Егорка часть 2 глава 6 - 7

Глава 6


Перейдя в свой дом, Егор засобирался в город. Ждал лишь Федора. На работе отпросился на неделю, не зная, что получится из его затеи. Обернулся за три дня и привёз с собою Ивана. Поездка была далеко не из приятных. Всю дорогу Иван матерился и плевался. Вчера Егор с Федей разыскали его в какой-то подворотне в компании трёх собутыльников и привезли домой, естественно не спрашивая на это разрешения. В пьяном угаре Иван не узнал, или не захотел узнать Егора. Он громко орал требуя выпивки. Мария Ивановна, посвящённая в планы Егора, смотрела на сына с затаённой надеждой. Бедная женщина в душе не слишком верила в исцеление, но измотанная физически и морально, дала слово не приезжать в село, пока её не позовут. Ей очень хотелось отдохнуть хоть немного, хоть несколько дней. И она очень верила, что Егор не обидит Ивана, может не избавит от пагубной привычки, но не обидит. А значит, она сможет несколько ночей поспать спокойно, не прислушиваясь к каждому шороху.
Утром Ивану никто не дал похмелиться, лишь налили стакан чая, который он выплеснул на пол. Не обращая внимания на крики и брань, Егор с Фёдором подхватили инвалида под руки и затолкали в кабину. Тележку закинули в кузов, вслед за ней туда же запрыгнул Егор и сел, накрывшись куском брезента. Немного не доехав до села, Фёдор вдруг остановил машину, встал на подножку и громко крикнул:
- Егор! Слезай. Ты там весь посинел от холода, а этот гад всю душу вымотал. Давай его в кузов закинем, привяжем, и пусть он там зубами стучит. А замёрзнет, так и чёрт с ним, воздух чище будет. Всю кабину провонял перегаром!
Егор соскочил на землю, чтобы хоть немного размять ноги и согреться.  Он обратил внимание на то, что Иван притих. Открыв дверцу увидел, как Иван вжался в сидение.
- Кто вы? Куда меня везёте? Вы что, меня украли?
- Да кому ты нужен? – рявкнул Фёдор. – Был бы человек, а так – кусок дерьма! А ещё воевал!
- Да! – неожиданно взбеленился Иван. – Воевал! Ноги вот оторвало! И всё для того, чтобы ты, щенок, мог спокойно жить и работать. А ты, инвалиду стакан налить жмёшься.
- Всё! Заткнись! И знай, я тебе долг вернуть хочу, за мою жизнь нормальную. Так что, не закроешь рот, поедешь в кузове, понял? Но всё равно поедешь. Я долги возвращаю, запомни это. И Фёдор плюхнулся на сидение.
Егор молча запрыгнул в кузов.
Ивана выгрузили возле дома Егора и внесли в комнату. Там всё было подготовлено для его проживания: низкая кровать, низкий стол и все прочие удобства. Но немного присмиревший Иван вновь взорвался. Казалось, что кроме бранных слов он больше ничего не знает. Маты сыпались из него, как из рога изобилия.
Фёдор уехал, а Егор вышел на кухню и занялся домашними делами. В первую очередь растопил печь. За три дня дом сильно выстыл. Потом сварил жиденький суп, понимая, что отравленный алкоголем организм вряд ли примет что-то более существенное. На это ушло около двух часов. И всё это время Иван не просто вопил во всё горло, он с грохотом крушил всё, что было для него сделано. Открыв дверь в комнату, Егор едва успел увернуться от летящего в него табурета. Иван затих, наблюдая за Егором, а тот спокойно поставил на место стол, а на него миску с супом, кусок хлеба и деревянную ложку.
- Остальное приберёшь сам. Я тебе не нянька. И вышел, заперев дверь. Вовремя успел. Миска с супом смачно звякнула о дерево.
Началась тяжёлая борьба за возвращение к нормальной жизни, как Ивана, так и Егора Матвеевича.
Вечером забежала на огонёк Ульяна. Егор сидел за столом, готовясь к завтрашним занятиям. Он пригласил девушку присесть и поставил на плиту чайник.
- Угощу вас чаем с баранками.
- А я вот пирожков испекла, угощайтесь на здоровье, Егор Власович.
В этот момент что-то с грохотом ударилось о дверь, раздался рёв, а затем отборная брань. Ульяна подпрыгнула на стуле, выронив из рук узелок с пирожками. Егор успел подхватить его на лету и положить на стол.
