Пасечник. ч. 1

                Пасечник.

                Глава 1.

     Древний, как  мир,  старик,  шел полевой, едва наезженной,  дорогой.  Вдали, на горизонте, в мареве летнего полуденного зноя, в потоке горячего воздуха колышутся горы. Степные травы, еще  сочно зеленые, но местами уже слегка побурели от многодневной засухи. Черная земля под ногами,  потрескалась, окаменела.  Стрекочут кузнечики, то тут, то там вспархивают и вновь прячутся в траве, шустрые птахи. Высоко в небе парит орел, раскинув огромные крылья, в вечном поиске  добычи. Земля лениво дремлет, отдыхая, под палящими лучами солнца; замерев в ожидании вечерней прохлады. Никого нет в степи, все живое укрылось в тени,  под кронами деревьев, на берегах рек и ручьев, в норах и домах. Лишь старик, с непокрытой головой, с седой бородой, длинными белыми волосами, с котомкой за плечами, с палкой, вместо посоха,  пересекает долину.

    Он не знает куда идет. Ему все равно. Он  оставил свою пасеку, на которой прожил, не считано много лет. И отправился в путь. Ему надо уйти как можно дальше, на другой край великих Алтайских гор. В этом смысл сегодняшнего дня. Он ничего с собой не взял, кроме того, что уместилось в  вещевом мешке. Дорожить  не чем.  У него не было, и нет,  документов, он не помнит  своего имени, но он умеет и знает многое. Память выборочна. В чем он сейчас уверен, так это в том, что он - Пасечник, и что нужно идти - дальше и быстрее.

  Его вынудили уйти. Месяц назад на его, достаточно удаленную от ближайшей, крохотной деревни, пасеку, пришел пожилой мужик, Матвей. Они   дружили.  Он, один из немногих, кто постоянно посещал старика, и иногда приносил подарки -  необходимые вещи,  или просто приятные,  мелочи. Старик обходился малым, у него было все  для жизни, и ничего лишнего. Небольшая рубленая изба, без фундамента, с завалинкой. В ней топчан из не струганных досок, и очаг, сложенный из здешних камней, обмазанных глиной. Соломенный тюфяк. Немного ручного инструмента, потрепанная, но опрятная одежда, приспособления для работы с пчелами и гонки меда. За домом, поодаль, омшаник, для зимовки пчел. Небольшой огород, с которого питался, погреб с ледником,  для запасов. Ручей в логу. Все  у него было, всего хватало…

   Были и деньги; мед, лекарственные травы, которые старик заготавливал,  у него исправно забирал перекупщик Федор и платил честно. До Федора были другие. Они были всегда. Деньги копились, старик  ими не пользовался. Хотя знал их предназначение и цену. Он не выходил к людям. Никогда. Его считали безумным, но те, кто приходили к нему, любили  за доброту, щедрость и его удивительные, поражающие, знания. Он умел врачевать, и просил исцелившегося  человека лишь об одной благодарности - молчании о нем. И люди понимали и старались сильно не распространяться о загадочном соседе. Богом забытая деревня жила своею жизнью и хранила свои тайны...
 
