посмел умертвить Турлина. Тогда нам нужно спасти твоего героя. Ты очень ловкая, судя по тому, как скачешь по деревьям, поэтому мне ты пригодишься. Меня зовут Куресмо, а тебя как, партнёр?
- Зовите меня Дэ, потому что только Турлину можно звать меня Дэсинка.
- Хорошо, нам нужно проникнуть во дворец.
Никто не ждал вторжения, поэтому Дэсинка и Куресмо легко проскочили мимо охраны во дворец. Дальше было сложнее. Это был не дворец, а огромный лабиринт дверей, ходов и прочее. Куресмо обшаривал подвальные этажи, а Дэсинка верхние. И вдруг она увидела подозрительную мощную дверь, которая имела небольшой закрытый проём посередине. В этот проём сложно было руку просунуть. Дэсинка дёрнула дверь, но, словно, она дёргала стену. Эта дверь уже давно не открывалась. Тогда Дэсинка попробовала открыть проём. И ей это удалось. Она заглянула внутрь через этот проём. Перед ней была довольно большая комната с высоким потолком (около десяти метров от пола). Под самым потолком располагались маленькие окна, через которые свет проникал в комнату. Ей показалось, что в комнате никого нет, но вдруг раздался голос:
- От голода, похоже, я не умру. Одна тарелка за двое суток – это просто обед королей какой-то. Не успел одну съесть порцию, позавчерашнюю, как вы ещё несёте.
Дэсинка узнала голос Турлина. Её сердце затрепетало, и она прошептала:
- Это не обед, это я – Дэсинка.
- Дэсинка? Это ты? Это что ли шутка? Я думал, что ты со своими друзьями ушла из этих мест, что здесь ты делаешь? - отвечал шёпотом Турлин.
- Ты один мне друг, я думала, что ты покинул меня, уехав в Арабику. А ты был здесь? Прости меня, - она протянула руку в это отверстие.
Турлин взял её за руку и стал успокаивать:
- Эй, малыш, не плачь, как ты сюда попала.
- Твой друг Куресмо…
Турлин не дал ей договорить:
- Куресмо здесь? Тогда всё в порядке.
Вдруг раздался небольшой шум внизу, но, несмотря на это, Дэсинка продолжала разговор:
- Как же ты там, Турлин? Каждый день я вспоминала тебя.
- Господь оберегает. А ты как? Нашла себе доброго жениха, или пока рано об этом думать?
- Я давно нашла, поэтому больше не искала, - обидчиво сказала Дэсинка.
- Значит, скоро на свадьбе у тебя погуляем.
- Мне пока рано об этом думать, - совсем надулась Дэсинка.
- Где же Куресмо-то?
- Он нижние этажи пошёл проверять. А как эту дверь-то открыть? Она такая здоровая.
- Я первое время пытался её выбить, но вообще ноль. Нужно ключ найти. Кстати, Гурлицанту его вам не даст. Он похоже купился на драгоценности Сатюха. Они часто здесь бывают, в щёлочку эту посмеиваются. В одной деревушке, недалеко от соломенного домика. Ну, помнишь? Домик такой…
- Конечно, помню, - сразу ответила Дэсинка.
- В той деревушке жил один человек по имени Антан. Он брат вождя и мой друг. Узнайте, чем он сможет помочь.
В этот момент по лестнице поднимался страж. Дэсинка отскочила от двери и спряталась в уголке. Страж наклонился к открытому проёму со словами:
- Похоже, какой-то мужик хотел тебе помочь, но мы его уже поймали. Он там внизу уже связан. Зря ты баламутишь воду. Теперь тебя точно прикончат.
- Ладно, вали, - ответил ему Турлин.
Страж побежал вниз по лестнице. Турлин подскочил к проёму и сказал:
- Милая Дэсинка, если ты ещё здесь, беги. Они не пощадят ни тебя, ни меня, а Куресмо, кажется, попался.
- Я никогда тебя не оставлю, любимый, - шепнула Дэсинка и убежала.
Турлин остался очень озадаченным. Почти целый год он ничего не знал о ней. Он смирился с участью узника. А теперь эта девочка, которая была дорога и его сердцу, пришла спасти его. И на прощанье назвала его любимым. Он отгонял от себя радужные мысли, потому что в душе он любил Дэсинку, как и она его. Эта юная милашка обронила искорку в сердце могучего воина. Но даже себе он не смел в этом признаться. Он понимал, что их разделяют двадцать лет, традиции разных народов и тяжёлая дверь темницы.
Вскоре уже вся стража была поднята на ноги. Сатюх прибежал откуда-то весь взъерошенный. Он требовал убийства Турлина и его сообщника. Гурлицанту пытался остудить пыл Сатюха.
- Мы предупреждали его, чтоб не суетился, - свирепел Сатюх, - ну, пусть пеняет на себя.
Тогда Сатюх для себя уже решил, что Турлин будет вскоре казнён. Заноза в лице Турлина мешала ему где-то год жить спокойно, но Гурлицанту не осмеливался позволить ему вытащить эту занозу. Сейчас Сатюх уже даже не интересовался мнением Гурлицанту, он всё решал сам.
Долго Дэсинка искала Антана по маленьким домикам старой эйкортской деревушки. Но нашёл её он. Когда она забежала в его хибару, то его не было дома. В тот момент он возвращался из леса и увидел, как чья-то фигурка прошмыгнула к нему в дом. Он быстро, несмотря на возраст, подбежал к своему домику, подкрался сзади к незнакомке и, закрыв её рот, спросил:
- Ты что делаешь здесь?
Дэсинка испугалась, но не лишилась самообладания. Она укусила схватившего её за палец и вырвалась.
- Ничего плохого не подумайте, я искала Антана, - отбегая к двери, произнесла она.
- Зачем он тебе был нужен?
- Это я только ему скажу.
- Я – Антан, говори.
- А чем вы докажете, что вы, именно, тот, кого я ищу?
- Спроси у кого угодно в деревне, все меня знают.
- У кого угодно? Тут живёт от силы пять человек.
- Это тебе так показалось. Они всегда прячутся, когда чужаки, пусть даже с тёмным цветом кожи, заходят в наши края. Взгляни теперь.
Дэсинка выглянула из домика и, действительно, увидела множество народа. Тогда она обернулась снова, но того человека не было в домике, тогда она крикнула:
- Эй, если вы и впрямь Антан, то одному вашему другу нужна помощь.
Откуда-то раздался голос:
- Одному другу? У меня всего один друг, но его нет здесь, поэтому, скорее всего, ты не о нём говоришь.
- Если вы назовёте имя своего брата, то я назову имя того, кому нужна помощь.
- Откуда ты знаешь, что у меня есть брат?
- Это слишком длинная фраза для имени.
- Его зовут Гурлицанту, но ведь мало кто знает об этом.
- Выходит, что вы тот Антан, который был нужен мне. Моего друга, которому необходима помощь, зовут Турлин.
В этот момент Антан вышел из темноты дальней комнаты. Он был лет шестидесяти, на его лице был шрам, но теперь он улыбался.
- Девчонка, ты назвала единственное имя, ради которого я пойду на всё, как однажды он ради меня был готов отдать свою жизнь. Он, оказывается в Эйкорте?
Дэсинка всё рассказала Антану. И он сразу же придумал план спасения Турлина.
- А ты-то кем ему приходишься? - спросил он у Дэсинки, наконец.
- Близким другом.
- А он об этом догадывается? - Антан смекнул о чувствах Дэсинки.
- Я не знаю.
- Ты ещё так молода.
- Вы хотите сказать, что у меня ветер в голове?
- Нет, просто он взрослый мужчина, а ты почти ребёнок. Как тебя хоть зовут?
- Называйте меня просто Дэ. А вы, что, никогда не влюблялись?
- Есть у меня жена Анариву и сынишка уже взрослый Ондикон, но они далеко отсюда, на острове в бескрайнем океане. Однажды мы путешествовали по морю. Тогда Анариву ещё не была мне женой. Нас было около двадцати человек. Но разбилась наша лодка о берега большого острова. Десять лет мы там жили, пока я не сделал новую лодку. Тогда уже подрастал семилетний Ондинкон, но я не стал брать семью в путешествие. Мы искали материк, но снова начался шторм. Все погибли, а я очнулся на берегу рядом с Турлином, который подавал мне еду. Также он спас из водной пучины моего родного брата, который теперь стал вождём эйкортян. Это было около двух лет назад, может, больше. С тех пор я не видел ни жены, ни ребёнка, потому что даже не знаю, где находится тот остров.
- Неужели вы считаете, что я не гожусь для Турлина?
- Годишься, малышка, не расстраивайся. В дочки. Ладно, шучу. Кому ведомо, кроме Господа, какая дорога нам предначертана? Главное, во всём прислушиваться к Небесному Отцу, чтобы не ошибиться с этим путём.
- Мне Турлин рассказал о Всевышнем, и теперь я просто знаю, что всё в Его руках.
- И я больше благодарен Богу даже не за то, что Турлин спас меня когда-то, а за то, что о Господе поведал. Я теперь жажду встречи с женой и сыном, чтобы им открыть глаза.
- Я уверена, что это случится.
- Дай то Бог. А теперь идём выручать Турлина.
Утром следующего дня Антан кричал под окнами дворца вождя. Гурлицанту, услыхав своего брата, впустил его.
- Что-то ты не навещаешь меня? - начал разговор Антан.
Гурлицанту понравилось быть вождём, он сильно изменился, но всё равно побаивался старшего брата, поэтому ответил:
- Все эти дела, ты же знаешь, вожди на месте не сидят, тебе, я смотрю, тоже не сидится на месте.
- Ты угадал, братец. Вот, думаю поехать поискать тот покинутый остров. Всё-таки решился. А пока годок у тебя поживу. Провиант подготовлю.
- Живи, - Гурлицанту даже обрадовался, что скоро его брат уезжает, потому что он всегда нервничал при виде своего брата.
А тем временем Сатюх издевательски разговаривал с Турлином через проёмчик в двери.
- Всего три раза в жизни мою руку остановил человек. И дважды им был ты. Когда ты не дал мне высечь ту девку. И потом, когда не дал мне прикончить её. Но был ещё случай. В то время у меня не было денег и власти. Я просто скитался по улицам Арабики. Но мрачную жизнь освещала только одна девушка. Она была очень красива, но в мою сторону никогда даже не взглянула. Я не мог мириться с этим. Потом, подговорив какого-то пьяного громита, я выманил ночью эту красавицу в сад. Она вышла вместе со своей подругой, тогда громит убил подругу и накинулся на мою любовь. Я выбежал из кустов и прикончил громита. Потом я овладел своей возлюбленной, но она не дала мне согласия стать моей женой. Я был в шаге от того, чтобы убить её, но дерзкий голос из кустов заставил убежать меня. Но теперь до меня дошли слухи, что Альчевина уже мертва вместе со своим мужем. Я рад этому. Наверно, это он тогда остановил меня.
Турлин молчал всё это время. Теперь он всё понимал, как Господь свёл его с ненавистным маньяком, от которого родился Алхим. Но Алхим получил сердце матери. Ненависть отца его сердце отринуло. Тогда Турлин поднял с пола камешек и запустил в проём. Камень разбил нос у Сатюха. И тот заорал. Не слушая его даже, Турлин объявил:
- Альчевина – это моя сестра, тогда в кустах я был тем, кто погнал тебя. И если бы твой силуэт мелькнул передо мной в свете луны хотя бы раз, то я бы убил тебя. Но не я, а Господь воздаст тебе сполна.
- Ты?! Значит, я разом отомщу тебе за все свои промахи, - Сатюх рассмеялся и ушёл, держась за свой разбитый нос.
Тем временем Антан обнаружил место заключения и Куресмо и Турлина. Куресмо был совсем плох. Его избили, сломали руку и держали в грязном подвале прикованным к стене. Но спасти его было проще. Комната, в которой находился Турлин, открывалась только путём приведения в действие ржавого механизма, в котором не хватало важной детали. Эта деталь была у Сатюха. Кстати, Сатюх имел очень пытливый ум. Он мог конструировать различные механизмы, но свой дар он потратил на сооружение орудий пыток.
Антан тайком посещал Куресмо, выхаживая его. Постепенно рука его срослась и зажила. Сатюх тогда заподозрил что-то неладное. Но ещё не имел власти казнить заключённых. Гурлицанту сказал ему, что, когда уедет его брат, тогда можно будет расправиться с Турлином и его приятелем. Сатюх ждал, но всё чаще он навещал Турлина, чтобы поиздеваться. Турлина совершенно не беспокоили визиты полоумного Сатюха. Больше всего его радовал голос Дэсинки. Хоть и не часто, но раз в три месяца она проникала во дворец, ей способствовал Антан, и говорила с Турлином. Год пребывания Антана во дворце брата подходил к концу. Антан уже давно спланировал побег Куресмо, но помочь Турлину он не мог никак. Антан понимал, как должна выглядеть деталь, которой не хватает в механизме. Это было маленькое колёсико с зубчиками, которое заходило в зацепление с другим колесом, и тогда весь механизм начинал двигаться. Он пытался сделать такое колёсико из дерева, но при том усилии, которое было в механизме, оно ломалось. Тогда он позвал Дэсинку:
- Ты должна выкрасть у Сатюха одно колёсико, - сказал он.
Однажды за три дня до назначенного к отплытию Антана срока Сатюх прогуливался по берегу моря. Вдали он увидел стройный силуэт девушки, которая шла навстречу к нему. Было уже довольно темно, и Сатюх не мог разглядеть смуглого лица девушки. Это же была Дэсинка. Он окликнул её:
- Вы купаетесь по ночам?
Она, не обращая внимания, приближалась. Тогда он пошёл навстречу ей со словами:
- Вас не соблазняет этот чудный вечер?
Дэсинка остановилась и прошептала:
- Подойди сюда.
Сатюх, опьянённый похотью, побежал к ней, но Дэсинка, пригнувшись, просочилась под его рукой. Незаметным движением она сорвала с его пояса какой-то мешочек. В этом мешочке была необходимая деталь механизма. Но Дэсинка не убежала дальше. Она остановилась и поманила пальцем Сатюха. Он, ухмыльнувшись, ринулся к ней. Тогда она сделала ловкий выпад в сторону, подставив ему подножку. Сатюх завалился на песок. Дэсинка многозначительно подходила к нему. Сатюх шипел:
- Что, ты так возбуждаешься?
Дэсинка подошла, слегка нагнулась к Сатюху и со всего размаху ударила ногой по носу лежащему работорговцу. Искры посыпались из его глаз, а из носа хлынул фонтан крови. От боли он заревел. В тот же миг Дэсинка уже исчезла.
В этот вечер Антан не мог провести Дэсинку во дворец, но ранним утром они планировали, что она передаст ему добытую деталь. Сатюх, умытый кровью, возвращался во дворец очень поздно. И он видел мелькнувшего мимо него Антана. Брат вождя пробирался в камеру Куресмо, чтобы освободить его перед завтрашним побегом. Сатюх проследил за ним. Теперь он всё понимал. Он услышал разговор Куресмо и Антана о том, что завтра нужно будет бежать. Мгновенно Сатюх поднял всю стражу дворца, и, пока Антан разбивал оковы Куресмо, уже огромное войско ожидало их наверху. Услыхав переполох, проснулся и Гурлицанту. Он спустился и увидел, как его стражники ведут Антана и Куресмо на площадь для казни.
- Эй, что вы делаете? - спросил он.
- Нам приказал господин Сатюх, ваш брат хотел помочь бежать заключённому.
- Сатюх, как ты смеешь решать такие дела без меня? - возмутился Гурлицанту.
- Это слишком простое решение, чтобы обдумывать его вдвоём, - ответил Сатюх.
- Не смей трогать моего брата.
Тогда Сатюх приблизился к Гурлицанту. Всё лицо Сатюха было в крови, а нос повёрнут в сторону.
- Некому остановить меня, - произнёс Сатюх и воткнул кинжал в сердце Гурлицанту.
Вождь замертво упал, а его брат только печально вздохнул, уходя на казнь. Все стражники собрались на казнь. А тем временем Дэсинка, не дождавшись Антана, решила сама проникнуть во дворец. Она была удивлена, не обнаружив там стражи. Быстро она проникла в помещение, где располагался механизм, который открывал комнату Турлина. Она вставила выкраденное у Сатюха колёсико и попыталась повернуть рычаг, но механизм приржавел. Она ещё дёрнула, но тщетно. Тогда она взмолилась Господу:
- Я не в силах сдвинуть эту громадину, но Тебе, Господи, возможно всё.
И вдруг рычаг поддался. В действие пришёл весь механизм, и комната стала открываться. Дэсинка опрометью побежала туда. А тем временем Сатюх наслаждался предсмертным видом Антана и Куресмо. Но что-то беспокоило его. Тогда он вспомнил о вечернем происшествии, когда незнакомка разбила ему нос. Вдруг его осенило, что той незнакомкой была та самая рабыня, которую спас Турлин от его руки. Сатюх осознал, что стражи в доме нет, и та девчушка сможет попасть туда беспрепятственно. Тогда он схватился за мешочек, который всегда висел у него на поясе, и в котором хранилось колесо от механизма, но мешка не было. Он обезумел. Сорвавшись с места, Сатюх побежал во дворец.
Когда огромный купол комнаты, в которой находился Турлин, стал подниматься, Сатюх уже был внутри дворца. Он помчался наверх к темнице Турлина. Но там он никого не обнаружил. Тогда он увидел, как Турлин с Дэсинкой идут ему навстречу.
- Вы ликуете, думая, что и на этот раз победили меня, - вопил Сатюх, стоя в дверном проёме, - но за ваше злорадство вас покарают.
- По себе ты меришь остальных, - ответил ему Турлин, - радость спасения не стоит в одном ряду со злорадством, которым преисполнен ты сам.
- Не важно, что кажется тебе, Господь видит сердца, - вставила своё слово Дэсинка.
- Вы не выберетесь из этой страны, мои люди прикончат вас, - вдруг он заревел каким-то незнакомым голосом, - я заберу ваши души и замучу, вы станете пресмыкаться предо мною. Неужели против меня вы пошли?
- Тобой овладел сатана, - говорил ему Турлин.
- Что ты знаешь о сатане? - отвечал Сатюх, доставая саблю, - Но ваш Господь не защитит вас от меня.
В этот момент то колёсико, которое заводило весь механизм двери, не выдержало и сломалось. Огромная дверь рухнула с высоты пяти метров, раздавив под собой Сатюха. Он начал извиваться и стонать. Турлин с Дэсинкой подбежали к нему, пытаясь помочь. Но поднять эту дверь было невозможно. Тогда во дворец вбежали стражники. Турлин позвал их. Они бросились к двери. Турлин с Дэсинкой отошли, чтобы не мешать, а стражники взяли за руки Сатюха и пытались вытащить, но вытащили они только половину его тела, остальную часть перерубило дверью. Через час, истекая кровью, Сатюх скончался. Печально было смотреть на умирающего Сатюха. После его смерти Турлин объявил полную свободу всем эйкортянам от рабства. Позже он посетит все земли, в которые были проданы рабы и освободит там людей. Таким ходом он, вроде бы, искоренит рабство. Но желание одних, чтобы на них работали другие, возродит это порочное состояние общества. Случится так, что рабство даже станет законным, но это произойдёт спустя сотню лет после смерти Турлина.
Вместо погибшего Гурлицанту народ провозгласил Антана новым вождём. Но Антан жаждал возвращения семьи. И через неделю он рано утром, никому не сказав, отплыл. Не узнает Турлин, что случится там с Антаном. Но этот шестидесятилетний эйкортянин доберётся до земель, в которых ожидали его жена с сыном. Десять лет уже было Ондикону, когда вернулся отец. Плача от счастья, Анариву целовала мужа. Они заселили весь этот остров, а позже Ондинкон стал правителем на этом острове. Он получил имя Мадагаскар, что переводилось как «Воин, которого любят все». У Мадагаскара Ондикона было много детей, которые позже частично вернулись в Песчаный Край, поведав нам чудесную историю о возвращении Антана.
А в Эйкорте народ снова выбирал вождя. На этот раз, так как Турлин отказался, то выбор пал на Куресмо. Женой у Куресмо стала миловидная эйкортянка Дажа, которая родила ему одиннадцать девочек и одного мальчика, который позже сменит отца.
А Турлину предстояло вернуться в Арабику в город Арасэнар, в котором он теперь жил. Но сердце не отпускало его. Он мучился всю ночь. Уже распрощался со всеми, в том числе и с вступившем в права вождя Куресмо, но только не с Дэсинкой. Он осознавал, что она молода для него, хотя сердце говорило, что в самый раз. Наконец, он пришёл к ней в дом, заглушив голос сердца со словами:
-Прощай, милая Дэсинка.
И ускакал. Если минуту назад в душе у неё ещё была надежда, то сейчас она погасла. Дэсинка даже не успела сказать слово, как Турлин умчался на своём четвероногом друге. Все мечты были в миг растоптаны. Опустошённая сидела Дэсинка, глядя вдаль, на опускающуюся пыль, поднятую галопом коня Турлина. Вдруг кто-то коснулся её плеча. Она обернулась, и это был Турлин. Как она была счастлива. Тогда Турлин, глядя в её счастливые глаза, полные слёз, сказал:
- Однажды ты спрашивала меня, видел ли я Бога. Но помнишь тот день, когда я в сарае отбросил Сатюха от тебя. Ведь я уже направлялся домой. Тогда голос Божий говорил мне: «Вернись, ты оставил там девчонку умирать». Я слышал Бога. Мы к тому времени отошли уже довольно далеко от Эйкорты, но в одно мгновение я был уже здесь. Я видел, как Господня рука вела меня. И тогда я не опоздал. Когда я сидел в той темнице, ко мне было ещё одно слово от Бога: «Я возвратил тебя не для того, чтобы ты погиб, но чтобы дал жизнь другим». И Господь укреплял меня каждый день. Меня кормили всё реже и реже, а я становился всё сильнее и сильнее, потому что это было чудо, творимое Всевышним. Сейчас я только скрылся за барханом, как вдруг мой конь остановился и яркий свет ослепил мне глаза, тогда я снова услышал Господа: «Турлин, неужели предрассудки людей важнее для тебя Моего благословения? Мир, в котором правит сатана, не желает тебе добра. С Дэсинкой вы станете одной плотью». Я, действительно, боялся признаться даже себе, что люблю тебя. Но теперь не боюсь. Любимая моя Дэсинка, я благодарен Господу, что Он вложил в моё сердце любовь к тебе. Я хочу, чтобы мы поженились.
- И я люблю тебя, Турлин. Слава великому Господу. Я тоже мечтаю о нашей свадьбе, - ответила сияющая Дэсинка, и лёгкий ветерок овеял их.
Это был день восемнадцатилетия Дэсинки. Прошло три дня, и они поженились. Потом они вернулись в Арабику в Арасэнар, и там у них родилось трое детей. Старший мальчик, которого они назвали Турдэс, затем девочка Ливия и младший сынок по имени Египет.
Вот, ещё что. Имя Дэсинка обозначало «Цветок пустыни», а первенца они назвали Турдэсом, потому что это значило «Родился, чтобы процветать». Но сам Турдэс, когда подрастёт, то он часто будет ходить вслед за одним из родственников Турлина – сыном Лата Гронко.
Турдэс захочет учиться мудрости. Его будет привлекать рассудительность голубоглазого старца. Он так увлечётся этим, что сам станет учить. Потом построит храм посреди Сэндории, в котором захочет прославить Господа, дарующего премудрость. Этот храм будет стоять среди домов и улиц. Все люди будут знать его месторасположение. Этот храм будет носить имя Валькириа, то есть «Печать мудрости». Турдэс возьмёт себе псевдоним Волхв, что переводилось, как «Постигший мудрость». В этом храме будет происходить учение и раскрытие основ философии. Но потом Гронко обличит Турдэса в преклонении перед своим разумом. Это сильно повлияет на него, и он откажется от своего псевдонима и заживёт спокойно. У него будет жена Диона, чьё имя значит «Радостная лань». Также у него родятся двое сыновей: Патор и Ледон. Турдэс будет долго и счастливо жить вместе со своей семьёй в Арасэнаре.
Но тайные общества его учеников, которые станут называть себя волхвами и мудрецами, не исчезнут. Валькириа станет школой, где будут проходить ритуалы поклонения перед неким абсолютным разумом, дающим премудрость и мысли. Такие школы быстро разлетятся по всему Валерану: от Колхиды до Халдеи. Так мир обретёт новый храм, в котором не будет места Господу.

«Мудрый сердцем принимает заповеди»

Вообще Гронко был известным мудрецом на весь Песчаный Край. Одно время он даже занимал пост верховного судьи в Песчаном Крае. Он всегда судил справедливо. Однажды на его суд был приглашён человек по имени Ахол-Гудун. Он обвинялся в убийстве своего ребёнка.
-Ты знаешь, виновен ты или нет в том, что причинил вред своему чаду, но знай, что кроме тебя есть Господь, который также всё видел. Ты молчишь, но пред Всевышнем нет секретов, - говорил Гронко.
Тогда Ахол-Гудун воскликнул:
-Я собирал рожь. И не видел, как мой маленький сын пробегал мимо. Моя жена умерла год назад от чахоточной заразы, и я растил Дюплика один. В тот роковой момент Дюплик подбежал ко мне. Но я не видел его, когда серпом рассёк ему грудь. Сынишка погиб. Люди, увидевшие это, схватили меня и привели сюда. Я знаю, что виноват. Но Дюплика вернуть я не смогу. Я лучше погибну сам, - тогда Ахол-Гудун достал из своей одежды серп и воткнул себе его в живот, после этого на последнем издыхании он произнёс, - Да простит меня Господь Бог.
Подробности позже забылись. Но остались слухи, что Гронко призвал Господа решить сложную проблему, и Бог покарал виновного.
Был другой интересный случай. В одном доме были украдены золотые украшения. Воришка сделал подкоп под забором и скрылся. Оказалось, что им был один из двух соседей этих людей. Первым на суд привели Гут-Таперче. Это был худощавый молодой человек с большими мешками под глазами. Второй на суде была толстая бабуля Дефарфа. Тогда Гронко между двумя шестами вставил перекладину на уровне колен, показал на дверь, которая была за этой перекладиной, и сказал:
-Сейчас на счёт три каждый из вас должен будет пролезть под этой перекладиной. Кто первым пролезет, тот может смело уходить в ту дверь.
На счёт три Гут-Таперче шмыгнул под перекладину и через несколько секунд уже закрыл за собой дверь. Бабуля Дефарфа всё никак не могла пролезть. Тогда Гронко подошёл к ней со словами:
-Дефарфа, вы совершенно свободны. За той дверью была темница. Воришка сам забежал в неё. Просто эта перекладина расположена на уровне подкопа в дом семьи Руэля.
Кстати Гут-Таперче был один из двух сыновей Гронко. Но он ушёл от отца и матери, не признавая родни вообще. Старший их сын Гэш всю жизнь помогал отцу Гронко и матери Гарфеи. У них также была дочка Гисория, которая, как и Гэш почитала своих родителей.
Но произошёл интересный случай. Когда Гут-Таперче вышел из тюрьмы, то однажды, переодевшись, он пришёл в зал суда к отцу. Гронко не узнал его. Если раньше Господь сопровождал Гронко в его мудрости, то теперь оставил его на мгновенье, чтобы узнать о человеческой мудрости Гронко. Гронко был немного растерян. Тогда Гут-Таперче сказал, изменяя голос:
-Не ты ли судил человека, который причинил вред своему чаду?
-Я, - ответил Гронко.
-Понёс ли наказание тот человек?
-Да.
-Причинял ли ты вред своему ребёнку, никого ли из детей ты не обрекал на заключение?
-Однажды я осудил своего сына.
-Было ли наказание, которым ты искупил свой проступок?
-Нет.
-Ахол-Гудун сам вынес себе вердикт, а ты?
-Ты прав неизвестный, я должен покинуть зал суда навсегда. Я больше не имею права судить.
После того, как Гронко снял облачение судьи, Господь снова посетил его Своей мудростью. И тогда прозрение было у него. Он окликнул уходящего человека, который только что прилюдно осудил его. В том уходящем человеке Гронко, наконец-то, разглядел своего сына.
-Постой, Гут-Таперче, - крикнул Гронко, - разве мать не наказывает непослушного ребёнка?
Гут-Таперче остановился, а Гронко продолжал:
-Ты законно требуешь к себе проявления любви, но вместе с тем ты должен ждать и справедливости. Человек не безгрешен. Совершенен только Бог. Но он не только воплощение любви к нам – Его детям, но также и воплощение справедливости. Как совершенный Бог, может малодушничать и оказывать лицеприятие. Это прерогатива избалованного человека. Бог не только Отец, но и Судия. Если сын не уважает отца, то он перестаёт быть сыном, а если бродячий мальчишка уважает и слушается своего приёмного отчима, то он по праву становится его сыном. Если бы ты, решив заплатить за своё преступление, пошёл добровольно в темницу, а я не остановил бы тебя, то ты осудил бы меня? Нет, не осудил бы. Но не было воли твоей расплачиваться за свои грехи. Я пошёл против твоей воли, потому что я – судья, и должен соблюдать закон. Но и отец, и должен любить тебя. Мы можем простить по милосердию, но только, если вред был причинён тому, кто решил смилостивиться, но когда судья прощает провинившегося не перед ним, тогда это – нарушение справедливости. Мы все учимся мудрости у Господа. Он совершен во всём, и даже если наказывает, то тем самым хочет научить нас чему-то, проявив Свою любовь. Я люблю тебя, сын, поэтому заплатил деньги за те украшения, которые ты украл.
-Ты выплатил деньги? Ты пытался оказаться и отцом и судьёй сына? Тебе почти это удалось.
-Я не могу быть совершенным, как Всевышний. Грех – его невозможно смыть, как убитого не воскресить. И кроме Отцовского прощения по любви за грех полагается судебное наказание по справедливости.
-Отец, но этого невозможно сочетать.
-Я уверен, что невозможно человеку, то возможно Богу.
-Отец прости меня, - из глаз Гут-Таперче потекли слёзы.
-Я прощаю тебя, теперь я уже не судья, и мне не нужно наказывать тебя.
Гронко подошёл к сыну, обнял его, и они вместе вышли из зала суда. Больше Гронко туда не возвращался. Да и пост верховного судьи был полностью отменён. Дела решались на городских советах. Где судили волхвы, бывшие ученики Турдэса. Самый неразрешимый вопрос его последователей будет о происхождении Создателя. Логика мира будет наводнять философские школы. Закон с тех пор перестанет быть синонимом слова справедливость.
А Гут-Таперче вернулся в дом отца. Он стал помогать и ему, и брату. Он жил теперь, пытаясь вместить в себя ту любовь, которой можно любить, чтобы всё прощать. И он познал такую любовь. Он женился, у него появились дети. Одно он знал точно, что никогда не станет судить кого-то, потому что только Бог совершенен во всём.

«Горе одному, когда упадёт»

Лучшими друзьями были Дайрут – сын Гердаша и Малекки и Аладдин – сын Джирезара и Альчевины. После смерти родителей они оба воспитывались в семье Суписты и Каира. Там же подрастал Лекор – сын Горела, Аладья – родная сестра Аладдина, а также дети Суписты Кеолай и Селея. Все они жили мирно. И Каир и Суписта любили их, как родных. Кстати, остальные сироты, такие как, например, Алжир, Алхим или Ведрус – они были к тому времени уже довольно самостоятельными, но всё равно любили навещать свою тётушку Суписту. Также вспоминается о Баженде – сыне Бажиды, которого воспитала Каната – его бабушка. Они жили в гремудонских пустынях. Кроме того, Жегеодат – сын Реудата был прекрасно воспитан своей матерью Иссевашаной в землях Валии. А в Шилокии женщина по имени Кионга воспитывала своих детей, рождённых от Копланта: дочь Шелу и сына Ланита. Но никто из них не забывал о родственниках. И все часто приезжали в Сэндорию, чтобы посетить гостеприимную тётю Суписту. Недалеко от неё жил и Стенат с сыном Тиром и женой Кассиопеей. Стенат также был довольно гостеприимным родственником, да и всему наследию Дувержала соответствовала эта положительная черта характера. Поэтому ни Дайрут, ни Аладдин не жили в одиночестве. Они все чувствовали руку брата рядом.
Когда они уже подросли, то случилась интересная история. Они вдвоём спускались с гор Валии, когда вдалеке услышали крики. Это громиты грабили дом древнего старца по имени Авдей. Никто не берётся точно называть его возраст, потому что, сколько не скажи, всё равно возраст будет преуменьшен. Без промедления Аладдин поспешил вниз, а Дайрут замешкался. Он видел, как четверо негодяев пинают дедка, и страх проникал внутрь Дайрута. Громиты уже снарядили коров к убытию, сняли с деда верхнюю одежду, так что Авдей лежал на земле в одной нижней сорочке. Пытались вытянуть какие-то деньги с деда, которых у него никогда не было. Он всю жизнь обменивал молоко на другие продукты. Тогда они забрали металлический потир, который стоял у деда на столе в воспоминание о человеческой добродетели. Аладдин без лишних слов накинулся на бандита, который уводил коров. Он сорвал с него кафтан и стукнул головой об забор. Вообще-то, Аладдин думал, что рядом с ним сражается Дайрут, поэтому был так боек и бесстрашен. Потом ещё двоих Аладдин одаривал тумаками у двери. И, наконец, последнего он вскоре бил потиром по широкому лбу. Громиты бежали, а дед Авдей благодарил парня.
- Не за что, - сказал тот, - мы рады помочь.
Тогда только Аладдин оглянулся и понял, что Дайрута нет рядом. Разочарование посетило одного из друзей по отношению ко второму. С тех пор доверие перестало соединять их. Аладдин всё чаще уходил один, а Дайрута больше стали интересовать развлечения. Так Аладдин покинет Сэндорию. Он переберётся в Валеран, где встретит свою любовь – это будет дочка главы или другими словами султана Валерана. Там он счастливо заживёт, и больше эти два друга: Дайрут и Аладдин – никогда не встретятся.
Дайрут будет одинок. И в итоге он вообще разочаруется в людях. Он придёт к Аладье – сестре Аладдина, которая откроет свою столовую. Она трепетно встретит его, накормит, но потом отвлечётся заботами о других посетителях столовой. Позже Аладья прославится своим кулинарным искусством на весь Песчаный Край. Она и впрямь классно готовила. Это обидит Дайрута, и он уйдёт. Затем он наведается к Лекору, который будет стражником на городской стене. Но и Лекор поначалу обрадуется ему, а потом больше сконцентрируется на службе. Это также оскорбит Дайрута. К Кеолаю и Селее захочет прийти Дайрут в аптеку, но окажется, что они ушли в Гремудон за колючими лекарственными растениями. В итоге Дайрут накричит на Суписту, которая будет утешать его. Каир, вступившись за жену, остепенит Дайрута. И это станет последней каплей разочарования Дайрута в людях. Он будет копить обиду. Это не помешает ему влюбиться в Донголу. От которой у него будет трое детей: дочь Керма и два сына близнеца Луксор и Хартум.
Он будет жить в глухом местечке на юге Валии. Утром он будет выходить на улицу, чтобы умыться в росе, а весь остальной день наблюдать за бессмысленной жизнью соседей в окно. Его сосед Вадуфей каждый день бегал к реке, там ловил рыбу. А Дайрут покупал продукты у проходящих мимо караванов. Возможно, этим продуктам было много месяцев. Вадуфеева жена Теренья ухаживала за маленьким садиком, в котором произрастали плодовые деревья. У них также был сынишка Судан, который всё время помогал и отцу и матери. Эту семью недолюбливал Дайрут, потому что, когда они встречали его, то, улыбаясь, здоровались с ним, а он считал это не искренним поведением, а льстивым.
Как-то раз громиты, человек шесть, зашли в эти спокойные края. Они налетели на жилище Дайрута, пытаясь сравнять его с землёй. Дайрут, спрятав жену и детей, выскочил на них с какой-то тряпкой в руке. Его просто отбросили в сторону и ворвались в дом. Тогда неожиданно пришла помощь к Дайруту из соседнего дома. Вадуфей вместе с сыном, побежали защищать соседа. Дайрут наблюдал за побоищем в ошеломлении. Он не ожидал такого от Вадуфея. Тогда сам Дайрут схватил палку и начал дубасить разбойников. Через час громиты были изгнаны из этих мест. На словах Дайрут был признателен соседям, но не передать того, что было в его душе. Он разом переосмыслил своё отношение к людям. Он стал ценить людей, и с тех пор замечал только хорошее в них. Он по-новому взглянул на жену и детей. И одарил их такой любовью, которой они ещё не знали. В нём зажглась искра. Он начал строить город в этих краях, который назвал Донгола в честь своей жены. Его поначалу станут называть Монах, то есть «Один, замахнувшийся на многое», но потом скептицизм людей пройдёт, когда они увидят его результаты, но прозвище закрепится за Дайрутом. Огромный город возвысится в тех местах, но, к сожалению, со временем его слава угаснет, потому что всякая тленная свеча имеет свой конец. Многие люди будут помогать Дайруту Монаху в строительстве города. И больше всех – это его бывшие соседи. Судан – сын Вадуфея – возьмёт в жёны дочку Дайрута Керму. Вместе с ней он отстроит новый город, который так же, как Дайрут, назовёт в честь жены. Позже Судан станет властелином всех этих земель, которые раньше относились к южной Сэндории, но получили свободу.
Сам Дайрут отправится на неизведанный запад Сэндории. В пустынях он соорудит храм, где возблагодарит Бога за то, что Тот в новом свете открыл ему людей. Храм будет носить название Алзастырь, то есть «Приют человека». Дайрут покажет этот храм своим новым друзьям, которых он приобретёт, скитаясь три года по пустыням. Эти люди не вникнут в суть создания храма. Они, оставшись в пустыне, будут называть себя также монахами, как и Дайрут представлялся перед ними, а Алзастырь получит новое название Монастырь – «Жилище одиноких». Эти люди – монахи разойдутся по всему миру, неся свою религию, в основу которой они положат культ человека. В основном они обоснуются в северных районах Лечаны, порождая новое учение: лжеучение человеческого совершенства.
Дайрут впоследствии вернётся к своим домашним. Он ещё долго будет счастливо жить со своей женой Донголой, а дети его вырастут хорошими людьми, чтящими Бога.
Но Алзастырь не последним будет храмом, построенным в Сэндории. Эта история имела своё начало ещё три поколения назад. Это было в день, ухода Дувмата из Сэндории. К нему явился Ангел и говорил ему:
- Господь к тебе обратил Свой взор. Все вы, дети Его блуждаете впотьмах, ища правду, находите обман. Желая свободы, обретаете оковы. Наслаждаетесь красотой мира вы, лишённые зрения. Прячетесь от дождя в домах, но от зла не можете укрыться. Некуда податься сыновьям Его, и дочери Его утратили кров. Сказываю тебе, расскажи всё, как услышишь третьему сыну твоему, а он пусть передаст своему сыну, ибо построит внук твой Храм для Господа. В который придут люди и смогут обратиться к Небесному Отцу. Чтоб не ходили они в чужие храмы и не искали среди истуканов Бога Живого, потому как не найдут Его там. Построив Храм Божий, благословится род твой во все времена. И не будет среди потомков твоих отступников от Святого Имени Господнего, если возведёт сын сына твоего Храм, в котором прославит он Всевышнего. Слава Великому Господу явлена на тебе и детях твоих и внуках.
И исчез Ангел, а Дувмат, собрав немногие пожитки, уходил из Сэндории. Проходя мимо городских ворот, он окликнул сына Стената, но ветер уносил его слова. Дувмат уходил, но призывал сына. Только прежде, чем скрылся Дувмат под завесой горизонта, увидел сын своего отца. Поручив пост другому стражнику, побежал Стенат к Дувмату. Там, в северных землях Сэндории, где великая река Тэран («Нить влаги») впадает в море, разговаривали отец с сыном. И когда Дувмат поведал всё, что услышал Стенату, то умер он, и был похоронен Стенатом в той долине. Дома рассказал Стенат всё это сыну. И тогда сын его Тир загорелся идеей построить храм для Господа. Но шли годы, а Тир то не находил времени, то забывал о храме. Ему было уже пятьдесят лет, когда он снова решился начать постройку. У него была жена Песта и четверо детей: два мальчика Гай и Вурс и две девочки Месталья и Престина. Поэтому забот у него было больше, чем мыслей. Но всё-таки он сделал шаг. Он пошёл в лес за деревом, но не было работников, которые помогли бы ему. Тогда Тир решил нанять камнетёсов, и они сказали ему: «Зачем нам рубить деревья, если мы поможем строить вам из камня?» И вот началось строительство. Когда начали строить в одном месте, выяснилось, что там кругом одни болота. В другом месте уже на второй день песчаный бархан был снесён ветром, и все камни, уложенные там, были разбросаны по бескрайней пустыне. Тир начал отчаиваться. В тот самый момент он увидел место, идеально подходящее для храма. Там была скалистая порода, поблизости лесок и полянка. Тир не ведал, что это Дух Божий ведёт его к нужному месту. Когда Тир начал строить, то он боялся, что ему не хватит денег, чтобы дать каменотёсам за то, чтобы они просто привезли камни. Но произошло чудо. Со всех краёв земли люди привозили материал для постройки храма. Везлись белые камни и лучшая кедровая древесина. Золото и серебро было даровано на украшение храма. Драгоценные камни были внесены в декор храма. Удивительный свет исходил из этого здания. Тир назвал его Листраика, что означало «Дом Господень». Сам Тир и его дети не стали священнослужителями, но он избрал некоторых из своего окружения, которые стали заведовать храмом. И первым в списке был Баженда, прозванный на севере Иереем, то есть «Основатель религии», а южане называли его Жрецом, что значило «Жертва религии». Все, кто позже служил в храме, носили название либо иереи, так священников называли севернее Палестины, либо жрецы, так в Песчаном Краю называли священников. Кроме того, только в Валеране Баженду называли Кохен, по-другому «Священник Бога», поэтому в Валеране его приемников именовали кохенами.
Ещё не было сказано, что, когда фаеранцы прибыли в эти земли, то, увидев храм, они интересовались его историей. Им было рассказано, что когда-то некий Тир построил это чудо для поклонения Богу, с тех пор Бог покровительствует тем, кто молится Ему в храме. Вернувшись в свой Фаеран, эти мореплаватели рассказали всем о храме Тира. Но точных подробностей они не упомнили, а народ, подхватив мысль, быстро построил множество храмов. В этих храмах они поклонялись некому божеству по имени Тир. Появился человек по имени Паладин, который сочинил прекрасную историю создания мира богом Тиром. Вслед за ним появился воин по имени Друид, который опровергал эту ложную религию, призывая всех вернуться к истокам. Тогда, глядя на их ссору, некий певец по имени Бард сочинил третью историю, в которой уже появились тёмные силы, сражающиеся со светом, а энергия природы доставалась то светлым, то тёмным победителям. Эта история более всего понравилась народу. Вся дальнейшая религия фаеранцев была построена на этом обмане. Вообще Паладин, Друид и Бард были друзьями и между собой они этот спор решили, но не решили его с потомками. Потому что тихая песнь Барда отозвалась в вечности громогласным плачем покинутых Богом детей.
Только в далёкий Эдоран не доходили слухи о богах и рабах. Там люди жили, ещё зная своего Небесного Отца, но придёт время, когда и в эти чудесные места придёт скорбь.

