Свадебные традиции в Верхолалье

     В наше время можно всюду видеть театрализованные реконструкции свадебных обрядов наших предков. Но не один из них не вызывает ощущения правдоподобности.
В моём распоряжении оказалась рукописная книга нашего земляка, жителя деревни Астафьева Гора. Не смотря на то, что он родился в 1897 году, успел застать традиции женитьбы в оригинальном виде, как это происходило многие столетия до «Новейшей истории», начавшейся в 20 веке.
     Решение о женитьбе чаще всего принимали родители жениха. Невеста или родители невесты обычно оказывались в роли объекта выбора, но за ними оставалось последнее слово, дать согласие или отклонить просьбу.  Иногда и сами потенциальные женихи проявляли свою инициативу для поиска невесты.  И как ни странно может показаться для современников, зачастую перебиралось несколько вариантов. И эти варианты буквально обходились инициативной группой жениха. Могло случиться так, что за день поисков невесты могло быть посещено несколько деревень или домов. Симпатии тут конечно часто имели место, но иногда и добрый совет друзей или просто встречных мог сыграть решающую роль. При этом будем иметь ввиду, что последнее слово оставалось за родителями невесты или самой невесты, что впрочем тоже имело нюансы, если родителям жених подходил, невесту не всегда спрашивали. Отказы не редко были вызваны банальными бытовыми мотивами, ведь каждая пара рук в хозяйстве была не лишней. Поэтому при отрицательных результатах жених с друзьями могли долго колесить по деревням.
В наших верхнелальских деревнях жители старших возрастов хорошо знали репутацию родов, родословную до нескольких колен, поэтому не просто было найти себе пару. Кто либо испортивший себе репутацию мог на несколько поколений подпортить судьбу своим потомкам. А уж если в роду завелись болезни или склонности передаваемые по наследству, такой род мог прекратить существование, либо искать себе пару за пределами исконной Родины.
     Не буду томить читателя, обратимся к обещанным запискам нашего земляка Сапожникова Власия Васильевича.  Напоминаю, его записки приводятся в оригинальном виде и от первого лица: 
     Когда выдавали старшую сестру Евдокию в замуж, мне только наступил седьмой год. Выдавали ее весной в деревню Малая Лесная в двенадцати километрах от Астафьевой горы по направления на Лальск, за Работинского Николая Дмитриевича. Я хорошо запомнил как проходили все процедуры связанные с этим событием. Сопровождались они пиршеством с обильной выпивкой, - начинались по обычаю со стороны невесты, назывались «смотрины» или «смотры», порядок был такой заведён.
     В обусловленное время, по согласованности с попом о сроке венчания, которое он устраивал после того, когда в церкви проведут несколько опросов-оглашений, в частности не состоят ли желающие вступить в брак в близком родстве, которого церковь не допускала.
Разрешив вопрос о сроке венчания, дате свадьбы, главы семей обеих сторон приглашали родственников. Со стороны жениха выделялись тысяцкий, посаженный отец - обычно крёстный жениха, двое дружек которых он подбирал по своему усмотрению. Все приглашённые со стороны жениха, поездом на лошадях , впереди один из дружек, за ним на паре лошадей в крытой повозке - жених с тысяцким и ямщиком, остальные сзади за ними, - после опроса дружкой «все ли в сборе» при положительном ответе, отправлялись за невестой, - всегда вечером.
     В свою очередь домашние невесты подготовлялись к встрече, приглашали родственников со своей стороны, которые к этому времени должны быть все на месте, распределяли обязанности по обслуживанию приглашенных с обеих сторон, подачей кушаний на столы, вина, пива и т.д. И ожидали приезда жениха с поезжанами. Услышав приближение поезда жениха, подъезжающих с большой помпой с колокольцами, - закрывали дверь в сени и начиналась церемония приема поезжан родственниками невесты. От поезжан выступал один из дружков. По обычаю пускались в ход соответствующие случаю прибаутки чтобы открыли дверь.
Продолжительность церемонии зависела от красноречия дружек, а если уж которые им не обладали, то три раза читали дружки короткую молитву, на которую за дверью отвечали, «аминь честной молитве», после чего открывали двери и  гостей проводили в избу, отдельную от той, в которой одевали невесту.
     Жениха и прибывших с ним гостей поздравляли с благополучным прибытием, угощали вином, пивом, а тысяцкий уходил узнавать о готовности невесты.
     Между тем около невесты хлопотала большая толпа родственников и посторонних, особенно «кумушек» любящих поглазеть, а потом почесать языки о том, как выглядит невеста и как ведет себя. Со стороны их бывали причитания, жалобы связанные с расставанием с родителями и родным гнездом. Отец у меня подобные сцены не любил, считал притворством и категорически запрещал.
