Венчается раба Божья

   Светлана только закончила художественно-графическое училище и работала художником на киностудии Ленфильм. Она была очень послушной и воспитанной девушкой и проводила все вечера и выходные с родителями, что ей впрочем было не в тягость, так как она искренне любила их и в обществе c ними, людьми интеллигентными и культурными, чувствовала себя вполне комфортно. Прогуливаясь в выходные дни по Приморскому парку, они вместе обсуждали подробности ее работы, первые успехи и достижения, порою касались и тех тем, которые заставляли Светлану слегка покрываться румянцем. Ведь девушке уже почти 18 лет - пора бы замуж. После одной неожиданной истории эта тема стала подниматься гораздо чаще.
   Буквально полгода назад, еще в недалекие студенческие времена со Светланой на обыкновенном студенческом пленэре в Александро-Невской лавре познакомился молодой священнослужитель. C виду он был похож на продвинутого студента старшекурсника – темные волосы до плеч, борода-эспаньолка с усами, черная кожаная куртка, фирменные джинсы, дипломат. В какой-то степени он и был студентом, но не простым. Дмитрий, как звали нового знакомого, заканчивал семинарию и готовился принять приход.      Такое студенчество выглядело необычно, так как в стране, где церковь была отделена от государства, семинаристы особо не попадались на глаза, а когда и попадались, то мягко говоря, не поощрялись властями. Молодежь же, в особенности творческая, относилась ко всему, что связано с церковью, как ко всему запретному, с любопытством. А тут такой случай с кем, с тихоней Светланой. Подружки однокурсницы завистливо перешептывались. Дмитрий методично каждый будний день поджидал Светлану у выхода из училища и дарил ей шикарный букет алых роз. Черная «Волга» более нескромно дополняла джентльменский набор семинариста. Все церковное в то время было тайной за семью печатями, а когда эта тайна блестела такой престижной огранкой, она становилась   более волнующей. Тем более, что внешняя сторона этого знакомства никакими церковными атрибутами не выделялась. Одежда под стать модным длинным волосам указывала на принадлежность молодого человека к «выездному» сословию людей. При железном занавесе было в стране такое сословие.  Дмитрий был знаком с творчеством многих художников и провожая Светлану домой блистал хорошими познаниями в искусстве возрождения. Его речи поражали девушку обилием деталей и самостоятельностью суждений. Ничего подобного об изобразительном искусстве ей не приходилось слышать ни от сокурсников, ни тем более от преподавателей. Ей это очень нравилось. Сам убедительный голос Дмитрия и вдумчивое построение фраз завораживали напрочь. Так продолжалось две недели – встречи, беседы, расставания. Понятное дело, родители Светланы были в курсе всего. Правда, отношение их к этому было крайне неоднозначно. С одной стороны, культурный, хорошо обеспеченный молодой человек ухаживает за их любимой дочерью, которая на выданье. Что же тут плохого? Но церковная профессия вызывала большие сомнения в перспективности этих отношений. Дело в том, что отец Светланы, Евгений Иванович, возглавлял кафедру в очень престижном высшем учебном заведении и тема его научных работ очень тесно была связана с безопасностью государства. Вполне естественно, что он был членом КПСС со всеми вытекающими последствиями. Финал истории грянул, как гром среди ясного неба. В один из вечеров Дмитрий попросил у Светланы разрешения познакомиться с ее родителями. Только переступив порог и представившись, он неожиданно тут же попросил руки их дочери, и его комментарий о причине столь поспешных действий не заставил себя долго ждать. Семинария уже закончена и для того чтобы выехать на постоянное место службы в православный приход, расположенный в одном из Бельгийских городов, в течение самого короткого времени молодому человеку необходимо жениться. Дядюшка Дмитрия уже давно проживает в Брюсселе и занимает достаточно весомый пост в церковной иерархии зарубежных представительств, поэтому безбедное существование для Светланы гарантировано. Светлана ему очень понравилась, и он все сделает для нее. Одним словом, родители, счастье дочери в ваших руках. Сказать, что родители были в шоке после монолога –   ничего не сказать. Все было озвучено честно, как оно есть. Фраза мамы Светланы, Софьи Ильиничны, добрейшей, но при этом достаточно рассудительной, если не сказать строгой женщины, все поставила на свои места:
 – Светочка самостоятельная взрослая девочка, и ей решать, любит она Вас или нет. А что касается нас, родителей, мы примем любое ее решение.