-Что это?
- Друг мой, - спокойно проговорил Егор. – Из города приехал, у меня поживёт.
Ульяна с ужасом смотрела на закрытую дверь, из-за которой доносились дикие выкрики и проклятия.
- Что это с ним?
- Да не пугайтесь, Ульяна, алкоголик он, а я ему выпить не даю. Вот он и буйствует.
- Зачем вам это, Егор Власович? Вам  свою жизнь надо устраивать, а вы то с детворой целыми днями носитесь, то вот с алкоголиком каким-то. Вам хозяйка в дом нужна….
- Он мой друг, Ульяна, и очень мне нужен. А насчёт хозяйки вы правы, но придётся терпеть до лета, а там и хозяйка приедет.
Гостья замерла с приоткрытым ртом, потом потянулась рукой к только что снятому пальто, которое одевала только «на выход», но вдруг повернулась лицом к хозяину.
- Чайник закипел, давайте чай пить. – проговорила она.
Егор весело улыбался. Он и сам не мог понять нравится или нет ему Ульяна. Она была, несомненно, красива, в её характере присутствовали прямота и непосредственность, но настораживала напористость. Егор читал мысли девушки, как открытую книгу: услышала о хозяйке и мысли заметались в голове как потревоженные птицы, а потом высветилась одна, чёткая и ясная – «До лета ещё долго, она где-то далеко, а я здесь, рядом». В этом была вся Ульяна, вот это и настораживало. И хотелось иногда Егору рассказать ей о себе, но что-то останавливало. Они пили чай, разговаривали под вопли Ивана, но на все вопросы гостьи о седине, о прошлом и планах на будущее, Егор ловко уводил разговор в сторону. Зато он много рассказывал об Иване, о его нелёгкой судьбе.
Ульяна рассказала о себе со всей прямотой свойственной её характеру: Когда началась война, ей было шестнадцать. Ушла в партизаны вместе со своим парнем, в отряде приглянулся другой, история получилась не очень красивая и, как только освободили город от фашистов, командир отправил её домой, хотя многие остались в армии. За это время мать перебралась в это село, к сестре, а Ульяна устроилась работать в городе. После победы ни один из ребят не вернулся, и вскоре она сошлась с мужчиной намного старше себя. Он хорошо к ней относился, баловал подарками, оплачивал комнату и даже предлагал бросить работу. Всё шло хорошо, пока ни пришла его жена и ни  устроила скандал. Ульяне предложили уволиться с работы. Собрав вещи, она перебралась к матери.
- А здесь замуж выходить не за кого. – рассмеялась звонко и натужно весело.- Появилась надежда, когда вы приехали, да видно не судьба. Хоть бы друзей каких холостых пригласили к себе, да познакомили.
Егор тоже рассмеялся в ответ:
- Нет, Ульяна, сваха из меня не получится.
На том и расстались. Но вскоре по селу поползли слухи о том, что держит Егор взаперти какого-то человека. Слухи обрастали подробностями, неизвестно откуда взятыми, и однажды в дверь дома постучался участковый. За это время Егор перенёс и агрессию Ивана, и слёзные мольбы, и полнейшую апатию, когда тот лежал, устремив взгляд в потолок и не реагируя на все попытки Егора вывести его из этого состояния. Не зная, что ещё можно предпринять, Егор обратился к Фёдору за помощью. Последний принимал самое активное участие в судьбе Ивана и привёз из города знакомого фельдшера. Осмотрев пациента, фельдшер вынес свой вердикт: организм истощён, нервная система в ужасном состоянии. Без медицинского вмешательства весьма возможен летальный исход, но возможно и выберется, всё-таки молодой, сильный…. Потом, посмотрел внимательно на Егора и добавил:
- Зря вы это, молодой человек затеяли. Говорят - «Благими намерениями выстлана дорога в ад». Если он умрёт, вас посадят. А его мать проклянёт вас, забыв о том, что вы пытаетесь спасти его.
С этим он и уехал. Егор вошёл в комнату Ивана, долго стоял у кровати,  с грустью глядя на своего друга. Он впервые засомневался в исходе своей затеи.
- Ох, Иван, Иван! Что же мне с тобой делать?
Именно в такой трудный для Егора момент, появился участковый. Вместе с ним пришёл Сергей Николаевич. Он уже успел рассказать участковому историю Ивана. О Егоре ничего говорить не стал, захочет, расскажет сам.