     Одевали невесту в подвенечное платье, голову укрощали цветами, их по заведенному правилу дарил ей жених, и когда все было готово, одета невеста, расставлены столы, собрано что нужно на них, - тысяцкий приводил жениха с гостями и после благословения иконами родителями невесты, усаживались за столы. По порядку, жених с невестой в передний суточный угол, рядом с женихом тысяцкий, от входных дверей избы до переднего угла поезжане, гости, родственники жениха, а от переднего угла в сторону печи - гости, родственники невесты. Начиналось угощение, которое продолжалось почти до утра. Подавалось на столы по десять и более блюд, на каждого гостя не менее трех гранёных стаканов водки, неограниченно пива домашнего приготовления на пивоварне из солода.
     Утром жених с невестой, тысяцкий и одним из дружков уезжали в церковь венчаться, а гости, отдохнув немного, переезжали к жениху на свадьбу, которая проходила почти в таком же порядке с некоторыми дополнительными церемониями, рассаживанием гостей наоборот как было в смотрах у невесты. Продолжалась свадьба от одного, двух и иногда до трех дней в зависимости от экономического состоянии хозяйства жениха.
     При переезде к жениху на свадьбу увозилось приданое невесты в сундуках, подарки жениху, его близким родственникам, тысяцкому, дружкам, которыми одаривала новобрачная во время свадебной церемонии.
Родственники с нашей стороны уходя на Лесёнку (Малую Лесную) всё приданое и подарки унесли на себе, а было родственников не мало, более тридцати человек. Только наиболее громоздкое оставили дома до возможности увезти на лошади.
     Вкоренилось в обычай, чтобы не осрамиться, не ударить лицом в грязь перед окружающей средой, даже средние по достатку семьи справляли пышные свадьбы. Если не было в достатке денег, приходилось занимать. Варили пиво на пивоварне в кадках на двенадцать пудов солода, вино меряли вёдрами, покупали на свадьбу по шести и более вёдер.
     Помимо гостей на смотры и свадьбы приходило много соседей и даже из  других деревень, которые толпились у печи, в сенях, - почему и назы¬вались «запечанами». Для них хозяева выставляли угощение: в сенях ушат (четыре ведра)' пива, а близких соседей угощали водкой.
     Свадебный пир на Лесёнке продолжался три дня и только на четвертый день мы отправились домой. За это время дорога немного просохла от весенней распутицы да и речки прошли. Так вот я проводил сестру Дуню, она была добра когда жила дома и эту доброту сохранила на всю жизнь.
                - - - - - -

     Возвратившись в апреле 1918 года домой, почувствовал что закрепился дома довольно прочно, начал впрягаться в работу. Почти четыре года продолжался военный кошмар, люди были оторваны от дома, некоторые на 7-8 лет. Возвратившись домой солдаты естественным образом приходили к мысли о женитьбе, а девушки подошли к перезрелому девичьему возрасту.
В общем весной 1918 года по Верхолалью было чуть ли не под сотню свадеб, которые венчались в верхолальской церкви. Вот и отец с матерью и даже родственники начали настаивать на моей женитьбе. Отец ещё исходил из следующих соображений, начали говорить об уравнении земельных наделов по количеству едоков в семье. А так как в семье у нас оставалось пять человек, земли достанется мало и поэтому меня надо женить чтобы получить на жену земельный надел. Конечно после службы в армии я был не таков как до службы, поэтому отец предоставил некоторую свободу в выборе «подруги жизни». Случись бы это до службы, когда был всецело в подчинении отца, он бы не спрашивая моего согласия, женил бы по его мнению «для пользы дела» на ком считал нужным.
     В одно из воскресений в начале апреля к нам пришел братан (двоюродный брат) Василий Капикович, разговорились. Договорились до того, чтобы он взял на себя роль свата, запрягли лошадь и отправились на Ворончиху сватать за меня знакомую девушку Афанасью Матвеевну, она относилась ко мне довольно внимательно.
Девушка развитая, миловидная мне нравилась. По дороге нам попался парень из нашей деревни Митя Варумков, он ходил в деревню Конищево (Калище) к одной девушке, встретившись с нами он спросил «Куда поехали?». Да вот на досуге в воскресенье захотелось прокатиться, ответил Вася. «Знаю, знаю поехали сватом на Ворончиху к Матвею за Афанасьей. Там сьехались и сватают за трёх женихов, так что ты Власий будешь четвертым». Сказал он и пошел дальше.
Четвертым женихом быть не хотелось. Давай вернёмся домой, сказал я. Василий стал настаивать поехать в Токарево, там есть хорошие девки. Высватаем, привыкнешь и будешь жить хорошо, к тому же Афанасья ничего хорошего из себя не представляет. И мы с ним решили ехать в Токарево.
     В Токареве была моя двоюродная сестра замужем за Марьинским Николаем Михайловичем. Николай и пришедший его брат начали расхваливать Токаревских девок, особенно настаивали на Павле дочери Кости «воробья». За ней и пошел Василий, а я остался. Прошло порядочно времени, Вася пришел расстроенный. Он было договорился с родителями и Павла дала согласие, но явился её брат Проня «встал на дыбы» против мотивируя тем что сам намерен жениться, и семья две свадьбы не поднимет, пойдет в разорение.