«Лето кончилось, а мы не спасены»

Славные воины макечи к тому времени уже изжили себя. Но тогда восставали из земли самобытные воины, которые в одиночку добивались справедливости. Не рассказано ещё было об удивительной доле Турлина. Ещё в юности он столкнулся с ненавистными громитами. С тех пор он уже знал, чему посвятит свою жизнь. И однажды он ушёл странствовать.
Претерпев голод последних дней в Пусторе, смерть любимых сестёр, нападки со стороны сэндорийского фараона, Турлин закалился. Ещё с детства он разработал систему личных тренировок действия при самообороне. Он мастерски обращался со всеми видами оружия. И даже те предметы, которые вы никогда бы не посчитали за оружие в его руках, приобретали способность поражать противника.
Однажды во время гонений, когда фараон Кэгорт и его наместник Гистемаф охотились на остатки потомков Дувина, вот тогда Турлин, скрываясь глухими переулками Арасэнара, услышал слабый стон. Он подошёл ближе. На дороге лежал израненный человек. Турлин наклонился, чтобы узнать о самочувствие лежащего. Но человек, испугавшись, отпрянул от него.
- Вам нечего бояться, я хотел вам помочь, - объяснил Турлин.
Стонавший повернул свою голову в сторону Турлина, в его глазах был страх. Вдруг они расширились, и он закричал:
- Сзади.
А сзади к Турлину приближалась толпа людей с палками и вилами. Они голосили:
- И этот с ним, прикончи его.
Турлин обернулся. На него надвигалось полчище разъярённых людей. Но, сохраняя спокойствие, Турлин спросил:
- В чём тут дело?
Только вой разразился по всей толпе, и они побежали на него. Не желая помирать, Турлин, подхватив избитого человека, шмыгнул в один из переулков. Он хорошо знал эти места, поэтому ему не составило труда даже с ношей убежать от преследующих его. Усадив кровавого беднягу в укромное место, Турлин сказал:
- Сидите и молитесь, чтобы они не наткнулись на вас, а я разберусь в случившемся.
Турлин ушёл. Тогда человек, спасённый им, не стал долго задерживаться в этих местах. Он кое-как встал и поковылял из Арасэнара. Тем временем Турлин наблюдал из-за угла, как злобные люди рыщут по его следу. Среди них были и некогда пусторские макечи, и переметнувшиеся в миг голода жители Вестфалии, также были там и громиты. Все они сплотились общей целью. Турлин узнавал некоторых из них. Это были бедняки, которые часто выходили на улицы Арасэнара с проклятиями в адрес богатеев. Уличив момент, Турлин подошёл к одной женщине, тоже блуждающей здесь с вилами. Он спросил:
- Что случилось, кого вы ищите?
- Отойди, не до тебя, - невежливо отвечала собеседница.
- Если вы хотите здесь найти сено, вижу, уже и вилы приготовили, то ошиблись местом? Из растительности здесь только этот куст, - Турлин показал на обглоданную ветку сирени.
- Какое-то сено, грабителя мы ловим. А тебе-то что?
- А вилами что ли себе путь освещаете?
- Ты глуховат или туповат: вилами нечего освещать.
- А что грабитель украл?
- Ничего гад не успел.
- А почему тогда вы его называете грабителем?
- А как же? Стучит кто-то в дверь, думаю попрошайка. Говорю тому: «Вали отсюда». А он снова стучит. Муженёк мой открывает дверь. А тот обнаглел и говорит: «Я неделю куска хлеба во рту не держал». Мой муж-то – малый остроумный – говорит ему: «Неделю не держал, а сейчас чего вдруг надумал?» А тот подонок заявляет: «Спасибо, за угощенье». Муж-то мой не понял сперва, что за угощенье, а я сразу врубилась: он-то пока зубы заговаривал, обчистил нас, вот тварь.
- Как же он обчистил-то вас, если вы его даже в дом не впустили?
- Так он сам-то и сдуру признался, сказал: «Спасибо, за угощенье», дескать, пока вы ушами хлопали, я вас и обворовал. То есть угостился.
- Так вы же видели, что он даже в дом не зашёл.
- Они тепереча воришки такие стали. О, не заметишь, как всё из дому вынесут. Но ты слушай дальше. Я мужу-то кричу: «Кажись, вороватый приходил. Догоняй, а-то уйдёт». Мужик-то мой кричит тому: «Ну-ка постой малясь». Тот притих зараза, стоит. А муженёк ему: «Ты чего украл?» Не признавался грабитель. Тогда мой муж выхватил дубину и махнул ему по шее. Тот рухнул, а муженёк – малый  бойкий – принялся его колошматить. Но та падаль оказалась изворотливой. Вскочил и убёг. Мой мужик всю округу созвал. Когда за ним побежали, какой-то шкет его от нас уволок. Но мы их найдём.
- Знаете, что я вам скажу, - ответил Турлин, - мало того, что вы не приютили странника, так вы его ещё чуть не убили. И после этого вы его называете падалью, хотя грязи, которая на вас, ещё поискать.
- Что за грязь? Я чего извалялась? Ну, найду того, заставлю вылизать.
- Эй, Лохуша, ты с кем там трепешь? - послышался голос.
- Ой, милок, это просто прохожий.
- Я ща погляжу, что за прохожий.
- Да что ты, Гаврик, не бери в голову.
- Слухай, уж больно напоминает он мне помощника того грабителя, а ты с ним раскудахталась. Пошла домой, ещё поговорим там, - сказал Гаврик жене, а потом перевёл взгляд на Турлина, - А ты чё челюсть разинул, сломать тебе её что ль?
- Пошёл ты, себе сломай, - усмехнулся Турлин.
Гаврик размахнулся палкой, но через секунду ударом в нос Турлин повалил его. Лохуша с визгом побежала оттуда. Гаврик начал вставать, умытый кровякой. Тут к нему подбежал пёсик. И начал облизывать, виляя хвостом.
- А ты что, сморчок, не лаял на грабителя? Только маячишь здесь. Вон, пацан, твоего хозяина побил, а ты скулишь, пёс?
Тогда собака посмотрела в сторону Турлина и издала негромкий рык. Турлин улыбнулся и сказал:
- Собака не замешана в том, что ты сидишь в луже, нахлебавшись своей крови.
- Вот, он говорит, что ты собака не замешана, - ополчился Гаврик на своего пса, - тогда сейчас замешаю.
Гаврик поднял свою дубину и хлобыстнул ей пса. Тот завизжал и, прижав хвост, убежал за куст сирени. Гаврик за ним. В этот момент сюда сходились люди, которых собрала Лохуша. Послышались крики:
- Это же тот самый шаромыга, который унёс грабителя, давайте прибьём его.
Толпа ринулась к нему, но Турлин не пошевельнулся, поэтому люди, увидев такой поворот событий, приостановились. Только Лохуша вопила:
- Что вы стоите, он Гаврика побил? На что уж мой муж – малый сердечный, за каждого из вас голову оторвёт, а вы побоялись.
Там было около тридцати человек. Но Турлин не считал людей, он призывал имя Господа. Когда народ снова побежал на него, Турлин был готов. У первого нападавшего он выхватил здоровенное решето и начал размахивать им. Прошло меньше десяти минут. Все, кроме Турлина и Лохушы, сидели в пыли.
- Ах ты, зверюга, - бросилась Лохуша с вилами.
Но Турлин, ловко увернувшись, выхватил у неё вилы. Сама Лохуша по инерции улетела в кусты сирени. Пёсик, прятавшийся там, выбежал. Увидав его, Гаврик, получивший ещё пару раз в пятак от Турлина, заорал:
- Псина, ты прячешься. Я убью тебя.
И все завыли:
- Прикончи эту трусливую собаку. Она даже грабителя не остановила. Трепани её.
Гаврик кинул в неё башмаком. Она убежала в сирень, но там стояла Лохуша. Она сняла свой башмак и засадила по мордехе собаки. Собака отскочила назад, но её уже окружили в кольцо. Дурная толпа уже переключилась с Турлина. Теперь они желали выместить зло на невинном зверьке. Собака подбегала к одному, но получала страшный удар, к другому, и оттуда летел башмак. Еле держась на ногах, собака смотрела исподлобья на этих людей. С её шерсти на дорожную пыль стекала кровь. Толпа всё плотнее обступала собаку. Кто мог спасти это беззащитное существо? Кому было нужно заступиться за него? Чьё сердце не камень? Там был Турлин, который не понимал лютой злобы этих людей. Он громко-громко закричал:
- Остановитесь глупцы. Ваши мозги ни на что не годятся. Вы придумали себе жертву, но, не получив её, нашли другую, которая немного подсбила с вас спесь. Теперь вы ищите новую жертву. Я не допущу казни над безмолвной собакой.
- Не твоё дело. Иди своей дорогой. Это наша собака, - отозвался кто-то из толпы.
- Да, Будюк, ты прав, - говорил теперь Гаврик, - он не будет указывать нам.
- Смотри, что я сделаю, - сказал Турлин.
С этими словами он приблизился к кольцу людей. Растолкал тех, что стояли на его пути, подошёл к пёсику. Бедняга пёс с ужасом глядел на подошедшего человека. Тогда Турлин поднял собаку и промолвил:
- Вы больные люди, обратитесь к Господу или погибните, - сказав это, он, не оборачиваясь, ушёл.
Толпа разошлась. А Турлин шёл в то место, где оставил израненного человека. Но там никого не было, тогда Турлин повернул домой. Там он перевязал дрожащего щенка, ведь собаке было всего четыре месяца. Он назвал её Ру, что означало «Верность». Вскоре она поправилась и заметно подросла. Так у Турлина появился лучший на свете друг.
С тех пор много стал путешествовать Турлин, и всюду неотступно за ним следовал Ру. Однажды Турлин побывал в какой-то очень далёкой стране. Она располагалась севернее Лечаны и носила название Голмона, но другие называли её «Земля одиноких». Кто-то просто говорил про эти края так: «Сходи к одиноким», «А у одиноких всё иначе» или «Одинокие подскажут тебе». Так или иначе, но, действительно, там жили одинокие души. Они не искали ничего нового в мире. Они говорили: «Зачем начинать дело, если однажды оно кончится». Жизнь для них была дорогой до смерти. Их мутные взгляды на жизнь заражали приезжих, и приезжие оставались в агонии одиноких. Несмотря на своё скептическое отношение к жизни, они все боялись смерти. Народ там верил в некий разум, который управляет жизнью. Для них многие земные вещи или поступки были дверью к взаимодействию с этим разумом. Поэтому они часто наблюдали за людьми, чтоб по поступкам человека узнать, что с ним произойдёт. К примеру, однажды был случай. Некий человек за ужином рассказывал, как только что он встретил на улице приятеля, который нёс домой ведро с водой. Но ведро было худое, и вся вода вытекла. Рассказчик засмеялся, вспоминая этот эпизод, и вдруг поперхнулся, а вскоре сразу, не продохнув, умер. С тех пор жители Голмоны стали избегать прохожих с пустыми вёдрами. Был другой случай, когда некая девушка ходила по комнате. Но тут она наступила на крышку погреба. Одна доска в крышке была гнилая, и девушка провалилась в погреб. Там она ушиблась очень и погибла. Вскоре все стали говорить, что горе тому, кто наступит на крышку погреба. Для голмонян очень важны были суеверия и обряды. Ничего из происходящего для них не было просто так, случайностью. Всё для мнительных жителей Голмоны имело смысл, кроме жизни. Вот, куда и прибыл Турлин.
В одной деревушке жили трое мудрецов, которых посоветовали навестить Турлину. Но у всех из них было какое-то горе: один слепой, второй глухой, а третий немой. Был вместе с Турлином помимо пса Ру провожатый по этой деревушке. И вот, когда Турлин подошёл к дому слепого мудреца, провожатый по имени Батли начал убеждать Турлина, что нужно совершить ряд причуд, прежде, чем войти к мудрецам. Вот к примеру:
- Если вы хотите, обнаружить кого-то дома, то вам нужно помечтать об этом.
- Что значит помечтать? - поинтересовался Турлин.
- Это значит, что если здесь умирал бы ваш отец, то в первую очередь вам бы хотелось обнаружить искомого человека дома, а во вторую помочь отцу.
- Такое могло бы произойти в одном только случае, если бы я пришёл к лекарю, который единственный может спасти моего отца. Тогда я бы мечтал застать лекаря дома. Знаете, а бывает, к кому-то идёшь, вообще не хочешь застать его дома, а он вот, дома сидит и поджидает.
- У вас просто нет взаимосвязи с кумиром – абсолютным разумом, который руководит всеми нами.
Кумир у одиноких – это было имя их божка, а вообще в переводе обозначало: «Затмевающий всякий разум», то есть разум, превосходящий остальные. Голмоняне носили его изображение с собой постоянно, в потайных карманах. Там изображалось человеческое четырёхстороннее лицо без волос. С одной стороны лицо было с закрытыми глазами, с другой стороны было лицо с ушами, но уши прикрывались руками, третье изображалось с повязкой на рту. Четвёртое лицо было синим. Это изображался мёртвый человек. Лицо это обозначало, что настоящий мудрец уже закончил ненужную ходьбу по жизни. Эти картинки считались ценной реликвией в руках одинокого.
- Есть вещи, которых разумом мы никогда не постигнем. Например, каким органом тела вы испытываете печаль?
- Сердцем.
- А тревогу? Тоже сердцем? Но если убрать глаза, мы перестанем видеть; отрежьте язык, и больше не ощутите вкуса; без ушей мы не слышим. Когда исчезнет сердце, то и печаль и тревога покинут вас, но вместе с ними вы ослепнете, перестанете чувствовать вкус и, несомненно, оглохнете, потому что вы умрёте. Сердце не для чувств, а для жизни. Жизнь наша сопровождается остальными чувствами. И теми, которые можно объяснить разумом, и которые нельзя. Потому это так, что не разум управляет всем, а Господь.
- Вы наслушались всякой ерунды среди людей, а наши мудрецы наедине размышляли, где никто их не отвлекал.
- Мне было десять лет, и я гулял с ребятами во дворе. Мои сёстры ушли в лес за лекарственными травами. И мимо нас проходил человек, но он был бандитом. Он не мог просто пройти, он должен был сделать что-то плохое. Мальчишки, которые были старше меня, испугавшись бандита, разбежались по домам, а я остался один против него. Как мне позже сказали, он был из громитов, то есть бандит без принципов. Он мог убить беззащитного мальчишку. Тогда я чувствовал тайный страх. Я развернулся и побежал. Я бежал домой. Мой дом был на самом отшибе Шилдана, есть такой городок в Валеране. Я бежал домой, постепенно понимая, что дома никого нет. За мной нёсся здоровенный дядька, я не ведал, что он хочет со мной сделать. Сильный ужас овладел мною, я даже боялся оглянуться. Так я добежал до двери. Разумом я понимал, что дома никого не будет, но рука поднялась и стала стучать в дверь. И что-то внутри убеждало меня: «Стучи, и отворят». И отворили. Я просто ввалился в дом. Мои сёстры в тот вечер вернулись раньше, так как их подбросил на телеге один наш родственник из Пусторы по имени Стенат. Альчевина, увидев мой испуг, принялась утешать, а старшая сестра Ведина выбежала во двор и прогнала бандита. Она была очень воинственна. В тот вечер я не слушал ерунды людей, а я прислушался к другому голосу, который не говорил в уши, и он не был моими мыслями. Это Бог говорил. Теперь я послушен только Ему.
- Интересная теория, но вы, кажется, собирались к мудрецам зайти? - сказал отрешённый Батли.
Турлин подошёл к двери, трижды постучал, и послышался стук шагов за дверью. Через несколько секунд дверь открыл слепой старик. Батли сопровождал Турлина и всё записывал. Старец был учтив. Он пригласил гостей к столу. Его звали Талеп, что означало «Лишние глаза», так как он был слепорожденным, кстати, тот же корень в их наречье имело слово жизнь, которую они пренебрежительно называли «Ранта», то есть «Бессмысленная дорога». Очень интересным был разговор между Турлином и Талепом, но пришло время расставаться. Попрощавшись, Турлин направился к следующему старцу.
Его дом был не очень далеко. Подойдя, Турлин хотел уже постучать, но Батли остановил его.
- Он не услышит, вы лучше станьте перед окном и плюньте три раза – это специальный знак, подразумевающий, что вы желаете его посетить.
- Ну, хорошо, - ответил Турлин, и, став напротив окна, плюнул три раза.
Через мгновение старичок, завидев гостей, открыл дверь. Его имя был Тапен, то есть «Бесполезные уши». Ему такое имя дали из-за того, что он родился глухим. Турлину приходилось писать, чтобы общаться со старцем. Но, несмотря на это, беседа у них получилась довольно оживлённой. Но вот, и этот дом покидал Турлин.
Теперь он направлялся к третьему старцу, которого звали Тавей, что переводилось, как «Не пригодившийся язык». У него с рождения отсутствовала речевая функция, но он не унывал, так как всё, что хотел сказать, излагал на бумаге. Не успели Турлин, Ру и Батли подойти, как старец уже выскочил из дома и жестами приглашал к себе. Проведя продуктивный диалог с ним, Турлин понял, что эти три старца даже не знают о существовании друг друга. Тогда он замыслил собрать их вместе. И на следующий день у него это получилось.
Старцы сначала не могли понять, как им разговаривать. Талеп что-то хотел сказать Тапену, но тот не слышит, отвернувшись. Тавей, созерцая такую картину, хочет объяснить Талепу, что Тапен его не слышит, но сказать не может, поэтому приходится говорить жестами, а Талеп не видит его жестов. Смешной Ру при виде этой картины даже хмуро вздохнул. Наконец, Турлин предложил старцам такую схему общения. Талеп, чтобы сказать что-то Тапену, сначала говорит это Тавею, а тот пишет на бумаге и показывает Тапену. Если Тавей пожелает что-то сказать Талепу, то напишет это на бумаге и даст прочитать Тапену, а Тапен расскажет уже Талепу. Но так Талеп сидел между Тавеем и Тапеном, то чтобы Тавею позвать Тапена, который не слышит, и не тянуться через всю лавку для толчка в плечо, он говорил Талепу, чтобы тот позвал Тапена для разговора с ним. Позже к их необычной беседе присоединился Турлин. Он сказал Тавею:
- Почему вас именуют «Не пригодившимся языком», ведь язык пригодился вам во время еды?
Тавей встал и озадаченно стал размышлять. Тогда Турлин подошёл к нему и сказал:
- Вы живёте в глухой деревне, не зная, что происходит снаружи. Доживаете свою жизнь, думая, что нет более бестолкового время препровождения, чем ваша жизнь. Вы не знаете, что голмоняне живут по вашим умозаключениям. Какая-то ваша мысль, может даже бредовая, завтра станет законом для остальных. Ведь Батли всё записывает.
- Выходит, я нужен людям? - написал на бумаге Тавей.
- Да, если вы не находите смысла в чём-то, то это не значит, что этого нет.
Тавей ликовал. К концу жизни он перестал пессимистически смотреть на мир. Он попросил, чтобы Турлин и остальным старцам сообщил об этом. Тогда, усадив посередине возбуждённого Тавея, Турлин сказал мудрецам, а для Тапена написал:
- Люди не мусор – они творения, созданные Господом. Бог, по сути, является любовью. Свою бесконечную любовь Он должен был на кого-то излить, тогда Он создал всех нас. Но многие приняли Его ласку, как должное, а другие отказались от Божьей любви, своей любовью наградив всё, что угодно, но не Бога. Тех, кто вернётся к Небесному Отцу, Он примет и простит. Но это касается лишь искренних сердец. Для этих искренних чад у Господа есть удивительный замысел, стремление к исполнению которого и должно быть смыслом нашей жизни. Так что вы нужны Всевышнему, Тавей. И вас, Талеп, Господь наречёт Дага, что значит «Нужный», и вы, Тапен, тоже Дага. Вы нужны Богу, если Он нужен вам. Если Он вам нужен, то попросите у него, что угодно, а Он всегда отвечает на молитвы своих детей.
Тогда Талеп воскликнул:
- Я хочу прозреть!
А Тапен вслед за ним:
- Я желаю слышать!
Только Тавей сидел молча, он не мог говорить, но всё равно мечтал. Он говорил Господу следующее:
- Оказывается, я нужен Тебе. Как много людей вообще не знают о Тебе. Я жажду рассказать им о Господе. Боже, если возможно, то дай мне речь, чтобы я нёс ощутимую пользу для Тебя.
Через мгновенье немой Тавей уже говорил. Как был он счастлив, но другие старцы не получили ответа на свои молитвы. Тогда Тавей рассказал им всё, о чём просил. Искренне раскаявшись в корысти, Талеп и Тапен в один голос просили у Бога чудесного исцеления, чтобы иметь лучшую возможность рассказать всем голмонянам, размышляющим над изображением кумира, о силе Божьей. И Господь разомкнул очи Талепа, и снял оковы с ушей Тапена. Каким чудесным увидел мир Талеп, и услышал его Тапен. Весело переговариваясь, трое старцев шли домой. Они благодарили Турлина. Рядом с хозяином, величаво повиливая хвостом, шёл Ру, будто бы это его благодарили старцы. Но пёс просто был рад за своего хозяина. Через день старцы уже ходили по всей Голмоне, благовествуя о чудесном Отце. Турлин вместе с собакой Ру возвращался в Арабику. Батли тоже многое переосмыслил и выкинул свою тетрадь для записей, в которой было написано: «Он помечтал и стукнул три раза в деревянную дверь, поэтому старец открыл, если бы иначе, то мечты его не сбылись бы. То же самое и у другого старца, когда он трижды плюнул. А ведь старец мог не открыть, и мечты были бы пустыми. Кстати, один из старцев был нем, поэтому мечтал молча. Те, что вслух мечтали, их желания не исполнились, в отличие от немого старца. Тот немой сидел между двумя другими, когда мечтал, а странник нарёк тем старцам, что сидели по краям, одно и то же имя. Возможно, это что-то значит. Позже, когда оставшиеся старцы мечтали одновременно вслух, то их хотения оправдались. Подумайте». Кто-то, наверно, нашёл эту тетрадь, пополнив коллекцию суеверий.
На пути в Арабику в землях Халдеи, что немного южнее Валерана Турлин встретил бродягу. Этот бродяга полз по каменистой пустыне. Сначала Турлин чуть не прошёл мимо, приняв бродягу за кучу лохмотьев, оставленных кем-то в пустыне. Но Ру подбежал к этой куче и начал обнюхивать. Тогда только Турлин разглядел среди тряпок человеческое лицо. Бродяга даже не мог стонать. Турлин поднёс к его рту воду. Сначала вода просто расплескалась по лицу умирающего, но потом жадными глотками бродяга стал пить воду. Он даже заметно приободрился, но был настолько слаб, что не мог подняться на ноги. Турлин понимал, что этот человек уже очень давно не ел. В его голове всплывали старые картины из голодной жизни в Шилдане, когда за год умерло пол Валерана. Турлин достал булку, отломил кусок и дал его бродяге. Кое-как тот прожевал хлеб. После этого Турлин отыскал поблизости пещерку и разжёг в ней костёр, чтобы остановиться на ночной привал. Бродяге он помог дойти до пещеры, и вместе они сели у костра. Бродяга не был словоохотным. Он плохо соображал, так как ещё не отошёл от смертных мук, которые терзали его с утра. Турлин вгляделся в лицо бродяги и обнаружил в нём какие-то знакомые черты.
- Слава Господу, что Он направил нас этой дорогой, если бы мы прошли даже в ста метрах отсюда, то не заметили бы тебя. На вот, возьми еду, - Турлин протянул бродяге несколько булок и флягу воды.
Бродяга схватил всё это и спрятал за ворот своей одежды. Так они легли спать. Утром бродяга встал рано. Костёр уже потух, и прохлада тревожила открытые участки тела. Потихоньку бродяга собрал свои вещи и вышел из пещеры. Но чуткий сон Ру был нарушен. Он пробудился и увидел, что странник уходит. Тогда собака разбудила своего хозяина, но Турлин, посмотрев вслед уходящему бродяге, сказал:
- Ничего, Ру, пусть идёт. У него свой путь.
Сидя утром в пещере, вспоминая ушедшего голодного бродягу, Турлину пришли на память эпизоды из голодного детства. Ностальгия охватила его, и он решил зайти в позабытые края Валерана, Пусторы и Шилдана. Эти города уже было невозможно узнать. Всё совершенно переменилось со времён голодного года. Теперь здесь жили процветающие валеранцы. Огромной стеной был обнесён Валеран, а Шилдан стал жилищем для валеранских воинов. Пустора обветшала. Теперь на её месте было несколько деревушек, где в основном жили земледельцы. Не пустила стража в Валеран ни Турлина, ни его собаку. Тогда решил Турлин пойти в земли Мории. Давно, ещё с детства он мечтал увидеть этот край мастеров.
Но не впечатлила Мория сына Дувина. Только глубокие шахты и разбросанные повсюду тележки с лопатами – вот образ нынешней Мории. Маленькие посёлки возле шахт – это редкость для человеческого глаза. Сам город Мория располагался в горах, и туда впускали только жителей или приглашённых. То есть посещение Мории не касалось Турлина. Тогда он подошёл к одной величавой горе. Это был Карадрас. Но Турлин решил взобраться на другую гору не такую высокую, чтобы сверху посмотреть на морийские постройки. Ру везде следовал за ним.
Но на высоте около ста метров хрупкий выступ, на котором стоял Турлин, обрушился. Ру успел только голову повернуть, когда его хозяин уже скрывался за обломками скалистой породы. В отчаянном прыжке Ру ринулся к хозяину. Он успел схватить Турлина за рукав. Тяжёлый Турлин увлекал за собой собаку, но Ру упирался, чтобы не упасть. Он пытался вытянуть своего хозяина. Лапы Ру скользили по камням, и конец был неизбежен. На самом краю пропасти уже был Ру, держащий за рукав беднягу Турлина. Внизу огромные камни насмехались над бессмысленной хваткой собаки и человека за жизнь. И Турлин и Ру понимали, что если собака разомкнёт зубы, то погибнет только Турлин, а Ру останется жить; если собака не разожмёт зубов, то либо они оба погибнут, либо спасутся, но шансы спастись были просто иллюзорными. Турлин призывал собаку бросить его, чтобы самой остаться в живых, но если бы Ру подумал, что они обречены, то перестал упираться. Жизнь без хозяина не была бы для него жизнью. Он посмотрел в серые глаза хозяина. Он вспомнил, как они играли ещё в Арасэнаре, бродили по степи Голмоны, плескались возле какого-то ручья, подле Пусторы. Плохие воспоминания покинули его. Ру вспоминал только лучшие моменты своей жизни с хозяином. Турлин тоже смотрел в глаза собаки. Он видел осмысленный взгляд, немного жалостливый, но у животных он всегда такой. Уши у Ру были торчком, а зубы намертво сомкнуты на рукаве Турлина. И тогда хозяин махнул головой собаке и промолвил:
- Давай, друг.
В это самое мгновение Ру обрёл новые силы. Он с усилием шёл назад, вытаскивая друга из бездны. Его лапы были стёрты в кровь, но он не сдавался. Он тащил до тех пор, пока сам Турлин уже не схватился за скалу и не выбрался на камни. После этого в глазах Ру Турлин заметил слёзы.
- Что ты, дружище, всё прошло? - сказал Турлин, обняв волосатого приятеля.
Теперь их путь лежал уже точно обратно в Арасэнар. Больше между ними не было недомолвок, каждый был готов жизнь положить за другого. А ведь это были человек и собака. Возблагодарил Господа Турлин за то, что Он исполняет Свой чудесный замысел на земле.
Каково было удивление Турлина, когда он узнал, что фараон Кэгорт мёртв, а народ в Арабике устраивает волнения против наместника Гистемафа, причём вождём ополчения стал никто иной, а его пятнадцатилетний племянник Алжир. Этот парнишка ходил по домам и будоражил людей.
- Мы будем жевать плесень, когда производим свежий хлеб? До каких пор? Почему Сэндория должна указывать нам, как жить? Эй, парень, - обратился он к проходящему мимо Турлину, не узнав его, - я разве указываю вам, как жить?
- Нет, - ответил Турлин, посмеиваясь, - мне вы не указываете.
Тогда Алжир узнал своего дядю и стал приветствовать.
- Ты готов повести людей, - поинтересовался Турлин.
- А если буду сидеть на печи и жевать калачи, то эта перспектива будет на всю жизнь. Я не люблю калачи, они слишком чёрствые.
- Аладья разбаловала тебя своими сладкими кренделями, что ты стал брезговать калачом?
- Прекрати, дядя. Как будто ты не видишь несправедливости по отношению к нам?
- Эй, никогда не поступай, опираясь на эмоции. Помолись, вопроси об этом у Господа, Он направит тебя.
- А как ты сам думаешь, неужели Бог не хочет, чтобы люди жили в достатке?
- Хочет. Но не забывай о справедливости Божьей, по которой грешник заслуживает наказания.
- Я и хочу наказать грешников.
- Ты сам-то во всём послушен Богу? Грешник тот, кто перечит Творцу. Не спеши. Всем воздаёт Господь по их делам, не бери на себя роль судьи и палача. Ещё раз говорю, помолись.
- Хорошо. Господь, мне стоит восстать против гнёта? - Алжир подождал секунду, - Ну, вот, Турлин, никаких ответов.
- А ты что хотел услышать? Голос с неба? Помолись об этом дома с искренним сердцем. Если придёт мир на сердце, значит Господь тебя благословляет.
Алжир многозначительно посмотрел на Турлина и пошёл. А Турлин погладил сидящего рядом Ру и сказал ему:
- Значит, всё переменится.
На следующий день Алжир собрал огромную толпу людей. И они пошли ко дворцу Гистемафа. Алжир требовал его ухода, иначе был бы штурм здания. Может быть, Гистемаф был готов выйти, но вдруг из толпы раздались крики:
- Он не хочет нас кормить, тогда скормим его воронам.
- Да, Будюк, вперёд, - кричал кто-то ему в ответ.
И вся толпа хлынула во дворец. В этот самый момент Гистемаф выходил из дворца, не подозревая о происходящем. Толпа сбила его с ног и растоптала. Во дворце бешеный народ бил посуду и зеркала. Встречавшихся стражников они убивали. Какая-то безмозглая женщина со стулом побежала на стражника, но напоролась на его алебарду. Пронзительный возглас послышался сверху на лестнице:
- Лохуша, этот гад прикончил тебя. Ему не жить.
Это был Гаврик. Он прыгнул с лестницы, чтобы настичь стражника, но упал на разбитое им же самим зеркало, похоронив себя. Когда погибли эти двое, тогда народ слегка утихомирился. Но оставался ещё один ополченец, который вёл восставших. Он снова воскликнул:
- Чего стоите? Отмстите им за годы недоедания.
В это время Алжир медленно подходил ко дворцу. На пороге лежал окровавленный Гистемаф. Он ещё дышал, но спустя мгновение умер. Отчаяние охватило Алжира. Он понимал, что скоро прибудут сэндорийские воины. Народ ещё бесчинствовал, когда прибыли эти воины. Алжир сидел возле двери и думал об ужасе, произошедшем здесь. Воины фараона быстро сломили сопротивление ополченцев. Потом они потребовали выдать им зачинателей беспорядка. Из толпы раздался голос:
- Вон, он сидит, пригорюнился. Это он заварил всю кашу.
Но кто-то перебил его:
- Ты чего, Будюк, этот парень мирно просил Гистемафа быть справедливым. Это же ты переполошил весь народ вместе с Гавриком.
- Да заткнись ты, кретин, - отвечал Будюк.
Тогда одумавшийся народ стал кричать:
- Это Будюк устроил погром.
Воины связали Будюка, а к вечеру его казнили. Алжир на время занял место Гистемафа, так как все отдавали себе отчёт, что только он может говорить с возбуждёнными жителями Арабики. Потом народ выбирал себе царя. Так как до Гистемафа у власти был Руслан, то закономерно выбрать было его сына Ведруса. Но Ведрус отказался. Затем отказался Турлин. Следующим по старшинству был Алхим, отсутствующий в данное время в Арабике, поэтому Алжир стал предводителем арабичан. Вскоре он договорился с Сэндорией, которая переживала тяжёлые времена, и получил полную свободу Арабики от грозного соседа. Народ славил Алжира.
В тот момент Турлин, подошедши к племяннику, спросил:
- Ты так хотел, чтобы всё произошло?
- Всё как-то не так.
- Ты не просил Господа, чтобы Он повёл тебя. Запомни, Он – Владыка всего. Он решает, что делать, а что нет. И если ты станешь указывать Ему, то прогневишь Создателя. Полностью доверься Господу, а Он сделает всё в совершенстве, по-особенному. Сейчас не горюй: Господь благословляет тебя.
- Спасибо, - ободрился Алжир.
Турлин покинул дворец нового правителя Арабики. Сейчас он мечтал немного отдохнуть, чтобы потом снова начать свой великий поход по миру. Но не удалось отдохнуть Турлину: новое горе посетило его. Малыш Ру, так ласково называл его Турлин, заболел и скоропостижно скончался. Огромная печаль переполняла сердце Турлина. Он долго рыдал над телом заветного друга. Он никогда не забудет своего верного товарища. Жизнь всё больше переставала напоминать праздник, но Господь послал Турлину утешение. Тогда Турлин знал, что его путь ещё далеко не окончен. И он ушёл из Арабики. На юг Сэндории лежал теперь его путь.
Опять какое-то испытание выпало на его долю. Бедная деревушка располагалась чуть южнее Валии, в ней-то и решил переночевать Турлин. Но, войдя в неё, Турлину захотелось поскорее бежать отсюда. Сначала его поразил смрадный запах, а потом только он увидел на дорогах деревни тела людей все в язвах. Дети и взрослые, женщины и мужчины, старики и молодёжь – страшная болезнь не щадила никого. Лица мертвецов до неузнаваемости были обезображены струпьями. При виде этого Турлина чуть не стошнило. Он прикрыл лицо и по-быстрому хотел миновать эту деревню, но быстро не вышло. В самом конце деревни на дороге сидел больной человек. Язва пожрала часть его кожи, но он всё ещё оставался жив. Турлин не имел права пройти мимо. Кроме того, он осмотрел все дома, чтобы не пропустить ни одного умирающего, которому ещё можно было бы помочь. Он убедился, что жив только один.
Прекрасно понимал Турлин, что не сможет помочь бедняге, так как совершенно не мыслил в медицине. Больному к вечеру совсем похужело. Турлин развёл огонь рядом с ним, чтобы не замёрзнуть. Всю ночь Турлин просил у Небесного Отца помощи, а к утру задремал. И тогда ему приснился сон из далёких лет, когда ещё были живы его сёстры. «Это были времена, когда они всей семьёй работали в травяной лавке у Руслана. Ведина говорила Альчевине, что вчера она встретила бешенного громита, у которого изо рта текла пена. Он был весь в поту, и всё крушил на своём пути. Потом он без сил упал на колени, достал нож и с рёвом воткнул в свой живот. Но умер не сразу. Он поднял глаза и увидел неподалёку стоящую Ведину. Его лицо исказилось гримасой ненависти. Он вынул ножик из своего вспоротого живота и кинул в сторону Ведины. Лезвие слегка задело руку старшей сестры Турлина. Услышав эту историю, Альчевина приготовила настой из травы кастрицы, и приложила к руке сестры. Наутро от раны не было и следа». Турлин проснулся, но не было чувства, что он спал. В его голове было только одно: где взять кастрицу. Уже светало, и Турлин побежал за пределы деревни, чтоб поискать необходимую травку. С удивлением он обнаружил, что вокруг деревни кругом росла кастрица. Он сорвал несколько стеблей, положил их в ведёрко, залил водой и повесил над костром. Вскоре отвар закипел. Турлин подождал, пока всё это остынет, и принялся растирать всё тело больного человека.
Не заметив того сам, Турлин уснул, а проснулся только к вечеру. Его пациент сидел в сторонке и раздувал огонь костра. Проказа начала проходить. Турлин возблагодарил Великого Бога.
- Что произошло? - спросил незнакомец, увидев, что Турлин проснулся.
- Мне кажется, что чудо, ещё вчера вы были неподвижны, а ваша кожа, словно грязь, отваливалась от кости. Но я растёр вас настоем кастрицы, и вот, вы говорите со мной, а раны, смотрю, затягиваются.
- Я помню только, как люди начали умирать, потом я перестал видеть, и бесконечная боль. Сегодня она прекратилась. Видимо, благодарить я должен вас.
- Если бы вам помогал я, то сегодня вы бы уже присоединились к остальным здесь лежащим, но вас спас Господь, так что возблагодарите, прежде всего, Его.
Тогда человек закрыл глаза, и его лицо засияло не то скрытой улыбкой, не то каким-то внутренним светом – он благодарил Спасителя своего – Бога.
Позже, когда незнакомец пришёл в себя, он рассказал всю свою историю. Звали его Куресмо, что означало «Помилованный даром». Он был родом из Колхиды, но прибыл в Арабику, где не был никем принят, тогда он скитался по пустыням Сэндории, Палестины и Халдеи. Но там голод заставил его искать прибежища в других местах. Скитания снова возвратили его в Сэндорию, но теперь он уже шёл на юг, и осел в небольшой деревеньке. Там жили странные люди, которые поклонялись какому-то идолу. По их поверью одну неделю в год они не имели права покидать пределов деревни. Эта неделя стала последней для них.
- Когда заболел и умер какой-то бродяга, то его тело не стали выносить из деревни, чтобы там схоронить, - рассказывал Куресмо, - а положили в сарай, так как все должны были поклоняться божеству Ваалу, то есть «Сам себе бог», полную неделю. Вслед за первым умершим последовали другие. Сначала соседи, а потом и вся деревня захворала. Врачи говорили, что где-то рядом может произрастать спасительное лекарство, но до конца недели нельзя было покидать деревню. Все надеялись, что божество не даст им испытания, которое окажется тяжелее их возможностей, но теперь все они мертвы.
- А что вам мешало покинуть деревню? - спросил Турлин.
- Сначала отговаривала моя возлюбленная, которая поклонялась этому божеству, а потом, когда она вся облезла и умерла, я хотел пойти в поле, но силы покинули меня на краю деревни.
- Господь помиловал вашу душу. Но неужели вы не знали, что есть Всесильный Господь, а остальные божки – лишь пшик? Никто ни разу не ободрил вас?
- Почему? Я слышал о другом Боге, о других богах. Но в итоге, что я вижу? Человек приходит и спасает меня, значит надо верить в человека?
- Верить в человека, то же, что и верить в их Ваала. Что тот, что другой – полные нули. Пред сатаной спасёт вас только Всевышний.
- А как же тогда? Именно человек в жаркой пустыне спас меня от голодной смерти, ещё однажды какой-то парень уберёг меня от шайки головорезов. Вот теперь вы. Вы ведь человек?
- Что, по-вашему, есть Божественное вмешательство? Неужели Сам Бог должен спуститься на землю, чтобы вы удостоверились в его помощи.
- Нет, но это должно быть необычно.
- А обычно, когда приходит в деревню человек, среди зловонных трупов разрывает теплящуюся жизнь, ничего не понимая во врачевательстве, исцеляет смертельную заразу. Или, проходя по бескрайней пустыне с другом-собакой, человек натыкается на полуживого странника и даёт ему есть. Напоминаю, что пустыня была так велика, что, если бы даже тому человеку сказали: «В пустыне умирает бедняк, возьми хлеб и отнеси ему», то он не нашёл бы его там. Может быть то, что один паренёк, встав против тридцати человек, вооружённых вилами и дубинами, защищает другого – это простое стечение обстоятельств? Почему люди, слыша истину, задумываются и говорят: «Что-то тут не так!», а обман готовы принимать за чистую монету. Не всё можно увидеть глазами, чтобы видеть Бога, нужно смотреть духом, причём с искренним и чистым сердцем. Тогда Небесный Отец назовёт вас Своим ребёнком.
- Вы за пять минут дали мне больше, чем я приобретал за всю предыдущую жизнь. А откуда вы узнали подробности, которых я не рассказывал. Хотя бы то, что человек, спасший меня в пустыне, был с собакой, и то, что люди, напавшие на меня в Арабике, были с вилами и дубинками в руках?
Турлин рассказал, что это он был в тех обоих случаях его спасителем. Куресмо был безмерно счастлив, он сочувствовал об утрате Ру, и за всё благодарил Турлина.
- Не я, но Бог спас вас. Я всего лишь проходил мимо. Вся слава Сущему.
С тех пор Куресмо стал повсюду следовать за Турлином. Они сдружились, и вместе путешествовали по миру. На этот раз море ждало их. Собрав команду, Турлин и Куресмо отчалили от восточного побережья Сэндории по гигантским просторам моря Пантикапеи.
Синие волны омывали юго-восточное побережье Эйкорты. Фараоновский наместник Бушман, развалившись в кресле, смотрел на прибой. Неведомо ему было, что скоро его праздную мирную жизнь нарушит человек, который придёт с моря. Солнце перестанет быть лаской для его кожи, плодовый нектар откажется быть утешением для его гортани, а народ возопит: «Прочь!» – в его адрес. А пока далеко за горизонтом, где море не щадит путешественников, Турлин отчаянно боролся со стихией. Причём его корабль не старался выплыть из шторма, а намеренно шёл к самому эпицентру бури, где волны, словно камни, давили под собой всякую плоть. Ещё до того, как природа решила искать героев, Турлин видел вдалеке судно, перекатываемое волнами, также он видел огромную тучу, стороной от него, но верным курсом надвигающуюся в сторону того судна, чтоб, распластавшись над ним, увлечь живых на морское дно. Спасать плыл Турлин, и Куресмо не прекословил.
Хорошо, когда снаружи корабля вода, ему так плыть легче. Но плохо, когда вода внутри его: чудовищная волна до краёв заполнила корабль Турлина. Только он не обращал на это внимания – он говорил с Богом. Вдруг корабль подбросило, и большая часть воды расплескалась обратно в океан. Уже не было видно того судна, за которым плыл корабль Турлина, только гоняемая водами доска свидетельствовала о разыгравшейся трагедии. Куресмо огорчённо всматривался в тёмные глубины океана, но они не отвечали ему подсказками. Он не видел ничего. Он думал, что бессмысленный порыв Турлина теперь обрёк и их на гибель, но в этот момент Турлин обратился к нему:
- Молись Господу, чтоб не погибнуть.
А сам прыгнул в океан. Куресмо стал восклицать. Он просил у Бога пощады, но постепенно его призыв стал более уверенным. Теперь он повелевал водам смириться. В это время Турлин отцеплял от плавающей доски чьё-то тело, запутавшееся в верёвках. Он с трудом закинул его на свой корабль. И всё это казалось подвигом в свете непокорности моря.
- Последи за ним. Он, кажется, жив, произнёс Турлин, обращаясь к Куресмо, - Я посмотрю ещё.
Он снова нырнул. Теперь в полной темноте морского бытия он разглядел пузырьки. Не мешкая, Турлин поплыл туда. И, правда, там было чьё-то тело. Турлин вытащил и его на свой корабль. Снова собираясь под воду, он сказал:
- О, Господь, на тебя лишь уповаем, - и море стихло.
Тогда Турлин уже понимал, что больше спасённых не будет, но на всякий случай понырял немного. Потом окончательно влез на борт своего корабля. Перед ним лежали два тела. Один, тот, что запутался в верёвке, спокойно спал, а другой не дышал. Куресмо мрачно смотрел на небо, на котором потихоньку появлялось солнце. Турлин перевернул второго на живот, подставил колено под его грудь и следка стукнул по спине. Всё это время он пребывал в молитве перед Богом. И тогда Великий Отец совершил чудо. Уже давно не дышавший человек вдруг откашлялся, и из его рта хлынула струйка воды. Он пробормотал что-то про своего брата и уснул. Теперь уже корабль Турлина держал курс на Эйкорту. Пора было разрушать идиллию безжалостного господства Бушмана в этих землях. Тогда Турлин об этом даже не помышлял.
Один из спасённых, который запутался в верёвках, пришёл в себя ещё до того, как корабль причалил к берегу. Его имя было Гурлицанту. Он почти не говорил, хотя Турлин немного знал эйкортянское наречие. Гурлицанту был напуган. Когда уже они причалили, он стал с большим доверием относиться к своим спасителям. Тогда и ещё один спасённый пришёл в себя. Он оказался братом первого, и звали его Антан. Турлин тем временем отправился вглубь материка, поискать продовольствие, так как они высадились на пустынном берегу. Куресмо стал рассказывать удивлённым Антану и Гурлицанту о том, как бесстрашный Турлин спасал их из морской пучины. Благодарность переполняла сердце Антана. Он, услыхав эту историю, бросился вслед за исчезнувшем в дебрях африканского леса Турлином, чтобы отблагодарить. Гурлицанту был более сдержан и своё спасение считал закономерным.
Турлин шёл по диким джунглям в поисках плодов, когда услышал за спиной шорох. Он взобрался на дерево, чтобы не быть захваченным врасплох. С высокой ветки он видел темнокожего человека, пробирающегося сквозь чащу леса. Также он видел неспешно крадущегося за тем человеком львёнка. Вскоре в темнокожем человеке Турлин узнал спасённого им Антана. Бесшумно сын Дувина спустился с дерева и прыгнул на львёнка. Львёнок был ещё молод, хотя и силён, но сопротивляться не мог. Турлин прижал его, и львёнок повиновался. Антан в этот момент обернулся и увидел, что Турлин спас его от хитреца-львёнка. Восторг при виде Турлина сменился страхом, когда он услышал грозный рёв возле себя. Это была львица. В мгновение она полосонула лапой по лицу Антана. Он упал от болевого шока. Тогда львица хотела броситься на него. Но в этот момент в дело вступил Турлин. Он закричал так, что Куресмо на берегу, услышав крик, вздрогнул. Львица переключила своё внимание на Турлина, держащего в стальных объятиях её ребёнка. Она недовольно прорычала, но Турлин с таким же оскалом смотрел на животное и не двигался. Без лишних слов и львица и люди понимали, что происходит. Тогда грациозное животное сделало шаг в сторону, не спуская взгляда с Турлина. Окровавленный Антан пополз к Турлину. Львица, косясь на него, продолжала взглядом гипнотизировать Турлина. Когда Антан был уже возле Турлина, тот скомандовал ему:
- Беги на берег.
Опрометью Антан побежал в стан своих приятелей. Дуэль характеров Турлина и львицы продолжалась. Когда сын Дувина убедился, что Антан должен быть далеко отсюда, тогда он сделал шаг назад, одновременно отпустив львёнка. Львица моментально подскочила к своему детёнышу. Так она оказалась вблизи Турлина. Он был готов ко всему, даже к рукопашной схватке со зверем, но львица, покосившись на него, демонстративно отвернулась, и вместе с львёнком повернула за зелёный куст. Турлин уже не искал плодов, с него было достаточно. Он вернулся на берег, где его ожидали Куресмо и два спасённых брата. Радость у всех при виде его была неимоверной. Но его больше заботили раны, на теле Антана. Он обработал их. Вскоре они стали заживать, только один шрам на щеке стал напоминанием Антану о встрече с царицей зверей.
Кстати корабль, на котором они прибыли сюда, к утру второго дня уже унесло далеко в море. Потому что Куресмо так волновался о Турлине, что забыл пришвартовать его. Спустя несколько дней, они отправились по земле искать людей в этих диких местах. Через двое суток пути они набрели на маленькую деревушку, недалеко от которой располагалось огромное поселение. В поселении находился дворец наместника сэндорийского фараона – Бушмана. Первым начальником при наместнике был некий старец по имени Могадишо. Он заронил в душу Бушмана тревогу по поводу прибытия повстанцев.
Ранее Гурлицанту и Антан жили в этих краях, но немного севернее, поэтому здесь народ принимал их, как своих. Бушман был также радушен, встречая странников.
- Чего ты улыбаешься? - прошептал ему Могадишо, - Не долго они дадут тебе здесь командовать. Через год с небольшим один из них займёт твой трон, а твой труп будет разлагаться под землёй.
Бушман озадаченно взглянул на своего первого советника. Теперь он уже ненавидел пришельцев. Они стали известны среди народа, потому что разносили по всему краю милость и справедливость. В этом Бушман читал злобный план его свержения.
Антан имел пытливый ум. Он постоянно изобретал какие-то вещицы, которые могли облегчить жизнь. Одним из таких изобретений была оросительная система. Как народ благодарил его за то, что больше им не нужно было изнурённо носить воду в дырявых вёдрах. Теперь по системе трубопроводов вода сама текла к полю и поливала посаженые культуры. В нём Бушман разглядел претендента на владычество и ненавидел. Брат Антана Гурлицанту был безынициативным человеком, поэтому его Бушман никак не видел на своём троне. Куресмо был трудолюбивым человеком. Он почти никогда не отказывал, когда его просили о помощи, и народ доброжелательно к нему относился. Нет, он не мог бороться за место правителя Эйкорты, по мнению Бушмана.
А вот Турлин – знатный любитель простолюдинов, а также и их любимец – хорошо вписывался в трон Бушмана. Турлина больше всего опасался и недолюбливал наместник. Кроме того, Могадишо каждый день сообщал фараону о новых подвигах красавца из Арасэнара, как он называл Турлина.
Однажды всё-таки Турлин и Могадишо встретились лицом к лицу. Это произошло на берегу моря. Гнусный старец смотрел ледяным взглядом из-под капюшона. Турлин хотел пройти мимо, но старик остановил его.
- Меня нельзя проигнорировать, - сказал Могадишо, - Как нельзя пропустить свою судьбу.
- Вы кто? - спросил Турлин.
- Тебе не придётся обращаться ко мне по имени.
- Что вам нужно тогда?
- Это нужно в первую очередь тебе. Ты борешься за равные права всех людей. Ты видишь, как ущемляются бедные и возносятся богачи. Там у себя дома ты не мог терпеть. Ты помнишь свержение Гистемафа? Не твои ли слова о Божьих благословениях заставили Алжира бунтовать? Что же сегодня? Он не знает, чем накормить людей, а ведь ты мог стать властелином Арабики и народ бы процветал. Но ты испугался, смалодушничал.
- Чего вы добиваетесь?
- Учись на ошибках своих хотя бы. Посмотри, народ стонет. Тебе под силу осчастливить его, только не ходи по граблям. Бушман выпил все соки из этих плодородных земель, но даже комары, насытившись кровью, умирают. И Бушману пора. Пришло твоё время. Вся Эйкорта будет тебе только благодарна.
- Господь даёт нам правителей, не мне решать, кто хорош, а кто не достоин. Не станем роптать на Божьего избранника и тем сохраним верность Богу.
- Ты где набрался всего этого? Откуда, по-твоему, я столько знаю о тебе? Ты думаешь, я просто проходящий мимо дядюшка-мыслитель?
В тот момент Могадишо снял капюшон. Его кривое ухо блестело в свете луны. Потом он произнёс страшным голосом:
- Смотри, - и он бросил огненный шар в лес, который, срубив несколько деревьев, вернулся к нему, - Всё серьёзнее, чем ты думаешь. Я говорю от лица князя мира сего. Тебя он избрал.
- Мне некогда с вами препираться, - отвечал удивлённый Турлин, - пора спать идти.
- Тогда, - кричал кривоухий старец вслед уходящему Турлину уже другим голосом, - не осрамись перед тем, кто сможет изучить твою душу, и играет страхом. Не споткнись о Суле, - и снова начал говорить прежним голосом, - не встанешь. Я приду, чтоб растоптать тебя.
Ночь для Турлина ещё не закончилась. Гурпачи, которого, я думаю, вы узнали, теперь прохлаждался в Эйкорте, но цель его была: заставить Турлина пойти против воли Господней. Здесь и Суле плёл свои сети. Турлин шёл быстро, луна освещала ему путь. Вдруг им стало овладевать непонятное чувство. Краски леса усилились, палитра цветов насытилась, одновременно приобретя нечёткие очертания. Кто-то вышел ему навстречу. Лицо шедшего было размытым. Это был Суле. Он произнёс:
- Гурпачи осведомил тебя обо мне.
Но Турлин не отвечал. Он приближался к Суле и вдруг упал на колени. Суле, на мгновение забыв о своей работе, изумился тому, что произошло. Ведь он решил, что Турлин сломился и пал пред ним, чтоб вопросить пощады. Но не перед приспешником зла склонился сын Дувина. Смирение пред Господом усилил Суле в Турлине. Он рухнул, почувствовав огромное почтение перед Всевышним. Присутствие Бога было настолько реальным для Турлина, что он даже был благодарен за это Суле. В тот же миг и сам Суле разобрался в происходящем. В один миг всё исчезло. Краски леса снова приобрели свой естественный цвет, а Суле был низринут во тьму.
Турлин встал. Он не мог понять, что с ним происходит. Тогда он испытал самое ужасное, что может произойти – полное опустошение. Только что Суле приоткрыл ему грань невидимого, и теперь он жаждал снова ощутить это, но ничего не чувствовал. Ему показалось даже, что Бог снял с него свой покров. «Неужели я не прошёл испытание, и Господь покинул меня», – промелькнуло в голове Турлина, но потом он услышал: «Не оставлю тебя и не покину тебя». Не знал Турлин, откуда пришли эти слова, но вместе с ними успокоилось его сердце. Тогда он уже понимал, что Господь здесь. Счастливый он возвратился в свой дом.
Той же ночью Могадишо, он же Гурпачи, беседовал с Антаном. Сильный соблазн был у Антана принять слово, исходящее из уст советника Бушмана. Могадишо предлагал изгнать самого Бушмана из Эйкорты, а власть передать в руки народа. Разговор этот подслушивал и Гурлицанту. Когда Антан ушёл, полный раздумий, тогда из-за стены показался Гурлицанту, мечтающий о владычестве. Вскоре Антан вернулся, и сказал:
- Нет, это не моё – плести интриги и устраивать революции, я лучше постараюсь облегчить людям жизнь практическим методом, - но замолчал, потому что увидел брата, предлагающего свои услуги Могадишо.
Антан уходил молиться, ведь Турлин рассказал ему о Боге. Весть о свержении Бушмана не приносила мира в сердце Антана. Он отказался, но уже нашёлся тот, кто заменил его. Гурлицанту уже вынашивал план по ликвидации власти Бушмана. Зная о заговоре, который готовили Могадишо и Гурлицанту, Антан перебрался подальше от дворца наместника, на самую окраину, недалеко от огромного поместья какого-то богача. Там была маленькая деревушка, в которой жили свободные эйкортяне. В ней обосновался Антан.
Произошёл в то время интересный случай. Войско Бушмана охотилось в джунглях. И вот, они выманили на дорогу старую львицу. Около ста человек с факелами и луками, начинёнными ядовитыми стрелами, окружили зверя. С воплем они гнали львицу ко дворцу. Там её ждала петля, в которую попалось животное, потеряв всякую осторожность. Верёвка с петлёй была привязана к дереву, растущему возле дворца, и Бушман из окна наблюдал за тем, как мечется старая львица, пытаясь вырваться из удавки. Вокруг неё прыгали люди, стараясь опалить её огнём своих факелов. Услыхав звуки веселья, собрался народ, поглазеть на зрелище, устроенное толпой живодёров. Среди прочих зевак был и Турлин с Куресмо и Антаном. Когда Антан увидел львицу, то на его щеке красной полосой воспалился шрам, как отзвук прошлой боли.
- Эта та самая львица, - сказал он Турлину.
- Я знаю, - ответил Турлин.
- Они все на одно лицо, - вставил Куресмо своё слово.
Неожиданно за спинами восклицающего народа раздался оглушительный рёв. Все обернулись. Там стоял молодой и сильный лев, а в зубах он держал младенца. Народ расступился. Все понимали, что здесь происходит. Лев чётко дал понять, чего он требует. Бушман, выглядывая из окна, скомандовал одному из солдат разрубить верёвку, удерживающую львицу. Но никто не осмеливался, приближаться так близко к ней. Тогда из толпы выбежал мужчина с ужасом в глазах и с ржавой секирой. Это был отец ребёнка, захваченного львом. Этот мужчина обрубил верёвку, и львица, почувствовав свободу, бросилась бежать. Солдаты с факелами уже открыли ей пространство. Теперь происходил другой акт: передача младенца из пасти льва людям. Лев аккуратно положил ребёночка на дорогу и хотел развернуться, чтоб убежать, но, спустя мгновение после того, как облегчённо вздохнувший отец держал на руках своё чадо, войско солдат с факелами загородили путь льву, обступив его. И уже новая петля была накинута на шею царю зверей. Растерянность была в глазах льва. Народ одобрительно прокричал, поддерживая смекалку наместника. Но не таким был Турлин и его друзья.
- Так нечестно, - закричал он, - Вы что делаете, наглецы? Он отпустил ребёнка, а какова ваша плата.
Один из стражников натягивал тетиву лука и говорил:
- Лев ещё не расплатился, он расплатится шкурой.
Это был главный среди войска наместника, и всё войско одобрило позицию своего начальника. Турлин так не думал. Он метнул в начальника войска камень так, что начальник выронил лук в тот самый момент, когда был готов пустить стрелу. Затем Турлин выхватил копьё у рядом стоящего солдата и пригрозил остальным. Медленно он подошёл к зверю и скинул с него петлю.
- Кто из вас двинется, тот ощутит это копьё между своими рёбрами, - был как никогда серьёзен Турлин.
Лев ушёл, а Турлин выбросил копьё, и никто не посмел осудить его. Но мнительный Бушман увидел в поступке Турлина жажду прославиться перед народом, чтобы потом без проблем расправиться с ним, то есть с Бушманом. Но, ожидая удара в грудь со стороны Турлина, Бушман открыл спину для Могадишо и Гурлицанту, а те не замедлили с тем, чтобы воткнуть в неё кинжал.
Планомерно Могадишо вовлекал Гурлицанту во властные круги. «Этот человек пригодится нам, так как, будучи африканцем, он понимает нужды остальных африканцев», - говорил Могадишо Бушману. А с Гурлицанту он говорил о другом: «Люди увидят, что ты такой же, как и они, и захотят видеть тебя на месте Бушмана. Кстати, Турлин сослужил нам хорошую службу, когда проявил сочувствие к зверю, тем, явив жестокость кровожадного наместника. Но помни, друзей у царей не бывает».
Прошло некоторое время, и Гурлицанту стал приятелем Бушмана. И народ сравнивал этих людей. План Могадишо исполнился: народ большее предпочтение отдавал «своему человеку», как Могадишо называл Гурлицанту в беседах с Бушманом. Прошло больше года с тех пор, и многое происходило за это время. Однажды вечером возле дворца возмущался народ. Бушман подошёл к окну с речью. Он-то думал, что здесь собрались приспешники Турлина, поэтому говорил:
- Не понимаете вы, что я хочу вам добра. Турлин настроил вас против меня, а я ему ничего плохого не сделал. Я защищаю вас от сэндорийских попыток увести вас в рабство. Богачи, которые обосновались здесь, хотят погубить вас, я не дам им этого сделать, потому что я за вас отвечаю.
- О каком добре ты говоришь, когда отравил своих жену и дочку? - крикнул кто-то из толпы.
- Моя дочка и жена умерли, когда их ужалила змея, - оправдывался наместник.
- Странно, что ещё оставшуюся твою родню эта змея не покусала, - народ засмеялся.
- Ведь проводилось расследование, где Могадишо вам объявлял, что на их телах были найдены следы змеиных укусов, и, кроме того, Гурлицанту обнаружил во дворце змею и убил её.
- Гурлицанту обнаружил змею? Это ты заставил его придумать эту историю, угрожая казнить. Думал, что убийство твоей семьи останется незамеченным. Сам же уже привёл новую любовницу, скорее всего она и стала причиной, по которой ты безжалостно отравил жену и дочку.
- Гурлицанту мне сам показывал змею.
- Змея – это ты.
- Это Турлин настроил вас против меня? Гурлицанту был его шпионом в моём дворце? Вот кто змея, пригретая на моей шее.
- Заткнись и убирайся из Эйкорты.
Положение вещей начинало не нравиться Бушману, и он позвал стражу.
- Какую стражу? - кричал самый говорливый, - посмотри сюда: я – твоя стража.
Говорливым оказался сам начальник стражи. Тогда наместник в испуге отшатнулся от балкона и призвал своего советника. Этого и ждал Могадишо. Он вышел с кинжалом в руке и сказал:
- Не должна Эйкорта страдать за совершённые тобой злодеяния. Отрекись или погибни.
С ужасом поглядел на него наместник, пытаясь увидеть глаза, оттенённые капюшоном. Но, когда увидел, то отшатнулся. В них была мёртвая пустота и одновременно с этим надменная усмешка.
- Как же и тебя соблазнил проклятый Турлин? - пробормотал Бушман.
- Да, и меня, - издеваясь, таким же скорбным голосом передразнил его Могадишо, а потом тихо добавил, - Глупец, Турлин вообще ничего об этом не знает. Он никогда не пытался позариться на власть. Это я об тебя ноги вытираю, потому что ты – заноза. Не стоило тебе против рабства бороться, так как наш повелитель с ним не борется, а устанавливает его.
Но последних слов уже не слышал Бушман. Его сердце не выдержало таких потрясений. Он умер. Гурлицанту провозгласил свободу народа от Сэндории, а народ провозгласил Гурлицанту своим правителем. Но вскоре из ослабшей Сэндории прибыло войско для установления порядка. В Эйкорте развернулись баталии. В результате погибли многие жители этой страны, в том числе и начальник стражи при Бушмане – Дийоп. А также без вести пропал Могадишо. Только, когда Турлин предложил провести переговоры, тогда закончилось кровопролитие. Сэндорийцы вернулись к себе, а Эйкорта получила долгожданную свободу, но свободу потеряли её жители. Потому что со всего Песчаного Края съезжались богачи и покупали эйкортян в рабство. Гурлицанту не обращал на это внимания, пока Турлин не сказал своего веского слова. Это события, связанные с расцветом работорговли Сатюха, его гибелью, а также смертью Гурлицанту.
В ту пору на некоторое время к людям всё же вернулась истинная свобода, потому что Турлин многим рассказал о Боге. Антан вернулся на остров, где его дожидалась жена и сын. И там он поведал о реальности Бога. В Эйкорте стал править Куресмо, неся народу весть о Господе и Его славе. То были лучшие времена в этой жаркой стране. Поскольку спустя пятьдесят лет, со смертью Куресмо и его жены, когда их дети были вынуждены покинуть Эйкорту, здесь снова объявился Гурпачи. Он снова называл себя Могадишо. И он поработил свободолюбивых эйкортян, основав там город, ставший в последствии центром работорговли. Он дал городу своё имя.
Но не настали ещё те времена, когда зло будет безраздельно властвовать в Песчаном Крае в течение четырёхсот лет. Ещё жив Турлин и его жена Дэсинка. Они любят Бога. Они поселились на Светлой Равнине Каджан, где берёт своё начало великая река Тэран. Там появились их дети. И Господь благословлял этих детей, Своих детей.