- Здоров, дед.
- Здравствуй, Матюша.  Проходи, сейчас травки заварю, как ты любишь, с ягодой и...
- Да не, не надо.- Остановил засуетившегося старика гость. - Дедушка, я вот чего пришел. Дело у меня до тебя. Посоветуй, как быть.
 - Ну-ну...
- Были у меня гости.- Матвей мялся, не решаясь сразу сказать о том, что тревожило. Вздохнул, закурил, пересилил себя и продолжил. - Напоили, все расспрашивали: где, да чего? То ли ученые, то ли бандиты. Я не понял. Но крепко напоили. Втерлись в доверие.…  Ну, я случайно и рассказал о тебе. Пьян  был крепко. Наболтал. А теперь они приедут. Точно приедут. В районном центре о тебе информацию ищут. У меня товарищ в администрации, он звонил вчера, говорит, что копают сильно, все бумаги, за все годы поднимают... Как быть-то.
- А что ты рассказал обо мне?
- Ну, все, как есть. Что пасечник, что один живешь, людей чураешься, что мало кто про тебя знает, что людей лечишь, поднимаешь безнадежных, и что... ну, что бессмертный ты…  вечный дед, так тебя кличут. Похвастался, блин...
- А разве так? Я что, очень долго  живу? Не помню…
- Как не помнишь? Я мальцом первый раз прибежал, лет сорок назад. Мы ж с тобой часто вспоминаем те годы, когда я… Ты такой же был. Потом, когда вырос, бабульку свою расспрашивал про тебя, она сказала, что когда молодой была, тебя видела... ты не меняешься, дед. У нас к этому нормально относятся. Кто верит, что ты бессмертный, кто смеется - по-разному. Расскажешь, кому чужому, покивают, сделают вид, что удивились, не поверят, да и забудут. А эти зацепились. Серьезно восприняли. Вот я и решил предупредить.
- Спасибо, Матвеюшка.
- Ты прости меня. Я не подумал, что так все завертится. Так-то, может, и ничего страшного. Ну, приедут, поговорят, может врачам тебя покажут... В конце концов, не советская власть, в психушку не запрут... Хотя кто их знает. Ты  - дед чудной, и они странные….
- Да, теперь покоя не дадут. Ты себя не вини…  Видно, время настало... А ты любишь меня, Матюша?
- Что значит, любишь? Я тебя, дед, всю жизнь  знаю, ты всегда ко всем с добром. Мать мою вылечил... Конечно, дед, я люблю тебя. Это я так… засмущался. Любовь – слово то  какое... придумал...  Скажи, чем помочь – то, я постараюсь….
-  Да, помоги. Пасеку мою купи, или покупателя по деревне поспрашивай.
- Неужели продавать будешь!? Вот, блин, я дел натворил! Не уходи, дед. Мы этих, отвадим.… Соберу мужиков, мы их… Близко не подойдут, дорогу забудут.
- Нет, Матюша, не отстанут. Так уже было.… Давно.…- вздохнул, помолчал. -  По пасеке - я цену знаю. У меня документов нет. Земля и дом – они, как бы, ничьи. Ульи в полцены уступлю. Они, пчелки, у меня хорошие, не болеют, работящие, особые пчелы. Да, ты знаешь…
- Да, знаю. Я сам их куплю. Деньги накоплены, машину хотел... И с домом и с землей возьму. У меня же земельный пай. Двенадцать гектаров. Бесплатно  раздавали. Все продали за бесценок, а я сохранил. Товарищ в районе поможет  выделить в натуре. Оформлю все по закону, с границами, вон по тому лесочку. Но как ты - то? Куда пойдешь? У тебя ведь никого кроме нас, деревенских, нет.
 - Не беспокойся, Матвеюшка. Есть куда пойти,  не один я.… Знаешь, что… Ты схорони меня. Вот, ящик я уже приготовил, давно стоит, почернел весь.…  Вон он, помоги с чердака снять...
- Окстись, старик, бога побойся... Что удумал-то!? Схоронить. Это, в каком смысле? Спрятать, что ли? Нет? Закопать? В землю? Похоронить живьем, что ли? Я тебе, что... душегуб,  какой? И не подумаю….
- Матюша, да ты не опасайся. Просто схитрим, что бы отстали те люди. Я в гроб лягу, ты старушек позови, пусть порыдают, ночь посидят со мною, а утречком и схороните, пусть больше людей придет. А к вечеру, или ночью, как разойдутся, ты меня и выкопаешь. Приедут те, пытатели, а вся деревня поклянется, что помер и закопан, и уедут они.  А, Матюша? Выручай старика.
- Да, ты о чем, вообще, говоришь? Как схоронить-то,  живого... Врач должен свидетельство выписать, полицию надо вызывать, вдруг криминал. Ты, дед, и, правда, без ума. Как в гробе лежать сутки? А как в землю закопать? Ты ж там задохнешься. Нет. Плохо ты придумал, дед, плохо, это никак не получится.
- А ты про то не думай - плохо ли, хорошо? Ты просто сделай, как прошу. Считай, что ты сейчас пришел, а я уже мертвый лежу. Ты и поступай так, как поступил бы. Беги в деревню, зови людей, врачей, полицию. Остальное мое дело. – И продолжил, как о деле решенном. - Ты только проследи, что бы в морг не увезли, что б хоронили завтра, и выкопать, потом не забудь. Да, и когда яму копать будете, по старинке сделай, не как сейчас, проследи, что б настил из досок сверху - так воздуха больше. Я сейчас завещание напишу, тебе все отпишу, люди потом сами найдут бумагу...
- Да, как?! Врачи пульс будут мерить, старухи обмывать, одевать... – махнул с досадой рукой.
- Пусть мерят, пусть обмывают. Я, Матвеюшка, умею сердце останавливать, умею не дышать и лежать, как мертвый. У меня много времени было научиться. Как, по-твоему, тут зимой? Лежи и думай, а больше делать-то и  нечего. Я неделями лежал без дыхания. И печь не топил. Сердце - стук - стук, раза два, три в час. Обману врачей, не переживай. Да, если что, тебе-то что? Обманулся сам, не умер дед, просто плохо стало, а ты не разобрался. Давай попробуем, Матюша, а? Очень прошу.