Николай Михайлович уговорил нас ночевать, мы, говорит, завтра найдем тебе другую невесту. Но на завтра мы решили не позориться и поехали домой.
     Прошло две с небольшим недели, за которые в Верхолалье оформилась Советская власть, а мы  с другим братаном Ильёй съездили в Сольвычегодск за удостоверением о демобилизации, побывали в Лальске на Благовещенской ярмарке, съездили в Вятку за одеждой, но в магазинах оказалась только кожаная одежда, да старьё продаваемое пленными чехословаками. Из всеё поездки в Вятку мне удалось купить шкурку хрому, да Илья жене купил ботинки.
По возвращении на меня опять начали наступать родственники. Неожиданно братан Илья, всё время отговаривавший жениться, изменил своё мнение и начал настаивать жениться на Серафимке Сосниной, сестре Председателя Волостного Исполкома. Серафимку я знал ещё по школе и даже сидел за одной партой, но с ней бывало ссорились, не уживались и нас рассадили по разным партам. С тех пор её ненавидел, да и была некудышная, невзрачная, с писклявым голосом, большим ртом и пухлыми губами. Разумеется от предложения категорически отказался, но Илья не взирая на меня, начал зондировать почву, разговаривать с Ваней Сосниным с которым мы были друзьями. А он в свою очередь сообщил своим родителям, чтобы не препятствовали сватовству. В общем действия Ильи привели меня в полное замешательство, дело приняло не желательный оборот, в деревне начали говорить о свадьбе как состоявшемся факте. При этом у Серафимы уже были договоренности с Александром из Леунина и этот будущий брак мог бы расстроиться.
Посоветовавшись с братаном Василием, всё же решили пойти в Ярцево на сватовство, но запросить непосильное для них приданое с невестой с тем чтобы они отказали. Всё произошло как нельзя лучше, они отказали и решили закончить дело с первым женихом с Леунина.
     Вся затеянная волокита с женитьбой была не чем иным как, моим бессилием противостоять желанию родителей женить меня, выполняя которое устроили ещё одно сватовство.
     Следующим выбором была Клавдия из Верхней Лисьи, дочь Чухломина Петра Гавриловича. Девушка молодая, только исполнилось восемнадцать лет, высокая, стройная, с голубыми глазами и золотистыми волосами, очень красивая.
Отец Клаши заявил что он желал бы породниться, парень хороший, красавец, из хорошей семьи, но вот в летний период нужны рабочие руки и не хотелось бы остаться вдвоём с женой, лишиться помощницы. Давай говорит, отложим свадьбу до весны. А Клава в это время сидела за занавеской и наблюдала за происходящим. Переговоры вели с часу дня до позднего вечера, отец Клавдии колебался, то соглашался, то откладывал. Наконец хозяин окончательно принял решение отложить дело до осени. Нам с Васей ничего не оставалось, как вернуться домой, да и процедура эта порядком надоела.
С Клавдией ранее не был знаком, но случилось так что в Пасху, когда по деревням ставили качули и ребята молодежь ходили по деревням с гармошками, встретились с Клашей и разговорились. Завелся, как сейчас принято говорить, роман.
Вместе проводили целые дни в выходные и праздники, строили планы на будущее. На мои попытки к обладанию Клаша безоговорочно давала отказ, а я и не лез на пролом. «Не будем создавать поводов для сплетен».
Беда нагрянула внезапно, в конце сентября из Сольвычегодска пришел приказ в двухнедельный срок отправить мобилизованных 1897-98 годов рождения, бывших унтер-офицеров и специалистов. Пришлось срочно собираться на военную службу, шла Гражданская война.
В ноябре получил известие, что отец Клаши насильно выдал её замуж, поддавшись на досужие разговоры что Клаша нагуляла ребенка с Власием. Торопился, чтобы не иметь незаконнорожденного сына у Клавдии.
     Гражданская война и плен у белых для меня кончились осенью 1922 года. Зимой 1923 года родители опять  начали настаивать на женитьбе. Родители и брат Ваня советовали соседскую Пелагею, дочь Филимонова Василия Васильевича, на шесть лет моложе. Мой будущий тесть весьма охотно согласился и таким образом брак состоялся.
     С женой прожили более сорока двух лет, она всегда была мне верной подругой. На жизненном пути приходилось встречаться с многими трудностями, которые мы с ней вместе переживали без упреков и жалоб, не было случая не с моей, не с её стороны заподозрить друг друга в неверности. К жизни относились серьезно, не отвлекались от забот по содержанию семьи и воспитанию детей. Когда подросли дети, жизнь у нас пошла вовсе хорошо, но только вот у неё преждевременно оборвалась жизнь на шестьдесят третьем году.