«Блаженны вы, когда исполняете»

Маленький мальчишка пробирался сквозь ворохи доспехов и щитов. Он спал в каком-то сарае на сене, но что-то потревожило его сон. Теперь он искал своего отца в этом незнакомом месте. Отца не было, не было вообще никого. Дверь была заперта, но сквозь щель мальчик видел, как незнакомые люди развели костёр снаружи сарая. Они говорили о чём-то, но и среди них не было отца. Вдруг один из сидящих возле костра начал громко кричать на своего приятеля. Мальчишка не вслушивался в слова. В его голове всплывала другая картина.
«Какие-то огни. Сам мальчик сидит на отмостке, выложенной камнем, рядом с ним лежит мёртвый человек, весь в крови. С другой стороны отец ободрительно посматривает на него. В этот момент с другого конца площади прибегает некий человек в короне, но, увидев отца с ребёнком, начинает кричать, возмущаться на того, почему отец ребёнка не сражается в бою. Отец молчит, даже, кажется, не обращает внимания на крики человека в короне. Тогда крикун говорит:
- Я покажу тебе, как молчать. Ты навсегда замолчишь. Смерть вербует молчунов в свои ряды.
В этот момент человек в короне приближается к отцу ребёнка и втыкает меч в его живот. Потом он разворачивается и, не взирая на оставшегося малыша, направляется к переулку, который был одним из многочисленных выходов с площади. В тот же самый момент бесчисленная толпа вооружённых людей врывается на площадь и в переулке сминает того человека в короне. Толпа растворяется, а растерзанный человек, убивший отца мальчика, ещё долгое время что-то стонет, но потом навсегда замолкает. Дальше в памяти всплывают чьи-то добрые руки, которые уносят его оттуда».
Мальчуган заплакал, теперь он вспомнил, что отец его погиб, а мать свою он даже не помнил, просто в голове у него иногда возникал нежный образ женщины с ласковыми глазами. В то самое время дверь приоткрылась. Мальчишка, испугавшись, спрятался за одним из арсеналов, в котором хранилось оружие.
- Квинта ты не спишь? - проговорил человек.
Это был Иншас. Он пришёл проведать малютку, спасённого с поля брани.
- На, подкрепись, не бойся, что ты там стоишь? - говорил он по-доброму, поэтому малыш Квинта вышел из-за арсенала с оружием.
- Что со мной будет? - задал не по возрасту взрослый вопрос мальчишка.
Иншас улыбнулся и потрепал Квинту по голове:
- Ты станешь великим человеком, недаром Господь сохранил тебя в пучине смертей. Я стану звать тебя Джаредом, потому что Бог решил, что тебе нужно жить. Я понимаю Его позицию.
- А тебя Господь тоже сохранил? - осмелел Квинта.
- Да, и я Творцу ещё пока нужен здесь.
- Почему они ругаются, мой папа никогда не ругался? - Квинта перевёл разговор на пьяных мужиков, ссорящихся снаружи сарая.
- Сохрани добрую память об отце.
На это мальчик взял один из принесённых Иншасом бананов и, отвернувшись, начал жевать. Глаза Квинты наполнились слезами, но он не хотел, чтобы кто-либо видел это. Иншас, понимая это, решил оставить его одного.
Шли годы. Квинта воспитывался двумя великими воинами: Хестолом и Иншасом. Они не говорили об убийствах и колдовстве, они рассказывали Квинте Джареду о Боге. Пока Квинта взрослел, они подолгу втроём беседовали о создании мира, о чудесном плане, задуманном Всевышним, об отцовской любви Бога к нам. Так вырос этот мальчуган. Позже выяснилось странное обстоятельство из его биографии.
Сын Утрина – Эсмир носил на своей шее маленькое ожерелье. Кулон на нём был выполнен в виде головы оленя, как символ принадлежности роду Стената, и такой же кулон, привязанный к грубой верёвке, висел на шее Квинты. И Иншас и Хестол много раз видели этот кулон, но не интересовались, откуда он. В этот раз Эсмир впервые увидел изображение оленя на кулоне Квинты.
- Откуда это у тебя? - спросил он.
- Не важно, почему тебя это так сильно интересует? - ответил Квинта.
- Просто это не самый обычный кулон.
- Конечно, ведь это – то единственное, что напоминает мне об отце. Потому что он мне надел его на шею однажды, теперь я его не снимаю.
- Взгляни, у меня такой же, - проговорил Эсмир, - Мой отец рассказывал, что когда-то давно два брата близнеца Гай и Вурс – дети Тира, сына Стената получили по одинаковому кулону, выполненному в виде головы оленя. Трудные времена наставали в Сэндории. Людей делали рабами, тогда один из братьев отправился в далёкие земли искать чего-то лучшего. Это был Гай. О нём больше неизвестно ничего. А вот, Вурс, оставшись в Сэндории, продолжил род Стената. Мне по наследству достался его кулон.
- Значит, у меня кулон Гая? И мой отец сберёг его для меня? Выходит, что я один из потомков прославленного Стената?
- Это удивительно.
И они заключили братский союз. В этот миг к ним подошли Иншас и Хестол. Они слышали концовку истории, поэтому были в курсе чудесного открытия. По этому поводу в стане Дувматян был даже устроен праздник. И торжественно Квинту причислили к потомкам Дувмата. А ведь так всё и было.
Время проходило. Народ блуждал по бескрайним просторам пустыни. Не находили они места, чтобы приклонить голову. Битвы закаляли их, но и постепенно обновляли. Умирали старые воины, на их место вставали подросшие. Квинта уже стал своим среди Дувматян. Он намного быстрее постигал все нюансы военного искусства, но редко принимал участие в сражениях. Чаще он ходил по полю боя и призывал всех выбросить оружие и прислушаться к Господу. Он отражал атаки тех, кто не дослушивал его речей. Так продолжалось некоторое время. Наконец время смуты, когда умер предводитель у Дувматян, и в течение нескольких лет у них не было вождя, прошло. К ним вернулся Бецай. Тогда они все стали обретать покой. С возвращения Бецая, Битара и Баседжо многие стали вести Летопись Искавшего Народа.
В те времена произошло интересное событие. Квинта гулял ночью возле стана. Он играл со своей любимой собакой, которую он звал Биба. Он знал этого пса ещё, когда тот был щенком. Они были настоящими друзьями. И настал роковой момент проверки их дружбы. Ничего не подозревая, Квинта Джаред сидел на песке. Вдруг Биба навострил уши и, оскалив зубы, бросился к нему. Квинта подумал, что собака хочет прыгнуть на него. Ведь не знал он, что сзади к нему крадётся блуждающий лев. Не успел Квинта сообразить, в чём дело, как Биба с лаем, перепрыгнув через него, уже оказался в зубах голодного льва. Не мешкая, и Квинта кинулся ко льву. Он схватил зверя за пасть и воскликнул:
- Отдай моего друга, или я убью тебя.
Лев не смог сопротивляться стальной хватке молодого Квинты и разжал зубы, выпустив из пасти слегка потрёпанного и поскуливающего пёсика. После этого Квинта отпустил льва, дав ему какую-то похлёбку, стоявшую возле костра. Ранки, которые получил Биба, вскоре заросли, и ещё долгое время пёс сопровождал своего проверенного друга.
Почти никто не знал о ночном приключении Квинты и Бибы, кроме Бецая. Он видел всё. И на следующий день он подозвал к себе Квинту и сказал:
- Господь мне открыл, что не собаку защитил ты вчера, а друга. Я вопрошал к Богу о том, увижу ли я того, кто приведёт этот народ к славе. Всевышний указал на тебя. Ты станешь великим человеком. Но никогда не убирай своего взора с Господа.
Эти слова запали в сердце Квинте, тем более, что на следующий день Бецай и его братья умерли. Народ возглавил Иншас, который основал на месте полуразрушенной Пусторы сильный город. Постепенно владения Дувматян расширялись, но довольно мирным путём. Потому что Иншас с мудростью, дарованной свыше, подходил к любому вопросу. Пришло время и Иншасу умирать. Тогда он подозвал именно Квинту и благословил его:
- Господь избрал тебя. Возможно, меня Он хранил всё это время лишь для этой минуты. Запомни, Господь – Он не просто идёт с нами, а ведёт нас. Когда ты поведёшь народ, то уступи Господу право быть вождём.
Вскоре Иншас умер, а вместо него правителем стал Хестол. За долгие годы жизни приобрёл он любовь от Бога. Поэтому, пока он правил, многие соседи присоединялись к его владениям. Таким образом, земли Дувматян увеличились значительным образом. Но и он недолго правил. Перед смертью своей он говорил всё с тем же Квинтой:
- Господь любит тебя, ибо ты по сердцу Ему. Нет в тебе корысти и гордости. Однажды ты возглавишь народ, спасённый нашим Великим Отцом, потому что тебе это Он Сам предначертал. Ты хороший человек. Всегда оставайся верным и искренним, ходя пред Господом Богом.
Хестол чувствовал, что недолго ему осталось жить. Так и произошло. Он тихо умер. Тогда народ стал искать себе правителя. По старшинству власть перешла в руки Эсмира. Он честно и справедливо правил. В годы его правления пределы Дувматян расширились ещё больше. Силой завоёвывал он земли, Божьей силой, потому что и он во всём искал Бога, желая быть послушным ему. В одном из сражений, когда были побеждены морийские отряды, а их земли присоединены к царству Дувматян, Эсмир получил смертельное ранение. На смертном одре он вопрошал Бога и получил ответ, что не должно было давать тщеславию место в сердце и унижать своевольных морийских воевод перед их же народом. И раскаялся Эсмир. Этот правитель просил Господа, чтобы не гневался Он на народ. Тогда велено было ему призвать Квинту Джареда. Позвали Квинту, и Эсмир говорил к нему:
- Господь зовёт тебя. Не зря у морийцев твоё имя Квинта означает «Пятый», а Джаред – «Судивший остальных». От Бецая ты пятый. После меня ты станешь управлять народом, который Господь доверяет тебе. А я доверяю Господу, поэтому позвал тебя. Будь во всём послушен нашему Отче. Пусть Он благословит тебя. Теперь ты владыка Дувматян, мой названный брат.
Эсмир вскоре скончался, а Квинта Джаред стал новым правителем над потомками Дувмата. Он обратился к людям с такими словами:
- Господь с нами. Останемся верны Ему, как верен Он. Но это не закон для вас. Верность Господу должна жить в ваших сердцах. Придите к Богу с открытыми сердцами, и Он благословит каждого.
Так начался расцвет огромного царства Дисканты, что переводилось как «Собравшая лучшее». Оно объединило почти весь прежний Валеран, кроме самых западных земель, а также южных, составляющих Песчаный Край. Всю свою жизнь Квинта Джаред делал угодное в очах Божьих.













5. «Всё возвращалось на места, как нужно»

«Так бегите, чтобы получить»

Откуда появилась Древняя книга? Кто может её прочесть?! А главное – что в ней, в чём её суть, её ценность для человека?
В самом начале времён люди не задавались вопросом истины, ибо соприкасались с ней. Им были открыты многие тайны и законы мироздания, но спустя множество столетий мы утратили и саму истину. И только в некоторых сердцах зёрна света прорастали, сохраняя надежду человечества. Тогда стали ходить слухи о древней книге, в которой якобы хранится истинная мудрость. Многие старцы и юноши отправлялись в странствия, чтобы разыскать то совершенное слово, сокрытое в книге. Одни в тяжёлых исканиях закалялись, обретая свою, житейскую умудрённость, другие довольствовались чьими-то учёными рукописями, хранящимися у различных правителей, и написанными жрецами для управления народом. А иные обретали прозрение.
Летописи хранят множество историй, но, увы, время и тираны безжалостны к летописям. Но всё же самые ценные мысли не могли умереть. Бог всегда выбирал себе человека, который восстановит историю. Таким был Искатель – один из жителей северных поселений. Но наша история о другом. Это был довольно пасмурный день. Дождь заходился несколько раз, и к вечеру тёмно-серые тучи совсем сковали небеса. Из шатров доносился ропот и своры. Несколько мальчишек прошмыгнули в довольно широкое скалистое ущелье. Они быстро вскарабкались на выступ. В движениях была слаженность и упорство. С каждой минутой они забирались всё выше и выше. В это время грянул оглушительный гром. Это никого не смутило. Их целью была вершина. Опоздать было нельзя. Помогая друг другу, ребята преодолели последний утёс и дружно выстроились на самом пике горы. Один мальчишка лет семи стал руководить остальными – так они распределились по всей вершине. Двое его сверстников наблюдали и помогали. Уже гром гремел, не переставая, а молния освещала тёмные силуэты ребят. Было похоже на то, что мальчишки играли в захват крепости, и она им покорилась.
Теперь взгляд ребят устремился к небесам. Они наблюдали и что-то выжидали. И вот стало видно, как первые капли дождя оторвались от облаков. Своим зорким взглядом один из двух мальчишек, наблюдавших за расстановкой, что-то увидел и опрометью понёсся к краю скалы. Было очевидно, что он хочет поймать самую первую каплю. Остальные стояли в растерянности. Его напарник побежал за ним. Предводитель, расставлявший ребят, также устремился к ним. Немой вопрос был в глазах у всех, когда первый мальчишка в ловком прыжке схватил такую заветную каплю. Его в тот момент не интересовало, как он приземлится и где кончается вершина – важнее всего была та капля. В прыжке он вылетел за край горы и полетел вниз вслед за дождём до ближайшего утёса. В этот момент двое его друзей видели, как он рухнул на камни. Остальные ребята находились в оцепенении. Друзья моментально спустились к утёсу, на котором лежал неподвижно отважный мальчонка. Его кулак был крепко сжат на груди. Они подняли его и медленно стали спускаться к основанию горы. Слёзы были в их глазах, но они растворялись в каплях дождя. «Прости нас», - причитал вожак мальчишек. Он склонился над другом и стал молить Бога о чуде. И вдруг лежавший неподвижно открыл глаза. «Она у меня», - тихо прошептал он. Не веря в это счастье, предводитель мальчишек подпрыгнул, потом снова склонился над другом и стал обнимать его.
- Что-то болит? – спрашивал он.
- Что-то болит, -  отвечал наш храбрец.
- Это удивительно, - вторил их третий друг, который записал эту историю и оставил её нам на память.
Тут уже спустились остальные и совершенно промокшие ребята вернулись в деревню, где их уже обыскались.

«Не стал тогда же советоваться с плотью и кровью»

То ли уж выдумка или действительно быль, история о Лилобае и его братьях, отыскавших Священное Писание в потаённых пещерах Восточного Хребта, как его многие называли – Карадрас. Но то, что слагали баллады, и во всех уголках Полуденной Земли продолжатели бардовских традиций трезвонили об этом – так тут и спорить не стоит. Иногда история видоизменялась, и главным героем называли Бецая, но суть сохранялась. Человечество, утратив связь с Безначальным, ждало ответов.
Одна из древних книг, рассказывающая о сотворении жизни и принципах мироздания, носила название Тора, что означает – закон. Также в то время можно было услышать о появлении рукописей Авесты – переводится, как основание. Нельзя не упомянуть о древних материалах под названием Веды, что значит знание. Были и другие книги, были у них свои авторы, открывавшие миру толику своего познания. Но любая книга – это куколка.
Мысль словно гусеница просверлила голову писателя и успокоилась на страницах его книги, подобной кокону. Там на сухих листах она выжидает, когда же ей суждено расправить крылья и запархать бабочкой, когда этот мальчишка раскроет самую главную книгу в своей жизни, чтобы дать словам силу, чтобы дать мыслям дыхание, а самому обрести крылья.
Почти десять лет в монотонно величественных зиккуратах этот парень обучался тайному искусству. Кого готовят его учителя, похожие на жрецов? Неужели так рождаются правители миров?
Издревле одним хотелось управлять, а другим – покоя. Но были и те, чьим мотивом была любовь. И побеждали всегда, жаждущие власти. У народа есть одна особенность – он эволюционирует в черты победителей. Так, приобретая властные амбиции, человек идёт войной на других, в тайне желая всё же заполучить недосягаемый покой. Война создавала предпосылки для дальнейшего развития, для появления новой ступени цивилизации – расширялся общественный интеллект. Порождались новые мотивы, и уже практически невозможно было бы уследить за системой развития человеческих ориентиров, если бы не были созданы инструменты управления массами.
Те, кто умел любить, рано или поздно обретали мудрость и познание истины. Они были тем, источником, который ниспровергал войны и распри, заставляя сердца многих наслаждаться свободой и кратковременным чувством единства. Следом за их новаторством шли те, кто хотел знать, править, вести. Так вера перекочёвывала в религию, любовь приобретала вид манипуляции, а здоровье трансформировалось в серебро.
И основой всему была любовь. Безграничная, беззаветная, желающая защитить, покровительственная любовь, искажённая тьмой гордыни, загнивала, высыхала в сердце и превращалась в жажду власти. А одухотворённая, заботливая, дарующая мир любовь, охлаждённая страхом, а позже безразличием, отмирала, оставляя только желание остановиться. Любовь должна гореть и светить.
Он проснулся от этих слов, проговорённых в самом сердце: «Любовь должна гореть и светить». В сознании ещё мелькали остатки сна: три паренька, признающиеся в любви и верности друг ко другу, обещающие не предать своих ценностей, своей чести, желающие исцелить весь мир. Они растворялись, появилось лицо милой матушки и где-то голос отца: «Любовь должна гореть и светить». Он не мог вспомнить его лица, он мечтал, казалось, всю свою жизнь мечтал увидеть эти заветные папины глаза. Глубоко в сердце он помнил, какие они были тёплые и верные. Боль подкатывалось под самое горло, но этот молодой человек умел держать себя в руках.
Он встал, на улице только показалась заря, и было тихо-тихо. Когда-то он надеялся, что это пройдёт – но это не проходило. В комнату вошёл человек в длинном халате с капюшоном.
- Я знал, что ты не спишь, - сказал человек в капюшоне.
- Что тебе? – грубо спросил парень.
- Ты успел изучить все рукописи? Ибо время пришло.
- Ты и так знаешь. А сейчас выйди.
- Будь в алтарном зале через час.
Парень ничего не ответил, он достал свой меч и любовался тем, как восход отражается на его лезвии:
- Как легко солнце распространяет свою власть, - размышлял он вслух, - вопрос лишь в том, это последствие или причина величия?
В алтарном зале не было ничего примечательного – там он, как и предполагалось, был провозглашён Верховным Оракулом.
Заключительным ритуалом было – сжечь в клетке птицу, так и не познавшую свободы. Бедный птенец метался из угла в угол. Этот орлёнок был обречён. Встал претендент. Зал наполнился непроницаемым дымом, а когда дым растаял, будущий оракул держал в руках клетку с догорающим пеплом.
- Мир ждал тебя, - мрачно проговорил старший жрец.
- Миру плевать, и давайте никто не будет здесь решать за него, - пресёк речь жреца новоявленный Оракул.
- Да, ты достоин, в тебе не осталось ни капли чувств, ни капли, отравляющего премудрость порыва, не осталось этих жалких приземлённых слабостей. Ты насыщен божественным знанием.
- Чему вы искусно обучили меня, так это покрывать реальность тайной. Вот рукописи ваших идолов, - он открыл клетку и высыпал пепел прямо в Священный фонтан.
Жрецы недоумевающе смотрели на своего избранника. Затем он раскрыл кулак, в котором скукожился маленький птенчик. Подбежав к окну, юноша бросил птенца ввысь с криком:
- Расправь свои крылья, - а затем сам прыгнул за ним.
Старший жрец только сейчас начал приходить в себя.
- Предать мучительной смерти, изменника, - завопил он.
В тот же момент зал наполнился лучниками, и полсотни стрел устремились вдогонку за беглым Оракулом.
Ярость переполняла жреца, он полагал, что убил в себе всякие эмоции, но здесь произошло из ряда вон выходящее. Десять лет они обучали этого предателя, чтобы однажды он посмеялся над их идеалами, и, перечеркнув смысл всего, был казнён. Жрец знал, что из храма нет пути на свободу. Был один путь к погибели по мосту с ловушками, где его уже ждали. Был и другой путь к смерти – уйти в ледники, царство вечной мерзлоты и забвения. Жрец наблюдал в окно храма, как этот ловкий парнишка выбрал для себя первый путь. Он обошёл все преграды, не зная, что его встречают две сотни монахов - искусных наёмных убийц. Когда он увидел своих противников, тогда взглядом скользнул по пропасти, не желая расставаться с жизнью. Он побежал назад, где его ожидали довольные лучники. В последней из ловушек наш герой подобрал два шипа, чтобы защищаться: он знал, что через мгновение десятки стрел устремятся туда, откуда он должен появиться, он также знал, что часть стрелков сохранят свои стрелы, чтобы выстрелить на полтакта позже, так их обучали добивать жертву. А потом, если повезёт, он погибнет в заснеженных горах. В одно мгновение он подбросил свои кирасы, и ураган стрел изрешетил доспехи, затем он рыбкой нырнул вперёд на лучников так, что следующий рой стрел просквозил над ним. С двумя обломками шипов он оказался в самой гуще лучников, пытавшихся, кто перезарядить луки, кто схватить беглеца. Умело орудуя этими палками и раскручиваясь, уже бывший оракул, просочился сквозь войско стрелков. Через несколько секунд он был уже на недосягаемой высоте в горах, никто не отважился лезть за ним, только одна стрела полетела вслед, воткнувшись в грубый кожаный пояс.
Это была не обычная стрела. Наконечник был сделан из шершавого кремневидного металла, а вместо перьев в основании стрелы была смотана вервь. Наш герой знал, чья это стрела. Посмотрев вниз, он еле различал там людей, но одного он точно разглядел – это был старый монах, который многому обучил его, он в одной руке держал опущенный лук, а другую поднял, провожая своего ученика навсегда.
Он пожертвовал покоем и властью ради иных идеалов, ради ледников, ради стрелы, которая станет орудием охоты, её кремниевый наконечник поможет разводить огонь, а верёвка будет незаменимым спутником в горах. Он почувствовал, как что-то тяжёлое свалилось с его сердца.

«Избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых»

Только серое небо. И беспомощный крик в никуда. Да, и этот противный ветер, возвращающий звуки обратно в глотку. Неизбежность парализует, останавливает движения. Жизнь уже промелькнула перед глазами, и в эти последние мгновения ты словно со стороны наблюдаешь за собой, погружаясь в вязкое и холодное чрево земли. Зачем людям глаза, если в суете собственной жизни они бессильны разглядеть одного человека, которому нужна помощь?
Мгновение. Резкая боль, как будто схватили за волосы. Холод и свобода. Чувство, что всё уже кончилось, а небо стало ближе и светлее. Какой-то старик, услыхав всхлипывания за бугром, нашёл подростка, увлекаемого ненасытными лапами болота, и вытащил его за шевелюру.
- Ты в порядке? – прокряхтел старик.
- Живой, – подхватил его манеру паренёк.
- Поднимайся, переночуешь у меня, - добавил дед.
В избе у старика было жарко и душно, к тому же не было воды. Мальчик сидел и дрожал, он не продрог, он старался выгнать из головы свои воспоминания. Пока хозяин дома отлучился на ручей за водой, мальчишка изучал хижину. У себя на родине он не встречал таких построек. Было очень уютно, дом, сложенный из брёвен, напоминал квадратный колодец. Особое внимание он обратил на перстень с жёлтым насыщенным камнем линкуритом, который посвечивал из дальнего угла комнаты. Этот камень ему о чём-то напоминал, о чём-то далёком, о самом детстве. Хотя он и был ещё мальчишкой – ему в этом году исполнилось всего двенадцать лет. И свечение камешка придавало ещё больше уюта этой хижине, приходило понимание, что всё уже позади, что теперь наступят лучшие времена, в голове возникали ответы на мучившие его вопросы. С таким радостным воодушевлением малец уснул.
Утром так не хотелось вставать. Вдруг все мысли в голове у мальчика собрались воедино, он вспомнил, что находится в домике у старика, быстро вскочил и поспешил собираться. Дед рубил дрова во дворе и в приоткрытую дверь наблюдал.
- Попрощаешься? – окрикнул он мальчугана.
- Да, спасибо вам, - пряча глаза в пол, пробормотал тот.
- Оставайся, тебе надо окрепнуть, смотри, как исхудал. Видать многое тебе пришлось перенести.
- А вы кто – прорицатель? – буркнул мальчишка, словно его задели за живое.
- Я простой старик, - он продолжил рубить.
Мальчик, молча, прошёл мимо, но потом что-то заставило его остановиться. Он вернулся:
- Я помогу, - утвердительно предложил мальчик старцу.
- Отойди, а то ещё полено отскочит в лоб.
- Как хотите, - и он присел рядом.
Минуту их разделяла тишина, затем старик заговорил отстранённо, но явно намекая на своего собеседника.
- Эх, не то что-то творится с молодняком. Потеряли нынче уважение к возрасту. Порой задумываешься, что будет, как они справятся с этим туманным миром. Что нужно сделать, чтобы тебя услышали?
- Простите, я не хотел обидеть, я даже не знал, что делать. Ещё вчера я сражался за жизнь в болоте, а до этого многие недели скитался по лесам, с трудом находя пропитание. Я давно не видел хороших людей. Я всё брёл к восходящему солнцу.
- Что ж ты сразу не сказал, скорее, пойдём, перекусим, - засуетился дедок.
Он поставил на стол лесные орехи, несколько корнеплодов, яблоки и какую-то приятную на вкус похлёбку. Возблагодарив Господа, оба сели к столу.
- Рассказывай, как тебя угораздило-то забрести в наши края? – спрашивал довольный, в предвкушении вкусной трапезы, дед.
- Пять лет прошло с тех пор, как я не видел своих родителей. Я уже сомневаюсь, что те времена были в реальности. Только вспоминая о том полузабытом крае, где мой дом, я обретаю покой.
- О, так ты не долго протянешь, если будешь жить воспоминаниями. Ты цени каждый миг.
- Ага, поскитаться бы вам по лесам в одиночку, да попрятаться от лютых стражников, когда проглатываешь собственный выдох, чтобы тебя не нашли, это ужас – вы не правы.
- Вот погляди на эту репку. Ты знаешь, что если бы ты не пошёл через топи, то сегодня и завтра и ещё недели две ты вряд ли бы смог найти пропитание, так как впереди высохшая пустынная степь. Если бы не болото, ты бы никогда не отыскал мой домик в этих лесах. Мы не знаем того, что нам готовит судьба.
- Я благодарен вам, что вы были рядом и спасли меня из болота, но я не считаю, что так выглядит белая полоса в жизни.
- Есть жизнь, она должна давать плоды, а уже твой выбор быть довольным или проклинать каждый свой вздох.
- Откуда у отшельника такая мудрость?
- Если бы не это понимание, я бы давно зачах здесь. Здесь каждое мгновение в одиночестве – это борьба. Возможно, вся наша прошлая жизнь вела нас к этой встрече.
Какой-то вопрос всплыл в голове у мальчугана, но быстро растворился в остальных мыслях.
- Я хотел спросить… - замешкался он.
- Да, я слушаю, - отозвался старец.
- Эх, ничего, ничего.
- Ну, тогда позволь мне. Кем должен быть человек, по-твоему, чтобы ты его уважал?
- Просто хорошим человеком.
- А чтобы ты ему помог?
- Просто человеком. Это же может быть просто бродяга на дороге, которого я даже не знаю: хороший он или плохой.
- Ты кому-нибудь помогал в добром деле или в нужде с презрением?
- Нет, я помогаю от чистого сердца.
- Вот видишь, твоя помощь – это уже признак твоего уважения.
- Что вы хотите этим сказать?
- Служи людям, и у тебя не останется врагов. Поверь мне, каждый заслуживает помощи, если только его цели достойны.
- Так и рождаются враги, когда ты не хочешь идти на поводу у их низменных мотивов.
- Твоё служение и заключается в том, чтобы помочь им обрести истинное сердце, не кующее внутри себя зла. Ведь если ты не будешь побеждён корыстью или ложью, тогда злоба или высокомерие может сразить тебя. Когда ты восстанешь своей честностью против их замыслов, тогда твоя дерзость разрушит тонкую нить отношений.
- Заколдованный круг получается.
- Возможно, если забыть о том, что любви ищет каждое сердце. В тебе есть сила повернуть окружающих тебя людей и направить на путь чести и добра. Разве они должны советовать и сбивать чистых сердцем с пути? Разве не ты можешь обращать всякого на стезю Божьей истины? Оттого твоё сердце и чисто, чтобы с этой силой оберегать прочие сердца и с дерзновением сражаться за чистоту всего человечества.
С тех пор старый отшельник стал воспитывать юнца. Но не только в духовной мудрости постигал развитие парнишка. Ведь, несмотря на годы, старик был искусным воином, а вскоре наш малец овладел наукой единоборств, владения любыми видами оружия, приобрёл навыки выживания, он даже освоил языки природы, понимал животных и, самое главное, встал на путь смирения.
Семь лет они были вместе, а перед расставанием старик позвал нашего героя к себе. Старец достал то самое колечко с жёлтым камушком и протянул своему воспитаннику.
- Ты видишь, как оно сверкает, - тихо произнёс дед, - только в твоём присутствии оно даёт этот свет.
Тогда парень вспомнил, какой вопрос с самого первого дня их знакомства мучил его, но вылетел из головы, он хотел расспросить о кольце и камне. Но сказал:
- Спасибо, вам.
- Семь лет назад я блуждал вдоль болот, и вдруг увидел, как камень в кольце заискрился, а потом услышал в своём сердце слова: «людям нужны глаза, чтобы видеть нужды других людей». Я стал смотреть по сторонам и увидел тебя. Затем я спрятал кольцо, но лишь в твоём присутствии оно обретало сияние. Помни, в нём сокрыт свет, который может дать ответ на любой вопрос, который ты задаёшь Господу. Прими и будь верен Богу.
- Я буду верен Ему всегда, - ответил юноша.
Теперь его путь лежал на юг в жаркие египетские пустыни.

«Забывая заднее и простираясь вперёд»

Такая приятная прохлада вместе с первыми лучами солнца ласково шептали: «Доброе утро». С радостью в сердце он поднялся с постели, но проснулся раньше. Он лежал и какое-то время размышлял о Том, Кто сотворил этот мир, и как внимательно Он всё это устроил. От этого и приходила радость в его сердце. Радость и благодарность. Впереди огромная жизнь, и всё в его руках. Он пытался представить счастье, как оно может выглядеть. Но эта свежесть, доносящаяся с ручья, плавно покачивающиеся деревья, гармония природных солнечных красок создавали атмосферу счастья. Тогда он заговорил с Небесным Отцом со всей искренностью, которой было наполнено его сердце. И он говорил о маленьком мальчике семи лет, каким когда-то он был.
«Мне хочется быть мудрее и сильнее, быть искуснее, чем я сейчас, что я должен делать?» – он впервые подошёл к своему папе с такими вопросами.
Отец взглянул на сына. Тот стоял с лохматой головой, в стёртых башмаках и заплатанной одежде, и, казалось, папа задаёт про себя вопрос: «А что я дал тебе?» И вдруг он спросил:
- Именно этого ты хочешь?
- Нет, - ответил мальчик, - мне хочется, чтобы бабушка поскорее поправилась. И я не знаю, чем могу помочь. Она пела такие красивые песни и рассказывала столько интересных историй про старого дедушку Авраама и Ноя, который спас животных от потопа, про дядю Иосифа, которого не любили братья, но он их простил. Я не хочу, чтобы были болезни и страдания, чтобы змеи кусали, и возвращалась эта буря. Не хочу, чтобы ребята обижали рыжего мальчика, а вы с мамой были всегда рядом.
Папа посмотрел очень взрослым взглядом и спросил:
- Как ты хочешь это изменить?
- Я просил ребят не приставать к рыжему мальчику, ведь он слабенький, я стал заступаться и драться с ними. А папа рыжего мальчика тоже обижает его, я же не могу драться и с ним.
- Для этого ты хочешь стать сильнее?
- Нет, не только.
- Послушай, сынишка. Ты будешь расти и обретёшь силу и мудрость, в тебе откроется много талантов. Главное, не утрать того, самого важного, что сейчас есть в твоём сердце. Некоторые лишились этого, но ты превосходишь многих в способности любить. О ком больше всего рассказывала тебе бабушка, кроме тех великих старцев?
- О ком?
- Она рассказывала о Том, ради Кого эти старцы жили, и Кому посвящали свои жизни. О Боге.
- Папа, я знаю, что Бог с нами. Это же Он помогал им?!
- Да, это Он направляет тебя и учит любить других, и учит заботиться о том рыжем мальчике, потому что Бог желает тебе только хорошего в жизни, Он любит тебя. И ты будь верен Ему всегда, как никому другому. Он – твоя опора и надежда.
- А с тобой, пап, ничего не случится?
- А я – твой папа, и тоже очень люблю тебя. И всё в Божьих руках. Ну, ладно, ложись спать, утром я покажу тебе кое-что.
Мальчонка зажмурился, как будто уснул, но он чувствовал, как папа наблюдает за ним, и вдруг отец прошептал:
- Ты моя гордость и наша надежда. Боже, храни его.
Потом наступило суматошное утро. Во дворе мама ходила взад и вперёд, а папа стоял возле шатра, переговариваясь с плотником. Они все выглядели очень взволнованными, сын подошёл, чтобы спросить:
- Что случилось, мам?
- Сынок, ты уже встал, мой родной. Как ты себя чувствуешь? Сейчас придёт твой дядя и отведёт к себе. Ты поиграешь там, хорошо?
- А папа почему так громко разговаривает?
Вдруг папа увидел сына и резко повернулся, тот аж вздрогнул. В глазах отца были застывшие слёзы. Он подошёл, обращаясь к своему ребёнку:
- Наша бабушка ушла, сынок. Больше мучения и боль не прикоснутся к ней. Она ушла к Отцу, помнишь, мы говорили о Нём?!
- А как же мы? – сынок стал стряхивать слезинки со своих щёк.
- Придёт и наше время.
- А вы с мамой не уйдёте?
- Милая, подойди к нам, - папа позвал маму.
Она посмотрела на сына. И вся суета вокруг не имела значения. В тот миг мир вращался вокруг этих троих. Мама подошла, и они все обнялись и заплакали.
Той ночью малец не смог уснуть. Казалось, вся жизнь была связана с бабушкой, он вспоминал, как они дружили, как однажды, обидевшись, он бросил в неё яблоком, и та заплакала. Потом он просил прощенья, она простила сразу, но забыть этого мальчик так и не смог. Грусть сдавила грудь, и он вышел посмотреть на звёзды. Вдалеке возле костра сидели стражи, вокруг возвышались серые шатры, словно холмы. Ребёнок подобрался поближе к костру. С другого конца лагеря доносились радостные крики, кто-то веселился, может, наловив перепелов, или просто гуляли.
Два здоровенных воина сидели неподвижно, а ещё двое неподалёку обсуждали последнюю вылазку передового отряда, будто те наткнулись на следы кочевников. Сердце мальчика заколотилось, он представлял себе кочевников, просто как чёрные тени, нападающие на селения и оставляющие от них ужас пепелища. Из пустыни донёсся слабый запах сырости и чего-то горелого. Показалось, что там, в темноте мелькают маленькие огоньки. И нельзя было разобрать в небе они или на земле. Мальчонке захотелось узнать. Он бесшумно пересёк лагерь и проскользнул мимо стражей у ворот. Перед ним простиралась пустыня. Сначала наощупь, а затем глаза привыкли, он уходил в темноту.
Это точно были огни, но они стремительно удалялись. Маленький герой помчался вперёд, чтобы узнать, откуда они – эти огоньки. Так он впервые без взрослых оказался в бескрайней песчаной степи. Он-то догадывался, что на самом деле огоньками были кочевники, пришедшие подсмотреть, что им нужно. Ему мечталось раскрыть их замыслы, чтобы спасти свой народ. Сердце исполняло гимн отваги, увлекая всё дальше и дальше. Но, оглядываясь назад, он видел огни своего лагеря, это придавало смелости. Мальчик быстро настигал крадущихся кочевников, различая их силуэты, несущие факелы. До него доносились обрывки их разговоров о нападении на лагерь. Что творилось в маленьком сердце?! Оно негодовало. Ведь им нечего было друг с другом делить в этой бесплодной земле. «Неужели всем не хватает места, хлеба или воды», думал он. Вдруг промелькнула мысль, что когда они ходят с папой к источнику, то, сколько ни черпают – вода не прекращается. И солнце согревало всех одинаково, и ветер дарил прохладу поровну.
Вдруг мальчуган почувствовал укол в ноге, он понимал, что это могла быть змея, а их укусы часто смертельны. Тогда он  начал волноваться и побежал назад опрометью. Постепенно нога начала неметь и всё поплыло перед глазами, погружая его в таинственный мир ночи.
Тогда он не знал, что уже никогда не будет так, как раньше. Что ни свет, ни заря проснётся отец в сильной тревоге, а за ним и мама откроет глаза. Какой ужас подкрался к ним, когда они увидели пустую постель сына, когда они тщетно бегали по лагерю, кликая родного малыша. Заря понемногу разрывала тьму разноцветными пальцами солнечных лучей, и все ещё спали. Стража ничего не знала, небеса молчали. И только вопль разрезал туман. Вскоре был сформирован отряд, поспешивший в пустыню на поиски мальчика, но обуреваемая своими скрытыми мотивами песчаная пыль заметала его следы. До самого вчера семьдесят человек прочёсывали пустыню метр за метром.
Уже смеркалось, когда кочевники подошли к лагерю. И спустя мгновение, как подкошенный, рухнул первый страж юго-восточных врат. Один за одним стремительные дротики пронзали шеи стражников, и как будто мутная волна кочевое войско обрушилось на мирный быт странников, обретших приют в этой пустыне. Женщины и дети, старики, больные и священники гибли от рук вражеского войска. Вот тёмная кочевая туча всё глубже проникала в лагерь. Очнувшись от паники, первые воины лагеря вырастали на пути завоевателей. Лагерные лучники уже заняли позиции и методично уничтожали нападавших. Лагерное войско понемногу крепло. В тот самый момент с поисков пропавшего сына возвращался передовой отряд опытных воинов, которых вёл безутешный отец. Молниеносно они ударили противника с тыла, обезвредив почти всю артиллерию. Паника теперь началась с другой стороны. Кочевники были зажаты с двух сторон и растянуты. Оценив силы, они ринулись к юго-восточным воротам отступать. Преследовать в пустыне их было бы нелепо, это означало оставить лагерь снова под ударом, ведь была вероятность того, что кочевники просто отвлекают внимание. Только небольшой отряд разведчиков отправился следить за отступлением налётчиков. Остальные принялись восстанавливать нарушенный порядок. Убитый горем отец скинул седло с коня и сел на землю возле проломленных ворот. Его сердце чуть не остановилось, когда по всему лагерю стали разноситься крики: «Собирайте свои вещи, мы должны уходить». Вдалеке сквозь дымку он видел силуэт своей жены, которая смотрела на него в безмолвии. Они понимали, что расстаются с сыном. И ничего невозможно изменить.
Следующие несколько недель для мальчика прошли как в тумане. Терпя невыносимую боль в ноге, маленький ребёнок, ковыляя, искал свой дом. И однажды, когда уже стали потихоньку возвращаться силы, он встретил знакомые кусты и тропки, знакомый горизонт, но чуждый пепел костров, чуждую пустоту разбросанных по всему лагерю вещей и чуждую неизбежность пустынных скитаний. В отчаянии он забился под какие-то тряпки и плакал. Затем, Слава Богу, он нащупал съестные запасы – это была первая добрая весть за последние три недели. Тогда он принял решение не отчаиваться, а ждать. Поначалу, конечно, искал следы, но безрезультатно. И вот как-то вечером, когда он уже свыкся со своей участью, его посетила мысль отыскать тех кочевников. За несколько месяцев, проведённых в пустыне в одиночестве, мальчик научился многому, яд змей после чудесного исцеления на него перестал действовать, собравшись с мужеством, он отправился в ненавистную даль.
Через двое суток донёсся запах костра издалека. И вот вскоре за барханом показались неказистые хижины кочевников. И вот они - первые люди за долгое время, как он был им рад. Конечно, если бы они увидели его, то неизвестно, что могло бы произойти – поэтому он проследил за тем, как несколько всадников покидают кочевий лагерь и скачут на северо-восток – он последовал за ними. Не поспевая, он упустил их из виду, но продолжал бежать, зная лишь одно, там впереди его ждут родители. Но то, что ждало его впереди, он даже не мог представить.
Выбившись из сил в тот вечер, маленький «воин» присел, подняв глаза к небесам. Проснулся он от холода, у него промелькнула мысль пойти и расспросить кочевников о его народе – и будь, что будет. С зарёй он отправился обратно, уже к полудню навстречу ему пронеслось несколько испуганных лошадей. Мальчик насторожился – что это могло предвещать?! И вот, взобравшись на скалу, он увидел, как кочевое племя было стёрто с лица земли здешними обитателями – но это был не его народ. «Неужели им мало этого песка», - терзался мальчуган. Вдруг он увидел невдалеке остановившегося коня, крадучись, мальчик, сблизился с ним. И когда он вышел, конь не шелохнулся. Мальчуган спокойно подошёл к животному и попросил у него разрешения сесть ему на спину, конь искоса наблюдал за ребёнком. Мальчик понимал, что всё не просто так, что это божественное чудо. Он вскочил на коня и будущность преобразилась.
Теперь перед юным всадником была открыта огромная пустынная степь, и ни единой зацепки, где могут быть его родители. Он помчался просто вдаль, чтобы отогнать отчаянье. В какой-то момент он просто остановился в слезах и стал смотреть по сторонам. Почему-то его взгляд привлекла сухая ветвь, лежащая между двух холмов. Он подъехал ближе и стал разглядывать, что-то в этой ветви было необычным. Она напоминала виноградную лозу, но была гораздо больше в размерах. Что-то пошевелилось в памяти. Он прислушался к пустоте, внезапно до него донеслись странные звуки, похожие на жужжание пчёл и мычание коров. Стали пробегать в голове слова отца, но они не могли никак принять форму. Он снова обернулся к ветке, похожей на виноградную лозу. По ней прошмыгнула саранча и унеслась в никуда. Внутри чей-то голос проговорил: «Мы, как саранча», воспоминания стали проясняться: «где течёт молоко и мёд», и, наконец: «Земля обетованная». Сердце озарилось надеждой.
Теперь он мчался и думал лишь об одном: «Встретить человека и спросить о «земле обетованной». Но только бесконечно обновляющийся горизонт виднелся впереди. Размышляя о земле обетованной, он вспоминал слова бабушки о Небесном Отце. В этот момент он вдруг вспомнил, что бабушка умерла и прослезился. Тогда мальчик обратился к Небесному Отцу: «Где мне искать папу и маму?.. Как там бабушка?.. Кто Ты, Господь?»
Он даже остановил коня, потому что в самое сердце пришёл ответ, будто громогласный шум с неба:
- Я всегда с тобой, дитя. Ничего не бойся. Родители твои впереди.
Мальчик замолчал от испуга, его сердце застучало очень быстро. Он весь сжался и снова спросил у небес:
- Но, что мне делать?
- Просто будь послушен, - пришёл ответ.
- Я буду, буду, - заплакал малец, но вдруг в его сердце пришёл настоящий мир.
Он открыл глаза, выпрямился, прыгнул на коня и поскакал дальше на северо-запад. Через некоторое время он выехал на широкую тропу, понимая, что она приведёт его к людям. И, действительно, за холмами показались хижины. Обрадовавшись, он устремился туда. И вот, долгожданные люди. Он поздоровался с женщиной, идущей в его сторону. Она презрительно поглядела на него и пошла дальше. Тогда он обратился к старикам, спорящим о чём-то. Они даже не услышали его. Он въехал в это селение, порядочно подрастеряв свой первоначальный оптимизм, так как встреченные им люди либо проходили молча мимо, либо просто грубили. Наконец он спустился с коня и вошёл в чей-то дом.
- Желаю вам мира, - с такими словами он заходил.
- Ты кто? – спросил его долговязый малый лет двадцати.
- Я ищу землю обетованную, где она может быть?
- Чего тебе надо?
- Я же говорю, где может быть обетованная земля.
- Ты кто такой? - выскочила из-за полога полуодетая тётка, - зови-ка стражников, что на него смотришь, он вынюхивает.
Эта женщина попыталась схватить мальчугана, но он ловко вывернулся и выбежал во двор. Там какие-то бродяги уже разглядывали его коня. Он моментально подбежал, вспрыгнул на коня и помчался вглубь селения. За ним выбежала женщина, пытавшаяся его схватить и с криками: «Держите его, он из предателей», - побежала по соседям. Но мальчуган быстро растворился среди домов и деревьев. Теперь он медленно продвигался дальше, озираясь по сторонам, пытаясь найти хоть один светлый взгляд. То, что было вокруг, поражало его своей мрачностью, пошлостью и неизбежностью: развратные девицы купались на площади в струях фонтана, рядом толпились мужики в дорогих одеждах, из домов доносились крики насилия и стоны, люди, завёрнутые в серые лохмотья, сновали по улицам, откуда-то раздавались дикие пьяные песни, у колодца лежало бездыханное тело ещё юного стражника и много-много беспризорных детей, просящих подаяния, ругающихся друг с другом, обречённо передвигающихся по подворотням.
Мальчик уже старался не смотреть по сторонам, а зажмуриться и довериться своему коню. Вдруг он испытал сильный удар по голове. Это кто-то метнул камень. Он встревожено огляделся. В глазах было мутно после удара, но сознание не покидало. Из-за угла выскочили несколько человек с криками и преградили путь. Малец сначала стал подавать назад, но потом скомандовал коню и помчался прямо навстречу злостным противникам. Они расступились. Впереди показалось укреплённое здание, где, по-видимому, располагалось обиталище здешнего правителя.
- Не двигайся с места, - приказал стражник, оберегающий покои.
- Мне нужно к вашему правителю.
- Даже не думай.
- Тогда ответь ты мне, что называют «землёй обетованной»? - спросил наш юный путешественник.
- Ты мне зубы вздумал заговаривать?!
- Пусть войдёт, - раздался голос правителя.
Стражники расступились. Правитель с улыбкой на лице подошёл к мальчику.
- Идём же, - обратился он к юнцу.
Мальчик, не торопясь, спустился с коня и последовал за правителем. Они прошли в просторный зал, где сидело несколько лысых старцев, три женщины в разноцветных одеждах и ребёнок – ровесник нашему герою. Что-то знакомое было в чертах этого ребёнка.
- Присаживайся, - снисходительно объявил правитель, - ты что-то спрашивал об обетованной земле? Может быть, у тебя есть пророчество для жителей той земли?
- Я ищу эту землю.
- Расскажи о себе, почему тебе понадобилась эта земля, что за послание у тебя к ней?
Мальчишка почувствовал что-то недоброе и коварное в этом человеке. Он понял, что не стоит здесь говорить о родителях и многих месяцах скитаний. Поэтому единственное, что он вымолвил – это следующее:
- Как в тумане мне пришли в голову слова «земля обетованная», и я отправился её искать. Вы можете мне указать, что в здешних краях называют обетованной землёй?
Правитель был удивлён, перед ним стоял семи-восьми летний малец, который был настолько разумен, что вполне мог сойти за взрослого.
- А где твоя семья? – спросил он тогда.
- Я был в пустыне, когда меня ужалила змея, с тех пор я не видел своих близких, но меня сейчас больше всего волнует вопрос, где же эта обетованная земля.
- Кто же ты и откуда, да откуда ты? – наконец не выдержал правитель, который был не удовлетворён ответами пацана.
- Я – простой мальчик – прибыл к вам с бескрайних просторов песчаной степи, чтобы спросить о земле, которую называют обетованной, но вместо того, чтобы ответить – вы расспрашиваете меня, как будто вы искали меня со своими вопросами.
Правитель стал раздражаться, ведь он по ненависти своей надеялся услышать худые вести для народа, желающего прийти в обетованную землю, а вместо этого перед ним был юнец ни роду, ни племени, одержимый идеей попасть в землю, которую искали его заклятые враги.
- А ты не узнаёшь этого отрока? – осенило правителя, он обращался к рыжему мальчику, который возился в кругу женщин, одетых в разноцветные одежды.
В этот момент наш юный герой снова взглянул на мальчугана, к которому обращался правитель, теперь было ясно, откуда в его лице были знакомые черты. Это же был тот рыжеволосый мальчик из его родного народа, которого он в своё время защищал от обидчиков. Рыжеволосый испуганно оглянулся. Их взгляды встретились. И тогда рыжеволосый мальчик произнёс:
- Многих мы встречали в пустыне, но этого бродяжки не было среди них.
- Я спрашиваю, он не из народа предателей случайно?! – свирепел правитель.
- Нет, он не из предателей.
- Что-то здесь не так, - заключил правитель, - стража, отправьте его в темницу, а завтра решим, что будем делать.
- Так вы принимаете странников?! – воскликнул наш герой и увернулся от рук стражника.
- Ты, видимо, плохо знаешь обычаи пустыни – здесь гость считается посягателем на твои владения. А этот проклятый народ Божий нёс свои законы сюда, они говорили о гостеприимстве, я сразу понял, что ты из этих. Почему только наш рыжий друг не опознал тебя?!
Рыжий мальчик втянул голову в плечи. Мальчик-пришелец снова увернулся от желающего его схватить стражника. Тогда правитель грозно сказал:
- Если будет сопротивляться – заколите его.
Играть в кошки-мышки со стражниками стало опасно, тогда наш герой выхватил из ножен приближающегося стражника короткий меч и предостерёг наступавшего.
- Откуда столь искусная прыть в тебе? – воскликнул правитель, - лучше прикончить тебя в этом возрасте, пока ты слаб, чтобы в совершенные годы ты не настиг нас.
- Если я слаб, тогда попробуй приблизиться, - дерзнул мальчик.
Вдруг правитель подбежал к рыжему мальчишке и, схватив за шиворот, приставил нож к горлу:
- Положи меч, иначе он погибнет.
- Если он погибнет, тогда мой меч настигнет каждого из здесь присутствующих, если же ты отпустишь нас, правитель, тогда мы просто уйдём.
Это звучало так убедительно, что правитель, колеблясь ещё несколько секунд, отпустил рыжего мальчугана и скомандовал:
- Уходите прочь, а ты такой же предатель, как и весь твой ненавистный народ, - обращался он к рыжеволосому, - ты заслуживаешь жить среди них, если они примут тебя. Я желал, чтобы ваш род был истреблён, но теперь, когда они покинули пределы пустыни, в тот миг они стали мне безразличны. Но так как эти самовлюблённые рабы забрали жизнь моего сына, я тоже должен забрать что-то у вас, иначе мой народ восстанет против меня.
- Ваш народ настолько распущен, что восстанет против тебя и без этого, - снова говорил юный непокорённый воин, - к тому же у нас нет ничего, чтобы оставить.
- Отдай мне твоего коня?
- Это не конь – это мой друг. Предлагаю поступить иначе. Ты даёшь нам ещё одного коня, а народу ты объявишь, что превзошёл нас в своём милосердии, может быть, тогда кто-то из них захочет брать в этом с тебя пример и останется надежда.
Странно, но правитель повиновался, он отдал коня детям, и они отправились на запад. Вдруг правитель встрепенулся, он воскликнул:
- Они обокрали нас, догнать и прикончить их.
Но никто даже не двинулся с места, они не рассчитывали догнать этих мужественных ребят. Правитель понуро опустил голову. Вскоре народ восстал.
Солнце стояло в зените, когда два невысоких всадника подъехали к реке. Они были здесь впервые, но сердце подсказывало, что эта река, словно черта, знаменует окончание безнадёжной пустыни. Наш юный герой спрыгнул с коня, он никогда не видел подобного. Всю жизнь его сопровождали песчаные скалы, суховеи да потрескавшиеся кустарники. Остерегаясь, он наклонился к речной воде и умылся. Это всё было чудесно, но сердце влекло дальше. Перебравшись по камням через реку, они отправились в новые земли. Словно в какой-то сказке они гарцевали по этой неизведанной ими тропе. И вот человек в лохмотьях лежал на дороге. Ребята спрыгнули с коней. Человек едва дышал, тогда рыжий мальчуган предложил отнести его в тень и держать путь дальше, на что его приятель ответил:
- Достань воды.
Водой-то они запаслись с избытком. Утолив жажду, лежащий человек стал возвращаться в сознание. Наш юный герой разглядывал черты этого человека, и он чем-то напоминал ему отца, но был помоложе, хотя по его обросшему лицу было сложно определить возраст.
- Оставим ему воды, у нас свой путь, - говорил рыжеволосый.
- Я его не оставлю, я чувствую, что у нас общий путь. Помоги мне.
Они взвалили человека на одного из коней, на второго залез рыжеволосый, а другой мальчуган шёл рядом. В полудрёме встретившийся ребятам в пути стал бормотать:
- Вот увидите, и весь мир узнает, что здесь наш дом, здесь земля, обещанная нашим пращурам.
Мальчишки переглянулись. Тогда один из них спросил:
- Что вы знаете о земле обетованной?
- Наши воины бежали в страхе. И героям было предначертано воевать не с врагами, а со страхом своих же бойцов. Никогда мир не знал такого стыда, что храбрецы отказывались послушаться гласа Божьего. И я бежал из дома отца, чтобы стать свидетелем исполняющегося пророчества. Третьего дня в пустыне я встретил убегающих и проклинающих чуждый народ, искавший землю, где течёт молоко и мёд. Они величали пришельцев разбойниками. Но я-то знаю, что пробил час.
Так их застала ночь. Но наш маленький герой этого и ждал, потому что только во тьме он сможет различить далёкие огоньки костров, чтобы снова вдохнуть надежду, чтобы утром отправиться в ту сторону. Ночью их странный спутник снова бормотал:
- Весь род переродился, не осталось духа рабства в сердцах. А рабы не вернутся в землю отцов. Их напитает песок, но не мёд, и жажду им утолит ветер, а молоко будет восполнять силы сынам свободы.
С первой зорькой они снова отправились в путь. Как прекрасен этот мир по утрам, когда природа наливается красками, когда ощущаешь свежее дыхание будущности, и просто хочется продолжать жить. От ощущения скорой встречи с близкими сердца ребят заколотились. И вот, солнце ещё не было в зените, когда до них донеслись звуки приятной песни. Сердца заколотились в такт песне. Их спутник, видимо выспавшись, стал вести себя более адекватно, он только произнёс:
- Теперь не будет плача, только звуки радости и веселья нарушат тишину.
В этот момент с гор в их сторону спустилось небольшое войско всадников и окружило их.
- Кто вы пришельцы? – спросил один из воинов.
Наш герой не стал скрывать, он чувствовал родную душу в этом человеке и признался:
- Мы ищем таких же пришельцев, как мы, которые в этих краях обретут дом. Мы чрез испытания песчаной страны сделались свободными.
- Это слова дюжего воина, а не слабого мальца.
- Глаза обманывали наших соглядатаев, когда они повернули вспять от обетованных земель, не обманывайся и ты.
- Чего вы хотите?
- Просто отведи меня к моим родителям.
- Я думаю, что сначала вы предстанете перед нашим вождём.
- Это справедливо.
В непринуждённой обстановке двое всадников отделились от отряда и поскакали, сопровождая наших странников.
Всю дорогу они молчали. И вот они оказались в небольшой деревне, отовсюду веяло родиной. Через несколько домов их обступила стража. Всадники о чём-то переговорили с ними и пропустили дальше. Но один из воинов в повязке на лице вскочил на коня и присоединился к процессии. Он поравнялся с ребятами, которые ехали вдвоём на одном коне и спросил:
- Говорят, вы миновали пустыню, как же вы там выживали?
- Я научился добывать провиант, я, по правде, впервые в таких прекрасных и утешающих своим изобилием местах.
- А кто ваш спутник, ребята.
- Ему было плохо, когда мы встретились, но сейчас значительно лучше, Слава Богу. Думаю, что он несколько лет в одиночку брёл по пустыне.
- О, ты благодаришь Бога за его исцеление.
- А кого же, ведь это Господь всюду хранил нас, и вот мы здесь.
Они подъехали к укреплённому дому. Им предложили спуститься с коней. Тогда наши скитальцы последовали в помещение за воином в повязке, а двое других всадников пошли за ними. Они вошли во двор, и наш герой увидел маленькую девочку, как ему показалось, «небесной» красоты. Она тоже поглядела на него и побежала играть с другими ребятами.
- У вас здесь ангелы порхают, поистине место, которое хочется, чтобы стало домом.
На сей раз человек в повязке был серьёзен, он сказал:
- Проходите в зал.
Ребята вошли, воин в повязке за ними следом, двое других стражников, которые вели их от самых гор, вместе с попутчиком, бормочащим странными предсказаниями, свернули в узкий коридор. В зале воин снял повязку и уселся на огромный стул, который стоял посередине. Он обратился к ребятам:
- Что вы планируете делать дальше?
- Значит, вы вождь?! – спросил один из мальчиков и хорошенько всмотрелся в черты открывшегося лица воина, который сидел перед ним на импровизированном троне.
- После ухода предводителя я стал помощником нашего вождя по многим вопросам, а вождь сейчас занят.
Вдруг наш мальчуган вопрошающе воскликнул, что было сил:
- Дядя?! - и бросился на шею воину.
Воин немного смутился, только сейчас он вгляделся в это повзрослевшее лицо мальчишки. Это же был сын его младшего брата. Немыслимые чувства вперемежку со слезами подступили к его сердцу. Они бросились на шею друг другу. Потом долго объяснялись. Рыжий мальчик плакал вместе с ними. Потом прибежали его родители и забрали. Когда разговор зашёл о родителях нашего юнца, воин замолчал, а затем произнёс:
- Злые языки стали обвинять твоего отца в том, что он увёл в тот день свой отряд, чтобы отыскать тебя, ослабив наш лагерь. Хотя именно он со своим крошечным войском заставил врага капитулировать. К тому же потеря сына подорвала силы твоего отца. Они вместе с твоей матерью покинули наш лагерь в поисках тебя. Когда мы осели во владениях поганых прислужников порока, которые похитили нашего рыжика, с которым вы вернулись, я слышал вести о том, что твои родители отправились на север. Твоя мама была беременна, а отец стал собирать учеников вокруг себя. Но это были слухи.
Мальчик смотрел серьёзно:
- Дядя, я найду их – благословите.
- С Богом, сынок! – ответил дядя.
Мальчишка помчался дальше с криками: «Я ещё вернусь!» Но это слышала только маленькая девочка, похожая на ангела, которая взглядом провожала мальчугана, ловко вскочившего на коня и ускакавшего в запылённую даль.
Глаза молодого воина, который в молитве вспоминал своё детство, наполнились слезами. Он получил ответ от Своего Небесного Отца. И сердце вспыхнуло по-новому.

