Наслаждение

Это делают все. И люди, и звери, и птицы.
Но каждый делает это по-своему.

Пролетая над землей, под самыми облаками, они хорошо видели, как на безупречно-чистой, лососево-розовой простыне, на мягкой, уютной, красиво расстеленной и приятно благоухающей постели, в одном безумно дорогом и шикарном гостиничном номере с большими, роскошными белыми лилиями по всем четырём углам, на самом верхнем этаже с потрясающим видом на огромную ослепительно голубую лагуну обнимались молодые люди.

Уже в другой раз и в другом месте, низко пролетая над незнакомым городом они отчетливо видели, как на заднем, широком, но страшно скрипучем сидении старого автомобиля с мускулисто-серебристым, летящим вперед оленем на белоснежном капоте, прямо в центре столицы, прямо перед памятником какому-то вождю, во второй полосе, средь бела дня целовались двое.

Приземлившись на землю после длинного перелёта они все же заметили, как на старом бабушкином, красно-зеленом покрывале в клетку, в самом укромном и самом отдаленном уголке городского парка, прямо на газоне, между высокими кустарниками колючих роз и душистой сирени, в глухую полночь, когда все нормальные люди спят и видят цветные сны, примостилась влюбленная парочка.

Утром, следующего дня, пролетая над большой деревней они видели, как из сеновала, что на крыше большого сельского дома, вызывающе торчали чьи-то ноги. Четыре голые ноги, две мужские и две женские! Голые ноги торчали прямо на улицу, ведущую к сельсовету, на котором развивался флаг молодой страны. Одна пара ног была бледная, вторая темно-шоколадного цвета. Но ни падавшие по утреннему небу метеориты, ни спешившие на работу товарищи рабочие в серых комбинезонах, и служащие в кожаных кепках не обращали на эти странные утренние ноги никакого внимания. А они все видели.
.
Где-то в одной отдаленной галактике, на одной небольшой, но давно обжитой планете, на окраине маленького невзрачного городка, рядом с которым течет тихая речка, впадающая в красивый, старинный, живописный пруд, в старом трёх этажном кирпичном доме, в небольшой двушке с незастекленным балконом жила одна семейная пара, муж и жена. 
Жила эта пара на третьем этаже с видом на заросший дворик с бельевыми веревками, ржавым турником, небольшим палисадником с ромашками, кирпичным мусоросборником и высокой, метра четыре, кучей щебенки возле подъезда.
Рядом с их домом, ютился продуктовый магазинчик. Недалеко в соседнем строении была галантерея. Рядом, по соседству с ней, на углу квартала пристроилась и вкусно пахнущая сдобой кулинария. Имеется в этом городе также парк с тремя оставшимися еще целыми лавочками и тремя детскими покореженными каруселями.
Местной достопримечательностью этого города была высокая, черная, заводская, вечно дымящаяся труба.
Что выпускал этот завод никто не знал. Никто не видел, что бы в заводские ворота кто-то входил, и кто-то выходил. Но труба всегда дымила гадким дымом. А по верх заводского бетонного забора была натянута колючая проволока. Только изредка, по ночам, в полнолуние был слышан вой собаки.
Есть в этом городке и свой роддом. Если пройтись дальше по этой же улице, обходя открытые люки и огромные зеленые, вонючие лужи, то через три обшарпанные пятиэтажки и старую, заросшую крапивой канаву стоит детский садик с песочницей. За садиком одиноко, как-то по-сиротски белеет двух этажная школа с треснутыми окнами, чуть дальше на пустыре железные гаражи в три ряда, за ними местная больница и морг.
В трех километрах от больницы, находился живописный полузабытый пруд. Этот пруд можно перейти по мостику. Старый бревенчатый мостик повидал на своем веку многое: на нем и в любви активно признавались при Луне, и рыбу ловили при хорошей погоде, и пейзажи рисовали начинающие художники, и принимали важные решения: быть или не быть.