   …На похороны вечного деда собралась вся деревня. Верили, не верили, в его бессмертность, но жалели деда все. Он стал чем-то неотъемлемым в их жизни. Чуть не святым человеком. Вон, говорят,  древние старцы по несколько сот лет жили, и у них такой  завелся. Привыкли. Про него не вспоминали часто, просто знали, что есть, и что, в случае надобности, всегда  поможет: вылечит, совет даст, а то и денег займет. Он никогда не отказывал. И всегда ему возвращали займы. Соседу могли не вернуть, банку, но только не деду. Так повелось давно. Откуда, никто не помнил, но с детства всякий знал, твердо - старика обидеть, обмануть, никак нельзя.

  ...Все прошло тихо и гладко. Врач, не здешний, из района, бегло осмотрел усопшего, и констатировал смерть, от сердечной недостаточности. Долго искали документы, выясняли имя. Нашли посмертное послание, в котором старик передавал все свое имущество Матвею Ульянову, и где старик подписался: Бесфамильный. Так справкой и оформили, как безродного, с утерянными документами, по фамилии - Бесфамильный. Утрясли вопрос с полицией,  никто не хотел лишних хлопот и проблем на пустом месте. Администрация  обещала выделить денег на похороны, ритуальных агентов не приглашали. Могилку выкопали деревенские мужики, и, вообще, на похоронах чужих не было.  Поминали у Матвея во дворе, он теперь стал, как бы, родственником деду. По такому поводу выкатил  флягу самогона, соседи помогли с приготовлением нехитрого поминального обеда. Через час деревня была пьяной. Сходили за баяном. Полилась русская раздольная песня над просторами. А чего? Отмучился сердешный...

  Никто не заметил, когда  ушел Матвей, не до того было - хорошего человека поминали,  фляга большая... А Матвей, с замиранием сердца, поминутно осматриваясь, раскапывал могилу. По перемазанному лицу текли слезы: он уже не верил в затею старика, и был почти уверен, что тот мертв. Ведь видел, как врач его щупал, как одеревенело тело, как заострились черты лица, его мертвенную бледность. Не может он быть живым.  Хотел не так, а получилось, что умер на самом деле. Видимо, не выдержало сердце переживаний. Не верил Матвей до конца в бессмертие деда.  А виноват во всем  он, Матвей. И дернул его черт, с незнакомыми людьми рот раскрывать. Но ведь как подкатили: не видел ли чего странного, необычного, может люди какие-то выдающиеся есть... Конечно, есть, как не похвастаться. Э-хе-хе... Но обещал, поклялся старику, надо копать, что б убедиться. Вот и гроб. Неудобно, тесно, но отжал принесенной монтировкой крышку, поднатужился, выпихнул ее наверх. Комья земли посыпались на старика, спокойно лежащего в белых покрывалах и щурящегося на неяркий вечерний свет.
- Дед, живой!?
- Как договаривались, Матюша. Чего мне сделается. Я же вечный. - Старик улыбался белоснежной улыбкой, и вроде, как показалось Матвею, даже помолодел. - Принес мою котомку?
- Да. Там, наверху.
- Вот и хорошо. Давай теперь быстренько все закопаем, я помогу...
- Какой помогу!?  Бери рюкзак и шагай быстренько. Не дай бог кто... Деньги я тебе положил, туда, к твоим. Все как договаривались. А, нет, стой... Покарауль, посмотри, на дорогу, что б никто... О, господи, увидит кто, что будет...?
- Матвеюшка, ну чего ты так переживаешь, ведь знаешь, что на закате   никто не придет на кладбище. Давай все-таки помогу. А вот и лопатка валяется, ага...