«Они со всею верностью посвятили себя»

Издревле считалось, что каждый, рождённый на земле, пришёл в этот мир с определённой целью. Кто-то сразу проявлял себя, а кто-то по дерзости занимал не своё место. Но большинство плутало, оставаясь неудовлетворённым ни жизнью, ни смертью. Слыша слова Создателя лишь отрывками, человек не мог обрести или постичь смысла в жизни. Ошибаясь, раз за разом человечество всё-таки сформировало клише или образ своей мечты, подчинившись этой мечте впоследствии. Быть богатым, быть великим, быть «богом» - только не собой. Люди рассчитывали, что это залог счастья. В режим счастливой жизни время от времени вплетались следующие задачи: семья, дети, друзья, покой, праведность, дом, место в раю, успех, сокровища, удовольствия, пища. Можно перечислять ещё долго, но это шаблонное мнимое счастье не переполняет сердце, как бесполезная еда не утоляет голода. Призвание заложено в каждого человека индивидуально, и чужое рано или поздно будет отторгаться человеческим естеством. Лишь свой путь принесёт человеку гармонию.
Детские мечты. Там что-то есть. Там есть ещё искренняя вера, высокие стремления и доступны чудеса. С возрастом остаётся только необъяснимый интерес к мистике; разум подчиняется логике, а впоследствии наполняется заблуждениями этого мира; труд становится тяжек, и без пользы ничего не хочется, а к смыслу человек начинает относиться со скептицизмом, а порой и с безразличием. Единицы смогли отыскать путь, пытаясь помочь остальным, они стали навязывать им свой подход; другие копировали чужое, а вкусившие власть захотели сохранить влиятельное место за собой навсегда. Священники, пророки и цари – впечатляя всех вокруг, сеяли повсюду ложные приоритеты. Влиять на умы, знать больше других, распоряжаться жизнями – этого хотел народ, напрасно полагая, что так обретают удовлетворение жизнью их кумиры и помазанники.
Правитель же – это мудрое сердце, способное верно направлять стезю своих учеников, свой народ; это слуга, всем сердцем заботящийся о народе.
Посланник – это внутренняя сила, решительность, преодолевающая собственное непонимание и неверие абсолютным доверием к Богу, проговорившему в сердце; это слово, подкреплённое властью и имеющее истинный плод.
И, наконец, заступник – это нестерпимое желание сделать людей счастливыми, способное принести самое ценное и даже собственную жизнь в жертву ради тех, кого любит.
Почему же всё не так?! И каждый извращает истину, потому мы уже с трудом можем понять, что делать. А ведь нужно всего лишь прислушаться к сердцу.
Три карапуза лет по пять развалились на берегу водоёма. Они мечтали. Они делились своим самым сокровенным. Один был очень задумчив, вглядываясь в синь небес, он размышлял о мироздании; второй – явно был заводилой в этой небольшой компании, в его руках был самодельный посох; а третий просто лежал с ними и наслаждался тем, что они вместе. Еле слышно мальчишка с посохом произнёс:
- А вы знаете, кто такой Мелхиседек?
- Неа, - как бы интересуясь, отозвался мальчик, который лежал и радовался этому.
- Это самый благородный царь. Мне рассказывала бабушка, что он явился, как будто прямо с небес, чтобы наставлять наших праотцов своим примером. Я хочу быть похожим на него.
- Ух ты, - снова ответил радостный мальчишка, - а я читал письмена о сильном и славном правителе всех земель по имени Гильгамеш. Он ради дружбы готов был на всё. Он даже смерти не боялся.
- Далеко на севере, - вступил в разговор задумчивый мальчуган, - живёт могучий воин, но с милостивым сердцем, которого зовут Святогор. Он, рассказывают, с давних времён защищает всю землю от злых врагов. И записывает древние легенды о великих воинах, я слышал песни о них. Вот бы встретиться с кем-нибудь из этих героев или с самим богатырём.
Такие детские ощущения – это суть нашего сердца. В детстве нам чего-то хочется, и это основной мотив роста и движения. С возрастом мы настолько загружены мнимыми желаниями, что уже с трудом различаем истинное призвание, с ностальгией вспоминая детские мечты, как неосуществимые сказки, да и силы воли не остаётся на значительные свершения в собственной жизни.
Казалось бы, везде вместе, с общими интересами, похожим воспитанием и закалкой – эти трое зажглись искрой мечты по-разному. Один услыхал историю от бабушки и нарисовал образ, к которому теперь стремится. Второй услышал песнь бродячего менестреля, и сердце застучало сильнее, и захотелось быть героем. А третьему достался старенький свиток, в котором он узрел свой жизненный подвиг.
Спустя долгие годы история сохранит другие имена, но их жизнь будет свидетельством той зажжённой искры в самом раннем детстве. В какой-то момент решимость повлекла ребят к их призванию, но задолго до этого в их сердца были посеяны высокие ценности, направляющие по всему жизненному пути. И Господь был с ними.
Мальчишки вскочили и побежали домой наперегонки. И ни один из них не смог превозмочь другого – они вместе прибежали в стан. На прощание ребята произнесли обещание, которое впервые дали друг другу несколько лет назад, когда им было только по три года: «Будь верен Богу до конца, как верен Он». И разбежались. Только сейчас каждый из них, вспоминая чудесное время возле реки вместе, в интересном общении, осознавал, что они больше, чем друзья или братья. Они – единый организм, одна команда, общий дух. И не спалось. Зато под утро их было сложно разбудить. Но это были добрые сны.
А в снах разыгрывались истории, которые ребята обсуждали там, у реки. Когда один из них встал и говорит:
- Друзья мои, как бы я хотел сделать так, чтобы каждому из вас было хорошо, чтобы всем людям объяснить, что можно жить по-доброму. Что я могу для вас сделать?
Его друзья с удивлением посмотрели на него. Начали задумываться, что им действительно нужно, но так ничего и не придумали.
- Мне хорошо уже от того, что мы все вместе, - сказал один из ребят.
- Покушать бы, - добавил второй.
- Точно, -  ответил тот, что задал вопрос, - я сейчас что-нибудь найду.
Он принялся искать ягоды на лужайке, но так ничего не смог найти.
- Тут поблизости есть грушевые деревья, - предложил тот, который захотел покушать.
Они вместе побежали туда, набрали груш и вернулись обратно. А потом снова разлеглись на травке – довольные. Тогда тот, который предложил сходить за грушами, сказал:
- Друзья, ребята, ведь очень важно, чтобы мы не только здесь кушали и искали покоя, важно понять, что хочет от нас наш Бог.
- Это да, - отозвался один. А затем, мальчик, который выступил с предложением что-то сделать для ребят, сказал:
- А вы слышите Бога?!
- Хотелось бы, - откусывая грушу, ответил мальчик, который просто довольный лежал на травке, а тот, что начал разговор о Боге, продолжил:
- Я думал-думал, как же Его услышать, а искал Его на небе, вглядывался. Куда уходят эти небеса? Как возможно, чтобы у них был конец? А что за ним? А там повсюду Он. Мы слишком близко, чтобы разглядеть Его, но замечаем Его черты во всём. И еле-еле слышим голос, откликающийся в сердце.
- А ведь Он здесь с нами, - сказал тот, что лежал довольный на травке.
- И не только, ведь Он и там с родителями, - добавил мальчик, который собрал здесь своих друзей.
- Он везде защищает нас, - заключил тот, что затеял разговор о Боге.
Вдруг начался сильный дождь. Мальчонка, что довольный лежал и доедал грушу, вскочил, снял свою рубашку и закричал:
- Скорее ребят под мою рубашку, я накрою вас.
Тогда и остальные сняли рубашки и соорудили небольшой шатёр. Там они ещё долго общались. Их дружба перерастала в братство.
Так совсем внезапно человек далёкий становится родным, стоит только открыть ему сердце. Но может оказаться и так, что другой, близкий ранит открытое сердце и навсегда покидает его. Человек быстро обижается, но у некоторых есть сила прощать. Есть великие – которые всегда прощают. Но у каждого свой путь и, чтобы достичь величия, нужно многое испытать. Если не уйти с того узкого пути, предначертанного тебе Создателем от начала, сохранить верность принципам Божьим, оставаясь под Его покровом и просто общаться с Ним, тогда можно попытаться спасти мир. Зло распространяется до тех пор, пока кто-то из людей не остановит его. Царь может в нечестии обирать свой народ, это зло передаётся и людям. Так священник, питающийся крохами в бедной стране, где правит такой царь, перестанет служить Богу, а начнёт прислуживать деньгам в своей корысти. Из страха перед своим будущим, ведь священник искал своего и не наставил людей в отношениях с Богом, и пророк принесёт царю льстивую весть не от Бога, породив дальнейшее заблуждение. В таком роде трудно утверждать, что этот царь, ушедший с верного пути – помазан и храним Господом. Точно можно сказать, что молитвы священника, представляющие муторные ритуалы, перестали достигать небес, они перестали быть молитвами, а обратились пустым бормотанием, не имеющим никакого смысла. Пророк, переставший слышать Бога, но сохранивший своё место, становится лжепророком. И народ страдает, ошибаясь, губя себя и друг друга, не желая остановить зло. И вот, когда оно подкралось и к тебе, что сделаешь ты?! Поступишь так, как поступали с тобой, как поступали все, как подсказывает месть, обида, гнев, похоть или гордыня?! Или склонишься перед Богом, чтобы противостать злу, захлестнувшему мир вокруг тебя?!
И есть тому многие примеры в истории того времени: когда могучий воин по имени Гомер смирил своё сердце и вместо меча он взял в руки лютню и пел песни, утешая и вдохновляя людей вокруг себя и по всей земле; когда талантливейший и успешный во всех делах полководец Заратуштра не стал искать сокровищ, но взяв посох и свитки, повёл за собой людей навстречу к Творцу; помнится и история прославленного Гофониила, который достиг своего счастья: прекрасная жена и послушные дети – но он был призван освободить и народ свой, преодолев врага, сплотив людей в их посвящении Богу. Так от века к веку мир сохранял в себе Божью жизнь. Возможно, ты тоже способен преодолеть тьму и принять свет, озаряя путь другим.

«Те, которых весь мир не был достоин»

Дедушка лежал в сильной горячке, когда три тени прошмыгнули в шатёр. Старик приподнялся и вдруг к нему из угла вышел мальчуган. Он узнал его – это был юный Карадрас. За спиной стояли его друзья: Атниэль и сын кузнеца по имени Игорь. Старца звали Нафанаил, он часто играл с этими ребятишками, поэтому все дети его очень любили. Теперь же он был сильно болен.
- Вот, - волнительно произнёс Карадрас, протягивая руку, - здесь первая капля дождя, как вы и говорили. Она поможет.
Дед недоверчиво покосился на ребят:
- Я ничего не вижу.
- Она там, - начал перебивчиво Атниэль, - она в ладони, выпейте её.
- Зачем, - захрипел седовласый больной, - неужели вы думаете…
- Вы рассказывали нам эту историю, как однажды орёл, чтобы спасти орлицу, подстреленную из лука, принёс в клюве первую каплю дождя, - вмешался Игорь, - пожалуйста, дедушка Нафанаил, выпейте.
И старик сделал это. Он подозвал ребят и прошептал:
- Вы спасли меня. Я умирал, не ведая, что в этом мире есть надежда. И думал, что Бог поглотит и этот народ, как при потопе. Но Бог сильнее нас и мудрее. Он отыскивает живые сердца. Не огорчайтесь, скоро я окончу свой путь здесь на земле, но я счастлив. У меня есть кое-что для вас, - он достал что-то из-под подушки, - мой подарок только для одного, к сожалению.
Далее старец раскрыл кулак. В нём лежало колечко с жёлтым камушком в виде капли воды.
- Это не украшенье – это знак священства. Внутри этого камня хранится жизнь, - Нафанаил подозвал Карадраса, - возьми, мой друг.
Карадрас посмотрел на ребят, они одобрительно кивнули ему, чтобы он взял сокровище. Теперь он был отмечен свыше. Сердце трепетало.
Пройдёт месяц, когда ребята снова втроём будут в шатре поправившегося Нафанаила. В тот момент ворвутся тёмные воины в стан. Они схватят ребят, да только те не станут сдаваться. Тогда один из тёмных воинов сильнейшим ударом каменной дубины поразит отважного Атниэля и пленит сетью подоспевшего к другу Карадраса. А затем ещё один воин ударом меча прикончит мудрого Нафанаила, преградившего путь отступающим врагам. Оставшись один, Игорь, получивший небольшое ранение кинжалом, растворится в темноте ночи. Он поспешит за разбойниками, увлекающими отчаянно сопротивляющегося Карадраса.
Услыхав крики, прибегут стражники, но найдут мёртвого старика и стонущего юнца. Атниэль отправится к лекарю, а отцы исчезнувших ребят пустятся на поиски своих детей. Игорь, не могший поспеть за конными бандитами, выбьется из сил, и на следующий день отец Карадраса найдёт его, влачащимся на четвереньках вглубь пустыни.
- Оставьте меня, - завопит мальчик, - я отыщу своего друга, они отняли у меня Атниэля, но Карадраса забрать я не дам.
Когда к нему подойдёт отец и расскажет, что Атниэль не погиб, а только сильно ранен, Игорь немного успокоится. Ещё через сутки бесплодных поисков он уговорит своих родителей отпустить его вместе с экспедицией отца Карадраса на поиски одного из лучших друзей. Зайдя в шатёр к Атниэлю, пришедшему в сознание он скажет:
- Дорогой, Атниэль, я верну нашего брата.
Вскоре экспедиция за Карадрасом будет встречена огромным войском кочевников, они погубят много славных воинов. Это произойдёт в тот момент, когда отец Карадраса с другом станут осматривать пещеру с найденным поясом сына возле кострища. Остальные же отправятся вперёд и будут умерщвлены. В ужасе отец Карадраса кинется искать уцелевших, но все обратились в мёртвых. Только не было найдено тело мальчугана, который пошёл с ними искать друга. Игорь сумел избежать кровопролития и продолжал преследовать войско кочевников в одиночку, в чертах которых он разглядел нечто схожее с теми ночными разбойниками. Вернувшись назад, отец Карадраса попросит собрать войско, чтобы настичь врага, но с ним отправится только его жена да отец Игоря с семьёй.
Не знал Игорь, что преследуемые им уже продали пленного мальчишку жрецам с северо-востока. Он в одну из ночей проберётся в их лагерь, но, обшарив везде, так не найдёт ничего, связанного с Карадрасом. Тогда он сделает следующее. Войдя в шатёр спящего предводителя, обнажит кинжал того и приставит к его горлу. Предводитель проснётся от прикосновения холодного металла. Итак, в шатре Игорь, держащий кинжал у самого горла предводителя пустынных кочевников.
- Что тебе нужно?, - испуганно спросил предводитель, не видя мальчишки.
- Где мой брат, твои люди пришли к нам и увезли его с собой? Это было неделю назад.
Увидев мальчика, предводитель выдохнул, но Игорь надавил кинжалом на горло, так что заложник снова заволновался.
- Я понимаю, о чём ты говоришь, - начал предводитель, - но я не скажу тебе, куда делся твой друг, так как его похитители погибли в последнем сражении.
- Что они могли с ним сделать?
- Продать в рабы, или убить.
- Кому продать?
- В любую часть света. Все готовы платить за рабов.
К этому времени мальчишка уже исчез. Он уже уходил из стана, когда увидел что-то знакомое. Это была каменная дубина, которой был травмирован Атниэль. Тогда Игорь зашёл в этот шатёр. Там сидела женщина вся в слезах, а у неё в руках было двое малышей. Это были близнецы. Она увидела гостя в тени входа в шатёр.
- Кто ты? - спросила она.
- Этой дубиной был сотрясён мой друг и брат, Атниэль, а второй брат был украден человеком, который носил эту дубину.
- Он оставил родителей без детей, - прошептала женщина, - но также и детей без отца. Он умер в бою.
- Но мой друг, которого он похитил – пропал.
- Я ничего не знаю, я не знаю, что я буду делать с этими маленькими созданиями, прошу – уйди.
- Я ухожу, но прошу, в свою очередь – не допустите, чтобы эти дети оставляли детей без отцов и отцов без детей.
Слёзы прекратились, и женщина долго глядела вслед уходящему в противоположную сторону от зари мальчику.
Карадрас стал подрастать среди жрецов, которые обучали его колдовству, манипуляции и самовосхвалению, сохраняя в сердце веру отцов, а в потайном кармашке кольцо с жёлтым камушком линкуритом. Атниэль исцелился и вскоре также покинул родителей, ужаленный змеёй. Он скитался по пустыне долгое время, пока не вышел к земле, в которой по преданиям текли молоко и мёд. Тогда он, встретив дядю, отправился на поиски родителей на север. Игорь же, обещав другу вернуться вместе с Карадрасом и не найдя его, решил не возвращаться. Он поселился в одной деревне на берегу моря, подрабатывая на конюшне.
Итак, Атниэль мчался вдаль, оставляя обетованный край. За месяцы скитаний в пустыне он приобрёл самое главное – искреннюю жизнь с Богом. Поэтому теперь он полагался только на Господа и знал, что это Он ведёт его к родным. Ни один встреченный им человек теперь не был для него просто прохожим. Он понимал, что встречи не случайны. Он служил кому-то, от кого-то набирался мудрости и выносил уроки. Так он прибыл в северные земли, где пустыня уже сменилась возвышенностью. Когда он спрашивал о родителях, никто не мог ответить ему, и он всякий раз недоумевал. И вот, он брёл и напевал красивую песенку, которую когда-то пела ему бабушка. Тут он увидел яркий цветочек, он соскочил с коня и поднял его, такими же цветами был вышит ковёр в их семейном шатре. Любуясь, он продолжал петь. Потом положив цветок в карман, ускакал прочь. В этот самый миг из-за деревьев выбежал мужчина, он услышал знакомую песню и спешил посмотреть, кто же это поёт. Но никого не было. Это удивительно, но тем мужчиной был папа Атниэля, который бродил здесь в поисках целебных трав. Оглядевшись, отец ушёл снова в рощицу за травами. И вдруг на этом месте снова появился Атниэль, он вернулся за цветами. Нет, не рвать. Он слез с коня и упал в эту нежную траву, представляя, что это его домашний ковёр, что всё хорошо: родители дома, друзья рядом, и Господь их хранит. Вдруг он увидел, как женщина спускается с холма и несёт кувшин с молоком, а на поясе висят лепёшки. К ней выходит навстречу мужчина из рощи, и она угощает его. Они так нежны друг ко другу, что у Атниэля покатились слёзы. Он вспоминал о родителях. И мужчина с женщиной уже собирались скрыться за деревьями, а юнец вскочить на коня, когда мужчина обернулся и увидел мальчика залетающего в седло. Он замер, жена, увидев такую реакцию мужа, стала искать взглядом то, что привлекло его внимание. И, оробев, застыла. Атниэль весь в слезах, вспоминая родителей, краем глаза увидел, что парочка остановилась и вглядывается в его сторону. Он тоже стал вглядываться. Вселяющие надежду мысли он гнал прочь, и те двое боялись помечтать, но это не было ошибкой. Они встретились. Атниэль разогнал сомнения и, не останавливая коня, прыгнул с него навстречу тем двоим. Они же в свою очередь побежали к нему.
- Сынок, - крик отца и матери разрезал воздух.
- Папа, мама, - кричал маленький воин, снова ставший простым мальчишкой.
Они соединились и сжали друг друга в крепких объятиях. Потом были долгие разговоры. Атниэль встретил родителей Карадраса и семью Игоря. Они, оказывается, покинув стан соплеменников и не найдя сыновей, отправились на север, где встретили и родителей Атниэля. Постепенно у него появился братик, а в доме родителей Карадраса родилась дочка, в семье Игоря всё было по-прежнему: две дочери. Грустил Атниэль только о том, что же стало с его названными братьями.
Подкармливая лошадей, на конюшне Игорь, постепенно стал свыкаться с жизнью на чужбине. Он любил петь и однажды его поэтические истории слушали знатные люди из этой провинции, но, посчитав его слова в историях выдумкой, попросили больше его не привлекать к собраниям. Попробовав себя во многом: маслодельцем, кузнецом, гонцом, торговцем, герольдом, - он стал каменотёсом, изготавливая удивительные изделия. И даже некоторыми за мудрость почитался одним из старейшин при воротах города, несмотря на столь юный возраст. Однажды, спустя пять лет после событий в пустыне, он услыхал, что редкий камень нашли в восточных землях. Так как был – он собрал пожитки и отправился на повозке, запряжённой одной лошадкой. Дорогой он пел свои странные песни и размышлял о судьбе и Создателе. По пути он подвозил путников и ночевал под звёздным небом. Жизнь стала для него одной песней, которую напевает не просто бард, а Великий Творец.
Тем временем мальчишка, которого воспитывали безразличные и алчные жрецы, совсем бы отчаялся, если бы не тайная молитва к своему Небесному Отцу. Он знал, что там, на небе они все соединятся вместе. Стало известно жрецам, что где-то на западе один народ стал разрастаться и завладевать землями. И вот они снарядили караван, чтобы ехать знакомиться с новыми сильными соседями. Карадрас также отправился в те края, он надеялся убежать. Но его поместили в тёмную заколоченную повозку, а когда открывали на ночлег, то цепью приковывали к камню. На пути в город, который славился своими лекарями и удивительными камнями, Карадрас пытался бежать. Он хотел протереть цепь и разорвать её. И вот, когда это получилось, он откинул стражника в сторону и побежал. Другой стражник достал лук с отравленными стрелами, но, не успел выпустить. На него сверху свалился монах из каравана, лошадь которого встала на дыбы. Тогда монаха отправили за беглецом. Парнишка бы ушёл, если бы не монах. Тот монах считал себя должником главного жреца и потому служил ему. Однажды главный жрец спас ему жизнь или всё устроил так, чтобы это выглядело, как спасение жизни. Монах воспитывал Карадраса. Он знал его мечты – вернуться домой, он специально поднял лошадь на дыбы, чтобы помешать стражнику. Но вернуться без Карадраса он не смел, ибо сам себе дал обет служить жрецу. Он нагнал парня довольно быстро. Теперь монах знал, чему обучать Карадраса, чтобы его уже никто не догнал. И снова парнишка томится в клетке на цепи, только число стражников, охраняющих его от самого себя, достигло тридцати человек.
Когда жрец должен был встретиться с прославленными лекарями, тогда Карадраса поместили в специальные неподвижные латы и привезли с собой, в то время и Игорь был неподалёку. Так их свело провидение. Он уже посмотрел камни и заинтересовался лекарственными травами. И вдруг он увидел Атниэля, раскладывающего травы. «О, Боже», - пронеслось в сердце Игоря. Он хотел броситься и обнять друга, но не смог – ведь он не вернулся с Карадрасом. Игорь тихо отошёл за угол. Из глаз потекли слёзы, он вспомнил всё, что оставил из-за обета. Он стал молить Господа: «Прошу, Отче, прошу мой Папа, помоги мне, позволь встретить брата моего Карадраса, чтобы вернуться к Атниэлю, в семью, чтобы обнять Карадраса. Для чего ты свёл нас, открой, дорогой Господь?! Если это испытание и мой путь иной, тогда я принимаю, Ты же знаешь всё, Ты же держишь всё в Своих руках, а мы же Твои дети».
В тот самый миг нездешние воины и жрецы вошли на площадь, а с ними в колеснице ехал человек, закованный в неподвижные латы. Игорь почувствовал что-то, сначала несправедливость, что человек вынужден быть без движений. Затем он сравнил того человека с собой, что вынужден уходить в сторону при встрече одного из лучших друзей. Затем он подумал, что это ответ Бога и, вглядевшись в латы, понял, что под ними юноша, а не взрослый человек. Тогда он приблизился со своей повозкой, чтобы разглядеть хоть что-то подробнее. В его голове складывалось всё: чужеземцы, юноша, закован, боль в сердце и ответ от Бога. Он взглянул в две щёлочки на шлеме закованного и громко воскликнул:
- Карадрас!
В щёлочках веки приподнялись и глазёнки устремились на него. На другом конце площади это слышал и Атниэль. Он стал глазами искать, что бы это могло быть. И вот он увидел, как мальчишка подкрадывается к закованному в латах и стаскивает с него шлем.
- Игорь, - воскликнул скованный латами Карадрас.
- Братья мои, - послышалось с другого конца площади.
Они обернулись на крик и увидели опрометью мчащегося Атниэля. Но путь Атниэлю преградили стражи, монах схватил Игоря и отшвырнул к забору, а жрецы стали увозить Карадраса. Игорь вскочил на ноги и бросился на монаха. Для него это была схватка не на жизнь, а на смерть. Для монаха – лёгкая прогулка. И потому в какой-то момент Игорь, метнув камнем, попал прямо между ног монаху. Тот прямо рухнул, попутно вынеся урок: какое место следует особо защищать во время боя. Но жрецов с колесницей уже не было. Монах позвал стражников, и они побежали за Игорем. Он же, преследуемый дюжиной воинов, выбежав из города, стал искать следы жрецов.
Тем временем Атниэль, остановленный стражами, побежал к отцу, рассказывая, что видел Игоря и Карадраса. Вот уже собралось множество народа, там были и родители ребят, но чужеземцев пропал и след. Их отправились искать на юго-запад, так как в народе говорили, что те ехали познакомиться с новым народом, поселившимся в тех землях. Эту информацию стал разносить оставшийся на площади монах. На самом деле жрецы, разбившись по группам, возвращались в свои земли. У них была иная цель, воспитать Оракула, который бы подчинил весь мир себе, и потерять его они не могли. Только Игорь шёл по следу колесницы, пока не был встречен лютыми стражниками. Схватив его спящего, они начали пытать, но он смог вырваться. Пытаясь убежать, он забрёл в глухой и болотистый лес и там потерял след.
Но сердца продолжали биться. Теперь, когда они снова увидели друг друга, им захотелось быть вместе, как там, на полянке, когда они делились мечтами. Произойдёт ли эта встреча, и можно ли будет тогда радоваться?! Только Бог знает. Храни их, Боже.

«Время, когда выходят цари»