Участковый прошёл к Ивану и задал ему несколько вопросов, но Иван молчал, отвернувшись к стенке. Егор был уверен, что Иван начнёт жаловаться и просить, чтобы его отправили домой. Ведь ещё три дня назад он грозил, что при первой же возможности упечёт Егора в тюрьму. После этого он больше не разговаривал, перестал есть и было неизвестно пьёт он воду или нет. В моменты агрессии он мог запустить кружкой в Егора, а лужу на полу создать другим образом. Поэтому Егор, придя с работы, просто брал ведро, мыл полы и проветривал комнату. Ничего не добившись, участковый вышел на кухню и присоединился к мужчинам сидящим за столом. Егор стал рассказывать, как много значит для него помощь Ивана. Дверь в комнату была открыта, но он хотел, чтобы Иван  слышал. Может хоть что-то зацепит его за душу. Уже провожая гостей до дороги, Егор рассказал о приезде фельдшера из города.
- Я понимаю, что Ивана надо лечить, но в больницу ему всё равно кто-нибудь принесёт выпивку. Был бы здесь хотя бы медпункт.
- Стой! Вспомнил! – воскликнул участковый. – Никитишна у нас есть. Ты ведь Сергей Николаевич её тоже знаешь. Знахарка она…. У нас люди чаще к ней идут, в город не наездишься.
- Так ты же сам сколько раз стращал её за это, - проговорил Сергей Николаевич.
- Ну, так мне это по службе положено. Провожу разъяснительную работу. – и повернувшись к Егору, - а ты сходи к ней. Она рядом с сельсоветом живёт. Сходи, сходи. Она в травах дюже хорошо разбирается, глядишь, чем и поможет.




Глава 7

На следующий день сразу после занятий, Егор пошёл к Никитишне. Он очень переживал за Ивана, который отказывался от еды уже три дня. Подумывал, не вызвать ли Марию Ивановну?
Старая женщина встретила Егора настороженно, но когда он рассказал ей о своём друге, она согласилась прийти к нему, правда добавила, что нелегко ей, в её-то годы бегать по домам.
- А хотите, я вас на санках отвезу?
- Да Бог с тобой, парень! Ещё на руках предложи отнести.
- И на руках могу, если скажете. – Проговорил Егор, подойдя к иконе висящей в красном углу. На него глянули добро-грустные глаза Богородицы. Икона была очень похожа на ту, что висела в их с отцом доме. Как же давно он не вспоминал о ней, как же давно не вынимал тот крохотный кусочек, величиной не больше ногтя, который чудом сохранился при пожаре. То ли отец накрыл его своим телом, то ли закатился он в щель. Егор нашёл его, когда собирал в рубаху останки отца и хранил все эти годы, как самое святое, что осталось у него из детства.
- Что засмотрелся – задумался? Готова я.
- У нас дома такая же, ну очень похожая была. Сгорела при пожаре. – тихо проговорил Егор.
- А ты, сынок, чей будешь-то? Из местных, аль нет?
- Лесника, Власа Зимина сын.
- Охо-хо! Пути Господни неисповедимы. Егорка значит ты. А ведь я тебя принимала. Хороший ты родился, ладный, весь в отца, а душою в мать видно пошёл. Добрая она была, но здоровьем слабая.
Егор смотрел на Никитишну затаив дыхание.
- Вы… вы знали мою мать?
- Не то чтобы близко. Близко её никто не знал. Это когда она уж тобой забеременела, тогда мы и познакомились. Ну, пойдём, пойдём. По дороге поговорим.
Шли медленно. Егор нёс узелок, что собрала Никитишна и слушал её рассказ: Никто не знал откуда Влас привёз её. Была она совсем молоденькой, худенькой, пальчики прямо просвечивались. Звали её странно для наших мест – Эльвирой, но Влас её Элей называл и любил, сильно любил. Гражданская закончилась, люди чуть-почуть жить начинали, а они же у себя там, в лесу, кто знает, как они там жили, но детей у них не было. А потом вдруг привозит её Влас ко мне, мол, погляди, Никитишна. Ну, я и поглядела. Уж, как Влас радовался, на руках до саней донёс, всё укрывал, да укутывал. А через два дня снова приехал и столько мне навёз всего, отродясь меня так не одаривали. И отрез на платье привёз, и котелок новый, и шкур лисьих на воротник. Я их потом, в тридцать третьем на муку выменяла, а уж снеди всякой…. Потом и её он ко мне привозил, и меня к себе возил. Слабенькая она была. Он ей и молочко парное, и ягоды с леса самые спелые да сладкие, и овощи с огорода. А она полкружечки выпьет, всё говорит, напилась. Я ей травки разные укрепляющие заваривала. Выносила она тебя всё-таки, а рожала тяжело. Я два дня от неё не отходила. Крупный ты был, весь в отца.
