О любви

Есть ли смысл рассуждать о том, как мы говорим о любви? Что может легче доходить до банальных изречений? На разных языках, разными стилями, больше или меньше в объеме повествования, легкомысленно или глубоко, но все истории доносят до нас ставшие уже известными сюжеты, и мы, часто находя их не достаточно интересными, начинаем говорить о своем. Наиболее скромные или умелые из нас облекают повествование в элегантную или даже поэтическую форму, которая в лучшем случае заканчивается просто - либо любящие расстались, либо стали жить долго и счастливо. Может быть, поэтому мы с недоверием и с равнодушием откликаемся на предложение узнать про чей-то опыт, справедливо полагая, что он будет ничем не отличаться от того, что мы пережили сами, или прочитали в книгах. И приходим к такому знанию мы достаточно рано, и уже в молодых годах говорим о любви, не уступая старшим. Потому свой рассказ, я пишу не с целью удивить новизной, или вызвать интерес к автору, а лишь для того, что бы поглядеть в зеркало своих мыслей, которым является обыкновенный лист бумаги. И этот лист открывает в своей белизне светлые дни моей юности, когда черным шрифтом она еще не была исписана письменами судьбы о не нужных никому событиях и переживаниях.
Белый солнечный день был тогда всюду, и ожидание любви радовало так, что сами встречи со всей романтикой и увлеченностью не давали остановить взгляд на одной единственной и неповторимой. Справедливости ради следует сказать, что и девушки в этом возрасте не особенно избирательны и постоянны в танцевальных круговоротах встреч и расставаний. Так в ожидании самой главной встречи проходили дни, вплоть до того, когда понятие любви вдруг стало для меня иным, нежели было прочитано или услышано прежде.
Меня, тогда еще молодого практикующего доктора вызвали на дом к заболевшей девушке. В регистрационном талоне было указано предположительное заболевание – грипп, а возраст 18 лет. На такие вызова ходить было одно удовольствие, и я на белых крыльях своего халата практически влетел на третий этаж ее дома. Стуча в дверь, я рисовал себе в воображении образ прекрасной красавицы, сверкающей алыми горячими щечками, стыдливо приподнимающей пижаму для фонендоскопа, и смущенно опускающей глаза при некоторых вопросах. Для подобных девиц у меня в наборе было много шуток, над которыми смеялись даже сами заболевшие и родственники. Каждый раз я думал, что вот в такой молодой пациентке найду свою невесту, и спасу ее для себя из объятий зловещего респираторного вируса. Но в этот раз для шуток не было места.
Открыли дверь пожилые мужчина и женщина со скорбными лицами, которые молча пригласили в квартиру, с плотно занавешенными окнами. В углу лежала больная девушка, диагноз которой был намного страшнее гриппа, с которым самая темная комната становится уделом всей жизни от рождения до смерти. Они были ее родителями, эти бедные пожилые люди, стоявшие рядом. Их единственный ребенок, их дочь сейчас сильно страдала. Я попросил перенести девушку к свету лампы. Отец сделал это, и вновь занял положение рядом с супругой. Все, что требовалось в данном случае, было сделано, и мне оставалось только спешно уйти, посоветовав на ходу лечение. Проводила до дверей мама девушки. Уходя, обернулся, последнее что увидел, это сгорбленного отца, который переносил девушку обратно в темный угол комнаты. И все они делали без слов, словно никто никогда не говорил в этом доме, словно никто из них никуда и не смотрел, кроме как на свою несчастную дочь, объединившую их в затаенном от всех мире. Тихо. Темно. Безнадежно.
Любовь, которую увидел у этих пожилых людей, не сравнить ни с какой другою.