Линия соприкосновения. Глава 8

Глава 8

Санитар, сопровождавший медицинскую гравикаталку, на которой лежал полковник Джонсон, зашел вслед за дроидами в палату и внимательно проследил за всеми действиями роботов.  Дежурная бригада травматологов  больше двух часов обследовала Джонсона в центральной клинике Гааги. Результаты  оказались обнадеживающими: ничего, что серьезно угрожало бы жизни полковника, обнаружено не было. Тем не менее, учитывая сотрясение мозга и перенесенный шок, врачи приняли решение продержать пациента в искусственной коме как минимум сутки и лишь затем привести в чувство. Поэтому все приборы, к которым был сейчас подключен полковник, сигнализировали спокойное состояние организма. Санитар притушил свет и вышел. Бесшумно закрылись двери, и Джонсон остался в комнате один. Лишь едва слышное пощелкивание приборов нарушало ночную тишину клиники, да изредка из коридора доносились приглушенные голоса и шаги полусонного персонала.

Мимо клюнувшей носом заснувшей медсестры тихо проскользнула темная фигура. Замерев на секунду у стены и убедившись, что санитарка мирно посапывает, человек снял висевший на крючке белый халат. Перегнувшись через стойку, он посмотрел на экран компьютера и, несколько раз тронув клавиши, нашел нужный файл. Увидев то, что хотел, незнакомец отошел вглубь коридора, накинул на плечи халат и выскользнул на лестничную клетку. Быстро поднявшись на восьмой этаж, осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Ночной коридор тускло сверкал салатовыми стенами и стеклянными проемами дверей и окон. Ватная тишина обволокла пространство вокруг и, казалось, поглотила все звуки, которые только могли возникнуть в этом царстве покоя и сна.

Фигура в халате неслышно прошелестела по коридору, миновав пустующий пост медсестры, и замерла у одной из дверей. Убедившись, что в палате тихо, человек приоткрыл дверь и вошел.
В центре комнаты на сложной конструкции из металла и пластика возлежал полковник Джонсон, оплетенный проводами, датчиками и присосками. Поверх бирюзовой простыни лежали сильные жилистые руки, теперь неестественно белые и безвольные. Вокруг реанимационного ложа возвышались стенды с самыми разнообразными аппаратами. Раздавались едва слышные звуки, характерные для работы электронных приборов, чуть шипел кислород в трубках, засунутых в нос полковника. Незнакомец подошел к лежащему и наклонился, вглядываясь в слегка заострившееся спокойное лицо. Потом шагнул к стене и бесшумно раскрыл небольшой бельевой шкаф. Одежды больного здесь, конечно, не оказалось – она уже отправилась в чистку. А вот кое-какие личные вещи лежали: МИППС полковника, позитронные часы «Сейко» серии «Вакуум», электронная личная карточка ИПЕК, магнитный палладиевый браслет. На других полках, кроме комплектов больничной одежды и свежих простыней, ничего другого не просматривалось. В самом низу – два теплых одеяла. Незнакомец аккуратно, но быстро проверил весь шкаф. Не найдя того, что искал, он закрыл его и снова подошел к полковнику. Секунду поколебавшись, он, осторожно приподнимая тело, обыскал  кровать, но напрасно. Постояв несколько секунд неподвижно, человек резко развернулся и вышел.
---«»---

– Через пять минут поезд  прибывает на станцию «Маглан». Просьба при торможении пристегнуть ремни, – прозвучал невыразительный механический голос. И после некоторой паузы, давая, видимо, время пассажирам проснуться:
– Температура воздуха плюс семь, облачно, идет дождь, ветер северо-восточный, пять метров в секунду.
Сноу открыл глаза. Приглушенный свет в кабине стал немного ярче, но не мешал четко видеть изображение на центральном экране. Там появилась картинка темной улицы, освещенной редкими фонарями. По всему экрану колыхалась бахрома дождя, раздуваемая сильными порывами ветра. Ричарда ощутимо вдавило в ремни: Мономагг «Рембрандт» акцентированно, но плавно тормозил. С Блумберга сполз и упал на пол теплый плед. Айво приоткрыл глаза и пошевелился:
– Что – уже приехали?