- Выходит, я стал причиной её смерти?
- Окстись, сынок! Она ещё два года прожила. Ты счастливой  её сделал. Она и после родов такая же худенькая осталась, но глаза живые сделались, улыбалась часто. Потом её боли головные мучать начали. Я ей отвары готовила, но скоро они помогать  перестали. Повёз её Влас в город, не в район, а куда-то далеко, в большой город. Он ведь такой был, никому ничего не скажет. Слова из него не вытянешь. А вернулся он уже без неё. Я потом не выдержала, пошла к нему, узнать хотела, что да как. Вытянул-таки. Опухоль у неё в голове была, а там, в городе лихоманка какая-то приключилась. Не отдали Власу жену, да и ему посоветовали ноги уносить, если хочет чтобы ребёнок выжил. После этого совсем Влас замкнулся в себе. Только иногда тебя привозил, если захвораешь, но ты редко болел. Егор остановился, взял Никитишну за руку:
- Спасибо вам. Я ведь даже имени её не знал. Отец никогда не говорил о маме, документы всегда под замком держал, а потом всё сгорело, и сам он сгорел.
Они подошли к дому Егора, и он сразу же провёл её к Ивану. Старушка уселась рядом с низкой кроватью и долго-долго вглядывалась в лицо Ивана.
- Сынок, сынок! Видно не дошла моя молитва до Бога. Да и то сказать, миллионы матерей тогда молились за детей своих.
- А вы что, знаете Ивана?
- Встречались в войну, приходилось. Не узнаёшь меня, родимый. Сейчас я тебе чаёк приготовлю. Ты уж выпей, не обижай старую. Я ведь тебе помогла тогда своим чайком и сейчас помогу. – приговаривала Никитишна спустя несколько минут. С большим трудом, но она заставила Ивана выпить полную кружку. Её речь журчала тихим ручейком. Она попросила Егора нагреть больше воды и приготовить корыто или таз. Минут через десять – пятнадцать Иван начал потеть, да так, словно стоял под проливным дождём Пот стекал по лицу крупными каплями, одежда промокла насквозь.
- Хорошо, очень хорошо, - приговаривала Никитишна. – Давай-ка Егорушка мы его помоем, да в чистое переоденем.
Так и сделали. Егор поддерживал совсем ослабевшего Ивана, Женщина тщательно его вымыла, одела всё сухое, поменяла постель и помогла уложить. Дала ещё выпить какого-то отвара, погладила ласково по щеке.
- Спи сынок, спи. Всё хорошо будет.
Потом они с Егором пили чай и вели беседу.
- Ты во время пришёл, Егорушка. Ещё бы пару деньков и не спасли бы мы Ванечку.
- Она рассказала Егору когда и, как познакомилась с Иваном и Федей, как оставили они ей хлеб и сало, как болтал полицай Гришка об облаве на партизан и, как ночью помогла она ребятам уйти в лес.
Егор же рассказал Никитишне, что Федька, не Федька, а Володя и, что из-за своей стёртой ноги остался он на острове среди болот и вероятнее всего погиб. Ещё Егор сказал, что весной пойдёт искать дорогу на остров. Надо же схоронить людей по человечески. Старушка часто, часто кивала головой. Под конец рассказа взяла Егора за руку.
- Молодец, Егорушка. Пусть твоя пресвятая Богородица поможет тебе. Святое дело ты задумал.
Им было очень хорошо вдвоём, и Егор с огромным сожалением проводил Никитишну домой. Она пообещала ему прийти завтра днём и присмотреть за Иваном. Целых две недели женщина выхаживала Ивана. Она готовила для него не только отвары, но и еду,  при этом подкармливая и Егора. По её просьбе Егор подстриг и побрил Ивана и неожиданно на него глянуло лицо того прежнего Ивана со спокойным задумчивым взглядом. И хотя годы пьянки успели нанести свой отпечаток, но ещё не изменили его до неузнаваемости. Он ещё почти не разговаривал с Егором, но с Никитишной вел, хотя и не продолжительные беседы.