Робкое предложение Евгения Ивановича остаться попить чаю Дмитрием тактично было отклонено и, видя непонятные ему смятение и растерянность на лицах своих будущих потенциальных родственников, он поспешно ретировался. Уже потом были сердечные капли для Евгения Ивановича и бессонная ночь с бесконечными перешептываниями матери с дочерью. В семье понимали, что один только сегодняшний визит священнослужителя в дом к члену партии, причем занимающемуся секретными разработками на благо советской родины, мог уже завтра положить конец всей карьере Евгения Ивановича, на которую он потратил всю свою жизнь.  И хотя были уже не 30-е и не 50-е годы, угроза представлялась вполне реальной, и не понимать этого было бы глупо. Евгений Иванович желал только счастья дочери и между приемами глицерина твердил:
– Пусть решает сама.
– Только не волнуйся, Женечка, только не волнуйся, тебе нельзя волноваться, – причитала Софья Ильинична, периодически забегая ненадолго от дочери в спальню к мужу.
Вечером после занятий Дмитрий стоял в арке ворот училища с неизменным букетом роз. Решение семьи легко читалось по опухшим векам на девичьем лице. Непонимающие завистливые взгляды сокурсниц сопровождали встречу. Долго еще в коридорах училища обсуждалась история, подробностей которой до конца никто и не знал. Но ключевые ее моменты и слова: «священник»..., «фирменно упакованный».., «переезд в Бельгию»..., «надо же – тихоня» слетали с уст сокурсниц и с невероятными добавлениями выстраивались в не менее невероятные версии. А через несколько дней начавшиеся выпускные экзамены поглотили все пересуды в одночасье и размеренно-беспокойная жизнь выпускницы художественного училища, а затем молодого специалиста поставила все точки над «и» в этой истории, вспоминать которую в семье в дальнейшем было не принято.
     Ленинград 80-х… Уже тогда он был городом-мечтой для романтиков, центром притяжения молодежи всей страны. Миллионы из глубинки бредили им, и только тысячам из них удавалось попасть в город на временное или постоянное жительство. Для тех, кто не имел тут близких родственников, было три возможности исполнить мечту: поступить в учебное заведение, что непросто из-за высоких конкурсов, выйти замуж или жениться, что более реально, и поступить на работу лимитчиком. Профессии, на которые требовались лимитчики, не отличались престижностью, но были конкретной ступенькой на пути к становлению полноценного ленинградского жителя со всеми атрибутами высокого звания. Лимитчикам полагалась временная прописка, а в дальнейшем можно было получить комнату в коммунальной квартире.
Сергей прошел две стадии становления – сначала он был скромным студентом из глубинки, а затем – лимитчиком, работая сменным инженером на вычислительном центре Управления сельского хозяйства c пропиской и проживанием в недалеком г. Всеволожске. В жизни любой категории советских граждан, в том числе и ленинградцев, было занятие, которое объединяло их всех и уравнивало под одну гребенку. Будь ты художник или поэт, музыкант или танцор, инженер или технолог, рабочий или студент, лимитчик или коренной питерец с многовековой родословной – на овощебазе для переборки овощей ты рано или поздно обязательно окажешься. В погожий весенний день оказаться в этом заведении было вдвойне обидно. Дикие сквозняки, покрытые плесенью стены казематов и горы гнилой картошки – основного продукта победившего пролетариата и всех сочувствующих ему, включая студентов и молодых специалистов, были не совсем весенним подарком. Но молодой задор делал свое дело. Весна незримо присутствовала в затхлом воздухе подвала щебетанием девчонок, залихватскими шутками парней, их пылкими взглядами на случайно оголившуюся коленку соседки и общей атмосферой дружного коллективного труда. Весна, везде весна.