Проводя безмятежные дни в кругу семьи, Атниэль чем-то терзался. Сердце снова и снова звало его в обетованный край. Он понимал, что это Бог. Он тосковал и по друзьям, которых, не успев обрести, снова потерял. Он также жалел и родителей с братом, но день ото дня всё чётче осознавал, что приходит время – ехать к своему народу. Да, ещё один не маловажный фактор: в его сердце жил образ прекрасной девушки. Он не знал, кто она и откуда. Однажды в молитве многие эпизоды из жизни промелькнули перед ним. И тогда он увидел ту девушку ещё маленькой девочкой, там далеко на качелях. Прошло более десяти лет.
Атниэль стал беспокоиться, что эта малышка выросла и вышла замуж за кого-то, и потому его сердце горело с большей силой, желая в землю, обещанную Богом Своему народу. Он поделился с родителями, и они благословили сына, пообещав, что придёт время, когда они вместе с братом Атниэля также примкнут к своему роду.
Расстояние молодой воин преодолел очень быстро, но эти дни показались ему вечностью. Неведомое чувство любви заполняло его сердце и влекло к той незнакомой возлюбленной. «Дорогой Господь, прошу благослови искать твоей воли», - продолжал Атниэль общение с Небесным Отцом. Не только дух, но и душа и тело парня обрели крепость. Три отца: собственный, Игоря и Карадраса – обучали его мастерству единоборств, военной тактике, наукам и многому другому. Он мчался на запад, перебирая жизнь. И вот, река. За ней начинались владения родных племён.
К тому времени слава об этом народе гремела всюду. Их пределы значительно расширились, поэтому Атниэль толком не знал, куда держать путь. Он пересёк реку, постарался вспомнить путь, которым когда-то в детстве он прибыл сюда – всё изменилось. Или он вырос, а у взрослых всё воспринимается иначе, чем у детей. И вдруг он увидел знакомую возвышенность, с которой в прошлый раз к ним навстречу выехали всадники в повязках. Но на этот раз никого не было. Атниэль поскакал дальше. О, чудо! Впереди знакомая дорожка, ведущая к той деревушке, где он общался со своим дядей.
Он проскакал ещё несколько часов, но ни деревушки, ни шатров, ничего, что напоминало бы о жизни в этих краях не было. Сердце Атниэля заволновалось. Что могло произойти?! Он помчался дальше, но только степь и скалы встречали его. К вечеру он увидел огни вдалеке и направился к ним. Это были пастухи. Они с настороженностью встретили молодого человека, расспрашивающего о здешних жителях. От них Атниэль узнал, что народ обитает по всей округе, только вот кого он ищет – этих людей они не знают. Зато они направили его к вождю народа, к великому полководцу, завоевавшему эти края.
Всю ночь торопился Атниэль туда, куда указали ему пастухи. И вот на рассвете с возвышенности он увидел большой военный шатёр, повсюду шныряли стражники, но войска не было поблизости. Атниэль спустился с горы и стал приближаться к шатру. Вскоре стражники заметили его и преградили путь. Спешившись, Атниэль заговорил:
- Добрый день, братья. Меня зовут Атниэль, я сын Кеназа из колена Иудина. Я направляюсь к вождю, чтобы присоединиться к своему народу.
- Всё понятно, - ответил стражник, - но это невозможно.
- Он мой дядя, и я хочу встретиться с ним.
Стражник указал своим подчинённым, чтобы они препроводили юношу подальше от лагеря. Атниэль стал терять самообладание.
- Я что-то не пойму. Ваше поведение вынуждает меня вступить с вами в бой. Но мои мотивы чисты, я один из вас.
- А кто мы, ты знаешь?! – обернулся стражник, - ты решил сразиться с нами. С нами Бог.
- Всё ясно, моей целью не является сражение с вами или нападение, я просто должен ехать дальше, чтобы встретить вождя, моего дядю. Много лет назад я ушёл отсюда, чтобы найти своих родителей, но теперь я вернулся.
- Ты не понимаешь, проваливай, вон, - разозлился стражник, - объясните ему так, чтобы он понял.
Атниэль сказал последнее:
- Даже не мечтайте о сражении, моё дело идти дальше.
С этими словами он оттолкнул стражников и, вскочив на коня, направился к шатру вождя. Паника охватила стражу. Кто-то пытался остановить его, но всё тщетно. Вот уже Атниэль был у самого шатра, когда в спину ему вонзилась стрела.
- Я же ваш брат, - и Атниэль свалился с коня.
Когда его схватили стражники и уносили, Атниэль видел, как из шатра вышел человек, которого все поприветствовали, стражники стали что-то объяснять, но это был не его дядя.
Очнулся парень в ветхом домике связанным. Рядом сидел лекарь и что-то бормотал себе под нос.
- Развяжи меня, - сказал Атниэль.
- Не торопись, я не для того обработал твои раны, чтобы ты снова побежал под стрелы, - отозвался доктор, голос которого показался знакомым Атниэлю.
- Я не ожидал, что братья станут стрелять в своего.
В этот момент человек, обработавший раны Атниэля, подошёл ближе. И юноша узнал его. Это был тот самый бормотавший в пустыне, которого он много лет назад привёл в землю обетованную. Тогда улыбка озарила лицо Атниэля, и он произнёс:
- Как я рад видеть тебя.
Лекарь недоумевал.
- Вспомни, как мы с тобой миновали пустыню, чтобы прийти сюда.
Лекарь вглядывался в лицо незнакомца.
- Я был совсем мальчишкой, когда мы встретили тебя, блуждающим по пустыне в странной агонии.
Лекарь узнал его, и он тоже улыбнулся, говоря:
- Когда мне привезли тебя вчера и сказали отвезти в стан врага, чтобы они убедились, как у нас расправляются с лазутчиками, я чувствовал что-то. Я видел, как ты кинулся к шатру, и как старший стражник выстрелил подло в спину. Ты не был похож на лазутчика. Теперь я понимаю, что было в моём сердце. Бог направил меня, чтобы я смазал твои раны. Твой путь только начинается.
Они обнялись как старые добрые друзья. Атниэль теперь мог спросить обо всём, что стало с его народом. Они долго беседовали, когда в шатёр вошёл один из стражей и спросил:
- Ты чем здесь занимаешься, это не тот лазутчик, которого велено было выбросить в стан противника?!
- Это не лазутчик, это наш воин. Он ранен, и я лечу его, - ответил лекарь.
Стражник ушёл, не узнав Атниэля. Лекарь продолжил рассказывать. Что вождь – это не дядя его, что дядя является предводителем основного войска, и сейчас он сражается на юге. Тот рыжий мальчуган – стал храбрым воином, правой рукой дяди Атниэля. Про девчушку лекарь ничего не знал. Атниэль убедил своего старого знакомого ехать с ним, чтобы отыскать дядю – на том и порешили. Но прежде, чем отправиться в путь, он захотел увидеть вождя.
В сумерках Атниэль подобрался к шатру. Теперь он уже не был так прямолинеен и открыт к этому родному, но незнакомому племени. Несколько стражников прогуливались возле опочивальни вождя. В мгновение наш бесстрашный юноша под маской тени скрылся в шатре. К сожалению, там никого не было, только несколько свитков разложенных на небольшой подставке. «…Не бойтесь, ибо я боюсь Бога; вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро, чтобы сделать то, что теперь есть: сохранить жизнь великому числу людей; итак не бойтесь: я буду питать вас и детей ваших…», - Атниэль взглянул в один из свитков и успел прочитать. Необычная дрожь пробежала по его телу. Он вспомнил свою бабушку, странствия по пустыне, родителей. Только теперь он осознал после многих лет разлуки, долгого пути и неприветливого приёма, что он дома, что именно сюда стремилось его сердце.
- Предводитель, я думал вы в саду, - раздался голос за спиной.
Атниэль не поворачиваясь, показал рукой вошедшему, что тот должен выйти. Стражник удалился. Тогда Атниэль понял, что нужно действовать очень быстро, потому что он уже слышал, как за дверью раздаются голоса, обсуждающие возвращение вождя. Наш смельчак притаился в углу, когда главный стражник, сомневающийся, что вождь возвращался, зашёл внутрь шатра. Атниэль хотел отсидеться незамеченным, но стражник стал шарить по углам, не найдя вождя на месте, и, конечно же, он наткнулся на чужака. Одним движением локтя Атниэль отправил стражника в нокаут и, нацепив его плащ, вышел наружу. Была кромешная темень. Только силуэт его мелькнул у костра.
- Что там? – спросил стражник, который прежде входил в покои вождя и, встретив там Атниэля, склонившегося над свитками, принял его за предводителя.
- Порядок, - прохрипел Атниэль в руку, как бы откашливаясь, и скрылся из виду.
Он сбросил этот нелепый плащ и устремился в сад. Благо, из лачуги лекаря он видел этот дивный сад и знал, куда спешить. Там был человек. Он стоял на коленях, обратив своё лицо к небу. Было похоже, что он молится, поэтому Атниэль помедлил. Он отвернулся и сел дожидаться у ветвистого дерева. В этот момент стали доноситься непонятные крики из стана, но Атниэль продолжал ждать. Вот он уже слышал шаги стражников, бегущих к своему вождю, но так и не осмелился потревожить молящегося. Бесцеремонно стражники ввалились в сад с криками:
 - Предводитель, кто-то проник в ваш шатёр.
Предводитель, молча, посмотрел на вбежавших, они стали извиняться.
- Организуйте оцепление вокруг лагеря, я скоро подойду, - ответил вождь.
Стражники побежали обратно, призывая всех мобилизоваться и рассредоточиться по лагерю с целью поимки незнакомца.
- Что вы хотели? – спросил предводитель, казалось у темноты.
Атниэль был смущён, что его раскрыли, но ответил:
- Доброй ночи, господин мой. Я – Атниэль из племени моего отца, который давно покинул свой народ, чтобы обрести сына, пропавшего в пустыне. Я нашёл своих родителей, но теперь вернулся, чтобы обрести и народ.
- Значит, это были вы тогда, когда один из моих людей ранил вас в спину. Егуд всё же очень хороший лекарь, хоть и левша, но какая разница.
- Почему братья не чувствуют голоса родной крови?!
- Что вы намереваетесь делать дальше?
- Я хочу быть с моим народом. Много лет назад, отправляясь отсюда, я видел нежный взгляд, провожающий меня. Я здесь также и для того, чтобы снова встретить её, и если будет на то воля Божья – повенчаться с ней. Я готов служить вам, господин.
- Однажды я пришёл в отчаянье. Мои годы подходят к концу, как и годы моего названного брата – твоего дяди, а Бог не поднимает нового воителя, чтобы вести Свой народ. Тогда я спрашивал у Благословенного Отца, но получил ответ, что Он Сам исполнит Духом своего помазанника. Я чувствую, как в тебе бьётся высокий дух, но насколько ты послушен Господу – укажет время.
- Что же мне делать?
- Делай то, что есть в твоём сердце.
Тут снова вбежали стражники:
- Его нигде нет.
- Он есть, вы просто не везде смотрели, - ответил вождь.
В этот момент предводитель представил Атниэля своим воинам:
- Это наш брат, Атниэль, окажите ему достойное гостеприимство.
Стражники опешили и с некоторым недоверием пошли сопровождать Атниэля в убранный шатёр, рядом с покоями вождя.
Наутро Атниэль попрощался с воинами и своим господином, чтобы найти дядю и ту, которая заставляла биться его сердце, во что бы то ни стало. Лекарь отправился с ним. К сожалению, новый брат не был принят своими соотечественниками. В сердцах многих из них зародилась зависть, почему вождь был так добр к этому самозванцу: он не проявил себя ни в бою, ни в строю, ни в переговорах. Этот червячок недоверия и эгоцентризма давно бы зачах, если бы не следующие события, которые встретят Атниэля на его жизненном пути.
Он успел к окончанию великого сражения, чтобы принести почести воинской славы тогдашним героям, среди которых был и его дядя, и тот самый рыжий мальчишка, ставший правой рукой полководца. И вот, когда великий полководец Халев, оставил своё войско и вместе с верным рыжеволосым оруженосцом – Шамгаром, а также ещё несколькими славными воинами, - свернул в дубраву, чтобы насладиться покоем – ему навстречу вышли два спешившихся всадника, ведущих своих коней под уздцы.
Настороженность промелькнула по лицу Халева, но потом он узнал в одном из воинов Егуда – лекаря и спросил:
- Какими судьбами, путники?!
Отвечал Егуд:
- Мы приветствуем вас полководец, наши вести добрые, как и ваши.
- Да, друзья, эта крепость покорилась нам, а что у вас?!
Теперь слово взял Атниэль:
- Я приветствую вас – наши герои в столь радостный час. Но готов быть с вами и в минуты скорби. Дорогой дядя, я Атниэль, и я вернулся домой.
Слёзы появились на глазах Халева, он вспомнил брата и те далёкие годы в пустыне, вспомнил и эти годы, пролетевшие в пылу сражений. Он сразу узнал племянника и спрыгнул с коня, раскрывая объятья. Атниэль бросился к нему. Рыжий воин Шамгар также спустил с коня и обнял путников.
- Это тот самый рыжеволосый юнец, с которым вы вернулись из пустыни, - произнёс дядя, - он теперь знатный воин. Ну, пойдём в шатёр – перекусим.
В шатре они долго беседовали, а когда Атниэль остался с Халевом наедине, тогда спросил свой главный вопрос:
- Дядя, когда я покидал эти края, на пороге твоего шатра была маленькая девочка, похожая на ангела, кто она?
- А что это ты вспомнил? - замешкался Халев.
- Я приехал сочетаться с нею, если будет на то воля Божья.
- Ну, ты, друг и прыток. Столько лет ты помнил её?
- Её образ пред моими глазами, когда я ложусь и встаю.
- Это Ахса – моя дочь, - проговорил Халев, пристально глядя на юношу.
Теперь уже замешкался Атниэль:
- Я буду просить её руки, - он взглянул на дядю, тот не улыбался, потом перевёл взгляд наверх, поглядел в сторону и что-то вздохнул непонятное. Халев, чтобы разрядить обстановку сказал:
- Знаешь, парень, ты не пори горячку, не всё так просто. Познакомься, может в твоих снах кто-то другой, люди с возрастом меняются. И Бог покажет нам всем, в чём Его правда.
Появились Егуд, Шамгар и ещё двое воинов.
- Сегодня слишком много событий произошло – идите спать, молодёжь, - обратился Халев к своему племяннику и вошедшим.
- Где она сейчас? – почти безмолвно спросил Атниэль.
- Не время, дружище.
- Узнаю этот снисходительный настрой, - отведя взор, отвечал Атниэль, - нет, не почивать я сюда приехал. До встречи, друзья.
Все опешили, увидев проворство Атниэля, с которым он удалялся за дверь, тогда Халев крикнул вслед:
- Деревня неподалёку отсюда по северной тропе.
Атниэль обернулся, кивнул в знак признательности и, спустя миг, ускакал.
Шамгар вопросительно посмотрел на Халева, на что полководец отвёл взгляд и воскликнул:
- Наша победа во имя Госопда, продолжаем праздновать.
Солнце ещё не зашло, когда Атниэль приблизился к некой деревушке, идя северным путём. Снова стражники выросли на пути. Атниэль попробовал всё объяснить, но тщетно. И вот, притворившись покидающим пределы деревни, он прокрался вглубь. Не составляло труда определить местонахождение дома полководца, именно там Атниэль рассчитывал встретить его дочь. Подойдя к воротам, он остановился, потому что не хотел никого испугать. Он стал ждать и молиться. Так прошла ночь. Юноша озяб. Но с первыми лучами зари из дома вышла девушка в странной одежде. Это была экипировка воина. За спиной лук со стрелами, на поясе небольшой меч – только прекрасный лик и изящная фигура выдавали в ней представительницу великолепной половины человечества. В несколько лёгких движений она преодолела сад и направлялась на луг, где солнце уже играло лучами в капельках росы, подчёркивая красоту Божьего творения. Атниэль то ли оробел, то ли его мышцы свело ночной прохладой – он стоял и наблюдал. Во сне он видел нежное и ласковое создание, которое требовалось защищать и лелеять, но здесь пред глазами предстала воительница самодостаточная и непоколебимая. Набравшись решимости, Атниэль последовал за ней, а потом окликнул:
- Ахса!
Она оглянулась и, не отвечая ни слова, скрылась в небольшой рощице. Атниэль не понимал, что ему делать, но сердце заставило бежать туда же. Она исчезла за деревьями, но Атниэль ориентировался по шороху. Когда он её почти настиг – то она снова скрылась, заливаясь пронзительным смехом. Тогда он, осознавая всю нелепость своего положения, крикнул в зашевелившийся куст:
- Почему вы убегаете?
Шорох исчез, кусты замерли и вдруг оттуда вышла эта девушка уже не такая игривая и серьёзно спросила:
- Кто вы, и откуда вы взялись?
- Вы меня, должно быть, с кем-то спутали, но я совершенно не хотел вас пугать, - стал оправдываться Атниэль.
- А вот вы меня ни с кем не спутали, потому что я слышала, как вы произнесли моё имя, я хочу услышать ваше имя и узнать цели появления.
- Простите, что так вышло. Меня зовут Атниэль. Много лет назад я покинул обетованную землю. Тогда я был ещё мальчиком, тогда я впервые увидел вас. Затем я отправился искать своих родителей, отбившихся от остальных ещё в пустыне. Я вернулся, чтобы быть с народом, и…
Послышались голоса за лугом – это Халев со своим войском возвращался в деревню.
- Это же папин голос, я должна его встретить – вдруг всеми мыслями девушка устремилась туда, откуда доносились голоса.
- Многие годы я помнил вас – ту маленькую девочку, которую видел однажды. Я приехал, чтобы ещё раз взглянуть на вас, прекрасная Ахса, - продолжил спешно Атниэль.
- Мне нужно спешить, я не могу разговаривать, простите, - девушка помчалась обратно через луг.
- Я приехал за вами, - воскликнул Атниэль, но Ахса уже была далеко и возможно не слышала этого.
Народ встречал победителей, Халев приветствовал всех из седла великолепного скакуна. Вдруг он увидел в сторонке свою дочь и, конечно, заметил в её лице некое недоумение. Чуть позже он спросил, когда ликование спало, и люди разошлись по домам:
- Ты видела этого юношу?
- Какого? – тревожно переспросила дочка.
- Он представился сыном моего брата Кеназа, приехавшего, чтобы увидеть тебя, что он тебе сказал?
- Ах, этого юношу. Ничего не сказал, сказал, что его зовут Атниэль и что приехал издалека сюда.
- Всю ночь он рассказывал о том, что приехал издалека?
- Нет, мы виделись несколько минут утром, он ожидал меня в саду, а откуда ты его знаешь?
- Вчера он прибыл от вождя вместе с этим лекарем Егудом, приветствовал нас в час победы и вечером отправился сюда. По словам Егуда – это хороший человек, но сам Егуд не вызывает особого доверия.
- Почему же, Егуд добрый человек. Он заботится о больных, часто рискуя сам заразиться – он преданный людям.
- Хорошо Егуд Егудом, а этот юноша, пусть даже он мой племянник, но не так прост, как кажется. Это я тебе ещё не сказал основную причину его приезда.
- Какую же, папа?
- Он хочет, хотя постой, расскажи, как там ваши дела с Шамгаром. Ведь перед сражением он приходил к нам в дом, чтобы оказать внимание тебе. Как же я мог забыть он намеревался просить твоей руки.
- Шамгар, я думала – это он кликнул меня утром, но ошиблась. Шамгар – просто друг, твой надёжный соратник и честный человек. Атниэль сказал ещё кое-что, папа. Он сказал, что приехал сюда не просто увидеть меня, он приехал за мной.
- Бред какой-то, он даже не знает тебя, а ты его.
- Вот и меня это смущает. Незнакомец просидел под окнами всю ночь, потом напугал меня на лугу и уже заявляет такое.
- Ох, уж эта молодёжь. В любом случае, что Шамгар, что этот Атниэль – как-то это несерьёзно. Один напорист в бою, но робок в словах, а второго я никогда не видел в бою, зато тут наш пострел уже поспел, приехал за тридевять земель, чтобы просить руки и сердца моей дочери.
- Папа, не суди так сразу.
 - Я вижу, наш ловкач тебе приглянулся.
- Папа, я видела его одно мгновение, - Ахса многозначительно посмотрела на Халева, улыбнулась и ушла в свою комнату.
Да, много воды утекло с тех пор, как юнец ушёл искать родителей, много крови пролилось, и люди изменились. Халев уже давно задумал поженить своего первого воина Шамгара и свою дочь, и теперь было трудно пересматривать эту позицию. Плюсом выскочки было только то, что он из одного колена с Ахсой, остальное всё раздражало Халева, чем больше он об этом думал.
Утром следующего дня Атниэль был у дверей дома Ахсы и её отца. Но Халев попросил молодого человека подождать во дворе некоторое время. К полудню в покои Халева пожаловал Шамгар, встретив Атниэля возле входа, он искренне обрадовался:
- Друг мой, - сказал Шамгар, - я никогда не забуду те времена из детства, из пустыни. Ведь ты тогда забрал меня от чужаков. Я, конечно, уже не тот рыжий мальчонка – но рассчитывай на мою помощь в любой момент.
- Спасибо, Шамгар, поистине ни время, ни сокровища, ни слава не властны над доблестными сердцами.
- Ты идёшь?
- Нет, меня Халев попросил дождаться его здесь.
- Странно, я приглашён на трапезу. Что ж он оставит стол и уйдёт.
- Неужели за столом ты не найдёшь иного собеседника?
- Ну да, я с радостью пообщаюсь с Ахсой.
Атниэль занервничал, он почувствовал что-то, ревность мелкими шажками стала подступать к горлу. Тогда он сделал то, что никто бы не ожидал:
- Ты так говоришь, Шамгар, будто влюблён в прекрасную Ахсу.
- Нет, что ты – обыкновенные друзья. Вот моя любовь, – он показал свой меч.
Атниэль улыбнулся:
- Я рад этому, потому что от всего сердца полюбил её, и желаю поскорее обвенчаться.
Шамгар опешил от этих откровений, но вида не подал:
- Что ж, меня уже, должно быть заждались.
Шамгар вошёл в дом Халева.
Тем временем Ахса наблюдала за Атниэлем в окно, как тот всё утро ходит туда-сюда во дворе. Дождавшись удобного момента, когда отец принял Шамгара, и они прошли к столу – девушка вышла во двор:
 - Вы теперь устроились стражником?
Атниэль услыхав этот милый голос, вне себя от счастья обернулся. Хотелось выглядеть рыцарем, сказать что-то с юмором, но вырвалось:
- Ну да, получается так.
Дальше пауза, они пристально посмотрели друг на друга и отвели взгляды. Ахса нарушила тишину:
- Вам нравится?
- Что? Да, просто прекрасно.
- Что прекрасного стоять у дверей целыми днями?
- Почему у дверей? – наконец, разум стал возвращаться к Атниэлю, он понял, что девушка спрашивает о ремесле стражника, а он говорит о ней, - мне нравится, что я могу встретить здесь вас.
- Ох, вы очень прямолинейны.
- А что другое, по-вашему, может привлекать в обязанностях стража?
- Ну, не знаю, вам виднее.
- Раньше, я любовался зорькой и нежился в ветре, я слушал шум деревьев и наслаждался бодрящими брызгами, утоляющего жажду ручья, я вдыхал запах весны и был доволен – может и стражник находит в этом счастье. Может, в долгом дежурстве – он открывает своё сердце перед Господом и благоденствует в общении с Ним. Ходить пред Господом – это смысл и моей жизни. Но здесь я с раннего утра только потому, чтобы быть ближе к вам.
- И вас устраивает тот, факт, что я была за стенами дома?
- На данный момент – да.
- Я не знаю вас, а вы меня – совершенно.
- Я понимаю это и потому доверяюсь сердцу. Пойдёмте, я кое-что вам покажу.
 - А как же ваше дежурство?
- Мой долг охранять вас.
- Что ж, а кто защитит меня от вас.
- Он здесь, прекрасная дама – тот, кто защитит вас от меня, - Атниэль кивнул головой.
- Кто же защитит вас от меня? – с этими словами Ахса ловко сняла с плеча Атниэля маленькую сумочку и умчалась прочь.
Атниэль помчался за ней. Они резвились, как малые дети. На какое-то время Атниэль почувствовал, что перед ним тот малюсенький ангел на качелях, а он всего лишь малец. Потому он подвёл Ахсу к красивому дереву, а там на коре ножом был вырезан лик маленькой девочки, напоминающей её, она сидела на качелях, а рядом стоял мальчишка лет восьми и раскачивал качели.
- Красиво, - сказала она.
- Здесь я хотел отразить то, как чувствую я, чтобы ты узнала моё сердце.
- Я тоже так чувствую. Почему ты такой разный: то романтик, то прямолинейный страж, то весёлый, то серьёзный и искренний. Где ты – настоящий?!
- Поверь, я – настоящий. Я тот, кто я есть. А с тобой рядом – я – счастливый тот, кто я есть.
Они возвращались в лучах заката. Атниэль проводил Ахсу и на прощание достал из сумки, которую Ахса вернула ему, письмо от своих родителей, адресованное избраннице сына, и передал своей мечте. Ахса счастливая убежала к себе. Атниэль развернулся и хотел уходить, когда вдруг услышал своё имя.
 - Атниэль, - грубо произнёс Халев.
- Да, дядя?
 - Я полдня искал вас обоих.
- Поверь, мои мотивы искренни и чисты.
- Не трать своё время на эти нелепые объяснения.
- Давно ты так печёшься о моём времени? За дверью оно проходило, куда с большей пользой.
- У меня была важная встреча, но я не должен перед тобой отчитываться, шалопай.
- Ты также и не должен бросать в мой адрес столь неуместных эпитетов.
- Ах, так, язык у тебя подвешен. Ты охотишься за моей дочерью – так знай – ты опоздал. Её рука и сердце принадлежат другому, более достойному.
- Не сомневаюсь, что тот другой более достоин, но вот рука и сердце Ахсы свободны.
 - Мы с Шамгаром всё обсудили – он её избранник, подтверди, - Халев обратился к кому-то.
В тот момент из тени появился Шамгар со словами:
- Да, это так.
- Ты же сегодня говорил мне о том, что вы просто друзья. Тогда я признался в том, что люблю эту девушку.
- Да, признался, – смутился Шамгар.
- И после этого вы обсуждали с её отцом вашу свадьбу?
- Да, я сожалею.
- Я покидал народ, преодолевший пустыню. Народ, сумевший пронести сквозь страдания и лишения мечту, вложенную в сердце Самим Господом, мечту о земле обетованной, где течёт молоко и мёд. Этот народ был поистине отважен, коли осмелился отстаивать на земле честь Господа. Это был избранный народ, избранный по благородству, по величию духа этого народа и по милости Божьей. Но где теперь это благородство, эта честь? Вы проиграли её в сражениях?! Завтра придёт враг и также бесчестно возьмёт наших матерей и жён, а нам будет всё равно, потому что перед лицом честолюбия мы оказались малодушны.
- Шамгар, почему ты об этом не сказал? - побеспокоился Халев.
- Я не понимаю, во что вы меня пытаетесь впутать?
- Братья, давайте откроем свои сердца друг другу, - прошептал Атниэль.
- Ты хочешь взять в жёны мою дочь, Шамгар?
- Да, я уже это сказал сегодня. Там у дверей, с тобой, Атниэль, я был ошеломлён и не смог признаться. Но теперь признаюсь – она будоражит во мне кровь, я хочу взять её в жёны.
- Шамгар, подумай. Она будоражит кровь или ты любишь её?
- Атниэль, не дави на него. Он солдат и не знает ваших красноречивых словечек.
- Нет здесь красноречия. Я же пришёл и просто сказал, что сердце привело меня к ней. Сердце горит во мне, будто Бог указывает мне на неё. И больше никто мне не нужен: ни сейчас, ни потом, никогда.
- Вот эти словечки, ты приехал нам зубы заговаривать.
- Дядя, мы были искренни, теперь ваш черёд.
- Что мой черёд? Я против того, чтобы пришёл самозванец и ухлёстывал за моей дочерью. Шамгар бы никогда сам, наверное, не осмелился попросить у меня руки дочери. Я ему намекнул – он предпочёл её.
- Знаете что – ложитесь спать, да и пред Богом склоните колени. Утро вечера мудренее, - заключил Атниэль и исчез в туманной дымке.
Всю ночь он молил Бога о прощении за дерзость перед дядей, за манипуляции любовные, за ревность, омрачающую сердце. И Халев не спал, в его сердце, как будто бес забрался, он возненавидел Атниэля. К утру он придумал план. Спокойно спал только Шамгар.
Вся деревня твердила с самого утра, что Халев выдаёт свою дочь замуж. Атниэль встревоженный услышал об этом на площади. Объявлялся турнир, чтобы определить достойного супруга. Это была не просто церемония. Турнир состоял из трёх частей: выбор самой невесты, личные единоборства и тяжёлое испытание. Долго тянулись приготовления. Халев запретил впускать Атниэля в свой дом и препятствовал встречам его с Ахсой. Шамгар напротив целыми днями был в гостях у Халева и в общении с его красавицей дочкой. По всему краю стало известно такое событие. Даже вождь прибыл со своим ополчением. Так Халев узнал, что и там есть люди, которые точат зуб на Атниэля.
Итак, пришло время начального этапа. Атниэлю выпало первым рассказать о любви к Ахсе. Вот, наконец, он смог снова её лицезреть. И не было слов – он только смотрел. И говорил он глазами, что здесь он настоящий, что счастлив сражаться за неё, что не отступится даже, если проиграет. Дальше были и певцы и романтики и рыцари и воители, искавшие просто утех, искренне сохнущие по Ахсе голодранцы, даже наследный принц из Африки прибыл, также и Шамгар, не отличившийся ничем. В конце говорил Халев:
 - Однажды я полюбил. Мы были с ней, как голубь с голубкой. И вот, пока я сражался, проливая кровь за свой народ, повадился ходить к моей голубке один смазливый нищеброд. Он пел ей на ушко свои соловьиные дифирамбы, полные лжи – так она однажды сказала мне, когда я вернулся после жарких тренировок перед походом: «Прости, я тебя не люблю, я выхожу за другого». Простил ли я? Да, я встретил другую благородную женщину, мать моих детей, но эта история – наученье всем нам, чтобы хранить верность тем, кто этого достоин, - он обратился к дочке, - услышь голос разума.
Ахса не колебалась, она сняла ткань со своего лица, вышла на площадь, где стояли участники турнира, и передала эту ткань Атниэлю, многозначительно посмотрев в его глаза. Также без слов она вернулась на своё место. Толпа ликовала.
Второй этап турнира растянулся на несколько дней. Суть была такова: проигравший вылетал с соревнований, а победитель проходил дальше. Что творилось в сердце у Халева – сложно представить, потому что он специально нанял головорезов, чтобы выбить Атниэля с турнира, несмотря на выбор дочери. Итак, хитроумный отец подтасовал жеребьёвку таким образом, чтобы его наёмки из лучших стражников верховного вождя попадали по очереди на Атниэля. В сражении не допускалось использование орудий дальнего боя, а также прочее оружие было специально затуплено или облегчено, дабы предотвратить фатальные исходы и не омрачать события.
К этому этапу подошли более сотни женихов: кто-то обиделся, что их не выбрала Ахса, кто-то испугался. В первом бою Атниэлю противостоял могучий боец ростом с медведя. Он попытался навалиться на нашего героя и придушить, но сильным ударом кулака снизу в челюсть был сбит с ног и почти лишился чувств. В следующем бою он встретился с мастером таинственных единоборств, но мгновенная реакция и живой рассудок одержали верх. Бой продолжался около пяти минут и закончился, когда Атниэль, уйдя от странного прыжка противника, заломал его ногу так, что тот сдался. В другой раз Атниэлю противостоял прославленный воин, который почему-то в последнее время отошёл от войн и битв, но сюда прибыл. Атниэль не знал этого человека, но все зрители восклицали его имя. Долгое время никто не мог нанести ни одного удара другому, но силы стали ослабевать. И Атниэль, уклонившись, сумел провести подсекающий удар ногой. Прославленный воин рухнул, в Атниэля полетели камни со стороны наблюдавшей толпы. Атниэль повернулся, чтобы посмотреть на бросающих, но один камень чуть не попал ему в лицо, но воин среагировал и поймал булыжник. В это время противник поднялся. Но Атниэль воскликнул:
- Вы, пришедшие сюда поглядеть на побоище – убирайтесь прочь. Вы ещё вкусите ужаса боли, когда война и враги войдут в ваши дома. Не вас позабавить пришёл я сюда, я сражаюсь за ту, которую указал мне Господь. У вас нет права быть здесь.
И сжав камень, он раскрошил его.
- Знаешь, почему я покинул в своё время поле брани? – еле слышно соперник спросил у Атниэля – потому что война сеет войну, ненависть, смерть.
- Говорят, победа может искупить свою войну, – спросил Атниэль.
 - Победа – это не семя – это плод, полный семян. Если это добрый плод, рождённый от мира и справедливости, тогда он принесёт благодатное время на землю. Если нет, тогда такая победа – это начало сокрушительного поражения.
Люди перестали наблюдать за их боем – такое стало неинтересно.
- Ты достойный человек, но здесь в самом конце меня ждёт та, которую я люблю больше всех на свете, и потому…
- Я всё понимаю, не продолжай. Здесь есть те, кто хочет тебе навредить. Это не моя битва. Будь внимателен! - с этими словами воин развернулся и стал уходить, показывая на Атниэля, как бы говоря: «Вот, он – победитель».
В тот день больше не было поединков. Атниэль отыскал своего последнего противника и спросил:
- Скажи, как твоё имя?
- Пинхас – сын Елеазара. В тот момент, когда ты сбил меня с ног и остановился – я думал, что ты из почтения к отцу моему прекратил атаку. Но ты даже не знал меня.
- Нет, я видел твоё благородство в твоих глазах, и потому не побоялся стать спиной в миг, когда посыпались камни из толпы.
- За свою жизнь я сделал много неправильного, но было и то, в чём я исполнил Божью волю. Однажды я выбрал путь посвящения Господу, но до сих пор не пойму, как я согласился на то, чтобы участвовать в этом турнире. Возможно, я не прислушался к голосу благоразумия тогда, чтобы сейчас услышать глас Божий и встретиться с тобой, и передать слово от Бога.
- Я долгое время не был с вами, поэтому многого не знаю, - и Атниэль рассказал свою историю.
- Я не знаю, что происходит с отцом Ахсы. Всю жизнь он был тем, за кем можно было идти, ибо он был ведом Господом. Но перед турниром его люди прибыли в основной лагерь и нанимали могучих воинов, чтобы противостать в турнире некоему низкому человеку, которым был назван ты. Я сегодня решил противостать другому человеку, поступающему низко, который может стать твоим тестем.
- Его глаза ослеплены. Я знаю, что придёт время, когда он раскается. Я буду рядом, чтобы простить.
- Помни эти свои слова. Однажды я поразил близкого мне человека, и это был путь спасения для нашего народа, но вскоре после того я услышал в сердце тихий голос Бога: «Я хочу, чтобы милость украшала ваши сердца, но не жертва лишь; хочу, чтобы ты знал Меня, а не служил только из человеческих установлений; хочу, чтобы слышал и исполнял волю Мою, но не потому, что так заведено только». Это я должен был передать тебе от Бога.
Утром были новые бои. Кто-то выкрикивал о том, что Атниэля нужно снять с турнира за непонятный бой с Пинхасом. Тогда встал Халев и объявил:
- В знак согласия с мнением людей я повелеваю отдать платок, подаренный Ахсой.
- Не ты, Халев, дал мне его, - ответил Атниэль, - не тебе и распоряжаться им, как и моим будущим.
- Тогда я объявляю, что платок больше не имеет того значения, который он имел. Он не даёт тебе права на повторный бой.
- Он давал и даёт мне только одно право – надеяться, что сердце Ахсы благоволит ко мне.
После этого Халев удалился, объявив о продолжении турнира.
В этом дне Атниэль встретился с лучником, который издалека сыпал стрелы в него. Рассчитав время на натяжение тетивы, Атниэль прикинул, что ему до противника около двух или трёх стрел. Последняя стрела будет слишком близко, чтобы от неё увернуться. Тогда он ринулся вперёд. От первой стрелы Атниэль увернулся с лёгкостью, вторая была сбита рукой. После этого в прыжке Атниэль подкатился к противнику и в тот самый момент, когда противник был готов выпустить стрелу, наш герой ударом ноги перенаправил лук. Стрела улетела в бок, а лук оказался в руках у Атниэля. Сильным ударом по ногам этим орудием он опрокинул противника на землю, приставив лук к его горлу. Противник просил пощады – бой был выигран.
Следующим был тот самый стражник, который выстрелом в спину поприветствовал в своё время Атниэля, когда тот прибыл в эти земли. В этот раз противник оказался не самым подготовленным технически, но очень выносливым, поэтому Атниэлю потребовалось трижды сразить его наповал, прежде, чем тот сдался. После этого Атниэль собирался пойти к себе в шатёр, как вдруг он почувствовал укол в спину. Затем он вынул из спины нож, который метнул в него противник. Атниэль вынул нож, испытывая боль, он подошёл к своему сопернику и прочитал в его глазах страх. Тогда Атниэль развернулся и, отбросив нож в сторону, поплёлся к себе. Тогда он ещё не знал, что кинжал был отравлен. В шатре он почувствовал головокружение и сильную боль. Ему предстоял ещё один бой сегодня.
В то время Шамгар уже одержал последнюю победу на пути в финал – он отдыхал у себя в шатре.
Всё вокруг кружилось, когда Атниэль вышел из шатра на бой. Перед ним был очень искусный воин, познавший единоборства в далёких краях. Он перемещался с молниеносной скоростью, его удары были нацеленными и отточенными, он также знал точки на теле человека, нажав на которые, можно было обездвижить его. Атниэль был в полузабытьи. Серия разящих ударов, и Атниэль уже лежал на земле, мир куда-то уплывал. Кое-как он поднялся. Противник подошёл вплотную, но Атниэль просто сотрясал воздух своими вялыми взмахами рук. Тогда противник, что есть силы, ударил Атниэля ногой в лицо. Это должно было быть сокрушительным концом. Но платок с благовониями Ахсы выпал из-под рубашки Атниэля прямо на его лицо. Тогда что-то восстановилось в его разуме. Он постарался отключиться от всего видимого и материального, вообще. Закрыв глаза, он сосредоточился только на своём противнике, который был где-то поблизости, а затем встал с настороженностью. Вдруг он почувствовал, что слева движется воздух, и уклонился, уйдя от опасного удара в ушную раковину. Маневрируя, он ушёл ещё от нескольких ударов, уловив технику соперника. По последующему за промахом движению воздуха он теперь понимал, куда идёт всё тело противника. Нырнув под очередной удар ногой с разворота, Атниэль произвёл мощный удар ногой сбоку, попав противнику прямо в живот – того скрючило, затем в прыжке назад он правым локтем завалил соперника, ударив по хребту, и сам обрушился на него. Они мгновенно вскочили на ноги, и мастер единоборств подался вперёд, чтобы применить свои знания акупунктуры, но тут же получил грузный апперкот левой рукой прямо в челюсть. Пролетев несколько метров, он упал и поднялся только после того, как был объявлен поверженным. Так Атниэль пробился в финал поединка.
Тем временем Егуд видел это зрелище и всё понимал. Он приготовил травы, чтобы помочь своему приятелю. Зайдя в шатёр он увидел того без сознания. Яд из того кинжала проник очень далеко в организм Атниэля. Тогда Егуд забыл о травах и воззвал к Всемогущему Господу:
- О, Отец наш, неужели для того, Владыка, Ты вскормил этого младенца Своего, чтобы забрать его, непринятого родом, не исполнившего своего пути, не осчастливившего Ахсы и своего потомства отцовством своим?! Господи, забери мою жизнь. Я же просто ветер, никто и не заметит. Прости меня, что я осмелился кричать здесь, но прошу услышь и помилуй, если есть на то воля Твоя.
Вдруг он что-то услышал в самом сердце. Он не разобрал сперва, но пришёл мир. Затем очнулся Атниэль и сказал:
- Ты куда собрался, дружище?! Я слышал от Бога, что настанет время, когда каждый будет делать то, что ему покажется справедливым, тогда ты ещё возьмёшь в руки меч свой и этим клинком да мудростью спасёшь весь народ.
- Милостивый Господь вернул тебя к жизни, Ему во веки моя благодарность.
Немного пообщавшись ещё, они уснули. Утром был последний поединок. Атниэль вышел рано и удалился на возвышенность – он общался с Господом. Шамгар прибыл на ристалище чуть погодя, но теперь уже ждал своего соперника. И вот, Атниэль возвратился. Ахса впервые с того самого момента, когда она передала платок Атниэлю появилась здесь. Она была рада, что её избранник продержался, потому что отец ей ничего не говорил. Да он и сам был обескуражен, правду сказать, проникся уважением к назойливому пареньку, метящему в зятья.
Бой был длительным, потому что Атниэль не хотел наносить жестокие удары по Шамгару, а удары средней силы тот мог выносить. Тогда Шамгар молвил:
- Ты играешь со мной, как с ребёнком.
- Я не желаю покалечить тебя.
- Не смеши, я прошёл столько боёв, что твои удары – это укусы комаров.
- Послушай, друг, я продолжаю любить тебя. Что произошло?! Что с дядей?! Я приехал за той, которую люблю. Зачем тебе это проклятие?! Твоё время придёт ещё.
Он не знал, но жизнь Шамгара сложится удивительно драматично. Однажды он станет великим в своём народе, поразив несколько сотен человек обычным рожном, которым погоняют быков, но та, которую он полюбит, дочка храброго воина и полководца Йифтаха будет вынуждена хранить и оплакивать обет безбрачия. И Шамгар тогда будет верен своей любви. Тогда всё будет иначе, но сегодня Шамгар стал всё чаще пропускать удары, затем Атниэль ловким движением сделал ему болевой захват руки, опрокинул на землю и прижал лицом к песку так, что тот был вынужден просить о пощаде. Таким образом, Атниэль стал победителем турнира и ещё на один шаг приблизился к своей любви. Ахса была счастлива, да и Халев уже не был так непреклонен – он увидел этого парня в бою. Сейчас он оглядывался назад и не мог понять, что заставило его так противиться любви Атниэля к его дочери. Он даже устроил немыслимый турнир и подговорил головорезов, которые ничего не смогли сделать. Что овладело Халевом в тот момент? Вечером он тайно позвал к себе Атниэля. Снова Атниэль увидел те глаза, которые провожали его много лет назад на поиски родителей. Халев обо всём рассказал племяннику и попросил прощенья. Но в то же самое время он объявил о том, что отречься от последнего условия состязания невозможно. И этим условием является то, что человек, который покорит неприступную вражескую крепость, называемую городом Оракула, станет спутником Ахсы. В разговоре они оба несколько раз прослезились, но последние слова Атниэля были пламенными:
- Видимо, пришло время, чтобы и эти земли заселил наш народ, и Сам Господь призывает меня идти туда, чтобы вернуться с победой, вернуться за своей любовью.
- Ещё неделю назад с тобой пошла бы горстка хлеборобов, а сегодня всё племя поддержит тебя, увидев в поединке, что с тобой Вседержитель.
- Не хлеборобы и не воины завоюют Кириаф-Сефер, Господь поразит врагов наших.
- Да, я со всем этим и забыл, насколько Он реален, насколько Он – Бог.
- Спасибо, дядя, огромный груз упал с души, в твоих глазах снова свет.
Неожиданно кто-то вошёл в дверь без предупреждений. Халев готов был разгневаться, но увидев гостя, немного улыбнулся.
- Вождь, ты здесь?
- Да, я здесь.
- Приветствую тебя, Иешуа, - поклонился Халев, то же самое сделал Атниэль, только молча.
- Здравствуй Халев, здравствуй Атниэль, - ответил им вождь.
Халев знаком показал Атниэлю, чтобы тот уходил, но Иешуа воспрепятствовал:
- Этот разговор касается и тебя, Атниэль. Я так понимаю, что именно ты пойдёшь в город Оракула. Однажды мы с Халевом были там, и Господь предал его в наши руки. Только руины стелились за нами. Тогда ночью, когда почти чёрное небо освещали горевшие развалины Кириаф-Сефера, я слышал пение из самого пекла, я мог разобрать только «Свят, свят, свят Господь». Я ужаснулся. Я побежал туда, чтобы найти их и спасти. Но я знал, что живых не было там, Халев остановил меня. В миг мы ушли прочь и годы не возвращались ни сюда, ни в город Исполинов. Я не знаю, что это было, я не знаю, что ждёт тебя там, но прежде, чем идти – испроси у Господа Бога ответа.
- Не пугай нашего воина, вождь – это всего лишь город, заселённый нашими врагами, - произнёс Халев.
- Спасибо, предводитель, спасибо дядя, за все эти слова. Без Господа я не пойду никуда. Даже если мне не суждено будет взять в жёну ту, о которой тоскует моё сердце – я не сдвинусь с места.
Позже они разошлись. Атниэль надеялся встретиться с Ахсой и поговорить немного, но узнал, что она уже спит. Он и сам был без сил, поэтому отправился спать, не взирая на то, что ждёт его завтра. Утро было серое. Тревожная мысль била в висок – он хотел помолиться, взыскать лица Господа, чтобы понять отправляться ему на войну или нет, но вместо этого он проспал. И сейчас он обращался к Создателю, но не слышал ничего. Он решил, что не взглянет на Ахсу, пока не вернётся с победой – и ушёл с огромным войском.
К нему подходили соратники за советом, но он был печален. Думал только о том, что хочет Бог сделать там, в городе, с развалин которого доносилось пение, много лет назад смутившее Иешуа. Наконец, они подошли близко и расположились станом. Вечерело, приближался день кровавой сечи.
Егуд – лекарь сопровождал Атниэля и перед сном поведал тому историю этих краёв: «Много лет назад в этих краях обитали огромные воины – исполины. Они занимались только тем, что разоряли соседние земли, а потом возвращались к себе обратно. И все народы вокруг трепетали пред ними. И был в роду исполинов один прорицатель, но братья стыдились его, потому что он был невысок. Его словам не придавали значения, и от обиды он переехал в другое городище по соседству и больше не общался с братьями. Однажды он прислал своим братьям гонца со словами проклятия всего рода. Они только рассмеялись, но через год они стали умирать. И тогда младший из братьев, который никогда не насмехался над братом-прорицателем, отправился к нему, чтобы принести извинения. Было поздно, потому что и сам оракул погиб, попав под своё же проклятие. Горько заплакал младший брат и стал петь печальную песню. Когда он вернулся, все его братья умерли. И он сам склонился и умер от горя.»
- Что же это за проклятие? – поинтересовался Атниэль.
- Никто не знает, только все правители этого города долго не живут, поэтому здесь чаще всего люди предоставлены сами себе, и каждый делает то, что сам считает справедливым.
- Понятно, я думаю, что если есть Божья воля в том, чтобы мы взяли этот город, то так и случится. А что будет дальше – поживём и увидим.
Утром войско двинулось к Кириаф-Сеферу, ещё его называли Кириат-Санна, но сами жители именовали город Крепостью Оракула. Вскоре передовые отряды разглядели открытые ворота и странное затишье. Тогда Атниэль воскликнул:
- Оставайтесь здесь, я узнаю, что там происходит.
Войдя за крепостные ворота, он увидел, что люди занимаются своими делами, будто не замечая противника. Тогда он остановил прохожего и спросил, где их предводитель. Прохожий сказал, что у них нет предводителя, и нет собраний старейшин, что все сами по себе. Атниэль прошёлся по городу. Кое-кто косо смотрел в его сторону. Он прошёл на городскую площадь и воскликнул:
- Созовите весь народ, пусть придут сюда. Отныне этот город принадлежит Господу Богу.
Его слова звучали убедительно. Многие поспешили позвать остальных. Таким образом, все жители, а их было несколько тысяч, собрались на площади.
Люди выкрикивали:
- Что это за Бог, о котором ты говоришь, воин?!
- Это наш Господь, сотворивший эту землю, и всё вокруг. Он распростёр небеса и раскинул реки.
- Здесь нет воды, нам он рек не дал, да и небеса не часто балуют дождём.
- Всё в руках у Господа, и если Ему будет угодно – Он даст нам воду.
- Что это за армия стоит у ворот, мы не хотим сражений.
- Это мои воины. Мы пришли вооружённые, думая, что вы станете сражаться.
- Зачем? Сколько людей недавно полегло в сражениях под стенами Крепости Исполинов? Мы хотим жить.
- Но жизнь теперь изменится, - отвечал Атниэль, - потому что теперь мы будем находиться под защитой Господа.
- Покажи нам Его.
- Ты отыщешь Его, если станешь искать всем сердцем.
Затем Атниэль вышел и позвал свою армию. Солдаты недоумённо заходили внутрь. Егуд улыбался. Шамгар подошёл к Атниэлю и поздравил его с самой простой победой.
- Всё только начинается, - ответил Атниэль.
Когда он хотел уже уезжать, к нему подошёл старец из жителей города и сказал:
- Ты добрый человек, не становись вождём здесь, чтобы тебе не пасть. Между этим городом и крепостью Великанов есть кровное проклятие, и пока оно живо – правители умирают. И об этом каждую ночь поёт призрак.
- С этого дня между вашим городом и тем будет положена кровная дружба. И в знамение этому песня призрака больше не будет звучать здесь.
- Ты самонадеян, юноша.
- Я уповаю на моего Господа. Я уважаю ваши слова, достопочтенный гражданин, но завтра вы проснётесь, и проклятия не станет – вы услышите это.
- Только бы завтра настало.
- Оно настанет, если это нужно Богу. А без Него – в завтрашнем дне нет смысла.
- Ты мудрый человек.
- Спасибо, но я простой человек. Я говорю лишь то – во что верю.
Атниэль возвращался в стан победителем. Халев был удивлён, что не потребовалось военного вмешательства, но рад вернувшимся братьям. В какой-то момент все разошлись по сигналу Халева, и Атниэль остался один. Тогда из-за дерева к нему навстречу вышла красавица Ахса. Атниэль столько времени добивался, чтобы быть с ней, а теперь он не знал, что делать. Он просто обнял её и сказал:
- Родная моя.
- Я люблю тебя, - ответила Ахса.
Утром уже была свадьба. И Халев спрашивал у молодожёнов – что они хотят в наследство. Атниэль рассказал всем, что в Кириат-Сефере нет воды, и Ахса просила помочь Халева построить водные каналы, ведущие в город. На радостях Халев пообещал помочь с водоёмами и каналами. Так верность одного благословила многих. Верность Атниэля зову своего сердца соединила город Великанов и город Оракула, названные впоследствии Хевроном и Давиром. И в ту ночь старец не слышал грустных песен, с тех пор здесь звучали только восклицания радости. Верность Халева своим обещаниям подарила долгожданную воду жителям Давира. Верность Бога благословляет нас и по сей день. И Атниэль тщательно хранил в большой библиотеке Давира все упоминания о Создателе, которые передал ему вождь Иешуа. Особенно тщательно Атниэль размышлял над пророчеством о появлении Спасителя, что Сам Господь придёт на землю, дабы искупить человечество. Видя, что Ахса всё же стала его женой и родила ему чудесных детей, как и обещал Бог, проговаривая в его сердце, он верил и в то, что говорил Господь о спасении человечества. И он ложился спать счастливым.
Однажды старец, который предупреждал Атниэля о возможных бедах подошёл к нему и протянул нечто в свёртке.
- Что это? – спросил Атниэль.
- Многие годы я ждал только одного, кому передать это кольцо, посмотри – это необычное кольцо. Оно сделано из сердолика, который старики называют линкуритом, потому что имеет жёлтый отлив. Всего таких три кольца. Много лет назад я получил его от моего отца, а он от своего, то же происходило с другими кольцами. Камень в одном из колец был в форме капли. Но на самом деле это была семечка. Камешек открывался, и там лежало семя, которое символизирует жертву. Это кольцо предназначалось мужественному человеку, способному пожертвовать своей жизнью ради другого. Кстати это семя в неурожайный год можно было посеять, и оно прорастало чудесным образом мгновенно, давая большой урожай. Так что, можно в кольцо снова положить семечко и ждать следующих тяжёлых времён. Второе кольцо имело камушек ровной шарообразной формы. И символизирует этот камень – слово, которым создано всё живое на земле. Чудо в этом камне следующее: когда ты ищешь самый важный ответ в жизни, то он светится, подсказывая правильный выбор, открывая волю Божью. Его принято называть урим и туммим, что значит явление и истина. Итак, это кольцо предназначалось человеку, способному полностью оказаться послушным учеником, чтобы вместить сердце и дух учителя, подарив тому смысл жизни и передав миру священные знания. Третье кольцо с перстнем в форме рога. И когда ты подуешь в него, то тебя услышит тот, кому ты посылаешь сигнал, где бы он не находился. Оно символизирует слугу, способного слышать страдания людей и позаботиться о них. Я должен был подарить кольцо тому, кто укажет мне на Истинного Бога. Ты – этот человек.
- Спасибо, - кротко ответил Атниэль, слегка улыбнувшись и сам постыдясь этого, - это большая честь. Я бы хотел в ответ попросить вас стать главным управляющим этой библиотеки, чтобы отсеять книги, вводящие в заблуждение и оставить только те, которые вдохновлены Богом.
Прошло ещё несколько лет. Атниэль познакомил Ахсу и детей со своими родителями. И всё складывалось хорошо. Но вот вождь Иешуа покинул эту землю, а вслед за ним и Халев. Народ остался без предводителя. Потому что Бог стал Предводителем для Своего народа, но не многие в то время помнили и чтили своего Господа.

«Доколе не восстанет священник»