Однажды, это  был конец февраля, Егор, придя с работы, зашёл к Ивану.
- Чай будешь?
Иван молча кивнул.
- А знаешь какой сегодня день? – обжигаясь чаем, спросил Егор.
- Нет.
- В этот день, в сорок третьем, мы уходили из лагеря, а восемь человек уходили на остров.
- Что ты хочешь от меня, Егор?
- Я хочу, чтобы ты помог мне спасти Егора Матвеевича.
- А он жив?  Я, как вернулся, видеть никого не хотел и слышать ни о ком не хотел, а потом уж…, ну, сам знаешь.
- Я верю, что он жив, очень верю. Он получил десять лет лагерей за тех восьмерых, что не вернулись с острова. Из всего отряда в живых осталось трое. Мы, с Николаем Кантимировым, написали подробно, почему разделился отряд, но ты третий свидетель и теперь от твоих показаний зависит жизнь и честное имя человека. Я писал тебе много раз, но ты, наверное, и писем моих не читал. Так что, извиняться за то, что тебя сюда приволок, я не буду. Мне нужны твои письменные показания. Я хочу не только спасти Егора Матвеевича, я хочу найти того, кто написал письмо с обвинениями.
- Ну, это будет несложно. Снимут обвинения с командира, напишешь в военный трибунал и узнаешь. – Равнодушно проговорил Иван.
- Думаешь, не писал? Анонимное письмо-то было.
- Для чего тебе всё это, Егор? Время вспять не повернёшь, мстить не будешь, тогда зачем? Лучше уж сосредоточься на Егоре Матвеевиче. Ты хоть знаешь где он? Я напишу. Всё, как было напишу, потом отпустишь?
Егор поперхнулся чаем.
- Неужели хочешь вернуться к прежней жизни? Я понимаю твоё горе, ты вернулся домой, ни друзей, никого кроме Марии Ивановны, инвалид, поневоле запьёшь. А сейчас?
- А, что сейчас? Горе моё меньше стало? Может ноги у меня выросли? Я, когда пью, не думаю ни о чём, понимаешь? А сейчас? Смотрю на себя, и жить не хочу! Понимаешь ты это, или нет! Не хочу! Кончилась для меня жизнь.
- Егор задумчиво смотрел на Ивана, потом заговорил тихо и грустно:
- Ты, Ваня, сейчас, как на войне, только не с немцем, а с самим собой. Враг ты сейчас сам себе. Поддашься врагу, сам пропадёшь и мать свою убьёшь.
- Жить говоришь? А как?
- Работай.
- Кем, Егор? Что я сейчас могу?
- Ты думаешь все работы только ногами делаются? Выучись на бухгалтера, на сапожника, на учителя.
- Вот, как ты представляешь меня учителем? Из под стола на детей выглядывать?
- Ладно, Ваня, не злись. Говорить тебе пока не хотел, но скажу – я тебе такую коляску сконструировал, не сам конечно, мы с Павлом Павловичем, директором школы, вместе придумывали. Вот только колёса Фёдор найдёт хорошие, тогда и увидишь. А пока, вот тебе ручка, бумага, пиши, потом председатель заверит.
Егор направился к двери и, уже выходя из комнаты, повернулся и проговорил:
- И вовсе ты не один. Подумай, сколько у тебя друзей, настоящих, не собутыльников, а друзей: Егор Матвеевич вернётся, Николай приедет, мы с Юлей, Фёдор, Никитишна. Выучишься, не захочешь здесь жить, уедешь к Николаю. Он друга в беде не бросит.
- Откуда ты знаешь?
- А ты бы бросил? -  И вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Через неделю Фёдор привёз мать Ивана. Она робко вошла в дом, с опаской посмотрела на указанную ей дверь. Чуть помедлив, словно никак не могла решиться, вошла, медленно, медленно приблизилась к сыну и вдруг упала перед ним на колени и зашлась в тяжёлых рыданиях. Иван глядел на мать почти с ужасом, не узнавая в этой старой, с дрожащими руками женщине, её, свою мать.
 Фёдор тихо вышел из дома, заскочил в школу к Егору и укатил по своим делам.
Глава