  Старик ушел в ту же ночь. А утром приехала "экспедиция". На двух иномарках. Не притормаживая в деревне, подняв клубы пыли, проехали в направлении пасеки. Матвея разбудил соседский мальчишка.
- Дядя Матвей, эти приехали, которые у тебя были. Мамка сказала, что на пасеку поехали, что б тебе срочно передал.
  Матвей оделся, засуетился, выскочил во двор и остановился. Нет, не поедет он их догонять. Пусть сами вернутся, пусть поспрашивают кого другого про вчерашние похороны. Он боялся себя чем-нибудь выдать.

  Ждать пришлось долго. И вот, наконец, вдали запылило по полям. Возвращаются. Видимо, чего-то искали, шарили на пасеке, или старика искали; не слышали, что помер. Проехали в центр, стали в тени тополей. Из машин вышли четверо мужчин специфической внешности - косая сажень в плечах, квадратные челюсти, раскачивающаяся походка. Они разошлись в разные стороны, и пошли по домам. Матвей понял: с расспросами. Ну, сейчас им все как есть выложат словоохотливые земляки и уберутся ребятки восвояси.

  Время шло, тревога нарастала. Они заходили в дома и сидели там подолгу. Один, второй, пятый... Все по очереди, не пропуская. Зачем им это? Помер и помер, схоронили, что надо-то?  Нехорошее предчувствие овладело Матвеем. Он совсем было собрался завести мотоцикл и уехать от греха, но не успел. Одна из машин, с вернувшимся мордоворотом, резко сорвалась с места и через несколько секунд затормозила у его ворот.
- Хозяин, здорово.  Твоя ведь сейчас пасека?
- Ну.
- И старика видел последним?
- Я пришел он уже помер.
- Нет, не правду говоришь. Вы с ним долго сидели, разговаривали. Ты три сигареты выкурил, окурки тут же бросил. И гроб помог покойнику с чердака достать. Твои сапожищи в пыли отпечатались, ты на чердак лазил. В этот гробик и уложил дедушку? Так? На пасеку позарился,  не жалко  было?
- Да, пошел ты... - Матвей резко повернулся, забежал в дом, схватил ружье. Эх, припер его к стене мордатый. Видимо, не зря у деда два часа хозяйничали,  нюхали. И ответить-то нечего. А если начнут докапываться дальше, ментов подключат... Эх, дедушка, дедушка, ничего-то у нас не вышло...
- Пошел вон отсюда. - Матвей вышел на крыльцо и навел ствол на не прошеного гостя. - Давай, что б духу твоего не было. Я, душегуб!? Как язык повернулся. Ничего тебе не скажу, катись, давай, а сунетесь, стрелять буду, частная собственность...
- А ты уже все сказал. До скорой встречи, Матвей Сергеевич.

  В этот момент к воротам подкатила вторая машина. Из нее никто не вышел. Напугавший Матвея мужик, спокойно вышел на улицу, сел в свою машину и обе сорвались с места. Вскоре скрылись из виду, свернув на единственную улицу, ведущую к погосту. Матвей так и замер сжав ружье обеими руками, и прикусив до крови губу. Неужели...  Придя в себя, мотнул головой и побежал к навесу,  к мотоциклу. Оружие кинул в коляску старого верного "Урала". Выкатил со двора и направился вслед за машинами. Выехав  за деревню,  увидел еще не осевший пыльный шлейф, заканчивающийся у кладбища. Развернулся, объехал с другой стороны. Там дорог не было, но можно было не замечено, под прикрытием кустарника, подойти пешком. Он крался тихим шагом старого охотника, прошел сквозь небольшое кладбище, вышел  к могиле старика... Они копали, в три лопаты. Самодельный крест небрежно откинут в сторону.  Трое. Где-то еще люди должны...

- Что думаешь? Найдем там деда?
 