Словно подтверждая его слова, торможение ослабло, и вагон медленно выплыл из тоннеля на перрон. Вдоль стены светилась синим надпись «Маглан», и чуть ниже: «Добро пожаловать в Солнечные врата!» (1) . Вагон, словно на морской волне, качнулся пару раз и замер. Над дверьми мигали цифры, указывающие на атмосферное давление снаружи. Когда загорелась цифра «1», медленно раздвинулись прозрачные двери, и людям в лицо пахнуло влажным прохладным воздухом подземелья.
– Благодарим за то, что воспользовались системой ММГ «Фарадей»! – донеслось из динамика. – Ждем вас в следующий раз. До новых встреч.

Сноу и Блумберг отстегнули ремни, встали и вышли на безлюдный перрон. Туннель с обоих концов станции уже герметично закрылся, и из широких воздуховодов на станцию врывался воздух, повышая атмосферное давление. Некоторое запустение, несмотря на то, что дроиды-уборщики здесь явно иногда работали, все-таки ощущалось. Любое сооружение, когда его перестают посещать люди, теряет что-то неуловимое, какую-то неосязаемую частичку своей сущности, душу, что ли.
Каплевидный вагон за их спиной закрыл створки дверей и притушил свет в салоне. Теперь он будет стоять здесь, дожидаясь пассажиров, которые, возможно, появятся лишь через несколько дней, а то и недель.
 С перрона вели два небольших коридора, над правым горела зеленая надпись «выход».

Через пару минут они стояли на ночной улице и старались определить, где расположен отель «Ле Фуайе». Несмотря на то, что они находились под широким козырьком у входа на станцию ММГ, косые струи дождя, подгоняемые рваным ветром нет-нет да и доставали до них своими холодными мокрыми щупальцами.
– Ты как хочешь, а я пешком по такой мерзостной погоде не пойду, пусть отель даже будет всего в сотне метрах, – заявил Айво, поднимая воротник куртки. Вызываю таксифлаер.
– Вызывай… – зябко поежился Сноу.

Глубокой ночью Ричард и Айво, каждый в своем номере, с удовольствием нырнули в туго заправленные свежие кровати. Они еще не успели толком проснуться от короткого сна в Мономагге и поэтому торопились доспать. Одежду сдали на срочную чистку и просушку, и дроиду-портье приказали разбудить их в восемь утра.
«Какой длинный день, словно бесконечный моток нити – всё раскручивается и раскручивается, и нет этому дню-нитке ни начала, ни конца... Нет, всё – спать, спать…» – сквозь сон, колыхаясь и растворяясь, словно сигаретный дым, плыла тягучая и нескончаемая мысль. А вслед за ней, неспешно вращаясь, летели в бесконечном вакууме Хрустальный шар и Параллелепипед. Ричард хотел протянуть руку, чтобы достать их, но рука оказалась тяжелой, словно была налита свинцом и поднималась бессильно-медленно. Он понял, что не успеет поймать артефакты и хотел позвать Айво, который находился где-то рядом, но надвинулась темнота, обволокла, закружила в спирали водоворота, и Сноу провалился в нескончаемую воронку глубокого сна.

-----

Дверь миниатюрной виллы открыл хмурый высокий мужчина в бело-синем спортивном костюме. Он молча удивленно уставился на незваных гостей сквозь мощные линзы очков.
– Здравствуйте. Агенты КОНОКОМ Ричард Сноу и Айво Блумберг. Вы – Эмилио Сарразен? Разрешите войти? – взял инициативу в свои руки Ричи.
Так же молча хозяин кивнул и посторонился, пропуская в дом детективов. Из небольшой прихожей он проводил их в гостиную, где, несмотря на ранний час, в углу в гранитном камине уже вовсю потрескивалиоранжевые угольки. Присмотревшись повнимательнее, можно было понять, что камин бутафорский – пьезо-плазменный, но тепло от него исходило натуральное и  приятное. Сарразен указал конокомовцам на кресла и сам опустился в одно из них.