За этим старинным прудом, через лесопосадку находится маленькая церквушка и городское кладбище, огороженное невысоким деревянным забором с дырками. За кладбищем же лежат старые, ржавые железнодорожные рельсы, проходившие через весь городок и ведущие прямо в большой стометровый в глубину, природный каньон. Самого поезда, который ездил когда-то по этим рельсам никто из местных старожилов яко бы не помнит. Что или кого он возил, люди тоже не говорят, отмалчиваются.
Если стать на край этого каньона, то вдалеке, у самого горизонта можно рассмотреть монгольские юрты. Здорово!  Что еще людям нужно на этой планете? Иногда, раз в году приезжал бродячий цирк, на зимовку.

Варфоломей - так звали мужа, работал почтальоном. Он был не высокого роста, слегка сутулый, носил очки и бороду. Всегда одевал черную шляпу с полями и простой черный костюм на чистую, белую рубашку. Он любил улыбаться всем встречным, показывая свои красивые, ровные и целые зубы.
Жена называла его Вахруша.
Этот добродушный Вахруша ежедневно, с самого раннего утра молчаливо развозил на тележке почту по домам и квартирам. Он аккуратно и бережно вкладывал газеты, журналы, письма, телеграммы и поздравительные открытки в чужие почтовые ящики, был весьма старательным и любил свою работу. Почтальоном он работал больше десяти лет.
Любопытному и любознательному Вахруше очень нравилось читать чужие поздравительные открытки. Это была его слабость, страсть, хобби и второе в жизни увлечение.
Каждая новая открытка была словно пещера с сокровищами, словно найденный клад, словно глоток такого долгожданного воздуха. Каждая такая открытка вселяла в него надежду на то, что не все еще потеряно и не все так плохо в его не простой жизни.
Некоторые открытки он перечитывал по несколько раз, выискивая изюминку и то самое главное ключевое слово. В такие моменты он испытывал настоящее удовольствие, трепет и предвкушение чего-то приятного, праздничного и вкусного. Часто ему везло.
Книг в их доме практически не было, а вот чужие открытки ему почитать было очень интересно, а иногда и очень полезно.
Можно было узнать много интересного и весьма любопытного. Например, у кого из горожан намечается торжество и случайно напроситься или просто молча постучаться в гости, что бы там просто нормально поесть. Дома его так не кормили.
А дни рождения, юбилеи, крестины, свадьбы, похороны и другие семейные торжества случались у жителей этого городка часто.
Трудолюбивый и старательный, он никогда не голодал. Городок был не большой и Варфоломея многие знали, как воспитанного, интеллигентного, примерного и образованного человека. Его часто впускали в дом и усаживали за праздничный стол, часто возле или на против самого юбиляра.
Он почти не пил спиртного. В гостях вел себя сдержано и скромно, за столом ел мало. Скажет два известных ему коротких, но содержательных тоста, расскажет одну дежурную притчу о трёх рыбках и рыбаке-недотёпе, выпьет бокал вина, закусит шпротиной и домой спать.
Но не за долго до самого ухода, за содержательным разговором, он обязательно завернет с собой пару-тройку куриных котлет, пару-тройку биточков из говядины, несколько бутербродов с колбаской, языком, балыком, стейком, грудинкой, корейкой и сыром. Аккуратно, с ювелирной точностью сложит в большой почтовый конверт селедочку, да пяток хрустящих корнишонов. А в маленький почтовый конвертик он насыпал сахар прямо из сахарницы.
На последок - обязательно прихватит варёные яйца, этак штук шесть - ровно столько помещалось в большие боковые карманы его пиджака. А во внутренний карман пиджака аккурат помещалась небольшая палочка сырокопчёной колбаски.
Он делал это незаметно, умело и очень быстро, одновременно рассказывая гостям и хозяевам страшно-увлекательные, только что придуманные истории из своего детства и студенческой юности. В конце его выступления смеялись до слёз все и даже аплодировали. Еда же чудесным образом растворялась в его одеждах. Никто, ничего, никогда не замечал. Зато его веселые рассказы помнили долго и потом пересказывали в очередях и в транспорте.