  Матвей подпрыгнул от неожиданности, оглянулся, засеменил, перебирая ногами на месте, пытаясь удержать равновесие, и упал на спину, запутавшись в густой траве. Давешний знакомец быстро приблизился, выдернул ружье у растерявшегося Матвея и подал  свободную руку.
- Давай, помогу. Да не бойся... Что-то задержался ты, Матвей Сергеевич, долго добирался. А  я сижу, жду,  когда ж ты соизволишь...
- Василий! – Крикнули от могилы.
- Да. - Откликнулся бугай.
- Пусто.
- Я так и думал. Ну, что, Матвей, расскажешь, как дело было? Хотя, не интересно. И так понятно. И, навряд ли, ты знаешь, куда он пошел… - И крикнул уже своим, - Пикулю звони, пусть вертушку поднимает, он  не мог далеко уйти. И закопайте могилу, восстановите, как было, приберитесь тут…

- Матвей, ты скажи  хотя бы в каком направлении он пошел? Мы не враги ему. Скорее, друзья. Просто он не знал этого. Испугался. Закрылся от жизни... Это ты его предупредил, что им интересовались? Да, грубовато сработали. Столько лет искали, уже и не верили…. Ну, скажешь, куда?

  Матвей замотал головой. Глянул вдаль, вслед ушедшему старику. Тоска. Сейчас бить будут, наверное.
- На юго-востоке пусть смотрят. К горам,  - опять крикнул Василий,  - Нет, Матвей Сергеевич, никто тебя бить не будет. Ты правильно все сделал. Как он просил. Владей пасекой спокойно. Не переживай, полиции тут делать нечего, это наши дела. А ты молодец,  друг хороший, и человек честный. Помог старику, рассчитался с ним справедливо. Мы обязательно свидимся. Найдем пасечника, я тебе лично сообщу. Прощай.
 
   Встал, прислонил ружье к оградке и ушел. Рыкнули моторы и вскоре затихли вдалеке. Матвей долго сидел на бугорке, растерянно моргая, потирая ушибленную ногу. Что это было? Со вчерашнего дня все кажется нереальным, как в гипнозе живет, вот только сейчас отпустило немного. А ведь этот Вася копался у него в голове. Такое ощущение, что  мысли читал. Если бы это было возможно, Матвей бы поверил в это. Что за люди такие, что за Старик... Он ведь про него ничего и не знает. Кто, откуда? Никто не знает, хотя минимум сто лет он прожил с ними бок о бок.  Надо было Василия спросить, судя по всему, мужик не плохой, добрый, хотя по виду зверь...
   
               
   … Старик ускорил шаг, и вскоре был под защитой густого леса. Под ногами журчал прохладный ручей, сбегающий по крупным валунам. Впереди неширокое ущелье, поднимающееся вверх с небольшим изгибом. Напившись воды, он сел под большую ель и стал прислушиваться. Он ожидал их. Вдалеке послышался гул моторов. Винтокрылая машина, хищной стрекозой, невысоко над землей, пронеслась по границе леса и степи. Не успели. И не могли. Трава в полях стояла выше колена, достаточно было лечь в нее и всякие поиски с воздуха, становились бессмысленными. Но преследователи хитры: вскоре вновь послышался шум приближающегося вертолета. Вот он завис над ручьем, выбегающим из тайги,  из него выпрыгнули два человека. Недалеко, метрах в пятистах. Это за ним. Значит, не поверили в смерть старика.

 Вертолет взмыл вверх и пошел дальше, вдоль гор. Старик догадался, расчет у них простой: жара, и все живое тянется к воде. Путник не полезет  напрямую в гору. Если он идет сюда, то логично, что пойдет ущельем, по которому бежит река. А на этом пространстве, всего три реки и три ущелья. Посади тут людей и наверняка перекроешь все пути в этом направлении. Сейчас охотники должны занять позицию. Что бы видна была степь, что бы в тенечке, и что бы ручей недалеко. А это - вон те камни, что над стариком. Пора потихоньку уходить. Он встал и крадущимся шагом пошел вдоль реки по камням. Все дальше и выше. Отойдя на километр, поднялся по склону, с которого открывался вид на подножие горы. Преследователи стояли у ели, под которой отдыхал старик, и внимательно смотрели вверх по ущелью. У одного в руках блеснуло искрой стекло. Бинокль.  Старик замер. Любое движение и он может выдать себя, если уже не выдал. Они его вычислили. По следам.  Матерые охотники. Старик понял, что игра закончилась. Бежать и прятаться некуда. Молодые, здоровые ребята, настигнут его очень быстро.