Это был тёмный хвойный лес. Молодая девушка шла, сама того не понимая, всё глубже и глубже. Она приехала недавно к сестре своей матери, чтобы присмотреть за ней, так как та плохо себя чувствовала. Еды совсем не было. И вот, отправившись в лес зимой за ягодами или шишками, девушка забрела очень далеко, солнце уже покидало небосклон, когда откуда-то донёсся страшный рёв. В следующий миг она осмотрелась вокруг. Она увидела грузный силуэт, напоминающий медведя. Тогда девушка решила вскарабкаться на кедр. Вцепившись окоченевшими пальцами и вгрызаясь зубами она стала подниматься вверх, до первых сучьев. Посмотрев вниз, она поняла, что медведь увидел её и теперь направляется к ней. Вот, наконец, первые ветви, девушка не знала, что медведи тоже лихо лазают по деревьям. Она взялась за сучок, перехватилась второй рукой и услышала предательский хруст. Ветка обломилась, и девушка полетела вниз в лапы медведя. В голове промелькнула вся короткая жизнь. Свалившись, она ударилась головой о что-то и упала в обморок. Судьба избавила её от ужасных мучений, лишив сознания.
Теперь уже солнце снова возвращалось на свои просторы. Где-то вдалеке отправлялся спать довольный медведь. В тихой лачужке из сосновых веток горел костёр. В сухой траве проснулась девушка. Как будто страшный сон, она вспоминала вчерашний вечер. Понимая, что она в лесу, девушка осознавала, что это был не сон. Немного болел затылок. Она выглянула из лачуги, вдали от костра был мороз, поэтому она вернулась обратно, собирая мысли. Вдруг в голове всплыли странные слова: «пойдёшь по следам птиц». Она, набравшись сил, зажгла себе факел, потушила костёр и пошла искать следы птиц. В этой части тайги не было птиц зимой, но следы были, и они чёткой тропой вели куда-то. Вскоре стали виднеться проблески в конце леса, забрезжила надежда, и вот долгожданная опушка, как знамение свободы от лесных оков.
Её тётя дождалась ягод и немного орешков из кедровых шишек. Она удивлялась истории своей племянницы.
- Вот, тётя, я же говорила, что Господь хранит меня.
- Да, ты уехала от своих за непутёвой тёткой следить. Что ж, моя малышка, Вискара, я даже не знаю, что сказать.
- Я тебе говорю, что Бог может помочь, может сотворить чудо, но самое большое счастье – это осознавать, что ты в Его руках.
- Верю, верю я тебе, но что с медведем-то случилось?
- Не знаю.
- А может, его и не было?
- А кто развёл костёр, я бы окоченела бы там насмерть.
- Да, это правда. Здешние как-то иначе понимают Бога. Ты сходи за мост, посоветуйся с ними.
- А пойдём вместе, чего ты только дома сидишь?
- Да, куда мне?
- Ничего, вот придёт весна, ещё с тобой будем саженцы сажать.
Вискара пошла к старосте через речку, чтобы рассказать о чуде, произошедшем с ней. Тот встретил её дружелюбно, позвал советников и стал расспрашивать. Один из советников перебил рассказ словами:
- Это дух леса бродил повсюду, он-то и направил тебя на стезю света.
- Он что в медведя нарядился?
- Он может принимать различные обличья. Облик медведя показал тебе, что природа не враг тебе. А огонь – это свет, просветление.
- А следы птиц?
- Ну, это путь, как бы небесный что ли.
- А почему я ударилась головой?
- Это для вразумления.
- А чем отличается просветление от вразумления.
- Сначала идёт вразумление, а потом приходит просветление.
- Мы, в наших краях, также верим в Господа, Который всегда с нами и хранит нас.
- Я не знаю, о чём ты говоришь, но это был дух леса, девочка, поверь мне.
В разговор вмешался староста:
- Ну, всё теперь ясно.
Вискара уже шла обратно, когда к ней тайком подошёл советник и схватил за рукав:
- Ты не сей здесь смуту. Люди верят в то, что даёт им покой. Меня не интересует то, во что верит ваш народ. Здесь вам не рады.
- Я вам тоже не рада.
- Я тебя предупредил.
- А то что, ваши духи прогневаются?!
- Я прогневаюсь.
- Мой Бог – Он защитит меня. Придёт весна, я заберу тётю, и мы уедем. Но вы одурманиваете людей.
- Это не твоё дело. Проваливай. Эй, стражник, проводи её отсюда.
Стражник взял под руку Вискару и вытолкал за деревянные врата, окружавшие стан.
Так они жили с тётей всю зиму. И ждали, пока растает снег, чтобы можно было преодолеть опасные горные хребты на западе, а потом отправиться на юг в землю своих пращуров. Вот, появились первые проталины. Тёте становилось всё хуже, она была очень слаба. Вискара уже давно приготовила повозку, теперь ей нужно было попросить в деревне лошадь, но после прошлого инцидента она больше туда не совалась.
Наступила весна. И всепоглощащий покров половодья застелил все долины леденящей водой. А вместе с долинами и мосты. Девушка с тётей оказались отрезанными не только от всех дорог и деревни, но и от леса, который снабжал их пищей. Отчаянье стало подступать к сердцу Вискары, хотя она пыталась подбадривать тётушку. Голодные дни сменяли друг друга – тётушка медленно умирала. И вот, на седьмой день без еды в тумане вечера вдалеке появилась лодка. Вискара выбежала и закричала, но этого не требовалось, так как судёнышко приближалось именно к холму, где стоял их дом. Человек в тёмном плаще держал в руках факел. Он был один в лодке. Причалив, человек в плаще и капюшоне стал перекладывать вещи из повозки в свою лодку. Затем рукой указал Вискаре занять место на борту.
- Там тётушка… - стала хныкать девушка, выполняя указания молодого человека, который, казалось,  не обращал внимания на её слова.
Он зашёл в дом и вышел с тётей на руках. Аккуратно положив её в лодку, он взял длинное весло и отчалил. Уже было совсем темно, когда они подъехали к суше. Человек в капюшоне достал большой мешок из лодки, наполненный чем-то, поставил его на землю и снова вернулся на борт. Оттолкнувшись веслом от дна, они поплыли дальше. Много дней они плыли, но молодой человек не вступал в разговоры, только раздавал указания, раздавал продукты и управлял судном. Вискара нянчилась с тётей и особо не приставала с расспросами. Однажды она осознала, что они плывут не на запад к горам, а на юг, тогда стала волноваться, что ждёт её дальше. Прошло около трёх недель безмолвия.
- А куда мы плывём? – спросила Вискара.
Человек показал за горизонт и коротко отрезал:
- Туда.
- Но нам нужно на запад к Каменным горам. В крепости Свободных нам могут дать коней, там очень хорошие люди живут.
- Там нет коней.
- Но эти люди помогли мне добраться до тётушки, у них были кони.
- Я знаю, куда мы плывём.
Забеспокоилась тётушка:
- Но, простите, нам нужно туда.
- Крепость Свободных разрушена, там больше не осталось живых, а мёртвые кони вам не понадобятся.
- Что случилось? – спросила Вискара.
- Жители Каменных гор перекочевали на юго-восток в степи и ещё южнее за Снежные горы к тёплым морям. Пришли коварные южные племена и предали их. Они действуют вероломно. В каждой крепости, где их привечают, они насаждают своих советников и жрецов, чтобы управлять людьми. Они находят слабости менталитета того или иного племени и поражают их в то самое болезненное место. Всё, что происходит, они оборачивают во славу своим идолам – умы людей меркнут. А тех, кто не покоряется их лжи – они уничтожают самым жестоким образом. За несколько лет эти жрецы проникли во все народы, сея обольщение, страх и пороки.
- А кто вы?
- Я пока не знаю.
- Скажите хоть, куда мы путь держим.
- Не волнуйтесь, я помогу вам добраться туда, куда вам нужно.
Тётушка уже во всю спала.
- А меня зовут Вискара.
- Я знаю, ваша тётя вас так называла.
- А… А вас?
- Карадрас.
- Расскажите о себе.
- Я хочу, чтобы люди встретили Того, в Кого я верю – этим и живу.
- Мне кажется, или вы намеренно окружаете себя таинственностью.
- Может быть.
- А вы откуда родом?
- Поспите, уже поздно.
Карадрас сбросил большой камень на верёвке в воду – так они заякорились для ночёвки. Он лёг и уставился в звёздное небо. Вискара тоже смотрела ввысь.
- Это красиво, - прошептала она.
- Чего не спите? - шепнул Карадрас.
- Не могу, хочу послушать историю о том, откуда вы.
- Я родился в пустыне. Но потом нас похитили. Мой народ забыл обо мне. Племя, называющее себя Вождями мира, воспитало меня. Они готовили меня, чтобы передать тайные знания, чтобы я стал их Оракулом и Властелином. Но я ушёл. Скитаясь по земле, я познакомился с людьми Надежды, которые вернули мне любовь к ближнему, затем со Свободными. А потом я услышал самые главные слова в своей жизни: «Они забыли Отца. И будут несчастны, пока не встретятся со Мной. Яви им любовь Мою».
- Кто это сказал?
- Я уже думал, что вы спите.
- Честно говоря, рядом с вами мне жаль тратить время на сон.
Карадрас улыбнулся.
- Это сказал мой Бог.
- Бог?!. Я думала, что в этих краях все верят в разных духов. Какой-то человек, приближённый к старосте деревни моей тётушки, рассказывал про духа леса.
- Это не так. Вы говорите, скорее всего, о советнике, который из рода тех жрецов, о которых я вам говорил. Один из шаманов. Но думаю, что его эра в тех краях закончилась. В начале зимы одна девушка, по их словам, напомнила им о Боге, в Которого некогда они верили. Тогда глупость его слов была очевидна всем, так как он не успел завладеть сознанием жителей той деревушки. В день нашего отплытия шамана заставили отречься от своих учений, но он провозгласил, что духи, которых он чтит, нашлют кару, что половодье – это проклятье, разве что наш Бог сможет дать нам хлеба из щирицы. Направляясь к вам, я причалил к маленькому бугру, на котором стоял мешок с семенами щирицы. И это ли не чудо. Мы завезли этот мешок в деревушку перед отплытием. Я думаю, пример с щирицей поможет им снова вернуться к Небесному Отцу. Недаром, жителей этих земель называют служителями и порой воинами Правды. Не гоже им заблуждаться.
- Это я тогда приходила к ним, когда чудесным образом спаслась от медведя в лесу. Я ходила в лес, поискать ягод, но заблудилась там, а к вечеру чуть не попала в лапы медведя. Но потом упала с дерева и потеряла сознание. Очнулась я в небольшой лачужке, собранной из хвойных веток, согреваемая костром. И в голове крутилось что-то про птичьи следы, я по ним вышла из леса. Почему всё-таки следы птичьи – не знаю.
- Птичьи – чтобы легче сориентироваться и не сбиться на звериный след. Птиц же зимой нет в этой части тайги.
- Так вы знаете эту историю?!
- Ну, скажем так – в курсе.
Вискара встала, посмотрела на Карадраса с удивлением и сказала:
- А повторите за мной: «пойдёшь по следам птиц».
- Что?
- Повторите.
- Пойдёшь по следам птиц.
- Это же тот самый голос. Карадрас, это вы были там в лесу. Вы убили медведя?!
- Вискара, давайте спать, никакого медведя я не убивал, укутайтесь потеплее и тётю накройте, а то морозец.
Вискара проснулась ближе к полудню. Карадрас вновь был не словоохотен, а тётушка смотрела вдаль назад. Вискара шепнула ей:
- Этот молодой человек по имени Карадрас, оказывается спас меня там в лесу.
- Ух-ты, а ты говоришь Бог.
- Так это Бог его и послал.
- Как же он с медведем совладал?
- Не знаю, но ещё очень интересно, что он говорит о Боге так же, как я верю. Мы верим в одного Бога.
- А откуда он, не рассказывал?!
- Сказал, что его народ брёл по пустыне, когда он родился.
- Так он же из наших получается. Я тогда связалась с этими и отстала от своего племени – мы как раз по пустыне шли – ты, небось, и не знаешь.
- Мне рассказывали какие-то истории родители, но я особого значения не придавала.
- Это Священная долина. Сюда переселилась часть жителей Каменных гор. Но зараза Вождей мира придёт и сюда. Север они не покорили, так попытались стереть. Восток и Запад делают небывалое – они в истинную веру примешивают семена этой отравы, помещая свои души во мрак. Юг кишит нелепыми божествами, их сердца уже порабощены.
- Что за ужасы вы рассказываете, - возмутилась тётя.
- Вера – это жизнь с Явным Богом. Для многих Он стал просто Помощником или Чтимым Далёким Воспоминанием, кто-то отрёкся от Него, вообще, не понимая, Кого он отрёкся. На самом деле уже большинство не в Бога верует, а в себя, к сожалению.
- Почему же, моя племянница в Бога верит и мне рассказывает. И там в пустыне мы шли за Богом, когда Он вёл нас в облаке днём и в свете огня ночью.
- Вы из рода Избранных?! Теперь мне всё ясно, почему именно вас я сегодня везу. Поймите, я не ставлю под сомнение веру вашу, я говорю о Живых отношениях с Богом нашим. Как с вами. Да, Он послал вам меня для избавления, но благодарность Ему прежде всего.
Вискара смотрела на этого человека с восхищением, она даже толком не разглядела за всё это время его лица, закрытого капюшоном, но в глазах было что-то родное. А в сердце уже пылала любовь. Вскоре они причалили к небольшой с виду крепости. Карадрас познакомил их с людьми, в лицах которых Вискара увидела свет, который видела в крепости Свободных. Тётушка была на удивление бодра. Они расположились в уютной комнате, их накормили. Позже вернулся Карадрас с тревогой в лице.
- Отправляться пока рано. Сюда прибыли жители Огенных гор и люди Надежды. Их земли разорены, так что через их край нам лучше не следовать. Нужно выждать некоторое время здесь.
- Только вы нас не оставляйте. Мы здесь чужие совсем.
- Здесь все чужие, ставшие близкими. Чувствую я, что из тех мест, которые мы покинули, с берегов Святого моря и с Золотых гор люди скоро явятся сюда.
- Неужели Красочная долина и эти вековые леса опустеют? – спросила тётушка.
- Не будем горевать о том, чего нет, - предложил Карадрас, - предлагаю пройти по Каменному городу, познакомиться с людьми.
Три месяца ушло. Вискара с тётушкой работали на земле, сажали различные семена. Карадрас им помогал, но не так часто навещал, как хотелось бы. Потихоньку перекочёвывали северные племена и служители Правды собрались здесь. Доносились вести с разных сторон, что Вожди мира не заселяют разрушенные земли, а предают проклятию. Но это мало интересовало Карадраса. Он всё не мог понять, почему здесь нет последователей культа Вождей мира. Также он не знал, что происходит за Снежными горами в Чистой долине, за каменными горами в Светлой долине и за огненными горами в Благородной долине. Именно в благородной долине появились изначально Вожди мира. Там они обучали Карадраса тайному знанию. Скорее всего, Чистая долина уже стала оплотом их влияния, как и весь восток, включая Снежные горы, долину Сердца и северную Тёмную долину. Карадрас понимал интуитивно, что основной удар Вождей мира готовится по Священной долине, так как сюда им нет доступа. И нужно было что-то делать. Тогда он стал собирать вокруг себя воинов.
К середине лета он был полководцем огромного войска, вобравшего в себя принципы Свободы, Правды и Надежды, провозгласившего Господа Бога своим предводителем, готового отдать жизнь за свои идеалы. Время шло, а Вожди мира не наступали, тогда один из генералов предложил частью армии выступить на запад и захватить те земли, включая Огненные горы. По сведениям враги покинули те земли, а кто-то из жителей мог остаться, чтобы присоединиться к их армии. Карадрас был против:
- Друзья, нам не стоит сейчас тратить свои силы, пока враг близко.
- По некоторым известиям основные силы Вождей мира далеко на северо-востоке, в Тёмной долине, - ответил генерал.
- Некоторые известия… Что говорят наши разведчики?!
- Они не вернулись, - ответил воин, возглавляющий всех разведчиков, - хотя уже пора бы.
На следующий день прибыл посол с Огненных гор с просьбой о помощи. Соглядатаи так и не возвращались. Генерал давил, но Карадрас был непреклонен. Тогда разброды начались в рядах, особенно среди народов Надежды. Один из военачальников встал с ярой речью и скомандовал своему войску идти защищать Огненные горы. Воины были готовы подчиниться. И вот слово взял Карадрас:
- Друзья мои! Я сам был принят в тех краях, как родной брат и всем сердцем желаю освободить их, но враг у ворот. Я долгое время не мог понять, почему они не трогают Священную долину. Но война уже идёт. Она идёт в наших сердцах. Разрушив мир между нами, они разрушают нас.
Всё войско в едином порыве поддержало своего предводителя, и тот генерал, что предлагал отбить у врага земли Огненных гор, и пламенный военачальник, готовый самовольно следовать на выручку людям Надежды. Но неприятель не подступался. Теперь Карадрас осознавал, что их методы – это посеять смуту или угасить военный дух ожиданием. Он не знал, с кем ему посоветоваться. От Бога он не слышал ответа. Он шёл, просто смотря в небо, потом стал собирать с поля цветы, скручивая их в букетик. Потом цветы положил на какой-то куст, бредя дальше. И сам не заметил, как прогуливаясь в раздумьях, он зашёл к Вискаре.
- Не помешаю?! – скромно буркнул воин.
- О, привет, - та выбежала навстречу.
- Чем занимаешься?
- Встречаю дорогого гостя, а ты что-то нас совсем позабыл.
- Всё чего-то воюем пока сами с собой.
- Ты прости, я даже не думала упрекать или отвлекать тебя от важных дел.
- Смеёшься?!
- А это ты спас меня от медведя?
- Да. Вернее, Господь послал меня туда. Животные меня понимают. Медведь натаскал хвойных веток, получил подарочек и отправился в берлогу.
- Как в сказке.
- Да, с Богом всё возможно… Но что делать, когда перестаёшь его слышать?!
- Может быть, Он не так близко, чтобы ты мог слышать?!
- Но почему же, я делаю Его дело, мне нужен Его совет.
- А давно Господь стал у нас Советником?!
В свете лучей заходящего солнца Вискара была очень обворожительна, как, впрочем, и всегда.
- Да, ты права, мне нужно, чтобы Он вёл меня. Кто я?! Человек, который самому прекрасному созданию на земле ни разу не осмелился об этом сказать, а лезу с дерзостью в Божьи планы.
Девушка смутилась:
- А почему вы, - она снова перешла на «вы», - ни разу не осмелились, то есть с дерзостью лезете в планы Бога?
- Мы лезем в планы Бога, потому что забыли, как Он велик, как неисследимы Его Мысли и пути Его. Я, должно быть, представил, что Он сидит и ждёт, тоскуя, пока я приду за советом. Я подумал, что сам пойду побеждать. Вискара, я чуть не обрёк всех нас на погибель… А ни разу не осмелился я потому, что «люблю вас».
- Нас с тётушкой, спасибо, мы всегда чувствовали ваше расположение, - Вискара замельтешила.
- Ты знаешь, там в лодке ночью, я слышал, как билось твоё сердце, и сейчас я слышу его биение. Уже там и моё сердце горело, но я ничего не понимал, поэтому я назвал тебя на «вы», чтобы вспомнить то прекрасное время.
- Вы так много сказали, что я уже не понимаю, что слушать, а чему верить.
- Прости, я, скорее всего, обидел тебя. Столько, правда, нагородил. Пойду.
- Я тоже вас люблю, - сказала тихо девушка, неловко глядя на Карадраса.
- Нас с тётушкой? Это и понятно, - начал было парень.
- Тебя люблю, Карадрас.
- Меня? Так я тоже тебя люблю, милая Вискара. А можно я обниму тебя?
- Вот так всегда, ещё не женился, а уже обниматься, - раздался голос тётушки, а покрасневшие возлюбленные разошлись в разные стороны, - вспоминали-вспоминали тётушку, вот я пришла.
Карадрас увидел кусты, на которые некоторое время назад он положил букет из полевых цветов. Он взял эти цветы и протянул их остолбеневшей Вискаре, не реагируя на слова тётушки.
- Очень красивые, спасибо, мой Карадрас. Ой, как будто это не со мной происходит.
- Боже, я благодарю Тебя, что Ты с нами, что таким чудесным образом Ты свёл наши жизни воедино, - молился Карадрас.
Но, к сожалению, военное время не позволило им обвенчаться. Прошёл где-то месяц, когда тётушка умерла. Вискара плакала, но Карадрас был рядом. Он впервые всё-таки обнял её, чтобы та утешилась. Дальше они виделись довольно часто, но не так часто, как хотелось. Огромное войско всё это время тренировалось. У Карадраса появилась тайная армия, которую он отобрал из самых верных воинов. Их военачальником был один мудрец с Огненных гор. Именно он в те давние времена, приютил Карадраса у себя, после его побега из стана Вождей мира. Тайная армия занималась разведкой и подавала пример воодушевления. Конечно же, это были самые искусные воины, которые владели любым оружием и техниками единоборств. Также они являли собой образец чести. У военачальника этой армии была молодая и очень красивая дочка по имени Кристана. Ещё тогда, когда она была девчушкой, и Карадрас жил у них, Кристана не сводила с него глаз. Теперь прошло время, ей ещё не было восемнадцати, но она стала настоящей красавицей. Снова увидев Карадраса, та детская влюблённость разгорелась с большей силой, хотя у неё хватало ухажёров. Карадрасу она нравилась, но сердце горело только навстречу одной. Кристана знала о Вискаре, но в сердце своём носила следующие слова: «Если бы я открылась ему раньше, то он выбрал бы меня. Я моложе и красивей, чем она. Он сводит меня с ума».
Кристана старалась избегать общества Карадраса, чтобы не терзалось сердце, но он, как назло, всё чаще был где-то поблизости. Ей стало казаться, что он переключил своё внимание на неё и тянет с венчанием именно потому, что разлюбил свою Вискару, и влюбился в неё. Однажды там, в Огненных горах, Кристана была лет двенадцати, и, проходя мимо Карадраса, она  поцеловала его в губы. Никто не видел. Карадрас смутился и промолчал тогда. Кристана до сих пор помнила этот поцелуй. Один из менестрелей нашёл ключик к её сердцу. Они стали общаться, но хотелось ей быть в этот момент с Карадрасом. Однажды она напросилась на разведку вместе с передовым отрядом. В том походе участвовал и Карадрас. Им требовалось исследовать Снежные горы, так как разведчики со всех концов сообщали, что нигде нет воинов Вождей мира. Оставались только эти горы и дальше – Чистая долина. Разведчики разбились по двое, по трое, чтобы исследовать склоны. Кристана шла с Карадрасом. С ними также был один из воинов тайной армии. Вместо того, чтобы притаиться и быстро преодолеть горный массив, Кристана стала расспрашивать Карадраса о его скитаниях после Огненных гор. Внезапно они вышли на склон и чуть не наткнулись на часовых. Карадрас успел закрыть рот Кристане и отдёрнуть назад. Они притаились за уступом, а третьего Карадрас отправил к остальным, чтобы предупредить о лагере врага. Кристана притихла. Но чем дольше они были наедине, пока Карадрас наблюдал за воинами Вождей мира, тем сильнее стучало её сердце.
Карадрас понимал, что происходит с ней, он умел слышать сердце. Он видел жесты и разбирал недосказанные слова. Но что делать – понять не мог. Она интересная, красивая, женственная, не очень хозяйственная, но может быть ласковой. Только ему это всё зачем?! Настала ночь. Они пригрелись в одном ущелье неподалёку. Костёр разжигать было нельзя, чтобы не привлечь внимание. Но Кристана прижалась, чтобы согреться, и продолжала что-то спрашивать, не давая спать. Карадрас ей галантно отвечал. С первыми лучами солнца он разбудил Кристану и приказал ей побыть в ущелье. А сам снова занял позицию и стал наблюдать. Вскоре стали подтягиваться остальные ребята из отряда. Они ничего не спрашивали. Карадрас их рассредоточил по склону, чтобы лучше изучить ситуацию, а по возможности услышать разговор. Но ничего нового. Двух часовых сменили другие двое из лагеря, в котором находилось порядка трёхсот человек.
Вдалеке показалась пыль. Карадрас стал приглядываться. Вдруг сзади подошла Кристана и довольно громко объявила, что хочет есть. Карадрас жестом показал замолчать и исчезнуть. Она стала что-то шептать в своё оправдание. Карадрас продолжил наблюдать. Становилось ясно, что здесь простой пост. А с юго-востока приехала группа соглядатаев, чтобы выяснить ситуацию в Священной долине.
- Мы отправимся за ними, - дал понять Карадрас всем.
Соглядатаи тронулись после полудня. Их было десять человек. Через горы они шли совершенно открыто, не ожидая, что здесь их могут подстерегать. Отряд Карадраса следовал за ними, и Кристана была послушной. На подходе к первой крепости соглядатаи стали маскироваться, но шедшие сзади настигли их и взяли в плен. Удалось выяснить у них, что с юго-востока планируется наступление пятисоттысячной армии Вождей мира. Силы противника расположившиеся в благородной долине соглядатаи не знали, и потому ничего не смогли сказать. Нужно было принимать какое-то решение. У Карадраса в распоряжении находилась стотысячная армия. Наступать было не логично.
Проблемы пришли, откуда не ждали. Кристана пришла к отцу и пожаловалась, что Карадрас во время похода приставал к ней. Расстроившийся отец подошёл к своему предводителю и тихо сказал:
- Правда ли, что в походе, ты лишил чести моей дочери? Только говори правду. Мы не будем устраивать скандал, так как ты должен взять её в жёны сразу после совершеннолетия.
Карадрас с удивлением смотрел на военачальника тайной армии:
- Хватит говорить ерунду. Где она?
- Стой, она боится тебя, говорит, что ты накинулся на неё, она не могла сопротивляться.
- Что это такое? Приведи её сюда. Это настоящая ложь.
- С ней сейчас знахарка.
- Какая знахарка? Меня обвиняют в бесчестии, я не буду ждать, - Карадрас побежал к знахарке.
Знахарка объявила, что никаких повреждений нет, только девочка слаба и напугана.
- Она напугана своим обманом. Эй, Кристана, скажи всю правду.
Кристана жёстко посмотрела на него и сказала:
- Я с тобой больше разговаривать не буду.
- Знаете что, - ответил Карадрас, - вы здесь свою меркантильную возню заканчивайте. У меня есть та, которую я люблю и никогда не предам, поэтому мой вам совет – забыть поскорее этот бред.
Карадрас вышел. Он не мог найти себе места. Да, у него было чувство вины, что он оставался с ней наедине в ущелье, но зачем Кристана всё перевернула – он недоумевал. Он шёл к Вискаре, когда его кто-то окликнул – это были ребята из передового отряда.
- Ты же отправил меня за ними, чтобы остаться с ней, - сказал один из воинов.
- А ещё по какой причине я мог тебя отправить, думай головой только?
- Позвать остальных, чтобы они не наткнулись на лагерь врага. Но почему она так вела себя, как будто вы уже больше, чем друзья.
- Это только она может объяснить. Ребята, моё слово, что вся эта история выдумка обиженной девчонки.
- А почему она обижена? – стал спрашивать один из воинов, друг того менестреля, с которым она крутила шашни.
- Спроси у неё.
- Да, что ты всё на девушку валишь? - солдафон полез с кулаками на Карадраса и в один миг был на земле.
Тогда все воины сгрудились и пошли на Карадраса. Их было человек пятнадцать. Смекнув неладное, Карадрас стал отступать, чтобы не ввязываться в драку. Но его отряд налетел на него, тогда Карадрас был вынужден проучить каждого из них. Когда они лежали на земле избитые, он развернулся и ушёл.
Он пришёл в дом любимой. Они не виделись две недели. Она встретила его очень нежно. Карадрас рассказал о походе, о ситуации с Кристаной и недавнем побоище. Вискаре уже кто-то донёс о претензиях Кристаны, она переживала, но виду не подавала, так как старалась не смущать возлюбленного. После того, как он рассказал об этом ей, стало ещё легче. Она успокоила и его, сказав, чтобы тот помолился Господу. Он так сделал, а затем лёг спать.
Утром был новый вызов и новый бой. Отец Кристаны поднял генералов, чтобы те принудили Карадраса исполнить свой долг.
- Я всегда замечал, как он смотрел на неё, даже тогда, когда она была совсем девчушкой, - говорил он перед генералами, когда вошёл Карадрас в зал крепости.
Карадрас, не обращая внимания на происходящее, заявил:
- Вчера вечером на меня напали воины из тайной армии, я хочу, чтобы они покинули расположение войск. Пьяница и бунтарь – это ненадёжный воин.
Встал один из генералов, который вёл конницу и колесницы:
- Может быть, нам стоит обсудить ситуацию, которая произошла в походе с девушкой.
- С девушкой никаких ситуаций не происходило. А тебе стоит охладить свой пыл, - он обратился к отцу Кристаны, - ты, поддавшись на её ложь, вводишь в смуту всех прочих. На время отдохни, просто погуляй по долине, обратись к Небесному Отцу. Остановись и познай Его.
- Ты уходишь от ответственности, - заговорил третий генерал, возглавлявший тяжёлые орудия, - вдруг и в бою ты оставишь своих людей, испугавшись ответственности.
- Вы что все ослеплены?
- Может быть, не все, а просто один из нас – ты, предводитель, - выступил ещё один генерал, отвечающий за лучников. Это он был тем военачальником, который хотел занять Огненные горы, после прихода посланника.
Трое генералов молчали, в том числе и генерал пехотинцев, который в своё время подталкивал к военным действиям, а также генерал оборонительных войск и генерал Кушан-Ришатаим, родившийся южнее Благородной долины в землях Пустынной долины. Он прибыл сюда вместе с ополчением из Чистой долины. Его войско занималось испытанием новых орудий и методов ведения войны.
- Разница лишь в том, - заканчивал свою речь Карадрас, - что я был в горах, а вас там не было. И сегодня слово отверженной девушки превозмогло слово вашего предводителя. Я смотрю и не вижу нашей армии.
Генералы, нехотя, смирились и тех воинов, которые вечером напали на Карадраса, попросили покинуть расположение войск. Той же ночью они бежали, освободив пленных соглядатаев Вождей мира. В рядах начался переполох. Кристана, узнав обо всём случившемся, призналась, что всё это придумала. У Вискары от сердца отлегло, генералы не хотели оказаться глупцами в глазах других, не имея сил, чтобы извиниться – собрали совет. Организовал этот совет генерал пехотинцев. Там большинством голосов было принято сместить Карадраса с должности предводителя. Против голосовали только генерал оборонительных действий и генерал тайной армии – отец Кристаны. Новым предводителем избрали Кушан-Ришатаима. Этот человек отличался беспрекословным послушанием, он был не шибко мудр с виду, но хорошо разбирался в своём деле. В том, чего он не понимал, либо переусердствовал, либо совсем не радел. Первым делом новый предводитель схватил двух генералов, которые голосовали против отставки Карадраса. Обвинённые в халатности, опальные генералы оказались в заточении до выяснения причин. То же хотели сделать с Карадрасом, но его не было дома, он, освобождённый от военных забот, гулял со своей возлюбленной. Приближаясь к городу, они встретили Кристану, которая поведала им о том, что её отец и другой генерал в темнице. И просила помочь ей скрыться, так как за ней тоже охота.
Они втроём вышли из города, когда их окликнул менестрель, ухаживающий за Кристаной. Тогда они взяли его с собой на свою беду, потому что он, зная, что их пытаются схватить выдал месторасположение ищейкам Кушан-Ришатаима. Правда, те не смогли совладать с Карадрасом и были вынуждены капитулировать. Менестрель скрылся. Заточённые в темницу генералы были выпущены, но вскоре их нашли мёртвыми на тренировочной площадке. Всё выглядело так, будто они сражались друг с другом и сразили один другого. Кристана плакала, узнав эти вести. Карадрас тихо размышлял. Вискара старалась ободрить обоих. За это время, пока скрывались в старых развалинах, Кристана повзрослела. Больше она не претендовала на сердце Карадраса, если только самую малость. Спустя месяц после описанных событий, пришли Вожди мира. Они сразу предъявили условие – полное подчинение их власти. Кушан-Ришатаим был очень честолюбив. Он ходил в стан Вождей, но был изгнан оттуда, так как предлагал себя в качестве наместника в этой долине. Тогда началось первое сражение. Тяжёлые орудия были в этих условиях почти бессмысленны. Тогда Кушан-Ришатаим решил сразу бросить в бой колесницы. Но Вожди народа принялись обстреливать подступающих воинов из тяжёлых орудий ближнего боя. Увидев это, Кушан-Ришатаим скомандовал открыть огонь по орудиям из своих орудий. Когда тяжёлые орудия обнаружили себя, тогда они были моментально уничтожены. Конница металась без смысла. Кушан-Ришатаим стал командовать оборонительным войскам наступать, раздав им по одному копью. Тогда лучники с одной стороны, а пехота с другой атаковали Вождей народа, но в то же самое время с севера показались дополнительные силы Вождей мира. Кушан-Ришатаим хотел пустить в действие огненные факелы, разработанные войсками по новым видам вооружения, но жгучая смесь отсырела и не горела. Тогда в бой были пущены силы тайной армии, но с юго-запада пришло ещё одно подкрепление к Вождям мира. Воины посыпались. Они стали убегать в крепость, но наступающие разрушили ворота. Все здесь были обречены на смерть. В тот самый момент блеснул яркий меч и был слышен громкий призыв:
- Умри, сражаясь, ты за этим родился. Только так ты будешь уверен, что не осквернил чести.
Воины стали оглядываться. В их глазах появился огонь. Каким-то чудом до наступления ночи им удалось отбросить Вождей мира назад, понеся колоссальные потери. Кушан-Ришатаим догадывался, что за воин вселил победный дух в воинов. Это, конечно, был Карадрас. Утром все ожидали нового боя. Но Карадрас, не дожидаясь утра, поднял воинов и скомандовал наступление. Вожди мира обескураженные просыпались и бежали прочь. Утро было добрым. Врага поблизости не было. Но Карадрас собирался преследовать противника до гор и там провести решающее сражение. Кушан-Ришатаим потерял всех своих генералов и теперь не смел перечить Карадрасу. Вблизи снежных гор обитатели Священной долины настигли Вождей мира, но те уходили ещё дальше. Там в горах Карадрас увидел тела сбежавших воинов передового отряда. Судя по всему, они были казнены около месяца назад. Отступающие надеялись подтянуть дозорные отряды, чтобы влить новые силы в войска, хлебнувшие страха. Но дозорные отряды один за одним отступали вместе с основным войском, объединившим в себе также пришельцев с севера и элитные армии с Благородной долины. Не успев достигнуть Чистой долины, войско Вождей мира остановилось на плоскогорье. Дальше был опасный перевал. И в спешке отступая его нельзя было перейти. Смысла не было гибнуть. Военачальники Вождей мира застыли. Вышел Верховный Оракул. Он произнёс бесславную речь. Так они хотели затянуть время, чтобы отправить гонцов в стан воинов Священной долины за миром. Верховный Жрец понимал, что честь не даст возможности тем выбрать войну. И этот мир даст немалую передышку, чтобы снова набраться сил. И Карадрас это понимал, поэтому он достал меч и воскликнул:
- Друзья, казалось, больше жизни мы шли к этому. Так пусть наши дети не знают войны. Вперёд, родные.
И войско ринулось вперёд. Воины Вождей мира просто падали на колени, поэтому последняя битва была почти бескровная. Огромная армия сдалась в плен. Верховный Оракул, военачальники, жрецы и колдуны бежали. Свободный народ ликовал. И нарекли тому место название Основание Милости. Карадрас снова размышлял. Эти пленники должны стать равноценными жителями Священной долины, иначе не миновать конфликтов. Но они служили идолам, и потому их дух засорен. Как только огромное войско покинуло горы, Карадрас вышел перед всеми со словом:
- Есть мудрость, есть сила, есть величие, но также я видел коварство, подлость и вероломство, облекаемые в добродетели. И ничто из этого не даст ни мне, ни каждому из вас покоя и счастья. Разум погрузит тебя в суету, а предательство обесчестит. Я расскажу вам о Том, Кто победил на Основании Милости. Сам Господь – Творец всего на земле. Он воевал, чтобы рассеять нечестие, чтобы возобладали Надежда, Свобода и Правда. Любовь и Вера. Честь и Смирение. Он Жив, среди нас, и вы были тому свидетелями. Много зла живёт в наших сердцах, много зла рождает кажущаяся несправедливость бытия, но Он придёт, как яркая звезда воссияет на небе, будет виден, как солнце, так Он родится в мир, чтобы избавить нас от страданий. Чтобы мы встретились с Создателем. Чтобы озарить сердца счастьем безмерным. Братья, я говорю то, во что верю всей душой.
Люди стали провозглашать: «Господь – наш Победитель». Все, включая и пленных. Не спеша победители возвращались. Священная долина наполнилась радостью. И все прославляли и благодарили Господа Бога. Тогда и Карадрас принял решение жениться. Он увидел Кристану, и сердце его затрепетало. Тогда он позвал её:
- Послушай, дорогая Кристана, скитаясь в изгнании, мы многое пережили. Я увидел, насколько ты верна, сильна внутренне, смиренна, как умеешь ценить, и в этом прекрасна. Я бы хотел, чтоб никакая горечь не разделяла нас. И в моём сердце живёт настоящая любовь. Я не могу описать это словами. Это не просто чувство, страсть, ценность, выбор – это что-то божественное. Сегодня я хочу признаться в этой любви самому дорогому мне человеку… Я хочу попросить стать навечно моей женой Вискару. Но ты мой близкий друг, я должен был тебе это сказать. Что бы ни случилось – зови на помощь. Я приду.
Кристана уже дальше не слышала, да и Карадрас дальше не говорил – он ушёл. Девушка осталась наедине с собой. Больше она никогда не посмеет вмешиваться в их любовь. А спустя несколько лет она встретит прекрасного человека по имени Увар. Они поженятся. У них будут прекрасные дети. И они ещё встретятся с Карадрасом. А пока Кристана решается отправиться далеко-далеко, чтобы обрести новый мир.
Карадрас счастливый забежал в дом Вискары, но её не было. Он забеспокоился. Умея разбирать следы, он понял, что сюда приезжала колесница. У людей он осведомился, что за колесница здесь недавно проезжала – это была приближённая стража Кушан-Ришатаима или как его называли в родных краях Пустынной долины Хусарсафема. В считанные минуты Карадрас был у крепости. Навстречу ему бежала взволнованная Вискара.
- Что-то случилось, моя нежность?! – спросил Великий полководец, вернувшийся к своей возлюбленной.
- Ничто, что могло сравниться бы с твоим возвращением, мой милый.
- Я больше не могу терпеть – будь моей женой навеки.
- Я буду счастлива быть ей.
Они пошли счастливые домой. По дороге Вискара рассказала о том, что Хусарсафем уговаривал её, чтобы та попросила Карадраса быть главным военачальником в его армии. На что Карадрас рассмеялся со словами: «Я служу только Господу».
Они поженились на следующий день. И это был ещё один праздник в этой долине, сопоставимый с победой над Вождями мира и с рождением их детей. Через несколько недель Карадрас убрал меч и сделал посох. Они с Вискарой взялись за руки и отправились на северо-запад возвестить жителям Светлой долины об избавлении от тирании Вождей мира. Конечно, Карадрас понимал, что эти жрецы продолжают растлевать сердца неведающих Бога. Война просто прикрыла на время явную агрессию вождей мира, их планы и методы воздействия. Они продолжат тайно обольщать сердца, сделают инструменты манипуляций самыми эффективными в сфере влияния. Канет древность, но поныне жрецы под видом религиозных учителей или источников информации продолжат пытать измученный разум духовно ищущих людей. Навязывая не Бога, а сами затмевающие Бога своей псевдо духовной личностью. Они не боятся вечной погибели, но это не гарантирует им того, что она их не постигнет.
Спустя год Хусарсафем пойдёт на юг, чтобы завладеть Благородной долиной. Но жители долины вытеснят его ещё южнее к Пустынной долине, отрезав от Священной долины. У себя на вотчине он сможет установить колеблемое господство, и несколько лет будет править среди голода и песчаных бурь. В конце концов, он решит подчинить себе землю Обетованную. И призовёт Карадраса, чтобы осуществить свой план. В то время пойдёт слух о беспрецедентной жестокости народа, завладевшего Обетованной землёй, и Карадрас отзовётся на послание Хусарсафема, чтобы разобраться в этом. Они с супругой будут ещё только у Огненных гор, когда придёт весть, что мир и взаимная любовь, царившие в покинутой ими Светлой долине при Карадрасе побеждена теми, которые устанавливают свой мир насилием. Не понимая того сами, эти люди сеют разрушение и стоны в жизнь своих потомков. Это будут захватчики из остатков Вождей мира, но ещё через несколько лет в те края придёт ужасная болезнь, и все погибнут, на многие века предоставив Светлую долину самой себе. Её первозданному спокойствию. И придёт исцеление.
Узнав, что Карадрас возвращается, воины Хусарсафема воспрянут духом и завладеют частью Обетованной земли. Узнав об этом, Карадрас откажется присоединиться к людям Хусарсафема и станет разыскивать своих родителей. Встреча с ними произойдёт на просторах Благородной долины в городе, который издревле называют Гробницей Царей. Это будет великая радость и безудержные слёзы. Там родятся и дети Карадраса и Вискары. Там он примется за рукописи, желая рассказать людям о Боге. Он будет хранить свои записи в Великой библиотеке этого города. Не пройдёт и года, как народ Благородной долины изберёт его своим господином, не желая владычествовать над людьми, Карадрас объявит им, что Бог – вот их Господь. Но всё же, сам город и подчинённые области будут в распоряжении у него. В библиотеку смотрителем Карадрас назначит одного старого монаха, покинувшего культ Вождей мира. Да, это он в своё время многому научил Карадраса, воспитывая его вдали от родных и близких, это он пустил стрелу с верёвкой, давшей надежду беглецу тогда на выживание в неприступных Огненных горах. Этому монаху можно было доверить определять наследие для будущих поколений.
За восемь лет победоносного шествия Хусарсафема по плодородным краям Обетованной земли, Карадрас ни разу не встретился с ним, но зато они нашли родителей Вискары, и снова была радость и слёзы. А когда родились дети у Вискары и Карадраса – была только радость. Карадрас переживал об участи Светлой долины, но Господь однажды проговорил ему: «Этот край в Моих руках». Тогда наш герой успокоился. Ему было тридцать три, и впереди предстояли серьёзные потрясения. Он понимал, что неминуема встреча с его родным народом. Но, что потом?! Тогда он снова взял свой посох.

«Слова, прежде речённые святыми пророками»