Пустые почтовые конверты двух размеров всегда были при нём - так, на всякий случай, в небольшом количестве.
На прощание, у самого выхода, Вахруша обязательно выпросит кусочек тортика для любимой супруги. А если тортика не было, то литровая баночка вишневого варенья могла быть его прекрасной и разумной заменой, и домой, спать - а то жена волноваться будет!
Он приносил в чужие дома не только письма и телеграммы, но и смех. Но для большинства он было только лишь простой забавой.
Зато Варфоломей искренне и всем сердцем верил в чудеса. Он был уверен, что хотя бы раз в жизни, каждый человек обязательно испытает на себе и чудо и волшебство, стоит только сильно верить в это. Вера в чудо, вера в прекрасное, вера в сказку помогали ему жить, работать и дышать - таков был внутренний мир Варфоломея.

Голуба - так звали жену Варфоломея, вообще нигде никогда не работала и в чудеса разного рода не верила. Она вообще ни во что не верила.
Высокая и крупная, в рыжих густых кудряшках и в ярко красном, полупрозрачном облегающем платье с глубоким декольте, в длинном сиреневом боа из перьев на голой шее, в лаковых туфлях на высоких каблуках и с бабочками на носках, с сочно накрашенными большими губами и с длинными розовыми ногтями на белоснежных пальчиках - в таком экстравагантном наряде она часто ходила в кулинарию, что на углу и покупала себе сладенькое.
Любила она это дело. Её там хорошо знали и даже ждали её прихода - было на что посмотреть.
Придет бывало Голуба к десяти утра, сразу после самого открытия в кондитерскую, подойдет к витрине, достанет свой блестящий серебром большой кошелёчек, из черной лаковой сумочки, расставит свои ноги в чулках в большую сетку на ширину плеч и с вожделением смотрит на витрину, то прищуривая, то расширяя свои черные глаза.
А на витрине геометрично-красиво возвышаются пышными горками коричневые заварные пирожные, бело-желтые лимонные пирожные, торты и тортики с вишенками на верхушке, аппетитные кексы с изюмом, волшебно-пахнущие ватрушки с белым творогом, медовые пряники разной формы, розовый и белый зефир, политый темно-коричневым шоколадом и пончики с разноцветной блестящей глазурью. Ей нравилось всё: и пахучие козинаки с орешками, и разноцветный прозрачный мармелад, и золотые леденцы на палочке, и рахат-лукум, и халва, и мороженное разных оттенков, и нарезанная красивыми ломтиками медовая пахлава, и даже румяные пирожки с абрикосовым повидлом.
Она любила, чтобы крема было побольше. 
Голуба с упоением рассматривала все эти сладости, словно картины в музее, словно диковинки в кунсткамере, словно античные статуи обнаженных мужских фигур, при этом глубоко втягивая своими большими ноздрями запах сдобы, она часто закатив глаза, упоительно качала головой в стороны, мысленно представляя некое предстоящее блаженство.
Два круглолицых кондитера с помощниками, уборщица, продавцы в униформе и завмаг сбившись вместе в кучку, и широко раскрыв рты, молча смотрели на это минутное фееричное зрелище, затаив дыхание, и плавно, с утренним удовольствием, монотонно раскачивались в унисон с Голубой.
Иногда Голуба аппетитно, смачно и звучно причмокивала губами, облизав свой палец от белого, жирного, сладкого крема и эхо разносило этот звук по небольшому торговому залу и в саму кухню - все присутствующие цепенели.
На эти сказочные сладости и яркие наряды и уходила почти вся зарплата Вахруши.
Ушла Голуба и в этот раз с покупками. Пакетов со сладостями было много, как всегда. Она приносила домой всё в ассортименте. До вечера все эти деликатесы съедала, слушая пластинку любимого Робертино Лоретти. Ей очень нравилась песня про Ямайку.