– Кофе, чай?
– Спасибо, кофе.
Тут же в гостиную влетел дроид и стал расставлять чашки на невысоком журнальном столике.
– Чем обязан интересу, которое проявил к моей скромной персоне КОНОКОМ? – спросил Сарразен, наблюдая, как робот разливает кофе.
– Месье Сарразен, вы являлись заместителем руководителя научной части экспедиции «Галактическая-803» на Вегу в 2268-71 годах?
Эмилио Сарразен молчал, считая, по-видимому, что агенты КОНОКОМа, до прихода к нему домой, должны были осведомиться о его биографии. Не дождавшись ответа, Сноу продолжил:
– Во время пребывания на планете Желтый глаз произошел несчастный случай: погибли двое членов экспедиции. Не могли бы вы нам подробно рассказать, что вы об этом знаете?

– А в связи с чем вас это интересует? Нас всех по прилету допрашивала соответствующая комиссия КОНОКОМа, эксперты из Космофлота, какие-то бесконечные детективы из Агентства по наблюдению и безопасности…
– Извините, месье Сарразен, дело в том, что сегодня… э-э-э, теперь уже вчера скоропостижно скончался Александр Добровольский.
– Добровольский умер? – француз выпрямился в кресле. – Не может быть! Черт, я же с ним только вчера…
Неожиданно он замолчал, прикусил губу и в сердцах резко поставил чашку на стол.
– Вы с ним вчера встречались или связывались по коммуникатору? – слегка наклонил голову Сноу.

Сарразен откинулся назад и скрестил на груди руки:
– Допустим.
– Так связывались или виделись?
– Связывался, – нехотя ответил француз.
– И о чем вы говорили?
– Ну, знаете ли! – вскипел Сарразен. – Чтобы задавать подобные вопросы, нужна санкция. У вас она есть? Думаю, что нет, иначе вы бы мне её сразу предъявили. А коли так, то я предлагаю завершить нашу приятную беседу. Поверьте, у меня масса дел.
– Месье Сарразен, подождите. Дело в том, что у нас с коллегой есть все основания полагать, что смерть Добровольского… – Ричард замялся, словно подыскивая слова.

– Что, что связано со смертью Добровольского? – насторожился Сарразен. – Не хотите ли вы сказать?..
– Именно. Некоторые обстоятельства наводят на определенные размышления…
– Очень туманно, инспектор, очень. Если вы хотите, чтобы я вам что-то рассказал, хотя сам пока еще не знаю, что может представлять для вас интерес, то вы должны выражаться конкретнее. У вас что, есть доказательства…
– Нет у нас никаких доказательств, месье Сарразен. Но некоторые факты действительно говорят о том, что Добровольскому помогли покинуть этот мир. В этой связи мы прорабатываем его связи и контакты.
– И с кем вам удалось побеседовать?
– С его бывшей супругой и с полковником Оливером Джонсоном.

При упоминании Джонсона француз скривился:
– Нашли с кем беседовать. Джонсон, хоть и был капитаном, вечно что-то вынюхивал. У меня во время полета и работы на планете даже сложилось стойкое убеждение, что он не просто астронавт Космофлота, но и сотрудник то ли вашего КОНОКОМа, то ли Агентства по наблюдению и безопасности.
– АНБ? Интересно. А подробней не можете рассказать?
– А что тут рассказывать? Когда летели туда, я на него особо внимания не обращал – мы все быстренько утихомирились и когда нырнули в подпространство, легли в анабиоз. На планете сначала он себя никак не проявлял, а вот после ЧП его словно подменили. До этого был нормальный человек, а после гибели  ребят стал каким-то подозрительным, постоянно всюду совал свой нос, высматривал что-то, вынюхивал… Я его частенько встречал в совершенно неожиданных местах на корабле – то на грузовой палубе, то в ангаре, то в лаборатории какой-нибудь.

– Но он же командир экипажа, и знать, что происходит на вверенном корабле – его обязанность! – удивился Блумберг.
– Знаю, – отрезал Сарразен.  – Но мне это категорически не нравилось.
Сноу потер пальцами висок:
– Ну, хорошо. А что вы можете нам рассказать о Добровольском? Он ведь был старшим помощником капитана?
– Вот как раз Александр совершенно… – Сарразен споткнулся. –  Был… совершенно нормальным адекватным человеком. Может, немного замкнутым, но доброжелательным. Все к нему относились с уважением.
– А что, Оливер Джонсон не пользовался авторитетом ни у команды, ни у научного персонала?