  … Вновь шум вертолета. Старик вздохнул и сел на камень, ожидая развития событий. Машина приземлилась на полянке внизу, мужчины запрыгнули в нее. Вертолет пошел на старика,  сделал над ним круг, обозначая, что  беглец обнаружен и, продвинувшись чуть выше, завис над большой  поляной, которая  пролегла от борта до борта ущелья.  Открылась дверка, из нее выпрыгнул крупный мужчина. Вслед ему скинули два свертка.   Вертолет взлетел, завис на мгновение над стариком, и ушел вверх, скрывшись за горой. Вскоре наступила тишина. Подали голоса, напуганные этим внезапным вторжением, птицы. Стал слышен нежный шелест листвы...

 Человек развернул свертки, оказавшиеся раскладными стульями, поставил их посреди поляны, на единственной здесь, едва видимой,  тропочке, бегущей вдоль ручья. Сел в одно, расположившись лицом к старику, сложил руки на колени и приготовился к долгому ожиданию. Вся его поза - покой и умиротворение.

   …То, что его искали, старик почувствовал давно, поэтому и спешил укрыться в тайге. Не удалось, его вычислили и приглашают к разговору, хотя могли   устроить облаву и сделать с ним, что захотели бы. Значит, не хотят травить, как зверя. Просто им что-то от него нужно. Можно сказать, оказали уважение, не став силой домогаться общения, а лишь приглашая к нему, оставив право на выбор. Он может проигнорировать  встречу, пройти мимо, поднявшись по склону. Уйти в гору, лес достаточно густой, что бы скрыться от глаз. Он почувствовал, что если так поступит, то преследовать сейчас его не будут. Но, в конце концов, встречи все равно не избежать.

  Старик вышел на поляну, подошел к приготовленному для него раскладному креслу, сел и с большим интересом стал рассматривать ожидавшего его мужчину. Что-то было в нем  знакомое, что-то неуловимо родное. Тот также, молча, вглядывался в деда, изучая черты его лица, заглядывая в  глаза, как будто пытаясь, что - то там прочесть, или вспомнить. И первым нарушил молчание.
- Здравствуйте. Как я могу к Вам обращаться?
- Просто. Старик, дед, мил человек, как угодно. Я не помню своего имени, и мне все равно. Можете сами придумать имя, которое Вам понравится. Хотите, буду Митрич, или Степаныч. Дед Митрич. Это хорошо? Вам нравится?
- А почему, если Вы забыли имя, то не придумали его себе раньше?
- Зачем? У меня ведь есть имя. Просто я его забыл. Могу ведь и вспомнить…
- Хотите я помогу. - Мужчина подался корпусом вперед, пристально глядя  в глаза. - Мне кажется, я его знаю...
 
- Нет. Вы ошибаетесь, вы не можете его знать... Никто не может...
- И все-таки попробуем... Вы - Пеко. - Оба замерли. Тишина нависла над поляной. Молчали долго. Затем старик пробормотал, еле слышно.
- Мудрый филин... Это твое имя? Я узнал тебя?!
- Да. Так меня звали… когда-то... Кстати, я не представился - Вадим Викторович. Можете  звать меня Вадимом, или ... как Вам угодно.
- А Солнечный ветер, он здесь?
- Да. Сейчас он Константин Николаевич. Он мечтает о встрече с тобой, как и все наши. – Вадим перешел на ты.
- Наши... - Старик замолчал. Откинулся на спинку стула, закрыл глаза.
      