Да, она мечтала поехать на Ямайку, но ей мешало одно: она панически боялась высоты и не верила в самолеты, их прочность, технические возможности относительно своей не маленькой персоны.
В её спальне с персиковыми занавесками и терракотовым обоями, в большом ящике, что стоял прямо в центре росла огромная зеленая юкка.
Это роскошное, вечнозеленое растение подарил ей Варфоломей на десятую годовщину их свадьбы. Варфоломею юкка досталась в наследство от одной пожилой именинницы -девяносто пятилетней бабули, царство ей небесное. Жене он соврал, что специально для неё купил, по такому редкому случаю.
Сядет бывало Голуба в кресло под юккой, включит любимую песню, поставит ноги в тазик с теплой водой, нальет в литровую банку вишневого компота, вставит в неё трубочку, разложит на большом серебряном блюде купленные сладости и представляет, что она на Ямайке, сидит на деревянном пирсе, свесив ноги прямо в океан, в живописной лазурной лагуне. Кругом кокосовые пальмы, пляжи с ослепительно сказочным белым песком и мужчины цвета шоколада, ходят, улыбаются и подмигивают ей красивой. А она в черном купальнике, больших очках и в роскошной шляпе сидит и загорает на океанском берегу. А океанский прибой ласково щекочет её ножки….
Это вся эйфория могла продолжатся часами до глубокого вечера.
На против зеленой юкки, на стене, уже десятый год, с момента их переезда в эту квартиру висел просроченный большой календарь с «Ласточкиным гнездом». Это был божественный предмет её любования.
Иногда, на их балкон слетались и местные голуби, рассаживались на перила и имитировали своим присутствием больших океанских чаек.
Бывало Голуба частенько засыпала сразу же после обильного пиршества. Всякий раз Варфоломей тихонько и аккуратно убирал всё ею недоеденное и помогал ей перевалится на рядом стоящую кровать.
- Сладких снов,- так он говорил всегда, закрывая дверь в её спальню.
Голуба постоянно и стабильно забирала всю зарплату мужа в день аванса и получки.
Ему это не нравилось, но он, почему-то молча терпел. Вероятно, у него были свои интимно-философские причины на это.
Она страшно любила деньги. И тратила она их только на себя, на все свои удовольствия.
Так они и жили - тихо, мирно, спокойно. Виделись редко, по вечерам на кухне, чаще в выходные, разговаривали мало-так с годами у них сложилось.
Но у обоих была тайна. У каждого своя. В городе об этом никто из граждан не знал и даже не догадывался. Они её хранили, как зеницу ока, и всегда соблюдали строжайшую конспирацию.
Однажды воскресным летним утром, Вахруша, куда-то молча собирался. Проснувшись в своей комнатке, сразу записав в блокнотик свой сон, он пошлепал в ванну. Умылся, хорошенько выбрился, одел новую, чистую рубашку, красивый цветной галстук, новый пиджак, новые черные брюки, почистил кожаные сандалии, не забыл про свою любимую шляпу с полями и собирался выйти из квартиры.
С собой он зачем-то прихватил старую, деревянную трость и небольшую обувную коробку с чем-то. Открыв её и убедившись, что все в порядке с её содержимым, он улыбнулся и вышел.
Она, услышав хлопок входной двери быстро засеменила к телефону.
Набрав номер на дисковом аппарате, и услышав «алло», Голуба сладко и тихо заговорила:
- Мур, мур, это я. Сегодня мне нужен сантехник. Вахруша уже спускается вниз. Мы можем наконец-то побыть вместе, но нам дорога каждая минута, мур, мур.
- Да, моя кошечка, я понял, сантехник скоро будет, - тихо ответил бархатный мужской голос на другом конце.
Она, положила трубку, поправила свой короткий халатик и выглянула на балкон. Увидев сверху спину мужа, стала провожать его, махая ладошкой, на всякий случай.