Группа сотрудниц киностудии Ленфильм занималась сортировкой картошки. В нее входил вспомогательный состав киностудии, состоявший исключительно из молодых девчонок. К ним были прикреплены для перетаскивания наполненных мешков на транспортерную ленту четверо новоиспеченных инженеров из вычислительного центра. Работа спорилась. Абсолютно самопроизвольно сформировались три полные бригады – три девушки сортируют и двое ребят таскают мешки, и одна неполная – две девушки сортируют и один парень переносит мешки. Договорились в процессе работы поменяться. Но слово за слово и недоукомплектованная бригада – Светлана, Марина и Сергей сдружилась настолько, что меняться им уже и не хотелось. Веселые истории сменяли друг друга, искрометные шутки и заинтересованные взгляды явно укрепляли симпатию молодых людей друг к другу. Сергей подольше задерживал взгляд на белокурой Светлане,  что не могло не броситься в глаза. Мешки с картошкой сменяли друг друга, молодые люди активно разговаривали о студенческой жизни и перешли на спорт. Сергей рассказывал, как он занимался в институте самбо и даже участвовал в соревнованиях.
– Мешочек возьми! – крикнула Марина.
– Это мой друг по спорту Сашка. Сейчас я с ним расправлюсь.
– Э-э-эх! – на вдохе Сергей схватил завязанный веревкой собранный узел мешка и, имитируя самбистский бросок, резко поднял его на плечо. Тело пронзила непонятная боль в пояснице. Сергей инстинктивно схватился за больное место, но продолжил работу.
Еще до этого случая в процессе работы он делал с мешком картошки много лишних движений: вместо коротких и быстрых переходов к транспортерной ленте, как работали его коллеги по двое с одним мешком, он намеренно, рассказывая что-то девчонкам, задерживал груз на себе. Даже будучи человеком достаточно тренированным и физически развитым, Сергей немного не рассчитал свои силы и желание казаться в глазах Светланы сильным и выносливым сыграло с ним злую шутку.  Случилось все под конец трудового дня, поэтому процесс переборки картошки не пострадал. На небольшой заминке никто особо внимание не акцентировал.
После работы Светлана и Сергей вместе вышли из помещения овощебазы и пошли в сторону метро, весело разговаривая обо всем понемногу. Всеми силами Сергей сдерживался, чтобы не показать Светлане, что ему больно. Когда стали спускаться по эскалатору под землю, сил терпеть боль у Сергея уже не оставалось и, благо, момент по времени совпал с его рассказом о студенческом капустнике, где ему пришлось играть роль старого профессора по научному коммунизму Семена Израилевича. Походка Сергея настолько стала соответствовать походке сгорбленного пожилого человека, которому каждый шаг давался с неимоверными усилиями, что Светлана, пораженная достоверностью происходящего, залилась веселым смехом.
– Так ты настоящий актер, – сказала она Сергею.
– Стараюсь, – скромно сказал Сергей, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от боли.
Обратно разогнуться в нормальное положение Сергей уже не смог.
На протяжении получаса Светлана смеялась до слез, глядя на Сергея, и уже стала его одергивать, думая, что он все еще кривляется:
– Ну, хватит! Люди смотрят!
А Сергей невольно вошел в роль старого профессора настолько, что выходить из нее смысла не было – она была его единственным спасением от разоблачения. Сейчас будет станция метро «Технологический институт» и молодые люди поедут каждый по своей ветке. Сергей только познакомился с симпатичной ему девушкой и все идет как надо, а тут такой конфуз. Не мог молодой человек признаться в болезни. Но судьбой было уготовано другое.
Все стало достоянием гласности после того как на станции «Технологический институт» при выходе из вагона сторонний пассажир задел Сергея большим баулом. От дикой боли «профессор» не смог удержаться от крика.
– Так у тебя на самом деле болит спина? – спросила Светлана.
Пришлось Сергею все рассказать честно.