     Пеко. Его ли это имя? Так его назвал человек представившийся Вадим Викторовичем…. Вся  жизнь старика состоит из мгновенных прозрений и глубокого забытья…
- Я цепляюсь за нить воспоминания, тяну ее, иду за ней и упираюсь в стену - монолитную, каменную, неодолимую. Нить уходит сквозь камни, внутрь. Мне ее не пробить, это скала...
- ... Ты сам ее воздвиг. За ней ты спрятался от жизни, от вселенной, от энергий,  от времени… от самой смерти. Только ты смог ее выстроить и только ты сможешь ее разрушить.  Мы, твое племя,  можем помочь... Если ты готов.
- Осколок солнца... Пеко…. Вы ведь нашли его?!
- Да. Солнечный ветер, в прошлом году. Он был в долине, у Скорбящей. Он поймал Вазира. (читай ч.2 Паломник.)
-  Вазира? ... Вазир... А ты? Где был ты? Что видел?
- Я засвидетельствовал окончание жизни племени в далекой сибирской тайге, и стал хранителем  его памяти. Все свершилось, как ты, Пеко, предвидел: перевернута и прочитана последняя строка твоей книги. Первой ее части. Начата вторая. Мы видим, что она начала свершаться,  но прочесть ее и заглянуть в будущее, пока никто не может.  (читай 1 часть. Отшельник.). Мы пытаемся…
-  А надо заглянуть? Зачем?
- Такова суть: если есть дорога ее необходимо пройти. Если есть слово, его необходимо услышать...
- ... Извините, Вадим, я не могу помочь. Вы, видимо, ошиблись. - Он помолчал, вздохнул, улыбнулся обескураженному таким поворотом, Вадиму. - Я пойду. У меня много дел. Вы меня напугали, и мне пришлось  продать пасеку, мне надо купить другую, подготовиться к зиме. Трудно будет, огорода нет. Вы, когда я устроюсь, заходите, поболтаем, с Вами интересно...

    Легко встал, не по возрасту резво, махнул Вадиму рукой и упругим шагом пошел вверх по тропе.
- Подожди.  Я понимаю, что обратно в деревню тебе уже хода нет, после похорон и ста пятидесяти лет жизни на одном месте, но мы найдем и купим дом, ульи, все, что нужно. Обеспечим безопасность. Поможем вернуть память. Осколок солнца, он ведь твой, возьми хотя бы его.
- Нет. Менять ничего нельзя. Если лезешь на дерево, то должен  заранее подумать, как с него слезть. А если не озаботился, то сиди на ветке, думай... Глупо ее  рубить, ведь так?
- Не рубить, поставить лестницу...

    Старик остановился. Подошел к Вадиму вплотную, заглянул в глаза. Спросил тихо, почти шёпотом.
- А ты, после зимовки в тайге, сам вышел, или кто помог? ...   То-то и оно.
- У меня - это попытка понять и осмыслить... Но... Что осмыслять тебе, когда ты  уже познал так много...  Мы подозревали, что ты либо прячешься в материальном мире, либо ушел за грань.  В мире духов тебя не было. Мы начали искать тебя здесь, не сильно веря в успех, и нашли, и вот... ты уходишь. В поиске был смысл.  А что теперь? Мы не можем теперь жить жизнью простого человека, ты ведь понимаешь?!  Константин пробовал и чуть с ума не сошел, мы задыхаемся в окружающем нас... Процесс познания - это наркотик.…  А ты, вообще,  в курсе, что тебе больше четырех тысяч лет? Ты хоть это помнишь? Ты ни разу не переходил в мир энергий, и в материальном мире жил невидимкой, закрывшись от самой энергии жизни. Кем ты стал, старик? Зачем живешь? В чем смысл твоего существования? В чем смысл появления нас, наших знаний?
- Я не знаю ответы на эти вопросы. Я не помню - зачем все это. Ведь это бессмысленно. Ты не находишь? Спрашивать, зачем вода, воздух, жизнь.… Говоришь, я познал  много…  Процесс познания вечен, и я, проживший так долго, ощущаю себя еще более растерянным от понимания непознаваемости мироздания. Абсолютной уверенностью обладает только возмужавший  подросток, вырвавшийся из под родительской опеки. Ему, в его детской наивности, кажется, что он уже достаточно познал  этот мир, и тот ляжет у его ног, стоит только немного приложить усилий.  Но чем дольше живешь, чем больше узнаешь, тем менее очевидными становятся, казалось бы, простые и знакомые вещи…. – старик бормотал себе под нос все тише и тише. Потом встряхнулся, сильно растер ладонями лицо, - прости, мне нужно идти, мне нужна пасека. Ведь я – всего лишь Пасечник, в этом сейчас мое предназначение. А Вашего пути,  я не ведаю…

- Иди, старик. Иди. Каждый в этом мире ищет своих ответов сам. Я понимаю, что  даже ты не можешь знать всего. Чем больше знаний, тем больше вопросов, тем больше понимания того, что знаешь ничтожно мало. И вечности не хватит познать... как сосчитать капли в беспрерывно бегущем потоке реки? Иди, старик, своим путем, а мы будем рядом, нам теперь никак нельзя порознь...