Варфоломей никогда не оглядывался, он всегда чувствовал внимание и присутствие Голубы даже на расстоянии. Он прошел квартал, свернул за угол, отсчитал ещё сто шагов и остановился перед трамвайной остановкой.
Так он стоял и ждал, уставившись на кино афишу с изображением двух целующихся, периодически поглядывая на часы. Незаметно прошло минут семь. Изредка мимо проходили одинокие прохожие с собачками, некоторые здоровались с ним, он, не отрываясь от своих мыслей, улыбался и в ответ снимал шляпу.
Бережно сжимая на груди свою коробочку, он с волнением ждал трамвайчик.
В этой коробочке было то, что он терпеливо и скрупулёзно собирал целую неделю. Выбирал он это с усердием и щепетильностью, педантично рассматривая каждый кусочек, каждый сантиметр. Выбирал только самое лучшее и самое красивое.
Дождавшись трамвайчика, он впрыгнул в него и довольный присел на одиночное сидение у окна. В вагоне никого. Поехали.
Вахруша знал этот простой маршрут, каждый дом, каждую вывеску и все два поворота.
Он также знал, что его там ждут. Варфоломей всем своим телом чувствовал трепет – они, эти создания его ждут. Они его хотят. Он им нужен там. Они знают, что он придет.
Прошлый раз он даже пытался говорить с ними - это было интересно, но очень коротко. В тот раз они еще были слишком мало знакомы. Но они все равно дружелюбно отвечали ему взглядами и движениями. Потом, по дороге домой у него даже появилось желание улететь вместе с ними. Улететь по дальше от этого мрачного города, туда, где его просто бы любили.
Скоро новая встреча. Этот трамвайчик был так нужен Варфоломею, как и это небольшое расстояние до этого секретного места - было время поразмыслить.
Он ехал и думал всю дорогу о них. Он ехал и мечтал о них, и предвкушал свое счастье. За окном медленно проплывали столбы, пустыри, серые однотипные дома, окна первых этажей с решетками, вывески, большие витрины и заборы. Но сегодня он этого всего не видел. Перед его глазами стояли только они - эти необычные, небесные создания.
Всего пять остановок по три минуты каждая, потом последняя, шестая: «Пешеходный мост», и все приехали.
Вахруша недвижимо сидел и смотрел в окно. В его светлую голову приходили мысли о разном: о смысле жизни, о том сколько ему еще терпеть такую житейскую несправедливость, о том, что пора положить этому конец, раз и на всегда.
Свою ценную коробочку он прижимал к груди все сильнее, словно мать родное дитя. Он смотрел в небо и мысленно представлял, что он тоже может летать и видеть с верху: и старый дом куда приходил после работы, и кучу щебенки, и яму возле садика, и страшную трубу, и заросший дворик, и маленьких людей, и Голубу, щеголяющую в красном платье возле кондитерской, неприлично размахивая блестящей сумочкой.
- Эх, улететь бы. Да хоть на Ямайку, да хоть куда-нибудь.
Трамвайчик остановился в нужном месте, как всегда. Недалеко, виднелся и бревенчатый мостик. До него метров сто пятьдесят.
Было погожее воскресное утро. Большинство горожан еще спали. Стояла тихая, безветренная погода. Птичье пение, запахи травы, цветов и тишина предвещали Варфоломею приятный день. 
Сойдя на асфальт, он тихо, почти бесшумно ступая, стал приближаться к мостику, делая размеренные шаги. Бревна на мостике были прилично старые, но все-таки они могли выдержать одного взрослого человека.
Варфоломей, не доходя до моста, остановился, перевел дыхание, улыбнулся. Пристально обвел глазами окрестности с права на лево -  никого, ни одного человека.
- Это хорошо,- подумал Варфоломей,- меня никто в этот раз не увидит, и никто мне не помешает совершить задуманное.