– Как же ты поедешь во Всеволожск? Это же еще больше часа езды с пересадками.
– Да как-нибудь доеду, – с трудом сдерживая боль ответил Сергей.
– Нет, я тебя никуда не отпущу. До моего дома буквально 15 минут ходу. Мама у меня все вылечит. Пошли ко мне.
Сергей с трудом превозмогал боль. Ему ничего не оставалось, как согласиться со Светланой.
       Семья Светланы жила в старом доме 19 века на Васильевском острове, который находился на 8-й линии рядом со станцией метро.
Неожиданный визит молодого человека, о котором Светлана ранее никогда не рассказывала,очень удивил ее родителей. Евгений Иванович только что пришел с лекций и мыл в ванной руки, готовясь к ужину. Софья Ильинична хлопотала на кухне, собирая на стол. К счастью, взаимопонимание дочери и родителей было настолько высоким и годами отработанным, что хватило и минуты, чтобы ситуация стала понятной и включился механизм заботы и гостеприимства по отношению к гостю, которые всегда были свойственны этой семье.
Побелевшее от боли лицо Сергея говорило само за себя. Уже через 10 минут он лежал на диване лицом вниз с обнаженным торсом, а Софья Ильинична хлопотала над ним с различными мазями и массажами. У изголовья сидел Евгений Иванович и развлекал гостя интересными разговорами о науке, космосе и прочих любопытных вещах. Сергею было крайне интересно слушать его, и разговор действительно отвлекал от боли. Еще через час Сергей на своих ногах почти ровно дошел до кухни и стал пить чай с черничным вареньем и другими вкусностями, которыми его угощали в этом доме. Его поясница была опоясана пуховым платком, а тело укутано толстым махровым халатом.
– Ну что, с возвращеньицем! – воскликнул Евгений Иванович, разливая коньяк в маленькие рюмки.
– А может не нужно? – спросила Софья Ильинична.
– Одна-другая рюмка хорошего коньяку еще никому не вредила – ни астматику, ни радикулитику, – ответил на это Евгений Иванович.
– Это где же тебя угораздило такую бяку подцепить? – обратился он к Сергею.
– На овощебазе…
– Овощебаза – это следствие, а нужно искать первопричину – перебил Сергея Евгений Иванович. – Ушибы спины были?
– Да, в стройотряде меня пьяный водитель бампером ЗИЛа к дому прижал. Решил пошутить и поехал на нас.
– Вот так взял и поехал? А почему ты не отошел?
– Не хотел показаться трусом, думал, что он остановится. Слева ребята убежали, справа тоже, а я немного засуетился, ну а потом стыдно как-то стало. Он же шутил, но не рассчитал.
– Небось перед девчонками гусарил.
Три выпитые рюмки коньяку придали разговору тот налет непосредственности, который так необходим незнакомым людям для приятной беседы, когда вспоминается и то, чего, возможно, и не было. Сергей разоткровенничался:
– Я этому водителю, когда терял сознание, успел нос разбить. Утром просыпаюсь – весь в крови.
- Нос носом, а «подарок» он тебе сделал на всю жизнь. Ушиб позвоночника – это тебе не просто так. Готовься с этим жить. Вот я живу, поэтому у Софьи Ильиничны богатый опыт борьбы с такой болячкой.
Разговор проходил в нормальном ритме, в комфортной обстановке, но пора и честь знать. Когда Сергей сделал попытку уехать домой, его категорически не пустили.
– Я тебе постелила в кабинете. Мы не можем в таком состоянии отпустить тебя, а если заклинит по дороге? – Софья Ильинична была непреклонна.
– А завтра утром в баньке попаримся, веником всю боль выбью, – не унимался Евгений Иванович.
По правде сказать, Сергею было уютно, комфортно и самому уезжать от  прекрасных людей не хотелось. Утром он был, практически, здоров.