  Дед, пройдя несколько шагов, остановился, задумался, и поколебавшись секунду, вернулся к Вадиму, положил руки на плечи, заглянул в глаза,  и тихо произнес:
- Суть жизни – это движение и поиск. В зависимости от поставленной цели и задач будет и награда. Ищешь ли удовольствия для живота, и гордыни, или дух  познания тревожит душу и наполняет счастьем от понимания сопричастности к величественному движению жизни – от этого меняется качество наполняющей тебя энергии. Поиск Пеко – это неверный,  хотя и логичный, путь. Но ты ищешь ответы не в себе, а во вне. Не веря в собственный разум, ищешь учителей и готовых решений. А их нет, ни пророков, ни жизненных аксиом.  И ведь ты, Вадим, знаешь, как никто другой, что есть путь прямее и достойнее – познание мира через себя. Без ритуалов и заклинаний, просто открывшись окружающему миру с простодушием и доверием ребенка. Не этим ли пытался заниматься в таежной глубинке, но приоткрыл лишь маленькую щелочку в огромное пространство познаний. И устрашился этой громады духовного труда. Но, поверь,  только на это не стоит жалеть времени. И только это приносит счастье и наполненность. И даже вечности мало, когда есть желание творить и познавать. Это так. – Старик улыбнулся. – Тысячелетия сжимаются в минуты, когда есть понимание вечности и непрерывности жизни. И став на этот путь, ты встретишь  всех, кто идет тебе навстречу, и никого искать не придется.

  Вадим опустил голову и внимал словам старца. Тот  замолк, сжал пальцами его плечо, постоял несколько секунд, повернулся и пошел вверх по долине маленькой речушки, и вскоре скрылся в густой таежной поросли. Впереди несколько сот километров гор и лесов, нехоженых, необжитых, диких, но для него родных и знакомых. Они изменились – где-то обрушились скалы, перегородив бег рек, породив новые водопады и озера. Где-то оползни  крутых склонов перепахали долины, создав длинные,  уже заросшие буйной зеленью языки. Изменилась флора и фауна, сам воздух, климат, стали другими, нежели в его детстве и юности, но все - же они остались прежними – его Родиной. Он здесь в полной безопасности. Цивилизация, трасса, автомобили, люди – сейчас представляли для него большую угрозу и были чужеродны этому пространству.

   Он уже знал, где можно купить дом на отшибе. Там уже есть омшаник и несколько десятков трухлявых ульев. Ничего, они их подлатают. Вместе, старик поможет.  И дом приведет в порядок. Это очень красивое и удаленное место, он ясно его видит и идет самым прямым путем, через неделю он будет на месте.

  В его котомке три небольших кокона, три пчеломатки, три семьи и при них немногочисленные, но самые верные и сильные работники. Старику приходится останавливаться каждый день на пару часов для того что бы пчелы  могли пополнить  запасы, размять крылья, провести гигиену, напиться. Это были очень необычные рои. Если бы Матвей был чуть внимательней и образованней, он бы смог разглядеть разницу между обычными пчелками и этими, и понять, что приобрел не просто пасеку, а нечто уникально, и не имеющее аналогов в мире. Он это обязательно поймет, но со временем.

  Между пчелами  и стариком существует незримая связь: они прекрасно понимают друг друга. Пчелы, как только коконы оказывались на открытом воздухе, мгновенно разлетались в разные стороны на разведку,  и, так как их было немного, то охрану своих королев они доверяли старику, вполне на него надеясь. Через тридцать минут они вновь слетались и обменивались информацией. Быстро принимали решение о наиболее перспективных плантациях медоносов и летели в выбранном направлении. Им хватало часа, полутора, что бы выполнить свою миссию. Был и неприкосновенный запас, на случай непогоды. Они, понимая, что находятся в дороге и стоит поспешить, никогда не заставляли старика ждать более, чем необходимо для поддержания жизнедеятельности роя. Запас пополнен, последние  пчелы заползают в кокон, подается сигнал и путь продолжается. Они сами  хотят быстрее нового дома, что бы начать обживаться, строиться, и усиленно размножаться. Вместе со стариком они пережили все эти тысячелетия, все катаклизмы, приспосабливаясь, но не меняясь. У них возникло нечто вроде симбиоза – они слышали и понимали друг друга, дополняя необходимым. Старик знал, что нужно им, они знали,  что нужно ему. Они стали единым целым….