На мосту тоже никого, в воде нет ни лодок, ни воскресных, утренних рыбаков на берегу, стоящих по пояс в воде, как в прошлый раз. Можно приступать.
- Неужели это сегодня свершится, и я стану к ним еще ближе,- сказал он это шепотом и добавил, - вперед, смелее.

В их доме давно снимал квартиру студент Кеша - молодой, высокий, красивый, энергичный, мускулистый и весьма сообразительный парень.
Как он появился в этом городе и где учится никто не знал. Он вообще редко выходил на улицу, только за продуктами.
В его махонькой комнатке тоже висел такой же плакат с «Ласточкиным гнездом». Он, тоже мечтал попасть на Ямайку. Но у него не хватало денег.
Еще у него был старый диван-раскладушка, маленький кухонный столик, две табуретки, большая картонная коробка с вещами, три крючка возле двери, на полу стопки книг и журналов. Он обитал на цокольном этаже. Через окна ничего не было видно, но зато было все очень хорошо слышно, каждый уличный шорох.
С Голубой они случайно познакомились лет пять назад в кондитерской, потом он помог ей занести пакеты в квартиру, потом чай, потом еще чай, потом кофе и так до вечера, до прихода мужа с работы.
Так и стали они тайно встречаться в двушке, но только не на людях- конспирация.
Всякий раз, когда ей нужно было излить душу, поговорить и приятно провести время она звонила и звала его, в качестве электрика, телемастера, строителя, плиточника, уборщика, грузчика, сантехника, доктора, страхового агента, мойщика окон и даже парикмахера.
А он приходил и активно, добросовестно помогал ей в её нужде. Рассказывая всякий раз, как нынче дорого учится. Она же давала ему немного денег за работу.
Это и была тайна Голубы. Она знала, что любопытные бабушки, живущие с ней в этом парадном, заслышав скрип пружины парадного входа, бросив своё вязание, стремглав несутся дабы послушать кто, к кому и по какому делу пришел. Иногда просто терпеливо стоят переминаясь с ноги на ногу и дежурят часами, попеременно прикладывая ухо к дверям и поглядывая в глазок.
А Кеша, придя к Голубе громко и звонко, стоя на лестничной клетке, объявлял о своём приходе:
- Я по заявке! Вы электрика из ЖЭКа вызывали?!
- Да, вызывали! У меня провода все порвались, муфта течет, лампа перегорела, из счетчика что-то капает и звук в телевизоре пропал! Заходите! - Уверенно и громко отвечала Голуба, подыгрывая Кеше.

Водяная гладь озера почти не двигалась. По небу плыли небольшие облака, причудливо отражаясь в воде, солнце поднималось из-за деревьев.
Варфоломей взошел на мостик и постучал тростью о деревянные перила три стука по три раза с одинаковым интервалом.
Через минуту-две коричнево-зеленые камышовые заросли на другом берегу зашевелились и тут показались они.
Их изящно-изогнутые шеи, белый цвет их перьев, красные клювы и их отражение в темной воде выглядели просто божественно.
Это были лебеди, парочка больших лебедей. Они увидели Варфоломея и медленно стали плыть к нему, стеснительно опуская свои головы. Они его помнили и ждали. А он весь засиял, его глаза заблестели, улыбка заняла все его лицо, и оно словно светилось от счастья.
- Плывите ко мне мои хорошие, плывите ко мне мои красивые, я вам что-то принес, - проговорил Варфоломей про себя и стал медленно раскрывать свою коробочку.
Сняв картонную крышку, он стал бережно брать пальцами кусочки и бросать их в воду. Лебеди обрадовались, взмахнув крыльями, стали плыть быстрее и уже оказались прямо возле мостика.
Они с удовольствием ловили в воде и глотали эти кусочки.
Варфоломей смотрел и по его щекам стекали слезы радости. Сбылась его мечта! Он с самого детства так мечтал покормить лебедей! Это и было первое в его жизни увлечение и тайна.