      Сергей стал частым гостем   семьи. Его, похоже, рады были тут видеть, и он всегда хорошо ощущал себя в   доме. Отношения со Светланой развивались стремительно. Васильевский остров –   особое место в Питере, так по старинке тогда и называли Ленинград. Набережная Лейтенанта Шмидта была постоянным пристанищем наших героев. Когда-то в студенческие времена тут проходили у Светланы многочисленные пленэры. Вот Стрелка Васильевского острова, Адмиралтейство и Биржа… Все нашло свое отражение в акварелях и на холстах. «Все пленэры в прошлом», – так подумала Светлана, в очередной раз прогуливаясь за руку с Сергеем по Биржевому мосту.
Родителям Светланы пришлось изменить ритм жизни, так как ранее их дочь никогда не задерживалась дольше, чем до 23 часов. А тут пошли разводы мостов почти каждый день. Романтический настрой дочери ни в коей мере не испортил отношения с родителями, все развивалось в правильном русле под их незримым контролем. Сергей им очень нравился и имел, как выразился однажды Евгений Иванович, «кредит доверия».
      Сезонные сельскохозяйственные выезды в колхозы были кому приятным, кому не очень приятным, а кому категорически неприятным разнообразием в студенческой, преподавательской, инженерской, искусствоведческой и иной ежедневной жизни любого интеллигента советского времени. Автору этих строк всегда импонировала категория приятного разнообразия. Наши герои тоже были приверженцами данной категории в прямом и переносном смысле слова «приятный». Во время сельхозработ они были самостоятельны и находились вне родительской заботы и внимания и днем, и ночью. Как упоминалось ранее, Сергей работал сменным инженером-электроником на вычислительном центре. Режим его работы был сутки-трое. Так вот, когда Светлану на месяц послали в колхоз собирать пресловутую картошку, он приезжал к ней на 2 дня и 2 ночи. В первый день они работали вместе и делали по 2,5 суточные нормы, а во второй день после приятной ночи уезжали в пригороды Ленинграда, бродили по осенним паркам и скверам, ходили в кино и по музеям. Благо, что колхоз был расположен недалеко и циклично в положенный час Сергей был всегда на работе.
Пришла зима, количество визитов Сергея домой к Светлане не уменьшилось.
Однажды Софья Ильинична во время очередного посещения попросила его помочь по хозяйству – принести из кладовки пустые банки. Сергей всегда реагировал чутко на просьбы старших о помощи и был готов помочь и на этот раз. Софья Ильинична, стоя в дверях кладовки, давала указания находящемуся на стремянке Сергею, какие банки брать. Когда все, что необходимо, было сделано и Сергей спустился со стремянки, возникла небольшая пауза. Вроде бы в кладовке уже нечего делать и нужно выходить, но в дверях стоит Софья Ильинична и загадочно улыбается.
– Ну, и какие у тебя планы, Сергей? – спросила она.
– Обыкновенные…– сказал Сергей, не понимая какие планы имеются ввиду.
– Что ты думаешь о Светлане?
– Ваша дочь – прекрасная девушка!
– Вы знакомы уже около года?
– Да, 10 с половиной месяцев.
– И часто ты ездил к ней в колхоз?
– Да, ездил.
– Бывало и с ночевкой?
– Бывало, – уклончиво ответил Сергей.
– Ну, так ты подумай о планах… – Софья Ильинична дала возможность ему выйти из кладовки.
     Вскоре после свадьбы молодожены поселились в комнате коммунальной квартиры на третьем этаже шестиэтажного дома по ул. Декабристов, построенного в 1912 году финской компанией для актеров Марининского театра. Дом был старый и добротный. Им повезло –  в доставшейся комнате когда-то жил холостой актер Марининки. А вот в соседней слева комнате поменьше, в которой сейчас проживала соседка Нина Ивановна, проживал слуга актера. Меньше всего повезло второй соседке Инне Николаевне, в ее совсем маленькой комнате справа до революции проживала собака актера. Но Инне Николаевне уже было все равно, так как ее возраст приближался к 90-летию. C соседками молодые встречались не так часто, только на кухне или еще реже в коридоре. Отношение к ним было почтительно-уважительное.