«И тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош», - молодой воин дочитал свёрток, так и не поняв, о чём идёт речь.
- Интересно, а откуда берутся эти истории.
- Сама жизнь их творит.
Парень сидел у костра и продолжал рассматривать свитки с увлекательными былинами. Его звали Игорь, и ему нравилось делать что-то полезное. И сейчас он считал, что эти поучительные рассказы и записи производят изменения в его друзьях. Одна девушка, по имени Марина, сидела напротив и постоянно задавала вопросы. А другая сидела рядом и с умилением слушала. Её имя было Элея. Четвёртым в их команде был Шедай. Он ходил где-то рядом, делая вид, что ему эти басни неинтересны, но сам внимательно слушал.
- Ты знаешь, - заметила Марина, - мои родители, вообще, ничего такого не рассказывали, хотя мы тоже из этого народа.
- Обычно человек рассказывает то, что ему важно, и иногда то, что важно слушающим. А почему ты покинула свой народ?
- Я не знаю. Мои родители взяли меня и просто пошли своим путём. Позже они погибли, а я скиталась с тех пор.
- Ты никогда не рассказывала.
- Никто и не спрашивал.
- А я, - вставил слово Шедай, - ну, это тоже ушёл от своих. Наше, ну, племя не разрешало заходить в лес, к озеру. Я и захотел пойти. А когда вернулся, уже всё – живых не было в деревне, ну, только я. И вскоре Игорь пришёл – мы тогда познакомились.
Все взглянули на Элею, ожидая, что та расскажет свою историю, но она, смутившись, убрала взгляд. Они познакомились с ней совсем недавно, когда прибыли сюда.
Это было вечером. Шедай услышал странный крик, и они втроём решили посмотреть, что там происходит. В темноте можно было разобрать, как несколько мужчин бьют одного, а рядом девушка зовёт на помощь. Ни Игорь, ни Шедай не могли перед Мариной показаться трусами, поэтому подошли ближе. И Игорь спросил:
- Что случилось? Вас тут не многовато на одного?
- Кто это такие? – спросил один из напавших у другого.
Из толпы выдвинулся один мощный громила, вселяющий ужас, со словами:
 - Без головы ты будешь не таким красноречивым.
Вдруг кто-то из нападавших крикнул:
- Экс, этот не шевелится.
Громила продолжал наступать. Его схватили свои и убедили, что нужно бежать. Игорь с Шедаем подбежали к девушке. Она была в шоке, пытаясь привести лежащего в сознание. Подоспевшая Марина сделала какие-то попытки первой помощи, и пульс стал прощупываться. Вдвоём Игорь с Шедаем подхватили бедолагу и стали искать ближайшего лекаря. Один сказал, что он давно не практикует. Второй посоветовал третьего. А третий сказал:
- Добро пожаловать, это – то место, куда вам нужно. Здесь вы, наконец-то, обретёте долгожданный покой.
Пострадавший облегчённо вздохнул, затем лекарь осмотрел его и добавил:
- Что ж, ваш друг уже успокоился навечно.
Девушка, которая всю эту дорогу следовала за ними, разразилась плачем. Позже выяснилось, что погибший был её женихом. Они собирались пожениться. А нападавшие были подосланы её тайным обожателем, ухаживания которого она проигнорировала. И тот поклялся отмстить.
Прошло полгода, как их стало четверо. Вместе они бродили повсюду и творили дела света. Не сказать, что они очень любили людей, но зато жаждали сделать что-то эдакое, совершить подвиг. Но вероятнее всего этих людей объединяли не столько общие интересы, сколько некие противоречивые симпатии. Игорю нравилась Марина, также как и Шедаю, но более тайно. Марина симпатизировала Игорю, поэтому Шедай теперь перенёс своё внимание на Элею. А Элея влюбилась в Игоря. Кроме того, Игоря и Шедая связывала дружба.
Итак, наша команда прибыла на корабле в старый порт под названием Солнечный Берег, местные жители называли его Ракотис. И однажды при лучах поднимающейся зари, когда Шедай и Элея ещё спали, Игорь подошёл к Марине и рассказал о том, как горит его сердце. Она раскрыла и свою душу. С тех пор между ними уже не было недосказанного, теперь они шли вместе в одном направлении. Спустя несколько дней Игорь, замечая нежное отношение Элеи к себе, решил поговорить с ней. Она очень обрадовалась. Но когда он поделился с ней словами о любви к одной девушке, что ту девушку зовут Марина, что Элея для него настоящий друг и он не хочет, чтобы в этом были ложные надежды – сердце Элеи заколотилось. Она успела о многом помечтать, но теперь всё было разрушено. Правда, переживала она недолго, так как Шедай стал проявлять свои чувства к ней, и она увидела в нём того человека, которого не замечала раньше. Он казался ей скучным, но оказался интересным и романтичным собеседником. Для неё он был в тени Игоря – теперь она посмотрела иначе – он был силён, вынослив и довольно отзывчив. Постепенно она разглядела в нём лучшего мужчину на свете. И пока они все разбирались в любовных делах мечты о подвигах ушли на второй план, и даже дружба между ними потеряла свою прочность.
Элее казалось, что Игорь и Марина зачастую относятся к Шедаю не так, как он того заслуживает. В сердце Шедая эта мысль нашла плодотворную почву. Ещё до того, как эти мысли обрели какую-то форму Игорь и Марина поженились. Это произошло очень романтично в небольшой компании друзей здесь у берегов Ракотиса. Но впоследствии Шедай и Элея стали обвинять молодожёнов в том, что они специально опередили их, чтобы пожениться. Убедительности Игоря не хватило, и он жёстко сказал Шедаю:
- Дружба и зависть несовместимы.
- О чём ты говоришь, какая зависть, - вознегодовал Шедай, - в чём мне завидовать вам?
Он не сказал, что зависть невозможна, он сказал то, что подсказывала гордыня, что завидовать нечему, так как у него есть всё, что нужно. Игорь извинился за вспыльчивость, но дружба дала трещину. Вскоре и Шедай женился на Элее. В тот момент Игорь и Марина готовы были снова возродить пылкую и действенную дружбу. Они пришли для разговора, но были только натянутые улыбки и щемящие сердца. В городе Игорь стал довольно знаменит, так как организовывал ополчение, когда Ракотис пытались захватить чужаки с северной стороны моря и спас жизнь властителю города. Теперь, когда Игорь был в правлении города, Шедай снова заточил какую-то злобу на него. Элея настояла на том, чтобы Шедай пошёл к властителю города и открыл ему глаза на действия Игоря. Властителя удалось убедить, и он поговорил с Игорем, чтобы тот покинул местное собрание по взаимодействию в городе. Игорь не стал отстаивать свои интересы и сказал:
- Что ж, этот разговор не ваша инициатива и не слова злопыхателей. Это Сам Господь разводит наши пути.
Властитель усмехнулся, Игорь смотрел серьёзно. Через несколько лет властитель этого города умер, и тогда народ выбрал Игоря своим властителем. За это время Игорь и Марина пересмотрели многие свои приоритеты. Если раньше некие заоблачные подвиги вдохновляли их, то теперь хотелось облегчить жизнь тем, кто здесь и сейчас. И первыми в этом списке были Шедай и Элея, которые никак не могли успокоиться, что в их жизни нет должного благополучия: Шедай разъезжал по близлежащим странам, приобретал заморские товары, а Элея продавала их на рынке. Но дела шли неважно. Однажды по возвращении Шедая из такой поездки Игорь с Мариной навестили своих бывших друзей. Они вспоминали прошлое, на глазах были слёзы, в душе сожаление. Игорь и Шедай, побратавшись, обнялись, также и Марина с Элеей. И вот новый виток. Игоря на городской площади провозглашают Властителем Ракотиса, но Шедай отбросил всякие мысли, вышел вперёд и сказал:
- Игорь, я первый, кто буду служить тебе, - за ним вышла Элея. Они стали на колени. Игорь подбежал и, обняв, поднял. Затем провозгласил:
- Больше не будет среди нас властителей и поклоняющихся. Ибо наш владыка – Господь. И только если мы вместе будем исполнять Его волю, тогда вместе мы обретём Его благоволение. Я – один из вас. Я – часть вас. Я – часть тебя, - обратился он к одному из стоявших на площади, - а ты – часть меня. И вместе мы будем служить Богу.
- А о каком Боге, вы говорите? - кто-то выкрикнул из толпы.
- О Том, Который сотворил землю, подарил свет, благоволил дать жизнь.
- А Кто Он, или где?
- Он – везде с нами. Мы Его не видим, если не верим. Верь, что Он с тобой и прислушивайся к сердцу – тогда обретёшь Его.
- Чем мы будем заниматься теперь?
- Мы будем любить, я думаю. Я хочу, чтобы каждый из вас, кто чувствует опасение или негодование сейчас – смело сказал об этом здесь или мне лично. Просто скрытые мотивы или мысли отдалят нас навсегда и могут привести в погибель.
Он ещё продолжал речь, и люди ликовали. За несколько лет, прожитых там, Игорь и Марина написали несколько книг, посвящённых взращиванию веры, воспитанию детей, преодолению себя, поискам смысла жизни, духовным истинам и прочие жизнеутверждающие книги. И в новом статусе Игорь первым делом основал библиотеку в городе, так как таковой доселе не было здесь. Он поместил в неё найденные древние свитки своего народа, некоторые собственные рукописи, а также многие литературные произведения того времени, в том числе и так называемую Древнюю Книгу.
Три года Игорь создавал в Ракотисе структуру поддерживающих отношений. Он провозгласил, что каждый житель должен обрести своё место в жизни, которое предназначено ему Господом, но многие не понимали этого. Кто-то метил ввысь, влекомый амбициями, кто-то уходил на дно, погрязая в зависимостях. Тогда Игорь стал говорить об истинном единстве и даже братстве. Он сказал, что все люди в единстве – это не соперники, а всзаимодополняющая картина. И не только люди, но и всё в природе. Но любить друг друга не выходило. Людям хотелось быть лучше других и принципов самоотвержения они долго не могли постичь. Тогда Игорь предложил всем желающим собратья на главной площади, чтобы создать так называемый «Орден Благородства», участники которого обязались помогать нуждающимся. Пришедшие были настроены весьма радушно. Так появилось несколько отрядов для решения городских проблем. Народ был благодарен вроде бы, видя, что каждая монета из казны идёт на благо Ракотиса и его жителей. Но все эти резкие нововведения настораживали людей.
Предваряя следующие четыре года Игорь заключил следующее с ростры посреди площади:
- Мир можно пожать, только его посеяв. Если я хочу, чтобы в вас выросли стебли веры, то указами сверху ничего не решишь – Бог даёт рост всему. И потому теперь я надеваю обыкновенный плащ и буду служить здесь в городе советом или делом, а может быть просто добрым взглядом.
Толпа переглянулась. Но, действительно, три года Игорь ходил по городу и сам протягивал руку помощи. Окружные страны и города не заботились о расцвете Ракотиса, но там на северных берегах моря один воитель волновался и хотел подчинить Ракотис себе, чтобы прослыть выдающимся полководцем в истории. Завидя корабли, приближающиеся к Солнечному Берегу служители Ордена Благородства отыскали Игоря где-то у Южных ворот, объявив об опасности. Паника стала распространяться по городу. Тогда Игорь вышел снова на площадь и, не поднимаясь на ростру, возгласил:
- Боже, наш Отец, сохрани твоих деток.
Он спешно отправился к водам. Первый корабль уже причаливал.
- Дорогие гости, с чем пожаловали? - спросил Игорь.
- Пошёл прочь, старик, - пробурчал закованный в доспехи мужик с корабля.
- Послушай, друг, это не я к тебе приехал, а ты ко мне, потому прошу ответь на мой вопрос или позови того, кто сможет это сделать.
Мужик в доспехах намахнулся мечом, но Игорь остался стоять, смотря прямо в глаза тому.
- Иди к генералу, - мужик в доспехах показал на человека в расшитых нарядах.
Игорь подошёл и учтиво произнёс:
- Рад приветствовать, если вы с миром к нам.
- Я, вообще-то,  генерал всей флотилии, страны, основанной богоподобным Фасидом, а кто ты, чтобы мне говорить с тобой?
- Я просто уверен, что до подобия Божия Фасиду не дотянуть, да это и неважно. Но на этой земле каждый вправе стоять перед лицом другого, независимо от статуса и регалий. Иной отважится даже предстоять пред лицом Господним… Если думы ваши нечисты, то передохните, а завтра будет отлив – мы  желаем вашей флотилии попутного ветра домой.
- Да, ты угадал, бездомный – это война. Ты же станешь первой жертвой. Возможно это лучший исход для тебя, - генерал достал рапиру.
- Всё твоя поспешность, генерал, ты только что проиграл эту войну, - ответил Игорь, ловко перехватив рапиру и поднеся её к самому горлу противника.
Все на корабле остолбенели. По традициям того времени натиск одной из сторон можно было остановить единственным поединком между предводителями. И проигравший склонялся перед победителем.
- Здесь люди избрали меня своим предводителем на земле, но царствует здесь наш Бог, - провозгласил Игорь, убрав рапиру невежливого генерала обратно ему в ножны. - и потому, генерал, по законам чести передавай привет Эйту от Игоря.
Корабли чудом развернулись и отчалили. Все удивлялись, но были взволнованы. Они хотели, чтобы Игорь властвовал над ними, но он продолжил шагать по городу и беседовать с ребятишками. Через год после этой несостоявшейся войны, люди стали вопить, что им нужен настоящий царь. Так звучал разговор на площади, когда всему этому наступила развязка:
- Мы чувствуем себя уязвимыми, - кричала женщина.
- Где наш царь, оборванец с улицы, - кричал торговец.
- Действительно, Игорь, они правы, - вмешался Шедай.
- Наш Царь, Он в ваших сердцах, Он на небе, Он повсюду, - взмолился Игорь, - неужели вы не заглядываете в своё сердце, друзья?
- Игорь, если ты отказываешься быть царём, пусть они выберут себе царя, - робко произнесла, наконец, долгожданные всеми слова Элея.
Люди одобрительно зашумели. Что-то горькое охватило грудь Игоря. Что-то обречённое, как неизбежность. Далее он произнёс последние слова с этой трибуны:
- Я вот, о чём думаю. Есть несоответствие на первый взгляд. Итак, чем ты наполняешься – то из себя и представляешь. Но не получится, уподобившись кому-то, рассчитывать на такие же плоды, как в его жизни. Ответ прост – убегая от себя истинного, ты разрываешь стезю. И уже не будет добрых плодов от тебя, как от того, кем ты рождён. И не догонишь уже счастье – оно всё дальше остаётся в другой стороне. Оно в сердце, дышащем волей Божьей… Господь, прошу будь милостив к нам, Родной.
Игорь спустился с возвышения с потерянным видом. Прошёл мимо толпы, расступившейся с почтением. У выхода с площади встретил Марину с детьми. Обнявшись, они пошли куда-то. А толпа сомкнулась – теперь они выбирали царя. Элея хотела, чтобы Шедай стал царём. И Шедай хотел этого, но он стеснялся заявить об этом. Тогда один из старейшин города по имени Нестор проникновенно высказался:
- Мои соратники, я готов представлять вас перед всем миром, - он говорил много-много чего ещё и так убедительно, что Шедай ещё больше застеснялся и так не предложил свою кандидатуру.
Народ радовался до вечера, что теперь у них есть царь. Как Нестор и обещал, он стал укреплять оборонительную мощь Ракотиса. Орден Благородства был расформирован, наиболее ярые его представители оказались в опале и вынуждены были скрываться от личной гвардии нового правителя. Пять лет ещё Солнечный Берег процветал, хотя появлялись уже недовольные пошлинами и прочими ужесточениями. А потом пришли завоеватели и поработили Солнечный Берег. Нестор сначала пропал, а позже объявился советником одного из царей того времени. Таким образом, опасаясь врага, сея в войну, они просто не могли пожать гармонию. Мир в тех краях уже изменился навсегда.
Шедай с Элеей так и прожили всю жизнь в Ракотисе, оберегая библиотеку, созданную на долгие века. Может быть, это и был их подвиг. Ведь в своё время Элея мечтала быть музой непобедимого героя, влачась за ним, оберегая его покой и даруя уют. С Шедаем, который хотел, как все, просто жить и быть удовлетворённым, она изменилась, утратив вдохновенность, полюбив запах неизменности и обыденности. Свой самый важный поступок он совершит много позже, уже состарившись, когда хранителем библиотеки будет уже другой человек, один монах привезёт священные рукописи, которые по его словам передал ему Игорь давным-давно с просьбой отвезти в библиотеку, и только сейчас, спустя полвека – рукописи прибыли. Шедай, рискуя всем, пробрался потайными тропами в библиотеку и подсунул туда рукописи, дав возможность людям обрести ценное слово, несущее жизнь.
Игорь, Марина и их дети отправились в плавание. Это было великое путешествие, ставшее кругосветным. Спустя несколько лет опасных приключений, они прибыли в Горную страну, которая располагалась на противоположном Ракотису берегу моря. Там жил народ амбициозный, стремящийся к славе. И потому первое время Игорю часто приходилось отстаивать честь своей семьи. Позже воины, уже зная мужество Игоря, старались дружить с ним. К нему приходили с предложением возглавить войско и напасть на тот или иной город, либо просто подзаработать, совершая великие подвиги силы, ловкости и ума. Но Игоря всё это не интересовало. Он часто молился всей семьёй. Он много писал. Он старался воодушевлять всех, кто приходил к нему, но также и сам выходил в город, чтобы увещевать людей. Однажды затевалась серьёзная война, и тот самый Нестор пришёл звать его, чтобы он присоединился к армии, но Игорь отказал. Тогда пришедший с Нестором воин по имени Экс вознегодовал. Он вломился в дом и стал орать, на что Игорь, закрыв глаза, сделал вид, что спит. Экс в ярости выхватил дубину, чтобы расплющить голову Игоря, но вдруг зацепился ей за дверной проём, она выскочила у него из рук, и, уворачиваясь от неё – он ударился головой о саму дверь, да так, что чуть сознание не потерял. Опешив от этого всего, он решил уйти. С криками: «Я вернусь, да и со мной будет мой знаменитый тёзка», - Экс убирался восвояси. Но он не вернулся с той войны, как и его тёзка. А также многие более доблестные воины. Игорь позже напишет свои впечатления об этой войне, что война – не вариант, и, придя в таверну, споёт обо всём под звуки арфы. После этого многие станут прислушиваться к нему. Наконец, его слово, которое он пытался донести до людей, начнут понимать и воспринимать. Марина также будет помогать ему во всём. Кстати, во время кругосветного путешествия, приближаясь к дому, Игорь встретил своих родителей, и теперь они были вместе, спустя столько лет. А дети Игоря и Марины… Это ещё более захватывающие жизни, и потому они сами расскажут за себя когда-нибудь. Таким образом, жизнь, казалось бы, расставила всё по своим местам.
Да, и однажды Игорь осознал слова о свете, которые он когда-то прочитал в свитке, сидя у костра с друзьями. Ведь свет – это надежда и спасение. Светом Бог показал людям, Своим детям, что всегда будет милость. И потому Господь залил светом этот мир, предваряя Свой приход.

«Поднимут крылья, как орлы»

Многое мы встречаем в жизни. Что-то меняет нас, что-то не трогает, а есть нечто, что западает глубоко в сердце и оттуда светится. Таково детство и сами дети, такова дружба и, конечно, любовь, таковы и мечты.
Один пророк без возраста и мало кому знакомый пересекал пустыню. В его устах была добрая песнь, ведь так легче преодолевать этот жизненный путь. Он пел во весь голос, не стесняясь быть услышанным, потому что на многие мили никого поблизости не было, но всё же один человек услыхал это пение. С горечью вспоминая эти звуки из далёкого детства, он запел в ответ. Это был благородно одетый человек, видом напоминающий священника. В его руке был посох и вот он пел, вторя первому страннику, который очень удивился, услыхав пение в унисон. Один правитель стоял на пороге важнейшего решения. И он пошёл подальше от своего города в самые пески, чтобы молиться и вопрошать Бога, но тоже до его ушей дошла какая-то песня, пробуждающее что-то давно забытое. Сначала он подумал, почему это искушение отвлекает его от общения с Отцом Небесным, но потом он поймал себя на мысли, что он – царь, а поёт эту странную, почти детскую песенку, вторя пустынным бардам. Слёзы подступили к глазам, и он не мог остановиться. Он стал петь громче. И те двое, что запели песнь раньше, очень удивились. В этот самый момент пророк вышел из-за бархана и увидел далеко на востоке фигуру человека с посохом, а где-то на юге другую фигуру человека, стоящего на коленях возле одинокого кустарника. И песнь прекратилась, когда все трое встретились взглядами.
В последнее время всё однажды случившееся стало обычным, а невозможное приравнивают к чуду, хотя если взглянуть, как следует – то нас повсюду окружают чудеса. Сердца этих людей заколотились, они допустили сейчас мысль, что чудо происходит. Долгие годы каждый из них томился, вспоминая что-то важное из самого детства. И вот эта песня, и вот три человека посреди пустыни. Правитель встал с колен и слегка подался вперёд. Тот, что был с посохом, прибавил шаг, убрав посох. А пророк, любивший петь, пустился во всю прыть навстречу этим двум силуэтам. Он не сомневался – это были те двое. Они уже все бежали навстречу друг другу, отбросив всё, что сковывало их движения. С каждым шагом сердца колотились ещё сильнее от осознания, что перед тобой те, кого ты уже не мыслил встретить, но надежда ещё билась неутомимой птицей в груди. И вот эта птица на свободе. Хватая воздух ртом, они бегут, понимая и уже видя в лицах друг друга знакомые черты. Мысли переполняют голову, но сердце подталкивает спешить. Только бы этот мираж не ушёл, как сон. А ведь он не уйдёт, ведь не мираж это, а благодать. Не размениваясь на слова, с крупными слезами, застывшими в глазах, эти трое мужчин простёрли руки друг ко другу и обнялись. Где в мыслях, перемешанных с эмоциями, появляются чувства из детства, но детства уже не вернуть. Как они были счастливы вместе тогда. И что сейчас?! Нет той лёгкости, потому что на плечи легло прошедшее время. Время – это тяжесть, с годами оно всё больше сгибает нас, желая совсем прижать к земле. И только любовь даёт возможность расслабиться, забывая про время.
Потом начались рассказы, пропитанные ностальгией, чувством того, что ничего нельзя вернуть назад, и ароматом слёз пропитанные. Им хотелось познакомить своих друзей с семьями, но были и другие насущные дела.
Пророк, воспевающий Бога и Его милость по всей округе, услышав о войнах на Обетованной земле и получив послание от Господа, шёл, чтобы предостеречь народ, к которому он принадлежал по праву рождения, избежать кровопролития. Священник, наконец, решился вернуться в свой народ, чтобы призвать всех взыскать лица Божьего в это тяжёлое время. А царь так и не мог обрести мир на сердце, когда вопрошал Бога о происходящем. Напомним, что властный воитель Хусарсафем уже почти семь лет набегами разорял землю обетованную и народ, получивший эти края в наследие от Бога, ничего не мог с этим поделать. Вожди состарились и покинули бренную землю. Атниэль был царём только в Давире, но и сюда приходили вести о страшных набегах месопотамских войск. Карадрас, знавший действительную мощь армии Хусарсафема, советовал призвать весь народ к покаянию и воплю, чтобы Господь смилостивился. Игорь же, имея откровение о мире среди людей, настаивал на полном подчинении Богу и смиренном уповании. Он вместе с Карадрасом и отправился по незнакомой для них родной земле, чтобы увещевать незнакомых им родных людей, дабы те объединились и пришли в Давир к Атниэлю для всеобщего поклонения Богу. Незнакомое, но родное – насколько это всё пропитано верой!
Из всех колен и семейств пришли старейшины в Давир, чтобы поведать о своей нелёгкой доле. И весь народ в едином порыве обратили свои лица к небу и возвысили голос. И там в их вопле слышно было скорбящее сердце. Бог слышал их и был рядом. И тогда народ стал восклицать:
- Кто же объединит и поведёт нас. Есть ли урим и туммим? Сохранили ли священники заветный жребий? – но камней, открывающих волю Божью не было ни у кого.
Хотя стоял один человек на коленях в молитве и боролся с собой. Несколько лет назад его наставник передал ему перстень с камнями, открывающими Божий жребий. Это был Игорь – пророк, вернувшийся после стольких лет странствий. Он с одной стороны не мог промолчать, потому что у него был нужный камень, но с другой стороны что-то в сердце останавливало его. В конце концов он стал перед всем обществом и попросил слово. Он намеревался предъявить кольцо, доставшееся от старого учителя. И вот он произнёс:
- У меня есть то, что указывает на Божью волю, но я не с камнями общаюсь, я у Самого Господа вопрошаю о воле. Так почему сейчас, призвав Господа, вы ищите ответов у камней?
- Как же Он проговорит к нам?
- За вашими криками вы не слышите. Просто прислушайтесь. И взгляните вокруг себя. Господь Сам укажет на Своего помазанники, наполнив его Своим Духом.
И в этот момент словно пелена спала с глаз людей. Они вдруг взглянули на правителя этого города Атниэля, и его лицо сияло. Также сияние распространялось от его одежды. Словно этот человек исполнился Божьей славы. Люди стали восклицать и величать Атниэля своим вождём и судьёй над всеми. Атниэль взял слово:
- Друзья, пожалуйста, всегда носите в своих сердцах, что Источник и Великий Предводитель наш – это Сам Творец. Мне Он просто доверил этот участок пути пройти с вами, разделяя испытания и победы. Не надейтесь на человека, потому что я – всего лишь прах без Господа. Вы ещё помните Того, Кто привёл нас сюда, и самое главное – зачем?! Вы помните Небесного Отца, пред очами Которого вы творите зло, Которого вы позабыли, начав служить мёртвым божествам. Но по Его благодати каждый из вас сегодня прикоснулся к Его Царству и сделал этот освежающий вечности глоток, узрев сияние Славы Божьей вблизи меня. Он привёл нас сюда, чтобы не только вы, но и весь мир увидел эту Славу, друзья. Через наши жизни, победы и любовь. Так будем же достойны своего Господа!
Народ был счастлив: вот он – их царь. Карадрас с огорчением смотрел по сторонам. «Почему же», - думал он, - «они слышат и видят только одно – эту земную оболочку, способную удовлетворить их материальные нужды, но об Отце, Его Славе и Его реальности не понимают». Он сделал небольшой шаг вперёд и стал говорить так, что народ стал замолкать:
- Если завтра вы не обретёте веры, то погибнете. Тот, Кто понял слова моих братьев, в чьём сердце забрезжило упование на Господа – тот войдёт в Его обитель, а другие из вас погибнут, не вкусив плодов древа жизни. Я бы жил без Него, если бы в этом был смысл – но смысл жизни в Господе. Он тебя создал, так спроси у Него – зачем. Но прежде приблизься к Нему и пойми – Кто же Он такой. И тогда поймёшь, зачем ты ему нужен, почему всё так устроено, и что нас ждёт.
Народ уже не так ликовал, больше размышлял, но в сердцах сохранился вдохновенный настрой.
Этот год был крайне неурожайный в здешних краях, поэтому Хусарсафем не устраивал набегов. Лишь однажды небольшое войско месопотамских кочевников приезжало за данью к граничным сёлам, откуда их прогнали с таким дерзновением, что у тех, аж, пятки сверкали. Врагов не было, но начался голод, и многие слегли в болезнях. Начался ропот. И не столько на Атниэля, сколько на Бога, который, якобы, им не помогает. Карадрас вспомнил о своём перстне тогда. Ведь там было семя, способное родить хлеб, но сердце было встревожено. Все эти годы Карадрас не вспоминал о чудесном семени, хотя были и более трудные времена порой, тогда он вспомнил, как в далёких краях Бог учил его выживать и в голод, и в холод, и во тьме и при других опасностях. Он пошёл к Атниэлю и посоветовал передать народу опыт добычи пищи и выживания. Игорь присоединился к великолепной идее. Утром Атниэль объявил:
- Источник моей жизни – это Господь. Только Он кормит меня и даёт силу. Может, вы помните, что наши отцы в пустыне всегда имели пропитание, которое Сам Бог чудесным образом им давал в пищу. Остановитесь на мгновение, обратитесь к Сущему, ведь Он здесь, и увидите блага, которые Он даёт нам.
Скептики недоумевали, ропщущие проклинали, любящие услышали. И не было погибших от голода в той стране. Игорь и Карадрас смогли обучить жителей основным способам добывания пищи в голодных условиях. Кто-то продолжал роптать, глотая безвкусный корень какого-то кустарника, посоветованного одним из учеников Карадраса – но этот кто-то оставался жив, и его семья продолжала жить. Наступившая весна обещала многое, и первые плоды урожая поспели уже к началу лета. Теперь люди видели руку Божью, которая спасает их. Через неделю к этим землям подходила несокрушимая армия Хусарсафема. Но люди верили, что с ними их Создатель.
Атниэль был в первых рядах, а также с ним его лучшие друзья. Тактика Хусарсафема была необычной, но здесь её знали. И потому приготовились к сражению. Атниэль с контратакующим войском ожидал на склоне холма. Он видел далеко, он видел передовое войско, в рядах которого был Игорь и Карадрас. Они спешили к Хусарсафему, чтобы призвать того к миру. Он также видел огромное чёрное облако врагов, словно тенью отделившее передовой отряд от основных сил и по пятам преследующее их. Ударить сейчас, без предупреждения о мире – было бы нарушением слова, данного своим друзьям, перед тем, как они отправились к Хусарсафему. Но спокойно смотреть, как несметное полчище поглощает его людей, а вместе с ними и друзей, которых так долго он ждал, и вот встретил, но жизнь забирает их навсегда – это было выше человеческих сил. В мыслях была последняя надежда – это перстень в виде походного рожка, звук которого предупредил бы его друзей даже на таком расстоянии, и они могли ещё подготовиться к атаке с тылу, которое запланировало огромное разведывательное войско Хусарсафема. Атниэль сжимал перстень, но вдруг ослабил руку и поднёс ладони к лицо. Он взмолился – эта мольба была слышна на небесах. Он просил Господа. И Господь так хотел, чтобы его дети, наконец, перестали только просить, но и стали дожидаться просимого.
Задумка Хусарсафема была следующей: видя приближающееся передовое войско с гонцами, он хотел уничтожить его, чтобы подкосить боевой дух противника и позлить его, чтобы воины уже из ненависти не контролировали себя, проиграв битву ещё до её начала. Внезапно разведывательное войско, призванное уничтожить передовой отряд Атниэля с гонцами во всю прыть понеслось в другом направлении и скрылось в пыли песков. Хусарсафем ничего не мог понять. Перед ним стояли два гонца в капюшонах с небольшим войском. Позади пыль от его многотысячной разведывательной армии, а за ними несколько приближающихся всадников. Хусарсафем решил иначе, видя, что главное войско противника очень далеко: пусть они скажут слово, а затем погибнут от нашего главного удара, не успев вернуться. Игорь начал речь:
- У нас есть слово для всех вас. Сегодня посеяв войну, мы ещё долго будем выкорчёвывать её плоды, похоронив своих друзей. Но мир так и не вернётся в наши семьи, пока мы не принесём его в своих сердцах. Кто из вас мечтает умереть?! А кто мечтает жить в счастье, пребывать в покое? Неужели счастье – это залитое кровью и засыпанное трупами людей поле брани. В ваших и наших руках столько силы, что мы превратим все эти земли в прекрасный сад, если выступим вместе за дружбу и мир, и любовь.
Хусарсафем прервал его:
- Ступай, передай ответ своему царю, - но не успел закончить, когда капюшон снял Карадрас.
- Не спеши отвечать, - видевшие Карадраса из армии Хусарсафема удивлённо вздохнули, - многие годы мы сражались за другие идеалы. Не ради власти и славы – мы преодолевали страх, мы преодолевали, своих врагов, мы преодолевали себя, наконец. Я говорю мы, Хусарсафем, потому что я был с вами, был один из вас. И сейчас моё сердце рыдает. Что вами овладело? Желание стать вождями мира?! Мы же просто – люди мира, не вожди. Мы же просто – братья.
Хусарсафем пришёл в себя и продолжил:
 - Воины, он бросил нас в той долине, когда мы были сметены полчищами всякой нежити в эту пустыню, где погибли наши братья, а теперь он называет себя братом. Передайте царю, пусть он не прячется. Пусть он знает, - и снова Хусарсафем не закончил, потому что один из приближавшихся тогда всадников был уже здесь.
Он снял свой шлем со словами:
- Я здесь – моё имя Атниэль. Я не царь, я представляю Царя. Наш царь – это наш Господь. И Он ведёт нас. Ты видел, как твоё войско поспешило в пустыню, неужели тебе ещё не ясно, что здесь Господь утвердил Своё Царство. Мои братья сказали всё, что Бог вложил в их сердца – но ты продолжаешь упорствовать. Неужели ты ещё не понял, что Сам Творец привёл тебя сюда, чтобы мы, Его народ, оставившие Отца – возопили к Нему. И ты сделал своё дело. Мы покаялись перед Создателем, Спасителем и Утешителем нашим. Ты можешь обратиться от злого пути к Господу – и тогда придёт истина в помышления твои. И мы станем одним народом, священным народом. Я убираю свой меч, потому что наш Бог со мной.
- Вы просто фанатики, худшие, чем Вожди мира, вы опаснее всех, потому, что неизвестно, что ждать от вас, от таких соседей, вас нужно задушить, как нарыв, иначе от вас заразится и потом сгниёт весь мир. Готовьтесь умереть на рассвете. Вам не будет места на этой земле.
Передовое войско, во главе с Атниэлем, Карадрасом и Игорем развернулось, и удалялось прочь. В то же самое время огромное разведывательная армия Хусарсафема, наконец, прибыла в расположение. Он хотел скомандовать ей, чтобы нагнали передовиков и уничтожили, но смеркалось, да и к тому же Хусарсафем увидел небольшую ранку на руке, потому отвлёкся, чтобы залечить. Ночью ранка стала гангреной, а к утру Хусарсафем уже умер. Его слова пали проклятием на него самого. Его войска разбрелись по всему краю. Ему уже не было места на этой земле.
Утром было ликование и прославление Бога в стане Атниэля, а затем и весь народ благодарил Господа, узнав о спасении. И земля успокоилась.
А друзья отправились в красивое место, чтобы быть вместе со своими семьями, жёнами, детьми и родителями. Там они показали друг другу свои перстни и восхитились. Ведь сила не в этих камнях была сокрыта. Она у Господа. Обращаясь к Нему, мы укрощаем сердца и можем преодолеть всё. Господь всюду слышит нас, Господь всегда кормит нас, Господь всегда даст ответ нам. Главное, надеяться на Него, но не на себя или другие творения. Друзья лежали на траве, созерцая небеса, вспоминая трёх юнцов, которые смотрели за большой птицей, летящей по небу, и мечтали ощутить свободу этого полёта. Они были бесконечно свободны. И теперь снова обрели эту свободу.

«Но способность наша от Бога»

Есть что-то, что зажигает сердце более всего. Кто-то лечит людей, кто-то воспитывает, кто-то размышляет, кто-то рождает новое, кто-то занимается искусством и пишет, собирая историю. Каждый по-своему творец. По замыслу Создателя так. Писатель способен сотворить целый мир. Вдохновляясь от своего творения, ты всё больше чувствуешь себя дитём Божьим, если всё твоё сердце обращено к Господу. Ты можешь сотворить счастье для своих творений, но можешь ли сотворить счастье для близких и сам стать счастливым?!
Шёл 12 век до нашей эры. Юный мечтатель размышлял о чём-то, глядя в небо. Он только что вернулся с речки. В памяти ещё были свежи воспоминания годичной давности, когда в полях его троюродный брат пытался преподать уроки пастушества. Сидеть и смотреть за животными… Завернуться в жаркое одеяло и пережидать дождь – это трагично для резвого пацанёнка. Да и сегодняшний поход на речку с дядей не из приятных. Спозаранку они уселись у реки и наблюдали за водой. Пробежался дождь, промочив всё вокруг. Наш мальчуган, от нечего делать, полез на дерево, нависающее над рекой – за что был отчитан дядей, и отправлен домой. В его фантазиях было всё куда живописней и поэтичней. Он даже срифмовал несколько строк:
«Мои слова, Господь, к Тебе:
Ты – столь велик, Ты создал небо,
Раскрасил лик земли. А мне бы
Хоть пригласить Тебя к себе.
В мои мечты, мои надежды…
Я знаю – Ты все судьбы держишь
В руке божественной Своей.
И мысли от Тебя не скрою…
Всевышний, хочется порою
Среди Твоих быть Сыновей…»
Эх, каким счастливым этот мальчишка был в своих грёзах. Жизнь шла всё дальше, временем отпечатываясь на чертах лица. Он вырос, отучился, занялся ремеслом, изредка украдкой писал. Уже больше вдохновлялся не в мечтах, а в детских воспоминаниях. А все вокруг, даже духовные наставники, твердили одно: «ты – неудачник». Он же знал, что почти всё, что его окружает теперь – это не его. Это напридумывали ему другие и навязали: ту учёбу, это ремесло и даже образ мыслей – всё блеф и предательство по отношению к своей душе. У него уже была прекрасная жена и чудесные дети, но он так и не мог найти себя. Тогда он стал глубже общаться с Богом, познавая Его Таким, Какой Он есть – Сущим, Настоящим. Это тяжело, когда сам под бахромой масок и навязанных желаний, но наш герой срывал свои маски. Будучи довольно талантливым – он отказался верить в свои способности – даже прекратив писать. Его совет часто был мудр, но он решил отказаться от этого, ради простоты общения с Творцом – это сразу сказалось на ремесле, такой работник стал не нужен. Безусловно, его отличала внутренняя харизма, некий авторитет и обаяние – он же посчитал себя никем, теперь и домашние утратили уважение к нему. И что ждало его дальше?!
Другого пути строить на твёрдом основании упования на Господа нет, как разрушить всё, построенное на песке человеческой ненадёжности: отношениях, силах, мудрости, богатстве, влиянии и тому подобном. Смирившись и сокрушившись – он встал на новый путь, начертанный Создателем. Он слышал Его – это было главным – не хватало направления, храбрости, воли – по сути веры – только доверие Богу. Не было и любви, он лишь просто прощал. Надежда, пожалуй, была, но требовала серьёзного укрепления, чему способствовали и испытания в его жизни.
В его сердце запало слово, что «Камень, который отвергли строители – сделался главою угла». Парень уловил некое направление, веря, что это слово он услышал от Самого Господа. Суть отвергнутого камня в том, что мы отвергаем всё, что нам неудобно – не понимая, что без этого нам нет пути дальше. Придёт время, когда люди не примут Мессию, пришедшего искупить грехи всех, и ставшего в их глазах тем камнем преткновения, который они отвергали. Ведь у всех своё мировоззрение, удобное, всёобъясняемое, своя религия, даже вера в нечто своё есть. Но во главе угла вечности становится искупление грехов. Так как быть с Богом во свете, излучая тьму – невозможно.
Он стал заниматься камнем, производя красивые орнаменты для строительства дворцов, но его изделия не находили спроса. Однажды тот мужчина, а ему уже перевалило за тридцать лет, остался без надежды на завтра, вот тогда Бог явил чудо благословения. С того самого дня, когда уже всецело он положился на Господа, в его жизни появились плоды Божьей славы. Сначала один богатый житель здешних мест стал пользоваться его камнем, затем он и сам построил красивый замок, в котором стал жить с семьёй, ещё он начал писать небольшие истории для театра, который организовывала его жена, и вдруг его слог стал определяющим для населения той страны. Он написал несколько произведений, которые коснулись сердец людей. Тут он увидел, что народ нуждается в истине. И открыл своего рода школу, которая обучала людей жизни. Затем стал разрабатывать новаторские проекты, которые с успехом реализовывались в стране. И к тому же, понимая важность духовного развития людей, он стал наставлять учеников, направляя их взгляд на Господа, в Которого верил, Которого принял, как истинное Упование. Наставлял он уже вместе со своей любимой супругой. Да, и их дети устремились за Господом и достигли в своей жизни Божьих плодов. К тому же он вместе с друзьями отстроил небольшой городок, в котором жители его избрали ответственным старейшиной. Фактически так у них именовался правитель. Тогда наш герой уже чётко понимал, что Бог его Отец, а он – Его сын.
Один вопрос однажды встрепенул его сердце. Он прогуливался по саду. Лёгкий ветерок обдувал его лицо. В этот момент он общался с Богом. В мыслях он обращался к Господу:
- Давай договоримся о завтрашней встрече, дорогой Господь.
И пришёл в сердце ответ, что Господь тоже желает встречи. Когда молодой человек начал перебирать в голове время удобное для встречи, тогда возник этот вопрос:
- Господи, но я же во всём положился на тебя, если я сейчас пообещаю прийти к тебе ровно в это же время, тогда уже своими собственными силами, я буду выполнять данное обещание. Неужели, я снова стану строить на собственных силах?!
Странное недоумение посетило его, но вскоре пришёл ответ, что, уповая на Бога, человек смиряется перед Его волей. И всякое обетование надеющийся на Господа выполняет силой, которую даёт ему Сам Бог, являясь Источником всего. Даже обещание Богу мы исполняем Его благодатью, и эта мысль озарилась в сердце ликованием:
- Как разум Твой неисследим,
Непостижимы и чудесны
Пути, вершины, мир небесный,
Что создано Тобой Одним.
К Тебе мой взгляд, о, Милый Боже!
Господь – Ты свят, хочу быть тоже.
И верным быть во всём хочу.
Благослови благословеньем
Но лишь Твоим – жду с нетерпеньем,
К Тебе всегда в мечтах лечу.
Такая вдохновенная песня сорвалась с его уст. С тех пор он каждый день встречался с Господом и подолгу беседовал. Теперь его жизнь была навсегда прикреплена к Господу.
В дальнейшем он познакомился со многими выдающимися личностями тех веков, среди которых был Философ с Востока, указывающий людям на Бога, на важность постоянных встреч и общения с Ним, а также Поэт с Запада, проповедующий об истинных принципах жизни и установленных Богом закономерностях мироздания, и ещё Правитель с Юга, ставший спасителем для своего народа, исполненный Духа Божьего. Сам же молодой человек, так сильно полюбивший Господа, представлял страну Севера и наречён был в народе Искателем. И, безусловно, все эти встречи отложили отпечаток на его образе мыслей, а также и отразились в творчестве. Он видел, что жизнь не всегда справедлива к своим героям, и, будучи мастером пера и сыном Создателя, хотя бы в своих произведениях оставил воспоминания о счастливом исходе этих великих людей того времени, которых он по праву считал своими друзьями.
Вся жизнь и всё в Твоих руках.
Прости прошу, что не был светом,
Что ворошу, помыслив где-то,
То, что в забвении в веках,
Что россыпью слова напрасно
О, Господи, ронял не раз я.
Но  ольше этого всего
Прошу о том, кто изнывает,
Но о Родном Отце не знает,
Прошу – призри и на него.
Писатель может сделать счастливыми своих героев, но сделать счастливыми своих близких может только человек, отдавший себя в руки Господа.

«Возвысь с силою голос твой»

Что есть сил, Искатель призывал имя Господа. Он только взывал и молил, но теперь он просил ответы у Бога. Он тогда только начинал свой путь веры. Как идти по воде?! Когда всё сознание возмущается, усвоив на практике законы материального мира. И в то же время именно этот путь по воде считается у Создателя основанным на камне. Положиться – на что-то материальное – это дом, построенный на песке. Интересно, но природа устроена уникальна. Через творение Господь учит нас многим законам мироздания. Ведь песок – это почти камень. Они оба, и камень и песок – детища горных пород. Только условия, повлиявшие на конечный результат: ветер, вода, температура – немного отличались. Чуть больше ветра и скала превратилась в песок. На нём уже невозможно устроить что-то надёжное. Но в единстве с другими природными материалами песок может обратиться в монолит, по прочности соперничающий даже со всяким камнем. В единстве с Богом – ты твёрд и непоколебим.
Итак, Искатель воззвал к Господу. Прежде он молил Бога, чтобы Тот решил его проблемы, охранил детей, упрочнил отношения с женой, помог материально, дал жилище, помог реализоваться. Но вдруг он услышал в самое сердце, что всё это Бог уже дал ему.
- Неужели ты, Мой сын, думаешь, что я не слышу того, о чём ты просишь?! Я знаю твоё сердце, я так хочу, чтобы ты был счастлив. Я хочу быть охраной для твоих детей, ваших семейных отношений, помогать тебе в твоём деле, дать великолепный дом и множество благословений, о которых ты даже не надеешься молиться. Всё это твоё. Моё благоволение к тебе. У тебя есть власть сына Божьего, чтобы всем этим воспользоваться, потому что это твоё. Всё Моё – твоё.
Слёзы залили лицо Искателя. Он понимал теперь только, что Отец всегда был рядом и всё дал – нужно было только поверить и взять. Те исцеления, победы и прочие блага, которые Господь уготовал Своему народу.
- Благодарю, Господи… Во имя Господне я повелеваю всякому нечестию покинуть мой дом, моя семья исцелена и в теле, и в душе и в духе. Господь, Ты свидетель, что наше дело обрело победу, всякие препятствия в этом деле, вам говорю, прочь. А благословение роста и развития пребывай, являя Славу Божью на делах рук моих и наших людей. Сердце, сокрушайся и всецело полагайся на Господа. О, Боже, Ты – мой Отец, Ты – мой Источник, Ты – моё Упование. Тебе во веки веков слава. Аминь.
Жизнь веры настигла Искателя. Всё переменилось. Он раньше думал, что верит, а теперь поверил. Сейчас он кричал ликование сердца. Только слова благодарности своему Творцу. И Слава Божья осеняла его.
В детстве он мечтал о многом: чтобы летать или читать мысли людей, чтобы можно было попасть в древние времена или наоборот повидать далёких потомков. Позже он сожалел о том, что ничего нельзя вернуть, даже малейшая ошибка, порой, требует серьёзной расплаты. Ему было грустно, когда он вспоминал детство, понимая, что туда не вернёшься. Он переживал об утратах. Затем он задумался о вечном. И с ужасом понимал, что есть ад – место вечного сожаления. Там даже любой вопрос не имеет ответа. Там отвергнувшие Спасение от Господа. В этот момент перед глазами пронеслось видение, как тьму заполнил Свет. И Человека вели, казалось, на казнь. Постепенно лицо Человека начинало сиять. Это ведь был Сам Бог. Затем был крест деревянный, возвышающийся на холме. На кресте был распят Тот Человек, прошептавший: «Прости им, Отче, ибо не знают, что делают.» Он испустил дух. И снова Свет залил всё вокруг. В сердце Искателю пришла уверенность, что Бог, во что бы то ни стало, спасёт детей Своих.
Теперь он шёл и возвещал каждому о том, что увидел. Что Бог придёт и принесёт спасение навсегда тем, кто обратится к Нему. Он возвещал об этом дома, на городской площади, просто идя по улице, помогая кому-то в трудностях. Он излучал теплоту души из глаз и говорил о вечной надежде. Он, не смолкая, объяснял людям, что есть место рядом с Отцом Небесным, есть рай, куда каждый человек должен попасть. Это необыкновенное место сбывающихся мечтаний, приют переполненного любовью сердца, обитель прославленных Божьих детей.
Теперь Искатель взял силу, дарованную Богом. Но истинная сила налагает огромную ответственность, и всемогущество рождается из святости. Он мог мгновенно перемещаться в пространстве или видеть мысли, летать, путешествовать во времени, он мог снова побывать ребёнком, мог воскрешать и поворачивать время вспять, но только для Славы Божьей и Славы Божьего Царства. А других желаний в его сердце и не возникало. Он и весь его дом служил Господу от всего сердца. Как можешь и ты. Только есть одна тайна, которую нельзя забывать: Бог создал всё, а не человек. Бог – Такой, Какой есть, а не тот, которым я Его представил или каким я Его хочу встретить, или каким привык ощущать. Он – Свят, и творит всё новое, не найти Его во вчерашнем, но Его принципы вовеки не поколеблются – Он верен всему, что от Него.
Итак, Искатель возвысил свой голос далеко, сквозь годы. Его слова дошли и до твоего слуха. Он написал книгу о том, как сначала хотел понять Божье слово на свой лад, коверкая, не уразумев тогда ещё установлений Божьих. Он писал дальше об очищении сердца. Он начал писать об отношениях с Богом. Он писал о героях, которые, на его взгляд, прославили бы Бога, даруя миру свои жизни. И, наконец, он писал о своём сердце, обретшем Отца, Господа и Спасителя.
У каждого человека есть удивительный дар от Создателя – это твой голос, прославляющий своего Небесного Отца!

Автор:
Уваров Игорь Евгеньевич - 2015 год