– Н-нет, – чуть замявшись, ответил француз. – Не совсем так. Просто Джонсон совершенно не располагал к себе. Любое общение с ним превращалось в нравоучительные советы и не относящиеся к теме разговора вопросы. С ним старались меньше общаться. Исключением был заместитель начальника экспедиции по научной части Нейл Парсонс – ему по должности приходилось это делать. Но, уверяю вас, удовольствия он от этого не получал.
– Выходит, Джонсон плохой капитан? – заключил Сноу.
– Почему? – удивился Сарразен. – Разве я это говорил? Ни у кого из нас нет претензий к нему, как к опытному и знающему командиру. Команда корабля работала слаженно, беспрекословно его слушалась. В чрезвычайных ситуациях он тоже не спасовал – отдавал вполне разумные и правильные команды. Но тут я вам плохой советчик, потому что не имею квалификации, чтобы оценить его как пилота и навигатора.

– Скажите, месье Сарразен, вы принимали участие в спасении пострадавших астронавтов?
– Конечно. Мы их весь день откапывали. На Бертрана и Карла в трехстах километрах от базы во время стандартного облета обрушилась огромная скала. Их просто раздавило вместе с флайтом. Шансов у них не было никаких.
– А почему обрушилась?
– Э-э-э, я смотрю, вы плохо ознакомились с материалами комиссии, – покачал головой Сарразен. – Иначе бы вы знали, что приборы базы в момент катастрофы  зафиксировали сейсмический толчок мощностью в пять баллов по шкале Рихтера, вполне достаточный, чтобы спровоцировать обрушение скалы.

– Скажите, а куда дели испорченное оборудование? – неожиданно спросил Блумберг.
– Что? – не понял француз. – Какое оборудование?
– Разбитый флайт, раздавленных дроидов, приборы, рюкзаки…
– А-а-а, это… – протянул Сарразен. – Флайт вместе с дроидом мы и доставать не стали – они так и лежат, небось, полузаваленные обломками скалы. А рюкзаки… даже и не припомню. Мне кажется, они где-то в ангаре потом валялись, но точно сказать не могу, нет, не помню.

– Месье Сарразен, скажите, на обратном пути к Земле вы не видели ни у кого из членов экспедиции какие-нибудь необычные предметы? – тихо спросил Сноу.
– Необычные предметы?.. – переспросил археолог. – Нет. А  к чему такой вопрос?
– Да, нет, так просто… Извините, а скажите нам, о чем был ваш последний разговор с Добровольским?
Француз как-то необычно посмотрел на детективов и медленно произнес:
– Его вдруг тоже заинтересовал флайт, брошенный нами на планете...
– И что вы ему ответили?
– То же, что и вам.

– А что конкретно его интересовало?
– Он меня спросил, не помню ли я, что забрали с флайта – рюкзаки, приборы, личные вещи.
– И всё?
– Да. Я ему сказал, что точно не помню. Но меня немного удивил его вопрос. Он меня внимательно выслушал и закончил разговор. Сегодня вы меня еще более удивляете, задавая этот же вопрос.
– А вы часто с ним общались после окончания экспедиции?
– Нет, редко. Ну, может, раз в год созванивались…
– Зачем?
– В годовщину гибели ребят.
– Понятно. 

Сноу поднялся и протянул руку французу.
– Спасибо за гостеприимство и за кофе. Только попрошу вас пока о нашем разговоре никому не говорить. Вы ведь понимаете, что наши подозрения всего лишь таковыми и являются и основываются только на наших с месье Блумбергом умозаключениях.
Сарразен пожал Ричи и Айво руки и, проводив их до двери, напутствовал:
– Если у вас будут какие-нибудь новости, сообщите мне, пожалуйста. Поверьте, Добровольский мне небезразличен. Был… черт… До свидания.
Дверь закрылась. Сноу и Блумберг остались одни  на крыльце. На улице по-прежнему хозяйничала непогода. Только здесь, у подножия Альп, дождь превратился в противный липкий мокрый снег, который покрывал все вокруг полупрозрачной коллоидной пленкой. Силуэты домов на противоположной стороне улицы еле проглядывали сквозь туманное белесое марево.

 1. «Portes du soleil» (фр.)– «Солнечные врата»: знаменитый район высокогорных  горнолыжных курортов. Расположен между Женевским озером и горой Монблан на границе Франции, Италии и Швейцарии.