 Вскоре после заселения Сергей и Светлана своими силами стали делать ремонт комнаты. Тут их ожидала масса открытий. Они не поленились и вместо того чтобы просто побелить потолок, как это делали все жильцы, которые проживали тут до них, решили посмотреть, что за бугорки лепнины были под штукатуркой. Сергей взял молоток, ржавую стамеску и стал снимать толстый слой старой побелки. Ожидание не обмануло – их взору предстала тончайшей работы лепнина. Переплетение ажурных лебедей с ветвями растений окаймляло весь потолок, а середина потолка напоминала овальное озеро, которое было побелено во время ремонта с голубым оттенком.  Когда был соскоблен слой масляной пожелтевшей от времени краски у створки печки, появилась металлическая табличка с затертой надписью: «…няется государст….». А в щели за печкой был найден медный подсвечник. Все это привело молодых в неописуемый восторг.
Ремонт закончен. Дубовый паркет после шлифовальной машины и трех слоев лака был, как новый. Лепнина на потолке, искусно выполненная мастером прошлого века, предстала во всей своей первозданной красоте. Печь, украшенная малахитовой плиткой, сверкала эрмитажным великолепием. Это произведение искусства никто не смел называть печью, только камином.   Накануне дымоход с крыши был прочищен Сергеем с помощью веревки и грузила c тряпками. Камин растопили досками деревянных ящиков, найденных во дворе-колодце. Створка была открыта, и языки пламени уютно гнездились внутри, радуя световыми бликами и теплом хозяев. Сергей постелил на паркет у камина шкуру косули, которую в свое время выменял на что-то у охотников в стройотрядовские времена. Были зажжены свечи на медном подсвечнике.
Проигрыватель «Аккорд-001» – гордость Сергея и до недавнего времени заветная мечта. 20-ваттные колонки были расположены в разных концах комнаты с тем расчетом, чтобы при звучании музыки наибольший стереоэффект был именно в месте нахождения постеленной шкуры. Алмазная игла проигрывателя начала свое волшебное звуковое путешествие по виниловым лабиринтам пластинки. Сергей аккуратно, чтобы не повредить раритетный потолок, открыл загодя заготовленную бутылку Советского шампанского и разлил его по хрустальным бокалом.
– Прошу вас мадам, – сказал он, театрально указав Светлане рукой на шкуру.
– Мерси! – ответила Светлана.
Ребята улеглись на шкуре и стали постепенно окунаться в блаженное состояние уюта, созданного своими руками и желаниями.
Комната и так была достаточно просторной и высокой, но ракурс, открывающийся с пола,  делал ее просто огромной. Камин выступал из угла уходящей за потолок массивной малахитовой колонной. Нежная лепнина на потолке подсвечивалась в такт музыке светом самодельных светомузыкальных фонарей. Это был царский дворец, и казалось, что лучше этого ничего нет и быть не может. Энергетика музыки Баха проникала все глубже. Сергею вспомнились стихи Николая Ушакова, и он под органную мессу продекламировал:
Мне дорог Бах…
Ну, как бы вам сказать,
Не то, чтоб нынче музыки не стало,
Но вот такого чистого кристалла
Ещё нам не являла  благодать.
Какое равновесие страстей,
Какая всеобъемлющая совесть,
Какая удивительная повесть
О брошенной в века душе моей!
Музыка завораживала высотой обертонов, низкие сгустки звуков все дальше падали в инфразвук, проходя щекочущей волной через позвоночник. Наплыв экспрессии отчаянья переходил во все поглощающую волну надежды и созидания. Великий Бах был велик именно сейчас, именно в этот момент наивысшего единения молодых людей с его вечной музыкой. 
Они лежали завороженные на полу, взявшись за руки, как будто плавая на волнах бездонного чарующего океана.
Невольно из уст Сергея вырвалось:
– Венчается раба Божья Светлана с рабом Божьим Сергеем… Аминь!
– А ведь я бы могла быть там…– прошептала Светлана.
– Где? Ты про что? – удивленно спросил Сергей.
–  Да, это я так…