- Ешьте, ешьте мои хорошие, это вкусно. Тетя Голуба вам привет передает, - шутил он, обращаясь к лебедям.
Кусочки сладкой сдобы, остатки тортиков, пирожных, кексов, пирожков и булочек быстро исчезали. Лебеди съели всё.
В знак благодарности они устроили Варфоломею настоящее изящное представление.
Лебеди стали причудливо кружится по воде, с элегантными разворотами, с затяжными ныряниями, поочередно взмахивали крыльями, вызывая всплески воды, кружились по водной глади, словно белоснежные парусники - выделывая невероятные движения корпусом, их шеи удивительно гармонично сплетались и расплетались, их клювы соприкасались, они танцевали и радовались. Несколько капель упали и на щеку Вахруши. Его щеки словно загорелись, вспыхнули румянцем и стало очень тепло на сердце, тепло по-настоящему.
Это было сказочно и феерично. Варфоломей не мог оторвать своих глаз от этих больших птиц. Такой волшебный танец и таких благодарных лебедей можно увидеть только во сне. Ему казалось, что сама природа так упоительно танцует именно для него одного. Чудесный танец этих белых лебедей дал ему силы и смысл в жизни. Такой простой, но такой красивый смысл.
Под впечатлением от увиденного Варфоломей не громко произнёс:
- Вы возьмёте меня с собой?
Лебеди закивали, словно услышали его слова и продолжали танцевать.
Вдруг появился легкий ветерок, но с каждой минутой он усиливался все сильнее. Ветер сильно качал верхушки деревьев, резко смел сухие листья в воду, нагнул два молодых деревца к земле и чуть было не сорвал шляпу с головы Варфоломея.
И ему показалось, что кто-то невидимый шепнул ему в ухо:
- Скоро, жди.
Потом этот нежданный ветер стих и снова стало тихо.
Так прошло два часа. Лебеди устали, успокоились, качая головами и периодически оглядываясь на мостик, стали уплывать в камыши.
Пустую коробку Вахруша забрал с собой. Кто знает, когда ему еще придется её наполнить?
Но теперь он знал, что чудеса бывают, стоит только хорошо этого захотеть.
Но это еще не конец.
Прошло несколько лет. Они пролетели быстро и незаметно. Дни были похожи один на другой, словно близнецы. Каждое воскресенье Варфоломей проведывал лебедей. Приходил в одно и тоже время и кормил их вкусными остатками со стола Голубы.
Но однажды Варфоломей не вернулся.
Он не пришел ни в обед, ни к вечеру, ни на следующий день. Ни через три дня. Куда подевался забавный почтальон в черном никто не знал. Пытались искать - бесполезно, никаких следов.
Студент Кеша сразу же перестал навещать Голубу. На собранные деньги он купил билет и перебрался жить в другой город, от греха по дальше.
Голуба осталась одна, без Вахруши, без денег, без Кеши, без сладостей и без веры.

Открыв свои глаза, Варфоломей увидел большое яркое солнце, он зажмурился и прикрыл их ладонью. 
Он лежал на песке, о его черные, начищенные сандалии бились волны океана. Медленно перевернувшись на бок, приподнявшись и опершись на локоть, Вахруша стал рассматривать окружающую местность.
- Где я? Откуда столько воды? Красиво-то как!
А кругом росли кокосовые и банановые пальмы и был пляж с ослепительно сказочным белым песком. По нему ходят молодые женщины цвета шоколада. Ходят беззаботно в купальниках, улыбаются и подмигивают ему. А он в черной шляпе и черном пиджаке, в цветном галстуке лежит на берегу голубой лагуны в полной растерянности и в мокрых сандалетах.
Рядом лежит старая трость и пустая картонная коробка со следами белого крема.
- Не устроится ли мне тут почтальоном. На Ямайке ведь точно есть почта, как же без почты-то.
А над ним, по огромному голубому небу, высоко кружила парочка огромных белых птиц. Они видели его живого, невредимого и такого довольного.
.
\фото из интернета\